К вечеру мне вернули сонного, но совершенно счастливого ребёнка, который уснул над тарелкой с ужином. Но это ничего. Больше поспит — лучше позавтракает.
— Как провели время? — спросила я Киана, протягивая ему отвар пряных трав, приготовленных Леем.
Принц грустно улыбнулся, присаживаясь рядом.
— Сегодня я осознал глубину собственного невежества. Не смог ответить даже на половину вопросов ребёнка. Я о таком даже не думал никогда. Вот, почему трава зелёная?
— В траве содержится особый пигмент — хлорофилл, — отвечаю на чистом автомате. — Он зелёного цвета. Благодаря хлорофиллу трава с помощью солнечного света создаёт кислород, которым мы дышим и поглощает углекислый газ, который мы выдыхаем.
— Но мы же дышим воздухом? Кислород — это воздух, я правильно понимаю? А зачем мы дышим? И почему именно воздухом? — принц нахмурился, а мои друзья постарались спрятать улыбки. Они в эту игру уже играли не раз. И о том, что такое геометрическая прогрессия они, тоже, знают.
Как-то Элька пошутила, что если открыть в статью "Стул" международной сетевой энциклопедии, то на пятом шаге можно столкнуться с "Косвенным налогом". А от "Религии" до "Панедемии", вообще, всего три шага по прямым ссылкам.
Логика, когда любой ответ лишь порождает новые вопросы, неизменна во все времена и во всех мирах.
Шен после наших разговоров за ужином, обычно, брал свечу, шел в учебный зал и записывал всё, что услышал в альбом, который гордо именовался "Основы мироустройства". Нынешний был десятым по счёту. Структуры там не было никакой, но молодой человек не оставлял надежды, что однажды это превратится в огромный трактат, который прославит его имя в веках.
Я же старательно фильтровала информацию, выдавая лишь школьную программу естествознания. Альтее не нужно прогрессорство. Тут и так неплохо.
— Мы дышим воздухом, — кивнула я. — Воздух состоит из множества крошечных частичек, которые невозможно увидеть. Кислород — лишь одна из этих частичек. Весь мир состоит из таких частичек. Их много. Они разные. И некоторые из них человек должен получать из окружающей среды, чтобы жить. Поэтому мы дышим и едим.
— А пятый принц знает, почему трава зелёная? — кажется Киан начал что-то подозревать.
— Разумеется.
И про фотосинтез знает. И про то, почему небо голубое. Со скидкой на его юный возраст, но всё же. Или Его Высочество полагает, что мы мозг мелкого Лисёнка забиваем, исключительно, стихами и правилами дворцового этикета? Это же нецелесообразно.
— Тогда зачем он спрашивал это у меня?
— А что вы ему ответили? — отвечаю вопросом на вопрос.
— Сказал: пока не знаю, но посмотрю, что написано об этом в трактатах по ботанике.
Шен и Лей уважительно кивнули. Мы все учили Лисёнка признавать ошибки и принимать тот факт, что он может чего-то не знать.
— Ваш сын меня проверял? — В голосе Киана послышался шепот бури.
— Ну, что вы? Я думаю, что ваш племянник, просто, пытался лучше узнать вас. Понять, достаточно ли вы мудры, чтобы без гнева и раздражения признать ограниченность собственных знаний.
— Так не должен вести себя мальчик пяти лет от роду. Что с ним произошло, если он повзрослел столь рано?
— Его ненавидит отец-Император, наложницы и другие принцы, — начала перечислять я. — Императрица к нему совершенно безразлична. А его единственный дядя всё это время жил на Юге и не спешил прийти к нему на помощь. Даже Шен сбился со счёта, сколько раз Джиндзиро пытались навредить Золотого Города. Последний раз был на том злосчастном чаепитии в саду. И я даже не про то, что второй принц толкнул его в воду. Его хотели отравить. Мы сделали всё, чтобы защитить этого ребёнка, внушить ему осторожность и благоразумие. И, да, принц Киан, у него были лучшие учителя из возможных.
