Восьмая наложница

Немного истории и много душного перечисления очевидных вещей, которые меня вынуждают дать люди, которым за каждой запятой мерещится личное оскорбление, дискредитация и прочие странные вещи.

Это будет очень скучный текст. Сразу предупреждаю. Но на обвинения нужно отвечать максимально развернуто.

1. Фэнтези — это жанр фантастики, в основе которой лежат вымышленные миры, где действуют сверхъестественные элементы (магия, волшебные существа, боги и иные невозможные в мире реальном элементы).

Данный жанр для романа "Восьмая наложница" были выбран не случайно. Если бы моей целью было описание нашей планеты и истории, я выбрала бы реализм, исключив сверхъестественные элементы из повествования.

Не могу сказать про других людей, но я никогда не сталкивалась в своей жизни со сверхъестественным опытом и не имею достоверных научно обоснованных доказательств таких явлений. Поэтому для меня являлось очевидным, что два мира, описанные мной являются выдуманными.

Но для тех, кто сомневается:

МИР, В КОТОРОМ РОДИЛАСЬ ГЛАВНАЯ ГЕРОИНЯ ЯВЛЯЕТСЯ ВЫМЫШЛЕННЫМ

МИР, В КОТОРЫЙ ПОПАЛА ГЛАВНАЯ ГЕРОИНЯ ЯВЛЯЕТСЯ ВЫМЫШЛЕННЫМ.

Потому что ОБА мира соответствуют критериям фэнтезийных миров со сверхъестественными элементами.

СОБЫТИЯ, ПРОИСХОДЯЩИЕ В ОБОИХ МИРАХ, ЯВЛЯЮТСЯ В ВЫМЫШЛЕННЫМИ.

2. В первых главах использованы русские имена для простоты чтения. Чтобы взгляд читателя не спотыкался на нечитаемых (Мутарамбируа, Ньираматаббаро и Туагирамунгу). Выбраны они были методом "тыка" в список имен с закрытыми глазами.

ВСЕ ПЕРСОНАЖИ И ИХ ИСТОРИИ ЯВЛЯЮТСЯ ВЫМЫШЛЕННЫМ И НЕ ИМЕЮТ ПРЯМЫХ ПРОТОТИПОВ.

Я не знаю ни одного человека с такими именами. Поэтому все совпадения случайны.

3. Реальные исторические события, повлиявшие на создание книги.

Идея написать этот роман пришла ко мне в 2019 году (да, я долго к ней шла). После того, как я посмотрела документальный фильм о преступлениях маньяка Спесивцева. Особенно глубокое впечатление на меня произвели действия матери преступника, которая стала его соучастницей.

Хотя, я и слушала курс патопсихологии, но сами преступления казались мне не совсем реальными. Как ужастик в телевизоре. Но потом я поняла, что монстры существуют.

Про историю геноцида в Руанде я узнала в году двадцатом. Потому что, когда он происходил, я была слишком маленькой. А потом меня мало интересовало то, что происходило где-то в Африке половину моей жизни назад.

Осознание и ужас пришли потом, когда я посмотрела на те события глазами взрослого человека. Увидела, как пропаганда может расчеловечить и внушить ненависть к тем, кто долгие годы жил с тобой рядом.

ВАЖНАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Россия признала события в Руанде геноцидом (Резолюция ООН 935 от 1994 года) и оказывала поддержку международному трибуналу.

На сегодняшний день РФ от данных действий не отказалась, ошибочными не признала. Что позволяет её гражданам осуждать проявление геноцида по расовому признаку. Также, нет прямого или косвенного запрета на использование данных исторических событий, как основу для сюжетов книг.

Главная героиня осуждает геноцид по соображениям совести, хотя и родилась в тоталитарной системе. Автор присоединяется к этому, так как считает оправдание геноцида Руанды, холокоста и иных проявлений расовой нетерпимости или расового превосходства, совершенно НЕПРИЕМЛЕМЫМИ. Данная позиция является абсолютно законной с точки зрения нормативных актов РФ. Потому что противоположная ей — оправдание нацизма является уголовно наказуемым действие.

И немного личного. Я все детство провела в многонациональной среде, где рядом со мной жили этнические славяне, азербайджанцы, армяне, цыгане, корейцы, белорусы, евреи, украинцы грузины, греки, кабардинцы, осетины, карачаевцы, ногайцы, представители смешанных кровей. К последним я сама отношусь. И мы жили мирно. Конечно, конфликты бывали, но личные, а не национальные.

Так и представляю тебе ситуацию. Подходит некто к своей компании и говорит, мол вот они такой-то национальности, поэтому пойдем их бить. И сразу же получает в лоб от своих же. Потому как "А что ты имеешь против моей мамы, бабушки, жены моего дяди, моего дедушки, папы, мужа моей сестры?" Это же, как анекдот звучит. Причем, не особо смешной.

Хотя, помню я кое-что. Маршировали по вечерам у нас лысые мальчики в кожаных курточках с запрещенной символикой. Было их человек двадцать. Только, мечтали они о том, что под их знамена встанут другие и они возглавят новую волну сами понимаете чего. Только, никто под их флаги не бежал. Смотрели на них с жалостью. Потому что копни чуть дальше родителей и посыплется их теория о чистоте собственной крови. А раз такая же у тебя кровь, как и у них, что вам делить? Поэтому походили они пару месяцев, горланя лозунги и пропали будто не было. С улиц они пропали. Но осознали ли эти, немолодые теперь уже, люди всю ошибочность идеалов своей юности?

Важное уточнение по сюжету книги. Ждать от преступников, больных в третьей стадии алкоголизма или людей, которые поощряют или покрывают семейно-бытовое насилие в отношении детей, человечности мы не можем. Поэтому прошу отнестись к аморальной во всех отношениях позиции этих персонажей с пониманием. И помните, что главная героиня абсолютно законно и правильно осуждает всех своих сограждан выдуманной страны Милиента, которые устроили "Холокост 2.0" среди темнокожих представителей народности Ауреус.

4. И, если вы дочитали до этого места.

В первой редакции книги я старалась не углубляться в объективное описание мира, где родилась героиня, оставив лишь её воспоминания. То есть читатель видел не её родной мир, а её представления о том, каким этот мир был. Но мне настоятельно рекомендовали добавить деталей, чтобы у читателей не возникало мыслей о том, что я решила описать нашу страну. Недосказанность оставляло благодатную почву для тех, кому не нужны причины оскорбиться в лучших чувствах, когда можно придумать повод.

Исходя из основного сюжета и особенностей восприятия взрослых детей алкоголиков, мне пришлось увеличивать градус ужаса. Я этого, изначально, не хотела. Старалась сгладить некоторые моменты.

С другой стороны, а может быть изначально сглаживать не стоило? В конце концов, это не книжка про анимешный гаремник, а история про настоящий гарем азиатского типа. Да, там есть счастливый конец и всё такое. Но история, изначально, была страшная. Теперь она очень страшная. И, уж лучше так, чем посыпать стекло сахарной пудрой.

С любовью, автор.

Часть 1. Цветок Золотого города

Глава 1

Посвящается моему мужу — человеку,

который не прочитал ни одной моей книги,

но, по его же собственным словам,

является моим самым преданным фанатом.

Бывают ли счастливые семьи? Этот вопрос интересовал меня давно.

Знаю, что есть те, кто старательно изображают счастье на публику.

Есть те, кто готов уничтожить тех членов семьи, кто портит тщательно выстроенный фасад внешнего благополучия. Ведь для них то, что скажут какие-то абстрактные люди, важнее всего на свете.

Понимание, что они не виноваты приходит позже. Ведь, когда они были детьми, их в эту странную игру научили играть, именно, взрослые. Рассказали, что внешняя оценка важнее сути. Что можно быть каким-угодно плохим, пока окружающие видят в себе праведника. И они согласились. Потому что создать идеальный образ гораздо легче, чем, просто, быть хорошим человеком.

Да, и привилегия репутации — штука полезная. Если всю жизнь родитель выстраивает картинку счастливой и любящей семьи, кто поверит ребёнку, который осмелится рассказать, что дома его, к примеру, бьют и унижают? Никто. Скорее, он или она услышит: "Ну, чего ты выдумываешь? У тебя родители — святые люди. А про тебя мне твои мама с папой всё рассказали".

Дискредитация жертвы — еще одна классика поведения деструктивных семей. Заранее настроить окружение против того, над кем совершается насилие.

Ну, и, конечно же, убедить жертву в том, что она сама виновата, что довела, хотя, на самом деле ничего не было, никто её никогда не бил, и, вообще, она всё выдумала, чтобы привлечь к себе внимание.

И, нет, никакого несоответствия. В рамках одного скандала всё именно так и объясняется. Она сама виновата, что спровоцировала избиение. При этом, никто её не бил. А сейчас она врёт о произошедшем для того, чтобы выставить себя жертвой и что-то получить.

Такая логика, которую представляют, как правильную, кого угодно сделает сумасшедшим. Не только ребёнка.

Мне иногда кажется, что я остаюсь в своём уме, только потому что всех взрослых ненавижу. И точно знаю, что они всегда врут.

Родители.

Учителя.

Все.

Никому и никогда нельзя доверять.

Моя одноклассница Элька говорит, что я не права. Что иногда верить людям можно. Ну, хотя бы, потому что врут они не всегда, а только когда им это выгодно. Что никто не станет врать об очевидных вещах. И примеры приводит. Вроде бы логичные, и спорить тут глупо, но универсальными их назвать сложно.

Да, учителя не будут врать о том, что один плюс два ровняется двенадцать. Или про то, что силы тяжести не существует. Потому что врать о такой глупо.

Но то, что нам преподают в школе, не оканчивается простой арифметикой или физическими законами, с которыми мы познакомились задолго до того, как научились говорить.

Однако, есть куча предметов, где субъективное видение материала может перевернуть картину на сто восемьдесят градусов.

Вот, например, ровно триста лет назад правил нашей, скажем уж прямо, северной страной, где зима по полгода, Великий князь Константин Юрьевич. И был он поклонником моды заморской. Нет, конечно, ряд его достоинств отменять нельзя. Дипломатом он являлся редким. Ни одной войны за двадцать семь лет правления не допустил. Умудрился, вообще, со всеми Вечный мир подписать, который сто лет потом никто не нарушал. И, откровенно говоря, неплохим был правителем. Налоги не задирал. Сельское хозяйство поднял до такой степени, что к концу правления у него все соседи зерно и овчину закупали.

В связи с чем его наша историчка чуть ли не святым рисовала. Ну, так в сравнении с батюшкой его Юрием Сергеевичем по прозвищу Кровавый, конечно. Да, там всех святыми считать можно. Вплоть последнего в истории Великого Князя Семёна Андреевича, к которому шестьдесят лет назад прибыли народные депутаты, потребовавшие упразднить монархию что вернуть власть народу. А он взял и согласился.

Сказал, мол всю жизнь свою положил на служение Милиентасу и не позволю страну свою утопить в крови гражданской войны. Оформил отречение, оставив за собой часть имущества и уехал на виллу у моря. Живых сыновей у него не было — все четверо погибли в Мировой войне. Единственная дочь Княжна Наталья Семёновна была больна. Тогда спинально-мышечную атрофию еще не лечили ни за какие деньги.

Официальными наследниками Великого Князя были его племянники, но за день до упразднения монархии они оба взяли и умерли. Одновременно. И что еще более интересно, двое здоровых мужчин тридцати семи и тридцати пяти лет от роду, умерли от сердечных приступов. И, нет, странным это наша историчка не считала, требуя отвечать по учебнику и идиотские вопросы не задавать. Сказано там, что переход от монархии к республиканской форме правления был бескровным, значит, бескровным. А то, что бывший князь через полгода, также, к праотцам отправился, так в шестьдесят пять лет — возраст солидный. И в этом, тоже нет ничего удивительного. Наталья Семёновна же еще восемь лет прожила.

Я кивала, а про себя думала, что, вот, как-раз Княжну-то убивать смысла никакого не было. Кому она — тяжелый инвалид, который, даже, говорит с трудом, помешать могла? И, наоборот. Её смерть стала бы знаком, что нынешняя власть так слаба, что боится, даже неизлечимо больную женщину.

Но вернёмся к Великому Князю Константину Юрьевичу. И о том, что при прочих своих достоинствах, он умудрился уморить чуть ли не целое поколение девиц благородных кровей. Начиналось всё невинно. Поехал Константин Юревич в очередной раз на подписание очередного мирного соглашения. Сам лично ездил, демонстрируя тем самым чистоту своих помыслов. А там бал в честь великого события и уважаемого гостя. Дамы в шелковых невесомых нарядах в стиле ампир на нимф похожие. Декольте воображению ничего не оставляет. Прически высокие. Серебряные каблучки в ладонь высотой по паркету стучат. Короче, поплыл мужик от такой красоты.

Домой вернулся и повелел моду анхейскую в его государстве ввести. Чтобы шелк, каблуки, декольте и всё такое. Приказал летом. Но пока шелк привезли, пока платья пошили, вот и зима пришла с морозами сорокоградусными.

В Анхее-то, что зимой, что летом, температура плюсовая, а у нас географическая ситуация иная. И моду надо бы под климат подстраивать. Потому как климат ни под придурь великокняжескую подстраиваться не будет.

Бояр, что против такого выступили, он от двора отлучил с повелением на глаза его не появляться, пока не одумаются. Даже тех, кто разумно предлагал в шелке только летом плясать, а зимой, как есть оставить. Ибо холодно — застудятся, а девкам тем потом же рожать ещё.

Девицы из высших аристократических родов на бал явились, как приказано было. То есть в шелке на голое тело. С открытыми руками и открытым же декольте.

Околели за пять часов гуляний в бальном зале. Но это бы еще ничего. Великий князь бедняжек на улицу погнал — фейерверки смотреть. И никакие шубки их не спасли.

Как итог: почти все девушки заболели. Многие умерли. Потому что антибиотиков тогда не было. Пациенток лечили травами, да молитвой, а с таким арсеналом спасти, далеко, не всех можно.

Но данный эпизод учительница наша стыдливо замалчивала, старательно переводя тему на внешнюю политику и стараясь показать Великого князя лучше, чем он есть. И нам зачем-то внушить это. Хотя, вот хоть убейте, не понимаю я какая ей с того выгода? Почему нельзя объективно оценивать исторические факты?

Значит, люди врут еще по каким-то причинам, кроме прямой сиюминутной выгоды.

Это лишь подчеркивало тот факт, что лучше никому не верить.

В детстве мне казалось, что я живу в очень странной, заколдованной семье, где абсолютно всё не так, как должно быть. Потому, что взрослые требовали от меня невозможных вещей, но считали это нормальным.

Я одновременно должна была всегда говорить правду, но на вопрос: "пьёт ли папа?" — искренне отвечать: "нет". Отвечать так, чтобы никто не усомнился в правдивости мои слов. Но лгать при этом, всё равно, было нельзя.

Казалось бы, сам собой напрашивался вывод: врать чужим можно, а родным — нет. Но бабушки были родными, а говорить им правду про папу всё равно оказалось нельзя. И когда мы пришли домой, мама меня больно отшлепала полотенцем по ногам.

Папа пил много и часто. Мог прилечь отдохнуть в палисаднике — прямо среди пионов соседки тети Светы. По пьяни справлял нужду там, где находился в данный момент, а не в местах для это предназначенных.

Но всего этого, как бы, не было. Нам нельзя было обсуждать данные события не только с чужими, но даже между собой. За любое напоминание о случившемся мама меня по губам била.

Вот, казалось бы, вонючая лужа в коридоре была. Сотворил это отец. Но за упоминание об этом, почему-то, получала я.

Наверное, в этом была какая-то логика, но от меня она всегда ускользала. Мне много раз объясняли, где и в чём я не права. Только, когда бьют и орут, плохо соображаю.

Мне иногда казалось, что кроме меня никто не замечает, как всё неправильно. Словно злое волшебство отводит им глаза. А то, что я могу видеть подобные вещи — делает меня какой-то неправильной.

Ещё в моей семье не было правил, как в детском садике или школе. Предугадать за что тебя накажут в этот раз было невозможно. Это определялось настроением отца и тем собирается он пить или мучается похмельем.

Часто папа, если приходил домой недостаточно пьяным, чтобы упасть где-нибудь и сразу уснуть, начинал нас бить, гордо называя данное действо воспитанием. Сколько я себя помню, братьев он воспитывал ремнём, чтобы они стали "настоящими мужиками". А меня и сестёр, чтобы мы не стали проститутками. Потому, как мы лет с пяти находились, буквально, в шаге от этого.

При этом, надо было не просто говорить всем, что папа очень хороший и нас любит. Еще, обязательно, нужно было в это верить.

Тщательно скрывать синяки. Если же следы "воспитания" появлялись на лице, где их невозможно спрятать, следовало активно убеждать всех, что это — следствие падения.

Меня все считали очень глупой и неуклюжей. Потому что слишком часто повторяться было нельзя. Это подозрительно. А изобретая всё новые и новые оправдания, я вынуждена была раз за разом выставлять себя идиоткой.

Еды у нас, особо, не водилось. Вот, выпивка была всегда, даже, когда денег на хлеб не оказывалось. Но если знакомые или родственники угощали чем-то вкусным, обязательно нужно было отказываться, говоря, что не хочешь. А в магазинах следовала разыгрывать театрализованное представление, когда мама на кассе спрашивала, хотим ли мы конфету, следовало отказываться, говоря, что мы такое не едим, не любим или, что дома такого добра выше крыши.

Со временем я поняла, чего от меня хотят. Не правды. Правда никому не нужна и часто опасна. За неё могут наказывать больнее, чем за ложь. От меня требуется всего лишь угадать, что в данной конкретной ситуации не вызовет недовольства и сказать именно это.

Проблема заключалась в том, что иногда я неправильно считывала желания взрослых. Потому что они были слишком уж противоречивыми. Но чем старше становилась, чем легче становилось это делать. Потому что, это в шесть лет сложно понять, что папа хотел пить, и чтобы ему не мешали этого делать. Мама хочет верить, что спасает своего обожаемого мужа от смерти и без неё он бы пропал. А еще хочет, чтобы я её самоотверженностью восхищалась.

Кстати, восхищения хотят многие взрослые. Например, учителя, которые очень скучно ведут уроки. И очень быстро перестают придираться, если изобразить живейший интерес на лице во время их уроков. Это несложно. Глазки широко распахнуть, словно удивляешься чему-то. Иногда хмуриться, словно задумался над тем, что тебе сказали. Не улыбаться. Выражение лица держать строгим. И ты из категории "неисправимых тупиц" переедешь в категорию "глуповатых, но старательных". Этому меня, тоже, Элька научила.

Из пять детей Виктора и Елены Васильевых я была старшей и самой любимой. По мнению тех, кто не знал, как мы живём на самом деле.

Мама учила меня стирать вручную вещи отца после его лежания в грязи или похода в туалет, если он не пожелал перед этим снять штаны, взращивая во мне хозяйственность. Учила убирать, готовить и, конечно же, ухаживать за младшими, которые должны были выходить на улицу в чистых и выглаженных вещах. Всё, чем она не желала заниматься, приходилось брать на себя мне. И, конечно, мама делала то из любви ко мне. А как иначе? Ведь, если не научить меня всему, кому я тогда нужна буду? Замуж не выйду, опозорив этим самым всю семью.

А папа любил находить во мне сходство с моей тётей — старшей сестрой мамы, в которую он был когда-то влюблен. Любовь эта превратилась в жгучую ненависть после того, как "меркантильная тварь" выскочила замуж за молодого бухгалтера и уехала с ним из нашего захолустья — покорять столицу. Несмотря на проклятия и прогнозы бывшего кавалера о том, что Верка ещё приползёт к нему на коленях, в большом городе девушка с мужем прижились. Не сказать, чтобы разбогатели, но квартиру купили и сейчас растят сына. В родные края приезжают крайне редко. Мне кажется, чтобы не сталкиваться с моими родителями. В чём-то я их понимаю.

А дело было так. После вероломного отказа возлюбленной двадцатилетний Витя Васильев начал заливать горе водкой. А мама моя, в ту пору ещё шестнадцатилетняя девчонка, начала бегать за ним, дабы послушать нытьё начинающего алкоголика о том, как его предала гадина-Верка. Чего там было больше: искреннего сочувствия или злости к более удачливой сестре, которая обзавелась сразу двумя поклонниками, желающими жениться, я не знаю. Наверное, всего понемногу. Но, хотя бы, одного она твердо решила отбить.

Периодически страдалец заводил свою шарманку о том, что жизнь ему больше не мила и он прямо сейчас пойдёт под поезд бросаться. Ближайшая, кстати, железнодорожная станция от нас была в шестидесяти километрах. Шёл бы он до неё дня три, как минимум. А за такое время Витечка, обязательно, протрезвел бы и передумал. Это понимали все, кроме Леночки Швабриной, самоотверженно утешающей бывшего своей старшей сестры.

Мама моя — женщина не слишком умная. Была бы умной — не связалась бы с таким экземпляром. Но хитромудрая, как говорила тётя Лида — двоюродная сестра моей бабушки. Потому как, она всегда умела придумать, способ получить желаемое.

А возжелала мамочка в ту пору пожалеть, спасти, обогреть и исцелить своей любовью Витечку Васильева. И дожалелась до того, что он по пьяни к ней под юбку залез. Говорят, до потолка прыгала — так радовалась, что с первого раза залетела и теперь замуж пойдёт. На целых четыре месяца раньше, чем сестра. Месяц птичкой порхала.

Дед мой, как об этом узнал, хотел было заявление писать, но родня будущая отговорила. Мол, раз сделали ребёнка — пусть женятся. Иначе же позора не оберёмся. Соседи пальцем показывать будут и на работе обсуждать, что дочка малолетняя им в подоле принесла, а дед семью разрушил. Надавили, что, если молодой папаша в тюрьму отправится, некому будет о Лене и будущей ляльке позаботиться. А раз свадьбу сыграем, как положено, то всё станет правильно и хорошо.

Ну, не аборт же в такой ситуации делать?! Нельзя — грех. Дале шли сомнительные рассказы про заек с лужайками и любовь до гроба. И дед поплыл. Даже денег на свадебные гуляния дал.

Про то, что дети тех, кто на водку налегает, часто, не очень здоровыми рождаются, никто думать не хотел. Это же где-то там, у кого-то другого. А у их кровиночки здоровый малыш будет, даже, если папаша не просыхал во время зачатия.

Папа мой жениться желанием не горел, но в тюрьму ему хотелось ещё меньше. Поэтому он из двух зол выбрал Леночку. И, по слухам, поначалу даже, воодушевился семейной жизнью. Пить стал лишь по выходным, на работу устроился. Наследника ждал.

Но вместо долгожданного сына родилась я. Тогда, как его, теперь уже, свояченица родила мальчика. Все Витечку утешали, что в следующий раз, уж точно, мальчик будет. Да и, как говорится: "сначала нянька, потом лялька".

Но утешение бедный мой папочка предпочитал находить старым и проверенным способом — напиваясь до беспамятства.

А мама, видя это, решила со вторым ребенком не тянуть, что стало фатальной её ошибкой. Это со мной повезло. Может, потому что отец тогда пил меньше? Или, просто, так сложилось.

Егорка родился через год после меня. Недоношенным. И был он не совсем здоровым. Плохо ел, много плакал. А потом стало ясно, что он сильно отстаёт в развитии. Если я болтать начала в два годика, то он в четыре знал едва ли десяток слов. Но это бы ничего. У него часто случались приступы ярости, когда брат начинал кричать и крушить всё вокруг. Это меня ужасно пугало. Потому, что предугадать их было еще сложнее, чем настроение отца.

Такой "бракованный" наследник главу семейства не устраивал. И он начал угрожать маме, что выгонит её и нас с Егором, если она ему нормального сына не родит.

К тому моменту, когда мне исполнилось шесть, в нашей семье появились Катя и Лиза. У Лизы было то же самое, что у Егорки. Только вместо приступов ярости с ней случалось нечто другое — не менее странное и страшное. Она садилась и начинала раскачиваться всем телом, подвывая на одной ноте.

С Катей же случилась беда. Когда ей исполнилось четыре года, она случайно разбила бутылку отца, которой он планировал опохмелиться с утра. Это вызвало у него такой приступ бешенства, что и описать трудно. Он кричал. Громил кухню. Несколько раз ударил, попавшегося под руку Егора. Я к тому времени уже научилась прятаться, при малейших признака его злости. Поэтому не видела, как он снял с плиты кипящий чайник и плеснул его в лицо Кате.

Ожоги у неё были страшные. Папочка аж даже протрезвел, когда понял, что в больницу придётся обращаться. И решил обвинить в произошедшем меня. Начал говорить, что это я сестру облила. Из ревности. Специально для этого родителям своим позвонил и тестю с тёщей. А потом во двор вышел и начал всем прохожим эту сказку рассказывать.

Все сделали вид, что поверили. Никто не захотел разобраться, что же произошло на самом деле.

Когда я попыталась возразить, папочка отвёл меня в ванную, набрал таз с водой и засунул в него мою голову, спрашивая: "Кто Катеньку кипятком облил?"

Правильный ответ нашёлся очень быстро. Но он для профилактики меня ещё раз пять в таз окунул, заставляя захлёбываться в ледяной воде. Она попадала в нос, обжигая горло болью. Никогда не забуду ощущение, когда его сильные руки лежали на моих шее и затылке, заставляя вновь и вновь нырять в воду, вне зависимости от того, успела ли я сделать глоток воздуха.

Добившись желаемого, отец ушел, оставив меня лежать на ледяном кафеле ванной. И туда пришла мама. Она жалела меня, плакала, обнимала, гладила по голове, объясняя, что мне за это ничего не будет, а отца и посадить могут. Поэтому я, как хорошая девочка должна говорить, что сама сестру поранила. Ради семьи. Ради мамочки, которая не сможет жить без папы и умрёт. А тогда все мы поедем в детский дом, где нас не будут кормить и станут постоянно бить.

Мне было девять. Я не хотела, чтобы моя мама умерла. И, конечно, не хотела в детский дом. Но самое ужасное случилось уже этим вечером. Мама взяла вещи и пошла в больницу, чтобы лечь туда вместе с Катей. Ее только за вещами и отпустили. И к нам приехала бабушка Женя — мама моего отца, чтобы присмотреть за детьми. За мной, в частности.

Она привезла с собой большую икону и свечи. Поставила свои сокровища на обеденный стол. Это было, в какой-то мере, красиво. Я редко видела горящие свечи. Огонь завораживал. Но в этот раз он сжигал что-то важное в моей душе. Потому что бабушка поставила меня коленями на гречку. Чтобы стояла перед иконой и каялась за совершенный грех.

А вечером она повела меня в больницу — извиняться перед Катей за то, что я с ней сделала. И я извинялась. Долго. Со слезами. Рассказывая, как планировала обварить сестру водой, чтобы родители стали больше любить меня, а её бросили.

Мама горько плакала, бдительно следя за реакцией медсестёр и других мамочек, сбежавшихся посмотреть бесплатное шоу. Стенала о том, как она виновата, что недосмотрела за ревнивой дурой, била себя в грудь, обещая всё сделать, но исправить мою гадкую натуру. Громко вопрошала, в кого же я такая уродилась? А потом себе же и отвечала, что в сестру её. В Верку-гадину. Но она стать такой мне не позволит. Всю дурь выбьет.

Наверное, в ней умерла великая драматическая актриса. Ей бы учиться, а потом в театральный идти поступать. Была бы звездой дешевых мелодрам.

А я тогда ничего не почувствовала. Даже, обиды.

Все эмоции, как отрезало.

После чего бабушка снова повторила исправительный ритуал с иконой, гречкой и свечами. Только, добилась этим она результата обратного желаемому.

Лик на иконе безразлично смотрел на творимую несправедливость, хотя по всем правилам должен был защищать невинно обвиненного.

Гречка впивалась в колени. Только, мне казалось, что боль это не моя. А сама я смотрю на всё со стороны. Будто это сон про какую-то другую девочку.

И только огонь свечи был настоящим.

Я сама стала этим огнём.

Огнём, который всё выдержит.

И продолжит гореть. Всем назло.

Катя по малолетству о том, кто её, на самом деле, кипятком обварил, забыла. И теперь искренне верит, что сделала это, именно, я. Шрамы у неё до сих пор остались. Мама о том, что тогда произошло, резко "забыла". Отец утверждает, будто в тот день его и дома не было. Из Егора и Лены свидетели сомнительные. Умственная отсталость со всеми вытекающими...

Поэтому сестра меня люто ненавидит.

Конечно, я рассказала ей правду. Но она не верит. И мстит. Особенно тяжело в последнее время. Ей мальчик один понравиться. А он сказал, что не хочет дружить с ней.

Причину этого сестра искать не стала, обвинив во всём меня. Опять. Я, к слову, была виновата во всех ее несчастьях. Учительница двойку поставила? Так это потому, что Катя ей из-за шрамов не нравится, а не потому, что в предложении из пяти слов она делает десять ошибок. Девочки с ней не общаются. И снова из-за шрамов, а не из-за привычки брать без разрешения все, что понравится.

Я сначала расстраивалась. Мне не хотелось с ней враждовать. Ведь, по сути, она — жертва во всей этой ситуации. Потом решила, что буду относиться к ней так же, как она ко мне. Ненавидит — и я буду ненавидеть. Иного Катя не заслужила. Это было её решением поверить лжи родителей. Моей вины тут ней нет. А на каждый удар, я имею право отвечать ударом.

Хотя, в последнее время у меня появился соперник. Нашего младшего брата Ванечку Катя терпеть не могла почти так же, как и меня. Ему недавно два исполнилось. Он рос на удивление здоровым и умненьким. Потому был признан "нормальным" наследником дивана, пустых бутылок и гаража, машина из которого была разбита, разобрана и пропита давным-давно.

Просто, до его рождения к Катерине наш отец относился лучше, чем ко мне, Егору или Лене. Видимо, совесть иногда просыпалась. Бил её он не так сильно. А иногда, даже, когда сам в магазин ходил, то вместе с водкой мог купить ей конфету. Копеечную, конечно, но другим и такой не доставалось.

Когда же стало понятно, что Ванечка не ничем не болеет, Катя стала для любимого папы таким же пустым местом, остальные дети.

Вот так мы живём.

В бесконечной лжи и ненависти.

Я всех в этой семье ненавижу.

Отца за то, что пьёт и распускает руки.

Мать за то, что лишь плачет о своей несчастной доле, а защищать нас не хочет, позволяя бить.

Бабушек-дедушек за то, что не желают выносить сор из избы и костьми готовы лечь, лишь бы развода не допустить. Ибо позор на всю округу. То, что здоровый мужик, которому под сорок не работает, зато пропивает пенсию по инвалидности двух средних детей... дело житейское. Об этом судачить не станут. Это же не развод многодетной семьи.

Егора и Лену. Потому что они больше любят Катю и слушаются её, когда она просит сделать что-то плохое мне. Егора, например, легко можно уговорить ударить меня. Проблема в том, что ему скоро пятнадцать и это уже не смотрится детской шалостью. Это больно. Но он не понимает, что, ударив меня, к примеру, стулом, вполне, и убить может. А Лена от брата не отстаёт и всегда бросается в драку вместе с ним. Пока я могу с ними справиться, но лишь потому, что они не умеют просчитывать и координировать свои действия.

Глава 2

Когда-то я думала, что если буду достаточно хорошей, то моя жизнь изменится. Именно этому учат сказки, делая глупых детей удобными.

В детстве каждая девочка мнит себя принцессой, достойной лучшего из финалов. Главное, вести себя согласно той роли, что тебе выпала и однажды ты получишь своего принца, любовь с половиной королевства в придачу.

Вырастая, мы понимаем, что принцессы рождаются лишь в королевских семьях, а принц всегда выберет равную ему, а не нищую замарашку.

Я больше не верю в то, что однажды ко мне прилетит волшебник. Понимаю: никто не отвезёт меня в волшебную страну к моим настоящим родителям, которые любят и ждут свою потерянную дочь.

Никто не станет жалеть, даже если я исчезну. Они, вообще, вряд ли это заметят.

Папочка любит повторять: "Что-то не нравится — вали на все четыре стороны. Меньше народа — больше кислорода. Тут и так девок, как собак нарезанных".

Хотя, наверное, заметить должны. Примерно, к ужину. Когда осознают, что есть нечего, а виновницу этого даже пнуть нельзя.

В детстве я мечтала о том, что однажды и в мою жизнь придёт сказка, искренне веря, что сказки бывают только добрыми. Забывая, какой конец ждёт второстепенных персонажей, которые не вписывается в канву основного сюжета. И что я совсем не похожа на прекрасную деву, с которой может произойти чудо.

У меня нет мачехи.

Нет старших сестёр или магических умений.

Даже любви к цветочкам аленьким не имеется.

Зато дома на диване обитает чудовище. Вечно пьяное и злое. Но это больше похоже на статью в криминальной хронике, а не на волшебную сказку.

Фея-крёстная не почтила своим присутствием мой шестнадцатый день рождения. Вместо неё на мягких лапках ко мне подкралась оборотница. Она казалась милой старушкой с тяжёлым пакетом. Сквозь тонкий целлофан просвечивали простые продукты. Молоко. Сахар. Булка хлеба. Дешевое печенье. Две пачки гречки. Она шла с рынка, тяжело опираясь на серую тросточку, ручка которой была обмотана синей изолентой.

Вы бы подумали, что у злодейки ручка трости может быть обмотана изолентой? Но оборотни хитрые и хорошо прячутся. Иначе их бы давно переловили.

Она попросила меня помочь ей донести тяжелый пакет. Пообещала напоить меня чаем с конфетами.

Я не любила чай. Конфет хотелось, но объедать пенсионерку было неудобно. Идти нам было в одну сторону. В школе последний урок отменили. Классная наша с температурой свалилась. А там все равно были эти бесполезные разговоры о "важной" ерунде на классном часу. Поэтому нас отпустили по домам. Вот я и решила помочь. В конце концов, мой день рождения. Что хочу, то и делаю.

И меня поймали на лести. Бабушка эта всю дорогу мне говорила о том, какая я милая, добрая и красивая. Она спрашивала, сколько мне лет, где я учусь и живу.

Наверное, стоило насторожиться, когда она улыбалась, слушая ответы.

Шестнадцать лет

В доме, где раньше городская библиотека была.

Стоило вспомнить, что я сама умею льстить. Стоило вспомнить, что никому нельзя доверять. Но я привыкла бояться сильных, а немощная старушка не вызвала у меня подозрений. Мне казалось, что я вижу её насквозь. Ведь большинство людей льстят с какой-то целью. А цель у этой конкретной пожилой дамы — не нести тяжелый пакет самой. Все просто и безопасно.

Нести пакет мне было легко, а слушать похвалу приятно. Особенно, в день рождения. И я посчитала это взаимовыгодной сделкой.

— А ты, случайно, не Васильевых дочка? — проворковала старуха ласково. — Я же твою маму ещё маленькой девочкой помню. Такая егоза была. А вот уж и выросла. И своих деток семеро по лавкам. Как же время летит. Как время летит. Деточка, помоги мне пакет в дом занести. Там ступеньки. Уж и не знаю, как по ним с моими коленями пробираться. Да ещё и с тяжестью такой. А я тебе из буфета банку варенья достану. Яблочного. Своего. Вот она — яблонька моя. Она маленькая, зато какие сладкие яблочки даёт. Мамке своей отдашь. Скажешь: "от бабы Маши". Сюда заходи. Разувайся на коврике. И портфель свой тяжеленный там бросай. Да, туда его. Вот и молодец. Пойдём, моя хорошая. Пойдём.

Так я переступила порог звериного логова, прячущегося за фасадом ветхого домика с рыжей черепицей. Сквозь покосившиеся давно некрашеные доски забора выглядывали белые соцветия сирени, которые всегда распускаются в середине мая.

Запах уже наступившей весны приступил мою осторожность. Да, и что со мной могло случиться в доме такой милой старушки? Это же не подворотня возле пивнушки.

Когда я вошла, дом встретил меня злым скрипением половиц и запахом горьких лекарств и водки. Цветы, которые стояли, буквально, везде: на комоде в коридоре, на столе в самой кухне, безуспешно пытались спрятать ту жуткую вонь.

Мне стало как-то не по себе. Будто холодом повеяло. Хотя, в приметы я особо не верила. Черных кошек очень даже любила. Не боялась разбитых зеркал или собачьего воя.

А вот про белую сирень в доме вспомнилось. К смерти это.

Захотелось бросить все и бежать. Босиком. Без сумки с учебниками, которую я легкомысленно бросила в коридоре.

Дома мне такое вряд ли спустят.

Отлупят, конечно.

Но не убьют же.

— Вовик, — сахарным голоском запела баба Маша. — Я сделала всё, как ты хотел. Только теперь не ходи никуда. Дома будь, как обещал.

Почему жертвы насилия не кричат и не сопротивляются?

Я, если бы была умной или сильной, увидев мужика с ножом, наверное, начала бы кричать или схватила бы табуретку, чтобы ударить его.

И тогда ничего бы не случилось.

Почему-то говорят, что если жертва не сопротивляется, то сама виновата или даже хотела этого.

Я не хотела. Не хотела. Но на меня, как будто оцепенение напало. У меня всё внутри кричало, а выдавить из себя даже звука не получалось. Как не получалось пошевелить рукой или ногой.

Он схватил меня за волосы, приставил нож к моему горлу и куда-то потащил.

А баба Маша тихо кудахтала:

— Делай с этой, что тебе надо. Только не ходи никуда, Вовик. Дома же хорошо. Я покушать приготовлю. Картошечки тебе пожарю. Огурчиков солёных откроем. Под водочку. Как ты любишь. Или хочешь я картошечку отварю? Могу за селедочкой в магазин сбегать. Я быстро. Туда и обратно.

Монстр, которого бабка нежно звала Вовиком, затащил меня в подпол, скрутил мне руки и ноги кабельными стяжками, а потом начал избивать.

Я сжалась в комочек и замерла, как мышка в надежде, что ему надоест, или он устанет.

Отец быстро выдыхался, если не получал сопротивления. Какой кайф бить того, кто не плачет и не умоляет остановиться? Это скучно.

Маму отец всегда бил с большим удовольствием, чем меня. Она от него убегала, кричала, звала на помощь, совершенно в помощи не нуждаясь. К нам на прошлой неделе новый участковый прибежал. Спасать её — многодетную мать от домашнего насилия. Так она схватила половую тряпку и отходила ей бедного лейтенанта Смирнова, решившего арестовать разбушевавшегося алкоголика. Когда за участковым закрылась дверь, Елена Васильева продолжила, рыдая, умолять мужа не убивать её ради их пятерых детей.

Через некоторое время сын оборотницы ушёл. Когда вкусно запахло жареной картошкой. Но пообещал вернуться.

Это пугало. Даже не болью, которую несли его кулаки, а тем, что последует дальше.

Иллюзий не было.

Я прекрасно понимала, что делают мужчины с похищенными девочками.

Некоторые считают, что к побоям нельзя привыкнуть. Можно. Если кто-то не может, значит или его мало били, или поздно бить начали. Как говорят, человек ко всему привыкает. И везде живёт, пока не сдохнет.

Умирать я не хотела.

Хотела сбежать и выжить назло всем. Только, что ты со связанными руками-ногами сделаешь? В таком виде не побегаешь.

Но, ничего. Еще не вечер. Я жива и нужно сделать всё, чтобы как можно дольше остаться в этом статусе. Потому что сбежать от похитителя может только живой. Мертвецы в плену остаются навсегда.

Глава 3

Я провела в логове монстров пять дней.

Он приходил по вечерам.

Сначала бил.

Потом трогал, каждый раз заходя всё дальше и дальше. Я чувствовала себя подарком, упаковку которого срывают очень и очень медленно, наслаждаясь каждым движением.

А потом мы "говорили".

Он говорил, а я соглашалась. Или повторяла его слова. Лишь бы не злить его. Как сейчас:

— Милиентас — самая великая страна. Мы никогда не начинаем войны. Мы их заканчиваем. Мы боремся за мир и начали боевые действия, чтобы предотвратить миллионы смертей. Мир с Ауреусом невозможен. Потому что они — не люди, а животные.

— Тараканы, тупая ты тварь! — орёт монстр, хватая меня за волосы. — Тараканы! Они — злобные и гадкие тараканы. Паразиты, которые отравляют нашу планету одним фактом своего существования. Они них воняет хуже, чем от свиней. Повтори!

И я повторяю. Потому что знаю, что последует за неповиновением:

— Они — тараканы, которые отравляют нашу планету одним фактом своего существования.

— Если бы я не встал на защиту нашей Великой страны, что бы с тобой сделали с такой сладкой девочкой злобные ауреусы?

— Убили бы, — мои разбитые губы легко произносят ложь. В конце концов ни одному ауреусу от того, что я сейчас скажу не будет ни холодно, ни жарко. А меня, может быть, сегодня меньше побьют. Это значит, я переживу ещё день. Назло этой твари, что держит меня на цепи.

Я выживу.

Я, обязательно, выживу.

Чего бы это мне не стоило.

Кабельные стяжки он заменил тяжёлой металлической собачьей цепью. Навесной замок... серый, размером с половину моей ладони, какие продают в каждом хозяйственном магазине, скреплял звенья, создавая петлю, обхватывающие мою шею, как ошейник.

Конец цепи крепился к массивной дубовой балке другим таким же замком.

Думать о том, чем это закончится, не хотелось.

И я не думала.

Мир, словно бы, подёрнулся серой дымкой.

Всё стало почти нереальным.

Как в детстве, когда я сильно болела.

— Кто тебя от этих тварей спас? Кто за тебя кровь проливал, пока ты беззаботно жила? — злобным зверем рычит мой тюремщик.

— Вы. Я очень благодарна. Спасибо. Спасибо. Спасибо. Вы меня спасли.

И он уходит. Довольный. Потому что сейчас услышал желаемое.

И я готова говорить ему это. Лишь бы хоть на мгновение отсрочить то, для чего он меня здесь запер.

Ауреусов лично я не считала ни паразитами, ни тараканами. Хотя, об этом постоянно вещают по телевизору. Об этом говорят в школе.

Люди же, как люди. Ну, подумаешь кожа серо-коричневого, почти черного цвета. И волосы золотистые, как оперение у цыпленка. По нашим стандартам привлекательности они не слишком красивые. Высокие. Тонкокостные. Но какие-то нескладные. Есть в их фигурах какая-то неуловимая непропорциональность. Но на этом, собственно, всё.

Чего наше правительство три года назад к ним воевать полезло любому идиоту ясно. Ресурсы. Нефть. Алмазы. Редкоземельные металлы.

Это, ведь, ужас как несправедливо, что у нас это всё есть, но и у них есть. А если у них не будет, у нас станет в два раза больше.

Но воевать, просто, за ресурсы, когда у нас самих этого добра достаточно, это как-то странно. За лозунгами: "Мы хотим, чтобы наши чиновники, которые являются миллионерами, стали миллиардерами, а миллиардеры — мультимиллиардерами" никто не пойдёт.

А вот то, что мы живем бедно, не потому что чинуши воруют, а потому что ауреусы отобрали исконные наши территории и сейчас жируют там. Что историческую справедливость надо бы восстановить. Вот это — лозунги отличные.

И, нет, на территории Ауреуса людей нет. Там живут тараканы, свиньи, змеи, обезьяны.

Конечно, это только война три года назад началась. А расчеловечивание соседей происходило за много лет до этого.

Сначала это было больше похоже на бытовую ксенофобию. Ареусов называли "чернозадыми". Все сильнее укоренялся стереотип, что они хитрые, жадные и в их традициях обманывать всех чужаков. Им не сдавали квартиры, объясняя это тем, что боятся обмана. В школах и институтах могли сильно занижать оценки. Ведь бытовало мнение, что умными ауреусы не бывают. Особенности мозга такие. И, даже, написанная на отлично контрольная говорила лишь о том, что хитрый ауреус все списал. Ведь, выполнять работу честно представитель данного этноса не способен. А лживость является его врожденной и неискоренимой чертой.

Однажды, когда мне было пять лет, я с мамой ехала в автобусе и видела, как трое парней обступили сидящую девушку-ареуси, и начали обзывать её. Говорить, чтобы она валила к своим. Что сюда её никто не звал. Потом потребовали выйти из автобуса, потому что они не хотят ехать вместе с вонючей обезьяной.

Она сказала, что родилась здесь и у неё не меньше прав быть здесь, чем у них. После чего один из парней схватил её за волосы и вытолкал из дверей на улицу. Остальные стыдливо отводили глаза, делая вид, что ничего не происходит.

Я и не заметила, как эта бытовая неприязнь к соседям переросла в ненависть к "проклятым ареусам". Но ненавидели их за всё. За низкие пенсии, маленькие зарплаты, высокие налоги. А больше всего за то, что живут они лучше нас. За то, что там нет коррупции, пронизывающей у нас всё от роддома, до рынка ритуальных услуг.

Это было глупо.

Но люди, в большинстве своём, не так умны, как думают о себе.

Я, вот, не смогла распознать монстра, спрятавшегося под личиной дряхлой старушки. И попалась в её ловушку. Оборотница сбросила маску доброты и сейчас злобно скалилась, при виде меня.

Она приходила дважды в день, включая тусклый желтоватый свет, обнажающий убогое убранство моей тюрьмы. Крошащиеся от влажности и времени рыжие кирпичи, которыми были уложены стены. Бетонный пол, укрытый ветхим древесным настилом из кривых необработанных досок, ставших от влажности какими-то до противного мягкими.

На стене, противоположной от того места, где меня приковали, был грубо сбитый стеллаж, заполненный многочисленными баночками с соленьями. Компотами и вареньем была заполнена одна из полок. Я думала о них всякий раз, когда хотела пить. Но дотянуться до этих сокровищ не позволяла длинна моего поводка.

А почти возле ступеней стояла пара картонных коробок с остатками, явно, подгнивших овощей. Запах тяжелый, сладковатый, вызывающий рвотные позывы, сводил меня с ума. Казалось, он въелся в мою кожу и будет преследовать меня до самой смерти.

Я так отела помыться. Даже, больше, чем есть или пить. Чтобы хоть на мгновение вновь почувствовать себя человеком, а не грязным животным, запертым в вонючей клетке.

Старуха заставляла справлять естественные потребности в ведро, которое не спешила уносить. Давала воду и немного еды. Потом уходила, захватив ведро.

А я снова падала на кучу тряпья в углу.

Раньше в темноте и одиночестве было страшно. Я боялась безликих монстров, что живут в неясных тенях. Теперь я боюсь зверя, что обитает в комнате над моей головой. И того, что он еще может мне рассказать.

Когда-то, когда не было этой чертовой войны, все знали, что убийца и насильник должен сидеть в тюрьме и никак иначе. Что наказание за такие преступления сурово неотвратимо, вне зависимости от того какой национальности была жертва. Пожизненное.

А сейчас из таких Вовиков специальные отряды формируют, которые заходят в мирные поселения Ареуса вместе с остальными военными силами, и в зависимости от собственных предпочтений выбирают жертв.

Начальство на такое, не, просто, глаза закрывает. Наоборот. Требует, чтобы этот обязательный, почти, сакральный ритуал был произведён. Правда, убивать слишком часто не разрешает. Это моего монстра сильно расстраивало. Потому что, на самом деле, убивать ему нравилось. А еще лучший свидетель — это мёртвый свидетель.

Ну, и возраст жертв военным начальством определён был жёстко. Ибо делалось это не развлечения ради, а с целью морально уничтожить врага. Детсадовцев трогать было не велено. Девочки и женщины должны в полной мере осознавать, что с ними произошло. Чтобы они могли рассказать своим, а те мучились от осознания, что неспособны оказались защитить своих жен, сестер и дочерей.

Вчера мой похититель с рассказал о другом отряде и командире их с позывным "Чума". Так вот, Чума был болен СПИДом. И все его солдаты были больны. А насиловали они девушек, чтобы заразить. Стратегия непрямого уничтожения*, красота, которая Вовика безумно восхищала.

А позавчера он рассказывал мне про всех, кого он насиловал. Про тех, чьи имена знал. Про то, как ходил мимо домов, где они жили. Что ко второй своей жертве, которую звали Дина, он, даже, на похороны пришёл вместе с остальными людьми. И смотрел, на гроб её падали горсти земли.

Рассказал, про то, что подошел к плачущей маме девочки, и, даже соболезнования выразил. Сволочь.

При этом, на его морде сияла такая мерзкая ухмылка. Ухмылка хищника, который понимает: все вокруг — тупые овцы, неспособные видеть истинную его сущность, а потому беззащитные.

А потом рассказал про Яну, чьё тело так и не нашли. И про то, что до сих пор по городу висят объявления о том, что пропала девочка. Потому что родители не теряют надежды её найти. Но не найдут. Потому что он его спрятал на заброшенной лесопилке возле города. В пересохшем колодце.

Кто-то может подумать, что самым страшным были избиения и эти рассказы. Но нет.

Сны... мои собственные сны стали для меня худшей пыткой.

Ко мне приходили они. Эти девочки.

Маша шептала, что я должна держаться.

Яна просила рассказать её маме, где она.

Дина плакала.

За ними шла череда темнокожих девочек.

Их имен я не знала.

Одна кричала на меня, злясь на то, что я еще жива, а она — нет.

Вторая держала за руку и что-то говорила, заглядывая в глаза. Но я не понимала её слов.

Третья гладила по голове напевая колыбельную.

На пятый день я услышала голоса прямо над моей головой. Мне хотелось кричать, звать на помощь, но слабое тело начало подводить.

Холод и влажность подпола спровоцировали простуду. Горло першило и обжигало жуткой болью, когда я пыталась произнести хоть слово.

— Вот. Убедился? — нагло рявкнул зверь. — И, вообще, чё за предъявы, начальник? Я, из дома не выхожу. Ранение у меня, Лечусь. Я, пока ты тут в тылу штаны протирал, за Милиентас стоял. За мир и свободу. Жизни своей не жалел. И еще вернусь, если Родина позовет. А ты? Что ты для нашей страны сделал?

— Муха, — голос был мне знакомым. Так наш участковый говорил. Тихо. Но очень четко, словно впечатывал каждую букву в сознание тех, кто его слушал. — Ты мне про свои подвиги не рассказывай. Я им цену знаю. Ты два года назад девчонку пятнадцатилетнюю изнасиловал и убил. Дали тебе двадцатку. И сидел бы ты сейчас, где следовало. Но пошёл добровольцем, чтобы помилование получить. Отслужил шесть месяцев и оказался на воле с помилованием, оторванной ступнёй и отпуском по ранению. Только я вот ещё что помню. После убийства Маши Кузнецовой тебя ведь поймали, считай на месте преступления. Отпираться сложно, когда ты весь в крови жертвы. А ещё я помню Дину Ветрову и Яну Стужеву. Обеим по шестнадцать лет. Обе худенькие, темноволосые и голубоглазые. Прямо, как Маша. И как Марина Васильева.

— Помнить ты можешь что угодно, — я так и представляю, как скалится тот монстр. — И придумывать, тоже. А ты попробуй докажи. Нет тела — нет дела, начальник. Ты же знаешь. Да, было дело. Оступился я. Но раскаялся. И помилование мне не на блюдечке принесли. С оружием в руках заслужил. Чтобы такая шваль, как ты могла по ночам спать спокойно.

— Иди отсюдова, окаянный, — рявкнула оборотница, до поры прячущаяся за маской немощной пенсионерки. — И на сыночку моего наговаривать не смей. Он кровью всё прошлое искупил. А, значит, считай, и не было ничего. Есть помилование? Есть. А президент наш поумнее тебя будет. Если он решил, что Вовик мой — герой, а не преступник, то не тебе рот на то раскрывать. Я права свои знаю. Пойду куда следует и напишу, что ты — враг народа, и это... на достойного человека клевещешь, да приказы президента под сомнение ставишь. На защитника земли нашей побег из дома малолетней проститутки повесить собираешься. Та Маринка, говорят, на наркотиках сидела. Что не удивительно, при такой-то семейке. На панель пошла. Сама лично слышала, как она, вся размалёванная, в машину к компании пацанов садилась. И не раз.

— Когда слышали? — безэмоционально спросил Смирнов. — От кого?

— Недели две назад. На рынке. Разговор зашел. В нашем районе все друг друга знают. И молва об этой девке та еще ходит.

— А вот одноклассники и соседи говорили, что Марина — тихая, спокойная девочка, которая хорошо учится, маме помогает с младшими детьми и совсем не интересуется ни мальчиками, ни гулянками.

— В тихом омуте черти водятся, — Хохотнул зверь. — Ты бы свою потеряшку по притонам поискал. Глядишь, и найдётся. Работой займись, начальник. А-то ходишь тут, честных людей от дел отвлекаешь. Ещё раз тут появишься, мамка моя и в прокуратуру, и в администрацию жалобу напишет. Начальство за такое тебя по головке не погладит. Вылетишь из своей полиции... и сам знаешь, где после этого окажешься.

Я не могла кричать. Но намотав цепь на кулаки била ей по стене, разбивая ладони в кровь. Сырая кирпичная кладка крошилась и осыпалась.

— Дитя, — я даже не услышала — почувствовала голос. Он был одновременно и в моей голове, и везде. — Тебя никто не спасёт. Не стоит надеяться попусту. Ковер, которым они скрыли дверь сюда, надежно скрадывает звуки. Хочешь я расскажу, что ждёт тебя? Сегодня тот мужчина заберёт твою невинность. И ты понесёшь. Роды убьют тебя, а мать того, мужчины, утопит младенца в ведре с водой, а затем закопает. Младенца и твоё тело. Ты найдешь последнее упокоение рядом с кустом, на котором весной распускаются белые цветы. Наказания они не понесут, а потому, вскоре после твоей смерти здесь появится другая голубоглазая девочка. А потом ещё одна, и ещё...

— Нет, — отчаянно прошептала я, борясь с болью. — Пожалуйста. Нет.

— Может быть и нет. Если я захочу тебе помочь, — серебряными колокольчиками звенел прекрасный нечеловеческий голос. — Меня зовут Великая Мать Альтеа Алая Богиня. Мой дом, мир, который я создала находится в другой плоскости времени и пространства. Смертному созданию сложно это понять. Но я постараюсь объяснить. Безликий Хаос, что существует вечно, который вы именуете вселенной, создал Высших — меня, моих братьев и сестёр. Мы же создали миры, населяя их существами, слепленными по нашему образу и подобию. Не все попытки создания были успешны. Поэтому во владениях Хаоса так много безжизненных систем. Когда-то мы были детьми и учились, совершая ошибки. Сотворив свой идеальный мир, мы оставались в нём, храня и оберегая его. Ведь мир без Высшего становится ужасным местом, стремящимся уничтожить сам себя. В нём нет законов и справедливости, нет возмездия за преступления и награды за праведность. Ваш мир именно такой.

— Наш Создатель ушёл? — даже, не спросила, а подумала я, но Алая Богиня всё равно ответила.

— Да. Вы ему наскучили. Поначалу его забавлял мятежный дух, запертый в клетке короткоживущего тела. Его увлекало ваше стремление быстро и ярко жить. Но сам путь развития вашего вида был прост и однообразен. Любая ваша цивилизация, достигнув рассвета, вскоре, умирала, отбрасывая все человечество к первобытному строю. Так происходило много раз. Вы затевали войну, в которой уничтожали практически всё, что было создано. Оставалась лишь горстка выживших. Они и их дети поднимали из руин мир, чтобы через сотню или тысячу лет снова сжечь его в огне бессмысленной войны. Мы, обычно, не забираем чужих созданий у Высших, что ещё живы. Но вы давно стали безразличны моему брату. Да, и я готова оставить здесь вместо тебя нечто равноценное одной человеческой душе, чтобы не нарушать хрупкость этого, и без того, умирающего мира. Если ты согласишься пойти со мной, разумеется.

— Зачем я вам? — спрашиваю осторожно. Что обычная девушка сможет сделать для всемогущей создательницы целого мира? Заинтересованность высшего существа в моей скромной персоне вызывала недоумение. И страх. Нет, не того, что в другом мире может оказаться уже, чем здесь. Куда уж хуже? Но сама ситуация настораживала.

— Дитя, для защиты моего мира мне необходима сила молитв моих созданий. Мне нужны жрецы и жрицы, которые будут орудием моей воли. Сейчас же в моём храме поселилась скверна. Ещё на заре мира я поставила править людьми, моё бесценное дитя. Инлун Громовой Дракон должен был, подобно своему отцу, стать моей опорой, и следуя моей воле, вести свой народ к процветанию. Но им овладела гордыня. И он решил, занять место непредназначенное ему. Мой храм сын сделал своим дворцом, моих жриц — своими наложницами, а жрецов — слугами. Тот, кто остался мне верен — избранный мной Хранитель мира, смог убить тирана. Я же расколола душу своего сына на множество осколков. Эта победа слишком дорого далась нам. Я, лишившись сил, уснула на две тысячи лет. А мой возлюбленный Хранитель старался сохранить равновесие мира, оберегая его от стихийных бедствий и небесных осколков, что могли упасть на землю. Ниэлон удержал мой мир, но, к несчастью, у Инлуна был наследник, который, повинуясь сыновнему долгу, решил возвести преступления отца в ранг незыблемых законов. И теперь осколки мятежной души стремятся вернуться в место столь желанное Инлуном — Золотой Город. Витая вокруг младенцев, они высасывают их жизни и тем самыс подпитывают Скверну. Чтобы мой мир мог жить и развиваться, я хочу разорвать этот порочный круг.

— Но что для этого могу сделать я?

— Объединить самые крупные и опасные осколки. Их переплавит новое рождение и новая жизнь. Инлун должен вновь вернуться и исправить то, что сотворил ранее. Очистить мой храм. Вернуться к моим заветам. И править моим миром достойно. Но для этого ему необходим проводник, воспитатель, друг. Наложницы императора — тщеславные рабыни, думающие лишь о том, как бы захватить власть над другими женщинами Золотого Города. Они для этого не годятся. Их интересуют лишь козни, склоки, интриги. В тебе же есть внутренняя свобода, мятежный дух и, даже, ростки благоразумия. Наивность... надеюсь чудовище, в плену которого ты оказалась, излечило тебя от этого недуга и научило осторожности?

— Да.

— Я могу наказать тех, кто тебя похитил. Сделать так, чтобы они никому больше не смогли навредить. Даже позволю тебе самой избрать для них кару. Но у этого есть цена. У всего есть цена. Ты отправишься со мной. Станешь наложницей императора Исао. Родишь и воспитаешь его наследника. После чего твой долг я буду считать исполненным. Ты получишь свободу. Это хорошая сделка. Ведь люди в моём мире живу дольше. Не знают болезней от старости. И до последних своих дней сохраняют бодрость тела и ясность мысли. У тебя будет много лет в достатке. А что ждёт тебя здесь? Страшная, долгая и мучительная смерть.

Действительно, это выбор без выбора. Однако, предложение слишком заманчиво. Не тем, что я окажусь во дворце иномирного Императора. Вот это мне и даром не надо. "Одна из наложниц" — даже звучит жутко. Но эта роль даёт шанс на жизнь, может быть, даже, комфортную.

Сын... я, насмотревшись на нищету моей семьи, где детей больше, чем денег на них, предпочла бы не рожать, вообще. Ну, или хотя бы сделать это лет через пятнадцать. Хотя, если это будет ребёнок от Императора, то вряд ли мы будем жить в нищете и голодать.

Здесь же меня ждёт лишь смерть. Не стоит строить иллюзий.

— Хочу увидеть, — говорю тихо, почти шёпотом, потому что горло все ещё болит. — Как те твари, лишь претворяющиеся людьми, умрут.

— Хорошо, дитя. Встань и иди к свету. Ты увидишь.

— А еще я хочу передать послание. Мужчине, что пришел сюда.

— Рассказать про то, где найти тело убитой девочки? Хорошо. Возьми бумагу. Напиши. И спрячь е его одежде. Но не удивляйся, что он не видит и не слышит тебя.

Лязгнула цепь, падая на пол и освобождая мою шею от удушающего плена.

Я встала.

Сделала шаг. Другой. Третий.

Открылась дверь подпола, освещая мне путь.

Ступеньки вывели меня в ту самую кухоньку, где готовила еду старая ведьма.

Стол был накрыт. Две тарелки на которых остывало пюре с котлетами. Трёхлитровая банка с солёными огурцами, запотевшая бутылка водки и пустой гранёный стакан рядом с ней. А еще графин с компотом. Вишнёвым. Моим любимым.

Я, несмотря на дикий голод, заметалась по комнате в поисках бумаги и ручки. Нашла помятую квитанцию за свет и гелевую ручку. Стараясь писать разборчиво, я вывела: "Стужева Яна. Заброшенная лесопилка. Засохший колодец. Под ворохом листьев. Мусорные мешки и скотч. Поэтому нет запаха. Но она там".

Потом выскочила на порог, где восковыми изваяниями застыли три фигуры. Скрюченная оборотница с горящими ненавистью глазами. Её сын, напоминающий вальяжного сытого хищника. Он довольно скалится.

И невысокий худощавый человек в серой форме, которая лишь подчеркивает нескладность его фигуры. У него красивые живые глаза. Зеленые. Как молодая листва. Губы обветренные.

Я на цыпочках подхожу к нему и вкладываю во внутренний карман кителя, свёрнутую в несколько раз записку.

Потом возвращаюсь в кухню. Хватаю тарелку и начинаю есть. Руками и стоя.

— Правильно, дитя, — Похвалил меня бесплотный голос Алой Богини. — Местью сыт не будешь. А силы тебе потребуются. Что ты хочешь для тех, кто мучил тебя?

— Чтобы они горели заживо. Долго. Чтобы видели, как пламя медленно пожирает их тела, но не могли шевельнуть даже пальцем, не могли даже закричать от боли. Чтобы всё чувствовали и понимали. Шестеро убитых и я требуем справедливости. Ради тех троих, что не будут убиты. Око за око. Жизнь за жизнь. Одной мерой отмеряно будет. Что сделано, то и вернётся.

— Старуха не убивала, — мягко возразила Богиня. — Пока, не убивала.

— Она знала, — мой ответ был холоден. — Помогала. Придумала, как заманить меня сюда, понимая, что он сделает со мной. Покрывала убийцу. А, значит, виновна не меньше своего сына, если не больше.

— Запомни этот выбор, маленькая душа. Не смей жалеть своих врагов в моём мире. Твой долг будет заключаться не только в том, чтобы достойно воспитать наследника Императора, но и защищать его, пока он будет юн и беспомощен. А теперь оставь свою скромную трапезу смотри на то, как вершится твой суд.

Зверь зашёл в дом первым. И замер столбом коридоре.

— Вовик, ты чего? — ласково прощебетала бабка, огибая застывшего истуканом мужчину, после чего сама превратилась в изваяние.

Но там ещё и компот, одуряюще пахнущий вишней, был. А я толком не ела почти неделю. Хватаю стакан и залпом выпиваю его. А потом еще один.

По моему телу, впервые долгое время, разливается тепло. И я нахожу в себе силы снова взглянуть взглянуть на моих беззащитных мучителей.

Старуха... ей, наверное, под семьдесят. На голове белый ситцевый платочек. Старый байковый халат в крупный цветочек укрывает тщедушное тельце.

Мужчина... ему лет тридцать. Не слишком высокий. Коренастый. Массивные кулаки забиты множеством татуировок грязно-синего цвета. Под растянутой камуфляжной майкой бугрятся мышцы. Лишь отсутствие левой ступни и то, что он опирался на костыль, отличало его от мужчин, которых я видела каждый день, когда шла в школу, в магазин или на рынок.

Люди, как люди. И нет в них ничего интересного. Если не знаешь о том, что скрывается за личиной этой обыкновенности.

Наверное, это самое опасное в монстрах. То, что их редко можно узнать с первого взгляда.

— Ты, действительно, хочешь смотреть? — спросила Богиня, и в ее голосе мне послышался интерес.

— Я должна убедиться, что они в полной мере получили своё наказание и более не причинят никому вреда.

Монстры горели долго, корчась и беззвучно крича. И это было жуткое зрелище. Но разве заслуживали они иного?

В память о тех убитых девочках.

За то, что они делали со мной.

Ради тех, кого они только собирались замучить.

Я молчала. Смысла объяснять, что это заслуженная ими кара, не было. Зачем разбрасываться словами, если смерть, всё равно сотрёт им память?

В это время я думала.

О том, что, видя смерть, ничего не чувствую.

О том, что, наверное, могла бы попросить у Алой Богини чего-то другого. Например, счастья для моей семьи. Но что для них счастье?

Отец пьёт потому, что ему нравится пить. И он счастлив.

Маме нравится изображать одновременно спасателя и жертву. Ей нравится, что её жалеют те, кто видит синяки. И, одновременно с этим, восхищаются тем, как превозмогая все невзгоды эта героическая женщина растит пятерых детей. Она, тоже, счастлива. И моё исчезновение, как не печально это звучит, это счастье лишь укрепит. Её станут сильнее жалеть. И сильнее восхищаться, что несмотря на инвалидность двух детей, алкоголизм мужа и пропажу дочери, эта женщина продолжает жить.

Егор и Лена из-за своих особенностей не в состоянии понять, что несчастны. Жестоко давать им разум, когда безумен весь наш мир.

Ваня слишком мал. Он является самым любимым из детей. Здоровый и симпатичный. Настоящая гордость мамы и папы. Его не будут сильно обижать. Наследник. Единственный "стоящий" ребенок. Отец уже сейчас строго смотрит, за тем, чтобы Катя боялась ему навредить. Ей и остальным, не разрешают давать сдачи, даже, если он кусается или дерётся.

Катя так меня ненавидит, что ей для счастья хватит и одного моего исчезновения. Для того, чтобы дальше винить кого-то во всех своих бедах, этот кто-то не обязан быть рядом.

— Время пришло, — произнесла Алая Богиня, и синее пламя от мёртвых тел миллиардом искр рассыпалось по полу и стенам. И лишь это впервые за всё то время вызвало легкое беспокойство.

— Пожар может перекинуться на другие дома.

— Нет, маленькая душа. Сгорит лишь это место. Огонь очистит его от того, что делали те люди. Закрой глаза. Когда ты откроешь их, то проснёшься в уже в своих новых покоях и не будешь помнить ночь, проведенную с Императором. Это тебе ни к чему. В тебе, и так, слишком много недоверия и нелюбви к мужчинам для той, кто должен стать матерью мальчика. Молчи. Слушай. Учись жить в новом для тебя мире. И помни, пока ты лишь притворяешься наложницей, а в душе остаёшься свободной, пока помнишь, что обещала, можешь не бояться яда или кинжала. И не беспокойся, твой сын будет не таким, как другие дети Золотого Города. Их слишком много, чтобы благословение коснулось каждого. Этих детей убивает скверна, окутавшая мой храм, который нынешние императоры считают своим дворцом. И от этого она делается лишь сильнее. Но защитить одного ребёнка мы сможем. Не бойся. Хорошо учи его.

— Чему?

— Различать добро и зло. Ценить жизнь. Любить. Оберегать то, что ему дорого.

Я сделала глубокий вдох и закрыла глаза...

А когда открыла их, то увидела солнце иного мира, заглядывающего в странную комнату сквозь светло-голубые занавеси, расшитые золотыми драконами.

_____________________________

* Геноцид Руанды. Информацию о сексуализированном насилии и преднамеренном заражении ВИЧ женщин народа тутси вы можете найти в открытых источниках. Россия официально признала и осудила данные действия. Прим. автора.

_____________________________

Глава 4

Сначала я обратила внимание на убранство комнаты. Светлые стены. Каменные плиты пола, прикрытые циновками, сплетенными из чего-то подозрительно напоминающего солому. Стены украшали картины, на которых были вышиты распускающиеся цветы, порхающие бабочки и цветущие деревья. Настенные полочки захламлены бесчисленными безделушками в виде фигурок, шкатулочек и вазочек всех возможных форм и расцветок.

Вспомнилась Элька, которая по такой ерунде с ума сходила. Она обожала милые изящные вещица, тогда как я была к ним абсолютно равнодушна.

Наверное, странно думать о такой ерунде в подобной ситуации. Но мысли не желали задерживаться на чём-то плохом. Потому что вокруг витает аромат жасминового чая и мандаринов. А я люблю мандарины. Но в моём доме они были только для детей. Я же, лет с десяти была взрослой.

Меня ждала новая жизнь. Вряд ли легкая. Всё-таки пару исторических сериалов про гаремы я посмотрела. Но если не рваться к власти, а сидеть тихо, есть шанс, вполне неплохо устроиться. Жить есть где. Голодом морить не станут. А чем заняться — найду. У меня тут целый принц на попечении будет.

Я наблюдала сквозь полуоткрытые веки за суетой нескольких молодых девушек, одетых в светло-серые широкополые ципао. То, что эти платья назывались именно так, я знала всё от той же Эльки. Она, увлекалась историей моды разных стран. Интересно, это хлопок или лён? А вот вышивка нитью чуть более темного оттенка показалась мне занятной. Завитки, листочки, цветочки. И у каждой — свой неповторимый рисунок.

В волосах у них деревянные шпильки и молочного цвета атласные ленты. Уши украшают по три красные сережки-бусинки. Необычно, но красиво.

Внешность девушек, показалась мне странно чуждой. Я никогда не видела ничего подобного. Тонкие вытянутые лица. Белая, словно фарфоровая кожа. Большие раскосые тёмные глаза. Рельефные скулы. Очень тонкие бледные губы.

Высокие и стройные, они напоминали мне сказочных созданий. Но в их доброте заставляли усомниться брезгливо поджатые губы и недовольные нотки, то и дело проскальзывающие в голосах.

Моего пробуждение они не заметили. Я же решила в точности исполнять приказ Алой Богини — молчать и слушать. Как оказалось, не зря.

— Императрица очень недовольна, — сказала молодая девушка, поправляющая складки на занавесях. — Она хотела, чтобы восьмой наложницей императора стала младшая госпожа семьи Маоран.

Вот. Новая информация. Здесь есть Императрица. Пока не понятно, жена это или мать местного правителя. Но, в любом случае, надо держаться с ней осторожнее. Хотя, осторожной надо быть абсолютно со всеми здешними обитателями. А между тем девушка продолжила:

— Госпожа Эйран красива, изящна, образована и наделена всеми возможными талантами. Я сама видела её, когда она на прошлом празднике урожая пришла выказать уважение Императрице. А эта...

— Тише ты, Сина, — шикнула на нее другая девушка, которая стояла у двери. — Ты своим длинным языком беду на нас всех навлечёшь.

— А я что? Я правду говорю. Рост маленький. Ноги короткие. Бёдра узкие. Зато груди, как у крестьянки, которая трои детей родила. Это же такой позор. Слышала, что Император сам не рад такому подарку Великой Матери, да назад не вернёшь. Мне рассказала служанка, которая вчера подметала крыльцо храма, что наш господин вчера выпил четыре графина с вином и возжелал не просто девушку, а ту, что сама Богиня преподнесёт ему в знак преклонения перед его величием. Велел старому жрецу, что ухаживает за Северным храмом воззвать к Богине. И пригрозил, забить его палками, если в своей молитве старик не будет усерден. Жрец молился весь день, а когда последний луч солнца скрылся за горизонтом, каменный алтарь засветился слепящим светом и на нём появилась обнаженная девушка с золотыми рисунками на коже. Ну, дальше, вы и сами знаете.

— Хватит сплетничать, — услышали мы властный оклик женщины, привыкшей приказывать. — Чего встали? Разбудите ее. Сейчас придёт лекарь.

Я открыла глаза и улыбнулась, не разжимая губ. Растерянно оглянулась по сторонам, изображая смущение.

— Госпожа уже проснулась? — холодно обронила немолодая женщина, одетая гораздо богаче остальных. Ткань ее платья была другой — более тонкой, а вышивка отливала серебром. Да и в прическе имелись отличия. Её волосы украшали серебряные шпильки, в которых сверкали разноцветные камешки.

Я снова улыбнулась, позволяя ей вести наш разговор.

— Можем ли мы узнать имя восьмой наложницы Сына небес, луны и солнца, Владыки земли, гор и морей, Наместника Великой Матери?

— Марина.

— Что оно означает? — продолжила она свой допрос.

— Морская.

— Принадлежащая морю? Да, у вас красивые глаза цвета морской волны. Я понимаю, почему ваши уважаемые родители дали вам это имя. Но отныне госпожа принадлежит Императору и Золотому Городу. Ей нужно иное — правильное имя, которое принесёт ей удачу. Ваши глаза похожи не только на море, но и на самый дорогой нефрит, который считается очень сильным оберегом. А ещё красивый голос, как колокольчик. Отныне вас будут звать Мейлин*. Все слышали? Это имя похоже на прежнее, но больше подходит статусу восьмой наложницы Императора.

Я скрипнула зубами, но возражать не стала. Может, эта женщина мне добра желает? Сейчас откажусь, а она затаит обиду. Зачем накалять отношения с той, кто может стать моим союзником? Врагов у меня и так будет предостаточно. Гарем же. Вряд ли остальные наложницы полюбят меня, как родную, а жить мы будем в мире и согласии. Так бывает только в аниме-гаремниках, снятых мужчинами для мужчин, но не в реальной жизни. В реальной истории гарем — поле неутихающей битвы, где проливаются реки крови.

— Благодарю.

— Меня зовут Синьян, — продолжила женщина. — Обращаться ко мне следует по имени. Я старшая управляющая Золотого Города и служу Императрице — матери нашего повелителя. Девушки, оденьте госпожу. Лекарь уже ждёт.

Все тотчас же засуетились. И через минуту я стояла посреди комнаты в платье, напоминающим, наверное, ханьфу. — Эля часами могла рассказывать о том, чем юката отличается от кимоно, а ханьфу от ханбока. Ну, и, конечно, чем современные ципао отличаются от тех, что носили в прежние времена. Я любила слушать её. Потому что рассказы эти напоминали волшебные сказки и успокаивали.

Эльку все считали занудной и скучной. Но для меня она была единственным человеком на которого я никогда не могла злиться. Потому что под маской легкомысленной глупышки, чьи мысли заняты сюжетами исторических сериалов и красивыми тряпками, она прятала светлую душу.

На всех служанках были традиционные широкополые ципао, даже на Синьян, а мне подали платье совершенно иного покроя. Приталенное и открывающее шею.

Материал был красивым. Сам по себе. Вышивка изящной. Он даже приятно холодил кожу. Но ярко-желтый шелк из кого-угодно сделает канарейку-переростка. Хотя, может у них мода такая? Чужой мир... чужими традиции. Иные представления о красоте. Или, это что-то церемониальное?

В дверь постучали, и молодая служанка с поклонами проводила к нам грузного пожилого мужчину. На нем был мужской вариант ципао из материала похожего на одежды служанок. Кажется, это, всё же, лён.

— Приветствую восьмую наложницу. Я — главный императорский лекарь и пришел осмотреть восьмую наложницу Императора.

— Конечно, — соглашаюсь, скромно опуская взор и жду указаний. Но старик закрывает глаза и начинает водить руками, как в фильмах про экстрасенсов. Интересно, шарлатан или, действительно, что-то видит так? Если в том мире есть высшие силы, почему бы не быть магии?

— Ну, что? — спросила Синьян с любопытством, спрятанным за маску вежливости.

Лекарь открыл глаза и поклонившись, ответил несколько озадаченно:

— Она абсолютно здорова. Я никогда не встречал настолько здоровых женщин. Её, словно Богиня благословила. Хотя, если это Великая Мать ее преподнесла Императору, то иначе и быть не могло. А ещё... мне кажется, что эта наложница уже носит драгоценное дитя. Нет, я в том абсолютно уверен. Мальчик или девочка — не ясно. Срок слишком мал. Но магия императорского рода в ребёнке очень сильна. Гораздо сильнее, чем... бывало раньше. Возможно, она носит не одно дитя. Я читал о таком в трактате своего наставника. Рекомендую госпоже провести в постели десять дней, чтобы плод укрепился. Я буду приходить каждый день и проверять её здоровье.

Я промолчала, хотя была на сто процентов уверена, что предосторожности излишни. Ничего с этим ребёнком не случится, даже если я прыгать буду и на голове стоять, если уж для его рождения меня перенесли из другого мира. Но зачем проявлять странные инициативы. Здесь чисто, уютно. Кормить должны. Находясь в постели, я по незнанию не совершу никаких ошибок, а может, и узнаю побольше о местных нравах.

Посмотрела на старшую управляющую. Она ответила таким же задумчивым взглядом, кивнула и произнесла с достоинством:

— Я доложу об этом Императрице. Она решит, стоит ли говорить Повелителю сейчас или же подождать. От остальных не желаю слышать ни звука. И хорошо заботьтесь о госпоже. Иначе вам не поздоровится.

— А возможно сделать так, чтобы мне рассказали об этом месте, правилах и обычаях, — мягко прошу, не обращаясь ни к кому конкретному. — Великая Мать перенесла меня сюда из земель, что находятся невообразимо далеко. Поэтому я многого не знаю. Мне бы не хотелось своим невежеством оскорбить Императора или Императрицу.

— Оскорблять своих старших сестёр — других наложниц повелителя, тоже, не рекомендую, — насмешливо произнесла Синьян. — Я пришлю опытных служительниц. Они дадут вам наставления.

— Благодарю. Я не забуду вашей доброты.

После того, как целились и старшая управляющая ушли, девушки начали кружить вокруг моей постели, как пять квочек вокруг единственного цыплёнка.

Одно радует — хоть накормили. Но сейчас даже словоохотливая Сина не проронила ни слова, даже, когда я притворилась спящей. А через несколько часов в мою комнату вошла Синьян в сопровождении двух женщин средних лет, которых представила, как моих наставниц. Сообщила, что моё представление Императрице состоится, как только целитель сочтёт это возможным. И ушла.

Последующие два дня и вспоминать не хочется. На меня вылили такой объём странной информации, что ни одна психика не вывезет.

Нет, варварами жителей мира, носящего имя своей Богини — Альтеа, не были. Но от этого не легче. Бесчисленные традиции, ритуалы и правила ужасали.

Зато тут есть водопровод и канализация. Хоть какой-то плюс. И есть бани, где моются местные обитатели. Мне, правда, туда нельзя из-за беременности. Но при дворцах наложниц есть маленькие купальни.

Хотя, дворцом моё нынешнее обиталище лишь называлось. Большой двухэтажный дом с двухскатной крышей из золотистой черепицы, сияющей в лучах солнца. Карнизы моего нового обиталища изгибался вверх, словно тянулся в небеса, завораживая своей яркой красотой.

Стены же, сложенные из лакированных деревянных панелей, хранили в себе тысячи загадок. Когда-то искусный мастер вырезал на них изумительной красоты цветы, птиц, диковинных зверей, звезды, листочки и перышки, но со временем рисунки почти стёрлись, и чтобы его рассмотреть можно было лишь вблизи.

Порог был почти белым и пах свежим деревом. Видимо, его совсем недавно заменили. А ступени ведущие на второй этаж, хоть и казались крепкими, ужасно скрипели. Там, кстати, располагались мои личные покои и еще пять комнат, предназначенных для принцев и принцесс, если хозяйке дворца посчастливится родить.

На первом же располагалась купальня, маленькая кухня, комнаты прислуги и другие хозяйственные помещения. В общем, всё, что нужно для комфортной жизни.

Павильон возвышался над небольшим садом, в котором обязательно располагалась изящная беседка. Само это место было огорожено низкой изгородью кустарника, создавая иллюзию приватности. Потому как другие дворцы были видны из любого окна. Плотность застройки тут была, достаточно, высокой.

В Золотом Городе — так называли дворцовый комплекс, огороженный высокой каменой стеной, чтобы мирская суета не нарушала покой императорского рода, было всего три, действительно, величественных строения.

Дворец Ясного Разума. Там жил и проводил заседания совета Император. А так как там должны были работать еще и многочисленные чиновники, то размеры он имел соответствующие.

Во дворце Сыновнего Почтения обитала нынешняя вдовствующая Императрица. Она управляла Золотым Городом, ежедневно проводила встречи со всеми наложницами её сына, давала им наставления, выслушивал жалобы, в общим, выступала мировым судьей по всем важным делам, а также принимала у себя всех, желающих выразить почтение императорской семье или ей лично.

Последним был дворец Молитв и Скорби. Там обитали мать и наложницы прошлого Императора, которые не пожелали вернуться к родне или занять своё место рядом с выросшими детьми. Вдовы должны были покинуть свои "дворцы" сразу после похорон супруга. Ведь со дня восшествия на престол нового Императора, дворцы должны были перейти к его наложницам. В редких случаях, если вдовствующая наложница носила дитя, новый правитель мог позволить женщине остаться в ее бывшем дворце до родов и на некоторое время после. Чтобы драгоценное дитя императорского рода окрепло.

Наложницы нынешнего правителя располагались небольших домах-теремах. Каждой полагался свой собственный. Что очень меня радовало. Жить в общежитии с соперницами мне бы не хотелось.

Архитектура тут была занятной. Дворец Императора окружало восемь по восемь дворцов наложниц, что составляло благоприятное число.

Дворец Императрицы находился в кольце семи дворцов наложниц, что снова давало цифру восемь.

И один был рядом с дворцом Скорби и храмом Богини, как символ колеса жизни и незыблемости традиций. Остальные расходились кольцами от дворцов Императорв и Императрицы.

Итого: семьдесят "теремка". И ровно столько же наложниц могло войти в ворота Золотого Города. Не больше. Даже, если кто-то из женщин умирал. Раз в полгода устраивался смотрины девушек и выбиралась одна — самая достойная. Делать это чаще запрещали традиции.

Я, конечно, понимаю, что это за всю жизнь. Но зачем же столько? Хотя, вот у одного исторического персонажа их было около тысячи**. Это я знаю благодаря всё той же Эльке. Моя школьная подружка дни напролёт мечтала о карамелькой сказке, где прекрасный хан, султан или император, дракой или оборотень будет пленён ее красотой, очарован умом и покорён её нежной натурой до такой степени, что начнёт исповедовать моногамию и до конца своих дней будет носить её — "истинную свою любовь" на руках.

Наивная душа.

Даже я понимаю, что это невозможно, просто, по определению. Так не бывает. Тот, кто считает себя Сыном Неба, не станет ценить человеческие жизни. Ведь ему с детства внушали то, что он выше остальных.

Это, кстати, проблема. Ребёнка придётся воспитывать самой, всячески ограждая от льстецов и подхалимов. Мамки-няньки будут у меня пелёнки стирать, но к малышу я особ, не необременённых идеями гуманизма, и близко не подпущу.

Ну, и что, что мне всего шестнадцать? Справлюсь.

Нет, в моём родном мире я бы в таком возрасте рожать не стала. Там бы младенец уничтожил даже малейшую надежду вырваться из нищеты, унижений и побоев. Да, и зачем приводить в мир новую жизнь, точно зная, что это дитя будет страдать, как страдаешь сейчас ты? Можно подумать, если меня отец колотит, то внука пожалеет? Или ко мне начнёт относиться хоть немного лучше? Нет. Так не бывает.

Самой беременности я была не слишком рада. Всё-таки мне до сих пор казалось, что рожать надо от того, кого ты хоть немного любишь. Ну, или, на худой конец, хотя бы видела. Моя же память не сохранила, даже, обрывка воспоминаний о том, как выглядит отец моего будущего сына.

Да, понимаю, что Богиня вряд ли просто так стёрла воспоминания о совместно проведённой с ним ночи. Говорят, он был пьян, а я некрасива и разочаровала его. Сомневаюсь, что он был нежен в ту ночь. Однако, меня мучил внутренний диссонанс. Я точно знала, что беременна, но ощущала какую-то нереальность этого.

Однако, сделка — есть сделка. Жизнь за жизнь. Альтеа дала мне новую жизнь. Ценой этого станет рождение или, скорее, перерождение будущего Императора. Не знаю, смогу ли любить этого ребёнка, но ответственно относиться к воспитанию, буду. Малыш же не виноват в том, как всё сложилось.

Наставницы мне рассказывали о женских добродетелях, смысл которых сводился к тому, что я должна забить на себя и всецело отдаться служению императорской семье. Что было ожидаемо.

Об этикете. Дома у бабушки и дедушки в книжном шкафу стояло несколько томов Большой энциклопедии. Тех самых, что весили по шесть килограмм. Так вот, если записать эти их бесконечные "нельзя" и "следует", они бы заняли пару таких вот книжек. В Золотом Городе был регламентирован каждый шаг. Отчего это место всё больше ассоциировалось у меня с женской тюрьмой строгого режима.

Но гаремы моего мира во все времена были золотыми клетками. С чего вдруг гарему в другого мира быть райским местечком?

Ну, еще меня немного радовало, что я тут заключена не пожизненно. Алая Богиня же обещала мне свободу лет через двадцать-тридцать, ну, максимум, сорок, когда мой сын станет Императором. А так как гарема у него не будет, Императрица станет не особо нужна.

И я отправлюсь путешествовать. Это же так интересно — посмотреть на иной мир, который, по словам его создательницы, лучше того, в котором родилась я.

___________________________

* Значение имени Мейлин — нефритовый колокольчик, звон, которого приносит удачу. То есть Синьян, действительно, дала девушке имя, желая ей добра. Прим. автора.

** В реальных гаремах древнего Китая количество женщин доходило до нескольких тысяч, но некоторые наложницы могли прожить всю жизнь, так ни разу и не разделив с Императором ложе. Прим. автора.

___________________________

Глава 5

Через десять дней, когда моя голова уже трещала от тонные условностей, которые было необходимо запомнить, меня, наконец, представили Императрице.

Не то, что ты мне этого очень хотелось. Но начальство надо знать в лицо.

Ещё бы с Императором пересечься, чтобы понимать, кого следует избегать всеми силами следующие лет двадцать. Впрочем, последнее сейчас меня не слишком тревожит. Беременные наложницы не служат Господину в постели. А потом... если родится принц, а у меня родится, именно, принц, можно будет провернуть одну аферу.

Местные жительницы к этому праву прибегали крайне редко. Потому, что привыкли зубами держаться за своего венценосного кобеля, но традиция такая существует. А, значит, грех ей не воспользовался.

Но, и, просто, посмотреть на Императора любопытно. Всё-таки у меня ребёнок будет, а он этому поспособствовал.

Меня проводили в просторную залу дворца Сыновнего Почтения. На возвышении в массивном кресле сидела грузная женщина в темно-синем платье, такого же цвета, но расшитое золотом покрывало покоилось на ее голове и плечах.

Темно-синий — цвет траура. Как и обрезанные до плеч волосы. Мои, по местным меркам, коротковаты, поэтому служанки прячут их в сложную прическу. Они почему-то решили, что у меня не так давно умерли оба родителя и старший брат. Потому что так местные девушки выражают скорбь по трём и более близким старшим родственникам, ушедшим одновременно. А я не стала их разубеждать.

Императрица ещё молода. Или кажется мне молодой? Тут иная продолжительность жизни. Но я до конца не разобралась, какая именно. У меня всегда было туго с математикой.

Наложницы сидят в два ряда, лицом друг к другу на резных деревянных стульях вполоборота к хозяйке Золотого Города. Их всего шесть. Потому, что одна мертва.

— Дочери, — произносит Императрица, когда я прошла по дорожке между стульями и сделала поклон. — Это восьмая наложница моего сына — Мейлин. Будьте радушны и приветливы. Не допускайте ссор и обид. Потому, что это нарушает гармонию Золотого Города и несёт беды его обитателям. Но оставайтесь снисходительны к ошибкам вашей младшей сестры. Она прибыла к нам издалека и многого ещё не знает. Мейлин, проявляй почтительность к своим старшим сёстрам и будь с ними добра. Мне уже сообщили радостную весть о том, что ты носишь дитя. Потому я дарую тебе четвёртый ранг. И право на пять служанок, которые будут заботиться о твоём дворце и три личные служанки. Помни: твоя жизнь не стоит ничего. Но жизнь драгоценного императорского ребёнка бесценна. Береги её.

— Благодарю за наставления, — ещё раз кланяюсь и сажусь на второе место в правом ряду, за что удостаиваюсь ненавидящего взгляда соседок с третьего и четвертого места. Как же! Не успела войти в Золотой Город, как уже их обскакала.

Тут правит балом строгая иерархия. Поднимаются выше лишь те, кто рожают детей. От ранга наложницы зависит количество слуг и жалование. Даже очередность, в которой кухня доставляет вам еду, определяется этим.

Всего рангов семь. У наложницы первого ранга должно быть на воспитании более одного принца.

У наложницы второго — один принц.

Третий ранг присваивается женщине, у которой есть одна или несколько дочерей, но нет сына.

Четвертый — той, кто носит дитя.

Пятый ранг получает несчастная, которая смогла родить принца, но ребёнок умер.

Шестой — та, у кого была дочь.

И, наконец седьмой — девушка, которая еще ни разу не рожала.

Соответственно, наложница первого ранга может иметь двадцать служанок, а седьмого, всего, четырёх.

И сейчас у меня есть шанс оказаться под перекрёстным огнём. С одной стороны, четыре пустоцвета, ненавидящие более удачливую соперницу. С другой — наложницы Шанэ и Сян. У них уже есть сыновья. И дополнить свою "дружную" компанию наложниц второго ранга они, мягко говоря, не желают. Им и так весело.

Но как-то серьёзно вредить не должны. Гадости, конечно, говорить будут. Но я отучилась почти девять классов в школе, где каждая собака знала об алкоголизме моего отца, болезни брата и сестры, а с некоторых пор ещё и о том, как я "из ревности изуродовала" младшую сестру. Кто был в такой ситуации, и выжил в школьной травле, фильмы ужасов смотрит, как милые мультики, а книги, в которых без прикрас описывались интриги, убийства и пытки читает абсолютно спокойно.

Я, кстати, всегда любила читать. Но исторические любовные романы были вне моих приоритетов. К сожалению, знакомства с миром дворцовых интриг, у меня ограничилось парочкой популярны фэнтезийных книжек, которые я скачала на пиратском сайте. Да, знаю, что так делать нельзя. Но мне денег, чтобы я в школьной столовой булочку купила никогда не давали. Приходилось задирать нос и говорить, что быстрые углеводы вредны, от булочек толстеют, а я хочу оставаться стройной. Откуда у меня были деньги на книги?

Но мне так хотелось хоть ненадолго вырваться из серой беспросветности моих дней туда, где царит волшебство. Да, и настоящее воровство — это другое. Я же не забирала понравившуюся вещь себе у кого-то, а, просто, смотрела. Это же не преступление — посмотреть на витрину кондитерской. Но каждый раз обещала себе, обязательно, купить все те книги, которые читала так. Когда вырасту.

Лучше бы исторические дорамы смотрела вместе с Элькой. Что толку от книг, где главный герой всегда добивается своего, потому что он за всё хорошее и против всего плохого, когда ты сама живёшь в иномирном гареме?

Своих коллег я уже заочно знаю. Мои наставницы рассказали: кто и где будет сидеть.

Первая в моём ряду — Шанэ, наложница второго ранга. Первой вошла в гарем Акинара Исао, ещё до его восхождения на престол. Сейчас воспитывает второго принца. Её четвёртый принц умер в младенчестве. Напротив неё — Сян, наложница второго ранга. Воспитывает третьего принца. Её первая принцесса умерла при родах.

Наложницы Джи, как и её первого принца, нет в живых.

Остальные детей не имеют. О беременностях, тоже, пока не слышно. Рядом со мной Роулан и Лании. Напротив — Интай и Баолин.

Далее Императрица продолжает тему о гармонии и добродетелях, а я освежаю в памяти правила местного этикета.

К Императору наложницам следует обращаться "Мой господин", "Мой повелитель". Обращение "Мой император" используют сановники и доверенные слуги, коим дарована такая милость.

К императрице мы должны обращаться по-семейному — "матушка".

К другим наложницам — "сестра" добавляя имя. Чтобы выразить уважение к статусу или возрасту, можно говорить "старшая сестра". К равным или уступающим в ранге — можно по имени. К тем, кто младше тебя по возрасту — "младшая сестра".

К высокопоставленным слугам — по имени, к остальным достаточно безликого "ты".

К принцам и принцессам — лишь по титулу, то есть по порядковому номеру. Имена детей не используют, чтобы "отвести беду". Есть такое суеверие. Оно ни разу не помогает. Ибо наследники мрут, словно мухи. Детей, конечно, жалко. Но, как намекнула Алая Богиня, причина в том, что их рождается слишком много, чтобы их защищало благословение и не трогала скверна. Если не будет императорского борделя на месте храма, если у Императора будет всего одна жена и несколько детей, это закончится.

— Через пятнадцать дней состоится торжественный ужин в честь обретения нового цветка гаремом нашего Императора. Весть о милости Богини разлетелась уже по всей столице. Многие жены и дочери сановников желали бы увидеть такую диковинку. Мейлин, я пришлю к тебе служанок, чтобы они сняли с тебя мерки и пошили красивое платье. Не прячь свои рисунки. В старых летописях говорится, что золотые цветы приносят удачу и благополучие.

К слову, я сейчас вся в едва заметных золотых татушках. Золотые лианы с причудливыми цветами оплетают мои руки, ноги и тело. А во лбу звезда горит. То есть не совсем звезда, скорее бутон то ли лотоса, то ли лилии. В зеркало я первое время смотрелась с опаской. Потом привыкла, хотя до сих пор считаю эти "украшения" немного экстравагантными.

После того, как мы попрощались с Императрицей и вышли во двор, Сян с нежной улыбкой гадюки предложила нам прогуляться по саду, чтобы насладиться цветением хризантем. И, действительно, первые минут пятнадцать мы созерцали прекрасные соцветия. Я уж думала, что мы так и будем бродить вдоль клумб восклицая: "Как изысканно", "Совершенно" или "Утончённо". Конкурс на лучший эпитет в институте благородных девиц, а не первое знакомство с соперницами. Но Сян не заставила себя ждать слишком уж долго. Хотя, пока что её ядовитые стрелы были направлены не на меня:

— Шанэ, наша новая сестра рождена под счастливой звездой. Ты так не думаешь? Она смогла понести после первой же ночи с Императором. Мы с тобой не так удачливы. Моя первая беременность случилась лишь через несколько месяцев после того, как я вошла в ворота Золотого Города. Тебе же довелось стать матерью лишь спустя пять лет. Хотя ты долгое время была единственной наложницей нашего повелителя.

Женщина расправляет складки своего, расшитого диковинными цветами, нежно-зеленого платья. Потом изящным движением поправляет волосы, демонстрируя изящные золотые кольца на каждом пальчике и массивный нефритовый браслет на запястье.

— Тем не менее, мой ребёнок — драгоценный старший наследник, — с лукавой улыбкой ответила Шанэ, срывая желтую хризантему и поднося её к своему лицу, в потом, словно бы невзначай, касается цветком ожерелья из алых бусин, выгодно подчеркивающих её темно-бордовое платье. — Император всегда будет ценить его выше остальных своих детей.

— Третий принц младше своего второго брата всего на несколько месяцев, — с нежной улыбкой парирует Сян. — Но не нуждается в постоянном присмотре лекарей. Он растёт здоровым и крепким. А Император ценит не своего второго сына, а то, что ты, дорогая сестра, сделала с наложницей принца Киана. Или с обеими его наложницами? Первая ведь, тоже, умерла очень рано.

Я вся обратилась в слух. Принц Киан, насколько мне известно, единственный живой брат нынешнего императора. Обосновался он на юге и чем-то там руководит. Если я узнаю некую информацию, которой можно будет с ним поделиться — это уже хорошо. Не сейчас, и даже не скоро, но мне понадобятся союзники. Так что собираем компромат. Но храним лишь в голове. Улики нам ни к чему.

— Не понимаю о чём ты. Та бедняжка упала по собственной вине. Я тут ни при чём. Не стоило ей носить такие длинные юбки, в которых легко запутаться. Ах, Сян что о нас подумает наша новая сестра? Мы вместо того, чтобы справиться о её самочувствии, обсуждаем дела давно минувших дней. Я помню, как сама переносила дни благословенного ожидания, — усмехнулась Шанэ и резко развернулась ко мне. — Сестрица Мейлин, ты выглядишь хорошо. — У тебя здоровый румянец. И тон кожи ровный. В народе говорят, что, если беременная остаётся красивой, родится дочь. Девочки делятся с матерью своей красотой. Так было с нашей сестрой Сян. Во время первой беременности она очень похорошела. Не хочется ли тебе сладкого сейчас?

— Я начала добавлять мёд в чай, хотя раньше этого не делала, — говорю чистую правду. Ведь раньше я в чай сахар добавляла. Мёда у нас дома и не было никогда. А тут чай пьют, с молоком, но без подсластителей. Гадость страшная. Хотя, если с мёдом, то еще ничего.

— Как чудесно, — Шанэ радостно всплеснула руками и улыбнулась. — Тогда, точно, будет девочка. Надеюсь, она родится здоровой. Император был опечален смертью первой принцессы. Вторая принцесса развеет его тоску и станет украшением Золотого Города.

— Надеюсь, так и случится. — Я, снова, сама искренность. Вторая принцесса развеет тоску Императора. Если они так считают, значит, так и есть. Они, ведь, лучше меня знают его повадки. Зачем уточнять, что рожать ту девочку придётся кому-то другому? Это мелочи, которые не стоят их внимания.

Киваем и улыбаемся.

Улыбаемся и киваем.

Думают, что будет девочка? Пусть. Если им так спокойнее.

Мечтают, что однажды, кто-то из их сыновей станет новым Императором, а они будут властвовать в Золотом Городе? Тоже, дело хорошее. Пока они им этим заняты, меньше времени и сил уйдёт на пакости мне.

До рождения моего принца я планирую не отсвечивать, демонстрируя главные женские добродетели — скромность, почтительность и смирение. А еще набрать килограмм шесть-семь. Тут привлекательной считается худоба. Мне же незачем быть привлекательной. Это привлекает злые завистливые взгляды, которых мне бы хотелось избежать. Как и внимания Императора, который, по уверениям служанок, является тонким ценителем женской красоты.

Глава 6

Вскоре весь Золотой Город окончательно уверился, что восьмая наложница Императора ждёт девочку.

Моя внешность, если и менялась, то лишь в лучшую сторону. Тут сказывались хорошее питание и прогулки на свежем воздухе. Проблем с токсикозом у меня не наблюдалось. Я ела всё. Ни на что конкретное не тянуло. Но, если предлагали, от сладкого не отказывалась.

Вкусно же. Продукты экологически чистые. Не химия. Почему бы не попробовать немножко? Слишком сильно я этим старалась не увлекаться. Потому, как знала, что избыток сахаров вреден. Но первое время фрукты ела без меры, словно бы наверстывая долгие годы, когда на них я могла только смотреть и облизываться. И лишь дней через десять немного успокоилась.

Жены чиновников, пришедшие поприветствовать Императрицу, рассматривали меня, действительно, как диковинку. И дело было даже не золотых татуировках богини. Я очень отличалась от них внешне.

Моя кожа была иного оттенка. Тёмные волосы отдавали рыжиной, словно ржавчиной. Местным это казалось, в лучшем случае, необычным, но, скорее, некрасивым. А вот зелено-голубые глаза, которые еще и меня цвет в зависимости от освещения, похожие на нефрит, неизменно вызывали восторг. Местные, все, были или сероглазыми или кареглазыми.

Поэтому гости наперебой желали мне, чтобы у моего ребенка глаза были такого же благородного оттенка, который, непременно, принесёт ему удачу.

Если честно, я пока лишь головой понимала, что месяцев через восемь у меня родится сын. Ночь с Императором стёрлась из моей памяти и сейчас понимаю, что, это к лучшему. Я ведь попала в постель к этому мужчине не по своей воле, а насилие — это всегда насилие. Даже, если ты сама на него согласилась, чтобы спасти свою жизнь. А мне, действительно, еще мальчика воспитывать.

Императора мне довелось увидеть лишь спустя два месяца с момента попадания в его гарем. Раз в двадцать шесть дней тут происходило что-то вроде семейного ужина. И наложницы во главе с Императрицей прибывали в главную трапезную дворца Ясного Разума.

Зала была просторной с высокими, устремленными в высь резными деревянными колоннами. Стены расписаны умиротворяющими пейзажами в тематике четырех провинций по сторонам света.

Юг олицетворял собой море, Восток — плодородные равнины, Север — лесные угодья, а Запад — горные пики. Идиллические картинки должны были способствовать лучшему усвоению пищи. Во главе стоял достаточно большой стол, за которым располагалась правящая семья: Император и Императрица. Старшая Госпожа — бабка нынешнего Императора могла присоединиться к ним по особо торжественным случаем. Таким, как особо почитаемые даты в которых я, если честно, еще не особо разобралась. Также, там могли сидеть достигшие зрелости принцы и принцессы на выданье. Но сегодня это место занимали всего двое: правитель и его мать.

Маленькие столики наложниц располагались в два ряда, образуя просторный коридор-сцену, предназначенную для увеселения за трапезой.

Прекрасные цветы Золотого Города демонстрировали таланты — пели, танцевали, играли на музыкальных инструментах или дарили свои рисунки или вышивку Императрице.

Действо это было занятное. Каждая из моих "сестёр" вставала, объявляла подарок, который выносил кто-нибудь из слуг. Императрица говорила пару слов одобрения. Дар уносили. Или же слуги готовили всё необходимое к выступлению — выносили музыкальные инструменты, расписные веера и шелковые ленты.

Я — просто, ела. Потому, как талантов, по местным меркам, не имела, а хендмейдом увлекалась в нежном возрасте двенадцати лет. Да, и то... скорее, в теории. Потому, что мама не желала тратить деньги на "такую ерунду". А бисероплетение без бисера освоить сложно.

— А что же приготовила наша восьмая сестра? — произнесла Баолинь, с насмешкой глядя на меня. Вот же стерва. Интересно, мне с её подачи никто не сказал, что следует приходить на этот ужин с подарком? Надо бы обзавестись кем-то, кто знает здешние негласные порядки. Это сейчас я могу прикрыться беременностью. Но мне тут ещё долго жить. Надо о будущем задуматься.

— Мой господин, матушка я не имею талантов к музыке или рисованию, достойных столь высоких ценителей. И не знаю многих традиций здешних земель. Но на моей родине есть поверье, что беременной нельзя шить или вышивать. Ведь это может причинить вред ребёнку. Поэтому я побоялась... умоляю простите меня.

— Глупые предрассудки, — высокомерно произнесла Императрица. — Но я ценю твою осторожность, Мейлин. Поэтому не стану сердиться. Сейчас ты, в первую очередь должна заботиться о ребёнке, которого носишь. И о себе. Ведь то, что ты делаешь отражается на драгоценном императорском наследнике. Сейчас значения не имеет носишь ты сына или дочь. Все дети Императора ценны. Тебе нельзя пренебрегать своим здоровьем. Беременные не должны печалиться или пугаться. Если тебе от этого будет спокойнее, можешь не шить ничего до родов. В знак же благоволения моего сына, ты получишь право выбрать любой музыкальный инструмент в императорской мастерской. Талант к музыке можно и нужно развивать. А ещё две тысячи золотых. Купи то, что захочешь. У женщин, которые, находясь в тягости испытывают радость и созерцают красоту, рождаются здоровые дети.

— Благодарю, матушка. — Склоняюсь в поклоне. Сажусь. А потом боковым зрением стараюсь поподробнее рассмотреть Императора. Я, не то, чтобы ненавижу мужчин. Но с отцом-алкоголиком в анамнезе любить их сложно. Данный экземпляр восторга не вызывает. Высокий. Худой. Явно, ничего тяжелее пера в руках не держал. Волосы белые, словно седые. Мне сказали, родился он, как все — с черными волосами, а побелели они в момент коронации. Но конкретно ему этот цвет не шёл совершенно. Как и рубиновый венец. Лицо, вроде бы красивое. Не только по местным меркам, а вообще. Хотя, капризное выражение, на мой взгляд, всё портит. А эти бледные брезгливо поджатые губы — последнее, что мне захотелось бы целовать. Короче, герой не моего романа. И от него я планирую держаться как можно дальше, помня разговор с Алой Богиней. На меня распространяется её благословение лишь до тех пор, пока я чувствую себя свободной.

А он моей свободы не стоит, совершенно. Тогда как ко мне интерес, явно, проявляется. Как же. Игрушка новая, а наиграться нельзя. Беременная наложница не может посещать спальню Императора. Забеременела я неприлично рано. Он даже распробовать не успел. Слухи ходят, что он тогда был настолько пьян, что наутро помнил лишь момент моего появления на алтаре. А если никто ничего не помнит, значит, и не было ничего. Так себе утешение, конечно. Но я жива. Не голодаю. В перспективе получу свободу. И шанс на новую жизнь. Это немало, если подумать. Цена, что запросила Алая Богиня за свой дар, более чем, справедлива.

Интересно, как там моя родные? Спорить готова, что так же, как до моего исчезновения. Люди ведь не меняются.

Отец — пьёт.

Мать страдает. Чаще на публику, чем в принципе.

Братья и сестры, не зная иной жизни, думают, что всё у них нормально.

У бабушек появился ещё один повод для походов в церковь. Раньше они молились лишь том, чтобы детки у моих родителей рождались нормальными, а те, что уже есть — стали здоровыми. Ведь и умственная отсталость Егора с Лизой, и ожог Кати — это не следствие запойной жизни папочки. И то, что оба наших родителя любили бить своих детей по голове, совершенно ни при чём. Кара это божья, которую вымаливать надо. Не сына и зятя их от алкоголизма лечить или от детей изолировать. Не мозги одной идиотке вправлять, чтобы перестала с козлом жить. Нет. Надо, именно, молиться. Чем они, и развлекаются дни напролёт. И самое ироничное тут то, что молятся они Создателю, который давно покинул этот мир, тому, кто никогда не услышит этих молитв и не ответит на них, тому, кто обрек своих созданий на смерть. Ведь мир без творца всегда умирает. Иногда быстро, иногда медленно.

Но молиться проще, чем что-то делать.

Деды мои заняты тем, что лежат на диване возле телевизоров. Смотрят политические программы. Ругают на кухне по вечерам власть. Но каждые шесть лет голосуют "за стабильность". Ведь, раз не жили хорошо, нечего и начинать.

Я никогда особо не вписывалась в ту семью. Наверное, действительно, похожа была на тётю Веру, которую видела лишь в очень юном возрасте. Она в родной город лет десять не возвращалась.

Как это ни странно, но несмотря на то, что сейчас жила я, фактически, в тюрьме, мне здесь нравилось больше. И не потому, что теперь я носила красивые платья и ела вдоволь. Нет. Просто, раньше я чувствовала какую-то обреченность, где единственным светлым пятном моей жизни была Элька. Интересно, как она там? Надеюсь, у нее всё не сильно плохо. Что смотрит она свои любимые дорамы, так же мечтает о принце. И не скучает обо мне.

Я же здесь обрела надежду.

Может быть мой сын будет любить меня?

Ну, подумаешь, был он в прошлой своей жизни страшным монстром. Просто, тогда у него меня не было, а теперь я есть.

Седьмая Императорская наложница Лании, играла на пипе* и декламировала сказание о сотворении мира:

Вначале безликое было Ничто.

Из тени и мрака пришло божество.

Альтеа — великая матерь Земли.

В мир этот вложила все мысли свои.

Стал смех её солнцем, а слезы водой.

А черные косы — горной грядой.

Глаза её — небо. Улыбка — рассвет,

Дыхание — песнь, что слагает поэт.

Мир был еще юн. И Альтеа юна.

Любви пожелала однажды она.

Он был порождением мира иного.

И очень далёк от рода людского.

Имя его потерялось в летах.

Но помним о белых его волосах,

Что передал он потомкам своим.

Что род Акинара им вечно храним.

Род, что несёт в себе кровь божества.

Не смей эту кровь проливать никогда.

Не смей эту кровь проливать никогда.

Иначе придёт к тебе смерть и беда!

Эпос я слушала и интересом. Посредственная с точки зрения художественной ценности сказка-пугалка. Мол, нельзя проливать императорскую кровь ввиду божественного её происхождения. Вот, вроде бы и рифма есть и ритм более или менее присутствует. А такое ощущение, что писал это, чуть ли не ребёнок. Причём, ребёнок, который никакое стихотворение писать не хотел.

Была у нас в классе девочка. Злата. Так вот, она умела сочинять стихи. Легко. Буквально, слёту. Её постоянно на городские поэтические конкурсы от школы отправляли. И она, неизменно, возвращалась с грамотами за первое место. Если это тематика не была патриотической.

На самом деле, никакие патриотические стихи Злата писать не хотела. Но учителя давили. Говорили, что она всех подводит. Грозили плохими оценками, причём, по предметам с литературой никак не связанными. И она сдавалась. Только эти, написанные под принуждением стихи она сама называла мертвыми.

И вроде не было там глупых рифм по типу "любовь-морковь" или "заноза-береза". Но и души не было. Они навевали тоску с первой строчки и вызывали жуткое отторжение. Хотя, никто, даже, учителя не могли объяснить, чем именно. И в этом бессилии на Злату кричали, требовали написать нормально. Она соглашалась. А на следующий день приносила строки другие мертвые строки.

— Круто! — восхищенно шептала ей на ухо Элька. — Талантливый человек совершенным по своей форме может сделать, даже, саботаж. Так им! То, что мы не можем открыто с ними бороться, не значит, что они могут нас победить.

Древний альтейский эпос был плох, но не кошмарен. Но твердую троечку. Как и исполнение. Ну, не нравится мне излишняя патетичность Лании.

Интересным же мне показалось другое. Тут ни слова об Инлуне Громовом Драконе сказано не было. Или о том, что его убил собственный отец — тот самый безымянный возлюбленный Богини.

Девушка выслушала пару одобрительных слов от Императрицы, поклонилась и вернулась за свой стол.

Слуги играли на музыкальных инструментах, услаждая слух присутствующих. Император вел со своей матушкой неспешную беседу о подготовке к грядущим праднествам. А я ела. Старалась не налегать на жирное и острое, отдавая предпочтение рыбе и овощам. Мясо тут так обильно сдабривали перцем, что от вкуса самого мяса не оставалось ничего.

— Сестра, Мейлин, я вижу, что ты отказываешься от острого, — насмешливо протянула Шанэ, искоса поглядывая на Императора. — Говорят, так бывает, когда женщина ожидает девочку. Да и целители не чувствуют мужской энергии плода. Ты, должно быть расстроена, что не подаришь нашему повелителю сына?

Я подняла глаза на первую наложницу. И про себя усмехнулась. Местное магическое УЗИ пол определить пока не может. Из-за того, что энергетика плода очень сильная. Они смогли лишь сказать, что ребенок будет один. Но интерпретировать это так — немного странно. Впрочем, люди часто видят то, что хотят видеть. И пусть. Зачем разжигать зависть и ревность этих змеек раньше времени? Хотя, две тысячи золотых — это уже достаточный повод для раздражения. Вон как Шанэ взбесилась.

— Будет сын или дочь... всё в руках Богини, — отвечаю спокойно. — Зачем сейчас гадать? Главное, чтобы ребенок был здоров. Старшая сестра Шанэ, если родится принцесса, разве это плохо?

— Принц всегда будет важнее, — Шанэ не скрывает высокомерной улыбки и злого взгляда, хотя голосок медовый — не придерёшься. В Золотом Городе под запретом, даже намёк на грубость. Поэтому оскорбления здесь — особый вид искусства слова, цель которого создать у собеседника ощущение, будто его в помои окунули, но придраться, при этом, нельзя было ни к единому слову. Особый шик — завернуть оскорбление в обертку комплимента. — Пол ребенка зависит от матери. У сильной духом женщины рождаются сыновья, а у слабых — дочери. Но ты в чём-то права. Растить принцессу, тоже, почетно. Ведь иные, проживают свою жизнь, так и не познав радостей материнства.

— Сестра, безусловно, права, — отвечаю со всем возможным смирением. А что остаётся? Не дорос этот мир до генетики. Поэтому объяснение про хромосомы они вряд ли поймут. Как и то, что пол ребенка — это всегда случайность. Какая хромосома выпадет, то и будет. Повлиять на это не может ни один из родителей. А что там может высшее существо — вопрос десятый. Но тем, кто создаёт миры, законы генетики должны быть не слишком интересны. Потом мои мысли спустились к вещам более приземлённым. На полученные деньги надо бы найти информаторов. И, если получится, купить лояльность кого-нибудь из высокопоставленных слуг. А ещё, пора заглянуть в храм. Вдруг, жрец получил какие-то указания на мой счёт? Или подскажет чего. И ко Дворцу Скорби прогуляться. Бывшая императрица, тоже, может оказаться весьма полезной. В конце концов, она в Золотом Городе провела лет пятьдесят, а, значит, знает гораздо больше моего. Конечно, она может не пожелать мне помогать. Но пожилые люди часто любят внимание и вспоминать былые времена. Мне же пригодится любой обрывок информации о мире или Золотом Городе.

А ещё, следует получше присмотреться к служанкам. Мне кажется, что служат они мне без должного усердия.

Или служат не только мне. Что более вероятно.

____________________________________

*Пипа — четырёхструнный струнный щипковый музыкальный инструмент. Имеет деревянный грушевидный корпус без резонаторных отверстий и короткую шейку с наклеенным зубчатым грифом. На пипе играют сидя, оперев низ корпуса о колено, а шейку о левое плечо. Инструмент держат вертикально. Прим. автора.

____________________________________

Глава 7

Повод сменить служанок у меня выдался значительно раньше, чем я планировала — буквально на следующий же день.

Утром мы отправились поприветствовать Императрицу. И там разразилась целая мелодрама.

По традиции, рядом с резиденцией бывшей императрицы, которую все называют Старшей госпожой, должна жить одна из наложниц нынешнего Императора. Есть поверье, что так энергия новой жизни закрывает собой энергию смерти, даруя гармонию.

Сейчас в этом малом дворце жила Роулан. А так как это очень далеко от главного дворца Золотого Города, то "случайно" попасть на глаза Императора, ей сложнее, чем остальным. Отчего милости их господина шестую по счету наложницу обходят стороной. Что её очень расстраивает. Сейчас же молодая женщина плачет и требует справедливости. Но занять её место не желает ни одна из её "сестёр".

Шанэ и Сян хранят гордое молчание. Им переезд не грозит. Ведь это может потревожить покой юных принцев.

Лании, Интай и Баолинь, тоже, плачут, соревнуясь в том, кому из них удастся лучше разжалобить Императрицу.

А я жду, когда в это бесконечном потоке жалоб и слёз появится хотя бы крошечная пауза.

Выдохлись они через минут сорок. Лишь когда лицо Императрицы начало выражать крайнюю степень раздражения. Как бы под горячую руку не попасть? Впрочем, когда ещё представится такой шанс?

Встаю. Низко кланяюсь.

— Матушка, я многого не знаю. Простите мне, если я в своём невежестве чего-то не поняла. Все мы служим императорской семье. Это наш долг. Старшие сестры растят принцев. Я забочусь о ребёнке, который лишь должен родиться и не могу думать ни о чём ином. Остальные же мои сестры должны заботиться о нашем повелителе. Наложница Роулан желает лишь исполнять свой долг. Возможно, будет лучше, если во дворец Белых Лилий отправлюсь я, а она займет место хозяйки дворца Серебряных звёзд. Так сестра будет ближе к Императору и сможет усерднее служить ему.