— Однажды его острый ум станет мудростью. А осторожность и благоразумие станут хорошим подспорьем в решении государственных дел. И тогда над Альтеей взойдёт новое солнце, знаменуя эру расцвета и процветания. Но осторожность может превратиться в мнительность, благоразумие — в безразличие. И на мою землю придёт тиран. Меня беспокоит, что пятый принц, в раннем детстве столь холоден и расчётлив.
— А меня беспокоит то, что вы делаете такие выводы столь поспешно, — я смотрю на мужчину, которому доверила нашу безопасность и думаю, не прогадала ли я, сделав это? Наверно, стоит его бдительность немного притупить. И никакой это не газлайтинг. Ну, может, совсем чуть-чуть. Но что мне остаётся делать? — Ваше Высочество, с чего вы взяли, что он расчётлив сам по себе? Джин, просто, копирует поведение Шена. Или моё. Вы не думали, что "принцесса далёкого мира" могла жить в месте ещё более жестоком, чем Золотой Город? Богиня доверила мне драгоценное дитя не за красоту и скромность. Этого во мне и близко нет. Я должна учить и защищать сына до тех пор, пока он не сможет защитить себя сам. Но, не беспокойтесь. Человеколюбие и совесть в принце тщательно взращивают Лей с девочками. У нас разделение обязанностей. Не нужно смотреть свысока. Они прекрасно справляются. Если сомневаетесь, можете присоединиться к этому благому во всех смыслах начинанию и будете отчаянно яростно отстаивать всё хорошее и самоотверженно бороться против всего плохого с Айкой. Она у нас самая добрая.
— Я, пожалуй, действительно, поспешил с выводами, — немного натянуто улыбнулся мужчина. — Но теперь вижу, что пятый принц — сын своей матери. Вы так разумны и рассудительны, хотя вам нет даже тридцати.
— Госпоже недавно исполнилось девятнадцать, — шепотом произнёс Шен, склоняясь к принцу и протягивая ему тарелку с мясной кашей.
Печально, конечно, что я ещё и выгляжу старше своих лет. Однако, с такой генетикой и жизнью это не удивительно.
— Сколько? — Киан аж на ноги подскочил, роняя свой ужин. На лице шок, неверие и, кажется, ужас. — Сколько?
— В этом году мне будет двадцать лет, — подтверждаю я сей прискорбный факт лёгким кивком.
— Сколько вам было лет, когда вы вошли в Золотой Город?
— Почти четырнадцать.
— То есть тринадцать? — в голосе Киана слышится металл. Шен и Лей, тоже, реагировали, на это очень бурно.
Ну, не принято тут тащить в постель девочек моложе семнадцати. Хотя, большинство людей предпочитали выдавать замуж девушек после двадцати. Но в тринадцать... такое считается извращением. По ряду вполне объективных причин. Таких, как физическое здоровье девушек. Ведь никто не будет спорить, что подростковые беременности могут быть крайне опасны, даже при наличии магов-целителей.
Пойти в этом возрасте в услужение можно. Многие девушки из бедных семей делают так, чтобы накопить на приданное. Но стать служанкой в гареме — не то же самое, что наложницей.
— Я прошу прощения, — произнёс мужчина сдавленно.
— За что? Это же не вы со мной спали.
После этих слов Киан залился краской. Какой нежный! У нас даже Ая так не реагирует. Теперь. Хотя, первое время, конечно, и краснела, и бледнела. Но с кем поведёшься... потом у нее стыдливости поубавилось.
— Может быть заварить чаю? — дипломатичный Лей, как всегда, старается разрядить обстановку.
— Нет. Благодарю. Мне нужно подумать в тишине. — принц Киан снова надевает на себя маску высокого достоинства и выходит из нашего шатра.
— И зачем это представление? — Лей не выказывает никаких эмоций. Привык уже к нашим странностям? Или окончательно познал дзен?