— А какая тебе выгода от этого? — раздражённо спросила хозяйка дворца Сыновнего Почтения. Но не отругала. Значит, в принципе, не против.

— Разве я могу думать о собственной выгоде, матушка? Все мои мысли направлены на бесценное дитя, что я ношу под сердцем. Мне грех жаловаться. Благодаря вашей неусыпной заботе я ни в чем не нуждаюсь. Но сейчас чувствую себя не очень хорошо. От запаха цветов в садах у меня кружится голова. А от жары я лишаюсь аппетита. Возле дворца Белых Лилий растут с можжевельники. А пруд рядом дарит прохладу. Я бы не посмела просить об этом лишь для своего удобства. Простите, если я в своём невежестве допустила ошибку. Но вы говорили, что я должна заботиться о своем здоровье.

— Мейлин, твои слова имеют смысл. — Императрица немного смягчилась. — Но стоит ли тревожить тебя сейчас, когда ты находишься в ожидании? Впрочем, если твоему телу требуется прохлада, а во дворце Белых Лилий тебе станет лучше, я не возражаю.

— Благодарю, матушка. Срок ещё очень мал. Я буду осторожна. Да, и заниматься переездом станут слуги, а сестра Роулан поможет мне во всём.

На этом разговор был окончен. Впрочем, никакой благодарности за своё, более, чем щедрое предложение, я не дождалась, что уж о помощи говорить?

Когда мы вышли из дворца Императрицы во двор, Баолин надменно бросила ни к кому конкретно не обращаясь:

— Надеюсь, сестра Мейлин любит одиночество. Потому что она надолго останется во дворе Белых Лилий. Может быть, даже, навсегда. Потому что, когда родится её дитя, к нам присоединится еще одна сестра.

— Баолин, — я улыбнулась и в тон ей пропела. — Ты давно вошла в Золотой Город. И находишься здесь дольше, чем другие наши сестры, не имеющие детей. Боюсь, что скоро наш повелитель решит, что ты — бесплодна и перестанет одаривать тебя своим вниманием. Императрица могла решить так уже сейчас. И тогда тебе пришлось бы привыкать к одиночеству. Но я была добра к тебе. Не хочешь выразить мне признательность?

— Наглая выскочка! Император любит меня. Если я попрошу, он навсегда запрёт тебя во дворце Белых Лилий.

— Попроси, — с улыбкой соглашаюсь, глядя в сторону хозяйственных дворов. — И я смиренно подчинюсь любому приказу моего господина. Похоже, смирение и покорность — добродетели, о которых забыли во дворе Осенней прохлады. Ты забыла о чести императорской наложницы, об этикете и о том, как тебе следует говорить со мной? Я выше тебя по статусу. Знай своё место.

Это была откровенная провокация. И сейчас она или прекратит так себя вести, действительно, побежит к Императору жаловаться. Я, в любом случае, буду в выигрыше.

Гарем Золотого города — место, где слабых сжирают. А если ты не отвечаешь на прямые оскорбления той, что ниже тебя по статусы, это считывают, как слабость.

А даже, если Император запрёт меня на ближайшие пару-тройку лет во дворце Белых Лилий — не беда. Это им в его постели мёдом намазано. А мне надо будет ребёнком заниматься. И чем дальше я буду от этого змеюшника, тем лучше. Особенно, когда родится принц.

Эта новость мало кого из них порадует. И как бы не решились навредить малышу.

Конечно, за такое головы лишиться можно. Потому как императорская кровь священна. Но можно же убить, не проливая кровь. Яд. Петля. Огонь. Вода.

Чужой мир.

Чужие порядки.

А вот люди везде одинаковые. Злые. Подлые. Жадные. Не все, конечно. Но таких достаточно, чтобы разочароваться во всех. На всякий случай. Потом можно с радостью признать ошибку.

Я не имею права рисковать моим принцем. Не потому, что он — ключ к моей свободе из этой тюрьмы.

Просто, еще давно я решила, что, если у меня будет ребёнок, я стану лучшей матерью, чем была для меня моя. И никому не позволю обижать своего малыша.

А вот вопрос со служанками стоит очень остро. Мне нужен кто-то, кому я могу хоть немного доверять. Времени уже не так много. Надо быть реалисткой. Оставаться с ребенком сутками невозможно. Хотя бы потому, что каждое утро мне придётся посещать Императрицу. А детей туда брать не принято. Нужен хотя бы один надёжный человек. Лучше — два, но нельзя просить от судьбы слишком многого.

Похоже, пора спросить совета у знающих людей. Заглянуть в храм. Почтить своим визитом Старшую госпожу. Пригласить на чаепитие старшую управляющую.

Последняя была весьма важной фигурой. Она вошла в Золотой Город больше тридцати лет назад вместе со своей сестрой, которая сейчас занимала трон Императрицы. А что ещё оставалось дочери служанки? Приданное за ней отец давать не хотел. У него от двух законных жён пять девчонок было.

Вот и решила семнадцатилетняя Синьян рода Рин пойти в служанки, когда ее сестру избрали наложницей прошлого Императора. Думала, отработает там положенные десять лет, сможет собрать денег себе на приданное, а после выйти замуж. Но не сложилось. Сначала сестра наотрез отказалась ее отпускать. А потом, когда Акинара Акайо почил с миром, и вся власть сосредоточилась в руках её сестры, стало уже поздно уходить. Здесь она — одна из самых уважаемых слуг. Императрица ее ценит. С ней даже наложницы считаются. А кем она будет за пределами Золотого Города? Второй-третьей женой у пожилого чиновника среднего звена? Ни богатства. Ни почёта. Детей в её возрасте ждать не приходится. И даже, если и родится у неё сын, не быть ему наследником. Вот и решила Синьян остаться в Золотом городе.

К племяннику своему она особой любви не питает. Потому, как тот её никак особо не выделяет. Служанка и служанка. А что они — родичи, так усерднее иных обязана быть. Вот такое потребительское отношение. С чего тут любви образоваться? На предательство, она, конечно, не пойдёт. Но мне этого от неё и не надо. Пока. Дальше — видно будет.

Сейчас я думала, просто, заручиться её поддержкой. Сестра Императрицы, достаточно, умна и честолюбива, чтобы понимать: о будущем стоит думать уже сейчас.

Император наш здоровьем не пышет. Рос он болезненным, не то, что его младший брат принц Киан. И сколько нынешний правитель ещё протянет — не известно. Когда же на трон взойдёт сын Исао, что будет с Синьян? Это нынешней императрице она какая-никакая, но младшая сестра. А новой она никем будет. Её, в лучшем случае, поселят во дворце Скорби, а в худшем — отправят доживать свой век куда-нибудь. В отчий дом, например. Если родня согласится её принять.

Остальные наложницы, конечно, проявляют уважение к её возрасту и положению, но ровней себе не считают и всячески показывают своё превосходство. А я не гордая.

— Здравствуйте, Синьян, — улыбаюсь приветливо, поравнявшись с объектом своих планов. — В добром ли вы здравии? Всё ли благополучно?

— Да, всё хорошо, — отвечает она растеряно. — Я буду рада вам помочь, молодая госпожа. Вам что-то нужно?

— Нет. Благодарю. Я, просто, хотела пригласить вас выпить со мной чая. Поговорить. Мы же с вами теперь не чужие. — Синьян удивлённо вздёрнула бровь, но более ничем своего изумления не выказала. Я улыбнулась и продолжила, положив руку на живот. — Этот ребёнок одной с вами крови.

— У принцев и принцесс нет иной крови, кроме императорской, — сухо произнесла женщина.

— Разве это делает нас с вами чужими?

— Нет, госпожа. Я не смею такого говорить. И если вы хотите обсудить со мной ваш переезд или слуг, буду рада принять ваше предложение. В любое время. — Синьян была осторожна, что ещё раз подтверждало — она очень умна.

— Чудесно. Может быть сейчас?

— Как пожелаете.

Чтобы не идти в тишине, я завела беседу о переезде. Сказала, что во всём полагаюсь в этом вопросе на нее. Но в новый дворец хочу сама выбрать слуг.

— Вы недовольны теми, кто служит вам? — спросила она нахмурившись. — Ваши девушки происходят из почтенных семей. Они послушны и старательны.

— Я, в людях меня окружающих, ценю иные качества. Думаю, мы продолжим наш разговор, когда нам подадут чай. Императорская кухня передала нашему дворцу чудесные миндальные и рисовые пирожные. Надеюсь, вы их любите?

— Благодарю за вашу заботу, госпожа Мейлин. Вы слишком ко мне добры.

— Пустяки. Должна же наложница Императора проявить гостеприимство к тем, кого сама зовёт посетить свой дворец.

Я улыбалась. Кивала. И болтала о сортах чая и видах выпечки, которая мне нравится. Пока за последней служанкой не закрылась дверь.

— Я не могу доверять этим девушкам. Недостойно бросаться беспочвенными обвинениями, но мне кажется, что служат они не только и не столько мне. Поэтому хочу их заменить. Мне не нужны рядом шпионы и предатели, когда родится мой принц.

— Ходят слухи, что вы ожидаете девочку, госпожа, — вежливо улыбнулась Синьян.

— Пусть слухам доверяют дураки. А вы — умная женщина. Родится принц. Я знаю это. Как знаю и то, что он со временем займёт императорский трон.

— Все наложницы мечтают от этом, — печально улыбнулась Синьян. — Так было с Джи. Она всё твердила, что ее Первый принц станет главным наследником. Но умерла при родах. Тот ребёнок не прожил и суток. У Шанэ есть ее второй принц. Он болен и слаб. При нём постоянно находится целитель. И лишь это сохраняет ему жизнь. А своего четвертого принца она потеряла. Самый сильный и здоровый наследник — сын наложницы Сян.

— Это не мои мечты, а воля Алой Богини. Моё тело не просто так украшено её цветами. Если вы поможете мне позаботиться о моём принце, я этого не забуду. И сделаю так, что мой сын всегда будет помнить о родстве вас связывающем.

— Наш Император связан кровными узами со Старшей госпожой. Но он сослал её во дворец Скорби и ни разу не навестил её за все эти годы, хотя она всегда любила его больше остальных наследников.

— Это очень печально, — стараюсь говорить спокойно, но твёрдо. — Я позабочусь о том, чтобы мой сын был более почтительным внуком. И не только для императрицы. Взамен я прошу вас помочь мне советом. Вы живёте здесь дольше меня. Знаете больше. Здесь очень много злых и завистливых глаз. А младенцу так легко навредить.

— Вы предлагаете столь щедрую плату за простые советы?

— Я высоко ценю ваш ум и опыт. Мне нравится ваша осторожность. И это достойная цена за помощь. И за молчание. Не стоит кому-то знать о том, что я вам сказала. Мы с вами говорили о переезде и новых слугах. Старые, мне наскучили.

— Госпожа Мейлин, вы слишком циничны и расчётливы для юной девушки, которой полагается быть наивной и доброй.

— Наивные и добрые не выживают в таких местах, как Золотой Город. В этом саду слишком много ядовитых цветов.

— Не все они желают вам зла, — осторожно ответила женщина.

— Я лишь хочу, чтобы моему ребенку никто не мог навредить, пока он мал. Ведь кроме меня, его не защитит никто.

— Понимаю. Это материнский долг — защищать свое дитя.

Киваю и вежливо улыбаюсь. А сама думаю: "Ничего ты не понимаешь". Но это к лучшему. Меньше знаешь — крепче спишь. Я и так рассказала слишком много.

Сделка, предложенная ей, не несёт никаких особых рисков, но сулит выгоду. Что если, я говорю правду? Что если, у меня родится сын? Что если он, действительно, станет Императором? Пусть он и не будет считать старую служанку своей бабки ровней себе. Но вдруг он не забудет Синьян в своей милости и позволит ей не уходить во Дворец Молитв и Скорби? Вдруг, эта странная девушка — подарок Алой Богини, действительно, станет следующей Императрицей и оставит её при себе. Пусть, даже на должности не такой высокой, как Управляющая Золотого Города, а хоть даже, Смотрительницей покоев или Хранительницей императорских украшений. Это, тоже, будет неплохо. Всяко лучше, чем остаться бесправной служанкой дворца Молитв. Им ведь, даже, жалования не платят. И работают они, буквально, за еду, доживая так последние свои дни. А если есть шанс на лучшую жизнь, который сам идёт к тебе в руки, почему бы им не воспользоваться? Ведь ничего странного или плохого Восьмая Императорская наложница не просила. Поменять слуг? Так это дело житейское. Беременные женщины капризны. Это все знают. А долг Синьян сделать так, чтобы наложница была довольна теми, кто ей служит. Дать житейский совет, коль просят. Так и это не грех. Управляющая должна во всём, что касается быта помогать наложницам. Иного же у неё пока не просили. И не попросят. Пока. Синьян долго жила в Золотом Городе и понимала, что девушка перед ней не так простодушна, как пытается казаться Императрице и своим сестрам.

"Алая Богиня подсунула в гарем Императора маленького воронёнка, — подумала Синьян. — И может птичка эта не столь красива, как остальные обитательницы этой золотой клетки. Но она осторожна и умна не по годам. Сейчас маленькая наложница лишь делает свои первые шаги и пробует на вкус первую интригу. И неплохо, надо признать, справляется. А что будет, если у неё, действительно, появится принц? Ворониха ради своего птенца дикую кошку разорвет. Не испугается. И биться будет до последнего. Но и добро вороны помнят".

Синьян как-то в детстве поделилась куском хлеба с едва оперившимся воронёнком. Так он потом ей долго подарки приносил. То желудь. То камушек блестящий. То листик. То пуговицу костяную, потерянную кем-то. Когда она переступила порог родительского дома, чтобы войти в Золотой Город, думала, что навсегда попрощалась со своим пернатым другом. А через год прилетел и сюда, чтобы, как и раньше бросить к ногам Синьян красивый желудь.

Глава 8

После разговора со старшей управляющей я отправилась в храм Алой Богини. В Единственный храм, что был в Золотом Городе. И, судя по всему, он особой популярностью не пользовался. Хотя, казалось бы, должен. Те же бездетные наложницы могли бы молиться о ниспослании детей. Или о любви Императора.

Но среди наложниц молитвы были не приняты. Как будто бы молиться — это ниже их достоинства. Что странно. Потому как сам факт наличия Богини в их мире они не отрицали. В её могуществе не сомневались.

Но молиться было как-то стыдно что ли?

И это мне не совсем понятно.

Почему так?

Хотя, я же тоже не молюсь. Но у меня причина другая. Я жила там, где на мои молитвы отвечать было некому. А здесь Богиня есть. И, даже, Хранитель. Неужели они никогда и не кому не отвечают?

Хотя, Альтеа же спала две тысячи лет, а её возлюбленный цунами, ураганы и землетрясения вкупе с падениями астероидов предотвращал. Может быть, ему не до молитв страждущих было?

В храме оказалось чисто и тихо. На алтаре горели палочки с благовониями. А лёгкий сквозняк колыхал пламя свечей.

Серый мрамор стен.

Простые тростниковые циновки на полу.

Никаких излишеств, всё скромно. Скорее даже аскетично. И не скажешь, что ты все еще в Золотом Городе.

— Этому храму не нужна позолота, — сказал старик в серебристой хламиде. Видимо, это и есть тот самый единственный жрец, который тут обитает.

Я поклонилась и спросила:

— Разве весь Золотой Город — это не храм богини? Но там всё наполнено красками, а золотом сияют даже крыши дворцов.

— Альтеа любит всё яркое. Но это мой дом. Место тишины и раздумий, — старик замолчал на несколько минут, разглядывая меня. У меня же от этого взгляда мурашки по коже побежали, а он с печалью в голосе продолжил. — Я однажды совершил ужасную ошибку. Надеюсь, что сейчас пришло время её исправить.

Жрец улыбнулся. Сделал шаг, вступая в полосу света. И преобразился. Передо мной стоял... нет, не мой ровесник, но достаточно молодой мужчина. Его волосы были белыми, как снег, а глаза сияли лунным серебром.

Белые лисьи ушки я заметила не сразу. Как и девять пушистых хвостов за его спиной.

— Так вот ты какой, полярный лис, — в шоке протянула я. Хотя, чему тут можно удивляться. Подумаешь, кумихо. Меня сюда целая богиня притащила. Но до чего красивый, зараза. Ах сердце замирает. Хотя, я к мужской красоте всегда была равнодушна. Но это было другое. Он в своем совершенстве, действительно, был очень далек от рода человеческого. Люди такими не бывают.

— Моё имя Ниэлон из рода Аки-Инара, — улыбнулся мужчина, демонстрируя заострённые клыки. Вот, казалось бы, что может быть красивого в неправильном прикусе? Но было же. Я впервые в своей жизни поняла Эльку, которая всю стену возле кровати обклеила плакатами, на которых были изображены актеры, по которым она фанатела в данный момент времени. Сейчас я хотела себе такой же плакат. Но чтобы там был изображен этот конкретный лис. Никакой пошлости или глупых мыслей. Я понимаю, что он — занят и всё такое. Просто, не восхищаться этой красотой невозможно.

Мужчина рассмеялся.

И, кажется, я... нет, не влюбилась, конечно. Но почти. Он же, как ангел, только лис. Хотя, может быть это не преступление — совсем чуть-чуть влюбиться в того, кого избрала Богиня. Ну, если уж она так высоко оценила данного мужчину, то поймёт? Я же ни на что не претендую. Просто, он такой... слов не подобрать.

— А ты смешная, — говорит он, подходя ближе и кладёт мне руку на голову, взъерошивая волосы. Чувствую себя котенком. — Нет, ты не котёнок, а воронёнок. Маленький. Очень маленький. Но я за тобой присмотрю, пока ты не станешь на крыло. Твои эмоции — это, кстати, не влюбленность. Внушать очарование представителям твоего вида — моя природная способность, которую сложно контролировать. Альтеа, многие её братья и сестры населяли свои миры такими, как ты. Мой создатель поступил иначе. Он создал демонов-лисиц, способных оборачиваться людьми. Мы стояли ближе к богам, чем иные создания. Могли даже путешествовать между мирами. Куми-Ихо... да был такой род. Если в сказках твоего мира есть подобные мне, значит, мои сородичи бывали там.

— А вы попали сюда так же, как и я? — спрашиваю шепотом.

— Не совсем. Альтеа забрала тебя, отдав осколок души нашего сына твоему миру. Но не беспокойся, он не сможет причинить никому вред. В мире, лишенном магии, тот осколок уснёт и будет спать до тех пор, пока Громовой Дракон не придёт за ним. Или пока мир не падёт. Я был последним представителем моего погибшего народа, — мужчина помолчал несколько секунд, а потом продолжил делано-легкомысленным тоном. — Иногда такое случается. Боги, тоже умирают. И вместе создателем умирает всё им созданное. В юности Альтеа была очень любопытной. И она решила посмотреть на смерть целого мира. А увидев среди обломков мальчишку-лиса, раненого, но упрямо цепляющегося за жизнь, сжалилась и забрала его себе. Мы смертны. В том смысле, что нас можно убить. Но ничем иным наша продолжительность жизни не ограничена. В мире Альтеи поселился почти равный ей, влюблённый в неё до безумия. Это было славное время. Мы жили. Радовались каждому дню. И даже рождения нашего общего сына восприняли, как подарок и подтверждение нашей любви. В детстве Инлун был славным мальчиком. Добрым. Любознательным. Способным ради забавы изменить обличие. Громовым соколом летать в грозу, играя с молниями. Золотым драконом спать среди облаков. Плавать в море среди рыб. Прыгать по снежным вершинам северных гор. Мы мало им занимались, полагая, что ничего не может с ним произойти в мире, созданным его матерью. Но ошиблись. Нашлись те, кто посеял в его душе семена сомнений и злобы, взрастил в нём зависть. Сын начал ненавидеть нас. Меня. Ведь демон-лис всего лишь последнее создание ушедшего бога. А мать — за то, что родила его полукровкой. Слишком сильным для смертных. Слишком слабым, чтобы он мог создать свой собственный мир. И он возжелал получить этот мир, чтобы стать не наместником, а хозяином. Так Инлун принял решение убить Альтею. Ну, и меня заодно, зная, что подступиться к моей женщине он сможет лишь переступив через мой труп. Мы любим иначе. Не так как люди. И тысячи лет способны ждать тех, кто затронул наше сердце.

— Подождите, если бы его мать умерла, разве не умер бы этот мир вместе с ней? — удивилась я.

— В нём было достаточно её крови и силы, чтобы мир устоял. Сын долго строил свой план. Искал союзников, способных предать свою богиню. И однажды нанёс удар. Мы слишком долго видели в нём того маленького мальчика, которым он был когда-то. Поэтому всё вышло так. Я вынужден был вступить в схватку с собственным сыном. Он умер от моей руки. Перед смертью Инлун проклял нас, предсказав, что ни мы, ни этот мир не найдут покоя, пока его душа не возродится. Альтеа была на грани жизни и смерти. Инлун был мёртв. Мир... нет, ещё не умирал. Но кричал от боли. Начались землетрясения, извержения вулканов, ураганы. Моря закипали. Таяли ледники, затапливая сушу. Моих сил хватило, чтобы на время приглушить агонию. И ждать пробуждения Альтеи. Так прошло две тысячи лет. Сменилось множество поколений. Но даже сейчас в детях рода Акинара течёт наша кровь. Сначала мы пытались вырастить достойного наследника с помощью наших верных слуг, но дважды терпели неудачу. В последний раз у нас почти получилось. Юный Киан стал бы неплохим правителем. Но осколок души Инлуна, что жил в теле его отца воспротивился воле Альтеи.

— И вы поняли, что рано или поздно, но вам придётся объединить все осколки души Инлуна?

— Не все, — жрец холодно улыбнулся. — Лишь те, что огонь нового рождения сможет переплавить в новую личность. Остальные со временем, поглотит мир.

— Он будет человеком? Мой ребёнок, — спрашиваю то, что сейчас меня беспокоит больше всего.

— Нет. Но и божественных сил у него не станет. У тебя родится маленький демон-лис. Такой, как я.

— С ушками и хвостиками? — спросила я шокировано. — Как же я их прятать буду? Мальчишку же прибьют ещё в младенчестве. Просто, за то, что он на человека не похож.

— Это всё, что тебя беспокоит? — улыбнулся Ниэлон. Нашел, когда веселиться, лис полярный.

— Нет, конечно. Но это сейчас — вопрос первостепенный. Наложницам Императора только дай повод избавиться от принца, чтобы расчистить дорожку для их сыновей. Скажут, что это не ребёнок, а подменыш злых духов, и поминай как звали. Может быть можно как-то без ушек и хвостиков обойтись? Хотя, ели от него очарованием, как от вас разить будет, может, и не прибьют. Но тогда они на него молиться будут. А это, тоже, нехорошо. Как мне из него нормального человека делать прикажите, если на него молиться будут? Нет, уважаемый, я так не играю. Мне, пожалуйста, ребенка без ушек, хвостика и вашего лисьего обаяния.

Хранитель снова расхохотался:

— Ты всё больше мне нравишься, дитя иного мира. Не беспокойся. Сначала я укрою мальчика мороком. А потом он научится по своей воле менять облик. А на счёт обаяния... Таким, как у меня оно станет, когда он проживёт пару тысяч лет.

— Тогда ладно. Спасибо.

— Не стоит благодарностей. Что ещё беспокоит тебя, воронёнок?

— Мне нужны верные люди, чтобы позаботиться о моём сыне. Вы, случайно, не знаете таких? Может быть посоветуете кого?

— Открой своё сердце, и найдешь их без моей подсказки. Ты уже на правильном пути. Но я пригляжу, чтобы в твоём новом дворце не завелась крыса. Внимательно смотри по сторонам. Драгоценные камни могут лежать даже среди речной гальки.

— Мне нужно знать что-то ещё, господин Ниэлон?

— Во дворце Скорби стоит доверять далеко не всем. Прошлая Императрица может стать хорошим союзником. Она в своей жизни совершила много ошибок. Но осознало это не слишком поздно. Эта женщина будет полезна тебе. Чтобы выжить в гареме, надо знать, как он устроен. Ты же должна не просто выжить, но разрушить его до основания. А теперь ступай, дитя. И пусть дорога твоя будет ровной. Я же буду здесь. Возвращайся, когда у тебя появятся вопросы.

Я поклонилась и вышла из храма. А когда оглянулась, возле алтаря вновь стоял старик в серебристой хламиде, но его смеющиеся глаза всё так же отливали лунным серебром.

Глава 9

У меня будет не ребёнок, а лисёнок. В голове не укладывается, если честно.

Как будто, без этого недостаточно проблем. Впрочем, если его станет сложнее убить, то ладно. Подумаешь, ушки, хвостик и бешеное обаяние. У всех свои недостатки. А это, если приглядеться, то и за достоинство сойдёт.

А интересно, будет он белым, рыжим или бурым?

Эх, дура ты, Маринка. Как есть, дура. Нашла о чём тревожиться. Да, хоть розовым в фиолетовую крапинку.

И думать о том, что это реинкарнация полубога-отступника, не надо. Это будет другая жизнь. Потому, что я здесь. Тогда всё так вышло, потому что меня рядом не было. А сейчас я есть и всё будет хорошо.

Самовнушение помогало слабо. Мыслить позитивно не получалось.

Во имя Хаоса, или, что там вместо сверхразума, управляющего вселенной. Мне всего шестнадцать. Я даже школу закончить не успела. Да, моим главным страхом было — залететь по малолетству. И, вообще, детей не люблю. Или я не детей не люблю, а моих братьев и сестёр, потому что жизнь моя с ними была такой кошмарной? Все эти пелёнки-распашонки. Игрушки разбросанные. Ор этот бесконечный. Дети орали. Мать на нас орала. Отец орал. А я от этого шума на максималках сходила с ума. Сама срывалась и орала.

Я не грезила о других мирах. Не мечтала о власти и богатстве. И просто, хотела сбежать от моей семейки хоть куда-нибудь. С другой стороны, сбежала же. И сейчас у меня есть свой дом. Там тихо. А один здоровый малыш будет шуметь меньше, чем четверо, двое из которых психически больны. Так что и тут для меня не всё так плохо.

Плохо начинается, когда я начинаю задумываться о том, что попала сюда не просто так, а для похождения суперсложного квеста. Воспитай будущего Императора из ребёнка-лисёнка, который в прошлой жизни был жутким тираном. Да кто в здравом уме мог такое доверить мне?

Но это всё полбеды. Сначала же рожать придётся. А это страшно. Вряд ли тут есть анестезия, реанимация и кесарево, случись что.

Да, конечно, Альтеа заинтересована в том, чтобы роды прошли успешно, и мы с малышом выжили. Смерть одного из нас делаем совершенно бессмысленным мой перенос сюда. Но я слышала, что схватки могут длиться и сутки, и двое. А это жуть, даже, еслиты уверен в благополучном исходе.

От храма до дворца Молитв и Скорби было метров четыреста, если напрямую. Просто, есть еще длинный путь, который змейкой петляет через всю территорию сада дворца Старшей госпожи. Но это, если из вдовствующих наложниц желал совершить прогулку. Им же нельзя выходить за пределы этого места без особого повода.

Таковым считалось личное приглашение от Императора или Императрицы в честь какого-нибудь праздника. Официальные визиты во дворец совершеннолетних принцев и замужних принцесс. Они тоже, могли пригласить кого-то из вдовствующих, например, на ужин в их честь. Так же, наложница нынешнего Императора могла пригласить обитательницу дворца Молитв посетить свой дворец. Это не было такой уж редкостью. Потому что событий в Золотом Городе мало. Наложницам скучно. Между собой они дружат редко, недолго и, обязательно, против кого-то. А со вдовствующими им делить нечего. Да, и многие из них являются, пусть и дальними, но родственницами.

Я прогулочным шагом шла по дорожке, мощеной золотистым песчаником, то и дело останавливаясь в тени вековых деревьев, чтобы послушать песню серебристых крон. Они рассказывали мне истории прожитых лет, вспоминая тех, от кого ныне не осталось даже праха.

Камни у меня под ногами казались теплыми и какими-то родными. Мне казалось, будто когда-то давно я бегала по этой дорожке, но тогда она была совсем новой, а сейчас её покрывали выбоины и трещины, в которые забивается пыль, как бы тщательно служанки не подметали их. От этого становилось одновременно и грустно, и радостно.

Я чувствовала, что вернулась туда, куда стремилась всем своим существом. И от любви щемящей нежности моё сердце готово было взорваться.

Только было ли это моими чувствами?

Нет.

Точно? не мои!

Я — душа чужого мира. Мне здесь неплохо. Гораздо лучше, чем дома. Но я ничего не чувствую ни к Золотому Городу, ни к этому миру, а золотистые камни, лично для меня, были всего лишь камнями.

Ну, здравствуй, ребёнок-лисёнок. Это же ты наполнен любовью ко всему здесь настолько, что это чувствую даже я? Еще размером с горошинку, а уже показываешь характер.

С другой стороны, как же здорово, что я сейчас чувствую твою любовь, а не ненависть. Может быть, ты не был жутким монстром? Может быть, ты пытался так обратить на себя внимание своих божественных родителей, которые занимались чем-угодно, но не тобой? И ты поэтому танцевал с молниями, спал на облаках и нырял в морские глубины, чтобы заполнить пустоту в своём сердце?

Я закрываю глаза, прижимая обе руки к животу и, кажется, слышу его шепот:

"Гроза красивая. Люблю смотреть".

"Быть рыбкой. Нырять. Весело".

"Летать в небе. Свобода".

Хочется улыбаться. Потому что этот ребёнок-лисёнок совсем не страшный, а милый и какой-то совсем родной. Он мне нравится. Он мне очень-очень нравится!

И этот эпический момент, когда я осознаю, что люблю своего ребёнка разбивают чьи-то жалобные всхлипывания. Подхожу ближе и под кустом вижу девчонку лет пятнадцати. Мелкую. Худенькую. С зарёванной мордашкой. Коса растрёпана. На щеке желто-фиолетовый синяк. Один глаз не открывается из-за кровоподтёка. Губы разбиты в кровь. Платье всё в пыли и местами порвано.

— Что случилось? — спрашиваю шепотом. — Тебя кто-то обидел?

Девочка вздрагивает, подскакивает на ноги. Потом падает на колени, начинает биться лбом о землю, бормоча:

— Простите, госпожа, что нарушила ваш покой. Простите.

В первый момент я порадовалась, что она головой о землю бьётся, а не о камни дорожки. Всяко мягче. А потом схватила ей за воротник. Потому как на этой самой земле камни увидела. Мелкие, конечно, но всё равно.

— Четко и по существу, — приказываю, добавив в голос строгости. Как зовут? Кто такая? Что случилось? Кто избил?

Продолжаю крепко держать девчонку за воротник, потому что она после каждого произнесенного слова так и норовит лбом о землю стукнуться. А на ней, и так места живого нет.

— Ая, госпожа. Меня Ая зовут. Я — вышивальщица. Меня отец продал в Золотой Город, чтобы я в швейной мастерской работала. А там нитки пропали. Дорогие. Я их не брала. Богиней клянусь. И не знаю, как они оказались в моих вещах. Но управляющая мне не поверила. Она решила, что я воровка. Велела сломать мне все пальцы и продать в дом удовольствий. Чтобы возместить убытки.

— Сурово, — говорю задумчиво. А в голове одни маты. Но я же теперь аристократка, а не дочка запойного алкоголика из неблагополучной семьи. Принца, вот, воспитывать собралась. Мне эмоции нужно выражать соответственно моему статусу.

Просто, я в местных нравах так и не разобралась. Нет, я в курсе, что слуги Золотого Города делятся на две, скажем так, касты. Первые пришли сюда сами. Они получают жалование, и эта служба считается почётной, даже, если они дрова колют и пол метут.

А есть те, кого в Золотой Город продают родители или опекуны. Первое время жалования им не платят. И по факту, они являются имуществом Золотого Города, пока не отработают там шесть лет. Но, что этих людей можно перепродавать, я не знала.

— Лучше умереть, чем так. Я лучше сама себя... — Девчонка рванулась, явно что-то для себя решив. Но она мелкая. А мне, порой, Егора доводилось держать, когда он в ярость впадал, чтобы он меня же и не покалечил.

— Стоять! — гаркнула я, хватая мелкую за шиворот второй рукой. На всякий случай. Не хватало ее ещё из окрестного пруда вытаскивать. Я плавать не умею, да и в моём положении такое вряд ли полезно будет. — Не дергаться! На вопросы отвечать! За тебя никто не вступился?

— Госпожа, да кто же меня — бедную сироту слушать будет? — снова всхлипнула служанка, дернувшись приложиться лбом к земле.

— А если я послушаю и поверю? И тебя не накажут. Будешь мне служить?

— Я за вас всю жизнь Алой Богине молиться буду, госпожа.

— Молитвы — то хорошо, но мало. Мне нужно, чтобы ты стала моей самой преданной служанкой в Золотом Городе.

— С радость, госпожа. Но не положено же. Я из самых простых дворцовых слуг. А служат наложницам лишь девушки из самых уважаемых семей. Мне о таком и мечтать не следует.

— Ая, скажи, — я постаралась говорить тихо и ласково. — Что ты сделаешь, если к тебе подойдёт кто-то из слуг других наложниц, даст очень много денег, а взамен попросит навредить мне или моему ребёнку?

— Откажусь! И пусть хоть на месте убьют.

— И что за дикая тяга к смерти? — усмехнулась я. — Деньги надо взять. Наобещать всё, что они хотят услышать. И бежать ко мне быстрее ветра, чтобы о случившемся рассказать. Понятно?

— Да, госпожа. Я вас никогда не посмею ослушаться. Клянусь.

— Ты же в швейной мастерской сейчас служишь? Вставай и пойдём. Там ты молчишь. Киваешь, что бы я не сказала. Глаза в пол. Даже намёка на удивление не выказываешь, что бы я не говорила.

А через четверть часа мы стояли у ворот мастерской. К нам на встречу тотчас же выскочила управляющая с парой помощниц. А молоденькие швеи облепили окна в надежде разузнать, что происходит. Ибо наложницы к ним, обычно не приходили, а присылали слуг, если надобность какая появлялась.

— Я забираю эту служанку, — говорю, не утруждая себя даже приветствием.

— Это никак невозможно, госпожа, — управляющая швейной мастерской старается отвечать с достоинством. Чтобы авторитет свой перед подчиненными не ронять. Но глазки бегают. Потому что я неизмеримо выше её по положению и спорить со мной ей не по чину. — Она воровка и должна понести наказание. Таковы правила Золотого Города.

Я про себя хмыкнула. Как знала, что без скандала уйти не удастся. Нравы здесь такие. И не только среди наложниц. Только силу понимают.

— Ты смеёшься перечить мне? — в моём голосе слышится лишь высокомерное удивление, будто со мной вдруг заговорила букашка. — Забыла, что перед тобой наложница Императора, а не одна из служанок?

— Простите, госпожа, если мои слова показались вам грубыми, — сухо произнесла женщина, кланяясь. Впрочем, кланяясь не слишком глубоко и без особой почтительности. И мне-то самой плевать, как там ко мне относится какая-то управляющая. Но тут так нельзя. За неуважением всегда должно следовать наказание. В противном случае, тебя посчитают слабой и постараются сесть на голову. А у меня и так проблем достаточно. — Я лишь следую правилам. Прошу не гневаться.

— Императрицей себя возомнила? Кто ты такая, чтобы указывать мне?

— Я лишь хочу защитить госпожу от этой воровки и обманщицы.

— Понятно. Действительно, возомнила. А раз так, мы идём к старшей управляющей. Все присутствующие, за мной. Это приказ. Кто ослушается, будет строго наказан.

Синьян вряд ли была рада снова меня видеть так скоро. Но бесстрастное выражение лица удержала. Пока ей в ноги не бросилась управляющая швейной мастерской и с подвываниями не начала просить заступиться за нее. Впрочем, правая рука Императрицы повелительным жестом заставила её умолкнуть и почтительно обратилась ко мне:

— Госпожа, эта недостойная служанка вызвала ваше недовольство?

— Да, она проявила непочтительность ко мне. Дерзила. И за одно это заслужила наказание. Но я хотела бы сначала разобраться в другой ситуации. Прошу, помогите мне в этом.

— Сделаю всё, что будет в моей власти, — отозвалась Синьян, бросив раздраженный взгляд в сторону подчиненной.

— Я сегодня отправилась в храм, чтобы помолиться богине о благополучной беременности и лёгких родах. А по пути в мой дворец решила пройти по мосту через озеро. Но на солнце почувствовала слабость и едва не упала в воду. Эта девушка, — указываю на Аю, которая, кажется, забыла, как дышать. — Помогла мне. Она увидела, что мне стало плохо и отвела в тень.

— У этой девки были недостойные намерения, — тут же влезла со своим комментарием управляющая швейной мастерской.

— Разве это не дерзость — столь бесцеремонно влезать в наш разговор? — спросила я ни к кому конкретно не обращаясь. — Как смеет она прерывать меня?

Синьян зло зыркнула на подчинённую и холодно процедила сквозь зубы:

— Молчать, когда говорит госпожа. Пять ударов розгами за то, что посмела проявить неуважение к наложнице Императора, — и уже очень мягко обращаясь ко мне. — Госпожа Мейлин, простите за то, что я недостаточно хорошо справляюсь со своей работой и не смогла воспитать в этой служанке должную почтительность.

Мне же ничего не оставалось, кроме, как кивнуть и продолжать разыгрывать мой маленький спектакль:

— Я поблагодарила эту девушку за то, что она мне помогла. Ведь, если бы я упала в пруд... было бы плохо. Она помогла нам избежать большой беды.

— А где в это время были ваши служанки, госпожа? — задала странный вопрос Синьян. Можно подумать, она, когда сопровождала меня во дворец, не заметила их отсутствие. У моих служанок всегда слишком много дел, никак не связанных с тем, что они, действительно, должна делать.

— А вот поэтому я и захотела, чтобы Ая теперь прислуживала мне. Она мне понравилась. Мне кажется, что это знак Богини. Она послала мне служанку с добрым сердцем, которая будет по-настоящему обо мне заботиться. Ведь я встретила эту девушку после молитвы. Нет, таких совпадений не бывает!

— Госпожа Мейлин, позвольте мне теперь выслушать Кину, — сказала Старшая Управляющая Золотым Городом.

Но дозволения ждать никто не стал.

— Ту ничтожную служанку, — Громко заговорила управляющая швейной мастерской. — Поймали на краже. У нас пропало десять мотков золотого шёлка. Шёлк нашли у неё в вещах.

— Весь шёлк? — Синьян нахмурилась.

— Два мотка. Остальные она успела продать.

— А были ли найдены у неё деньги? — Синьян быстро уловила суть аферы.

— Должно быть, она успела их перепрятать, — продолжила упираться Кина.

— Ее продал сюда отец, — фыркнула я. — Эта девушка не получает никакого жалования. Появись у неё новые вещи или украшения, это бы заметили сразу. Хранить деньги много лет до дня, когда она должна будет покинуть Золотой Город... так зачем ей красть что-либо сейчас? А потом прятать в месте, где любой сможет найти? И нашли вы не всё, а лишь малую часть от украденного. Это странно. Но если кто-то, у кого сейчас остаётся восемь мотков бесценного шёлка, решил скинуть вину на Аю, это обретает смысл. Нитки больше не ищут. Зато сколько всего можно будет повесить на "воровку", когда она вылетит из Золотого Города. Иголки. Булавки. Уверена, такое случалось и раньше. Нечасто. Иначе это привлекло бы внимание.

— Случалось, — голосом Синьян можно было замораживать реки. Даже меня пробрало. И я поняла, что надо бежать, пока ветер без камней. Пусть сами разбираются.

— Ох, я так устала. Ноги не держат. Голова кружится. Ая проводит меня. Не буду вам мешать.

— Госпожа, благодарю за ваше участие. — Сводная сестра Императрицы говорила спокойно и даже изобразила нечто напоминающее улыбку. — И еще раз прошу прощения за поведение моих подчинённых. Я сурово их накажу.

— Полагаюсь на вас, — я стараюсь, чтобы моё стратегическое отступление не казалось побегом с поля боя. Поэтому стараюсь двигаться медленно и плавно. — Ая, подай руку, чтобы мне было легче идти.

Делаю вид, что опираюсь на её плечо, но на самом деле вынуждаю двигаться шустрее. Нам тут более делать нечего. Ещё не хватало, чтобы Синьян вспомнила, что Айке, вроде-как, по статусу не положено быть служанкой наложницы.

А к вечеру по Золотому Городу разнеслась весть о казни управляющей швейной мастерской и изгнании её ближайших помощниц. Женщину забили палками за то, что она присваивала себе имущество Императора, сваливая вину за это на бесправных служанок.

С одной стороны, меня тошнило от этой варварской формы наказания. С другой стороны, назвать наказание незаслуженным нельзя. Эта женщина хотела продать Айку в бордель, чтобы скрыть кражу нескольких мотков каких-то ниток. И неизвестно, что с теми, кого она раньше в своих грехах обвинила? Живы ли?

А зачем ей это? Можно подумать, на такой должности жалование маленькое. Но нет, жадность обуревает. Большего хочется. Но ради нескольких золотых монет невинные жизни гробить? Никогда этого не пойму.

Я, может, не самый хороший человек. Наверное, даже, плохой. Потому как смогла же я без сомнений и сожалений приговорить к страшной смерти тех, кто меня похитил. Но забрала я жизнь тех, кого невинными назвать было никак нельзя.

Тот зверь мучил и убивал. И остановить его не смог ни суд, ни увечье. Остановила я.

А его мать... она, хоть и не убивала своими руками, но тот, кто заманил и помог похитить жертву, будет виноват в её смерти не меньше убийцы.

Но хороший человек попросил бы у Богини для них смерти без мучений. Потому что смерть сама по себе — высшая мера наказания. А я жаждала для них не только наказания, но и мести.

Глава 10

Переезд во дворец Белых Лилий занял три дня. И вроде бы я сама в сборах участия не принимала. Вещей у меня было мало. Одежда. Обувь. А всё равно, вымоталась. Ведь приходилось контролировать процесс. Мои служанки не горели желанием работать. Выполняли лишь прямые приказы, да и то, спустя рукава.

Ая крутилась, как белка в колесе, пытаясь сделать всё и сразу. Проку от её энтузиазма почти не было. Но мне казалось, что эта суета её успокаивает, поэтому не мешала. Пусть приходит в себя. Всё-таки страху она натерпелась изрядно.

К бывшей императрице я так и не попала в эти дни. Зато узнала от Аи кое-что интересное. Например, что Старшая госпожа любит по утрам пить Золотой восход* десятилетней выдержки.

А нынешняя Императрица не очень любит свою бывшую свекровь, но считает недостойным явно это показывать. Потому, во дворец Скорби поставляют какой-угодно чай, кроме того, который там ждут. Мне же недавно досталась пара таких "гнёзд".

Я же была к чаям совершенно равнодушна. Мне что Золотой восход, что чай, который служанки пьют — всё одно. Главное, чтобы при переезде он не исчез в неизвестном направлении. Иначе, не с чем будет идти в гости. Приходить же без приглашения, да ещёи с пустыми руками тут считается невежливым.

Прежде с наложницей Руолан у меня не было никаких конфликтов. И я думала, что не будет. Я на её благодарность или дружбу не особо рассчитывала. Но нам сейчас-то делить?

Шестая императорская наложница не посчитала для себя зазорным начать делить соломенные циновки. Вот, казалось бы, на что тебе этот старый хлам? На дворе почти лето. Зачем этот рассадник пыли и сырости? Лучше бы поблагодарила, что за тебя мусор выкинули, оставив чистоту и порядок. Но нет. Прибежала и начала стенать, что я её новый дворец без циновок оставила. И, дескать, не имела я право на это.

— Можешь забрать циновки из этого дворца, — милостиво разрешила я. — Мне они не нужны. Прикажи служанкам, и они перенесут. Зачем из всего устраивать трагедию?

— Да, как ты смеешь так разговаривать со мной?! Я — старшая законная дочь великого рода Каинас. А к какому роду принадлежишь ты?

А вот это, уже, наглость и нарушение этикета. Не важно, как богат или влиятелен твой род. Значение имеет лишь твой нынешний ранг. Мой был значительно выше. И повышать на меня голос она не имела права. Даже, когда мы наедине.

— Сестра, ты провела в Золотом Городе больше года, а до сих пор не усвоила правила? Ты — больше не дочь великого рода, а наложница Императора. Входя в Золотой Город, женщина забывает свою семью, отдавая всю себя служению Императорской семье? Я ношу дитя и выше тебя по положению. Как ты смеешь так разговаривать со мной?

Руолан после этих слов была готова с кулаками кинуться на меня. Служанки удержали. Как же. Беременную же бить нельзя. Самой Руолан ничего не будет. Ну, может отругают. Или запретят служить Императору в постели несколько месяцев. А служанок накажут, что не образумили госпожу.

Наверное, я веду себя, как стерва. Но такие хищные цветочки, как эта по-хорошему не понимают. Потому что видят во мне врага и соперницу.

Конечно, так и есть. Не в том плане, что я претендую на их обожаемого Императора. Вот это сокровище мне не надо ни даром, ни с доплатой. Но любая из женщин, что родит сына, может стать следующей Императрицей, а значит, будет решать судьбу обитательниц прошлого гарема. Для них опасен мой сын и та власть, что я могу получить через него. Поэтому, пусть лучше они видят во мне сильного врага, с которым лучше не связываться.

Так странно. Ещё недавно я, воспринимала моего принца, как неизбежную часть сделки с богиней. А сейчас всё изменилось.

У меня еще даже живот расти не начал, но мне кажется, что я его люблю до безумия. Наверное, так и должно быть. Но всё равно странно.

Надо бы поподробнее расспросить Хоанителя об особенностях их расы. Я, в принципе, знаю, как ухаживать за детьми. С таким количеством младших братьев и сестер, это не удивительно. Однако, то были человеческие дети. У меня же будет совсем не обычный малыш, а лисёнок с девятью хвостиками. Или хвостик у него окажется один, а остальные по мере взросления появляться будут?

Надеюсь, мальчик родится похожим больше на красавца Ниэлона Аки-Инара, а не на нынешнего Императора. Исао, предку проигрывает, примерно, в тысячу раз, если не больше.

Мои размышления прервал бесцветный голос Синьян:

— Госпожа довольна своим новым дворцом?

— Вполне. Осталось подобрать новых слуг этому новому месту. Вы можете порекомендовать кого-то, кому доверяете?

— В Золотом Городе никто никому не доверяет. Но можно найти людей, которые будут обязаны вам. Как та девочка — Ая. Можно купить их или запугать. Сейчас вы имеете право на восемь слуг. Если родите сына, их будет двенадцать. Разве можно доверять такому количеству людей, госпожа Мейлин?

— Если покупать, всегда найдётся тот, кто заплатит больше. Если запугивать, найдётся человек пострашнее. Вы, случайно, не знаете тех, кто будет благодарен за помощь, которую я могла бы оказать?

— Жрец храма Богини сказал мне сегодня, что у девочки, которая приносит ему уголь, доброе сердце, — как бы невзначай произнесла женщина.

— Пусть приходит.

— У Рии из ювелирной мастерской, — продолжила Синьян. — Заболела младшая сестра. У семьи есть деньги. И они уже обошли всех целителей столицы. Только, бесполезно. Там родовое проклятие, медленно убивающее девочку. С таким не каждый сладит. Но дворцовые лекари не станут заниматься роднёй какой-то служанки. Личная же служанка уважаемой наложницы третьего ранга, дело иное.

— И её пришлите ко мне.

— Есть ещё несколько девушек, — продолжила Синьян, с любопытством оглядывая мои новые покои. — Спокойных. Трудолюбивых. Их срок службы в Золотом Городе почти подошёл к концу. Кому остался год. Кому — и того меньше. Все из зажиточных семей и сговорены родителями. Они выйдут замуж сразу, как вернутся домой. И сделать это им лучше в статусе служанки одной из наложниц. В семье мужа будут ценить больше.

— Полагаюсь в этом на вас.

— Мой долг — заботиться о драгоценных наложницах Императора.

— Вы сейчас делаете нечто большее. И я ценю это.

Старшая Управляющая Золотого Города поклонилась и ушла, не сказав более не слова.

А мы с моей единственной, пока что, служанкой пошли обедать. Молодой человек — служка дворцовой кухни принёс нам корзинку с едой.

Кстати, в Золотом Городе полно мужчин. Не евнухов. Обычных мужчин.

Евнухи тут не нужны. Оказывается, магия этого странного места напрочь отбивает половое влечение у всех, кроме Императора. То есть, находящиеся в этих стенах, в принципе, не хотят ничего такого. Даже, наложницы. Это мне Ая сегодня рассказала.

Это меня удивило до крайности. То есть я мысленно на чём свет стоит ругалась, но выдала лишь крайне благопристойное: "Как интересно".

Но самая жуть заключалась в другом. Та, кто побывал в постели Императора навсегда лишалась возможности родить ребёнка от другого мужчины. И когда-либо что-то почувствовать в постели. Даже, если Император умрёт.

Одна ночь и ты искалечена.

Навсегда.

Это и есть самое жуткое. То, что это навсегда.

А ведь прошлый император взял сорок четвертую по счету наложницу незадолго до своей смерти. Ей же всего двадцать было. И в двадцать лет она перебралась во дворец Молитв и Скорби. Потому что бесплодная женщина никому не нужна.

Стоит ли после этого удивляться тому, что здешние обитательницы мягкостью характера не отличаются? С такой-то жизнью...

Айка восторженно ахает, видя кучу медовых пирожных. Я на содержимое корзинки смотрю скептически. С меню надо что-то делать. Столько сладкого вредно для здоровья. Особенно, беременным.

Так, что здравствуйте, овощи, мясо и много фруктов. А десертом можно и со служанками поделиться. Беды не будет, если разделить его на восьмерых.

Пять девушек пришли меньше, чем через час. Они молчаливыми тенями разбрелись по дворцу Белых Лилий и принялись приводить его в порядок.

Ила. Ная. Тара. Рина. Алия.

Хоть бы запомнить, кто из них — кто.

Потом появилась Дея — служанка из храма. Маленький серый кузнечик. С ручками-веточками и испуганным взглядом. Но бегает по этому теремку, как электровеник. Хотя, подкормить её надо. Ну, это ничего. Еды тут хватает.

Последней на моём пороге появилась заплаканная Рия.

— Госпожа, вы, правда, можете спасти мою сестру, — спросила она, падая на колени.

— У меня нет целительского дара, — лишать девочку надежды мне не хотелось, однако, и обнадёживать раньше времени — жестоко. Вдруг, ничего не получится. — Я не знаю, насколько серьезно твоя сестра больна. В моих силах убедить кого-то из дворцовых лекарей заняться ей. Но обещать ей исцеление не могу.

— Спасибо, госпожа. Спасибо. Я обязательно отплачу вам за доброту.

— Прибереги свои благодарности к тому времени, когда твоя сестра будет здорова, — останавливаю поток её слов. — Ая, приведи кого-нибудь из целителей, что не заняты лечением второго или третьего принцев. Кого-нибудь, кто хотел бы получить награду от Императора за то, что принял роды у его наложницы.

— Награда положена целителю лишь в том случае, если ребенок родится здоровым, — вдруг сказала Алия — старшая из служанок, присланных Синьян. Голос её был тих и бесстрастен. — Тех, кто помогал в родах наложнице Джи — строго наказали. Ведь и она, и первый принц, умерли. Наказали и тех, кто был с наложницей Шанэ. У неё случились роды сильно раньше времени. В том не было вины целителей. Но смерть четвертого принца — это не то, что могли оставить без последствий. Как и беду с первой принцессой. Мой брат — сын моего дяди теперь подметает пол в доме целителей, хотя у него очень сильный дар. Его даже к целебным травам не допускают после того, как наложница Шанэ обвинила его в том, что он не смог помочь её сыну.

— Так, приведи своего брата ко мне. И его жизнь изменится в лучшую сторону. Если он будет мне верен.

— Лей имеет слишком горячее сердце, чтобы быть безоговорочно верным. — Алия пожала плечами. — Совесть — худший его враг.

— Наличие совести — это не порок, а весьма полезное свойство, — парировала я. А что? Мне целитель нужен, а не мастер по особым поручениям. Для этого найдём кого-нибудь другого. Когда этот человек мне понадобится.

Брат Алии постучал в дверь моего дворца лишь после заката.

Им оказался высокий юноша. Неестественно бледный, с синяками под глазами. Белые губы. Измождённый вид. Кажется, у кого-то гемоглобин грохнулся. И это целитель?

Хотя, может, его голодом морят? Это дворцы не имеют недостатка в еде. А как дела обстоят у простых слуг? Надо Аю спросить. Дея пока дичится. Вряд ли от неё сейчас можно добиться хоть какой-то откровенности.

— Алия сказала, что я могу быть полезен госпоже, — сказал молодой человек, низко кланяясь.

— Алия сказала, что ты был наказан несправедливо, — начала я с прощупывания почвы.

— Наказание, назначенное наложницей Императора, нельзя называть несправедливым. Хотя, я сделал всё, что было в моих скромных силах, чтобы не допустить смерти принца. Но дети, рождённые настолько раньше срока не выживают.

— Одна наложница наказала. Другая может наградить. Тебе не придется больше мести полы. Если докажешь, что можешь быть мне полезен. Для начала осмотри одну девушку. Если можешь помочь — сделай это. Если нет — возвращайся и расскажи всё, как есть. Отправляешься утром. Если кто спросит, отвечай, что наложница Мейлин на фоне беременности стала слишком чувствительной и так расстроилась, узнав о болезни сестры своей любимой служанки, что плакала весь день. Чтобы ее успокоить, твоя сестра пообещала, что ты обязательно вылечишь ту девушку. Проигнорировать приказ госпожи ты не можешь. Переживать мне никак нельзя. А если продолжу плакать, так и до беды недалеко. И кто тогда будет виноват? Правильно, тот кто мешает исполнять безобидный каприз госпожи.

— Будет исполнено. Но что потом?

— А потом я начну беспокоиться о своём самочувствии. Вызову к себе старшего из целителей раз пять за день потому, что мне что-то показалось. А когда он устанет ко мне бегать, попрошу, чтобы при мне постоянно был ты и следил за моим состоянием. Чтобы не дергать почтенного старца по пустякам, а вызывать его лишь когда будет необходимость.

— Он может назначить кого-то другого.

— А я могу заплакать. И плакать до тех пор, пока не получу желаемое. Думаешь, он станет в такой ситуации со мной спорить? Зачем? Чтобы, когда мне стало плохо от переживаний, я его в этом обвинила? Нет. Он оставит тебя и будет рад, что так дёшево отделался.

Как говорится: "Против лома нет приёма". Аборигены этого идиоматического выражения, конечно, не поймут. Но им оно и не нужно. Главное, сейчас я могу получить всё, что хочу, прикрываясь беременностью. В разумных пределах, разумеется. Но, мне многого и не надо. Лишь обеспечить безопасность моего ребёнка-лисёнка. Поэтому свой компетентный целитель мне необходим.

А брата Алии надо бы покормить. Еды ему в дорогу собрать. И, наверное, немного денег дать. Лишним не будет.

Молодой человек сначала от еды и денег гордо отказывался. Я с намёком посмотрела на Алию. Мол, повлияй. Брат-то, явно, младший и тебя слушаться должен.

Девушка степенно подошла к молодому человеку. Изящным движением подняла руку и влепила ему такую затрещину, что стёкла зазвенели.

— Нашёл, когда гонор показывать, — объявила она строго. — На ногах едва держишься. А целительство силы забирает. Лучше бы госпоже в ноги кланялся. Она к тебе такую доброту проявила. Дяде всё отпишу. Сегодня же. Он не посмотрит, что ты выше него будешь. Возьмёт розгу и отходит ею так, что сидеть не сможешь. За дурь и неблагодарность.

После данного воспитательного момента парень за стол бегом побежал. Правда, смотрел на сестру взглядом побитого щенка. Зато не упрямился больше и поел нормально.

__________________________

* Местный аналог шу-пуэра Гунтин. Производится из почек и молодых чайных листьев. Отличается мягким, насыщенным вкусом без резких земляных нот. Бодрит, согревает, улучшает настроение и способствует концентрации внимания. Имеет приятное сладкое послевкусие. Прим. автора.

__________________________

Глава 11

Лей вернулся через два дня с хорошими новостями. Маленькая Риша — десятилетняя сестра Рии шла на поправку. Юноша смог уничтожить проклятие, пусть и с трудом.

Но вот, что интересно. Выглядел он после этого более здоровым, чем при нашей первой встрече. Перестал быть таким бледным. И глаза загорелись.

Мне кажется, ему пошло на пользу само пребывание вне стен клетки Золотого Города. Ну, или то, что Рия очень внимательно следила за тем, чтобы молодого целителя кормили шесть раз в день. Я решила не отправлять целителя одного. И, судя по всему, правильно сделала.

Парень он, конечно, хороший. Это видно. Но в его способности позаботиться о себе самом я не верю.

— Вы довольны мной, госпожа? — спросил он, опускаясь на колено.

— Да. Ты хорошо поработал. Иди с Алией. Она тебя накормит. У нас оставалась немного еды с обеда. А потом устроим маленький спектакль для старшего целителя. Ты понимаешь, что тебе нужно будет делать?

— Всячески показывать свою готовность услужить?

— Нет, Лей. Главный целитель должен радоваться, что ты здесь, а не злиться на глупого выскочку. Тебе нужно показать, что ты понимаешь беспочвенность моих тревог, но можешь их успокоить. Тогда как у Главного целителя выходит обратное. Что ты смущён и растерян, но готов хоть сто раз в день слушать мой пульс, если я не стану отрывать твоего уважаемого начальника от его, несомненно, важных дел, потому что мне что-то там показалось.

Для осуществления нашего маленького плана оказалось достаточно вызвать его всего три раза за время с обеда до ужина. И он сам предложил приставить ко мне кого-нибудь "если госпоже так будет спокойнее".

— Пусть это будет брат моей служанки. Он так внимательно слушает, что я ему говорю. Лей почти убедил меня в том, что я не умираю и вас не надо звать. Но вы же сами сказали, сообщить вам, если мне снова станет нехорошо. А мне стало нехорошо!

Старик явственно заскрипел зубами, но выдавил из себя натянутую улыбку. А потом минут пять убеждал, что под присмотром такого ответственного и внимательного юноши мне не о чем будет волноваться. Самому Лею он грозил всеми смертными карами, если тот не уследит за здоровьем прекраснейшей госпожи Мейлин. Между строк шла просьба не звать его, когда у высокопоставленной пациентки снова случится приступ ипохондрии, а успокаивать её своими силами. Потому, как она здоровее всего императорского гарема вместе взятого.

У меня, кстати, не получилось сдержать своё слово. Обещала, что он будет здесь, именно, целителем, а не слугой. Но Лей сам виноват. Опять гонор взыграл. Молодой человек взялся мыть полы сразу же после ухода старика.

— Я не буду сидеть без дела. Вы не нуждаетесь во мне, как целителе.

— Очень нуждаюсь, Лей. Ты будешь следить за тем, чтобы все обитатели этого дворца были здоровы. Чтобы я правильно питалась. И мне не подсунули ничего вредного для ребенка под видом полезной еды. Я в этом не очень хорошо разбираюсь. Но так как чистота — залог здоровья, можешь заняться уборкой, если очень хочется. Девочки, стараются, но тут такой слой грязи и пыли, что приводить всё в порядок они будут ещё очень долго. А ты теперь тоже тут живёшь. Так что делай то, что считаешь нужным.

Молодой человек опустил голову и очень тихо спросил:

— Я могу сделать ещё что-то... для вас?

— Конечно. Мои знания о беременности и родах, несколько, ограничены. Я надеюсь, ты поможешь мне советом, когда это потребуется. И, кстати, что ты будешь делать, если к тебе подойдёт кто-то из слуг других наложниц, даст очень много денег, а взамен попросит навредить мне или моему ребёнку?

— Возьму деньги. А потом пойду к вам рассказывать о попытке подкупа.

— Вот сразу видно умного человека, — похвалила его я. — А твоя сестра говорила, что ты излишне честен и прямолинеен.

— Иногда поступить правильно и солгать — это одно и то же. Особенно, когда кто-то угрожает жизни невинного человека.

— В Золотом Городе нет невинных, Лей. Но есть те, кто может стать твоей семьёй. Ты сам должен решить, готов ли защищать их. И какие средства для это изберёшь. Я не хочу делать никому ничего плохого. Но милосердия для тех, кто попытается навредить мне, моему сыну или моим людям, ждать не советую. Два человека, которые пытались меня... убить, сейчас мертвы. Я их не пожалела. Не пожалею и других. Так что меня сложно назвать невинной...

Я осеклась, видя, как Лей уставился на мой, ещё плоский живот. Протёр глаза. Побелел, что с его, и так, светлой, почти синюшной кожей, выглядело, жутко. И его, явно, не мои слова впечатлили.

— Голос великих предков, — пораженно произнес он, медленно опускаясь на колени. — Я смотрел, но не видел. Тот, кто жил на заре времён, видел тысячелетние горы юными возвращается...

И такой восторг, смешанный с ужасом, был в его глазах. Я едва удержалась, чтобы не пошутить про Лисан аль-Гаиба и Миссионарию Протектива.**

Похоже, Ниэлон Аки-Инара серьёзно готовил почву для "достойного" Императора. Это может стать нашей опорой в борьбе за власть. Главное, чтобы обошлось без перегибов и религиозного фанатизма. Вредно это для неокрепшего ума. А мелкий лисёнок, и так в группе риска с его-то наследственностью в виде лисьего обаяния.

Я, конечно, надеюсь, что новое рождение сотрёт память прошлой жизни, а любовь и поддержка близких поможет найти верные жизненные ориентиры. Но нахождение в Золотом Городе с его интригами, подставами и предательством на каждом шагу, могут пошатнуть даже самую стабильную психику. Поэтому так важно, чтобы его окружали любящие люди, а не религиозные фанатики.

— Оставь свои мысли при себе, — строго, даже жестко обрываю его я. — Это не то, что можно произносить вслух.

— Но как же?

— Не стоит распространять "заблуждения". Или ты хочешь, чтобы принц пострадал?

— Нет! Ни за что! Я умру, но не выдам, что увидел!

— Лей, мой принц — обычный ребёнок. Может быть, с чуть более сильной аурой. Ладно, с гораздо более сильной аурой. Но это из-за знаков Богини на моём теле. Он родится абсолютно таким же, как другие дети. Всем любопытным нужно отвечать лишь так. Всех, кто "видит" — убеждать, что им кажется. Сможешь?

— Да. Как прикажете, — заикаясь пролепетал молодой человек.

— Умеешь готовить успокоительный отвар? — спросила я насмешливо.

— Конечно, госпожа.

— Сделай и выпей. Потом продолжишь своё занятие. Грязный пол от тебя никуда не денется.

К вечеру Лея немного отпустило. А через пару дней он начал вести себя почти нормально. Впрочем, его странности остальные вполне могли списать на то, как он рад служить наложнице Императора.

Ая сказала, что в моём дворце служить очень хорошо. Тут всего в достатке. Госпожа не изводит придирками. Живи и радуйся.

По мнению девушек, Лею, тоже, повезло. Пусть, жалование нормального не платят. Он ведь так и числится при доме целителей. Мне с моим четвертым рангом положено всего восемь слуг. Зато кормят нормально. Спит он в тепле. Ему даже комнатку выделили. Возле кухни. Небольшую. Там есть стол, небольшой топчан и, даже, окно.

Девушки сначала ворчали, считая это несправедливым. Они-то комнаты свои на четверых делят.

Я предложила любой из них, кто на такое решится, переехать в комнату целителя, чем ввергла присутствующих в дикое смущение. Ибо, несмотря на магию этого места, Лей, всё-таки, мужчина. И это "ужасно стыдно".

Но после того, как парень натаскал с полянки возле стены, что отрезает Золотой Город от остального мира, пару мешков какого-то гербария и сделал всем нам отвар для полоскания волос, служанки решили, что целитель — существо в быту полезное. И, ладно уж, пусть живёт.

Когда малыш родиться, я смогу иметь двенадцать слуг. Правда, не понимаю, зачем мне столько? Впрочем, если положено, то ничего не поделаешь. Наличие прислуги определяет статус. Статус защищает его обладателя. Иерархия определяет всё. Даже место в очереди для утреннего приветствия Императрицы. Таковы реалии Золотого Города. А вековые устои мне рушить никто не даст. Пока.

А потом... видно будет.

Но до этого "потом" ещё дожить надо. Несмотря на заверения богини, что мне не стоит бояться яда или кинжала, понимаю: за новую наложницу ещё никто всерьез не брался. Вероятнее всего, меня пока считают не слишком опасной соперницей.

Я некрасива, по местным меркам. Исао заинтересовала экзотическая птичка, с которой он не успел толком наиграться. Но Император характер имеет вздорный и переменчивый. И вполне способен охладеть к объекту своей страсти уже через несколько дней, недель или месяцев. Удержать его внимание, крайне, сложно.

А благосклонность Императора решает всё.

Дети здесь часто рождаются очень болезненными и, буквально, находятся на грани жизни и смерти. Чтобы ребенок жил, нужны дорогие лекарства. И тут очень кстати приходятся подарки, которые получает наложница от своего господина.

Хотя, мне кажется, многие не задумываются так далеко. Умерла же наложница Джи при родах. Так что помешает восьмой наложнице отправиться вслед за ней? Это же не любимица Императора Шанэ — мать старшего из принцев. И не Сян — единственная внучка министра финансов, человека весьма богатого и влиятельного. А никому неизвестный подкидыш Алой Богини. Кто тут станет бороться за её жизнь?

Если не дать взятку главному целителю, кто поручится, что послеродовое кровотечение "смогут" остановить вовремя. И никому за это ничего не будет. Ибо женщины порой умирают в родах. Ну, может, накажут кого-то из младших целителей, определив его в козлы отпущения. Если ребёнок выживет, то и разбираться никто не станет. Целители могут сказать, что, как и положено, прилагали все силы к спасению младенца, а не матери. И, вообще, она сама виновата. Тужилась неправильно. Или целителей не слушалась.

Только, кто мешает главному целителю принять подарок не только от беременной наложницы, но и от той, что не желает ей добра? Ходит сплетня, что бедняжка Джи не просто так умерла. Ей с лёгкой руки Шанэ помогли встретиться с Богиней до срока.

Ребёнок, конечно, дело другое. За смерть сына или дочери Императора, по головке не погладят. А бездетные наложницы передерутся за право воспитывать, даже принцессу, оставшуюся без матери. О принце и говорить не стоит.

До этого всего я не сама догадалась. Что-то рассказала Алия. Что-то Лей. А некоторые мои предположения подтвердила Рия.

Идея родить по-тихому, а потом предоставить общественности здоровых мать и младенца, юный целитель воспринял неоднозначно. Сначала отказался. Потом выпил успокоительного отвара, подумал немного и сказал, что можно, но только в крайнем случае. Если он заподозрит кого-то из коллег в стремлении причинить мне вред.

На том пока и порешили.

__________________________

** Отсылка к роману "Дюна" Фрэнка Герберта. "Охранительная миссия" ордена Бене Гессерит, в задачу которой входит насаждение на примитивных мирах "суеверий", открывающих эти миры воздействию ордена. Прим. автора (Я очень люблю эту книгу. Поэтому сделаем вид, что в мире Марины был писатель, который написал похожую историю. А тем, кто не читал, рекомендую).

__________________________

Глава 12

Через десять дней после моего переселения во дворец Белых Лилий, я решилась посетить бывшую Императрицу. Собрала корзинку с подарками и пошла. Конечно, сладости и чай несла Ая. Ибо наложнице четвертого ранга не полагается поднимать ничего тяжелее ленты для волос.

Старшая Госпожа встретила меня, достаточно, прохладно. Но пригласила присоединиться к ней за чаепитием в саду, чтобы соблюсти приличия.

Также отстранённо она расспрашивала меня о жизни в Золотом Городе, самочувствии и моих чувствах к её внуку.

Я отвечала заученными фразами:

— Благодаря заботе Императрицы у меня всё благополучно. Мой дворец прекрасен. Чувствую я себя неплохо. Но постоянно хочу сладкого. Говорят, это значит, что будет девочка. Нет слов, способных описать мою любовь в Императору.

После последней фразы Старшая Госпожа скривилась так, будто уксуса глотнула. Но не могу же я ей заявить, что Император — козёл? Нет, сама-то она в курсе, какая скотина выросла из её любимого внука, только озвучивать это неразумно.

Вдруг кто-то услышит и донесёт? Пусть, не Императору или Императрице, а кому-то из наложниц. Ниэлон этот невероятно красивый лис вряд ли просто так говорил, что во дворце Скорби доверять можно далеко не всем.

Кстати, Исао, действительно, являлся любимым внуком Старшей Госпожи. Когда она сама была Императрицей и правила Золотым Городом.

У Императора Акайо родилось много сыновей. Но они умирали очень рано. Все, кроме двоих, рождённых в один год. Киан был младше своего брата всего на несколько дней. Но старший принц всегда важнее младшего, при условии, что они оба живы и здоровы. Так думала женщина, которая сейчас сидит передо мной.

Исао получил от своей бабки всё. Безграничную поддержку. Защиту. Она баловала его. Потакала во всём. Интриговала в его пользу, настраивая своего сына против двенадцатого принца Киана.

И даже, говорят, вместе с Миньчжу — нынешней Императрицей изуродовала мать Киана. Там какая-то мутная история была. Лицо той женщины покрылось красными пятнами, словно ожогами. И, главное, ни с того ни с сего. Не было никакой новой косметики. Не менялись служанки. Всё было, как всегда.

Впрочем, такое бывает. Аллергия. Раздражение. Инфекция, в конце концов. Главное — вылечить. Однако, от лечения становилось лишь хуже. Что странно. Тут же и магическая диагностика. И даже магическое лечение есть. Это, конечно, не панацея, но всё же.

Лицо Сиэль превратилось в ужасную кровоточащую маску, на смену которой пришли ужасные шрамы. Благосклонность Императора она утратила. Не полностью, конечно. Всё-таки, женщина растила принца. Её не лишили слуг или содержания. Это зависит от ранга, а не любви правителя. Но не стало подарков и внимания. Ведь весь её вид отвращал господина.

А вместе с матерью в опале оказался её малолетний принц.

Прошлая Императрица сочувствия к наложнице сына не проявила. Наоборот. Обвинила её в произошедшем. Сказала, что это наказание Богини. Ибо Великая Мать видит всё и всем воздаёт по заслугам. И раз ту настигла такая кара, значит, преступления её, воистину, ужасны. Это наложницу Сиэль и добило. Она заперлась в своих покоях, Отказавшись видеть, даже, собственного сына, спихнув того нянькам. И тихо угасала.

Она умерла, когда её мальчику было пятнадцать лет. Так принц Киан остался совсем один. Нет, конечно, не совсем один. В гареме его отца было достаточно женщин, что горели желанием повысить свой ранг взяв на воспитание осиротевшего принца. Но те женщины преследовали свои цели и на мальчика им было плевать.

А у Исао были мать и бабка, которые вовсю хлопотали за него перед Императором Акайо, устраивая его судьбу наилучшим образом.

На братские чувства это влияло плохо. Принцы, которые могли бы стать друзьями и союзниками, еще в раннем детстве превратились в соперников и врагов.

Когда же юноши вошли в возраст, и отправились в соседние провинции — посмотреть, как справляются со своими обязанностями губернаторы, Император даровал им по наложнице. Бабка выбрала для Исао — Шанэ, старшую законную дочь министра торговли. А для Киана — Янир — девушку, которая происходила из семьи чиновника не слишком высокого ранга. И хоть она, тоже, была дочерью жены, а не наложницы, но это не играло ей на пользу. Отец Янир не любил жену, которая рожала ему лишь девочек, к дочерям был равнодушен, а в его доме всем заправляла наложница, подарившая ему сына. Сделано это было с дальним прицелом. Чтобы её семья не начала мстить, когда с ней что-нибудь случится.

Кстати, не прошло и нескольких месяцев, как Янир, скончалась. В её косметике нашли яд. На самом деле, это было средство от зачатия. И в малых дозах оно не должно было её убить. Кое-кто, просто, не хотел, чтобы у младшего из принцев ребенок родился раньше, чем у Исао. Но Янир очень любила всё то, что делало ее красивой, поэтому косметикой, несколько, злоупотребляла. А яд имел накопительный эффект.

Однако, гнев Императора пал не на тех, кто подсыпал девчонке отраву, а на собственного сына. Ведь Киан потакал капризам наложницы, которая даже спать ложилась, не смывая макияж.

С лёгкой руки старухи дело обставлено было так, что Янир оказалась сама виновата в произошедшем.

Спустя, примерно, год Император простил двенадцатого принца и позволил ему взять в свой дом другую девушку. Конечно, поиском наложницы для принца снова занималась Старшая Госпожа. И выбор её пал на Лиари, дочь богатого торговца. Чиновники не спешили отдавать своих дочерей опальному принца, который не уберёг первую наложницу. А девушка с таким происхождением не могла быть ровней Шанэ.

Единственным просчётом старухи было то, что наложница Киана очень быстро забеременела. Ведь, обжегшись один раз, принц стал очень внимательно следить за здоровьем и безопасностью своей женщины. У Исао детей не было. И маятник людских симпатий метнулся к младшему из принцев. Даже Император к нему потеплел и пригласил его на празднование дня своего восшествия на престол.

Конечно, юноша взял наложницу Лиари с собой, боясь оставлять ту одну. Правитель порадовался грядущему прибавлению и, даже, подарил любимице младшего из принцев дорогое жемчужное ожерелье.

Родись у принца Киана сын, кто знает, может быть наследником назначили, именно, его? Но на следующее утро, когда наложницы принцев вместе с другими дамами Золотого Города отправились поприветствовать Императрицу, произошла трагедия.

Служанок Лиари кто-то отвлёк. Неизвестно, специально или случайно. Но они потеряли из виду свою госпожу, когда она выходила из дворца Сыновнего Почтения.

Раздались крики. И все увидели, что наложница принца падает с каменной лестницы. Никто не мог объяснить, как это произошло. Но сошлись во мнении, что никто не мог её толкнуть и она упала сама, наступив на край собственной юбки.

Выкидыш.

Кровотечение.

Лиари ушла из жизни меньше, чем через сутки.

И снова гнев Императора пал на Киана. За то, что девушка своей смертью испортила празднование, принеся в столь радостный день дурное предзнаменование.

Акио Акинара был редкостной скотиной. Мать его порокам лишь потворствовала, ища в этом выгоду. Эгоистичным, самолюбивым дураком управлять проще простого. Чем она и занималась, укрепляя собственные позиции.

В Исао старуха видела отражение своего сына. И, скорее всего, рассчитывала, что её жизнь не слишком изменится после восшествия на престол любимого внука.

А Киана она, справедливо опасалась. Вдруг решит отомстить за увечье и смерть девятой императорской наложницы Сиэль? Да, и крепкая связь принца с могущественным южным кланом Ашуро из которого вышла его мать, внушала опасения. Эти люди не забыли и не простили то, что случилось с матерью принца

К слову, Старшая Госпожа жестоко просчиталась. Внук о ней забыл на следующий день после смерти прошлого Императора. А Миньчжу, которая долгие годы клялась до конца своих дней проявлять верность и почтительность к своей "любимой матушке", надев ожерелье Императрицы, показала своё истинное отношение к бывшей хозяйке дворца Сыновнего Почтения.

Старуху за все годы правления внука, пригласили присоединиться к празднествам всего пару раз. Это было явным, ничем не прикрытым пренебрежением, которое мать и сын без стеснения демонстрировали по отношению к Старшей Госпоже, которую должны, по идее, уважать. Ну, или хотя бы, из приличия, делать вид, что уважают.

Конечно, Ниэлон сказал, что эта женщина осознала свои ошибки и раскаялась. Но она мне не понравилась. Да, и доверять ей меня как-то не тянет. Познакомились и хватит. Не любое раскаяние может искупить то, что она сотворила. И ради чего? Ради сохранения своей власти, даже не в мире, а всего лишь внутри стен дворцового комплекса.

Разве стоило это того?

Когда я уже готова была вежливо попрощаться и уйти, на тропинке, ведущей к беседке, в которой мы пили чай, показался жрец, за хлипкой оболочкой которого прятался Хранитель этого мира — Ниэлон Аки-Инара. Он шел, тяжело опираясь на посох. Вот же хитрый лис. Прикидывается немощным. Хотя, в этом есть смысл. Кто станет подозревать старого больного жреца в дворцовых интригах?

Интересно, чего он хочет сейчас?

— Здравствуй, дитя Богини, — обратился он к Старшей Госпоже, положив ладонь мне на плечо и крепко сжал. А хватка у него железная. Почти больно. — Твои молитвы были услышаны.

— Я прощена? — спросила женщина враз охрипшим голосом.

— Нет, — жёстко ответил жрец. — Раскаяние должно доказать. Во всём помогай этой девушке. Смиренно. Не сомневаясь. Не задавая вопросов. Лишь так ты сможешь искупить свою вину и исполнить своё желание.

— Я хочу разрушить Золотой Город до основания. Чтобы здесь и камня на камне не осталось — лишь выжженная земля.

— Разве ты ненавидишь камни, Акинара Мирай? Ты ненавидишь гарем Императора, который тысячу лет калечит жизни и уничтожает судьбы ни в чём неповинных женщин. Скольким ненужным смертям ты стала свидетельницей за свою жизнь здесь? Сколько крови на твоих руках? Разрушить нужно не дворцы, а традиции. Можно сровнять это место с землёй. Можно выжечь дотла. Но кто помешает людям выстроить новый Золотой Город, который станет в сотню раз страшнее прошлого?

— Никто, — едва шевеля губами произнесла она. — Люди могут творить ужасные вещи, оправдывая себя тем, что предки жили ничуть не праведнее их.

— Её сын, — сказал жрец, кивая в мою сторону. — Её сын может изменить всё. Как мог бы сделать это Киан. Ты в своей гордыне и тщеславии помешала ему. Но власть, за которую так боролась разве принесла тебе счастье? Нет. Помни об этом. И о том, чего ты, действительно, хочешь.

— Я сделаю всё, что необходимо, — произнесла старуха, прожигая меня взглядом полным горячей надежды, от которого хотелось поёжиться.

— Маленький воронёнок, — Ниэлон под маской жреца посмотрел на меня очень строго. — Эта женщина не причинит тебе вреда. Не бойся её.

— Я не боюсь, просто...

— Ты не веришь в то, что люди, которые творили зло, могут раскаяться. И ты права. Раскаяться могут не все. Акинара Мирай раскаялась. Это был долгий путь. Сначала она злилась и жалела, что выбрала в любимицы не ту наложницу и не того внука. Потом к ней пришло осознание истинных её ошибок. Она в тщеславии своём совершила много ошибок. Но эта женщина может научить тебя защищаться от злых козней, что незримой паутиной оплели Золотой Город. Потому что знает об это не понаслышке. Прошлое — ключ к будущему. А тебе, милое дитя, пригодятся бесценные знания о том, как избежать расставленных соперницами ловушек. При всех твоих, несомненных, талантах, ты росла вдали от настоящих дворцовых интриг и знаешь о них мало. Непростительно мало для матери будущего Императора.

Сникаю. Правильные вещи, ведь, говорит Хранитель. Я о дворцовых интригах знаю лишь то, что они есть. И иллюзий на свой счёт не строю.

Две мои попытки провернуть интригу, когда Айку их швейной мастерской забирала и убедила Главного Целителя Лея мне оставить, были, скажем так, детскими. Да, у меня получилось. Но лишь потому, что с капризной беременной наложницей никто связываться не захотел по такому пустяковому поводу, как двое никому не нужных слуг.

На большее я, пока, не способна.

Значит, придётся учиться, отбросив свою неприязнь к старухе. Чтобы знать, как противостоять тем, кто захочет навредить мне, моему сыну и моим людям.

Ладно. Мне не привыкать. Я половину своих учителей ненавидела, а в школу всё равно ходила. Потому что личное мое отношение было не так важно, как аттестат.

Глава 13

Я, наверное, схожу с ума. Как сходил бы с ума любой нормальный человек, запертый в клетке.

Моя тюрьма, конечно, размером с крошечный город. Я не заперта в четырех стенах. Могу гулять, если захочу.

Проблема в том, что как раз, гулять я не хочу. Мне страшно из своих покоев выходить. Потому, что Старшая Госпожа к которой я приходила раз в три дня, чтобы разделить с ней молитву о благополучии Империи, после совместной молитвы, приглашала меня выпить чая, а параллельно рассказывала способах уничтожения соперниц, популярных в местном гареме.

Я теперь всех шестерых наложниц Исао не просто опасаюсь, а, реально, боюсь. Сижу в своём дворце, а если выхожу, стараюсь соблюдать социальную дистанцию в два метра. Всё, как в старые добрые времена локдауна. Мне тогда всего двенадцать было. И, если честно, я мало что помню. Дни сливались для меня в один и сплошной кошмар из пьянок отца, который для борьбы с заразой пил ещё больше, чем обычно. Ведь "чем на руки спирт изводить, лучше внутрь употребить".

Мама плакала.

Брат и сёстры постоянно орали. А я не могла даже в школу сбежать.

Сейчас мне, тоже бежать было некуда.

И какая разница, вирус тебя хочет убить или люди? Исход-то одинаковый.

Лей собирал для меня успокаивающие травы, которые мне в моём положении не стоило пить, но можно было нюхать. И литрами вливал в меня молоко с мёдом. Он истово верил, что это лучшее средство от тревоги для беременных.

Служанки тряслись надо мной, как стайка куриц над единственным цыплёнком. Даже Ниэлон уже дважды обещал приглядывать за мной. И всё равно было страшно.

Но уроки Старшей Госпожи имели и положительный эффект. Я больше узнала о мире и местных нравах. Например, почему наложницы нынешнего Императора почти не молятся. Тут логика такая. Пока господин жив, надо прилагать все силы, чтобы привлечь и удержать его внимание и насладиться своим положением. А молиться они будут, когда станут Вдовствующими наложницами.

Кстати, я, наконец, соотнесла местные исчисления времени с теми, что были у меня на родине. Тут год равнялся примерно четырнадцати месяцам.

Сам год на Альтее делился не на месяцы, а сезоны. Тут всё просто. Весна. Лето. Осень. Зима. По сто пять дней каждый.

Уже прошло два сезона, как я оказалась здесь.

Осень уже вступала в свои права, хотя было ещё достаточно тепло. Но наш дворец вовсю готовился к зиме. Я отправила Аю и Рию на ярмарку за стену Золотого Города, чтобы они купили всё необходимое. Теплую шерстяную и мягкую льняную ткань. Травы по списку, который составил Лей и так... по мелочи.

Потому, что мой лисёнок должен был родиться как раз к первым заморозкам. И идея кутать его в шелковые пеленки, которые нам принесли из швейной вастерской, мне не понравилась. Ну, и что, что положено? Заморозят же ребёнка. Нет, уж, спасибо. Я не для того сейчас мучаюсь, чтобы они мне мелкого угробили своими традициями.

Живот у меня был огромным. Сын пинается так, что не даёт мне спать по ночам. Видать, беспокойным будет. Лей говорит, что это хорошо. Что лучше активный малыш, чем тот, что не шевелится и ничего о будущем характере это не говорит. Но я почему-то уверена, что у него будет шило в известном месте. Но ничего. При правильном воспитание оно превращается во внутренний стержень.

Ниэлон от рассказов об особенностях их вида уклонился. Лишь сказал, что демоны-лисы в младенчестве не слишком отличаются от обычных детей.

Моя беременность проходила спокойно. Не было слабости или токсикоза. Нервы сдавали, это да. Но, в целом, всё было настолько хорошо, что, даже, Главный целитель диву давался. Он, кстати, пару дней назад попытался Лея заменить на лучшего своего подчинённого, а по совместительству родного племяника.

А я что? Я согласилась. Потому что уважаемому Главному целителю, конечно, видней. Но не успел он от моего дворца и на пять шагов отойти, как у меня "начались роды" и его мои служанки под белы рученьки затащили обратно.

Он всё проверил. Сказал, что мне показалось. Я же пожаловалась, что вот этот, приведённый им целитель, конечно, сказал, что это не роды, но как-то неуверенно. Промямлил что-то и всё. А Лей уверенно говорил.

Но ровно на десятом шаге его снова догнали и вернули.

Он снова всё проверил. Снова сказал, что время родов ещё не пришло. Я покивала и снова пожаловалась на что, что его новый протеже вместо того, чтобы меня успокаивать, что-то непонятное мямлит.

И так восемь раз.

Мужик, похоже, понял, что, если Лея мне не вернёт, то у моей постели будет сам дежурить до дня родов. Однако, то, сколько он продержался говорило о том, что он крайне был заинтересован в том, чтобы подсунуть мне того типа.

Старшая Госпожа, правда, сказала, что, скорее всего, это никаким заговором других наложниц не было. Просто, по Золотому Городу уже прошел слушок, что здоровье у меня лошадиное. Мнительности, конечно, хоть отбавляй. Но родить без проблем мне это не помешает. А за успешные роды, пусть, даже на свет появится не принц, а девочка, целителям хорошая награда положена. Вот и проталкивает Главный целитель своего родственника, чтобы он, а не Лей деньги получил.

Сегодня в Золотом Городе состоится празднование дня рождения Императора, и он выберет себе наложницу из претенденток, одобренных Императрицей.

По традиции гарем пополнялся каждые полгода на одну девушку. В случае Исао это приурочили к годовщине восшествия на престол и дню его рождения.

К сожалению, торжественный обед — это не то, что я могла бы проигнорировать. Хотя, идти туда не хочется совершенно. Потому, как проводиться сие мероприятие будет в саду, под открытым небом. И хотя ещё достаточно тепло, но осенний ветерок может быть очень коварным. Да и сидеть придется несколько часов, что в моём положении, несколько, затруднительно.

— Вам очень идёт, госпожа, — сказала Алия, заканчивая с моими волосами. — Вы будете самой красивой сегодня.

Я засмеялась и покачала головой. В последнее время служанки начали мне безбожно льстить. Из чего можно сделать простой вывод: беременность меня не красит. Сама я это проверить не могу. Зеркала тут не очень хорошие. Но фигуру-то свою у меня рассмотреть получается. И она здешним канонам не слишком соответствует. Хотя, на седьмом месяце беременности трудно оставаться тростинкой с изящными ручками-веточками, осиной талией и плоской грудью.

Впрочем, для кого мне тут быть красивой? Не для этого же венценосного кобеля. Обойдётся.

Единственному достойному мужчине здесь пара тысяч лет. И он, можно считать, безнадёжно женат.

Лей не в счёт. И не из-за магии Золотого Города. Просто, наш целитель — совсем ещё мальчишка. Добрый. Ответственный. Но он сам нуждается в поддержке и опеке.

Мне же необходим человек, способный защитить меня и моего сына. А таких на горизонте нет.

И, уж лучше, быть одной, чем размениваться по мелочам. Пример моих мамы и тётки я запомнила хорошо. Мама подобрала первого же попавшегося козла. Тётя подошла к выбору мужа более осознанно. И в итоге, кто из них живёт лучше?

Дорога до сада, в котором будет проводится празднование далась мне с некоторым трудом. В последнее время я гуляла меньше, чем следовало бы и немного растеряла форму. Лей смотрел осуждающе, но ничего пока не говорил.

Баолинь нагнала меня недалеко от звёздной пагоды. Пришлось остановиться и с вежливой улыбкой слушать гадости, замаскированные под ничего не значащую болтовню. Как младшая по рангу она должна была первой поприветствовать меня.

— Добрый день, сестра, — нараспев произнесла она, склоняя голову. — Как твоё здоровье?

— Благодарю. Всё благополучно.

— Как хорошо! Мы с повелителем вчера говорили о тебе. Его печалит то, что ты стала такой толстой. Как последняя крестьянка. В тебе не осталось ни капли изящества. Раньше ты была хотя бы мила. А сейчас... позоришь гарем своим жалким видом. Когда Шанэ и Сян были беременны, они не теряли стройности.

И это добавило их детям здоровья? Оба принца постоянно болеют, а им уже около полутора лет. О первой принцессе, которая не прожила и суток и четвертом принце, родившимся на пятом месяце уже мертвым, я, пожалуй, вспоминать не буду.

Чем больше узнаю об обычаях в гареме, тем меньше меня удивляет высокая детская смертность. В погоне за стройностью доведём плод до всего спектра патологических состояний. Потом застудим зимой шелковыми плёнками. И будем удивляться, что до взрослого состояние у нас доживают двое-трое мальчиков и три-четыре девочки из пятидесяти детей, рождённых в период правления какого-нибудь Императора.

А тем временем Баолин продолжила:

— Я, конечно же заступилась за тебя. Сказала, что, когда родится наша долгожданная принцесса, ты снова зацветёшь, как голубая слива. Конечно, если переживёшь роды. У тебя такой большой живот, а, значит, и ребёнок будет крупным.

— Всё в руках Богини, — пожимаю плечами. — Если мне суждено жить, я не умру. Если суждено умереть, ни один целитель не спасёт.

Лей считает, что беременность моя проходит нормально. Плод, конечно, крупный, но не настолько, чтобы это внушало ему опасения. У меня широкий таз и крепкое сложение. И если этот паникёр и перестраховщик спокоен, мне, даже, думать об этом не стоит. Так что эти "милые" прогнозы я пропускаю мимо ушей.

А вот мне интересно, чего это Баолинь ко мне прицепились? Не то, чтобы у нас были хорошие отношения. Среди наложниц искать подруг — увлекательный аттракцион. Но нам же нечего особо делить. Я же не лезу в фаворитки. Никак её не притесняю. Пакостей не делаю. Хотя, сейчас очень хочу преподать урок.

— Конечно, ты права, сестра Мейлин, — медовым голоском продолжила она. — Только, Главный целитель сказал, что у тебя на животе огромные растяжки. Это так печально. Служить нашему повелителю может лишь женщина, не имеющая физических изъянов. Особенно таких. Наш господин на тебя и не посмотрит больше. А девчонка, что ты родишь, неизвестно ещё, сколько проживёт.

Ой, напугала. Мне постель этого типа не нужна ни даром, ни с доплатой. И, даже если опустить, что удовольствие там невозможно, в принципе. Магия Золотого Города. То сам Исао Акинара настолько не в моём вкусе, что, даже думать о таком противно.

Хотя, с чего Главный целитель взял, что у меня есть растяжки, будто мой живот видел? Нет там ничего. Но если Исао будет думать иначе, мне же лучше.

Ая, Тара и Алия, сопровождающие меня, уже красные, как три варёных рака. Лей от злости, наоборот, побелел. Но сказать что-то одной из любимых наложниц Императора — это подставить под удар себя и меня. Поэтому идут, кусают губы и, кажется, мысленно Баолинь уже раза три расчленили.

А меня она достала. Сил нет. Ребёнок согласно лягнулся, словно бы говоря: "Давай, мама! Покажи ей".

— За радость материнства можно заплатить любую цену. Но тебе этого не понять. Ты ведь даже девчонку не родила. И родишь ли? За столько времени ни намёка на беременность. Каждые полгода в гареме появляется девушка. Моложе. Может быть, даже, красивее. А если и нет. Возраст не щадит женщин. Сколько лет тебе удастся сохранять благосклонность Императора?

— Дрянь! — прошипела девушка, багровея.

— Правду говорить приятно, верно, Баолинь? А слышать её тебе, тоже, нравится? Но вот мы и пришли. Ты же рада, что у нас сегодня появится новая сестра? Мои служанки видели девушек, отобранных Императрицей. Говорят, все они прекрасны, словно лилии. Посоревнуйся с ними в красоте. Пока можешь. Когда ты вошла в ворота Золотого Города тебе уже исполнилось двадцать лет. Сейчас на три года больше. Да, ты еще молода, но пора твоей юности уже позади. И с этим ты ничего не поделаешь.

Я улыбнулась и пошла вперёд.

— Это было неразумно, — сквозь зубы прошипела Алия. — Справедливо. Но неразумно. Наложница Баолинь злая и мстительная. Об этом всем в Золотом Городе известно.

— Можно подумать, в саду Сына Неба растут иные цветы. Все они так же ядовиты, как и прекрасны.

— Есть менее опасные, моя госпожа.

— Так они-то меня и не трогают. А эта цепляется вечно. Раздражает.

— Эта женщина теперь костьми ляжет, но устроит какую-нибудь пакость, — не унималась Алия.

— Она и так устроит, — фыркнула я. — Потому, что всё, что я ей сказала, и сама понимает. Недолго ей оставаться в любимицах, когда на пятки столько соперниц наступает. У наложницы, которая не смогла родить, есть один единственный способ повысить свой статус — получить от Императора разрешение взять на воспитание осиротевшего принца или принцессу. Приёмная мать прадеда Исао так, даже, Императрицей стала. Мне Старшая Госпожа недавно рассказала о таком способе подняться по карьерной лестнице за счёт смерти соперницы.

Мы подошли к столу на помосте, где сидел Император, его мать и несколько высокопоставленных чиновников. Поклонились. А потом отправились к моему месту. И, конечно, оно было рядом с Баолинь. Может быть, правда, не стоило с ней ругаться прямо сейчас? С другой стороны, слушать гадости, которые она говорит с такой милой улыбочкой несколько часов к ряду... на это никаких нервов не хватит.

Мой лисёнок снова согласно пнул меня. Ему Баолинь, тоже, не нравилась.

Но мой расчёт не оправдался. Эта гадина продолжила плеваться ядом. Часа два — не меньше. Пока чиновники провозглашали тосты о здоровье и благополучии именинника. Пока служанки из отдела церемоний пели и танцевали.

А вот, когда на площадку вышло девять девушек в красных платьях, ей стало не до меня.

Претендентки были чудо, как хороши. Но даже среди них юная госпожа Эйран из рода Маоран — та самая протеже Императрицы выделялась. Кукольное личико. Фарфоровая кожа. Крошечные ножки в вышитых золотом туфельках.

Ей и достался красная астра, которую должна была получить девятая наложница. Остальным вручили по золотой шпильке, украшенной жемчугом.

Подарок не слишком дорогой, но иметь такой почётно. Если уж сама Императрица посчитала, что каждая из этих девушек достойна занять место наложницы правителя, то с замужеством у них проблем не будет.

Девушки, получившие шпильки казались очень грустными. В глазах нескольких стояли слёзы. Напридумывали себе сказку, а теперь страдают от "несправедливости мира". Идиотки. Все они кажутся моими ровесницами. А парочка, наверное, даже, немного младше. Хотя, я точно знаю, что все они гораздо старше. Тут другая продолжительность жизни и иные этапы взросления. Здесь считается, что девушка младше девятнадцати ещё не созрела для брака и рождения детей. Мне, к слову, по местным меркам, всего четырнадцать.

Лей, когда об этом узнал, в настой свой любимый — успокоительный рисового вина, которое Алия, как средство, как пятновыводитель использовала, налил, которое. Полстакана примерно. И залпом выпил. После чего пошёл в нашу подсобку, где всякие полезные мелочи хранились и взял оттуда еще две бутылки. Чтобы сразу на алкоголе травы настаивать.

Алия такой расточительности возмутилась. Ибо, вино было дорогим. И его мы вынуждены были за пределами Золотого Города покупать на деньги, что получали от Императрицы в качестве содержания. А он возьми и скажи, что мне тринадцать лет было, когда я вошла в покои Императора.

Девушка сначала в обморок грохнулась, а когда откачали, реветь начала. Неделю успокоить не могли. И, даже, проверенная на Лее методика по смешиванию его успокоительного чая с алкоголем не помогли.

Не понимают эти дурёхи, какой беды чудом избежали. Что шпильки эти — их шанс на нормальную жизнь без яда дворцовых интриг.

Или понимают и готовы?

Ради иллюзии власти.

Ради мнимого богатства.

Ради призрачного шанса, однажды, занять место Императрицы.

Я как-то сказала Лею, что в Золотом Городе невинных нет. Но, может, не это место искажает человеческие души, а наоборот, мы делает это место таким?

Может мы все пришли сюда такими?

Жестокими.

Безжалостными.

Готовыми на всё ради своей цели.

И я ничем не лучше их. Просто, цель у меня немного другая.

Эта цель пнула меня по печени, намекая, что мама всякую ерунду думает, когда может есть вон ту очень вкусную рыбку, и не менее вкусную рисовую лапшу в сливочном соусе. И рыбка, действительно, была вкусной. И креветки. И овощи.

Глава 14

Через три дня состоялось наше официальное знакомство с Эйран. Вблизи она оказалась ещё красивее. И, явно, знала себе цену. Умела носить украшения и использовать макияж. Умела выгодно подать себя, подчеркивая достоинства и скрывая недостатки.

У Баолинь, кстати, сменился главный объект ненависти. Меня она любить не начала, но все её испепеляющие взгляды теперь находили иную цель. Потому что Император, после проведённой с девушкой ночи, не выпускал её из своих покоев до вечера следующего дня. А потом послал какое-то невероятное количество подарков. Во дворец Каменных цветов выстроилась целая очередь личных слуг Императора, которые несли девушке знаки особого монаршего расположения.

Мне Рия рассказала, которая бегала поглазеть на бесплатное представление. А обставлено это было как настоящее шоу.

Эйран принимала дары, стоя на степенях своего дворца. По одному медленно и величественно к ней подходили слуги. Очень громко объявляли подарок и с поклоном передавали их слугам наложницы.

Там были отрезы бесценного золотого шелка, золотые кольца и браслеты, нефритовые подвески, жемчужные бусы и шпильки, украшенные драгоценными камнями.

И злил Баолинь не сам факт подарков. Она их от господина получала без счёта. А та помпезность, с которой всё было обставлено. В её дворец очередей никогда не выстраивалось. Да, и остальные наложницы таким похвастаться не могли. Кроме Шанэ и Сян, разумеется. Но дары в честь рождения принцев — одно, и совсем другое — дары наложнице, которая провела с Императором всего одну ночь.

Императрица слово в слово повторила свою речь о гармонии, женских добродетелях и служении роду Акинара, что произносила полгода назад. Скука.

— Эйран, будь скромна и благоразумна. Бери пример со своих старших сестер. Шанэ воспитывает старшего из принцев, Сян — младшего, а Мейлин — носит императорское дитя.

Не хватает рекомендации "очень стараться, чтобы, непременно, забеременеть". Можно подумать, что это на сто процентов зависит от женщины. Нет, конечно, зависит до некоторой степени. Но не в реалиях Золотого Города, когда Император может не обращать на тебя внимания, отдавая предпочтения другим. Та же пятая императорская наложница Интай. По словам слуг, она удостаивается встречи с Императором всего несколько раз в год. И есть ли её вина в том, что она не может забеременеть?

Сегодня же новая наложница прислала ко мне служанку с просьбой встретиться за чашкой чая. То есть, она не меня к себе приглашала, просила принять её в моём дворце. Потому что я носила дитя. А как-либо утруждать беременных считалось неприличным. Особенно, на поздних сроках.

Конечно, никто не запрещал мне пойти в гости к одной из моих сестёр, но инициатива в этом вопросе должна была исходить от меня. Я же, после общения со Старшей Госпожой, старалась от других наложниц держаться на приличном расстоянии.

Не то, чтобы подобные походы в гости здесь были редки. Всё-таки гарем — место, где не так много развлечений. Сплетни. Интриги. Пакости. Тут со скуки и по гостям пойдёшь. Но ранее ко мне никто не приходил.

Я согласилась принять Эйран сегодня после обеда. Не из желания пообщаться, но зачем наживать врагов на ровном месте? Хотелось бы сохранить нейтральные отношения хоть с кем-то здесь.

Самой мне и в голову не приходило наносить визиты. Но познакомиться с новым ядовитым цветком Императора... почему бы и нет? Хоть буду знать, чего от неё ожидать.

— Здесь такой чистый воздух, сестра Мейлин — сказала Эйран, присаживаясь. В свой дом приглашать её у меня не было ни малейшего желания. Поэтому мы расположились на террасе. Погода хорошая, а мне надо дышать свежим воздухом.

— Да.

— Я уже посетила наших сестёр Шанэ и Сян. Они были очень добры ко мне. Показали свои дворцы. Даже позвали служанок, чтобы те принесли маленьких принцев. Мальчики такие красивые. И так похожи на нашего господина. Надеюсь, я тоже смогу родить принца.

— Это будет огромным счастьем для всего Золотого Города. Угощайся, сестра Эйран. Служанки заварили чай, а из кухни прислали чудесное миндальное печенье.

— Благодарю. Мне говорили, что ты, Мейлин, холодна и высокомерна. За всё время, проведённое здесь, ни разу не посетила своих старших сестёр, чтобы выказать им свою дружбу и уважение. Но теперь я вижу, что это не так. Видимо, просто, ты слишком скромна.

Девушка, словно бы невзначай, проводит рукой по волосам. На её запястьях звенят кольца золотых браслетов. Она склоняет голову, и я слышу звон золотых бубенцов, что украшают её шпильки. А потом расправляет невидимые складки на платье цвета нежной весенней листвы, которая украшает причудливая вышивка.

На мне простое голубое платье без вышивки и нет украшений. Волосы собраны в пучок обычной деревянной шпилькой. Ни грамма косметики. И лишь на запястьях пара капель эфирного масла розы. Лей считает, что этот запах помогает снять напряжение и снизить тревогу.

— Я предпочитаю тишину и уединение, — отвечаю спокойно.

— Ну, тогда, тебе, возможно, придется по душе то, что придумала сестрица Баолинь, — девушка поднесла к губам пиалу, в которую перелила содержимое гайвани и продолжила, внимательно отслеживая мою реакцию. — Она считает, что станет лучшей матерью для вашей дочери. И убеждает Императора отдать ей девочку на воспитание сразу после рождения. Чтобы она смогла обучить её всему, что должна знать и уметь девушка из благородной семьи. Господин почти уже готов согласиться.

— Это против традиций.

— Вовсе нет. Ты всё ещё будешь считаться её матерью. Формально, тебя нельзя будет понизить в ранге. Но слуги и содержание принцессы перейдут к приёмной матери. Конечно, если бы ты носила сына, об этом не могло быть и речи. Но ведь ожидается дочь?

Эйран бросила на меня острый взгляд. Прощупывает почву или пытается нас стравить? Меньше недели в гареме, а всё туда же — интриги крутить. Только, после рассказов Старшей Госпожи, мне это кажется детской игрой.

— По всем признакам это будет девочка. Мне постоянно хочется сладкого. Да, и главный целитель сказал, что не чувствует мужской энергии.

— Ты так спокойна, сестра. Это... удивительно.

А ты, деточка, привыкла, что на твои манипуляции ведутся сразу, стоит тебе слово сказать? Полагала, что я в истерику впаду? Не дождёшься.

— Мне, разве, есть о чём переживать?

— Конечно! Сестра, все решат, что вы совершили ужасное преступление, когда у вас отберут новорожденную принцессу. Это такой позор, когда Император решает, что кто-то из наложниц недостоин воспитывать собственное дитя. Если бы это произошло со мной, моё сердце разорвалось бы в эту же самую минуту.

— Моя новая сестра такая трепетная и чувствительная.

— Я так беспокоюсь о тебе, сестрица Мейлин.

— Благодарю за участие, — степенно киваю и делаю глоток чая.

— Если Император прикажет отослать вашу дочь наложнице Баолинь...

— Это будет очень печально. Но не думаю, что Император, действительно, отдаст такой приказ. В конце концов, я же не совершила никакого преступления. А наш господин славится своим острым умой, своей безграничной добротой. И тем, что не терпит несправедливости.

Мои слова столь явная лесть, что, даже, Эйран не может сдержать улыбки, которую прячет за расписным шелковым веером. Однако, спорить не смеет. Потому что хвалить Императора, пусть, даже, незаслуженно, наложницы могут, а ругать — нет. Во-первых, это неприлично. Во-вторых, сам Император может об этом прознать и посчитать оскорблением.

А уж о чём в народе байки слагают, так это о вздорной натуре нынешнего Императора. И о злопамятности его.

Примерно пятнадцать минут я отвечала в подобном ключе на все едкие фразы своей Эйран. Потом ей надоело играть на моих нервах, и она ушла.

— Нам следует посетить Старшую Госпожу? — спросила Алия тихо. — Чтобы рассказать ей о планах наложницы Баолинь?

— Нет. Сейчас нам не следует делать ничего. Подождём. Посмотрим. Но девочек отошли поболтать с другими служанками. Вдруг, что полезное узнают? Она строит свои планы из расчёта, что родится девочка. Или, что я умру при родах.

Но несмотря на все расспросы, мои служанки ничего не узнали. В Золотом Городе было тихо. Даже обычные сплетни притихли, а те, что гуляли, никак не касались меня.

Образ, что складывался вокруг меня, не вызывал никакого интереса. Тихая затворница. Не слишком умна. Не слишком красива. Не одарена талантами. Обделена честолюбием. Скучна. Потому что интригам предпочитает молитвы. Из всех достоинств — одно лишь здоровье и потенциальная плодовитость. Императрица не особо интересовалась прошлым своих дочерей. Но в Золотом Городе порой становилось так скучно, что она начинала расспрашивать нас о наших семьях.

И мне пришлось придумать себе легенду. Не без помощи Старшей госпожи.

Так я стала старшей законной дочерью аристократического рода, который, однако, восходил своими корнями к местным правителям. Были мы не богаты, но и не бедны. Владели землей, растили на ней хлеб и разводили скот. Мать моя, после меня подарила своему супругу еще двух дочерей и двоих сыновей, младшему из которых исполнилось два года. Что по местным меркам, было неплохо. Воспитывали нас в строгости. Не баловали. И вот в один прекрасный день ко мне пришёл посланник Богини и сказал, что мне дарована великая честь — стать даром для Величайшего из Императоров — сына небес, луны и солнца, владыки земли, гор и морей.

Эйран заходила ещё пару раз. Как бы невзначай рассказала, что Шанэ и Сян всячески поддерживают Баолинь в её стремлении забрать у меня ребёнка.

Я кивала. Снова объявляла, что это очень печально. И невозмутимо продолжила партию в местный аналог шахмат. И, даже одерживала победу, к ужасному разочарованию своей противницы. Наложница Эйран ненавидела проигрывать. Но тут извините. Ты или о партии думай или сплетни вспоминай.

В последний месяц перед родами Императрица разрешила мне не приветствовать ее каждое утро. Это была обычная практика тут. Ведь этикет не позволяет нарушать церемонию ни при каких обстоятельствах. А схватки времени не выбирают.

Лей настаивал, чтобы я больше ходила. Кстати, иметь под рукой целителя оказалось весьма удобно. Он с одного взгляда определял тренировочные схватки. И меня, признаться, очень успокаивало его: "Ерунда. Сейчас пройдет".

В этот раз, гуляя, мы дошли достаточно далеко — почти до императорского дворца. Вокруг было столько поздних цветов, а деревья окрасились багрянцем. Мы кутались в плащи, которые надёжно защищали нас от ветра. Ая перешила одежду, что прислали нам из швейной мастерской по приказу Императрицы, добавив теплый шерстяной подклад и меховую оторочку.

Мех мы получили почти в подарок от родителей Рии, которые держали в столице лавку и занимались торговлей. Продавали они, в основном, украшения и предметы роскоши. Но и меха там бывали.

Подарить наложнице что-то напрямую могли только очень близкие родственники: родители, братья и сёстры. А подарки от остальных считались собственностью Золотого Города и переходили в ведение Императора и Императрицы. Но существовала маленькая лазейка. Наложница могла "купить" вещь, которую ей хотели подарить, с большой скидкой. На это составлялся специальный договор, где продавец описывал несуществующий дефект. Такой, как пятно на ткани или плешь на мехе.

Сегодня было почти тепло, и мы откинули капюшоны, чтобы поймать последние солнечные лучи уходящей осени. Воздух пах кострами и прелой листвой. Это действовало на меня умиротворяюще. Тревоги уходили на задний план. А на душе становилось спокойнее.

Скоро ожидались первые морозы. Да, и когда малыш родится будет не до прогулок. По крайней мере, первые пару недель. Потом я планировала выносить его на свежий воздух в любую погоду. Лей к данной идее относился скептически и предлагал смотреть по погоде. Зима всё-таки.

Но умиротворение последнего из теплых осенних дней разбил мужской крик:

— Как ты можешь так поступать? Когда отец привёл в наш дом любовницу с ребенком, моя мать приняла вас. Она ни разу не вспомнила, как вы вошли в наш дом. Не вспомнила о том, кем была женщина, которая родила тебя. И заботилась о тебе, как о родной дочери.

— И все эти годы мы были в полной её власти. Моя мать оставалась лишь наложницей, хотя отец больше любил, именно, её. Я и мои братья должны были склоняться перед тобой — старшим наследником. Нам не позволяли забыть своего места. И мы помнили. А что теперь? Старая тварь, занимающая место хозяйки дома, мертва. Отец отрекся от тебя, объявив, что на самом деле, его жена нагуляла ребёнка от конюха. И не просто отрёкся. Он продал тебя в Золотой Город, как ненужного мальчишку. Бывший наследник рода Ишикара, драящий ночные горшки — это забавно. Теперь это твоё место.

Я обошла живую изгородь и увидела, как двое мужчин держат третьего, стоящего на коленях перед Баолинь. Женщина торжествовала. Она улыбалась, перебирая драгоценные бусины своего любимого браслета, подаренного Императором.

— Неблагодарная тварь! — прошипел мужчина.

— Приказываю отрезать этому наглому слуге язык, — зло улыбнулась Баолинь. — А если ты хоть раз посмотришь на меня без должного почтения, то я велю отрубить тебе пальцы правой руки. И у тебя не останется даже призрачной надежды снова взять в руки столь любимый тобой меч.

Не знаю, почему я решила вмешаться. Мне было жаль того, кто стал жертвой этой змеи. А сама Баолинь вызывала у меня столь сильную неприязнь, что удержаться оказалось невозможно.

— Сестра, помоги мне, — заорала я, семеня к любимице Императора. — Кажется, у меня начинаются роды. Как же хорошо, что мы встретили тебя. Ах, я совсем не могу идти. Так больно! Мне поможет вон тот слуга. Пусть он донесёт меня до моего дворца. А двое других пусть бегут за главным целителем.

— Нет! — зло рявкнула Баолинь.

Можно подумать это "нет" имеет хоть какое-то значение. Я выше по статусу. И у меня есть невероятный по своей силе аргумент:

— Ты желаешь навредить ребенку нашего господина? Сестра, как можно быть столь безрассудной?

— Этот слуга провинился, — не желала сдаваться женщина. — Его следует наказать. А тебе пусть помогают твои собственные слуги.

— Наказание какого-то слуги важнее, чем драгоценное императорское дитя? Как ты можешь говорить подобное? Если об этом узнает Императрица, то придёт в ярость. Накажешь его позже. Слуга, бери меня на руки и неси во дворец Белых Лилий. Быстрее! Или вы все хотите, чтобы я родила бесценное императорское дитя прямо здесь? Шевелитесь!

Тормозом мужчина не был. Вывернулся из захвата, подхватил меня и чуть ли не бегом припустил. Да так оперативно, что Баолинь растерялась и даже не приказала тем двум мордоворотам проследовать за нами.

— Вы отвратительная актриса, — попеняла мне Алия.

— Ну, получилось же, — не согласилась я, а потом шепотом обратилась к тому, кого пыталась спасти. — Из Золотого Города можно сбежать. Недалеко от моего дворца, там, где растут кусты орешника, стена перестала быть ровной и гладкой. По ней вполне можно подняться и перемахнуть на ту сторону. Единственное, ты попадёшь в поле белой крапивы. В это время года она уже не жгучая, но стража там, всё равно, особо не ходит. Несколько ожогов — невелика цена за возможность сохранить жизнь.

— Магия не отпускает проданных слуг, — сквозь зубы прошипел молодой человек. — Мы физически не способны уйти далеко от Золотого Города. Это могут сделать лишь те, кто пришёл сюда своей волей. Но я благодарю вас за проявленную ко мне доброту.

— А кто тут у нас дошутился? — зловещим тоном произнёс Лей. Он в последнее время оттаял и стал говорить намного свободнее. Среди своих, конечно. — Кто тут у нас рожает?

— Нет, — нервно усмехнулась я. — Даже схваток нет.

— Будут! Очень скоро будут.

Меня затрясло. Всё-таки рожать было страшно. И чтобы немного отвлечься я обратила своё внимание на брата Баолинь.

Юноша рос и воспитывался, как аристократ. Значит, получил хорошее образование. При этом, более чем мотивирован работать и держать язык за зубами.

Мечник, по словам всё той же Четвёртой императорской наложницы. Значит, способен драться сам, и научить азам самообороны моих девочек, нашего целителя, ну, и меня, заодно. Сложение имеет крепкое. Меня несёт без особого труда. Не запыхался, даже.

Между бровями морщинка, которая говорит о том, что думать он, в принципе, умеет. Осанка гордая. Взгляд надменный. Характер, вот чувствую, характер у него тяжёлый. А по части гордости он Лея три раза за пояс заткнёт.

Здравствуй, мой мастер по особым поручениям.

— Хочешь отомстить тем, кто тебя предал? И вернуть то, что твоё по праву, отречённый от рода?

— Это невозможно, госпожа.

— Рука дрогнет? Это же твоя сестра, братья, отец. Конечно, мать Баолинь ты вряд ли будешь готов пощадить. Но остальные — твоя кровь и плоть.

— Они все отреклись. У меня не осталось ничего, даже, имени. Не осталось родовой чести. У такого, как я нет и не может быть семьи.

— Хочешь служить юному принцу? Тогда твоя сестрица не сможет дотянуться до тебя. Месть — холодное блюдо. Но тебе ещё надо дожить до того времени, когда она станет возможна. Желательно, сохранив язык, руки и ноги. Что будет сложно, если у Баолинь останется власть над тобой?

— Если она захочет...

— Мой статус выше. Наказывать моих слуг могу лишь я. Даже, если она потребует что-нибудь сделать с тобой, мы всегда сможем сказать, что исполнили её желание. Действительно, делать это необязательно. Ну, притворишься побитым. Похромаешь недельку. От тебя не убудет. Или ты хочешь, чтобы она однажды стала Императрицей? Твоя милая сестра в самом расцвете своей молодости. Господин ей благоволит. Что будет, если она родит сына? Что будет, если её сын станет наследником Императора? Тебе останется лишь тихо сдохнуть. Потому, что правды ты не добьёшься никогда. Но готов ли ты служить мне и моему принцу много лет, прежде чем сможешь вернуть свое имя? Чтобы Мой ребёнок мог восстановить справедливость, он должен выжить в дворцовых интригах. Столкнуться с миром за пределами Золотого Города и выстоять.

— Я готов ждать столько, сколько потребуется.

— Отлично. Алия, сейчас во дворце начнётся суета. Надо, чтобы этот слуга "случайно" оказался запертым где-нибудь. В кладовке, например. И мы его "потеряли" дня на два. А потом "нашли". Позаботься о том, чтобы у него была еда и вода. Сейчас у меня, и так на одного слугу больше, чем положено. Ая, девочек отвлеки. Меньше знают, крепче спят.

А потом началось то, о чем несколько минут назад предупредил Лей и мне стало не до нового члена моей команды... или, всё-таки семьи?