— Господин имеет право знать возраст матери своего любимого племянника. Я лишь озвучил его. — голос Шена, наоборот, дерзок и насмешлив, но главное он говорит, даже не шёпотом, а одними губами. — Он слишком много думает о том, что Джин отличается от обычных детей. Это его нервирует и немного пугает. Лучше пусть его мысли занимает Император, который не только бьёт своих наложниц, но и насилует маленьких девочек. Ведь ни о каком добровольном согласии и тут и речи быть не могло.
Я киваю.
Действительно, лучше.
Безопаснее. Для всех нас.
Шен чувствует это, как никто другой. Не знаю, что бы я без него делала. Иногда мне так хочется забраться к нему на колени, закрыть глаза и обнять его крепко-крепко. Почувствовать тепло его тела и ощущение безопасности, которое укрыло бы меня, словно, тёплым одеялом.
Но нельзя.
И не только из-за Айки, которая вообразит себе непонятно что.
Для меня же самой не стоит этого делать.
Я должна быть сильной.
Ради сына.
Не могу сказать, что с самого начала хотела его.
Но это было моим решением — родить его. Мотивация не имеет никакого значения. Да, этим я спасала свою жизнь. Но само решение не перестаёт быть моим. У меня же был выбор.
Конечно, здорово, что Ая, Рия, Лей и Шен рядом, что они любят и поддерживают нас. Но это лишь мой путь. И только я несу ответственность за Джиндзиро. За его жизнь сейчас. За то, кем он станет в будущем. Потому, что лишь я знаю о том, чья душа пылает в хрупком маленьком теле моего Лисёнка.
Наверное, если бы я рассказывала об этом Шену, мне стало бы легче. Ведь он, как истинный рыцарь, взвалил бы на себя весь этот непомерный груз.
Наверное, я бы даже смогла полюбить его.
Таких, как Шен, вообще, легко любить. Как мужчину, а не как брата.
Но нельзя.
Мне, вообще, не стоит никого любить. Потому, что ничего, кроме разочарования это не принесёт.
Наложница Императора может покинуть Золотой Город после смерти своего господина.
Если пожелает.
Если ее семья согласится принять ее обратно.
Она может даже повторно выйти замуж.
Только есть одно "но".
На этой несчастной до смерти будет лежать проклятие Императорского гарема.
Она не сможет ощущать физическое влечение или удовольствие от близости.
Она не сможет больше забеременеть.
Даже, если провела с Императором всего одну ночь. Несправедливо. Но жизнь часто бывает несправедлива. А жить нужно. И бороться. Даже, не с той самой несправедливостью, сколько с ранами, которые она оставляет.
Ради себя.
И ради тех, кого ты любишь.
Глава 28
Путешествие по суше заняло двенадцать дней. Потом мы сели на корабль. И я влюбилась.
В прекрасное двухмачтовое судно.
В бесконечную гладь моря.
В крики чает.
В шепот волн.
Качка, от которой Рия с Айкой слегли в нашей каюте, а Лей с Шеном приобрели нежно зеленый оттенок, опьяняла меня, словно дорогое вино.
— Ты, и правда, принадлежишь морю, — сказал Киан с нежной улыбкой. А в его глазах, как в зеркале я видела своё счастье.
Лисёнок на второй день плаванья решил, что обезьянкой быть веселее и залез на мачту. Там он провёл большую половину дня.
Пока не решил, что пора становиться рыбкой.
Я с лёгкой тоской смотрела на то, как он прыгает с борта судна в воду, потом взбирается по верёвочной лестнице обратно, чтобы повторить свой прыжок.
— Хочешь искупаться? — шепчет Киан, наклоняясь к моему уху.
— Разве пристало матери принца такое ребячество? Да, и плавать я почти не умею.
— Ночью, когда все отправятся спать, — его горячее дыхание опаляет мою кожу. — Нас никто не увидит. А я не дам тебе утонуть.
Это звучало почти, как приглашение на свидание.
И, наверное, стоило оказаться. Но искушение было слишком велико.
В конце концов, имею же я право хотя бы на одно свидание с принцем моей мечты?
И пусть, это для него ничего не значит.