Глава 15

Спустя три часа, когда к моему дворцу не пришел ни один целитель, Лей заподозрил неладное. Послал Рию ещё раз сообщить, что роды начались, и потому, было бы неплохо прислать кого-нибудь. Ну, хотя бы, ради приличия.

Рия вернулась почти через час и сообщила, что все целители сейчас у второго принца. А во дворец Весенней тишины слугам других наложниц хода нет.

Я хмыкнула. Толпа из тридцати человек лечит одного единственного ребёнка. Очаровательно.

Ладно, пока со мной Лей, всё будет нормально. Но Рию во дворец Императрицы я отправила. Пусть хоть старшую управляющую оповестит о радостном событии. И расскажет, где сейчас находятся все целители.

Но к тому моменту, когда Рия рассказала о происходящем Синьян, а та, в свою очередь, Императрице, после чего Старшая Управляющая Золотого Города сама лично побежала к Шанэ, чтобы проводить ко мне, если и не главного целителя, то хоть кого-то, я уже держала на руках своего сына.

Мелкий был черноволосой копией Ниэлона. Молодой его версией, разумеется. Только без ушек и хвостика. Очарование присутствовало. Не такое убойное, как у прародителя, но достаточное, чтобы, даже Лей смотрел на младенца с обожанием. Девчонки, вообще, пищали от восторга не переставая.

Когда же я посмотрела в его небесно-голубые глазки, то поняла, что с прозвищем угадала. Это, действительно, Лисёнок. Взгляд его был лукаво-насмешливым. И до странного сфокусированным.

Мелкий смешно морщил носик и хмурился.

Знаю, это окситоцин — гормон, который отвечает за привязанность матери к младенцу. Но мне было всё равно. Я уже безумно люблю это маленькое продолжение себя. И понимаю: убью своими руками любого, кто попробует причинить ему вред.

Конечно, хотелось бы начать с Баолинь и Шанэ. Чувствую, эти две змейки сговорились, чтобы устроить мне тяжёлые роды, которые можно и не пережить. Но пока такой власти у меня нет. Поэтому будем ждать.

Синьян ворвалась в мою спальню, таща за руку главного целителя. Женщина показалась мне, действительно, обеспокоенной. А вот врач не спешил. Можно сказать, специально тормозил процесс. Наверное, чтобы я побольше крови потеряла.

В любом случае, застать идиллическую картину, когда служанки стоят у стеночки, вытирая слезы умиления, Лей сидит на полу, привалившись к дверце шкафа, а я мирно разглядываю моего Лисёнка., они не ожидали

— Сегодня родился пятый принц, — радостно объявляю я. — Роды прошли легко. Мальчик здоров и полон сил.

Синьян хватается за сердце, но на лице у нее облегчение. Целитель же радости не испытывает. Скривился и противным тоном протянул:

— А почему он не плачет? Молчаливый младенец — дурной знак. Творит о слабости тела и духа. К тому же, рождён он раньше срока, а это часто приводит к печальным последствиям.

Малыш словно бы понял, о чём речь, набрал в лёгкие воздуха и завопил так, что у меня в ушах зазвенело. Пришлось приложить его к груди. Далее юный принц продемонстрировал, что у него не только с голосом, но и с аппетитом проблем нет. Все рефлексы в норме.

— Может быть стоит сообщить всем прекрасную новость? Уважаемый главный целитель, могу я попросить вас об этом? Заодно, вы расскажите Императрице, что во время родов со мной был лишь слуга, которому вы доверяли лишь мести полы в аптечном складе, а вас и ваших подчинённых мы найти не смогли. И позвольте с вами не согласиться. Роды ожидались со дня на день. Вы забыли? Сами же недавно называли предполагаемую дату радостного события. Не смею вас задерживать.

Тут и между строк читать не надо было. Посыл идти лесом и полем прозвучат очень отчётливо. Он сейчас убедит Императрицу, что абсолютно здоровый младенец болен, а потом его быстренько "вылечит" чтобы в знак благодарности получить немножко золота.

Когда за стариком закрылась дверь, я улыбнулась мягче и спросила Синьян, не хочет ли она подержать принца?

— Такой тяжёлый, — удивленно произнесла женщина. — Интересно, какое имя даст ему Император?

С именами здесь была особая ситуация. Детей в Золотом городе не звали по именам. Использовался лишь титул "принц" или "принцесса" и порядковый номер. Существовало поверье, что имя в злых устах может накликать беду.

Да, именно, имя. Не холодные пелёнки зимой. Не откровенный саботаж целителей. Не козни жителей гарема, где дети от других наложниц — всегда препятствие для принцев и принцесс.

Это же так удобно — прикрыть халатность и злой умысел суеверием.

На следующий день мой дворец посетил Император в сопровождении своей матери. Одна из старых традиций обязывала их сделать это.

И если Императрица была благодушна и всячески демонстрировала доброе расположение, то сын неба, явно, тяготился этим визитом. Он едва взглянул на своего сына. Сказал, что мне даруется второй ранг с правом выбрать двенадцать слуг и повышение жалования. А также вручил сундучок, наполненный голубым жемчугом.

— Дочь моя, чего бы ты желала в этот радостный день? — ласково спросила Императрица. Это была ещё одна традиция. От меня ждали ритуальной фразы: "Я желаю продолжать свое служение Императору". Но был ещё один вариант:

— Я хочу посвятить свою жизнь служению продолжению великого рода Акинара — пятому принцу. И прошу освободить меня от служения Императору.

Конечно, такого финта ушами от меня никто не ждал. Шаг этот не находил понимания у присутствующих. Как можно отказаться от постели повелителя? Несколько детей служат страховкой твоего высокого положения. Даже, если кто-то из них умрёт, не страшно. Даже, если умрут все, останется шанс родить еще и снова возвыситься.

Я же, своими руками, закапываю эту возможность.

Исао Акинара злится. Это чувствуется по ледяному взгляду и свистящему дыханию. Как же. Он же не успел наиграться, сломать и выбросить игрушку, которая слишком быстро выскользнула у него из рук.

— Дозволяю, — цедит он сквозь зубы. — Всё равно, женщина с такой непримечательной внешностью не достойна служить мне. Как печально, что это дитя унаследовало так мало моих благородных черт.

Я про себя усмехнулась. Было бы о чём жалеть. Внешность у Императора так себе. Поставь его прямо сейчас рядом с прародителем в его истинном облике, и он будет смотреться, как мышь облезлая рядом с тигром.

— Император мудр, — отвечаю смиренно. Нет, не в надежде смирить его гнев. Но зачем нарываться лишний раз?

— Я не желаю давать имя пятому принцу. Матушка, пойдёмте. Пусть эта женщина сама выберет имя, которое должно принести счастье моему сыну. Если же выбором своим она накликает беду, я накажу её. Велю сжечь заживо на погребальном костре пятого принца.

Кланяюсь, пряча глаза. Моя ненависть его, всё равно, не испепелит, как бы ни хотелось, а демонстрировать истинные чувства пока что опасно.

В мире, где я родилась, было модно яростно противостоять виктимблеймингу. Нет, конечно, возлагать вину на жертву насилия — не всегда правильно. Но ведь и лишение жертвы права на субъектность, бывает очень вредно. Это создаёт иллюзию абсолютной беспомощности. Даже не в какой-то конкретной ситуации, а, вообще. Как будто мы никогда и ни на что не можем влиять, и потому, никогда не будем в безопасности.

Никто не застрахован от того, что окажется в полной власти монстров, живущих среди людей. Однако, мы беспомощны далеко не всегда. Мы в половине случаев способны защитить себя, если хоть на минуту вспомним об осторожности, прежде чем провоцировать тех, кто может, а, главное, хочет причинить тебе вред. Ну, вы же понимаете, что не стоит подходить к большой агрессивной собаке, чтобы ее пнуть? С людьми работает та же модель. Не стоит сильнее злить того, кто уже грозит тебе смертью.

Я посмотрела на дверь, через которую величаво удалился кобель в короне и пожала плечами. Не понимаю, что другие девушки в нём находят. Он же — моральный урод, капризный и мстительный. При этом, не слишком умный. Из пяти детей, которым он "даровал" имя, сулящие счастье и благополучие, трое мертвы, один — при смерти, ещё один — относительно здоров. Пока.

Не очень хорошая статистика, как по мне.

Богатство и власть готовы застить глаза жадным дурочкам... С богатством ещё согласиться можно. Император не может быть нищим. Но реальной власти у этого человека нет. Гаремом управляет его мать, государством — советники. Он — лишь церемониальная кукла. Праздники. Обеды с чиновниками. Посещение наложниц. Вот и вся его жизнь. Ах, совсем забыла. Он ещё проставляет печати на указах, составленных его подчинёнными, часто, даже не читая.

Отец Исао, хоть стихосложением и живописью увлекался. А этот... ничтожество. Иначе и не скажешь.

Я подошла к колыбели и посмотрела на моего сына. К мужчине, который был здесь недавно, этот ребенок не имеет и не будет иметь никакого отношения.

Конечно, было бы неплохо найти ему нормального отчима. И сбежать отсюда. Только, вырваться из Золотого Города сложнее, чем умереть в нём.

Посмотрела на Лея. Нет, не тянет он на роль отцовской фигуры. Мелкий ещё. Максимум — старшего брата. А, вот, на брата Баолинь я возлагаю некоторые надежды.

Солнечный зайчик пробежал по колыбельке. И в золотом отблеске я впервые увидела настоящего Лисёнка. Всего на мгновение. Но этого оказалось достаточно. У него серебристо-белые ушки и невероятно яркие сапфировые глаза.

— Джинзиро. — Имя рождается само. Словно, подсказывает кто. "Истинное серебро". А может, и правда, подсказывает?

— Это хорошее имя, — шепчет Алия, стараясь перебороть свой страх, — Милосердие и мудрость. А ещё, защита от зла. Хорошее имя. Оно принесёт нашему принцу счастье и долголетие.

Я киваю. Не потому, что согласна. Скорее уж, наоборот.

Какое счастье может ждать того, кто заперт в стенах Золотого Города?

Какое счастье может ждать того, кто собрал в себе осколки души Инлуна Громового Дракона? Или будущего реформатора, того, кто должен разрушить старые традиции и построить новый мир на обломках старого?

Джиндзиро. Джин.

Почему-то вспомнился Джин Юнгхарт из аниме, которое я смотрела на своём телефоне с треснутым экраном. Последний анимационный сериал, которое я смотрела.

Смартфон был подарком мамы на мой прошлый день рождения. То есть, когда она его купила, он был хоть и не новым, но, по крайней мере, целым. Но Катенька постаралась это исправить — вытащила его с полки в шкафу и дала Ванечке. Наш брат новой игрушке обрадовался. Только подумал, что это мячик и пару раз бросил его на пол. С тех пор экран украшали три трещины, а сенсор дико глючил. Но на новый подарок у родителей денег не было. Поэтому на пятнадцатилетие я получила электронный хлам, вместо подарка. А сестра, невероятно довольная собой постояла полчаса в углу, после чего извинилась сквозь зубы и была милостиво прощена нашей мамой. Ведь это не она разбила телефон, а Ванечка. Но с малыша, который даже не разговаривает, какой может быть спрос? Катерина же ничего плохого не хотела. Просто, с братиком игралась. Зачем ей мне вредить специально?

Мама изо всех сил старалась не замечать нашу взаимную ненависть. И то, что младшая сестра мстила мне за то, чего я не делала. Но признать это наша родительница не могла. Ведь тогда пришлось бы вспоминать ту старую историю с ожогом, а этого так не хотелось делать. Потому что по закону, нанесение увечий ребенку родителем, срока давности не имело. И отца за это, вполне, могли посадить и через десять, и через пятнадцать лет, если правда выплывет. Что уж какие-то четыре года?

Моё-то слово против показаний родителей ничего не стоило. Ведь все изначально убеждены, что я виновата. А вру, обвиняя отца, чтобы избежать ответственности.

Но мама могла бы уже не беспокоиться. Катя не помнила того, что с ней случилось на самом деле. Но этот провал заполнили ложные воспоминания. Она взяла их из рассказов старших и дополнила выдуманными деталями. Сестра была искренне уверена, что, обливая её кипятком, я кричала, что хочу убить её. И рассказывала, какое при этом злое было у меня лицо.

Мне кажется, она бы не поверила, если бы отец решил ей во всём признаться. Потому что эти воспоминания, которые она себе придумала, уже стали частью её личности.

От грустных мыслей меня отвлёк писк моего Лисёна — самого чудесного малыша на свете.

Джин из сериала был классным. Умным. Осторожным. Сдержанным. И я не против, если этот ребёнок будет на него похож.

Глава 16

Лей достал из-за пояса стеклянный фмал с пробковой крышкой. Открыл. И сделал пару глотков. По комнате разнёсся аромат трав и спирта.

— Всё будет хорошо, — усмехнулась я.

— Да, — молодой человек сделал ещё один глоток и заговорил неожиданно спокойным тоном. — Я знаю, что юный господин родился под светлой звездой. Но зачем было злить Императора?

— Причины есть. Другие наложницы могут родить хоть по десятку сыновей. Это не имеет значения. В нашем дворце будет лишь один принц. Мы будем жить тихо. Не станем привлекать внимание. О нас должны почти забыть. Пока мой пятый принц не станет взрослым.

— Наследника назначает Император, — испугано пискнула Ая. — Если он будет гневаться на вас, то не будет любить и пятого принца. И тогда трон отойдёт кому-то другому.

— Нам не нужно, чтобы Император любил этого ребёнка. Пусть все считают, что Джиндзиро — не конкурент остальным принцам. Тогда у них будет меньше причин убивать его. Но даже так, они могут попытаться нам навредить. Следует быть очень осторожными. Алия, ты и Дея завтра же отправляетесь домой.

Девушки испугано ахнули, а Алия попыталась донести до меня главную мысль:

— Но, госпожа, это же такой позор! Вы нас выгоняете, когда нам осталось служить так мало.

— Именно поэтому. Вы сейчас наиболее уязвимы. Вас могут ложно обвинить в краже любимой заколки наложницы Сян, например. Или в непочтительности по отношению к Шанэ. Расстроить свадьбу. Да, и мало ли что они придумают? Домой. Завтра же. И, запомните, нет никакого позора. Есть великая милость наложницы Мейлин, бедной-несчастной хозяйки дворца Белых Лилий. Вы представляете, когда ей пришло время рожать, как по волшебству, испарились все целители. Никого с ней рядом не было. Лишь слуги, которые ей помогли. И когда родился живой и здоровый принц, Мейлин решила наградить всех, кто был с ней в тяжёлый час. И даже была так добра, что отпустила своих любимых служанок домой — готовиться к свадьбам. С подарками и добрыми словами.

— Из Золотого Города нельзя выносить вещи, — грустно улыбнулась Алия. — Мы приходим с пустыми руками и уходим так же.

Нашла проблему. Правила нужны для того, чтобы их нарушать. Особенно, когда правила так глупо звучат, что обойти их сможет и ребёнок.

— Так мы вам в руки ничего и не дадим. Риа сделала много красивых заколок. А вы дома будете всем говорить, что госпожа лично вам волосы заплетала, провожая. Кто после этого посмеет сказать хоть слово?

— Будет лучше, если завтра за ними придут женихи, а девушки будут в свадебных нарядах, — внёс конструктивное предложение Лей. Вот, за что он мне всегда нравился, так за то, что в критической ситуации соображал быстро и мыслил здраво. — Это большая честь, если наложница благословляет жениха и невесту. Церемониальные платья найдём. Я, чтобы время не терять через стену перемахну. Чтоб, значит, в город быстрее попасть и в ближайшую лавку. Возвращаться придётся, конечно, через главные ворота. Но это ничего. Мне бы только денег...

— Алия даст тебе всё необходимое. Теперь к остальному. После того, как завтра со всеми полагающимися почестями отпустим девушек, переходим на осадное положение. Сидим тише воды, ниже травы. Справляться придётся своими силами. Новых слуг брать не будем. У колыбели принца дежурим по часам. Бесполезную работу не делаем. Лежала десятилетиями пыль на шкафах, и пусть себе дальше лежит. Лишние комнаты запираем. Среди слуг распускаем сплетню. Мол, из-за того, что наложнице Мейлин рожать пришлось без целителей всё плохо там. Мучилась сильно. Разрывы. Растяжки. Из-за слишком стремительных родов. Изуродована она невероятно и об этом знает. Понятно, что Император на неё такую не посмотрит. Но восьмая наложница оказалась слишком гордой и не захотела, чтобы господин её жалел. Поэтому и попросила освободить её от служения Императору. Чтобы сохранить крупицы достоинства. Лей, эту сказку ты расскажешь стражникам на воротах. Рия, слугам, что принесут еду. Ая, отнеси вещи в прачечную расскажи там кому-нибудь. Алия, пойдёшь в Дворец Молитв и Скорби. И так, чтобы слышало как можно больше людей поведаешь эту историю там. Ну, и пока хватит. Рассказываем, разумеется, по большому секрету.

— Всё сделаем, — отозвалась Алия.

— Хорошо. Лей, как наш гость, которого мы "случайно" заперли в кладовке?

— Ведёт себя тихо. Практикует "дыхание змеи". Это одна из самых сложных техник в боевых искусствах. Сам не владею. Знаю лишь в теории. Его ищут слуги Баолинь. Но делают это, не поднимая шума.

— Узнал что-нибудь о его прошлом?

— Немногое. Раньше его звали Ишикара Линшен. До недавнего времени старший сын и наследник уважаемой семьи. Был одним из лучших учеников школы "Серебряного ветра". Несколько дней назад к дому семьи Ишикара пришел мужчина, который когда-то давно служил у них. Упал на колени и стал громко каяться, что совершил страшный грех. Поддался чарам безнравственной женщины, которую его добрый хозяин считает своей женой. Утверждал, что Линшен, на самом деле, его сын. Якобы изменница сама призналась в этом. Его двадцать лет мучила совесть, но сейчас он решился открыть правду. Глава семьи приказал избить этого "раскаявшегося грешника", но тот твердо стоял на своём. После чего Дэмин Ишикара приказал слугам схватить его жену и допросить. Женщина умерла. Линшен считает, что его мать предпочла уйти из жизни, не вынеся позора. После чего любимая наложница господина начала рассказывать всем, что самоубийство бывшей хозяйки дома лишь доказывает её вину. Что сама жизнь Линшена — несмываемый позор, из-за которого пострадают настоящие дети их господина. Дэмин Ишикара велел схватить старшего сына. Лично избил его. Велел заковать в колодки и провел по всей столице за своей лошадью, громко объявляя, что этот человек больше не часть семьи Ишикара, а раб, достойный лишь самой грязной работы. Сына же с таким именем у него нет и не было. После чего отдал поводок слуге и велел продать его в Золотой Город за один медяк. Сам же господин Дэмин вернулся домой и на следующий день устроил пышную свадьбу со своей наложницей — матерью Баолинь. Дальше вы и сами знаете.

— Линшен очень зол?

— Шесть лет службы за один медяк. Это очень жестокое оскорбление, даже, если забыть, что отец, фактически, убил его мать. Он хочет утопить род в крови, убить всех, кто был причастен. Но ещё больше он желает восстановить свою честь и вернуть утраченное. Сейчас он не может использовать даже личное имя.

— Поговори с ним.

— Уже. Шен согласен, действительно, на всё.

— Отлично. Ая, сходи к старшей управляющей и скажи, что девушек я отпускаю домой, мне же с сегодняшнего дня будут служить Лей и Шен. Других слуг пока не надо. И позови её выпить со мной чая, если она захочет проведать пятого принца.

— Да, госпожа.

Я поправила одеяльце, укрывающее моего сына. И подошла к окну. По мутному стеклу, ограждающему нас от уличной прохлады, стекали капли воды.

Дождь.

Поздняя осень, всегда, пора плохой погоды.

Эту бурю пережить бы, а дальше будет легче.

Нас ждёт первая крупная интрига. Пока что против Баолинь. Мне очень нужен человек, который когда-то был ей братом. Аристократ. Воин. Тот, кто понимает, чем живут люди за пределами Золотого Города. Это может быть очень полезно в будущем. Поэтому надо сделать так, чтобы ей стало не до моего нового слуги. И чтобы она меня и дворец Белых Лилий по широкой дуге обходила.

На следующее утро я оделась очень скромно. Никаких украшений. Никакого макияжа. Тут, конечно, было не принято до неузнаваемости разрисовывать лица, но растительная косметика распространена, достаточно, широко. Пудра. Помада. Духи. Тени для век.

Сегодня я должна выглядеть жалкой.

Чтобы гнев главы гарема обрушился на головы других.

Императрица сегодня находилась в дурном расположении духа. Это было заметно по капризному выражению на холёном лице и нервным движениям рук.

Я старалась не отсвечивать, прятала глаза и притворялась предметом мебели. До слов Баолинь:

— Матушка, что нам делать? Наш господин в ярости. Сестра Мейлин оскорбила его. Как такая дерзкая и невоспитанная женщина может растить принца? Не лучше ли передать ребёнка более достойной?

— Прошу императрицу простить, что говорю без разрешения, — я поднимаюсь со своего стула и становлюсь на колени перед ней, изо всех сил притворяясь смиренной. — Я сожалею, что разозлила моего господина. Но у меня не было выбора. Вина же за произошедшее лежит на той, что сейчас бросает незаслуженные упрёки. Стремительные и сильные схватки у меня начались, когда я гуляла возле её дворца. Мне было так страшно и больно. Ведь это мои первые роды. Я со слезами на глазах умоляла сестру помочь мне. Просила послать слуг за целителями. Но она этого не сделала и время оказалось безвозвратно упущено.

— Я послала, но их не было, — отмахнулась от меня Баолинь, не понимая, что этим бросает первую ветку на собственный погребальный костёр. Потому как, да, жизни наложниц, которые не сумели заполучить любовь Императора, не стоили и серебряной монеты, но жизни принцев бесценны. А в родах без целителя могла пострадать не только мать, но и дитя. И такое поведение, как минимум, является небрежением.

— Матушка, рассудите нас. Разве не должна наложница Баолинь была пойти к сестре Шанэ? Слуг во дворец Весенней тишины не пускали. Но кто бы посмел остановить наложницу Императора? Разве не могла она сообщить об этом вам? Почему эта безжалостная женщина не сделала ничего? Прошло много мучительных часов. Помощи не было. Со мной оставались лишь мои верные слуги. И я пообещала Великой Матери: если у меня родится здоровое дитя, то буду жить тихо и скромно, отдавая всю себя ребёнку, и не стану искать внимания Императора. Богиня ответила на мою молитву. Теперь я не могу не исполнить этот обет. Потому что это навлечет беду на моего драгоценного принца.

Смахиваю слёзы, что набегают на глаза. Нет, не от страха и жалости к себе. Всё-таки родила совсем недавно и стоять на коленях, скажем так, крайне неприятно. Но я сейчас и должна выглядеть сломленной, жалкой. Чтобы Императрица думала, будто восьмая наложница её сына в том день, оставшись одна обезумела от боли и страха. И потому пообещала Богине столь великую плату за помощь.

— Баолинь проявила небрежность и легкомыслие, — произнесла Императрица холодно. — Я подумаю над её наказанием.

Ну, уж нет. Мне надо эту особу нейтрализовать, хотя бы на какое-то время. Поэтому продолжаю давить.

— Матушка, я не хотела говорить, чтобы не расстраивать вас, но не могу больше скрывать горькую правду. У этой женщины давно зрел злой умысел. Она желала, чтобы после моей смерти Император отдал ей моё дитя. Ведь за столько лет наложнице Баолинь не удалось забеременеть. Сегодня же, презрев всякий стыд, нарушая вековые традиции она посмела заговорить с вами о том, чтобы забрать у меня пятого принца. Хотя из-за её бездействия он чуть не умер. Матушка, я умоляю о справедливости. Если бы со мной во время родов был настоящий целитель, я бы смогла продолжить служить моему господину. Но из-за неё в моей жизни не может быть иной радости, кроме моего принца, которого она хочет отнять.

Последние слова повисли в воздухе. Наложницы за красивыми расписными шелковыми веерами скрывали злорадные усмешки. Здесь ни у кого нет друзей. Лишь враги. Могут быть временные союзники. Но падению одной всегда порадуются остальные, даже, если мгновение назад звали её любимой сестрой.

Императорский гарем — место повышенной конкуренции само по себе. А если вспомнить, что каждые полгода он пополняется новой красавицей, то будущее многим видится в мрачных тонах и они спешат привлечь внимание Императора сейчас — пока они молоды, красивы и соперниц не так много. Сейчас же из игры, точно, выбыла восьмая наложница. Нужно лишь немного подтолкнуть и то же самое произойдет с четвертой — с той, кому Император так благоволит. И тогда Император, возможно, станет уделять больше времени бездетным наложницам.

Первой с места поднялась Эйран и встала на колени, тихо проговорив:

— Матушка Императрица, сестрица Мейлин говорит правду. Я слышала своими ушами, когда гуляла со служанками по Золотому Городу, как наложница Баолинь, обедая с Императором в саду дворца Ясного Разума, уговаривала его отдать ребёнка наложница Мейлин ей. Конечно, тогда речь шла о принцессе, но это доказывает, что у неё был умысел. Умоляю о справедливости.

Потом встаёт Интай и, также, опускается на колени. Ее голос громко разносится по сводам главной зады дворца Сыновнего Почтения:

— Мы уже потеряли сестру Джи умерла в родах вместе с первым принцем. Мы потеряли первую принцессу и четвертого принца. И лишь самоотверженная клятва сестры Мейлин помогла нам сохранить жизнь нашего бесценного пятого принца. Мы, ведь, все женщины. Нужно иметь каменное сердце, чтобы навредить своей сестре в родах.

Во время этой речи встают со своих мест Роулан и Лании, ничего не говоря, но показывая, что присоединяются к сказанному.

— Матушка, то, что пережила сестра Мейлин — немыслимо, — говорит наложница Шанэ. Со своего кресла она не встаёт. Но наложнице второго ранга можно. От неё я получить поддержку не ожидала. Она же и так считается главной любимицей Императора. Хотя, если вспомнить, что все целители у неё во дворце были, тогда понятно. Ей нужно показать, что она в сговоре с Баолинь не была. — У меня сердце разрывается от мысли, что я невольно стала тому виной. Но я не знала, что в моём дворце находятся все целители Золотого Города. Ах, Баолинь, наши дворцы, ведь, так близко. Почему ты не пришла ко мне? Почему не рассказала обо всём? Тогда роды нашей сестры прошли бы хорошо.

— Она не желала, чтобы эти роды прошли хорошо, — произнесла Сян печально. — Я, тоже, слышала, что наложница Баолинь говорила Императору, что она хочет воспитывать ребёнка сестры Мейлин, но не придала этому значения. Теперь я об этом очень жалею. Мне нужно было обратить внимание на её слова и донести их до вас. Матушка, разве может такая подлая женщина, которая подвергла опасности жизнь принца служить Императору?

Баолинь, поняв, что дела плохо, рухнула на колени рядом со мной, заголосив:

— Матушка Императрица, это клевета. Я никогда не посмела бы желать смерти никому из моих сестёр или принцу. Я, просто, растерялась, не зная, что мне делать. Мне стало дурно, от переживаний за сестрицу Мейлин. Я лишилась чувств и слуги долго не могли привести меня в себя. Прошу, поверьте мне.

— Ты так слаба, дочь моя? — Императрица говорила ласково, но у меня мороз по коже побежал от ее тона. — Это нужно исправить. Я велю целителям приготовить для тебя специальные снадобья, чтобы восстановить твои силы. Разрешаю тебе оставаться в твоём дворце. Не нужно приветствовать меня по утрам и служить Императору, пока твоё здоровье не восстановиться. Думаю, года будет достаточно. А чтобы ты не скучала всё это время, можешь тысячу раз переписать "Наставления для молодых жён". Если ты не будешь соблюдать предписанные для восстановления здоровья, требования целителей, твоя болезнь может продлиться и дольше.

Домашний арест и чистописание. Не слишком суровое наказание, как по мне. Но Баолинь разразилась рыданиями и просьбами о пощаде.

Впрочем, её можно понять. Император сейчас благоволит ей. Зовёт провести с ним время. Дарит подарки. А за столько времени о бывшей любимице может и забыть. Ведь новые красавицы уже наступают ей на пятки. Эйран из кожи вон лезет, чтобы занять её место. А за этот год, что она проведёт в заключении, появятся еще две.

— Мейлин, — уже мягче обратилась ко мне Императрица. — Думаю, мой сын простит тебя, когда узнает причины. Обещания, данные Высшим, нужно держать. Особенно, если они были даны в минуты отчаяния. Иначе, это может навлечь их гнев не только на тебя саму. Ты поступила правильно. Я навещу нашего пятого принца, когда ему исполнится сто дней. Хорошо заботься о нём.

Глава 17

Я всегда боялась повторить судьбу моей матери. И это не подростковый бунт против родительского сценария. У нее, действительно, была плохая жизнь.

Ранний залёт от мужчины, который никогда её не любил. И которого, будем, уж, честны, она, тоже, не любила. Просто, завидовала старшей сестре. Был бы ей нужен мой отец, если бы он не страдал по тёте Вере? Сомневаюсь.

Кстати, может быть, именно, поэтому она так спокойно относилась к нашей взаимной с Катериной ненависти? Потому что считала такие отношения между сестрами нормальными?

Пелёнки вместо учёбы. Она даже школу нормально не закончила, что уж об институте говорить?

Роль вечной жертвы.

А что у меня? Неоконченные девять классов. Но даже те знания, что имеются, тут и применить негде.

На руках ребёнок, который не нужен кому-то, кроме меня и моих слуг, уже, точно, ставших семьёй. То есть, конечно, он нужен всему этому миру. Только сам мир об этом не знает.

Хотя, времени для учебы и самосовершенствования у меня оказалось более, чем достаточно. Мне же не надо стирать, убирать и готовить. За наведением красоты, в отличие от других наложниц, я проводила минимум времени. Это им жизненно необходимо быть прекраснее весенних цветов, чтобы привлекать внимание господина, а у меня другие приоритеты.

Лекарственные травы, анатомия, основы экстренной помощи от Лея.

Шитьё и вышивание с Аей.

Икебана и азы ювелирного искусства с Рией.

Но больше всего времени я проводила с Шеном. Игра на цитре. Игра на пипе. Игра на флейте. Стрельба из лука. Метание ножей. Каллиграфия. Стихосложение. История. Экономика. Законодательство.

Обычно, девушкам эти дисциплины преподавали в весьма урезанном виде. Такая программа, скорее, была рассчитана на юношу из благородной семьи. Но Шен учил меня всему, к чему я проявляла интерес. Не споря. Не задавая идиотских вопросов по типу: "А зачем тебе эта муть, милая девочка?"

Даже без высказываний о том, что не женское это дело — науки изучать, обошёлся. Хотя, в способности мои, верил мало. Ничего не говорил. Ибо сказать такое наложнице второго ранга — грубейшее нарушение всех мыслимых и немыслимых норм этикета. А он, как мальчик из приличной семьи на такое бы не пошёл, ни за что на свете. Хорошие манеры были в него вбито намертво. Но у Шена очень выразительный взгляд. И все мысли на смазливой мордашке написаны, когда он не держит высокомерную аристократическую маску.

Но мои учителя, в той — прошлой жизни, тоже в меня не верили. Куда такой, как я учиться в школе с физико-математическим уклоном? И намекали про специальную.

Ну, не рады были в том чудесном месте девочке из неблагополучной семьи.

Даже мамочку мою вызывали на беседу, когда я в первом классе была. Только, возить меня через полгорода она желания не имела. Ее вполне устраивало то, что я в свою школу сама хожу. А потому, она сказала, что меня переводить никуда не будет. Пусть исключают, а тогда — обязательно меня хоть в коррекционную школу, хоть в детдом определит, если надо будет. Но до тех пор, будьте добры, учить и не дёргать несчастную многодетную мать по пустякам.

Да, только, исключить они меня не смогли. Школу я не прогуливала. Дисциплину не нарушала. И даже программу худо-бедно осваивала. Да, на тройки. Но, можно подумать, что все там отличниками были. А по итоговым контрольным у меня, так, вообще, четверки имелись.

И, кстати, об отличниках. Я очень быстро поняла, что их пятёрки не всегда являются показателями знаний. Та же Элька могла вызубрить стихотворение или параграф, бодро рассказать его на уроке, а на следующий день не помнить ни строчки. Вот реально, ни единой строчки. И это никого не смущало.

Сейчас мне никто оценок не ставил. Зато мотивация была космическая. Даже, на цитре я играла по два часа каждый день. Пипу и флейту Шен вручал мне раз в пару дней. На большее его нервов не хватало.

Самое печальное для моего учителя — это то, что слух у меня имелся. Но мне настолько не нравились местная музыка, что словами не описать. Она была для меня слишком чужой. Меня раздражал её прерывистый ритм, который я никак не могла поймать. А ритм там — это всё. Стоит сыграть какую-то ноту на долю мгновения быстрее или медленнее, и "Песня о первой любви, которая цветёт подобно голубой сливе" превращается в "Мелодию покинутой возлюбленной".

Проблема же заключалась в том, что тут есть такое понятие, как "уместность музыки". Небольшая ошибка в исполнении могла уместную мелодию превратить в неуместную и, тем самым, оскорбить окружающих.

Конечно, речь шла только о публичных выступлениях и не касалась процесса обучения музыке. Хотя, и тут были свои подводные камни. В дни скорби, когда умирал кто-то из наложниц или императорских детей, если ты играла весёлую музыку, можно было получить обвинение в том, что ты радуешься чужому горю. И, наоборот, в дни праздников считалось, что грустная мелодия может накликать беду. Даже, если звучит она за закрытыми дверями дворца одной из наложниц. Поэтому в такие особые дни мне в руки музыкальные инструменты не давали.

А мелкому Лисёнку моя игра очень нравилась. Он лежал в колыбельке. Бодро размахивал ручками и ножками, словно, дирижируя. Слушал. И радостно агукал, когда я выдавала особенно фальшивую ноту. За что Шен поглядывал на него с интересом. Видимо, надеялся в будущем получить более способного ученика.

Хозяйка дворца в Золотом Городе, обязана музицировать. Особенно, если не имеет явно выраженного таланта. Тут считается, что терпение и старательность — те добродетели, которые женщина должна в себе развивать. Поэтому, наверное, в сотый раз за сегодня начинала играть "Песнь о дочерней привязанности" с самого начала.

— Госпожа, попробуйте вложить в своё исполнение хоть немного чувств, — просит Шен устало. — Любовь к матери. Уважение к отцу. Вы играете правильные ноты, но в музыке этой нет души. Поэтому у вас не получается.

Я честно старалась. Но сложно вкладывать в мелодию то, чего в тебе отродясь не было. А такой скилл, как "терпение" прокачивал, в основном, мой учитель. Но он был жив и верил в то, что сможет добиться справедливости. А за это можно смириться с тем, что у ученицы обе руки — левые.

— Госпожа, вы же любите свою мать и уважаете отца? — парень, кажется, начал о чём-то догадываться.

— А ты всё еще уважаешь отца после того, как он предал тебя? — спрашиваю, не поднимая глаз от струн цитры.

— Нет. Но я всё еще люблю мою мать.

— А я не люблю.

— Она была злой женщиной? — голос Шена опускается до шепота.

— Хуже. Она была глупой, эгоистичной и слабой.

— Но любая мать любит своё дитя...

Я встала со своего стула. Подошла к парню. Ему недавно исполнилось двадцать пять. Он старше меня на десять лет местных лет. Но какой же он еще ребёнок.

— Не любая. Когда я пойду в гости к Старшей Госпоже, ты будешь сопровождать меня. И внимательно слушать её. Я попрошу её специально для тебя рассказать, как наложница Аньши, чтобы расчистить дорогу к трону для своего сына, убила собственную дочь, обвинив в этом мать другого принца. Или историю наложницы Илань. Редкость для императорского гарема, но до совершеннолетия дожили оба её принца. Только она больше любила своего младшего сына. И поэтому... нет, у Старшей Госпожи получится лучше тебя напугать. Но поверь, не любая. То, что тебе повезло, ещё ни о чём не говорит.

Когда Джину исполнилось сто дней, в мой дворец пришла Императрица в сопровождении наложниц с подарками. Ничего особенного. Детская одежда, игрушки, фрукты.

Император в качестве "великой милости" прислал свой любимый лук. Старьё, как по мне. Даже Шен поморщился, глядя на этот щедрый дар. Лисёнок его в руки взять сможет, хорошо, если к годам двенадцати. Впрочем, с паршивой овцы, хоть шерсти клок, и то, польза.

— Император так ценит этого ребёнка, — сказала Сян со злорадной улыбкой. — Второму и третьему принцу он подарил лишь мечи, усыпанные драгоценными камнями.

— Господин очень щедр, — благоразумно согласилась я.

А что ещё можно сказать? Тут принято благодарить за любой знак внимания со стороны Исао. Даже, если он пнуть тебя изволит.

Хотя, мне такое подчёркнутое пренебрежение даже выгодно. Пусть смеются. Меньше завидовать станут. И меньше пакостить.

Нужно оценивать свои силы здраво. За мной нет богатого и влиятельного клана. У меня нет любви и поддержки Императора. Скорее, даже, наоборот. Кто меня защитит, случись что? Кто будет продвигать моего сына?

Пока Джину лучше считаться запасным наследником, который не будет участвовать в гонке за короной. А потом всех их ждёт неприятный сюрприз.

А меня — вожделенная свобода.

Хотя, о какой свободе идёт речь, я уже не понимала.

Пока воображение рисовало идиллическую картинку с домиком в столице и внуками, которые приезжают погостить.

Когда тебе всего семнадцать*, думать о том, что твоё будущее — это внуки... грустно. Может, проще сразу присмотреть красивое местечко для погребального костра?

А как же любовь?

Но если и не любовь, то хотя бы один головокружительный роман? С поцелуями под луной и пронзительной нежностью.

Обидно, что у меня не было даже ни единого свидания.

И не будет уже.

Потому, что пока Император жив, его женщина не может принадлежать другому. Да, никто в здравом уме и не решится на отношения с матерью живого и здорового принца. Ведь в один прекрасный день эта женщина может стать Императрицей.

Но, даже, после смерти Императора вдовствующие наложницы, у которых были дети редко повторно выходили замуж.

Императрицы — никогда. Такой союз считался невероятным мезальянсом. Хуже, чем высшему аристократу жениться на девушке из квартала удовольствий.

Но социальный аспект — лишь вершина айсберга. Золотой Город и скверна, засевшая в нём, меняет наши тела. Та, что хоть раз побывала в покоях Императора, не сможет родить ребёнка от другого мужчины.

У меня не будет других детей. Хотя это-то и не беда. Подумаешь. Я с реалиями жизни многодетной мамы знакома. И как-то не тянет. Мне бы с одним ребёнком справиться.

Почему-то вспомнились Черновы — наши соседи по лестничной клетке. По сравнению с нами они жили очень даже хорошо. В их семье никто не пил, отец работал на стройке, а мама шила на дому. Наверное, и им, временами, было непросто. Однако, они всех своих двоих мальчишек выучили. Потом парни переженились и от родителей съехали. Тетя Асия говорила, что сейчас сыновья им деньгами помогают и всё совсем наладилось.

Но, если мы жили, просто, плохо, то Петровы со второго этажа оказались за гранью добра и зла. Их младшая дочь, кстати, была моей ровесницей. История этой семьи была бы отличным сценарием для триллера о родовом проклятии или чём-то подобном. Потому, что все пятеро их детей умирали в одном и том же возрасте — в шестнадцать лет. Близнецы Миша и Саша прыгнули с крыши, держась за руки. В их крови нашлись определённые вещества, меняющие сознание. Витя скончался от передоза через год. Ещё через год Ася решила попробовать травку, которую ей предложил парень, и словила анафилактический шок. Откачать не успели. Потому, что тот парень испугался и сбежал. После того, как наркотики забрали четверых их детей, родители, пересмотревшие шоу "Экстрасенсы спешат на помощь", которое шло по Третьему каналу, побежали по бабкам-знахаркам, которые их убедили в том, что над родом их висит черная порча. И начали тянуть из семьи последние деньги на разные "спасительные" ритуалы. Лучше бы они Тайку к психологу или какому-другому врачу отвели. А врач ей был очень нужен. Она похудела очень. Жаловалась на то, что не может спать. Что силы ее, словно, кто-то вытягивает. Стала какой-то мнительный и тревожной. На меня однажды с кулаками бросилась. За то, что я с пустым ведром ей дорогу перешла. Крику от неё было столько, что все соседи на улицу повыбегали. А я ведь, даже приметы этой не знала, не говоря уже о том, чтобы за что-то ей зла желать. Просто, шла на мусорку выбрасывать треснувшее по шву пластиковое ведро, в котором вода уже совсем не держалась. Но, в наведённую мною магическую гадость, уверовала и Тая, и ее родители. После чего они снова поехали по бабкам, ради разнообразия, заглянули в монастырь для "изгнания бесов".

Батюшка попытался родителям объяснить, что не черти тут виноваты, а психическая болезнь девочки. Что молитвы — это хорошо и замечательно, но только, если вместе с таблетками идут, а не вместо. За что был этой троицей, едва ли не бит.

А через месяц Тайка умерла. Вышла зимой на улицу босиком, в одной ночной рубашке и уснула в сугробе рядом с чахлой берёзкой.

Так что радужных фантазий о большой и счастливой семье у меня давно нет. Да и замуж не сильно-то хотелось. Любовь, ведь, как известно, зла, козлов много, а принцев на всех не напасёшься.

Одной как-то безопаснее.

Но одиночество в радость, когда ты его сама выбираешь. А тут выбор был сделан за меня. И это вызывало яростный протест.

— Сам образ жизни Исао не позволит прожить ему сколько-нибудь долго, — сказал Ниэлон Аки-Инара, подходя ко мне со спины. Я вздрогнула и резко обернулась. Мужчина улыбнулся. Сейчас он был в истинном своём облике, а, значит, никого поблизости нет.

— Добрый день.

— Ты сейчас печалишься о пустом, дитя.

— Мне обещали свободу. Но чем больше я узнаю об этом мире, тем отчётливее понимаю, что ее для меня, попросту, нет.

— Ее нет ни для кого, — мужчина подошёл ближе и по-отечески положил мне руку на плечо. — Даже, для богов. Вне зависимости от мира. Но не отсутствие свободы гнетёт тебя. Ты хочешь любви, как хочет её любая юная душа.

— Мы всегда желаем того, что нам недоступно. Хочу чувствовать тепло любимого человека. Хочу купаться в нежности. Хочу с ним говорить о всяких пустяках. Или молчать. Но я слишком эгоистична, чтобы, просто, любить. Мне нужна хотя бы надежда на взаимность. Шанс на счастье. Любовь, которая приносит лишь страдания, ничем не лучше отсутствия любви.

— Ты сейчас мне до боли напоминаешь одного юного принца. В семнадцать он рассуждал точно так же. А потом... с ним случилось много плохого. И Киан решил, что лучше никого не любить, чем раз за разом испытывать боль потери. Только, это решение не принесло ему желанного покоя. Этот ребёнок сейчас горит в огне собственных мыслей и сожалений. Но я надеюсь, однажды он сможет погасить то безжалостное пламя в своей душе и дать любви ещё хотя бы ещё один шанс.

— — — — — — -

*по местному исчислению Мейлин четырнадцать лет.

— — — — — — -

Часть 2. Глоток свободы

Глава 18

Больше, чем музицировать, я ненавижу лишь рисовать. Но к этому изящному искусству у меня есть некоторая склонность. В связи с чем, мне вменили в обязанность копирование иллюстраций.

Ну, не переписывание исторических хроник, и то — радость. Хотя, я часто диктую текст вслух, а Лей или Шен записывают.

У нас крошечный бизнес по изготовлению редких книг. Всё началось ещё пять лет назад, когда Шен учил меня чтению и письму. Парень с ума сходил от моей черепашьей скорости. В его глазах было столько отчаяния, что и не описать. Вот я и предложила ему параллельно заняться чем-нибудь полезным. Сошлись на том, что он будет переписывать медицинские трактаты для Лея.

А потом я предложила ему свести знакомство с хранителем императорских свитков и книг, вооружившись несколькими гнездами дорогого чая, который в нашем дворце никто не пил. Я не понимала разницу между чаем дорогим и дешёвым. Слугам было не положено. Да, и вообще, мы давно перешли на травяные сборы от простуды зимой. Холодно же. А у нас младенец на руках. Болеть никак нельзя. И ягодные взвары летом.

Гости к нам приходили редко. Конечно, я отправляла Старшей Госпоже ее любимый "Золотой восход". Но кроме него нам приносили и другие сорта. Поэтому плитки и гнёздышки тихо копились в кладовке.

Как правило, наложницы, которые не пользовались любовью императора, в качестве содержания получали вещи не самого лучшего качества. Им могли пошить не слишком хорошую одежду. Принести остывшую еду. Забыть доставить дрова и уголь. Но матери принца выказывать, слишком уж, явное пренебрежение они не смели. Потому что она в любой момент пожаловаться Императрице на то, что слуги не уважают её принца. А за такое можно было и с должности вылететь.

Хранитель книг оказался мужчиной в летах и большим ценителем вкуса чистого чая. То есть в напиток он не добавлял ни молока, ни мёда. И вполне благосклонно отнёсся к идее предоставить достойному юноше пару исторических хроник для того, чтобы пятого принца с колыбели приучали ценить книги.

А ближе к весне у старика прихватило спину. И в этом для него заключалась огромная проблема. Обратиться к лекарям в столице он возможности не имел. Потому, как не мог по снегу и грязи ходить домой, а потому проживал сейчас в крошечной комнатке при своём хранилище.

Целители Золотого Города его лечить отказывались. Говорили, что не положено им заниматься чиновником столь низкого ранга без дозволения Императора. Самого же Императора по такой незначительной причине, как болезнь Хранителя книг никто не желал беспокоить.

Но Лей, ведь, просто, слуга. Формально, по крайней мере. А то, что он в некоторых вопросах главного целителя за пояс заткнуть может, это мы опустим. Главное, у него заморочек со статусами чиновников нет.

Вот Шен его и привёл вечерком к страдающему от боли знакомому. Чаю попить.

Магия. Настоечки. Притирания. Через неделю старик, как двадцатилетний бегать начал. Хотя, ещё совсем недавно по стеночке до отхожего места передвигался.

Так на радостях он отыскал все самые древние свитки, так или иначе связанные с лекарственными травами, и вручил Лею, чтобы он их почитал. Но просто читать парень отказался. Он их желал получить в свое безраздельное пользование.

Мы их дней десять переписывали, усадив за это дело всех обитателей дворца Белых Лилий, кроме маленького принца. Но Лисёнок оказывал нам моральную поддержку громким гулением.

Потом у хранителя книг заболела любимая внучка. Девочка попала под копыта лошади. Та скотина переломала ей малышке, что могла. Ребёнок без сознания. Местные целители руками разводят.

Старик быстро сориентировался. Сразу к нам побежал, как письмо от сына получил. Пришлось Лею в предместье столицы наведаться. Бедняга едва не надорвался. Неделю потом пластом лежал. Но девочку с того света вытащил, и даже переломы срастил так, чтобы в будущем проблем не было.

В общем, теперь, Шен имеет доступ даже к самым редким фолиантам. Последние он и переписывает, совершенствуя навыки каллиграфии. А я копирую иллюстрации, если таковые имеются.

Книгу всегда можно выгодно продать или подарить. Как оказалось, это очень полезно, иметь в запасе парочку. Особенно, если введение в ней написаны детской рукой принца. Да, сейчас книга эта была, просто, книгой. Но имела потенциал стать бесценной семейной реликвией. Потому как любой принц мог стать Императором. А книга, где хоть строчка написана Императором — это сокровище, которое будут передавать через поколения.

— Мой принц, будьте внимательнее, — строго говорит Шен Лисёнку. Джин фыркает. У него сегодня с утра плохое настроение и он даже не пытается этого скрыть.

Со мной и Шеном не забалуешь. Мы его убойному обаянию сопротивляться научились. Но из остальных он верёвки вьёт. Манипулятор пятилетний.

Девочки, конечно, ничего опасного ему делать не позволяют. Вот, например, поплавать в пруду не дали. Весна-то весной. Но какое может быть "плавать" когда у мелкого пар изо рта валит?

Картина была — загляденье. Джин упрямо лезет в воду. Ая с Рией его за одежду держат, ревут и сквозь всхлипы прощения просят. Сказать принцу "нет" они, физически, не способны.

Лей может на Лисёнка даже рявкнуть. Если дело касается его здоровья и безопасности. Однако, в остальном сословные предрассудки и ему не чужды.

А так как мальчик почти не болеет и крайне редко пытается самоубиться в какой-нибудь безумной авантюре, то призывать его к порядку вынуждены я и Шен.

Мама и наставник на его умильные рожицы давно не реагируют. Мне это даётся с большим трудом. Но если этого я делать не буду, на выходе мы получим второго Инлуна, даром, что сейчас он — лис, а не дракон.

Нет. Новое рождение — новая судьба. Без повторений обойдёмся. Однако, надо хоть поинтересоваться, отчего сын в таком дурном расположении духа, но он опережает меня:

— Десятый брат скоро умрёт.

— Он очень болеет. — Не уверена, что это может его успокоить. Но что тут ещё скажешь?

— Не болеет. Его выпила Тьма, что живёт в императорском дворце.

Алая Богиня намекнула, что отпрысков Императора убивает некая скверна. Ничем иным я настолько избыточную смертность объяснить не могу. У нас не было эпидемий или явных убийств. Однако, из восемнадцати детей, рождённых за последние десять местных лет, в живых сейчас всего пятеро. Да, и то, десятый принц очень плох. Восьмая принцесса — ещё совсем кроха, ей на днях лишь десять дней исполнилось. Второй и третий принцы живы, но болеют со дня своего рождения. И лишь Джин полностью здоров. Но это держится в строжайшем секрете.

— Это очень печально, милый. Но, к сожалению, мы не можем ничем помочь ему.

— Я знаю, — мальчик поднимает на меня несчастный взгляд. — Его уже никак не спасти. Тьма его уже выпила. Только, они же его мучают. Брату больно. Он, конечно, очень маленький и ничего не понимает. Но ведь чувствует. Целители вливают в него магию, а это лишь продлевает мучения. Разве не лучше было бы его отпустить?

— Джин, об этом нельзя говорить, даже в этом дворце, — Шен произносит это очень серьезно, за что удостаивается внимательного взгляда. Лисёнок знает, что наставник называет его имя лишь в исключительных случаях. Когда ему не до этикета. — У любых стен могут быть уши. Нельзя, чтобы до Императору донесли, что вы желаете смерти его сыну.

— Но я не желаю. Десятый брат мне ничего плохого не сделал. Он же маленький совсем. Я, просто, не хочу, чтобы он страдал. Что в этом плохого? И кто нас здесь может подслушать?

Шен пожимает плечами. Этот параноик считает, что даже в нашем дворце доверять стоит не всем.

Аю, Рию и Лея он, скрепя сердце, принял. Но остальные служанки у него были под перманентным подозрением. И чтобы бедняга не сходил с ума, мы сократили их количество до совершенно неприличного — семи человек, вместо положенных двенадцати. В связи с чем, сам Шен теперь таскает дрова и воду из колодца.

Такой вынужденный аскетизм имеет свои плюсы. В Золотом Городе меня начали считать кроткой затворницей, посвящающей всю себя постам и молитвам. Потому, что от глаз Императора я пряталась, одевалась скромно, ела то же, что и мои слуги. Правда, питались обитатели дворца Белых Лилий очень неплохо. Сбалансировано. Овощи, фрукты, мясо, морепродукты, крупы. Все были здоровы. А парни даже каждое утро тренировались с оружием в качестве разминки перед основными своими обязанностями. И силы у них на это были.

Лей, конечно, не большой любитель физических упражнений. Только Шену на предпочтения нового друга было слегка плевать. Здоровый мужчина, в его представлении, должен уметь держать в руках оружие, чтобы защитить близких, если понадобится.

А через годик наш целитель втянулся и сейчас вполне бодро со своей железкой прыгает.

У меня же с боевыми искусствами не ладилось. Я быстро уставала. Имела плохую координацию. И слишком слабые руки, чтобы сколько-нибудь долго махать железной дурой весом в полтора кило. С луком, было не лучше. Единственное, что у меня получалось, это метать ножи-ласточки.

А Лисёнка Шен дрессируют с азартом и плохо скрываемым восторгом. Говорит, редкий талант и надо бы более опытного наставника найти. Но с этим проблемы.

Влиятельного клана за моей спиной нет. О нелюбви Императора к пятому принцу и его матери уже известно всем. А придворные очень хорошо чувствуют такие настроения. Нет, все подчёркнуто-вежливы с Джином. Никто косого взгляда себе не позволит. На всякий случай. Знают: любит там, или не любит Император сына, а может так случиться, что этот наследник будет единственным, кто останется жив. Случалось уже такое. Но служить Джиндзиро не рвутся, а стараются крутиться возле второго и третьего принцев. Те же, кто шансов преуспеть рядом с любимыми наследниками Императора не имеют, готовы попытать счастье даже во дворце Белых Лилий. Да, только, они Шену в подмётки не годятся. Вот и обходимся своими силами.

Шум на первом этаже нас отвлекает. Мы слышим топот и радостный писк. В Солнечную гостиную, давно оборудованную под учебный зал, врываются Ая и Рия. Девчонки раскраснелись. Глазки горят. Стоят и глупо хихикают.

— Принц Киан прибыл? — спрашиваю я. Хотя, и так понятно. Что бы ещё привело их в такое возбуждённое состояние?

Им не столько интересен брат Императора, сколько сам факт его прибытия на торжества.

Золотой Город — это вечное болото. Тут всё события сводятся к тому, что раз в полгода появляется новая наложница, периодически кто-то рождается и кто-то умирает. Ну, ещё ротация слуг — одни уходят, другие приходят. Всё. Тут любой инфоповод вызывает дикий восторг.

Мы же, живём скучно, даже, по местным меркам. Почти безвылазно сидим во дворце. В гости почти не ходим. Только на сотый день от рождения принцессы или принца. Но это традиция. К себе никого не приглашаем. К нам, даже, новые наложницы, приходят лишь один раз. Чтобы формально выразить уважение. Да, и то, потому что игнорирование наложницы второго ранга и принца могут счесть проявлением высокомерия. Мне такое с рук сошло из-за беременности. Но других счастливиц, которые понесли после первой же ночи с Императором, не было.

Шен косится недовольно, но молчит. Тоже понимает. Соскучились девушки по хоть каким-то новостям. А о принце и посплетничать не стыдно. Молодой. Красивый. Знатный. Одет красиво. Да, одно обсуждение вышивки, украшающей его плащ, их на пару вечеров займёт.

Глава 19

— Принц Киан такой красивый! — восклицает Рия восторженно. — И так похож на юного господина. Прямо, одно лицо. Будто именно он его отец.

Девушка отсекается и испуганно смотрит на меня. А я даже не понимаю, что такого она сказала? Ну, похож ребёнок больше на дядю, чем на отца. Бывает. И достаточно часто. Что в этом такого? Это же близкий родственник, а не сосед какой-нибудь. Я, вот, тоже, не на маму с папой похожа, и даже не на дедушек-бабушек, а на тётку, которая, вообще, не понятно в чью породу пошла.

— Совсем ума лишилась такое говорить? — Шен вскакивает со стула и нависает над девушкой, как грозовая туча над одиноким деревцем. — Да, другая госпожа после таких слов язык бы тебе велела отрезать и с позором выкинуть из Золотого Города.

Я уже хотела вмешаться. Но Джин успевает раньше. Он бросается на защиту девочек не мешкая и не задумываясь.

— Наставник, вы их пугаете, — укоризненно восклицает ребёнок, вклиниваясь между ними.

— Я и хочу их напугать, юный господин.

— Нельзя. Мы должны друг друга любить и защищать! Никогда нельзя обижать близких! Вы же сами учили меня этому, наставник.

— Я их и защищаю. От них же самих. От дурости их. Что будет, если кто-то услышит эти слова?

— Ничего не будет, — раздраженно обрываю его тираду. — Принц Киан в Золотом Городе последний раз был на похоронах отца и церемонии коронации брата. Десять лет назад. Потом он безвылазно сидел на своём юге. Да, к тому же, если они, действительно, похожи, об этом начнут говорить, в любом случае. Мы же должны изображать недоумение по поводу того, что это кого-то удивляет. Принц Киан — родной брат Императора. Некоторое внешнее сходство между дядей и племянником никого удивлять не должно.

— Как можно быть такой легкомысленной? — Шен шипит не хуже гадюки, но уже на меня. — Император ненавидит младшего брата. А ещё, только и ждёт повода избавиться от вас.

Тут он, конечно, прав. Акинара Исао — обидчивая и мстительная скотина. Он до сих пор злится, что я выскользнула из его ледяных пальцев до того, как он успел наиграться. Не помогла ни история с обетом Богине, ни сплетни, тщательно распускаемые Леем и служанками, что у меня ужасные черные растяжки по всему телу, а на животе теперь сморщенная и обвисшая, как у старухи кожа. Этот человек не забыл нанесённого оскорбления. Но покарать дерзкую наложницу ему мешает данное им же самим слово. Пообещал же сжечь на погребальном костре сына. Мне кажется, смерть никого из детей не расстраивала его сильнее, чем то, что Джин жив и пока не собирается воссоединиться с предками.

Я сначала опасалась, что он решит убить моего принца. Но Ниэлон заверил, что у этого недостойного потомка его рода, даже мысли такой не возникнет. Теперь. И улыбнулся. Наверное, так кошка улыбается пойманной мышке, которую собирается скушать на обед после того, как наиграется с ней.