Так даже лучше.
У меня будет одна ночь для безумств. И никаких обязательств. Никаких разбитых надежд. Просто, ночь, когда я не буду восьмой наложницей Императора, родившей принца. Не буду женщиной, скованной своим статусом, словно цепями.
Я стану снова Мариной. Девочкой, которая всегда мечтала поплавать в море.
Все мои одноклассники ездили с родителями на море. Потому, что до моря часа четыре, если на машине. А мы — нет. И не только потому, что машины не было. Можно было и на автобусе добраться. У нас никогда не было денег на такие развлечения. Зато всегда были на водку. Вот такие приоритеты царили в моей семье.
Тогда это воспринималось, как нечто нормальное.
Сейчас мне страшно об этот, даже, думать.
Мая мать часто говорила, что я пойму ее, когда вырасту, когда у меня самой будут дети.
И вот, я уже совсем взрослая. У меня есть Джин, а понимание всё никак не приходит. Того, кто решит его ударить, я удавлю собственными руками. А она, мало того, что никак не препятствовала, так ещё и покрывала мужа, который делал это постоянно.
Наверное, причина в том, что я выросла совсем не такой, какой меня хотела видеть мама.
Впрочем, это скорее, случайное стечение обстоятельств, чем моя заслуга. Наверное, родители вполне могли вылепить из меня своё уродливое подобие, будь у них чуть больше времени. Но я не буду думать об этом сейчас, когда светит солнце, а волны поют о том, как прекрасна жизнь.
Та жизнь окончена. Что теперь толку гадать о том, какой я могла бы стать рядом с моей семьёй?
— Мамочка, смотри! — закричал мой сын и продемонстрировал прыжок в воду бомбочкой.
— Какой непоседа, — восхищённо протянул матрос. — Это хорошо. Здоровый, значит.
— Вот бы и учился он с тем же усердием, как по кораблю скачет, — пробурчал Шен. Морская болезнь на его характер влияла крайне негативно.
— Да, как же ж можно такое говорить, ваша милость? — моряк пришёл в ужас. — Пятый принц же счёт знает. Я же сам слышал, как он сегодня волны считал. Когда на мачте сидел. До тысячи дошёл. Почти. А утром книгу читал, когда вы ещё отдыхать изволили.
— Принц должен...
— Шен, — решила урезонить я друга. — Ты же не хуже меня понимаешь, что его сейчас бесполезно за учёбу сажать. Пока ему самому не надоест бегать по кораблю, скакать по мачтам и плавать, ты от него ничего не добьёшься. Он обидится, что ты лишил его забавы и начнёт саботировать занятия. Какой в этом прок? Лишь испортишь всем настроение.
— А если не надоест? — Шен иногда бывает ещё более упёртым, чем Лисёнок.
— Значит, все шестнадцать дней нашего путешествия на корабле он будет бегать, прыгать и плавать. Но, что-то мне подсказывает, он успокоится раньше. Если сейчас оставить его в покое. Для ребёнка запретное обладает невероятной привлекательностью. То же, что "вредные" взрослые и не думают запрещать, быстро приедается.
— Вы не думаете, что все шестнадцать дней он так и будет носиться по кораблю, словно заведённый? — уловил суть друг.
— Через день или два принц вспомнит о том, что он — хороший мальчик и должен учиться, чтобы не расстраивать любимого наставника. Поэтому вернётся к чтению и письму по утрам. А, вот, арифметикой, скорее всего, будет заниматься сидя на мачте. Кстати, если тебе делать совершенно нечего и присутствует дикое желание причинить воспитаннику немного добра, можешь вытащить его из воды, накормить, а за обедом рассказать про рыб, обитающих в здешних водах.
Особого протеста у Джина это вызвать не должно. Сейчас, на адреналине он не чувствует ни голода, ни усталости. Но стоит ему вспомнить, что завтрак был давно, от тарелки его будет очень непросто оттащить. А Шен умеет рассказывать интересно даже самые скучные вещи. Так что обед пройдет спокойно.