А через несколько дней по Золотому Городу прошёлся слух о том, что Императора начали мучить кошмары, а проснувшись он рыдает, словно дитя и клянётся, что даже думать не будет о том, чтобы навредить своей крови.

Все тогда подумали, что он решил избавиться, наконец, от ненавистного брата, а духи предков пришли к нему, дабы не допустить убийства родича.

Я же понимала, о чьей смерти, на самом деле, думал тот человек. И от этого становилось жутко. Потому что убить собственного ребёнка, чтобы покарать дерзкую наложницу, которая нашла способ не служить тебе постельной игрушкой, это, совсем уж, за гранью. При том, что жутким монстром, который ненавидит всех и вся Исао не был. К другим своим детям он отцовские чувства питал. Старших сам учил чтению и счёту. О здоровье младших каждый день справлялся у Главного целителя.

— Шен, всё хорошо, — пытаюсь успокоить того, кто прочно занял в моём сердце место брата. Я не могла любить Егора. Да, наверное, это говорит обо мне, как о не самом хорошем человеке. Но он постоянно делал мою жизнь хуже, чем она могла быть. Он ломал и разбрасывал мои вещи. Бил меня. Наша разница в возрасте, конечно, давала мне определённые преимущества. Я была быстрее. Не действовала импульсивно. И понимала, что будет со мной, если не справлюсь.

Только, самым паршивым в наших с Егором отношениях было то, что от меня требовалось всегда соизмерять силу. Мне запрещалось причинять ему боль, даже защищаясь. Ведь он болен и не понимает ничего. Почему-то его болезнь автоматически снимала с него ответственность за любые действия. И я вполне могла получить подзатыльник от матери, если Егор, подзуживаемый Катей, бросался на меня с кулаками. За то что не могу нормально с ним ладить. Далее, мне Катеньку в пример ставили. Она же с братиком никогда не дерётся.

Шена было любить легко. Он, потерявший в этой жизни всё, ценил свою новую семью сильнее жизни. И за любого из нас был готовы горы свернуть.

— Нет, всё очень плохо! — он раненым зверем мечется по комнате. — Я шкурой чувствую, что Лисёнок в опасности.

Подхожу ближе и провожу рукой по плечу моего друга. Он зовёт моего сына Лисёнком лишь в минуты наивысшего волнения. В иные моменты молодой человек говорит о нём, используя титул. Пятый принц. И никак иначе. Воспитание.

Значит, и, правда, чувствует что-то такое. И это его очень беспокоит. Потому, что моего сына Шен любит до безумия.

Наверное, он так привязываться к малышу не планировал. Но вмешался случай. Все служанки, рекомендованные Старшей управляющей, покинули наш дворец, а новых я к сыну не допускала из-за одного параноика, который послушал историй Старшей Госпожи. Вот и пришлось Шену принимать самое деятельное участие в присмотре за младенцем. Она на ровне со всеми нами менял пелёнки. Укачивал. Гулял с ним и играл.

Любовь к детям часто появляется не сама по себе, а рождается во взаимодействии. А этого у молодого человека было предостаточно. Джин был очень общительным малышом. И в колыбельке своей лежать не любил. Бодрствовать юный принц предпочитал, исключительно, на ручках. Ну, и обаяние лисье сыграло свою роль.

— Думаешь, отсидеться не получится? — спрашиваю убито.

— Не знаю. И не знаю, что делать. А от этого схожу с ума.

— Он сказал, что надо уходить, — Джин подходит ко мне и утыкается лбом мне в бедро. — Но сделать так, чтобы Император сам этого захотел. Только, я не понял, разве можно из Золотого Города уйти? Ну, то есть взрослому, конечно, можно. Только я — не взрослый.

— Кто "он"? — Шен настораживается.

— Древний предок. Он не вмешивается без крайней нужды. Говорит, боится меня с верного пути сбить.

— А с ним пообщаться можно?

— Не трать время, — криво усмехаясь я. — Ну, то есть, если очень хочется и заняться нечем, можешь сходить в храм. Жрец иногда становится проводником воли того самого предка. Да, только, если Он захочет что-то до тебя донести, сам придёт. В остальных случаях ничего ты от него не добьёшься. Лишь время потратишь.

Я, кстати, так и не поняла, был ли жрец аватарой Ниэлона Аки-Инара, имеющей собственную личность и периодически впускавшей в своё тело спутника Алой Богини или же им самим.

— Ну, если Он — жрец, то, наверное, беды ждать ее стоит? — Шен ещё сомневался. Я кладу руку ему на плечо и крепко сжимаю, выражая сочувствие и поддержку.

— От жреца, точно, не стоит. Этот... человек никогда не причинит вреда Джину. Так что будем делать с принцем Кианом? Уже одно то, что Император с Императрицей его не жалуют, свидетельствует в пользу данного человека. Да, и от жреца я слышала, что он — достойный молодой мужчина. Может стоит свести с ним знакомство?

— Познакомиться, конечно, можно. — Это Лей проскользнул в зал, плотно прикрыв за собой дверь. — Но следует помнить, что принцу есть за что ненавидеть брата. У него умерла мать. Одного этого хватило бы для кровной мести. Потом, далеко не своей смертью умерли две его официальные наложницы. Но это так... придворные интриги с целью очернить принца в глазах Императора. Дело обычное. А то, что происходит сейчас, уже, глумление над проигравшим.

— С этого места поподробнее, — настораживаюсь я.

Лей подходит ближе и шепотом говорит:

— Ходят слухи, что, когда Киан уезжал на юг, между ним и Императором произошла ссора. Из-за беременной наложницы принца, которую убила наложница Шанэ. Или не убила. Там история мутная. Вроде присутствовала куча народу, но никто ничего не видел. Исао Акинара наказывать свою любимицу не спешил. Ведь именно смерть бедняжке Лиари открыла ему путь к трону. Свидетелей, которых нашел принц Киан, новый Император велел казнить. Чтобы не смели клеветать на его милую Шанэ, которая и мухи не может обидеть. Но, если откровенно, свидетели были сомнительными. Все они в момент падения девушки стояли слишком далеко и большой вопрос, что там могли рассмотреть. Потом старший из братьев сказал, что у него будет столько женщин, сколько дворцов в Золотом Городе, а Киан навсегда останется один. Что он никогда не сможет жениться или взять себе наложницу. Никогда не будет иметь детей. Любую девушку, что он выберет, Император прикажет убить. Любого ребёнка ждёт смерть, лишь только возникнет подозрение, что его отцом является принц. Так погибли две девушки. А Киан не посылал сватов и даже не проявлял к ним особого интереса. Отцы девушек сами начали предлагать принцу союз. Сейчас-то слух разошёлся и девиц на выданье от принца прячут. Хотя, он, на самом деле, не рвётся обзаводиться наложницами.

— Неужели живет, как добродетельный жрец Алой Богини? — удивлённо восклицает Шен.

— Нет, — спокойно отвечает наш целитель, напряжённо косясь на Лисёнка, который радостно греет уши. — В определенные места захаживает. Не слишком часто. И предпочитает, скажем так, разнообразие. Чтобы ни у кого не возникло даже мысли, что он выделяет некую особу. Вряд ли он проникнется добрыми чувствами к сыну человека, который сделал ему столько плохого. Нет, нанести визит вежливости, можно. От этого вреда не будет. Но слишком многого лучше не ждать.

На том и сошлись.

Знакомиться решили на следующий день. Шен отыскал в своей коллекции трактат о звёздном небе. Помню, я над иллюстрациями к этой книжке долго билась. Не давались они мне. Но в конечном итоге, вышло неплохо. Такую, действительно, не стыдно даже принцу подарить.

Кстати, брату Императора покоев в главном дворце не нашлось. Его на несколько дней празднеств поселили во Дворце Скорби. Якобы в качестве жеста великой милости. Чтобы почтительный сын в молитвах со Старшей Госпожой мог отдать дань уважения своему ушедшему отцу и помолиться о счастливом перерождении матери. Это было явным, ничем неприкрытым оскорблением. Но принц Киан это стерпел. Уж, по какой причине, не знаю. Хотя, даже того, у кого нет своей семьи, можно крепко держать за горло. Есть же родня его матери, доверенные люди и слуги, знакомые с детства.

Местная религия, кстати, оказалась весьма интересной. Тут верили в то, что после смерти душа попадает в чертоги предков — некоторый аналог рая, но в котором царит не вечная радость, а абсолютный покой. Там душа могла встретиться с тем, кого любила в каждой из прошлых жизней и проанализировать свой суммарный жизненный опыт. Время пребывания там не ограничено. И лишь когда она будет готова, то сможет отправиться в новое рождение.

Никакого Страшного суда или весов с хорошими и плохими поступками. Считается, душа способна сама дать оценку своей жизни и вынести из неё необходимый урок.

Понятие кармы, как таковой, тут, также, отсутствует. Прошлые жизни и качество их проживания никак не влияло на то, что происходит с тобой сейчас. То в каких условиях ты оказывался: во дворце с золотой ложкой в руке, или старой рыбацкой лачуге круглым сиротой, определял некий аналог Великого Рандома, который абстрактно называли волей Алой Богини.

Глава 20

Визит во дворец Молитв и Скорби мы решили не откладывать. Для нас эта локация оказалась удобнее прочих. Идти ближе. Лишних глаз нет. Плюс, и всегда можно сказать, что мы, именно, бывшую Императрицу навещали, а принца так... за компанию. Да, и то, потому что он при Старшей Госпоже находился.

Меня приняли за служанку.

Наверное, поэтому принц позволил себе столь пристальный оценивающий мужской взгляд. И я лишь потом поняла в чём дело. Сейчас праздники. Все стараются принарядиться. Даже, служанки. А у меня одежда, хоть и добротная, из хорошей мягкой ткани, но уж очень блёклая. Словно на солнце выцветшая. Я специально такую подбирала, чтобы не привлекать внимание. Личные служанки наложниц порой Императора одеваются куда-как ярче, но меня устраивала ширма скромности, за которой удавалось прятаться последние пять с половиной лет с рождения Джина.

Когда мы пришли, Киан пил чай со Старшей Госпожой. Чинно. За вежливой беседой о красоте весеннего неба. Но холод и напряжение в их отношениях были почти осязаемыми. Словно между ними сейчас сидела мать опального принца, оплетая обоих могильным холодом.

Лисёнок подошёл. Поздоровался. Улыбнулся лучезарно. Вручил бывшей Императрице ее любимый чай и бутылёк с настойкой красного женьшеня, который приготовил специально для неё Лей. Старуха подаркам обрадовалась и пригласила правнука выпить с ней чаю.

Потом Джин с поклоном отдал книгу дяде, за что удостоился сухой благодарности и слов о том, что его пятый принц — почтительный ребёнок.

— Дитя, — обратилась ко мне Старшая Госпожа. — Принц Киан желал посетить храм Богини. Возраст не позволяет мне проявить гостеприимство и проводить его. Сделай это за меня. А принц пока продемонстрирует мне свои успехи в чтении. Мои глаза уже не те, что в юности. И самой мне тяжело разбирать мелкие буквы.

Я почтительно поклонилась. Нет, в теории, так глубоко кланяться было не обязательно. Но репутация тихой скромницы пока играла в мою пользу.

— Старая кобра сегодня в добром расположении духа, — усмехнулся мужчина, лукаво поглядывая на меня.

Он красив. Чем-то похож на Старого Лиса. Только волосы темные, заплетённые в тугую косу "драконий хвост" — причёску воинов. И ушек нет. А жаль. Ему бы они пошли.

И на моего Джина принц Киан, тоже, похож. Не так сильно, как представили девочки. Мимика разная. Это будет, особенно, заметно, если поставить их рядом. Мелкий Лисёнок так-то больше на Шена похож, даром, что они и близко не родня.

— У тебя такая интересная внешность. Ты из Восточных земель? — спрашивает он, когда мы проходим половину пути до храма.

— Ну, можно и так сказать, — отвечаю невыразительно.

— Когда ты вошла в Золотой Город, девочка?

Обращение удивило. Так ко мне могла обратиться лишь Старшая Госпожа. Но, технически, принц выше по положению, чем наложница, будь у неё хоть десять сыновей. А ранее мне не доводилось близко общаться, даже, с замужними принцессами. Может быть тут это в порядке вещей.

— Шесть лет назад, принц Киан.

Он улыбнулся и сказал очень странную вещь:

— Осталось всего четыре года, и ты будешь свободна.

Сначала мне показалось, что он издевается. Потом понимаю, что меня приняли за няньку принца. Хотя... а кто ещё мог сопровождать мальчика? Не мать же, в самом деле. Среди моих "сестёр" не принято перетруждать себя заботой о наследниках до такой степени.

— Принц Киан, Старшая Госпожа не представила нас. Позвольте мне сделать это самой. Я — восьмая наложница Императора Исао. Мейлин. Мать пятого принца. — Мои слова возымели эффект пощёчины. Принц отшатнулся. А меня словно за язык кто-то потянул. — Вы ненавидите своего брата. Мне он, тоже, не нравится. Видите, как много у нас общего?

— Прекрасная госпожа сменит гнев на милость, как только он подарит ей какую-нибудь безделушку, — злые слова бьют наотмашь. Но я вижу боль в его глазах и гашу раздражение. Это не мой враг. Принц пострадал от Исао гораздо сильнее меня. Конечно, он не испытывает никих добрых чувств по отношению к наложницам Императора.

Он не пытался оскорбить, называя прекрасной. Я же видела, как он смотрел на меня, когда не знал, что говорит с матерью принца. И мне нужен этот союзник. Поэтому говорю с ним абсолютно искренне, стараясь через глаза заглянуть в его душу.

— У меня есть все основания считать, что ваш брат хотел смерти моего ребёнка. И передумал не по своей воле. Кстати, то, что Джиндзиро так похож на вас, неприязнь Императора, лишь подстёгивает. А то, что я, скажем так, уклонилась от обязательства служить ему в постели, отношение господина ко мне и моему сыну не сделало мягче. Вы всё ещё сомневаетесь в том, что у нас много общего?

— Склоняюсь к тому, что восьмая императорская наложница верно оценила ситуацию, а я поддался поспешным суждениям. Прошу простить мне эту, недостойную моего возраста, горячность.

Усмехаюсь. Ему всего двадцать семь. Нет, это, конечно, не юность, но и не тот почтенный возраст, когда дурь из головы полностью выветривается. Вот, Шену, уже тридцать, а этого добра у него больше, чем у Лисёнка. Хотя, может быть, дело в том, что мелкий еще до настоящей и глупости творит советующие своему возрасту?

— Не стоит, принц Киан. Я понимаю, что вы не знаете меня и поэтому не можете мне слепо доверять. Это говорит лишь о вашем благоразумии. Если у вас есть вопросы, я буду рада ответить на них.

Мужчина помолчал минуту, рассматривая мыски своих сапог и крайне вежливо, словно бы подбирая каждое слово, обратился:

— Восьмая императорская наложница Мейлин, с какой целью вы назвали мне имя пятого принца?

Да, с такой, золотце ты моё, что ребёнок, имя которого ты знаешь, уже не может быть абстрактной величиной. Это как имя для подобранного котёнка. В большинстве случаев, когда уличный замарашка получает имя и миску, шанс быть переданным в другую семью активно стремится к нулю, даже, если до этого планировалась лишь передержка. Но не скажешь же, как есть. Да и кто в здравом уме, пользуясь манипуляциями, раскрывает их суть тому, кем собираются манипулировать?

— Вы хотите навести порчу на ни в чём неповинное дитя одной с вами крови? — в моём голосе читается наигранный ужас.

— Разумеется, нет! Госпожа, прошу понять меня верно. Я не питаю к этому мальчику никаких добрых чувств, но и ему вредить не хочу, — принц бросает на меня гневный взгляд, но мгновенно берет себя в руки.

— Вот поэтому и назвала. Я верю в то, что вы не причините вреда маленькому ребёнку. А еще, пусть между вами нет никаких родственных чувств, но вы его дядя. И имеете право знать, хотя бы, имя. Скрывать это от вас мы считаем проявлением неуважения.

— Мы? — удивился принц.

— Я и мой сын. Мы оба так считаем и не хотим оскорбить вас столь явным недоверием. Джиндзиро сам выбрал книгу, которую решил подарить вам. Мы надеемся, что этот подарок вам понравился.

Мужчина смущенно отводит взгляд, но я успеваю заметить смущение. Понятно, на книгу он внимания не обратил, но признавать в этом ему стыдно. Поэтому он пытается перехватить инициативу в разговоре:

— Ещё мне любопытно, почему вы уклоняетесь от главной обязанности наложницы, когда это несёт такие риски?

Попался, милый. Ничего так не связывает людей, как общая тайна. И у нас сегодня появится такая.

— Я смогу ответить на этот вопрос лишь в том случае, если вы дадите слово сохранить всё сказанное мной в тайне.

— Клянусь честью, — не мешкая произносит Киан. Видимо ему, действительно, любопытно.

— Хорошо. Я никогда не хотела стать наложницей Императора. Мне не нужны роскошь, власть и почести. Но так сложилось. Поэтому, когда я узнала, как защитить Джиндзиро от того, что убивает детей Золотого Города, то не раздумывая пожертвовала вниманием Императора. Это его очень задело. Не потому, что он как-то по-особенному ко мне относился. Ему, просто, нравится самому выбрасывать ненужных кукол. А тут, получилось, что выбросили его, хорошенько прищемив гордость. Но из-за этого я оказалась в очень сложной ситуации. Да, теперь пятого принца не убивает незримое проклятие, что висит над этим местом. Вы же хоть раз в жизни задумывались, почему в Золотом Городе рождаются десятки детей, но до взрослого состояния доживают считанные единицы? Ведь за пределами этого места такой избыточной детской смертности не наблюдается.

— Нет, — ошарашено отзывается Киан.

Он бы упал в моих глазах. Потому как не задумываться о таком, по меньшей мере, странно. Но местные почему-то воспринимают это как нечто само собой разумеющееся. Так было с начала времён. Значит, есть в этом какой-то высший смысл, скрытый от смертных. Это мне Шен объяснил. Поэтому я не отношу данного конкретного мужчину к категории клинических идиотов, но строго произношу:

— А стоило бы! И вы бы сами поняли, что что-то не так. Богиня дала мне подсказку о том, как защитить моего принца. И я за нее ухватилась, оскорбив тем самым, вашего венценосного брата. Все знают, как Император относится к сыну. И даже, если он сам не может его убить, всегда найдётся тот, кто будет рад предугадать желание господина и сделать грязную работу в надежде на благосклонность и награду. Но человека, замыслившего убийство остановить проще, чем древнюю тьму. Так что для меня выбор был очевиден. Возвращаясь же к тому, как много у нас общего. Я живу в постоянном страхе за своего сына. Вы не можете жениться и завести детей. Потому, что, тоже, боитесь, что за вашим ребёнком, как бы вы его ни прятали, однажды придут палачи, которые не пощадят даже новорожденную девочку.

— Допустим, — Киан смотрел на меня с большим интересом. — И что вы готовы мне предложить? Ни за что не поверю, что такая умная женщина стала ты заводить этот разговор, не имея мыслей на этот счёт.

Мыслей не было. И всё происходящее являлось безумной импровизацией. Но это же не повод отступать?

— Сидеть сложа руки, упиваясь жалостью к себе, очень удобно. Действовать будет в разы сложнее. Принц, вы готовы начать мстить? Исао забрал у вас возможность стать отцом. Вы можете лишить его сына. Нет, не убить. Смерть очередного сына его огорчит лишь тем, что придется исполнять порядком надоевший ритуал огненного погребения. Поститься целый день, и провести ночь в молитвах, вместо постельных утех. Вы, наверное, знаете, как Император не любит ограничивать себя. Но на этом всё. Не думаю, что, даже, смерть второго принца так уж сильно его огорчит. Джиндзиро не питает к своему отцу особых чувств. Он — умный мальчик и понимает, как тот к нему относится.

— Вы предлагаете мне заменить вашему сыну отца?

— Почему бы и нет? Вы, в любом случае, не получите трон. Эта битва уже проиграна. Но для вас же лучше, если следующий Император будет вас любить. Другой может посчитать сыновним долгом оставить приказ Исао: убивать любую вашу женщину, не говоря уже о детях, без изменений. Но так никогда не поступит мальчик, которого вы воспитали. Вам будет не так уж сложно найти с ним общий язык. Пятый принц — спокойный и разумный ребёнок. Он не склонен к капризам и жестокости. Излишком добросердечия, правда, тоже, не страдает. У него слишком сильно развито чувство справедливости. И несправедливость по отношению к себе он воспринимает, достаточно, болезненно. Однако, с ним легко поладить, если относиться к нему по-доброму.

На самом деле, ничего подобного я ему предлагать не собиралась. Думала, поговорить, прощупать почву. Но решилась. Если Старый Лис советует валить из Золотого Города, значит надо валить. Но как и куда? Сбежать — не вариант. Найдут. Значит, без разрешения Императора покинуть Золотой Город не получится. А куда Исао может отправить такого маленького принца? К кому-то из наместников, связанных с императорской семьёй узами крови. А это мужья сестер Исао, брат Императрицы и принц Киан. Проблема в том, что все, кроме брата Императора будут рады избавиться от ненужного наследника, стоит лишь их господину намекнуть на это. А Киан предпочтёт намёка не заметить. Просто, чтобы немного подгадить сыну Небес.

— Мне нужно подумать, — говорит мужчина напряжённо. — Не уверен, что готов слишком часто видеть сына моего брата и... его женщину. Простите, если это звучит грубо. Я не имею цели оскорбить вас.

— Вам не обязательно видеть нас слишком часто. Защиты будет вполне достаточно. Но смею напомнить, что вы можете смотреть на пятого принца, как в зеркало и вряд ли увидите в нём Императора Исао, если дадите себе труд хоть немного присмотреться. А я... побывала в постели Императора один единственный раз шесть лет назад и не считаю, что принадлежу ему. Если вы думаете иначе, то будьте спокойны. Я прекрасно обойдусь без вашего общества и не стану навязываться.

— Еще раз прошу прощения, — произнёс он немного сконфуженно. — Явыразился непозволительно грубо.

— Стоит ли? Вежливые формулировки не меняют сути. Я понимаю, что неприятна вам. Но мы оба не в том положении, чтобы перебирать союзников. Сейчас всё зависит от того, действительно, ли вы хотите действовать или смирились со своей судьбой? Предлагаю встретиться позже, когда вы будете готовы ответить на мой вопрос.

— А вы решительная особа. И, пожалуй, станете не такой уж и плохой Императрицей. Впрочем, лучше вы, чем убийца моей Лиари. Считайте, что я уже всё решил. Мне, действительно, не стоит быть разборчивым, когда дело касается союзников. У вас есть идеи о том, под каким предлогом можно вывезти мальчика из Золотого Города?

— Нет. Но можно спросить совета у Старшей Госпожи, — я усмехнулась, видя, как меняется в лице принц. — Да, как оказалось, у вас могут быть ещё более неприятные союзники, чем наложница вашего брата. Но цель оправдывает средства. Старуха разочарована своим старшим внуком и его матерью. Сомнительно, чтобы она поддержала прямое убийство бывшего любимчика. Однако, мы же и не планируем ничего подобного. Лишь стараемся сохранить жизнь пятого принца. К Джиндзиро она относится с некоторой теплотой. Просто, других принцев она видела, едва ли пару раз, а мой сын навещает ее достаточно часто. Беспокоиться не стоит. Совет женщины с таким богатым опытом дворцовых интриг, совет этой женщины будет на вес золота будет. Вернёмся?

— Я хотел бы успокоиться и привезти мысли в порядок. Предлагаю всё же, пройтись до храма и зажечь благовония. Старшая Госпожа хотела пообщаться с моим племянником. Не стоит им мешать сейчас.

— Мне оставить вас? — спрашиваю осторожно.

— Нет.

Опальный принц не сказал мне больше ни слова до тех пор, пока мы не вернулись во дворец Скорби. Но я и не пыталась больше его разговорить, понимая, что и так растревожила ему всю душу.

Ниэлон, кстати, бывшего воспитанника встречать не рвался. Храм был пуст. Из чего я сделала вывод о том, что действовала верно. Мне кажется, Киан думал в правильном направлении. Иначе, Старый Лис давно бы уже вышел и вставил ему мозги на место парой хлёстких фраз. Он какое умеет. Но, конечно, лучше, когда человек сам делает выбор. Особенно, если это выбор сложный и неприятный.

Глава 21

Если Старшая Госпожа и удивилась просьбе принца Киана, то виду не подала. Да и сама просьба у нее никакого протеста не вызвала. Жрец, которого бывшая Императрица считала проводником слов Алой Богини, сказал ей, что, именно, Джиндзиро должен стать следующим Императором. Чтобы разрушить те столпы, что удерживают от падения гарем, как государственный институт, являющийся символом традиций и преемственности.

А что Исао и её невестка пятого принца недолюбливают, так для старухи это лишь в радость. Но никакого гениального плана старуха предложить так и не смогла.

Не было такого, чтобы принцы покидали Золотой Город раньше тринадцати лет. Ауехать куда-либо в пять лет — это, вообще немыслимо.

Мы, тоже, пребывали в некоторой растерянности. До вечера следующего дня. Пока Император не пригласил свою многочисленную семью на чаепитие в саду. Мероприятие, затеянное с одной единственной целью — показать Киану, чего он был лишён. Наложницы в ярких платьях, напоминали экзотических птичек. Даже мне пришлось сменить простое платье на карминовый шелк. Императрица на утреннем приветствии строго указала, как нам следует приветствовать принца Киана. Она вещала долго, путано и аллегорично. В переводе на человеческий язык: младший сын её почившего господина должен сдохнуть от зависти при виде нас.

Какое-то время здесь присутствовали маленькая принцесса и все четверо принцев. Однако, младенцев унесли сразу после того, как дядя на них посмотрел. А старшие мальчики остались рядом с матерями.

Исао посадил брата по левую руку от себя и благожелательно рассказывал ему о том, что мужчина пропустил, находясь по долгу служения на Юге. Нет, разговор о бесчисленных смертях своих детей он быстренько свернул и перешел к обсуждению тем более приятных. И начал вещать о том, как прекрасно иметь восемнадцать женщин, днём и ночью готовых служить тебе.

Император рассказывал о каждой. Конечно, сначала речь шла о любимицах: Сян, Шанэ, Инэр, Эйран и Баолинь. Последняя совсем недавно вернула себе расположение господина и жаждала отомстить мне за всю боль и унижения, что она претерпела. Простая мысль о том, что стоило вести себя более разумно, не пытаясь пакостить беременной сопернице, прошла мимо ее сознания. А жаль.

Но то, что Шен теперь на моей стороне, стоит любых неудобств, что способна она мне принести. Без него нам приходилось бы значительно сложнее.

Исао не забыл, даже, обо мне:

— Это Мейлин. Моя восьмая наложница. Эту женщину даровала моему гарему Великая Мать. Видишь золотые рисунки на ее лице и руках? Это знак богини. Мейлин, конечно, её внешность может показаться непривычной, но она родила мне сына. Поэтому я милостиво позволяю ей служить мне.

Смешок едва удалось сдержать. Позволяет он. Мы за последние пять с лишним лет и словом не перемолвились ни разу. Но выставил он это дела так, будто экзотический цветочек императорского сада не только воспитывает принца, но и развлекает своего венценосного господина так, как тому угодно.

Другие наложницы заулыбались, словно бы оценив остроумную шутку Императора, прекрасно понимая, что меня в любимицы добавили, просто, ради массовки и разнообразия картинки. Ну, и приличия ради. Я, ведь, одна из четырёх наложниц второго ранга — мать принца. Демонстративно игнорировать меня — всё равно, что признать: в гареме не всё так радужно, как Исао пытается показать.

Далее Император вещал о достоинствах своих любимых сыновей. О том, как они умны, воспитаны и великодушны. Про Джина этот "прекрасный" отец сказал лишь пару слов. Кажется что-то о том, что этот ребёнок почтителен, но таланты свои пока не проявил.

Киан удивлённо вздёрнул брови. Потому как племянник уже продемонстрировал способность, относительно, бегло читать, неплохо для его юных лет играть на цитре и предложил дяде поиграть в бой на деревянных мечах, которые принёс с собой во дворец Молитв.

Мужчина наивно полагал, что это, действительно, будет игра. Но Шен Лисёнка дрессировал с азартом не первый год. Поэтому пертый удар деревяшкой в живот Киан получил сразу, как их бой начался. После чего Джин остановился и потребовал играть честно и не поддаваться, иначе не интересно.

Тем временем нам принесли чай и миндальные пирожные. На что мой сын отреагировал, нервно принюхиваясь:

— Не ешь, — шепнул он, прячась за белой фарфоровой гайванью, расписанной причудливыми цветами. — С ними что-то не так. Скорее всего, не яд. Или яд, но в слишком малой дозировке. Мне кажется, я чувству запах корней полевых башмачков.

Я едва заметно кивнула. Джин взял пирожное. Откусил небольшой кусочек и вернул его на тарелку, скорчив недовольную рожицу. Мол, невкусно.

— Они самые, — подтвердил он свои опасения.

— Ты в порядке?

— Конечно. Но ты не ешь. Слабительный эффект, тошнота, головокружение. В лучшем случае. Если употребить слишком много, могут и перебои в работе сердца случиться. Хотя, для этого надо три таких тарелки съесть. Интересно, кто это нам преподнёс такой подарок?

Лисёнок достаточно много проводил времени с Леем, а тот очень боялся, что любопытный подопечный решит попробовать на вкус содержимое его шкафов. Поэтому мелкий уже в три года знал, всё об отравлениях и их последствиях.

Я постаралась незаметно оглядеться, но никто не смотрел на нас. Или отправитель находится за пределами сада, или у нее железные нервы. Или это Шанэ. Что ей немного отправить принца после хладнокровного убийства беременной женщины? Если она, конечно, убила одну лишь Лиари. Но наш целитель считает, что, возможно, к смерти наложницы Джи, тоже, кто-то приложил ручку. Кому это было более выгодно, чем Шанэ? Разве, что Сян. Но ко второй наложнице Императора в ту пору было приковано особое внимание. Она, также находилась в ожидании. А вот у главной любимицы Исао руки оказались развязаны. Да, и когда я рожала, все целители оказались заперты в ее дворце по совершенно пустяковому проводу.

— Сыновья мои, — величественно обратилась Императрица к сыну и пасынку. — Юные наследники засиделась. Пусть поиграют, пока мы будем слушать музыку.

Джиндзиро скривился. Играть со вторым и третьим принцами он ненавидел. Потому, что ему, как младшему, надлежало проявлять почтительность и слушаться их. Ситуация усугублялась тем, что двое этих мальчишек крайне неприятны в общении. Уж насколько я противник физических наказаний, но даже у меня есть желание дать им хорошего ремня. Потому, если твоё любимое развлечение — бить слуг, тебе будет полезно испытать такое на собственной шкуре.

Для Джина это кажется настолько диким, что он уверился ментальном нездоровье братьев. У него в голове не укладывается, как можно ударить кого-то, чтобы выместить плохое настроение. Особенно, если дело касается девушек. Шена и Лея он побить не против. На тренировке. Но пока у него это получается лишь когда учителя начинают считать ласточек вместо того, чтобы внимательно следить за хитрым лисёнком.

Мой сын нехотя встал и поплёлся к двум другим мальчикам. Для них поблизости организовали целую площадку разнообразных развлечений возле пруда. В небе танцевало несколько разноцветных воздушных змеев. На ветке белого дуба разместили качели. И даже расчистили место для игры в башенки. Правила последней чем-то напоминали городки. Нужно бросками бит сломать выстроенные из небольших брусочков "башенки".

И, казалось бы, что можно там не поделить? Играйте вместе. Но второй и третий принцы нашли себе иную забаву. Стоило Джину заинтересоваться хоть чем-то, это мгновенно становилось позарез необходимо двум его братьям. И, конечно, младший был обязан им уступить игрушку.

Выбесят они моего Лисёнка знатно, но, уверена, он сдержится и не устроит драку, как бы сильно ему не хотелось проучить ту парочку. Надо ему хоть конфет дать, когда вернёмся. Лей имеет удивительный талант в плане приготовления не только лечебных настоев. У него получается очень вкусные пастила и мармелад. Вот, что значит фанатичное следование рецептуре.

Я старалась одним глазом следить за сыном, но импровизированный концерт несколько отвлекал. Особенно, если учесть, что мне предстояло в нём участвовать. Ближе к концу чаепития. Когда всех настолько утомит музыка, что моё посредственное исполнение станет лишь фоном для беседы.

Это, кстати, не ирония. Я, действительно, играю лишь сносно.

Вроде бы ноты правильные. Мелодия правильная. Но все чувствую фальшь, хотя и не могут сказать, в чём именно. Шен считает, что у моей мелодии есть всё, кроме души.

Наверно он прав. Можно прикинуться автоматом и воспроизводить необходимые действия. Но чтобы вкладывать душу, нужно любить то, что делаешь. А местную музыку я любить так и не научилась.

Закончив, я поклонилась Императорской семье и вернулась на своё место. Джин бросил на землю очередную игрушку, которую у него вознамерился отобрать третий принц и пошел к мостику через пруд с лилиями. Видимо, решил понаблюдать за рыбками.

И, конечно, братья последовали за ним, напрочь забыв о том, что ещё минуту назад требовали, чтобы младший брат ушёл и не мешал им играть в башенки.

Как второй принц толкнул моего сына в воду видела, к счастью, не только я.

Принц Киан сорвался с места ещё до того, как я успела подняться на ноги. А вот слуги на помощь не поспешили. Ладно, Ая. Она в курсе, что пятый принц — тот ещё лягушонок и, буквально вчера плескался в пруду возле нашего дворца несмотря на то, что вода была ледяной. Но остальные должны были вести себя иначе. Но к воде никто, кроме Айки даже не приблизился. Все почему-то бросились к старшему из принцев — проверять в порядке ли он. Хотя, что могло бы с ним случиться? Он бился в истерике и требовал наказать непочтительного младшего брата, который посмел преградить ему путь.

Впрочем, ещё до того, как Киан добежал до пруда, Лисёнок уже подплыл к берегу.

Дядя и племянник, так похожие друг на друга обменялись понимающими взглядами. После чего принц Киан снял с себя плащ и укутал моего сына, чтобы ему было не так холодно.

На этом наше участие в данном чаепитии закончилось, и мы пошли домой — переодеваться и пить чай от простуды. Купаться-то Джин купался, но в мокрой одежде через весь Золотой Город не ходил. Вот к чаю мармеладом я мелкого и угощу.

Рию я отослала к Старшей Госпоже, чтобы девушка рассказала ей о произошедшем. И еще до того, как мы успели переодеть Джина, бывшая Императрица почтила своим присутствием чаепитие.

Исао рассудил, что раз никто не умер, можно продолжать развлекаться. Это он, конечно, зря. После визита бабки ему стало не до веселья.

— Мой милостивый и справедливый сын — ваш отец мне не простит бездействия, — проскрежетала она, подойдя вплотную к императорскому креслу. — Возлюбленный внук мой, невестка, объясните мне, как случилось, что один принц поднял руку на другого? Как допустили вы такое кощунство и попрание вековых традиций?

— Старшая Госпожа, — Исао вдруг снова почувствовал себя мальчишкой перед грозной старухой. — Дети повздорили. Но никто не пострадал. Не будем же портить этот прекрасный день и радость нашей встречи неприятными разговорами. Прошу вас присоединиться к нам и выпить чая. Это особый сорт, который нам привезли с востока. Он очень освежает.

Но старуху было не так просто сбить с темы:

— Подобное поведение — немыслимая дерзость со стороны второго принца. Как можно закрывать на такое глаза? Шанэ, немедленно приведи сюда своего сына. Я буду с ним говорить.

Протестов не последовало. Император с матерью с удовольствием сделали бы вид, что ничего было, а Джин сам решил искупаться. Но если сейчас встать на защиту второго принца, получится так, будто бы они одобряют произошедшее. Тогда как традиции приписывали юным принцам не демонстрировать неприязнь публично. Им надлежало проявлять вежливость и уважение друг к другу. Драки считались неприемлемым проявлением эмоций. Вероломное нападение со спины от старшего по отношению к младшему было тяжелым проступком, который, конечно, еще можно было оправдать юным возрастом принца, но это требовало хотя бы формального наказания. Когда Шанэ привела второго принца мальчик не понял, кто перед ним и даже попытался грубить незнакомой старухе, посмевшей его отчитывать. Но после подзатыльника от Императрицы, которая ради такого дела поднялась со своего кресла, принц присмирел.

Киан тоже встал, освобождая место для бабки. Не столько из почтения возрасту, сколько потому, что признал ту союзником. Вынужденным. Но полезным. Вон как быстро примчалась.

— Расскажи мне, дитя, — начала старшая ласково Госпожа после того, как правнука поставили на колени перед ней. — Почему ты толкнул своего младшего брата в пруд?

— Он глуп и не знает своего места.

— Вот как? Интересно. Скажи мне, мой мальчик, твой брат умеет плавать?

— Да, — кажется, данный факт сына Шанэ, скорее, расстраивал, чем радовал.

— Ты узнал об этом после того, как пятый принц выплыл из пруда, в который ты его толкнул?

— Да.

— Ты, верно, считаешь, что брат тебе не ровня. Это потому, что так тебе кто-то сказал?

— Так все говорят. Никто не уважает наложницу Мейлин. У нее некрасивая одежда и мало слуг. Она плохо играет на цитре и совсем не умеет танцевать. Отец никогда не зовёт ее в свой дворец. Ее сын не может быть ровней мне.

— Что ж... всё ясно, — бывшая императрица улыбнулась и так же ласково приказала. — Десять розог.

— Сжальтесь, Старшая Госпожа, — взмолилась Шанэ, падая на колени рядом с сыном.

— Каждый день по десять розог на протяжении луны. А нерадивая мать, что так плохо воспитывала своего принца, должна сама исполнить это наказание. Мои слуги проследят, чтобы ты, Шанэ, не посмела ослушаться. Так вы оба лучше усвоите урок. Принцы равны. И никто из них не смеет вредить братьям, позоря своей подлостью великий род Акинара. Оба, с глаз моих. Остальные наложницы, должны, так же, запомнить этот урок. Матери должны хорошо учить своих детей. Та же, кто не справится, понесёт наказание.

— Благодарю вас, матушка, за вразумление моего внука, — прошипела сквозь зубы Императрица. — Мне жаль, что эта неприятность нарушила ваш покой и вынудила покинуть дворец Молитв и Скорби.

— Мне тоже, жаль, Миньчжу, что весть о произошедшем прервала мою молитву. Но как я могла остаться в стороне? После смерти великие предки строго спросят меня, всё ли я сделала для процветания рода Акинара. И что бы я им ответила? Такой позор. Такой позор. — Старуха играла талантливо. Даже Киан ощутил смущение, хотя и понимал, зачем она устроила это представление. — Что же теперь будет? Это дитя, пусть и по глупости, но попыталось утопить в пруду своего брата. Своего младшего брата, который слабее его. Это видели наложницы и слуги. Как скоро по столице пойдут слухи, что принцы убивают друг друга? Теперь, случись что с пятым принцем, нашему второму принцу не удастся избежать подозрений. Мальчика заклеймят братоубийцей. И никто не посмотрит на юный его возраст. А что, если слухи пойдут дальше? Теперь в любой смерти принца или принцессы люди будут видеть умысел иных старших наследников? Нужно действовать быстро, дети мои.

— Я не совсем понимаю вас, матушка, — растерянно произнесла Императрица.

— Пятого принца нужно убрать из Золотого Города. Но нельзя, чтобы это выглядело, как изгнание. Ах, что же делать? — женщина перевела взгляд на младшего внука, который почтительно стоял рядом с ее креслом и просияла улыбкой. — Точно! Нужно отправить мальчика во владения принца Киана, чтобы он учился у него управлять губернией. Конечно, пятый принц для этого маловат. Но ни у кого не возникнет и мысли, что это опала. Наоборот, все посчитают великой честью. А если что и случится, так обвинить второго принца будет невозможно. Но, Киан, следи за пятым принцем хорошо. Нельзя, чтобы начали шептаться, будто этот ребёнок начал болеть после того, как старший брат столкнул его в холодную воду, что и привело к печальному исходу.

— Я сделаю всё, чтобы сохранить честь рода Акинара, — смиренно произнёс принц Киан, кланяясь. — Если такова будет воля Императора, я подчиняюсь.

— Да, — очнулся Исао. — Я этого желаю. Вам надлежит уехать сразу после празднеств. Брат мой, надеюсь ты будешь хорошо заботиться о моём сыне и его матери. У тебя нет ни жены, ни наложниц. Мейлин — моя драгоценная подруга, с радостью, заменит хозяйку в твоём доме. Временно, разумеется. Чтобы ты понял, чего лишаешься, отказываясь от брака.

Киан снова поклонился. Спокойно. Даже безразлично. В этот раз жестокие слова брата отскочили от него, как капли воды от крыла лебедя. Он понимал, что получил шанс отомстить. А Исао пусть злословит. Пока может.

Глава 22

О переезде нам сообщила сама Старшая Госпожа, которая зашла проведать правнука по пути в свой дворец.

Джин в это время доедал пастилу и с любопытством косился на полку, где стояла коробочка с засахаренными финиками. Мармелад кончился ещё на первой чашке горячего настоя против простуды. Мелкий манипулятор отказывался пить "эту гадость" без чего-нибудь вкусненького.

Когда старуха ушла, мы ближним кругом закрылись в спальне Лисёнка и начали, практически, военный совет.

А что? У нас тут настоящие боевые действия. Вон "раненый" в уголке сидит и караулит свои финики. Сладкое в него больше не лезет, но не отдавать же честно выпрошенное.

— Что будем делать? — спросила я на правах генерала этой армии в миниатюре.

— Мы с Рией соберём вещи, — отозвалась Ая. — Одежду. И всё ценное.

— Постараюсь продать все запасы трав и лекарств, которые не имеет смысла вести с собой, — внёс предложение Лей. — В дороге деньги лишними не будут.

— Книги, музыкальные инструменты и оружие я упакую, — улыбнулся Шен.

— Берём ли мы с собой служанок? — на повестке стоял еще один вопрос, который волновал меня. — А если не берём, что с ними делать?

— Не берём, — теперь Шен смерил меня раздраженным взглядом и отхлебнул чай с добавлением рябиновой настойки. — Я им не настолько доверяю, чтобы тащить их на Юг. Пусть следят за дворцом. Чтобы не пришёл в запустение. Мы же уезжаем не навсегда. То есть, конечно, хотелось бы больше здесь не появляться. Но все вокруг будут думать, что восьмая наложница уезжает сейчас, потому что пятый принц слишком мал и не должен быть разделён с матерью. Однако, госпожа вернётся через некоторое время. Поэтому о ее дворце будут заботиться. А девушкам тут будет легче. Не надо никому прислуживать. Живи себе спокойно до дня, когда можно будет уйти из Золотого Города. Можно оставить им подарки. Шпильки. Ткань на платья. Ну, или что там им может пригодиться?

— Я не хотела бы оставлять их без защиты.

— Что им может здесь угрожать? Они даже не личные служанки. Просто, девчонки, которые драят полы и метут двор. Ну, давайте им денег оставим? Не им, конечно, а Старшей Госпоже, чтобы выдавала им по чуть-чуть, если совсем худо будет. Управляющему кухней можно что-нибудь подарить. Пусть присмотрит, чтобы их хорошо кормили. Синьян попросить. Они вошли в Золотой Город, чтобы служить. Вот пусть здесь и служат.

— Шен, все, кто попадает сюда, мечтают сбежать.

— Возможно. Однако, я не желаю рисковать. Кто поручится, что завтра к кому-то из них не подойдут доверенные слуги Сян, Шанэ или Эйран и не убедят подсыпать что-нибудь в еду вам или принцу? Они вполне способны убрать с дороги "лишнего" наследника. И даже не из ненависти к вам или пятому принцу. Старшая Госпожа что говорила? Если с Джиндзиро что-то случится, все начнут говорить о том, что это дело рук второго принца. Но кто на самом деле станет подозревать в таком ребёнка, которому нет и семи лет*? Обвинят Шанэ. После чего она может потерять положение любимой наложницы императора. Та же Баолинь с радостью подставит свою "старшую сестру" в надежде занять её место.

— Рия, найдутся у нас украшения, которые можно подарить служанкам в качестве приданного? Что-нибудь неброское, но ценное.

— Всё будет, — кивнула девушка. Она развлекалась изготовлением шпилек на все случаи жизни. В моей коллекции было их, наверное, пара сотен, если не больше. Только, я сама их почти не носила.

— Лей, поговори с управляющим кухней. Завтра. А сегодня предлагаю всем идти отдыхать. Ближайшие несколько дней обещают быть тяжёлыми.

На следующее утро я отправилась поприветствовать Императрицу. Сейчас уже привыкла, но поначалу этот бессмысленный ритуал меня жутко раздражал. Необходимость в любую погоду подниматься ни свет ни заря, чтобы потешить самолюбие мамочки местного козла в короне. Как известно, от осинки не родятся апельсинки. Да, и сама Акинара Миньчжу — та ещё коза. Ей нравится подчёркивать, что она забралась выше других женщин Золотого Города, нравится власть, которая питает её эго.

И вот сейчас эта женщина решила ещё раз продемонстрировать, кто тут хозяйка.

— Мейлин, в путешествие на юг я дозволяю тебе взять шесть служанок, лично отобранных мной, чтобы они заботились о пятом принце.

А ещё доносили своей госпоже о каждом шаге. Моём и принца Киана. Вряд ли Императрица обрадуется сближению нелюбимого внука и ненавистного пасынка. Но что мне остаётся, кроме, как улыбаться и благодарить?

В конце концов моя добрая "матушка" не запретила мне взять с собой тех четверых, которым я доверяю.

А избавляться от шпионов — не моё дело. Пусть этим занимается брат Императора. В конце концов, они под его крышей будут строить козни.

Помочь ему в этом благом деля я, конечно, согласна. Если попросит. Но зачем лишний раз самой лезть на рожон?

Далее Императрица рассуждала, что следует обязательно взять с собой в путешествие. Как будто мы сами бы не догадались захватить теплые вещи или лекарство от простуды.

Но через минут десять переключилась на "радостное" для обитательниц гарема событие — выбор Императором новой наложницы.

Особое "воодушевление" выказывали те, кто вошёл в золотой город в числе первых. Не Шанэ и Сян. Пока их принцы живы, этих ни одна новенькая не подвинет. Но есть другие, чей возраст опасно приближается к тридцати, а прелесть теряется на фоне более юных красавиц.

Но Императрица преподносила пополнение гарема, как нечто чудесное. Нет, для неё это, может, и хорошо. Будет ещё одна девчонка, которой можно помыкать. А, вот, остальные её восторга не разделяли. По разным причинам.

Меня, вот, пугало, что ещё одна женщина родит принца и пожелает расчистить для него дорогу к трону.

Вернувшись в свой дворец, я занялась сборами. Ведь, как известно, один переезд равен двум пожарам. Если не проконтролировать всё, можно не досчитаться, минимум, половины.

К вечеру все, даже Джин валились с ног от усталости. Лисёнка мы растили, по местным меркам, в строгости. Он сам убирал свою постель. Сам одевался-раздевался. И, так же, сам собирал все свои "сокровища", что хотел забрать в новый дом.

Не желаешь расставаться со своим первым деревянным мечом, который выстрогал Шен ещё два года назад, как и с вышитым Аей поясом, который тебе давно мал, собирай это в сундук, выделенный под особо ценный хлам. Но с условием: что не вместится в этот сундук, будет безжалостно оставлено здесь.

Так мой ребёнок познакомился с трехмерным тетрисом. И эта увлекательная игра его заняла до вечера. Потому, что хлама было много, а сундук всего один.

В день празднования восшествия Императора на престол мы с мелким сидели на отведённых нам местах и наблюдали за вереницей красавиц, которых представляли на выбор виновнику торжества.

Но Исао не был бы собой, если бы не решил очередной раз поглумиться над братом. Он объявил, что именно принц Киан, как тонкий ценитель женской красоты должен указать на девушку, достойную войти в Золотой Город новой наложницей.

— Инис из рода Деиран, — безразлично бросил мужчина, разглядывая не столько молодую девушку, сколько изящный рисунок на гайвани в своей руке. — Я думаю, это будет лучшим выбором. Она прекрасна, как весенний цветок. Изящная и воспитана. Её семья славится преданностью Императору.

К слову, претендентка была, действительно, красива. Кукольное личико. Фарфоровая кожа. Губки-вишенки. Стройность, практически переходящая в анорексичную худобу. Но в гареме ценилась именно такая фигура.

А вот я, совершенно не напоминающая девочку-тростинку считалась тут, если не уродливой, то дамой на любителя. И, насколько мне известно, Исао таким любителем не был. Я ему, даже, не нравилась.

Наверное, было бы логично дать ему наиграться со мной. Это бы не продлилось сколько-нибудь долго. Несколько неприятных ночей...

Нельзя сказать, что я не думала об этом. У меня было много времени для того, чтобы принять решение.

Да, мне нужно было оградить сына от скверны Золотого Города. Но ещё мне эгоистично хотелось избежать насилия. Я очень долго воспринимала его, как норму. Позволяла отцу себя бить, оскорблять, даже повесить на себя случай с Катей. Конечно, старалась не раздражать его, чтобы избежать лишних тумаков. Но никогда по-настоящему не сопротивлялась и не пыталась себя защитить. Хотя могла бы... ну, не знаю, подсыпать ему чего-нибудь даже не смертельного. Слабительного, например. Чтобы ему, тоже, было больно. Только у меня и мысли такой не было. Почему-то.

Терпела пакости сестры, которая мстила мне за испорченную жизнь. Понимала, что ничего ей не сделала и ничего не должна, но терпела. Хотя, могла бы избить. Если тебя всё равно ненавидят, то пусть хоть опасаются. Страх является неплохим сдерживающим фактором.

Я замирала, как испуганный кролик, когда тот монстр бил и лапал меня.

Не знаю почему, но оказаться в постели Исао, для меня всё равно, что позволить тому существу закончить начатое.

Ночь с Императором... первая и единственная, начисто стёрлась из моей памяти. Я помню огонь, в котором горели мои похитители, а потом настало утро, когда мне сообщили о беременности. Ощущение непорочного зачатия было странным, но уж лучше так.

Я ещё раз посмотрела на мою новую "сестру" и сердце впервые за шесть лет здесь царапнуло болью разочарования. Не потому, что император получил ещё одну прелестницу. А потому, что красоту этой девушки признал Киан. Потому, что, если бы он был сейчас на месте Исао, то выбрал бы её, но уже для себя. Ведь она прекрасна, невинна и похожа на весенний цветок.

А меня он не выберет никогда.

И дело не в том, что я этого хочу. Мне совершенно не до мужчин. Сохранить бы жизнь Лисёнка. Вывести из-под удара друзей и не подставиться самой. А для этого надо быть сильной. Или хотя бы не иметь такой очевидной слабости, как возлюбленный. В то, что кто-то, наоборот, может стать моей силой, моим защитником, верилось с трудом.

Мужчины предпочитают любить и защищать женщин непохожих на меня — нежных, красивых. Как Инис.

Но понимать, что он никогда не выберет тебя просто потому, что все, с кем спал его брат будут для него чем-то ужасно грязным, неприятно. Потому, что я никогда не желала делить постель с Исао.

Только это не имеет никакого значения для Акинара Киана.

Ну, и ладно.

Переживу как-нибудь.

_______________________

* Год Альтеи длится около четырнадцати месяцев. Второму принцу сейчас почти восемь лет, а Джину шесть с половиной лет, если перевести на привычное нам летоисчисление. Прим. автора.

_______________________

Глава 23

Мы отправились в путь вечером следующего дня. Обычно, путешественники выезжают с рассветом, чтобы до темноты пройти как можно большее расстояние. И это разумно. Кому хочется лишний раз ночевать в дороге?

Но то обычные путешественники, а тут у нас имелось целых два опальных принца и одна нелюбимая наложница. Как же удержаться, чтобы не сделать пусть маленькую, но гадость?

На приветствии Императрицы нас было девятнадцать. Завтра станет на одну меньше. Наконец, я не буду видеть эти осточертевшие лица.

Взаимная ненависть за фасадом нежных улыбок.

Пожелание смерти, прикрытое кружевом слов, призванных создать иллюзию дружеского участия.

Презрение к тем, кто занимает более низкое положение.

Зависть к забравшимся выше других.

Я смотрю на новенькую наложницу Императора и осознаю страшное. Киан допустил ужасную ошибку. Он выбрал сердцем. Выбрал ту, что подошла бы ему, а не ту, что сможет выживать в этом змеином гнезде.

Инис пыталась держать себя в руках. Но ее губы дрожали. В глазах блестели невыплаканные слёзы. А ещё она старалась пониже натянуть рукава, чтобы скрыть синяки на запястьях.

Девушка едва заметно морщилась при ходьбе. И опустилась на свой стул слишком медленно, словно это действие причиняло ей ужасную боль.

Похоже, Император не очень-то жалел свою очередную игрушку. А что? Через полгода появится новая. А за ней ещё и ещё одна. Можно сломать пару-тройку если хочется. Зачем сдерживаться?

Исао её избил? Или мы видим последствия того, что в первый раз он не пожелал быть осторожным?

Это гадко, но как же я рада, что уезжаю, а не нахожусь на её месте. Хотя, самым ужасным во всей этой ситуации было другое. Хозяйки дворцов торжествовали. Они видели в каком жалком состоянии находится новенькая и улыбались, думая, должно быть, что с ними господин добр и ласков, а, значит, именно с Инис что-то не так.

Да, порыв был глупым. Может, она ничем не лучше остальных и, просто, строит из себя слабую птичку? Ну, и пусть.

Когда Императрица отпустила нас, я подошла к девушке и протянула ей серебряную шпильку с навершием в виде хризолитовой бусины. Одну из тех, что мастерила Рия долгими зимними вечерами. Ту, чья красота не бросается в глаза, но, если присмотреться... там был выгравирован целый сад с цветами и бабочками, крошечными, как рисовое зёрнышко, но от того не менее прекрасными.

— Говорят, серебро успокаивает душу, а хризолит приносит удачу. Дождь не может длиться вечно. Даже, если тебе сейчас плохо, со временем это изменится.

— Благодарю, — произнесла девушка шёпотом, пряча глаза. — Вы так добры ко мне. Другие... радуются, что господин оказался мной недоволен. Я, должно быть, очень глупая, потому что не понимаю, чем вызвала его гнев. Потому что очень старалась ему понравиться. Надела лучшее платье и самые дорогие украшения. А когда попыталась спросить, почему он так холоден, сестры рассмеялись. Может быть, вы объясните мне? Я больше не хочу так... это было очень больно.

И, вот, что я должна ей сказать? Подруга, Акинара Исао — скотина. Ты ничего не сделала. А на тебе он, просто, выместил плохое настроение. Или в очередной раз поиздевался, над братом. Это ведь Киан выбрал тебя. И прошлой ночью он наказывал тебя не за проступок, а за невольную симпатию брата, которую сам же и спровоцировал.

Только, принесёт ли ей это успокоение? Да, и поверит ли? Она, скорее всего, подумает, что я её против Императора настраиваю, имея какие-то свои скрытые мотивы.

— Я полагаю, что господин был расстроен из-за размолвки со Старшей Госпожой. Император очень уважает мать своего отца, как и положено почтительному внуку.

— Сестра, вы ведь можете дать мне совет о том, как вести себя с Императором?

Я поморщилась. Уж не мне делиться опытом. Особенно, если учесть, как ко мне относится этот венценосный гад.

— Её совет, скорее, навредит, чем поможет, — рассмеялась, подошедшая к нам Баолинь. Она была одета в золотой шелк и увешана украшениями с ног до головы. — Господин не питает к нашей милой сестре никаких добрых чувств. Иначе, почему она живёт во дворце Белых Лилий рядом с дворцом молитв и скорби, составляя компанию Старшей Госпоже? За пять прошедших лет он не сказал ей ни единого слова и не отправил ни одного подарка. Если бы у неё не было пятого принца, она бы стала самым жалким созданием во всём Золотом Городе. Что, скажешь, сестрица Мейлин?

— Ты права. Император, действительно, не испытывает такой нежной любви, как например, к тебе. Но у меня есть мой пятый принц, а ты ни разу не понесла, хотя, господин часто позволяет тебе служить ему в постели. Отчего же так?

— Время не пришло, — коброй прошипела женщина.

— Баолинь, ты вошла в Золотой Город восемь лет назад. Это очень долгий срок. Тебе в этом году исполнилось двадцать девять, — я иронично изогнула бровь. — Впрочем, не буду с тобой спорить. Если ты считаешь, что время не пришло, значит, так и есть. Сестры, прошу меня простить. Нужно отдать последние распоряжения перед выездом. Была счастлива вас видеть.

И буду ещё более счастлива не видеть.

Императорский гарем — не то место, где можно найти подруг.

Здесь есть лишь враги и соперники.

Нельзя об этом забывать.

А шпилька... минутная слабость. Не более.

Даже, если сейчас эта девушка добра и невинна, кто поручится, что к нашей следующей встрече жизнь здесь не превратит её в чудовище?

— Поторопись, Мейлин, — зло оскалилась Баолинь. — Тогда, может быть, успеешь закрыть глаза своему цепному псу. Он был слишком дерзок. Слуга не имеет права поднимать взгляд на госпожу. Поэтому я приказала дать ему сто палок и бросить его тело к порогу дворца Белых Лилий. Ты уже попрощалась с Императрицей, а, значит, даже, пожаловаться ей не сможешь. Но если, вдруг, решишься потревожить её покой, она лишь велит послать с тобой другого слугу. Я умею ждать и рассчитывать правильное время для удара, сестра.

— Этот слуга был с моим сыном, — не знаю, как мне удаётся сдержать панику.

Моим цепным псом называли Шена. А Джин вряд ли, просто, стоял и смотрел на то, как его любимого наставника избивают.

— Ну, что ты? Кто бы посмел проявить непочтительность к пятому принцу? Я лишь приказала проучить наглого слугу. Ребёнка лишь держали, чтобы он не упал и не поранился.

Да, как-то навредить Джину... особенно, сейчас, мог решиться только безумец. Но для того, чтобы в душе ребёнка что-то надломилось, достаточно, оказаться в ситуации, когда ты ничего не можешь сделать, чтобы защитить близкого человека.

— Если я узнаю, что твои слуги, поранили пятого принца, ты пожалеешь, что родилась на свет.

Ты пожалеешь об этом в любом случае, Баолинь.

Шен об этом позаботится.

Потому, что он не может, не имеет права умереть.

Но бояться тебе стоит, в первую очередь, моего Лисёнка. Когда вы встретитесь в следующий раз, юный принц станет старше и сильнее. Мой ребёнок не забывает добра. Но и зло помнит отлично.

Нет, такого он этой дуре не простит. У Джиндзиро нет отца. Император лишь номинально считается отцом пятого принца. Они никогда не говорили. Я даже, не уверена, что Исао помнит его имя.

Лей и Шен искренне старались окружить воспитанника любовью и заботой, тогда, как хозяин Золотого Города за все эти годы не провёл с ним и десятка минут. Не сказала бы, что мелкий так уж страдал от отсутствия в своей жизни папочки. Но, как раз, потому что у него были Шен, Лей и древний предок Ниэлон Аки-Инара. Хотя, последний старался особо не вмешиваться в жизнь моего принца.

Впрочем, Баолинь сама творит свою судьбу, думая, что построит счастье на боли окружающих.

Конечно, кому-то сходят с рук все пакости. Та же Императрица — отличный пример такого везения. Лишь Богине известно, сколько крови на руках хозяйки гарема, а ничего. Живёт и здравствует. Никто ее к ответу призвать не может.

Вера в справедливый мир — не что иное, как иллюзия. Люди далеко не всегда получают то, чего заслуживают. Чаще даже всё происходит с точностью до наоборот. Но это будет не случай Баолинь из рода Ишикара. Если она доживёт до нашей следующей встречи, конечно. А то, ведь всякое случиться может.

Я развернулась и пошла во дворец Белых Лилий — место, которое было моим домом почти шесть лет. Бежать не было смысла. В местной обуви, у меня получится, скорее упасть и сломать себе что-нибудь, чем добраться скорее.

Шен лежал на столе в кухне. А на полу валялся Лей. Рия с Аей деловито вытирали пол от крови. И даже не плакали. Хотя, глаза у них были красными.

Лисёнок нервно мерил шагами помещения, затрудняя уборку. Но девочки и не думали возмущаться. Хотя, должны были. Мы с раннего детства приучали Джиндзиро не мешать чужой работе. Глаза у мелкого сияли чистой яростью, в которой вспыхивали искры ледяного безумия. Он, казалось, не замечает ни меня, ни других людей, пребывая в мире своих тревог.

— Милый, — тихо позвала я сына, стараясь не напугать. — Расскажи, что произошло.

Ребёнок испуганно вскинулся и взгляд его стал почти нормальным. Растерянным и детским. И от него не веяло больше той потусторонней жутью.

— Мама, они хотели убить Шена, а я ничем не мог помочь ему. Их было много, а у нас не оказалось оружия.

Да, слугам оружие носить не полагалось. Иметь его было можно. Тренироваться в саду при дворце, тоже. А ходить с ним по улицам Золотого Города — уже нет. Такое право было лишь у дворцовой стражи. Ну, и конечно, никому и в голову бы не пришло дать пятилетнему принцу, даже, кинжал.

То есть, Шену, конечно, пришло. Мелкий тренировался и с настоящим оружием. Но это держалась в строжайшем секрете.

— Наложница Баолинь подкараулила нас у сада Зимних цветов. Я ведь должен был прийти к Императрице, чтобы попрощаться с ней перед отъездом. Она ждала меня после ежеутреннего приветствия. Мы пришли раньше. Но я не думал, что так выйдет.

— Баолинь ненавидит Шена. Она, просто, воспользовалась представившейся возможностью. В произошедшем нет твоей вины.

— Нет, есть! Я должен был его защитить!

— Лисёнок, ты должен был бежать домой со всех ног, — просипел Шен, не открывая глаз. — Вот за это я тебя выпорю. Когда смогу взять в руки розги.

Мальчик улыбнулся. В реальность этой угрозы он не верил совершенно. Вот, если бы наставник пообещал, что принц будет тренироваться с мечом, пока способен стоять на ногах или нечто подобное, то да. Но поверить в то, что наш благородный воин способен взять в руки розги лишь от того, что его воспитанник, хоть и не послушал его, но старался поступить правильно. Это вздор.

Однако, обращение, даже не по имени, а по домашнему прозвищу, говорит о многом. Видимо, перепугался он знатно. Не за себя, а, как раз за Джина. Впрочем, если Шен способен угрожать, значит: умирать не собирается.

— Жить будет, — подтвердил мои мысли Лей. — А я сдохну, если сейчас не поем.

— До постели дойдёшь? — спрашиваю без особой надежды на положительный ответ.

— Нет.

— Ладно. Рия, принеси сюда пару одеял и подушку. Устроим кровать здесь. Ая, да брось ты это всё. Не нужно тут убирать. Сделай крепкий чай и принеси белый рис с овощами. Лей, Шена кормить надо?

— Нет. Ни есть, ни пить. Двигаться, тоже, не стоит. Не представляю, как он выйдет из Золотого Города.

А вот это, действительно, была проблема. Даже принцам полагалось выходить из главных ворот пешком. Что уж о слугах говорить?

— Я дойду, — раздраженно прошипел Шен.

Конечно, дойдёт. На гордости и силе воли. А потом коньки отбросит, потому что надорвался. Надо что-нибудь придумать.

— Положим его в сундук, — предложил Лисёнок. — Мой, достаточно, большой. Поместится. А сверху можно положить моё любимое одеяло и несколько старых игрушек. Чтобы, если кто заглянул, то увидел лишь вещи.

Я улыбнулась.

Не знаю, хорошо ли я воспитываю этого ребёнка.

Не знаю, удастся ли нам вырастить из него того, кто исправит все ошибки прошлого.

Но сейчас он поступает, правильно, выбирая людей, а не вещи. Какой смысл хранить первый меч, который выстрогал ему наставник из дубовой ветви, когда его самого нет? Ведь, даже Джин понимает: если мы оставим Шена в Золотом Городе, Баолинь найдёт способ убить его.

Впрочем, тот меч уехал с нами на юг.

Игра в "тетрис" на протяжении нескольких дней не прошла в пустую. Всё самое ценное Джин умудрился впихнуть в тот сундук. А чуть менее ценное распихать по сундукам с моими вещами. Хотя, многое и пришлось бросить. Только мой принц об этом, совершенно, не жалел.

Глава 24

Когда мы отъехали от дворца, Лей вытащил своего пациента из плена сундука и старых игрушек, заставил выпить несколько глотков настойки лекарственных трав. Спиртовой, разумеется. Конечно, гадость страшная. Но хорошее обезболивающее и не должно быть вкусным. Впрочем, Шен послушно выпил все, что ему дали. На сопротивление у него, просто, не было сил.

Пристроив сонного друга между двух сундуков, Лей ловко спрыгнула повозки и отправился к принцу Киану "выполнять поручение хозяйки".

— Мой господин, прошу простить глупого слугу, открывающего вас от дум. Но мне приказали. Наложница Мейлин беспокоится о том, как будет организована ночёвка. Пятый принц ещё юн и у него слабое здоровье. Вчера у него был жар, а сегодня утром — кашель.

— Твоей госпоже не о чем тревожиться. — Киан спешился, дожидаясь, пока наша карета поравняется с ним, что позволило Лею тихо, так, чтобы слышал лишь его высокородный собеседник, произнести:

— Среди слуг есть шпионы Императрицы. Госпожа просит вас принять меры и быть осторожнее.

— Кто? — Киан произнес это почти не разжимая губ.

— Женщины во второй повозке.

— Сами ничего не предпринимайте, — и уже громче. — Госпожа Мейлин, вы хотели обсудить со мной о предстоящую ночёвку?

Мы разговариваем через окошко. Я немного отодвигаю шелковые занавески, чтобы, не дай Богиня, никто не увидел моего лица. Ведь наложница Императора должна быть скрыта за стенами Золотого Города и никак иначе.

Правила приличия.

Но самое смешное в них то, что этикет не мне запрещает показываться жителям внешнего мира, а, именно, им нельзя на меня смотреть.

Хоть изобретай никаб для комфортного путешествия.

— Да, принц Киа. Я должна заботиться об удобстве своего сына в этом путешествии. У него такое слабое здоровье.

Я говорю громко. Чтобы мои слова слышали. Даже, если забыть о шпионах, мы сейчас слишком близко от Золотого Города. Следует проявлять осмотрительность.

Это понимает даже Джин. По глазам видно, как он хочет вырваться духоты нашей кареты. Ребёнок мечтает перебраться на лошадь, пусть даже в седло к кому-нибудь из взрослых. Всё, что угодно, лишь бы почувствовать ветер на своём лице.

Но нельзя.

Сейчас мой сын, кем бы он ни был в прошлой жизни, слабый ребёнок. Его легко можно покалечить или убить.

Убрать с дороги, третьего по старшинству принца, хотят многие. Но, скорее, на всякий случай, чем видя в нём истинную угрозу. Хотя, некоторые искренне верят, что Джин умрёт сам. Что его свалит какая-нибудь безобидная для остальных жителей этого мира хворь, вроде простуды. Как это было со всеми братьями Исао. Некоторые из них доживали до рекордных пятнадцати-шестнадцати лет. А что в итоге? Из шестидесяти детей прошлого Императора на сегодняшний день живы всего пятеро: двое сыновей и три дочери. Из шестидесяти!

Зачем пачкать руки, если мешающий тебе наследник, скорее всего, умрёт и так? Но если кто-то хотя бы заподозрит, что Джиндзиро отличается от других принцев, начнётся охота.

Он, конечно, Лисёнок, однако, быть серой мышкой сейчас безопаснее.

— Госпожа Мейлин, вам не стоит думать об этом. Император вверил мне заботу о пятом принце. Я сделаю так, чтобы путешествие для него и для вас было лёгким.

— Благодарю.

Киан склонил голову в вежливом поклоне, а потом вскочил на лошадь и умчался вперёд. А мы остались в душной коробке на колёсах.

Девочки постоянно выскакивали по важным, с их точки зрения, делам: принести принцу воды, фруктов или проведать Шена. Все мы понимали, что они хотят лишь подышать свежим воздухом. Потому, что ни есть, ни пить Лисёнок не хотел, а за Шеном присматривал Лей. Но в пути было не так много развлечений.

На ночёвку нас устроили в небольшом шатре. Единственное, что меня не слишком устраивало, это то, что туда поселили всех женщин. Служанки, приставленные Императрицей, меня нервировали. Я никогда особенно не любила чужаков, а встреча с двумя монстрами в моём мире и несколько лет в гареме превратили эту антипатию в настоящую фобию.

Ещё, складывалось ощущение, что нас с сыном собрались использовать в качестве приманки. Ведь, если девушкам было приказано лишь следить и тайно отправлять послания в Золотой Город, это не так уж страшно. Шпионы — это, иногда, даже, хорошо. Всегда можно слить выгодную тебе дезинформацию противнику. А если желание их госпожи было иным? Вдруг, Императрица решила избавиться от Джина? Нет, конечно, лучше поймать преступника сразу, но роль живца меня нервирует, и я не могу сомкнуть глаз. Всё0 жду, что кто-то пошевелится, встанет, доставая из складок платья кинжал.

Так, собственно, и происходит.

Но прежде, чем служанка успевает занести оружие, мой сын бросает ей в лицо метательную звездочку — последний подарок Шена.

Испуганные крики.

Кровь.

Лей и Киан, врывающиеся в наш шатёр застают лишь конец этой драмы.

Оказывается, игрушечным деревянным мечом, тоже, можно убить. И Джиндзиро на это вполне способен, когда видит, что нож находится в опасной близости от Рии.

— Взять всех этих, — практически рычит мой сын, поднимая на вошедших звериный взгляд. Да, тот самый с вертикальными зрачками. У Лисёнка в последнее время такое бывает, когда он злится или расстроен.

Я так понимаю, морок божественного предка ему больше не нужен. Он умеет держать его самостоятельно. Но моменты наивысшего волнения контролировать глазки ему сложно. Благо еще, что ушки не появились.

Служанок, навязанных мне Императрицей, выводит охрана принца Киана. Тело они, тоже, выносят.

— Хороший удар, — хвалит воспитанника Шен, держащий в руках лампу. Сам едва живой, а туда же — примчался спасать. Хотя, наверное, его поддержка Джину пригодится.

Первое убийство. И, наверное, не последнее.

Может быть этот мир не так жесток, как тот из которого я пришла. Здесь нет полномасштабных войн. Нет генетических заболеваний, вроде буллёзного эпидермолиза. У местных жителей выше продолжительность жизни и есть целители. Но сама человеческая природа, наверное, неизменна во всех мирах.

Зависть.

Алчность.

Коварство.

Подлость.

Ненависть.

Тщеславие.

Мне хотелось бы воспитывать сына в другом — идеальном мире, где нет насилия. Где он не является живой мишенью для тех, кто желает посадить на трон своего кандидата. Да, только, идеальный мир не нуждается в мессии, которым уже стал Джиндзиро.

Я не знаю, что мне сейчас сказать. Спасибо, что защитил нас, но убивать — не хорошо? Ты все правильно сделал? Мне жаль, что не смогла тебя защитить?

— Но убивать всё же не стоило, — голос Шена спокоен, и, даже, насмешлив. — Мертвец не расскажет о том, кто отдал ему такой приказ.

Я, просто, дара речи лишилась, услышав это заявление. Смотрю на Киана в надежде, что хоть он проявит адекватность. Зря. Потому, что его высочество лишь степенно кивает. Мол, без допроса, действительно, никак. Ну, чего же вы, пятый принц? Вроде же прописные истины и сами понимать должны. Не младенец, всё же...

Джин даже сник немного.

— А вы, случайно, не забыли, что говорите с ребёнком? — мой голос опускается до зловещего шёпота.

Шен перевел насмешливый взгляд уже на меня и ехидно заметил:

— А, точно, не с будущим Императором? Если бы мы воспитывали его, как обычного ребёнка, то его бы уже раз десять убили. Но, если вы настаиваете, моя госпожа... Пятый принц, мы следили за той служанкой. Принц Киан был готов пустить стрелу в любой момент. Он — отличный лучник. Лучший из лучших. Наверное, надо было предупредить. Но решили, что это может спугнуть убийцу.

— Я всё испортил? — мой сын совсем загрустил.

— Нет. — Шен отвечает твёрдо, а затем тяжело опускается на колено, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами подопечного. — Лисёнок, я тобой очень горжусь. И мама гордится. И Лей с девочками. Ты отлично справился. Немного поспешил. Но в ситуации, когда противник сильнее и неизвестно, придёт ли кто-то на помощь, лучше действовать быстро и без лишних раздумий.

— Она не была сильнее. Я же убил её.

— У нее был нож. А лезвие, вероятно, смазано ядом.

— На меня не действуют яды, — упрямо насупился Джиндзиро.

— А, может, не будем проверять это без особой необходимости? — решила и я вмешаться в воспитательный процесс. В конце концов, это мой сын.

— Не будем, — грустно соглашается Джин. Он подходит ко мне и обымает за талию. — Мам, ты сильно испугалась?

— Нет.

— Это хорошо, — малыш упёрся лбом мне в живот. — Я могу тебя защитить.

— Лисёнок, это я должна защищать тебя.

— Нет. Я — Акинара Джиндзиро, принц и будущий Император. И я не стану прятаться за спиной безоружной женщины, когда у меня в руках меч, пусть, и деревянный. Да, кстати, об этом. Дядя, а можно мне настоящее оружие? Я, кажется, доказал, что умею с ним обращаться.

Глазки голубые алчно поблёскивают. А ручки за спиной спрятаны. Видимо, чтобы не тянулись к блестящим железкам. Джин очень любит всё блестящее. Даже больше сладостей.

Принц Киан отстегнул ножны со своего пояса и молча протянул их моему сыну.

Джин вытащил короткий меч. Взвесил его в руке. Проверил балансировку и влюблёнными глазами уставился на родственника:

— Это, правда, мне? Совсем-совсем мне?

— Не тяжело?

— Немного, но я немного потренируюсь и будет хорошо. Честно-честно! — Мальчик уже пищал от восторга.

— Носи с честью, — Киан говорил серьёзно и как-то даже торжественно.

— Спасибо! Но как же вы? — с некоторой тоской произнёс пятый принц, заметив, что ножны и рукоять на мече порядочно потёрты. Это говорит о том, что данное оружие носили много и часто, а, значит дядя отдал ему своё любимое. Дорогой подарок. Слишком дорогой для родных лишь по крови, но не по сути.

— Возьму другой. — Мужчина провёл ладонью по волосам племянника и улыбнулся. — Этот самый лёгкий. Из-за митриловых вставок. Остальные были бы тебе не по руке. Но, если захочешь, прикажу выковать собственный, когда мы будем дома.

Ну, это он зря. Джин очень любит оружие. Была б его воля, он бы в своей комнате целый арсенал собрал.

— А можно будет и новый, и этот оставить этот? А можно ещё два меча? И нож метательный. И лук со стрелами?

Киан ещё раз погладил по голове Джина, кивнул каким-то своим мыслям и вышел из нашего шатра, ни разу не обернувшись. Шен поставил зажженную лампу на пол и, тяжело припадая на левую ногу, последовал за старшим принцем.

Глава 25

Новая колюще-режущая игрушка начисто смыла у Джина впечатления от нападения. Он, наверное, час захлёбываясь от восторга, рассказывал о том, какой потрясающий меч подарил ему Киан. Прочный. Лёгкий. Красивый. Но, самое главное, у него скоро ещё два будут. Настоящих!

Я эстетики оружия не понимаю. По мне, всё оно, в первую очередь, средство убийства. И отделить камни на рукояти или гравировку на лезвии от этого у меня не получается.

— Тебе не нравится? — спрашивает сын немного настороженно, садясь рядом со мной. Но свой подарок из рук не выпускает, словно боится, что его заберут.

— Дело не в этом. Просто, я устала. День был тяжёлым.

— А... ну, ладно. Тогда, может быть, будем отдыхать?

— Конечно, мой хороший.

Лисёнок подталкивает свой лежак поближе к моему, и мы устраиваемся совсем рядом. Наши лбы почти соприкасаются.

— Мне кажется, что дядя Киан — неплохой человек, — шепчет Джиндзиро.

Конечно, его слышат Рия и Ая, но делают вид, что спят. У нас не было секретов от них, но иногда хочется получить хотя бы иллюзию уединения.

— Нам ещё предстоит узнать его. Может быть, он, даже, хороший? — в моём голосе слышится надежда. Надежда на то, что в нашей маленькой компании появится ещё один близкий человек. Кто-то, кому мы сможем доверять.

— Не исключено.

Немного поднимаю голову и целую сына в лоб. Он — добрый. Просто, жизнь здесь такая. Тот, кто должен сначала разрушить старые порядки, а потом выстроить новые, не может быть белым и пушистым котёнком. Даже в детстве.

Конечно, мне бы хотелось дать сыну нормальную жизнь. Но это никак не зависит от меня. Иногда внешние факторы в разы сильнее наших желаний, и это надо научиться принимать. Иначе ты сгоришь на костре собственных сожалений.

— Я люблю тебя, Лисёнок.

— И я люблю тебя, мам.

Джин закрывает глаза. Его дыхание становится тихим и размеренным. Ко мне же сон не идёт. Я лежу, тупо пялясь в серый потолок нашего шатра.

Шен, устроившийся на освободившемся лежаке возле входа, ворочается, явно не находя себе места. Лей давно уже ушел вслед за Кианом.

И сейчас наш хмурый наставник мечется между желанием проконтролировать, что у нас всё хорошо и присоединиться к старшему принцу. Он бы и рад разорваться на две части, чтобы одновременно присутствовать в двух местах одновременно, но это вне человеческих возможностей.

Мне совершенно не хотелось участвовать в допросе служанок, что подсунула нам Императрица. Было искушение сбросить это на мужчин. В конце концов, они сильные и умные. Но Лей — это не Шен. Ему физически тяжело выносить боль других людей. Но у него есть очень разные снадобья. Например, яды или средства, способные развязать язык.

Иногда настойка из семян алой акации — не вызывающий привыкания наркотик, не так страшен, как пытки. Он, по крайней мере, не оставляет следов. И всяко предпочтительнее раздробленных костей, сорванных ногтей или ожогов по всему телу.

Осторожно встаю и иду наружу.

Шен даже не пытается меня удержать. Видимо, понимает, кому после допроса будет тяжелее всего.

Я заметила второй костёр не слишком далеко от нашего лагеря и пошла к нему. Лей, заметивший это, попытался остановить меня. Глаза у него были совершены пустые. Это пугало до дрожи.

— Что вам удалось узнать?

— Кто стоит за сегодняшним покушением, конечно, неизвестно, — ответил целитель тихо. — Возможно, Императрица. Та девушка больше года служила во дворце Сыновнего Почтения. Но, что касается остальных, вчера к ним подошли слуги наложницы Сян, так или иначе, вынудив выполнить приказ госпожи. Пятый принц не должен был доехать до Юга. Два клинка, смазанных экстрактом ледяных грибов. В коробочках, где должны быть пудра и румяна — концентрированный порошок серебристого лилейника. Даже их деревянные шпильки пропитаны соком медвежьей ягоды. А у одной на руке браслет из очень интересных бусин — спрессованных корней аконита, покрытых сахарной оболочкой, словно дерево лаком.

— Они, что, армию хотели отравить? — Я, если честно, офигела от какого объёма отравляющих веществ. Всего выше озвученного хватит на то, чтобы отправить в круг перерождений какое-то невероятное количество людей.

— Всего лишь нас, моя госпожа. Но вы же понимаете, что это за вещества?

Я нехотя кивнула. Конечно, мои познания в местной ботанике оставляли желать лучшего, но названия были знакомыми. Если бы служанкам удалось бросить пару бусиной в общий котел перед ужином, никто из тех, кто съел хоть одну ложку, не дожил бы до утра. Но о быстрой смерти им оставалось лишь молиться.

Боль.

Конвульсии.

Медленная асфиксия.

— Служанки нужны нам, как свидетели?

— Они запуганы и предпочтут добровольно уйти из жизни. Ведь за попытку убийства наследника не только их, но и их семьям полагается суровое наказание. Не говоря уже о том, что за обвинение любимой наложницы Императора, их, ждут настоящие пытки. Калёным железом, например. И в процессе они признаются в чём угодно. Например, в том, что вы и принц Киан приказали им оболгать наложницу Сян. Мы можем лишь не множить их страдания. Если бы хоть кто-то из них попытался предупредить нас, мы смогли бы защитить их, но они молчали. Я дал им яд. Скоро они уснут. И уже никогда не проснутся.

— Лей, их вынудили исполнять преступный приказ. Но каждая из них согласилась убить ни в чём неповинного ребёнка, а, может быть не только его, но и всех нас. Ты не мог подарить им большего милосердия. Выпей своего успокоительного чая и иди к Лисёнку. А завтра станет легче.

— Нет, — Лей нахмурился. — Это я дал им яд. И я должен проводить их к долине смерти. Если что-то пойдет не так, кто прервёт их мучения? Уйти лучше вам, моя госпожа. То, что я сделал — не для женских глаз.

Мне хотелось обнять бедного целителя, как ребёнка. Но нельзя. Не поймут тут такого. Не поймут и не оценят.

— Лей, кажется, ты забыл, что мои приказы не обсуждаются. Они уйдут без боли. Я прослежу. Ты не сделал ничего, за что следовало бы так корить себя.

— Не хочу, чтобы на ваших руках была кровь, — этот упрямец даже с места не сдвинулся. Не обсуждаются мои приказы... как же. Ну, и ладно. Лей — не слуга мне. Он — часть нашей маленькой семьи. А я вдруг подумала, что на моих руках нечто пострашнее крови. Пепел, что остался от оборотницы, ее сына и их логова.

Но что толку терзаться от мнимой вины? Я сделала то, что было необходимо. И, даже, не для спасения собственной жизни, но для защиты тех, кто, как и я, мог попасть в хитрую ловушку тех монстров.

Лей избавил несчастных девушек от палачей Императора. Наверное, мы могли бы отпустить их на все четыре стороны. Но они уже стали орудием нашего врага. Что, если эти женщины вернутся в Золотой Город и расскажут всем, что пятый принц — не слабый и болезненный мальчик, а тот, кто способен игрушечным деревянным мечом убить взрослую женщину?

Это может напугать, даже, Императрицу. Что уж говорить об остальных?

Нет, уж.

— Всё уже кончено, — оборвал этот спор принц. — Они больше не дышат. Каори, позаботься о телах.

Из тени вышел совершенно невзрачный мужчина с серыми волосами.

Мы вернулись к шатру, где спал Джин, в молчании. Мрачный целитель проскользнул мимо друга и лёг рядом с Рией. Девушки он не касался даже краем одежды, чтобы не оскорбить ее столь грубым нарушением приличий. А вот она такими заморочками не страдала. Осторожно взяла его ладони и поднесла к губам, согревая их своим дыханием.

Извращённая магия Золотого Города лишает живущих там даже намека на сексуальное влечение. Но этого недостаточно, чтобы искоренить любовь. Она часто рождается из плотского влечения, но может появиться на свет из дружбы, доверия и взаимного уважения.

Надеюсь, за пределами тех проклятых стен у них появится шанс на нормальную жизнь. И у Шена с Айкой. Хотя, последние меня немного беспокоят.

Рия с Леем кажутся очень гармоничной парой. Их семьи имеют равный социальный статус и даже одобряют этот союз. Они получили схожее воспитание. Их картины мира не имеют принципиальных различий.

Что нельзя сказать о других моих друзьях. Нищая сирота Ая, которую после смерти матери из милости держали в семье дальних родственников, а потом в её жизнь вернулся отец, чтобы продать в Золотой Город. И сын одного из высших родов Империи, тот кто рано или поздно вернёт себе имя и положение. Бытует мнение, что такая, как Ая должна зубами держаться за шанс стать наложницей высокородного господина, а о роли его жены ей и мечтать не стоит. Подобного рода мезальянсы, конечно, случались, однако были крайне редки. Но, именно Ая противится возможному союзу. Считает, что не имеет права лишать Шена возможности заключить более выгодный брак.

Иногда эта девушка бывает ещё более упряма, чем Джин. Хотя, казалось бы, откуда что берётся? Впрочем, сам Шен ещё два года назад сказал, что или женится на Айке, либо не женится вовсе. А он не менее упрямый. Это мы все знаем.

— Госпожа Мейлин, — ворвался в мои мысли голос Киана. — Я хотел бы поговорить с вами. В моём шатре, если вы не возражаете.

Я кивнула и, так же молча, проследовала за мужчиной, который был напряжён, как натянутая струна. Неужели заметил глазки? И смог столько продержаться, не задав ни единого вопроса и не выдав удивления? Если так, то моё восхищение им не будет иметь границ.

Глава 26

Киан шел немного впереди, а я смотрела на его черные волосы, убранные в строгую мужскую косу.

Он приоткрыл полог своего шатра, пропуская меня внутрь.

— А вы не любитель роскоши, — просто, констатирую факт, видя ничем неприкрытый аскетизм.

Пара соломенных циновок. Тонкий лежак. Плащ вместо одеяла. Низкий столик, на котором стоит тарелка с сухофруктами, пара пиал и белый фарфоровый чайник.

— Госпожа разочарована? — он иронично изгибает бровь.

— Просто, удивлена. Вы хотели мне что-то рассказать?

— Скорее, расспросить вас о пятом принце. У него удивительные глаза.

Я, понимая, что разговор будет сложным, присела возле столика и взяла ломтик вяленой хурмы. Сейчас передо мной встал выбор: довериться этому человеку полностью или же всё отрицать.

— Что именно вас интересует?

— Этот ребёнок — сын Императора?

— Разумеется. Как может быть иначе? Он был зачат и родился в Золотом Городе.

— Он — человек? — голос Киана звенит от напряжения. — Я должен знать правду.

— Он — потомок рода Акинара. Среди ваших далёких предков были такие, как Джиндзиро.

— Демоны?

Я скривилась. Демонами здесь называли персонажей сказок. Преимущественно, отрицательных, которые крали прекрасных дев и устраивали героям разного рода пакости.

Их часто описывали, как людей со звериными чертами. Например, с волчьими глазами или острыми, как у хищников зубами.

— Скорее, жители очень далёкой страны, — я улыбнулась. — Они немного отличались от людей, живущих тут. У них были прекрасные золотистые глаза с вертикальными зрачками. Лисьи уши и хвосты. Они были сильнее и быстрее нас с вами. Но это не делало их злыми.

— В детстве я читал историю том, как Алая Богиня забрала из умирающего мира, юного принца Ниэлона. Да, его описывали именно так. Звериные глаза. Белые волосы. Девять пушистых хвостов за спиной. Он был храбрым и сильным воином, чей сын стал Первым Императором. А дальше у этой истории было два окончания. Общепринятое, где Первый Император правил долго и справедливо, а его отец добровольно преклонил перед ним колени, поклявшись служить ему верой и правдой. Ну, и старая легенда, которую ещё несколько сотен лет назад признали ересью. В ней говорилось, что Инлун Громовой дракон сошёл с ума, решил низвергнуть создательницу нашего мира и занять её место. И у него это почти получилось. Но Акинара Ниэлон заступил путь своему сыну и убил его в бою.

— Иногда ересь несёт больше правды, чем официальная история. Рада, что вы так внимательно читали старые легенды.

— Вы, тоже, принцесса далёкого мира? Такая же, как наш предок? Поэтому пятый принц родился таким? Если встречаются две линии крови, потомство может получить давно утраченные черты. Я читал не только легенды, но и научные трактаты, поэтому понимаю.

Я невесело усмехнулась. Принцесса... как же. Но стоит ли об этом говорить? Наверное, всё же нет. Пусть лучше считает меня ровней, чем нищей крестьянкой, не пойми как пробившейся в императорские наложницы.

— Это влияние лишь вашей крови, проявившейся по воле Алой Богини. Я — самый обычный человек.

— Хорошо, — Мужчина улыбнулся и из его позы исчезла напряжённость. — Теперь мы можем побеседовать о нашей жизни в моём дворце. Когда мы прибудем в моё поместье, я найду принцу учителей.

— Никаких физических наказаний, — я решила сразу указать на принципиальный момент.

— Это может быть сложно, — мужчина поджал губы. — Дети бывают ленивы или капризны.

— У Шена прекрасно получается. Он за все эти годы ни разу голоса на Джина не повысил, но добился хороших результатов. Мой сын умеет читать, писать и немного считать.

— Слуга, даже, столь талантливый, не может быть наставником принца, — Киан устало провёл ладонью по лицу. — Ишикара Линшен не имеет имени, дома и права на саму жизнь, принадлежа Золотому Городу, словно, вещь.

— Но он лучший из лучших.

— С этим спорить не буду, — немного раздраженно ответил мужчина. — Он, действительно, хорошо учил мальчика, раз тот смог обезвредить убийцу одним лишь игрушечным мечом. Госпожа Мейлин, не подумайте, что я собираюсь отлучить от юного принца верного ему человека, но мы должны соблюдать хотя бы видимость приличий.

— Сколько учителей должно быть у принца?

— Лет до десяти хватит одного или двух. Потом должно быть не менее четырёх.

— Значит, у нас есть около пяти спокойных лет. Неужели у вас не найдётся какого-нибудь не слишком болтливого подчинённого весьма преклонных лет? Главное, чтобы у него не было никакого желания, действительно, воспитывать Джиндзиро. Пусть сидит себе в учебном зале где-нибудь в уголке, пьёт хороший чай и читает книгу. Ну, чтобы он не чувствовал себя частью интерьера, можно позвонить ему преподавать что-нибудь безобидное. Стихосложение, например. Или каллиграфию.

— Каори, — очень тихо позвал Киан.

И через мгновение в шатре стоял слуга принца. Или не слуга? Одежда невзрачная, местами потёртая. Простые кожаные ножны на поясе. Волосы заплетены в простую косу и прихвачены льняным шнурком. Сапоги, хоть и добротные, но, тоже далеко не новые.

Только взгляд слишком прямой и спокойный. А короткий поклон, которым вошедший одарил нас, говорит о его высоком статусе.

— Это Каори Этар, — наконец, Киан представил мне своего подчинённого. — Он — капитан тайной службы и моя правая рука. Друг мой, что ты думаешь?

— Не сочтите за дерзость, господин, — ответил мужчина со сдержанным достоинством. — Моих детей учит тесть. Аэри Тишен всю жизнь служил учителем музыки, манер и чистописания. Его уважают в столице губернии. Он человек в высшей степени разумный. Не самолюбив. Ценит талант превыше титулов и с радостью будет во всём содействовать тайному наставнику принца. Слугу госпожи Мейлин можно приставить к моему тестю, как помощника. Мой родич — человек в возрасте. Никого не удивит наличие в учебной зале слуги.

— А сколько лет вашим детям? — спрашиваю, стараясь не выдать жгучего интереса. В душе молюсь, чтобы хоть кто-то из детей оказался ровесником моего сына. У Лисёнка не было друзей его возраста. Сестры его рано умирали. Братьев настраивали против их матери, из-за чего те вели себя не самым лучшим образом. Я же понимаю, как важна социализация для гармоничного развития ребенка. Но, когда, просто, пытаешься выжить, не до таких мелочей.

— Мальчики старше пятого принца всего на год, а дочь немного младше.

— Чудесно!

Мужчины смерили меня одинаково удивлёнными взглядами. Поэтому пришлось пояснить:

— Вместе с друзьями учиться веселее.

— Это большая честь, — ответил Каори немного растерянно. — Мои сыновья будут счастливы.

— Я бы хотела видеть на занятиях всех ваших детей, а не только сыновей.

— Лиша — очень милая и добрая девочка, — вкрадчиво начал Киан. — Но это не принято. Традиционно принцы учатся или отдельно, или среди других мальчиков. Принцессы занимаются отдельно.

— Меня не устраивает итог этой модели воспитания. К женщинам мужчина должен относиться с добротой и уважением. Как к равному. Не желаю, чтобы мой сын брал пример с Императора. Вы знаете, что наш господин избил свою наложницу? Ту самую, что вы помогли ему выбрать. Да, в их первую ночь. Потому, что мог это сделать. Потому, что ему нравится унижать девушек. Ведь у него таких игрушек может быть сколько угодно. Зачем сдерживаться? Вот к чему приводят ваши традиции. Мой сын должен учиться не только наукам, но и правильно относиться ко всем людям вне зависимости от их пола, возраста и социального положения.

— Хорошо, — Киан уважительно склонил голову. — Поступайте, как считаете правильным. Каори, ты свободен.

Мужчина ещё раз поклонился и вышел. Я мысленно поджала плечами. Мы все понимали: правая рука принца будет слышать каждое слово. Так какой смысл выходить?

— Вы желаете знать ещё что-то? — я стараюсь спрятать раздражение в глубине глаз.

— Пятый принц хорошо держится в седле?

— Не настолько, чтобы Шен был доволен. Ему всего пять лет.

— Тогда он поедет со мной. В дороге будет достаточно времени, чтобы поговорить с ним. И вопросов станет меньше.

Какой наивный мальчик. Всегда завидовала таким. Вроде бы, жизнь у него была, далеко, не сказка, а до сих пор в чудеса верит. После того, как он пообщается с Лисёнком, вопросов станет гораздо больше.

Джин — орудие Алой Богини, предназначенное для истребления скверны. Орудие, которое вполне отчётливо осознаёт своё предназначение.

Конечно, мне бы хотелось, чтобы мой сын, просто, жил, а не нёс на своих плечах ответственность за целый мир. Но судьба не всегда даёт нам выбор.

— В дальнейшем, я планирую следить за успехами племянника, — строго сказал Киан. — И если выбранный вами наставник не оправдает возложенной на него...

— Дело, конечно, ваше. Но если вы хотите, чтобы Джиндзиро привязался к вам, стоит сменить тактику. Своих надзирателей никто не любит.

— Мне кажется, что пятый принц привязан к Шену и тому — второму вашему слуге. Разве они не бывают к нему строги?

— Шен и Лей с моим сыном всю его жизнь. И они его любят. Очень любят. И, как вы заметили, бывают строги. Иногда. Когда это нужно. Не всегда.

— Я не могу любить ребенка, которого знаю всего несколько дней.

Делаю глубокий вдох и стараюсь говорить максимально спокойно:

— Я от вас этого и не ждут. Но, если вы хотите получить право звать своего племянника Лисёнком, нужно сделать чуть больше, чем один шаг в его сторону. Если хотите, чтобы он прислушивался к вашим словам. Если хотите стать для него значимым человеком. Говорите с ним. Слушайте. Вы можете вместе гулять или играть. Джину нравятся стратегические игры. Научите его чему-нибудь. Чему бы вы стали учить собственного сына?

— Читать. Или писать

— К сожалению, он это уже умеет.

— Ездить на лошади?

— Это — тоже. Просто, у него было мало практики.

— Плавать он умеет, насколько мне известно. — Киан взял ломтик сушёного яблока и начал задумчиво его жевать. — Я люблю ходить под парусом. Возможно, ему это понравится. Благодарю, госпожа Мейлин, вы дали мне почву для размышлений.

— Марина. Это моё настоящее имя. Но Старшая управляющая гарема посчитала его неподходящим для наложницы. Ведь та, что принадлежит Золотому Городу и Императору, не может принадлежать морю. Если хотите, можете звать меня так, когда мы наедине.

— Почту за честь. Вы тоже, наедине можете звать меня по имени. Если пожелаете.

— Спокойной ночи, Киан.

Я встала и вышла. Задремавший Шен открыл глаза, когда моя рука отодвинула полог нашего шатра.

— Все спокойно, — сказал он шепотом. — Принц не просыпался.

Киваю и невесомо касаюсь его плеча кончиками пальцев. Это наш тайный знак "Осторожно. Нас подслушивают".

— К завтраку я хочу чай с мятой. Пусть Ая его заварит.

Это ещё одно шифрованное послание: "Всё хорошо. Нам ничего не угрожает".

— Конечно, госпожа Мейлин. Всё будет исполнено.

Глава 27

Следующий день прошел для меня почти так же, как предыдущий. Мы с девочками сидели в карете и шили. Джин быстро растёт. Ему скоро понадобятся новые рубашки. А делать всё равно нечего.

Киан ещё на рассвете забрал счастливого Лисёнка. Сначала мой сын ехал на лошадке сам. Потом старший принц забрал его в своё седло. И так они развлекались до вечера. Шен смотрел на них с некоторой завистью. Он с удовольствием присоединился бы к верховым, как и положено настоящему мужчине. Но Лей сказал, что ему проще друга сейчас прибить и тихо закопать под ближайшим кустиком, чем потом лечить.

Сам целитель уныло трясся на буром жеребце, замыкая нашу процессию. Так у него была возможность присматривать за самым бестолковым своим пациентом.

Поэтому Шен весь день провёл в повозке, полируя сначала новый меч Джина, а потом и свой собственный. Впрочем, чем бы это великовозрастное дитя не тешилось, лишь бы мне нервы не мотало.

Нет, я, всё понимаю. Шен, наконец, вырвался из места, которое считал своей тюрьмой. Там он, в лучшем случае, слуга самой ничтожной из наложниц. В Золотом Городе все помнят, что его лишили наследства, имени, объявили вне закона и продали, словно вещь. Да, самый последний простолюдин, который сам пришел служить в Золотом Городе считает себя выше изгнанника рода Ишикара.

Сейчас же мужчина вернул себе право носить оружие и заплетать волосы в косу, как воин, а не слуга. Это, конечно, не совсем то, он потерял из-за интриг наложницы отца, возжелавшей уничтожить соперницу и ее сына, но большой шаг к положению, которое он занимал ранее. Глотнув этой долгожданной свободы, Шен сейчас страдает от того, что не может окончательно сбросить свои оковы.

К вечеру мне вернули сонного, но совершенно счастливого ребёнка, который уснул над тарелкой с ужином. Но это ничего. Больше поспит — лучше позавтракает.

— Как провели время? — спросила я Киана, протягивая ему отвар пряных трав, приготовленных Леем.

Принц грустно улыбнулся, присаживаясь рядом.

— Сегодня я осознал глубину собственного невежества. Не смог ответить даже на половину вопросов ребёнка. Я о таком даже не думал никогда. Вот, почему трава зелёная?

— В траве содержится особый пигмент — хлорофилл, — отвечаю на чистом автомате. — Он зелёного цвета. Благодаря хлорофиллу трава с помощью солнечного света создаёт кислород, которым мы дышим и поглощает углекислый газ, который мы выдыхаем.

— Но мы же дышим воздухом? Кислород — это воздух, я правильно понимаю? А зачем мы дышим? И почему именно воздухом? — принц нахмурился, а мои друзья постарались спрятать улыбки. Они в эту игру уже играли не раз. И о том, что такое геометрическая прогрессия они, тоже, знают.

Как-то Элька пошутила, что если открыть в статью "Стул" международной сетевой энциклопедии, то на пятом шаге можно столкнуться с "Косвенным налогом". А от "Религии" до "Панедемии", вообще, всего три шага по прямым ссылкам.

Логика, когда любой ответ лишь порождает новые вопросы, неизменна во все времена и во всех мирах.

Шен после наших разговоров за ужином, обычно, брал свечу, шел в учебный зал и записывал всё, что услышал в альбом, который гордо именовался "Основы мироустройства". Нынешний был десятым по счёту. Структуры там не было никакой, но молодой человек не оставлял надежды, что однажды это превратится в огромный трактат, который прославит его имя в веках.

Я же старательно фильтровала информацию, выдавая лишь школьную программу естествознания. Альтее не нужно прогрессорство. Тут и так неплохо.

— Мы дышим воздухом, — кивнула я. — Воздух состоит из множества крошечных частичек, которые невозможно увидеть. Кислород — лишь одна из этих частичек. Весь мир состоит из таких частичек. Их много. Они разные. И некоторые из них человек должен получать из окружающей среды, чтобы жить. Поэтому мы дышим и едим.

— А пятый принц знает, почему трава зелёная? — кажется Киан начал что-то подозревать.

— Разумеется.

И про фотосинтез знает. И про то, почему небо голубое. Со скидкой на его юный возраст, но всё же. Или Его Высочество полагает, что мы мозг мелкого Лисёнка забиваем, исключительно, стихами и правилами дворцового этикета? Это же нецелесообразно.

— Тогда зачем он спрашивал это у меня?

— А что вы ему ответили? — отвечаю вопросом на вопрос.

— Сказал: пока не знаю, но посмотрю, что написано об этом в трактатах по ботанике.

Шен и Лей уважительно кивнули. Мы все учили Лисёнка признавать ошибки и принимать тот факт, что он может чего-то не знать.

— Ваш сын меня проверял? — В голосе Киана послышался шепот бури.

— Ну, что вы? Я думаю, что ваш племянник, просто, пытался лучше узнать вас. Понять, достаточно ли вы мудры, чтобы без гнева и раздражения признать ограниченность собственных знаний.

— Так не должен вести себя мальчик пяти лет от роду. Что с ним произошло, если он повзрослел столь рано?

— Его ненавидит отец-Император, наложницы и другие принцы, — начала перечислять я. — Императрица к нему совершенно безразлична. А его единственный дядя всё это время жил на Юге и не спешил прийти к нему на помощь. Даже Шен сбился со счёта, сколько раз Джиндзиро пытались навредить Золотого Города. Последний раз был на том злосчастном чаепитии в саду. И я даже не про то, что второй принц толкнул его в воду. Его хотели отравить. Мы сделали всё, чтобы защитить этого ребёнка, внушить ему осторожность и благоразумие. И, да, принц Киан, у него были лучшие учителя из возможных.

— Однажды его острый ум станет мудростью. А осторожность и благоразумие станут хорошим подспорьем в решении государственных дел. И тогда над Альтеей взойдёт новое солнце, знаменуя эру расцвета и процветания. Но осторожность может превратиться в мнительность, благоразумие — в безразличие. И на мою землю придёт тиран. Меня беспокоит, что пятый принц, в раннем детстве столь холоден и расчётлив.

— А меня беспокоит то, что вы делаете такие выводы столь поспешно, — я смотрю на мужчину, которому доверила нашу безопасность и думаю, не прогадала ли я, сделав это? Наверно, стоит его бдительность немного притупить. И никакой это не газлайтинг. Ну, может, совсем чуть-чуть. Но что мне остаётся делать? — Ваше Высочество, с чего вы взяли, что он расчётлив сам по себе? Джин, просто, копирует поведение Шена. Или моё. Вы не думали, что "принцесса далёкого мира" могла жить в месте ещё более жестоком, чем Золотой Город? Богиня доверила мне драгоценное дитя не за красоту и скромность. Этого во мне и близко нет. Я должна учить и защищать сына до тех пор, пока он не сможет защитить себя сам. Но, не беспокойтесь. Человеколюбие и совесть в принце тщательно взращивают Лей с девочками. У нас разделение обязанностей. Не нужно смотреть свысока. Они прекрасно справляются. Если сомневаетесь, можете присоединиться к этому благому во всех смыслах начинанию и будете отчаянно яростно отстаивать всё хорошее и самоотверженно бороться против всего плохого с Айкой. Она у нас самая добрая.

— Я, пожалуй, действительно, поспешил с выводами, — немного натянуто улыбнулся мужчина. — Но теперь вижу, что пятый принц — сын своей матери. Вы так разумны и рассудительны, хотя вам нет даже тридцати.

— Госпоже недавно исполнилось девятнадцать, — шепотом произнёс Шен, склоняясь к принцу и протягивая ему тарелку с мясной кашей.

Печально, конечно, что я ещё и выгляжу старше своих лет. Однако, с такой генетикой и жизнью это не удивительно.

— Сколько? — Киан аж на ноги подскочил, роняя свой ужин. На лице шок, неверие и, кажется, ужас. — Сколько?

— В этом году мне будет двадцать лет, — подтверждаю я сей прискорбный факт лёгким кивком.

— Сколько вам было лет, когда вы вошли в Золотой Город?

— Почти четырнадцать.

— То есть тринадцать? — в голосе Киана слышится металл. Шен и Лей, тоже, реагировали, на это очень бурно.

Ну, не принято тут тащить в постель девочек моложе семнадцати. Хотя, большинство людей предпочитали выдавать замуж девушек после двадцати. Но в тринадцать... такое считается извращением. По ряду вполне объективных причин. Таких, как физическое здоровье девушек. Ведь никто не будет спорить, что подростковые беременности могут быть крайне опасны, даже при наличии магов-целителей.

Пойти в этом возрасте в услужение можно. Многие девушки из бедных семей делают так, чтобы накопить на приданное. Но стать служанкой в гареме — не то же самое, что наложницей.

— Я прошу прощения, — произнёс мужчина сдавленно.

— За что? Это же не вы со мной спали.

После этих слов Киан залился краской. Какой нежный! У нас даже Ая так не реагирует. Теперь. Хотя, первое время, конечно, и краснела, и бледнела. Но с кем поведёшься... потом у нее стыдливости поубавилось.

— Может быть заварить чаю? — дипломатичный Лей, как всегда, старается разрядить обстановку.

— Нет. Благодарю. Мне нужно подумать в тишине. — принц Киан снова надевает на себя маску высокого достоинства и выходит из нашего шатра.

— И зачем это представление? — Лей не выказывает никаких эмоций. Привык уже к нашим странностям? Или окончательно познал дзен?

— Господин имеет право знать возраст матери своего любимого племянника. Я лишь озвучил его. — голос Шена, наоборот, дерзок и насмешлив, но главное он говорит, даже не шёпотом, а одними губами. — Он слишком много думает о том, что Джин отличается от обычных детей. Это его нервирует и немного пугает. Лучше пусть его мысли занимает Император, который не только бьёт своих наложниц, но и насилует маленьких девочек. Ведь ни о каком добровольном согласии и тут и речи быть не могло.

Я киваю.

Действительно, лучше.

Безопаснее. Для всех нас.

Шен чувствует это, как никто другой. Не знаю, что бы я без него делала. Иногда мне так хочется забраться к нему на колени, закрыть глаза и обнять его крепко-крепко. Почувствовать тепло его тела и ощущение безопасности, которое укрыло бы меня, словно, тёплым одеялом.

Но нельзя.

И не только из-за Айки, которая вообразит себе непонятно что.

Для меня же самой не стоит этого делать.

Я должна быть сильной.

Ради сына.

Не могу сказать, что с самого начала хотела его.

Но это было моим решением — родить его. Мотивация не имеет никакого значения. Да, этим я спасала свою жизнь. Но само решение не перестаёт быть моим. У меня же был выбор.

Конечно, здорово, что Ая, Рия, Лей и Шен рядом, что они любят и поддерживают нас. Но это лишь мой путь. И только я несу ответственность за Джиндзиро. За его жизнь сейчас. За то, кем он станет в будущем. Потому, что лишь я знаю о том, чья душа пылает в хрупком маленьком теле моего Лисёнка.

Наверное, если бы я рассказывала об этом Шену, мне стало бы легче. Ведь он, как истинный рыцарь, взвалил бы на себя весь этот непомерный груз.

Наверное, я бы даже смогла полюбить его.

Таких, как Шен, вообще, легко любить. Как мужчину, а не как брата.

Но нельзя.

Мне, вообще, не стоит никого любить. Потому, что ничего, кроме разочарования это не принесёт.

Наложница Императора может покинуть Золотой Город после смерти своего господина.

Если пожелает.

Если ее семья согласится принять ее обратно.

Она может даже повторно выйти замуж.

Только есть одно "но".

На этой несчастной до смерти будет лежать проклятие Императорского гарема.

Она не сможет ощущать физическое влечение или удовольствие от близости.

Она не сможет больше забеременеть.

Даже, если провела с Императором всего одну ночь. Несправедливо. Но жизнь часто бывает несправедлива. А жить нужно. И бороться. Даже, не с той самой несправедливостью, сколько с ранами, которые она оставляет.

Ради себя.

И ради тех, кого ты любишь.

Глава 28

Путешествие по суше заняло двенадцать дней. Потом мы сели на корабль. И я влюбилась.

В прекрасное двухмачтовое судно.

В бесконечную гладь моря.

В крики чает.

В шепот волн.

Качка, от которой Рия с Айкой слегли в нашей каюте, а Лей с Шеном приобрели нежно зеленый оттенок, опьяняла меня, словно дорогое вино.

— Ты, и правда, принадлежишь морю, — сказал Киан с нежной улыбкой. А в его глазах, как в зеркале я видела своё счастье.

Лисёнок на второй день плаванья решил, что обезьянкой быть веселее и залез на мачту. Там он провёл большую половину дня.

Пока не решил, что пора становиться рыбкой.

Я с лёгкой тоской смотрела на то, как он прыгает с борта судна в воду, потом взбирается по верёвочной лестнице обратно, чтобы повторить свой прыжок.

— Хочешь искупаться? — шепчет Киан, наклоняясь к моему уху.

— Разве пристало матери принца такое ребячество? Да, и плавать я почти не умею.

— Ночью, когда все отправятся спать, — его горячее дыхание опаляет мою кожу. — Нас никто не увидит. А я не дам тебе утонуть.

Это звучало почти, как приглашение на свидание.

И, наверное, стоило оказаться. Но искушение было слишком велико.

В конце концов, имею же я право хотя бы на одно свидание с принцем моей мечты?

И пусть, это для него ничего не значит.

Так даже лучше.

У меня будет одна ночь для безумств. И никаких обязательств. Никаких разбитых надежд. Просто, ночь, когда я не буду восьмой наложницей Императора, родившей принца. Не буду женщиной, скованной своим статусом, словно цепями.

Я стану снова Мариной. Девочкой, которая всегда мечтала поплавать в море.

Все мои одноклассники ездили с родителями на море. Потому, что до моря часа четыре, если на машине. А мы — нет. И не только потому, что машины не было. Можно было и на автобусе добраться. У нас никогда не было денег на такие развлечения. Зато всегда были на водку. Вот такие приоритеты царили в моей семье.

Тогда это воспринималось, как нечто нормальное.

Сейчас мне страшно об этот, даже, думать.

Мая мать часто говорила, что я пойму ее, когда вырасту, когда у меня самой будут дети.

И вот, я уже совсем взрослая. У меня есть Джин, а понимание всё никак не приходит. Того, кто решит его ударить, я удавлю собственными руками. А она, мало того, что никак не препятствовала, так ещё и покрывала мужа, который делал это постоянно.

Наверное, причина в том, что я выросла совсем не такой, какой меня хотела видеть мама.

Впрочем, это скорее, случайное стечение обстоятельств, чем моя заслуга. Наверное, родители вполне могли вылепить из меня своё уродливое подобие, будь у них чуть больше времени. Но я не буду думать об этом сейчас, когда светит солнце, а волны поют о том, как прекрасна жизнь.

Та жизнь окончена. Что теперь толку гадать о том, какой я могла бы стать рядом с моей семьёй?

— Мамочка, смотри! — закричал мой сын и продемонстрировал прыжок в воду бомбочкой.

— Какой непоседа, — восхищённо протянул матрос. — Это хорошо. Здоровый, значит.

— Вот бы и учился он с тем же усердием, как по кораблю скачет, — пробурчал Шен. Морская болезнь на его характер влияла крайне негативно.

— Да, как же ж можно такое говорить, ваша милость? — моряк пришёл в ужас. — Пятый принц же счёт знает. Я же сам слышал, как он сегодня волны считал. Когда на мачте сидел. До тысячи дошёл. Почти. А утром книгу читал, когда вы ещё отдыхать изволили.

— Принц должен...

— Шен, — решила урезонить я друга. — Ты же не хуже меня понимаешь, что его сейчас бесполезно за учёбу сажать. Пока ему самому не надоест бегать по кораблю, скакать по мачтам и плавать, ты от него ничего не добьёшься. Он обидится, что ты лишил его забавы и начнёт саботировать занятия. Какой в этом прок? Лишь испортишь всем настроение.

— А если не надоест? — Шен иногда бывает ещё более упёртым, чем Лисёнок.

— Значит, все шестнадцать дней нашего путешествия на корабле он будет бегать, прыгать и плавать. Но, что-то мне подсказывает, он успокоится раньше. Если сейчас оставить его в покое. Для ребёнка запретное обладает невероятной привлекательностью. То же, что "вредные" взрослые и не думают запрещать, быстро приедается.

— Вы не думаете, что все шестнадцать дней он так и будет носиться по кораблю, словно заведённый? — уловил суть друг.

— Через день или два принц вспомнит о том, что он — хороший мальчик и должен учиться, чтобы не расстраивать любимого наставника. Поэтому вернётся к чтению и письму по утрам. А, вот, арифметикой, скорее всего, будет заниматься сидя на мачте. Кстати, если тебе делать совершенно нечего и присутствует дикое желание причинить воспитаннику немного добра, можешь вытащить его из воды, накормить, а за обедом рассказать про рыб, обитающих в здешних водах.

Особого протеста у Джина это вызвать не должно. Сейчас, на адреналине он не чувствует ни голода, ни усталости. Но стоит ему вспомнить, что завтрак был давно, от тарелки его будет очень непросто оттащить. А Шен умеет рассказывать интересно даже самые скучные вещи. Так что обед пройдет спокойно.

Но одного я не ожидала. Что лекция о рыбах плавно перерастёт в рыбалку. И ради этакого шоу Киан прикажет спустить паруса.

Джин закрепил полотняный мешок на верёвочной лестнице возле воды и с кинжалом отправился охотиться на морских обитателей.

Сначала он замирал, словно бы сливаясь с водой. А потом резко, нырял, а через пару мгновений снимал с кинжала толстую рыбину. Всякий раз разную. Иногда интересовался, как она называется. Описывал хвост, плавники и рисунок чешуи. Ему отвечал Шен или моряки, высыпавшие на палубу и радостным свистом встречающие каждую новую удачу юного принца.

— Ну, чисто, заярский дикий кот, — восхищались они проворством и ловкостью своего принца.

От этого мелкий, просто, млел. Он никогда раньше не получал столько внимания от взрослых. Наверное, поэтому немного увлёкся.

— Счастье моё, там мешок, наверное, уже больше тебя, — решила я прекратить на сегодня эту забаву. Хватит уже. — Как ты на борт улов свой поднимать будешь? Не забавы же ради ты рыбку ловил?

— Ой, — растерянно протянул Лисёнок. Видимо, только сейчас осознав, что это одна рыбина лёгкая. Ну, две или три. А три десятка — ноша для него неподъёмная.

— Не извольте беспокоиться, юный господин, — быстро сориентировался один из матросов. — Я вам помогу сейчас. Вы ж, поди, утомились. Столько всего наловить.

Мужчина скинул камзол и сапоги, а потом прыгнул в воду. Кто-то из товарищей бросил ему верёвку. Он быстро обвязал ею мешок и подал знак поднимать добычу принца.

И лишь после того, как его трофеи были перемещены на борт, Джин вернулся на палубу.

А, примерно, через час, всё тот же матрос поинтересовался у Лисёнка, что делать с уловом?

По всему было ясно, что такого вопроса Джиндзиро не ожидал.

— Кушать? На ужин пусть рыбка будет.

— Само собой, сегодня, — гордо ответил мужчина. — И завтра, тоже. Но с остальной-то что?

— А что можно? — мелкий смотрел на мужчину растерянно.

— Так засушить. Коптить-то негде.

— Сушите, — облегченно выдохнул ребёнок.

— Какой урок из произошедшего извлёк сегодня пятый принц? — спросил Лей с доброй усмешкой.

— Надо сначала думать, что делать с рыбой, а потом уже ловить её в таких количествах?

— Ну, и это, тоже, — согласился целитель.

— А что ещё? — с некоторой опаской спросил Джин.

— Что солнечные ожоги — это не то, что вам нравится. А предупреждал и просил плавать в рубашке.

К слову, Лей, действительно, просил, а не требовал, позволяя воспитаннику совершать болезненные, но не слишком опасные для здоровья ошибки.

Конечно, он его вылечит. Но пару часов Джин будет на собственной шкуре ощущать последствия своих необдуманных решений.

— Это так странно, — Киан смотрел на Джина, который понуро поплёлся за целителем, канюча о том, что больше так не будет. — Я совсем не вижу в нём Императора. Ни малейшей черты во внешности или характере. Он — ваша копия. И меня это, признаться, радует.

— К счастью, это не совсем так. В нём много от Рии и Аи, Лея и Шена. И столько же он может взять от вас, если вы ему это позволите.

— Боюсь, — принц говорил очень тихо. — Что ваш сын может взять не самые лучшие мои черты.

— Я бы не стала так уж сильно об этом беспокоиться. Из ребёнка невозможно воспитывать идеального взрослого. У него будут слабости и недостатки, как бы мы не старались искоренить их. Более того, одно и то же качество может быть, как достоинством, так и недостатком в разных ситуациях. Такова людская природа. Мы можем лишь постараться воспитать принца достойным человеком и верить в то лучшее, что вложили в него.

Глава 29

Ближе к полуночи, когда все уснули, я тенью выскользнула из каюты.

— Ты пришла, — Киан улыбался и от его улыбки у меня кружилась голова, а сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди.

— Всем иногда нужен глоток свободы. Я — не исключение. Когда ещё у меня будет возможность искупаться в открытом море?

— Завтра. Или когда захочешь. Я часто плаваю по побережью. Торговые вопросы. Инспекции.

— Мне не подобает подобное времяпрепровождение. Что скажут люди? В Золотой Город выстроится очередь неравнодушных граждан, жаждущих пресечь попрание вековых устоев.

— Наложница Императора и мать пятого принца останется на женской половине моего дворца. Она будет находиться в уединении и молитвах. Со мной будет Марина — любимая служанка юного принца. Я ведь не в праве оставлять без присмотра своего племянника. Мальчик будет сопровождать меня во всех поездках.

— У меня слишком приметная внешность, — принять это предложение хочется. Но следует мыслить здраво. Иначе можно влезть в большие неприятности. Неосмотрительность может выйти нам боком.

— Распустим слух, что наложница Мейлин прибыла в Золотой Город с Востока, — Киан лучится оптимизмом. — Почему у нее не может быть служанки, которую она привезла из родительского дома? Тогда тебе не придётся прятать лицо под покрывалом.

— Можно я подумаю об этом завтра? Не хочется портить волшебство сегодняшнего вечера печальными мыслями.

Киан не стал спорить и лишь протянул мне руку, приглашая следовать за ним.

Я быстро скинула своё платье, оставшись в тонкой хлопковой сорочке до колена, сняла туфельки и села на край борта, босыми ногами ощущая прохладные капельки, всматриваясь в даль горизонта, где звёздное небо сливается с морской гладью.

Как же это красиво.

Как хорошо сидеть здесь и не думать ни о чём.

Мужчина нырнул воду первым. Улыбнулся, лёг на воду, раскинув руки в стороны.

Мне, хотелось последовать за ним. Но было страшно. И даже не того, что я утону. Вряд ли Киан позволит такому случиться.

Годы, проведенные в этом мире, научили меня держать все чувства под контролем, быть сдержанной и благоразумной. А сейчас я чувствовала невероятную лёгкость и свободу. Снова была, просто, Мариной, а не восьмой наложницей Императора Исао, которой милостью его присвоен второй ранг, не матерью принца, не хозяйкой Дворца Белых Лилий.

Завтра мне снова предстоит превратится в Мейлин, обречённую на вечное одиночество. Впрочем, Алая Богиня обещала мне лишь жизнь в этом мире. О счастье или любви в нашем договоре речи не шло.

И ладно. Жизнь — это, тоже, немало.

Но эту ночь бесшабашной свободы у меня на заберёт никто.

Я встала на ноги и прыгнула в воду.

Она оказалась невероятно приятной, почти теплой.

Говорят, разлучиться плавать невозможно. Но я почему-то растерялась. Начала бестолково метаться, каждые несколько секунд уходя под воду. У меня даже не выходило толком сделать глоток воздуха.

Киан выдернул меня из плена морской стихии практически сразу. Обнял одной рукой, укладывая себе на грудь:

— Тише. Успокойся. Вода — это не твой враг. Вода — это друг. Доверься ей, и она никогда уже не предаст. Да. Вот так. Хорошо. Умница.

— Я очень давно не плавала.

— А когда было это "давно"? Прекрасная госпожа тогда бегала в коротких платьицах? Лет, этак, десять назад? Я угадал?

— Я была немного старше Джиндзиро. Кузина моей бабушки решила отвезти своих внуков на озеро. Погулять. Искупаться. Я не должна была ехать с ними. Но, в общем, так вышло, что не взять меня они не смогли.

— И ты больше ни разу не плавала?

— Нет.

— Ну, ничего. Сейчас вспомнишь.

Волны обнимали нас, словно бы подталкивая друг к другу. Ночь пела о том, что сегодня можно всё. А звёзды обещали быть единственными свидетелями моего безумства.

Я сама потянулась к его губам.

А он ответил.

Это не было похоже на "страстную вспышку" или "разряд напряжения". Есть у меня предположение, что любовные романы, если и не врут, то сильно преувеличивают.

Мне было приятно.

В теле поселилась странная лёгкость.

Я улыбнулась. Но когда мужчина заговорил, улыбаться мне расхотелось, совершенно.

— Ты же не пытаешься таким образом купить мою лояльность пятому принцу? — спросил Киан шёпотом, и его руки скользнули по моей спине к пояснице. — Не надо, если так. Я буду защищать твоего сына. Я буду заботиться о вас двоих.

— С чего вдруг такие мысли? — мне хочется, чтобы мой голос казался спокойным и легкомысленным, но момент бесшабашного счастья был безвозвратно утерян.

— Ты чувствуешь хоть что-то во время поцелуя?

— Мне приятно. Мне приятно, когда ты прикасаешься ко мне. Но, да, я в курсе, что для тебя это, скорее всего, означает "ничего". Всё в мире имеет свою цену. Не переживай. Это я не к тому, что всё продаётся. Но всем известно, чем предстоит пожертвовать той, кто войдёт в гарем Императора. Однако, возможность стать Императрицей, править, пусть и не страной, а всего лишь Золотым городом застит глаза глупым девчонкам. Их утешает иллюзия высокого положения и жажда власти.

— Но ты никогда не хотела быть Императрицей, — Киан зло усмехнулся.

— Не хотела. И не буду. Когда Джин взойдёт на престол, Золотой Город вновь станет храмом Алой Богини. А матери Императора не придётся управлять гаремом. Потому, что самого гарема не будет. Наложницы Исао или покинут Золотой Город, или переедут во дворец Скорби. Принцесс из тех, кто доживёт до этого светлого дня, пристроим замуж, и всё. Хотя, не думаю, что это будет сложно. Их будет мало. Наверное, это звучит ужасно цинично. Однако, что поделаешь? Сейчас у меня нет возможности им помочь. Чтобы перестать подпитывать скверну, отнимающую жизни императорских отпрысков, им придётся отречься от имени и рода. С девочками проще всего. Женщина, выходя замуж, переходит в семью мужа. А с принцами могут возникнуть сложности. Впрочем, мы всем им объясним: носить имя Акинара для них — это всё равно, что ходить об руку со смертью. А дальше уже будет их выбор. Неволить никого не будем.

— Ты отдала всё, чтобы в конце своего пути не получить ничего.

— Не надо драматизировать, — я раздражённо фыркнула, отталкиваясь от мужчины. У меня уже получалось держаться на воде самостоятельно. — Не надо меня жалеть или же считать неполноценной потому, что мои возможности в чём-то ограничены. Нет одного. Есть другое. Я, как личность, не состою только лишь из полового влечения или удовольствия, которое оно несёт. Ни один человек, даже самый примитивный не может из этого состоять. У меня одна нога могла быть короче другой из-за повреждения сустава. Шрамы. Лишний вес. Заболевания кожи. Все люди в этом дивном мире могли бы быть красивее или здоровее меня. Но это не делает их лучше. Не делает меня хуже них. Принц Киан, если вам претит связь с той, кто в постели не почувствует ничего, так никто вам не навязывается. Вы в праве выбирать тех, кто подходит под ваши критерии. Я же вправе послать к Великому Хаосу тех, кто видит мои ограничения вместо меня.

— Я не желал оскорбить вас.

Принц стал невероятно серьёзным. Даже на "вы" перешёл. Видимо, в ответ на моё обращение.

— Этим вы не можете меня оскорбить. Тут всего лишь вопрос личных предпочтений. В конце концов, у меня они, тоже, имеются. Я же не хочу иметь ничего общего с вашим братом. Хотя, тут, наверное, тоже, есть некоторая проблема.

Конечно есть. Если вспомнить, какая между ними вражда. Вряд ли он хотел бы подбирать объедки за Исао. Тут же дремучее традиционное общество, где женщина — это не свободная личность, а жертва сотни стереотипов.

Не то, чтобы на моей родине было как-то иначе. Особенно, в нашем захолустье. Все друг про друга всё знают, а что не знают, так всегда рады додумать и со знакомыми фантазиями поделиться. Обсудить и осудить. Такие уж нравы. Провинция.

За пару лет до моего вынужденного переезда на Альтею, я... нет, не уверовала в бога, которому бабушки мои денно и нощно молились. Но здраво рассудила, что от алкоголизма моего папочку лишь какая-то высшая сила излечить может. Сам-то он от своей болезни не страдал. Он ею наслаждался. Мама, как в зыбучих песках, тонула в созависимых отношениях. А остальным до наших проблем дела не было. Нет, конечно, бабушки-дедушки на словах утверждали, что лишь о нашем счастье и думают, но дальше слов на публику не заходили.

Поэтому решила я обратиться к творцу всего сущего. Люди-то с тем ужасом, что творился в нашей семье, предпочитали бороться методом игнорирования. То есть, если они перестанут видеть проблему, она, как бы, исчезнет. Для них она и исчезала. Мне же их методика не подходила, так как игнорировать то, что тебя, минимум, раз в неделю избивает, сложно.

Я вполне честно молилась два с половиной месяца. Три раза в день. Утром, в обед и вечером. По аналогии с приёмом лекарств. А по воскресеньям вставала чуть свет и тащилась в церковь. Встречала там одну из бабушек или их обеих. Молилась. Ставила свечки. Целовала иконы. Даже на исповедь ходила. Первые несколько раз прошли нормально. Мне отпускали такие рядовые грехи, как отчаяние, гнев и неуважение к родителям, ссоры с сестрой и несоблюдение поста. Хотя, в последнем я не слишком раскаивалась. Это некоторым пост соблюдать легко. Я же мимо их кухни проходила и видела, что не хлебом с водой они обедать собираются. У них там и каши, и овощи тушеные, и суп с грибами. И даже кисель. А у меня выбор был простой: или ешь то, что дома нашлось, или голодная сиди. Немного несправедливо выходит, что батюшка, который так отобедает не грешит, а я, которая вчера на ужин съела одно куриное яйцо и всё, почему-то каяться должна. Но религия — это не про справедливость. Она про веру. Ты либо это принимаешь, либо бежишь от церкви дальше, чем видишь. Ради сохранения душевного равновесия.

Мне принимать такую концепцию не хотелось. Только и бежать было некуда. И я качала навык под названием "смирение". Получалось плохо. Однако, а вопросе отцовского алкоголизма надежда была только на чудо. А чудесами, как известно, промышляют лишь экстрасенсы-целители и церковь. На специалистов оккультной сферы у меня не было денег. А Бог для ниспослания исцеления от порочной тяги к спиртному требовал от меня через своих служителей, относительно, простых вещей.

В последнее же мое посещение дома божьего случилась прямо-таки анекдотическая ситуация. Только мне было совсем не смешно.

Нашего батюшку временно заменял коллега. Это был дедок лет восьмидесяти. Он тяжело опирался на тросточку, дышал со странным присвистом и подслеповато щурился.

Что там послужило причиной его, скажем так, неадекватного комментария, я не знаю. Может, он не понял, что перед ним ребёнок потому, что забыл надеть очки? Или профдеформация сработала? Но выслушав от меня стандартный список нарушений божественных запретов, он отпустил это всё и не совсем понятные мне "блуд и прелюбодеяние".

Первый я наивно посчитала вариацией топографической агнозии. То, что сам факт сложностей с ориентацией в пространстве, оказывается, грех, а не особенность меня ошарашил. Хотя почти все религиозные запреты, кроме основных заповедей, казались мне странными. Одним больше, одним меньше. Конечно, было странно, что батюшка обо мне такое знает. Но я тогда об этом не подумала.

А вот с вопросом о прелюбодеянии я решила к бабушкам обратиться. В тот раз они обе туда пришли. К сожалению.

Это слово, в отличие от "блуда", я знала. Но означало оно супружескую измену. А у меня, вроде же, мужа нет.

С бабушками моими истерика случилась прямо там — в церковном дворе. Они стенали, рыдали и натурально выли, прямо, как Кара — хаски дяди Толи с третьего этажа.

Ведь батюшка — человек мудрый и просветлённый. Разве мог он несовершённый грех отпустить? А, значит, я добровольно с женатым мужчиной вступила в порочные отношения. Ведь, если бы имело место насилие, разве было бы это прелюбодеянием?

Я сначала пыталась оправдаться. Потом напомнить, что мне, вообще-то ещё тринадцать лет, а четырнадцать лишь через месяц будет. Кто ж со мной в здравом уме таким заниматься будет? Это же противозаконно. Мне же до возраста согласия, как до луны пешком. Но все мои доводы бились об уверенность бабушек, что святой отец ошибаться никак не может.

А дальше эти две старые идиотки решили о моём грехопадении рассказать родителям. Ну, чтобы меры приняли и наставили на путь истинный.

И тут мне впервые стало страшно. Отец вчера выпил много и сегодня, просто, обязан был мучиться злым похмельем, что на его характер всегда влияло не лучшим образом. А на сексуальности дочерей у него всегда была какая-то нездоровая фиксация. Если его набожная мамочка сейчас ему такое расскажет, а тёща подтвердит, то он меня и убить может. И, ладно бы, просто, убить. Смерть никогда не казалась мне слишком страшной. Но, когда тебя до смерти забивают, это очень неприятная смерть. Он, когда меня бил просто, без желания убить, было очень больно. Я однажды, даже, сознание потеряла. Тогда мама хотела скорую вызвать, но потом меня холодной водой облили и мне удалось прийти в себя.

Хорошо, что мимо проходила одна сердобольная старушка. Увидев эту античную трагедию, поинтересовалась, что стряслось. Я как могла пересказал ситуацию и пожаловалась, что мне никто не верит, что ни с каким женатым мужиком я ничем таким не занималась. Выслушав мою интерпретацию слова "блуд", она расхохоталась:

— Ох, правду говорят, — проговорила она отдышавшись. — Заставь дурака Богу молиться. Бабоньки, вы чего? Это же дитё совсем. А у отца Иоанна, эта... как её? Деменция. Раньше он был человеком широких, если можно так сказать, взглядов. Когда ему мальчика с эпилепсией привели бесов изгонять, он велел не в церковь, а в больницу бежать. Наказал врачей слушаться и пока лучше не станет, молиться дома, чтобы больного ребёнка не тревожить. А как полгода назад вирусом этим окаянным переболел во второй раз, так сдавать начал. Молитвы путать. В церковном дворе теряться. Куда и зачем шёл забывать. Да, и такие, вот, ситуации всё чаще происходят. То девочке с анорексией грех чревоугодия отпустит. То соседке моей, которой девятый десяток идёт — садомию. Она решила переспросить, что именно ей батюшка Иоанн сказал. Так он минуты две глазами хлопал, а потом спросил: кто она такая и где они сейчас находятся? Да, успокойтесь вы уже! Устроили тут... Постыдились бы дурь свою честному народу показывать.

Бабушки мои, действительно, успокоились. И даже у меня дома ничего о произошедшем не сказали. Но, наверное, сомнения в сердцах у низ остались. Потому, как с тех пор они со мной общаться стали очень холодно, а родителям моим постоянно намекать, чтобы смотрели за мной получше.

А я больше в церковь не ходила.

На Альтее, тоже, девственность ценится несколько выше, чем следовало бы. Но значение имеет не только это. Вдова ещё имеет шанс повторно выйти замуж или стать наложницей. А вот наложница, чей господин жив — нет. И не подобает принцу опускаться до женщины моего положения.

Ну, что меня дёрнуло лезть с поцелуями?

— Вы всё неправильно поняли, — голос Киана звучит глухо.

— Я понимаю больше, чем вам кажется. Но не беспокойтесь. Произошедшее никак не повлияет на наши отношения. Мы будем вместе воспитывать Джиндзиро, как и планировали. Можете считать этот поцелуй ошибкой. Спасибо за чудесную ночь. Поплавать было, действительно, приятно.

Я потянулась к верёвочной лестнице с полным намерением вылезти из воды на борт судна, но Киан перехватил моё запястье.

— Марина... прости.

— Прощения просить, тоже, нет необходимости. Хотя, что вам стоило перевести это в шутку? Так всем было бы проще. Я не ждала от вас ничего. Свобода и море ударили мне в голову. Отпустите меня.

— Нет. Марина, всё очень сложно.

Я тяжело вздохнула. Вроде бы миры разные, а шаблонные отмазки у мужиков, как под копирку. Бесит.

— Всё очень просто, Принц Киан. Этой ночи не было. Она нам приснилась. Я — не Марина, а восьмая императорская наложница Мейлин, мать пятого принца. Ваш союзник на ближайшие лет десять-пятнадцать. Вы — опекун моего сына.

После этих слов его хватка ослабла и у меня получилось вырваться.

Шен, ожидаемо, стоял на палубе. Этот параноик, похоже, не сильно доверял брату императора. Поэтому старался, если и не контролировать всё, то хотя бы держать руку на пульсе. Но сейчас я была этому, скорее, рада. Уж кто-кто, а он никогда не станет меня осуждать. Такое, просто, не в его характере.

Молодой человек втянул меня на борт и укрыл мои волосы льняным полотенцем.

— Сейчас прохладно.

— Спасибо, — я промокнула лицо мягкой тканью, подхватила с пола своё платье и направилась в нашу с Джином каюту — переодеваться. Если слишком долго быть в мокрых вещах, можно простудиться.

— С дороги, — шипит принц.

— Для вас я тоже приготовил полотенце, мой принц, — голос Шена звучит насмешливо. — Вот. Извольте. А идти за госпожой сейчас не стоит.

— Обойдусь без твоих советов, Ишикара Линшен.

-Ишикара Линшен мёртв. Я — лишь ничтожный слуга пятого принца, который, кстати говоря, сейчас не спит. Мне с огромным трудом удалось уговорить его остаться в каюте. Вы же знаете, что он очень любит свою маму? Если один маленький Лисёнок решит, что ваша размолвка её расстроила... кто будет назначен виноватым? Конечно же вы. Юный господин, и так, вам не слишком доверяет.

— Мне нужно ей всё объяснить.

— А что объяснить? Что вы влюблены? Что вы бессильны снять с неё печать Золотого Города? Что женщины, которых вы должны были защитить, мертвы и это огромным грузом лежит на вашей совести? Что вы боитесь за неё? Что у этого страха есть основания? Потому, что вы, действительно, не справились. Дважды.

— Не надо, — я оборачиваюсь с явным желанием дать другу по шее. Ну, чего он лезет не в своё дело? — Пожалуйста, не надо.

Но если Шен решил причинить близким немного добра, его остановить может лишь верёвка и кляп. Да, и то ненадолго.

— Ваша миссия важнее его чувств, моя госпожа. Я не буду говорить, что сделает с вами Император, если узнает. Он и так готов убить. Но может быть не стоит давать ему лишний повод для этого?

— Да, нет у него никаких чувств! — Мое раздражение вырывается на волю. — Флирт — лишь способ скоротать время в дороге. Ничего больше. Ты, как мне кажется, напридумывал себе лишнего. Но не беспокойся. Я помню, что должна в первую очередь думать о сыне. Этого не повторится.

— Ишикара, с дороги, если хочешь жить, — голос принца напоминает сейчас треск раскалывающегося льда. А Шен, при всём своём упрямстве, понимает, когда не стоит испытывать судьбу. Есть у него такой удивительный талант.

Киан преодолевает расстояние, что разделяет нас в пару шагов и обнимает так, что у меня перехватывает дыхание.

— Эта нежданная любовь в клочья рвёт мне душу, — шепчет он до боли впиваясь пальцами в мои плечи. — Я не заслуживаю ещё одного шанса. Потому, что своими руками внёс на погребальный костёр двух своих женщин, которых должен был уберечь от смерти. Я до дрожи в коленях боюсь, что ты повторишь их несчастную судьбу. И злюсь на себя, Высших, весь мир. Ты не по своей воле вошла в Золотой Город. Это случилось потому, что Исао легкомысленно пожелал "подарок Алой Богини", но именно ты пострадала сильнее всех. А я ничего не могу сделать, чтобы исправить эту несправедливость.

— Жизнь часто бывает несправедлива. И у несправедливости этой тысяча граней", — сказала я тихо. — Так устроена жизнь. Иногда плохие вещи, просто, случаются и не в нашей власти изменить их. Мы можем лишь принять их. Чтобы жить. Чтобы, просто, жить.

Глава 30

И вот, казалось бы, всё теперь должно стать хорошо. Мы в относительной безопасности. Между нами больше не стоит стена недопонимания.

Но нет.

Наверное, это какой-то странный закон мироздания. Если в жизненное уравнение внести ребёнка оно мгновенно становится нерешаемым.

Думала, что Киан и Джин поладили. О любви, конечно, речи нет. Но они вполне нормально общались. Не ссорились. Находили темы для разговоров.

Я никогда ещё в своей жизни так не ошибалась.

У нас вторые сутки не прекращается скандал. Пятый принц ревновать изволит.

Какие занятия или игры?

Позиционная война и нет ни малейшего намёка на возможность переговоров.

Кажется, что это всё мне выпало за спокойствие последних пяти лет. Джин всегда был очень тихим ребёнком, который никогда не доставлял особых проблем. Конечно, нас пятеро взрослых на одного мальчишку, но всё же...

— Предлагаю запереть принцев в одной каюте, — прошипел Лей сквозь зубы ни к кому конкретно не обращаясь.

— Подерутся, — уже без каких-либо эмоций отвечает Шен.

— А мы у них сначала оружие отберём, а потом запрём, — не сдаётся целитель. — А, даже, если и подерутся. Даст Богиня, не поубивают друг друга

— Пошли, — скомандовал я, поднимаясь на ноги.

— Куда? — удивился Лей.

— Запирать их каюте. Однако, мне придётся составить им компанию. Ни еды, ни воды до тех пор, пока мы спокойно не поговорим. Шен, никого не впускать и не выпускать, пока я не разрешу. Даже, если они, действительно, устроят драку.

Молодые люди разделились. Лей вежливо препроводил Киана в его каюту, а Шен, буквально, притащил туда упирающегося Джина.

— Не хочу! — орал ребёнок. — Отпусти меня немедленно!

Но это же Шен. Он и взрослого скрутить может.

Киан, что удивительно, лучше всех нас вместе взятых переносил истерику. Видимо, когда Лисёнок перестал вести себя, как взрослый, разрывая шаблоны дяди, последнему полегчало. А мы-то к хорошему привыкли, что у нас ребёнок — чистое золото.

— Вы не покинете это место, пока вы не помиритесь, — заявляю твердо и жестко, обводя взглядом двух участников конфликта.

— Не хочу! Уходите! Не хочу!

— Джин, мы не уйдём, пока ты не расскажешь, что тебя так беспокоит, — я стараюсь быть спокойной, напоминая себе, что сын не всегда может контролировать свои эмоции. А последние события, похоже, совсем выбили почву у него из-под ног.

— Ничего! Меня ничего не беспокоит! Уйди! Ты меня не любишь!

— Люблю. Очень сильно люблю. Что тебя расстроило? Лисёнок, скажи мне, пожалуйста.

— Не любишь. Ты хочешь быть с ним! — уже ревёт ребёнок. — Вот и уходи. Ты мне не нужна!

Я делаю глубокий вдох. Это ужасно обидно слышать, но Джиндзиро это не со зла. Просто, расстроен и напуган. А мне нужно научить его справляться с данными эмоциями. Кому станет лучше, если я сейчас разозлюсь, наору на него или по заднице шлёпну?

Этим я распишусь в собственном бессилии, хоть как-то повлиять на ситуацию. Да и опускаться до уровня пятилетки не хочется. Я же, в отличие от него, свои чувства умею держать под контролем.

— Почему ты считаешь, что моё желание быть рядом с принцем Кианом доказывает, что я не люблю тебя? — вижу, как сын обиженно складывает руки на груди и молчит. — Джин, я люблю тебя. И ты всегда будешь самым важным мальчиком в моей жизни. Но кроме тебя у меня есть другие интересы. Мне нравится учиться новому, слушать, как Шен играет на цитре или флейте, общаться с девочками, читать, в конце концов. Но ты же не заявляешь, что я тебя не люблю на том основании, что мы с Леем решили вечером попить чая.

— Ты общаешься с ним не так, как с остальными! И он... не так. А я не хочу, чтобы он стал нам семьёй. Он нам не нужен. Нам было лучше без него.

Киан порывался что-то сказать, но я остановила его движением руки. Пусть Джин выговорится.

— Тебя тревожат перемены. Понимаю. Всё происходит слишком быстро. Ты боишься нового и непонятного. Это нормально. И злиться — это нормально. И даже обижаться. Но подумай сам. Принц Киан, уже, твоя семья. Хочешь ты того или нет. Он — твой дядя. Просто, раньше он был далеко и не знал тебя. А теперь этот человек будет рядом.

— Семья — это лишь те, кого я люблю, — Лисёнок упрямо вздёрнул носик. — Кровное родство не имеет значения!

— Правильно. Кровное родство не имеет значения, — соглашаюсь я, чем ввожу в замешательство сына, решившего спорить до хрипа с любым моим высказыванием. — Надо судить не по крови, а по поступкам. Разве твой дядя не постарался защитить тебя от Императора и его гарема, забрав с собой на юг? Разве он не был к тебе добр?

— У него были скрытые мотивы! Свои мотивы!

— Допустим. Но у всех людей есть свои причины поступать так, а не иначе. Иногда мы не спешим озвучивать их. Ты, тоже не обо всём нам рассказываешь. И это правильно. Но, прежде чем обвинять человека в том, что у него, якобы, были скрытые мотивы, ты напрямую спросил о них? Ты выслушал ответ? Нашёл в нём ложь? Или не посчитал нужным решив, что уже научился читать людей, словно открытые книги, а осознав свою ошибку разозлился?

Джин всё ещё дулся, но уже не кричал. И, как мне показалось, начал коситься на дядю с некоторым сомнением.

— Я готов ответить на все вопросы твои вопросы, Джиндзиро, — осторожно произнёс Киан.

— Зачем вам моя мама? — ребёнок начал с наболевшего.

— Это сложный вопрос. Поэтому мой ответ будет длинным. Ты готов выслушать его полностью и лишь тогда сделать выводы?

— Да. Но я пойму, если вы лжёте.

Я кивнула, подтверждая. Лисёнок, действительно, чувствовал враньё. Но лишь если человек имел намерение ввести собеседника в заблуждение. Если же добросовестно заблуждается, то слова его воспринимаются, как правда.

— Я даю слово не лгать.

Лисёнок с подозрением уставился на родича, однако, кивнул, показывая, что готов слушать.

— Она умная, искренняя, добрая, красивая. Мне хочется, чтобы эта женщина была рядом. Это никак не связано с тобой. Она нужна мне сама по себе, а не как инструмент влияния на тебя. Я люблю её. И вижу, что мои чувства взаимны. Ты же понимаешь, что она не желает быть рядом с Императором? Если бы твоя мама была ко мне безразлична, я не стал бы навязывать ей своё общество.

— А почему нельзя было полюбить другую? У вас ведь были другие женщины. Например, те две наложницы о которых все говорят.

— Джин, — Киан сделал глубокий вдох и заговорил еще более осторожно. — Это, тоже, сложный вопрос.

— Я готов слушать, — Лисёнок сел на пол в позу "замершего тигра", как учил его Шен и уставился на Киана.

Мужчина отзеркалил позу племянника, а я тяжело опустилась на топчан возле стены и максимально постаралась не отсвечивать. Пока Киан неплохо справляется. Говорит спокойно, искренне и без глупого самодовольства.

— Джин, я не знаю теперь любил ли Янир. Когда-то мне казалось, что любил. Она была весёлой, легкомысленной и немного капризной. Я хотел, чтобы она была счастлива, дарил подарки и разрешал ей всё. По приказу Старшей Госпожи в её косметику помешали яд. Но подозреваю, что в смерти Янир виновна не только она. Лиари я любил. Она была похожа на ту служанку, что заплетает волосы в две косички.

— На Аю? — Лисёнок посмотрел на дядю с грустным пониманием и некоторой жалостью. В умении мягкой и тихой Айки трепать нервы он убедился на примере ее сложных отношений с Шеном.

— Да, — Кажется, Киан не совсем понимал, что значит жалостливая гримаса племянника. — Лиари была очень доброй, скромной и ласковой. Она носила моего ребёнка. Это и стало причиной её смерти. Мою наложницу убила Шанэ. Были ещё две девушки. Я ни разу даже встречал их лично. Лишить их жизни приказал Император. Чтобы я оставался один.

— Вы желаете мести. И я согласен стать орудием справедливого возмездия. Но это опасный путь. Я не желаю, чтобы моя мама вставала на него.

— Лисёнок, — мне хотелось встать и дать подзатыльник этому зарвавшемуся мальчишке. Однако, хорошие матери так не поступают. — Скажи мне, пожалуйста, что ты делаешь неправильно? Подумай и скажи. Я даже готова дать тебе небольшую подсказку. Право на свободный выбор.

— Я хочу защитить тебя.

— Мне понятно твоё желание. Но вернёмся к моему вопросу. Что ты делаешь неправильно?

— А почему, если человек поступает опрометчиво, нельзя его остановить. Почему свобода так важна? Ты будешь в опасности рядом с ним. Даже Шен так считает.

Теперь уже я сделала глубокий вдох, обещая себе оторвать наставнику сына что-нибудь ненужное. Голову, например. Это детей бить непедагогично. Но Шен — большой мальчик. Может удастся ему мозгов добавить старым дедовским способом — ремнём по седалищу?

— Хорошо, Лисёнок. Давай подумаем вместе. Люди часто поступают глупо, опрометчиво, безрассудно. Да, ты можешь причинить кому-нибудь, кто этого совсем не желает, добро. Всё станет "правильно". Но сколько боли и страданий это принесёт? За примером далеко ходить не будем. У нас есть Шен и Ая. Ая любит Шена, но из-за своей неуверенности не может принять его предложение о браке. Это же глупо? И опрометчиво. Ведь она не сможет быть счастлива без него. Но если ты сейчас прикажешь им пожениться, разве это не будет насилием и предательством? Ая, просто, заменит клетку сомнений, в которой был выход на клетку сожалений, из которой выхода нет. Сейчас Шену плохо, но у него есть надежда, что любимая преодолеет свои предрассудки и сделает шаг навстречу ему. Если её заставить вступить в брак, она всю жизнь будет чувствовать себя плохо. Как бы ни были чисты твои намерения, лишая людей выбора, ты лишаешь их шанса на счастье. Потому что, к счастью человек должен идти сам. И не по "правильному" пути, а по своему собственному. Если он не вредит окружающим, разумеется. Понимаешь о чём я?

— Да? — уверенности в голосе ребёнка не было, но в этом и заключалась моя цель. Его можно лишь подталкивать к определенным выводам, но не навязывать волю. Иначе он так и не поймёт — почему важна свобода. Тирания — сомнительная воспитательная система. Она или ломает воспитанника, или создаёт из него собственное подобие. А нам такого не надо. Пофиг, что там было в прошлой жизни непонятно сколько лет назад. Сейчас Джин — это Джин.

— Получается, я должен уважать выбор человека, даже если он кажется мне не слишком правильным. Потому что моё вмешательство может сделать хуже, а не лучше?

— Да, Лисёнок.

— Это сложно, — пожаловался сын.

— Знаю, мой хороший.

— Мам, мне надо подумать. Одному. Мы поговорим ещё раз вечером, ладно?

Я кивнула и знаком показала Киану, что данное место надо на некоторое время оставить в распоряжении Джиндзиро.

— Шен открой, — говорю тихо. И дверь мгновенно распахивается.

Мы выходим и Киан с некоторой тоской признаёт:

— Ишикара был прав. Твоя миссия важнее меня и моих чувств. Я никогда не смог бы говорить с пятым принцем так...

— Да, как "так"? — если честно, меня это раздражает. — Нормально я с ним говорю. Нормально. Как с разумным существом. С учётом его возраста и ограниченного жизненного опыта. Он всё понимает. Конечно, если говорить с ним на понятном ему языке и приводить простые примеры. Что в этом сложного? Немного терпения и здравого смысла. Ладно, с Джином надо много терпения. Но здравый смысл вам в помощь. У Шена это неплохо получается. Ты, тоже, научишься. Когда-нибудь.

Глава 31

Вечерний разговор не был долгим. Джин с некоторым трудом выдавил из себя, что готов принять Киана в нашу семью. Но лишь до тех пор, пока он будет вести себя со мной хорошо.

Киан пообещал, что будет обо мне заботиться.

И мир был восстановлен. Есть ощущение, что временно. Как ни старайся подстелить соломки на каждом шагу, предугадать, что вызовет у Джина яркую эмоциональную реакцию, сложно. Ребёнок же. Умный, славный, но ребёнок с детским взглядом на мир и не самыми стабильными эмоциями. Ох, и устроит он нам через лет пять счастливую жизнь. Переходный возраст у обычных детей — экстремальный аттракцион. Что же этот творить будет? Надо срочно найти ему нормальных друзей. Чтобы они научили его грубить взрослым, разбрасывать вещи и сбегать с уроков, чтобы погулять. Иначе его грядущий подростковый бунт грозит превратиться в полномасштабное стихийное бедствие.

Потом эти несколько дней на корабле я вспоминала с тоской. Спокойное было время. Нет, всё-таки есть что-то в лозунге: "Одна семья — один ребёнок". Определённо, есть. Потому, что, когда на моём попечении оказался мини детский сад, покой нам, даже, не снился.

Я не планировала рожать Джину братьев или сестёр. И не только потому, что для этого пришлось бы спать с Императором. Проклятие Золотого Города никто не отменял. В подобной ситуации распылять защиту Богини на нескольких детей — сущее безумие.

Я не желала рисковать жизнью Лисёнка. И не хотела хоронить своих детей. Пусть, лучше так. Однако, у судьбы на меня были иные планы.

Мы сошли с трапа нашего корабля в большом портовом городе на Юге и направились в резиденцию принца. Но путь туда оказался неблизкий, поэтому было решено переночевать на постоялом дворе. Поужинать. Вымыться.

Там, собственно, мы и встретили Геро.

Тощий лохматый мальчишка лет десяти, одетый в драный балахон непонятного цвета попытался увести у Джина коняшку.

Пятому принцу это, понятное дело, не понравилось. Потому, что к белоснежной красавице с розовым бархатным носиком и золотым характером мой сын сразу проникся нежными чувствами.

Короче, не повезло Геро. Хотя, это смотря как посмотреть.

— Да, ты хоть понимаешь, у кого воровать собрался? — зло прошипел Лей, хватая оборванца за шиворот. — Прощения проси и умоляй пятого принца сжалиться над тобой.

Наш целитель — существо сострадательное. В меру, конечно. Тех, кто, действительно, желал навредить его близким, он зубами загрызёт. Но тут-то бестолочь малолетняя. А ещё Лей знает, что Лисёнок — добрый, и, вероятнее всего, простит мальчишку. Тогда, как старший принц может наказать так, чтобы другим неповадно было.

Подросток с лица спал, поняв, как попал. Послушно бахнулся на колени, но не произнёс ни слова.

— Лошадь ваша, — произнёс Киан спокойно. — Решать вам, пятый принц.

В принципе, решение разумное.

Излишне мягкое наказание спишут на милосердие и юный возраст наследника. А если приговор окажется слишком жестоким, всегда есть я. Если что, буду смиренно молить о снисхождении. Но мальчишке надо бы хоть вину признать, а тот молчит, до крови закусив нижнюю губу.

— Связать и на конюшню, — отрывисто бросает Лисёнок. — Я слишком зол для того, чтобы быть справедливым.

Киан кивает и косится на меня с какими-то пугающим восхищением.

— Это влияние Лея, — тут же открещиваюсь. Конечно, я тоже учила Джиндзиро сначала успокоиться, подумать и лишь потом принимать решения. Но за гуманизм у нас отвечает целитель — ему по долгу службы положено бережно относиться к человеческой жизни. Негоже отнимать у него заслуженные лавры.

Я, кстати, воспользовалась идеей Киана прикинуться служанкой, чтобы спокойно выходить на улицу. Это оказалось неожиданно просто. Переплела волосы в две косички с ровным пробором. Немного косметики. Оказывается, если припудрить губы и ресницы, а ещё нарисовать веснушки, я становлюсь до того невзрачной, что никто не узнаёт. Даже девочки первые несколько дней нервно вздрагивали, увидев меня. Сейчас-то уже привыкли.

Мальчишка выпутался из верёвок и попытался сбежать раньше, чем мы зашли на постоялый двор.

Джина это, неожиданно, развеселило. Не сама попытка побега, а выражение лица Шена, который подростка связывал.

Вторая попытка не заставила себя ждать.

На третьей я решила вмешаться. Потому, что мой сын уже совсем забыл о том, что стало причиной этой увлекательной игры в кошки-мышки.

Роль мышонка получил воришка, а Лисёнок за ним с увлечением охотился, не совсем понимая, что делает.

— Всё! — твёрдо сказала я на ухо сыну. — Ты больше не зол.

— Но, мам, — тут же заканючил мелкий.

Я ещё раз напомнила себе: этот ребёнок не совсем осознаёт, что творит. Им движет не желание мучить пленника, а любопытство и азарт. Для него происходящее — новая и интересная забава.

— Тихо. Услышат. И, нет, моё решение не изменится. Игра окончена.

— Почему? — Лисёнок насупился.

— Потому, что для того мальчика всё происходящее воспринимается совсем иначе. Это его сейчас ловят, как какую-то дичь. И, нет, это не смешно.

— Ладно, — Джин тяжело вздохнул.

Киан и Шен старались держаться поодаль, внимательно наблюдая за тем, как юный принц идёт в сторону пленника и присаживается на корточки рядом с ним.

— Зачем ты попытался украсть мою лошадь? — спрашивает Джин с доброжелательным любопытством.

— Хотел сбежать отсюда, — подросток прожёг собеседника ненавидящим взглядом.

— Ну, так и сбежал бы. Зачем тебе моя лошадь?

— Сестру с собой взять хотел. Она даже до леса вряд ли дойдёт сама.

— А зачем сбегать? — мой ребёнок ничего не понимал, поэтому решил разобраться. — И куда?

— Отец женился. А его новой жене мы поперёк горла. Она Мияри, чуть не каждый день бьёт, голодом морит. В наказание за что-нибудь. А отец и рад ей верить. Ему дети от наложниц не особо нужны. Законные-то на подходе. Я не знаю куда мог бы увезти сестру. Да и не важно это. Хуже, чем здесь уже нигде не будет. А даже, если умрём на чужбине, так здесь нам, всё одно, не жить.

Лисёнок растерянно оглянулся на меня. Пришлось спешно подойти, чтобы положить руку на его напряжённое плечо.

— Милостью будет отпустить этого мальчика. Только, не пройдёт и пары дней, а он решится на новую кражу. Потому что не видит иного пути для спасения сестры. Милосердием — указать путь, где ему не придётся преступать закон.

— Я не могу и не должен отпускать вора, — голос Лисёнка не выражал особой решительности. — Но, если ты поклянёшься мне в верности, матушка может взять твою сестру себе в услужение. Я не стану наказывать тебя за то, что ты сделал сегодня. Потому что тобой двигала любовь и преданность к своей семье. Однако, не советую разочаровывать меня. Я не прощаю ошибок.

Подросток, кажется, дар речи потерял. Лежит. Хлопает глазками и, кажется, пытается понять, что происходит. Потом его глаза загораются надеждой.

— Клянусь, — выдыхает он едва слышно. — Да, покарает меня Богиня, если я отступлю от своих слов.

— Шен, — Лисёнок переводит взгляд на наставника.

— Всё сделаю, — отзывается мужчина с полупоклоном.

А через час мы узнали, что Геро и Мияри — дети очень богатого и знатного рода.

— Вариантов у нас два, — подытожил Киан. — Мы можем или по-тихому выкрасть девочку. Или идти и забирать детей официально.

— А что проще? — спрашиваю я.

— Выкрасть. Меньше мороки. Но не хотелось бы лишать девочку имени рода. Пусть, она всего лишь дочь наложницы, однако приданное семья за ней дать должна. Вдруг малышка решит выйти замуж?

Да, тут проблема вырисовывается. Поэтому предлагаю:

— А я могу, проезжая мимо, зайти в гости? У меня, например, голова разболелась. Или какой ещё можно придумать повод? А там, случайно, увидеть этих детей и взять их на воспитание. Это же большая честь — воспитываться рядом с принцем.

— Ну, если наложница Императора таким образом решит облагодетельствовать какую-нибудь семью, им останется лишь смиренно благодарить вас, — произносит Шен задумчиво. — Но не слишком ли это бесцеремонно?

— Наглость — второе счастье. Я так, между прочим, заполучила тебя, Лея, Аю и Рию.

— Ладно. Но поводом станет плохое самочувствие пятого принца. Думаю, Джин сможет симулировать солнечный удар, если Лей расскажет ему симптомы.

Через час наша процессия была у порога дома Ханьяр. Именно столько времени мне потребовалось, чтобы переодеться во всё самое красивое и дорогое. От двух десятков золотых шпилек ныла голова, а массивные браслеты казались кандалами. Но мой подчёркнутый минимализм тут не в чести. Альтеа — мир ярких красок.

Встретила нас миловидная молодая женщина, можно сказать, девушка.

— Рады приветствовать вас. Я — Ханьяр Мико, — с почтительным поклоном представилась она и кивнула в сторону двух, откровенно, забитых женщин, стоящих за её спиной. — А это наложницы моего супруга. Они будут прислуживать вам, моя госпожа.

Я стараюсь удержать приветливое выражение лица и сделать вид, что всё в порядке.

Шен кривится. Киан одел на лицо непроницаемую маску скуки. Кто же разберёт, что он там думает? Но вряд ли что-то хорошее о Мико. Наложницы имеют меньше прав в доме, нежели супруга, но так себя вести, как минимум, невежливо.

Конечно, служить императорскому наследнику и его матери не зазорно даже для хозяйки дома. Однако так демонстративно помыкать членами своей семьи, не принято.

Впрочем, обижать детей своего супруга, тоже, не принято, но Мико это не остановило.

— Мы благодарим дом Ханьяр за гостеприимство, — Киан делает шаг вперёд. — Мой племянник почувствовал себя нехорошо именно в тот момент, когда мы решили отправиться в путь.

— Возможно, следует послать за лекарем? — Мико изобразила озабоченность.

— Нет. В моей свите есть целитель. Но я буду благодарен, если вы займёте наложницу Мейлин беседой, пока пятый принц будет отдыхать. А мне хотелось бы обсудить с господином Ханьяр его проект мелиорации Тайра.

Я стою, излучаю величие и благожелательность. Потом иду в гостиную хозяйки дома. Пью с дамами чай, плавно переводя разговор с погоды на нужную мне тему — детей.

— Слышала, что этот дом благословлён здоровыми и красивыми наследниками, — говорю как-бы невзначай, внимательно и наблюдаю за женщинами. Мико недовольно морщится. Две другие вздрагивают и вжимаются в стулья. — Почему бы не отправить мальчика к пятому принцу? Мой сын очень скучает по братьям. Общение с сыном столь славного рода должно его отвлечь. А девочка может присоединиться к нам сейчас. Я буду рада дать ей несколько наставлений, которые пригодятся ей в будущем замужестве.

Да, пришлось идти с козырей. Но долго уговаривать хозяйку дома показать мне девочку не хотелось. А тут такой повод. И отказать никак нельзя.

— Простите, госпожа Мейлин, — Мико едва удерживает на лице вежливое выражение. — Моя дочь с утра плохо себя чувствовала. Может быть, не стоит тревожить её?

— Конечно, пусть остаётся в постели. Это нам стоит навестить бедное дитя. Решено. Я подарю ей свою самую любимую шпильку. Чтобы она скорее выздоравливала. Дамы, пойдёмте!

Встаю и даже направляюсь к двери. Но Мико, буквально, заступает мне дорогу:

— У девчонки какая-то заразная хворь. Так сказал наш целитель. Вы можете заболеть и заразить пятого принца.

Я мысленно аплодировала такой находчивости. Голова госпожи Ханьяр работает быстро. Наверное, это часто помогало ей избежать последствий своих поступков. Только, в данный момент, она столкнулась с ситуацией, из которой нет хорошего для неё выхода. Что бы она не сделала, что бы не сказала. Я любое её слово сейчас оберну против неё.

— Да, как ты посмела, пригласить в дом, где есть больные наложницу Императора и двух принцев? — скрываюсь на крик. — Дом Ханьяр решил предать своего правителя? Или это ты возжелала смерти моего пятого принца? Это заговор? Молитесь, чтобы наш целитель смог справиться с болезнью. Иначе, можете распрощаться с собственными жизнями. Лей! Шен! Рия, Ая, схватить эту пронырливую змею.

А дальше я активно стимулировала истерику. Если бы Киан не был предупреждён о нашем плане, то, боюсь, посчитал бы меня сумасшедшей.

Зато через три минуты Миори уже была у меня в руках. На ребенка было жалко смотреть. Маленькая, как воробушек. И такая же лёгкая. Словно её, вообще, не кормят. На лице и руках синяки и ссадины разной степени выраженности.

Увидев это, я мгновенно "забыла" с чего начался скандал и переключилась с угрозы жизни пятому принцу на истязания бедной малышки.

Двор семьи Ханьяр очень быстро превратился в зал суда.

Это Каори подсуетился и пригласил ближайших соседей поучаствовать в шоу. Гости с любопытством зыркали по сторонам и перешептывались.

Судьёй был, разумеется, Киан.

Я стала обвинителем.

А ответчиком выступил господин Ханьяр. Адвоката ему не полагалось. Себя и свою жену он пытался защищать сам.

И что можно сказать? Уроки искусства речи он не прогуливал. Но до Шена ему, всё равно, как до столицы пешком.

На родине я не сильно таким увлекалась. Но наша учительница истории, то ли из каприза, то ли в надежде приобщить нас к величайшему наследию прошлого решила сделать кое-что странное. Она предложила нам выучить обвинительную речь, произнесенную одним политическим деятелем, обличающим преступления второго. Обещала поставить пятерки и не проводить контрольную.

Стоит ли говорить, что у всего класса, даже у двоечников, эта речь от зубов отскакивала?

Я наивно радовалась почти халявный пятерке, а Элька, в кои-то веки оторвавшись от своих дорам и шепотом сказала мне, что это никакой не каприз Натальи Петровны, а ее попытка договориться с собственной совестью. Своеобразное извинение за еженедельные уроки ненависти, замаскированные под "патриотическое воспитание". За то, что в ее школе под запретом слово "мир". За то, что мы обязаны любить войну. За то, что обязаны восхищаться "нашими защитниками", которые вторглись в соседнюю строну и устроили там геноцид, о котором нельзя говорить прямо. За то, что иной цвет паспорта и оттенок кожи — уже сами по себе объясняют, почему мир невозможен. Ведь там — по другую сторону не люди, а крысы, свиньи, трава, паразиты. Потому что "они говорят на другом языке и отказываются разумно преклоняться перед нацией, которая стоит неизмеримо выше, чтобы хоть немного начать походить на людей".

Я тогда опустила глаза и промолчала. Потому, что под запретом было не только слово "мир". Высказывать своё мнение по последним событиям иначе, чем захлёбываясь от восторга цитируя телевизор, было неразумно. Потому что, во-первых, своего мнения у таких тупиц, как мы, быть не может. А, во-вторых, племянник директрисы в органах работает, и он ещё в первый год войны доходчиво нам объяснил, что сейчас принято делать с врагами родины, сколько бы им не было лет. Так же, рассказал, кого теперь врагами считать следует.

Нас ради такого дела с физики сняли и в актовый зал согнали вместе с другими старшеклассниками.

Родину никто любить после этого не стал. Патриотизм ни в ком не проснулся. Лично я после данной лекции о новых правилах игры начала ещё больше ненавидеть всех этих... с оружием и при погонах. Потому что им гораздо проще и приятнее бороться с врагами президента, которые его почему-то не любят и смеют критиковать, чем хоть один раз арестовать многодетного отца, который пару раз в неделю напивается и избивает домочадцев. Потому что закон о домашнем насилии — это так же непатриотично, как и критика власти.

А то, что бешеные алкаши от собственной безнаказанности шалеют и калечат собственных детей — факт незначительный. В конце концов, это же меня до темноты в глазах лупит отец, а не наших доблестных борцов за мораль и скрепы. Сытый же, как известно, голодного не уразумеет.

На Альтее закон, защищающий детей от истязаний, был. В виду пережитого в детстве, я являлась очень строгим обвинителем и отнестись к произошедшему с пониманием не желала совершенно.

Глава 32

— Принц Киан, — с поклоном начал Лей. — Сказанное госпожой Ханьяр — ложь. Как целитель, ответственно заявляю, что данные травмы ребёнок не мог нанести себе сам. Это следствие систематических избиений.

— Моя супруга, — попытался вмешаться господин Ханьяр, — Молода и неопытна. И из-за этого могла на заметить, что кто-то обижает Миори.

Но Мико уже придумала, как выкрутиться из этой ситуации и гордо выступила вперёд.

— Супруг мой, простите, но сказанное мной, действительно, было ложью. Миори не сама себя поранила. Это сделал Геро — ваш единственный сын и наследник. Я стыдилась рассказать об этом. И боялась, что все подумают, будто ваша законная супруга невзлюбила сына наложницы. Но более молчать о его злодеяниях невозможно.

— Как долго ты, Ханьяр Мико, будешь злоќупотребќлять нашим терќпеќниќем? — я плавно встала со своего стула, расположившегося совсем близко от Киана. — Как долќго еще ты будешь извергать ложь из своих уст? До каких преќдеќлов ты будешь кичитьќся своќей дерќзоќстью, не знаюќщей узды? Неужеќли тебя не останавливает ни закон, ни воля Императора, ни приќсут-стќвие всех этих честќных людей здесь? Как не остановил тебя страх перед карой Богини, так и сейчас ты не боишься того, что придётся дать ответ за собственные злодеяния. Неужеќли ты не пониќмаќешь, что твои намеќреќния скрыты лишь для тех, кто не желает видеть и намеренно закрывает глаза на творимое беззаконие? Кто из нас, по твоќеќму мнеќнию, не понимает, что ты представляешь из себя? Но тебе не помогут твои недостойные уловки.

— Госпожа восьмая императорская наложница, — голос Киана был мягок и певуч. — Не стоит так горячиться. Вина госпожи Ханьяр неоспорима. Но разве Ханьяр Ирил, как глава семьи не должен нести ответственность за произошедшее?

— Дом и дети находятся в ведении главной супруги, — вышеозначенный глава семьи почувствовал, что дело для него принимает не самый приятный оборот. А, как известно, красивых женщин в жизни богатого мужчины может быть много, жизнь же у него одна и рисковать своим комфортом не стоит, даже, ради любви. — Я — государственный служащий и всего себя посвящаю служению моему Императору. В надежде получить разумное ведение хозяйства и заботу о наследниках, я год назад женился на дочери уважаемой семьи, когда умерла старшая из моих наложниц — мать Миори. Но был жестоко обманут коварной женщиной. Мой принц, я был слеп и не видел её подлой натуры. А две другие мои наложницы покрывали мою супругу в её преступлениях. Ах, если бы кто-то из них сказал мне, как страдает моя дочь!

— Я говорила, — с отчаянием выкрикнула бледная невысокая женщина. — Я -Эша, наложница господина Ханьяра. И я говорила, что госпожа Мико настраивает вас против ваших детей. Что она желает зла нашему дому, но вы велели высечь меня за мои слова. Принц Киан, клянусь Богиней, говорила. А мой сын Геро очень любит Миори и никогда её не обижал.

— Каори, — Киан немного повысил голос. — Приведи сюда Геро Ханьяра. Я должен задать ему несколько вопросов, чтобы честные жители этого славного города узнали всё то, что уже известно мне.

Подросток вел себя совершенно спокойно. Даже, отстранённо. Так, будто Лей в него пару фиалов успокоительного влил. Хотя, с нашего целителя станется.

— Юный господин Ханьяр, — Киан обратился к мальчику мягко, пожалуй, даже, покровительственно. — Ты должен сейчас говорить правду. Ответь: избивала ли супруга твоего отца тебя и твою сестру? Если избивала, то как часто? Лишала ли она вас еды?

— Она сама редко била, — мальчик обвёл глазами всех присутствующих. — Чаще приказывала слугам. Запрещала кормить нас больше раза в день. Я иногда ел в городе. Выполнял мелкие поручения. И мне давали еду. Старался что-нибудь принести Миори. Моей матушке было запрещено даже подходить к западной пристройке, где после свадьбы отца поселили нас с сестрой, чтобы она не могла принести нам еду. Но матушка прятала мешочки с сушеным рисом, каштаны и орехи в саду.

— Знал ли твой отец о том, что происходит в его доме?

— Он не хотел ничего знать. Очень радовался тому, что его жена, наконец, подарит ему достойных наследников. Дети наложниц-простолюдинок никогда не сравнятся с детьми высокородных супруг. Это же знают все.

Киан побелел от ярости. Злился он, конечно же не на мальчишку. Тот по наивности своей озвучивает то, о чём думают многие. Но в том-то и дело. Думать — одно, а готовить о таком — совсем другое. Это неприлично.

— Все дети дома равны в своих правах, — гремит наместник Юга так, что окружающие вздрагивают. — Тот, кто смеет нарушать данный закон, будет наказан.

Геро кривится. При всей его наивности, даже он понимает, что ярость принца уляжется, но в мире не изменится ничего. И, наверное, этот ребёнок прав.

Принц не может сломать систему, выстроенную множеством поколений одним единственным судом, как ты ни был жесток его приговор. Особенно, когда Император имеет какое-то дикое количество наложниц, даже не пытается создать иллюзию их равной ценности и совершенно наплевательски относится к своим детям. Часто при прочих равных, именно статус матери определяет выбор главного наследника. Народ видит пороки правителей и усердно копирует их.

Люди — это люди. Во всех мирах.

Они быстро привыкают к хорошему, но ещё быстрее — учатся принимать всякую грязь за то, чем можно гордиться.

Иногда поражаешься, как нормой могут стать совершенно невообразимые вещи. Например, непреодолимая тяга к написанию жалоб и доносов. Или тренд на оскорблённость, когда оскорбиться можно всегда и на всё, было бы желание. А желание... оно есть. И это главное. Повод всегда найдется. А если не найдётся, то его и придумать можно.

Была у меня одноклассница — Фатима. Девчонка, в принципе, не очень плохая. Просто, с весом у неё были проблемы. Сто десять килограмм при росте — полтора метра. И не то, чтобы её сильно обижали. Мне, и то, больше доставалось. Но обидчивости в ней было столько, что на пятерых хватило бы. Её оскорбляло, буквально, всё. Отсутствие широкого размерного ряда в магазине Веры Верной — местного кутюрье у которой имелся крошечный шоурум, где девушка представляла свои работы. И всем было ясно, почему Вера свои модели отшивает в сорок втором, сорок четвёртом и сорок шестом размерах. Потому, что они — самые ходовые, а шоурум маленький. Но не Фатиме. Ей виделось в этом оскорбление лично её, с которым она мириться не могла и потому начала свой "поход справедливости". Она рассказывала о дискриминационной политике магазина всем, кто не успел от неё вовремя сбежать, писала гневные комментарии во всех соцсетях. Потом начала закидывать жалобами Потребнадзор. А после этого жаловалась на бездействие органов, которые ее права должны защищать.

История про шоурум оказалась очень грустной, но поучительной. Вера решила пойти на поводу у жалобщицы и на своей странице в ответ на очередной гневный комментарий Фатимы ответила ей, что готова сшить ей любую понравившуюся модель в необходимом размере. И, даже, готова не увеличивать цену изделия больше, чем на двадцать пять процентов. Да, и то повышение складывалось из стоимости ткани.

Если кто-то думает, что моя одноклассница прониклась благодарностью за столь щедрое предложение, то сильно ошибается. Само предположение о том, что Фатима согласится платить больше, чем другие покупательницы, оскорбило её пуще прежнего. Но теперь она чувствовала вкус победы и знала, что нужно продолжать. Ведь победитель никогда не станет угождать проигравшему. Поэтому организовала целую кампанию по травле. На знамя она сначала повесила фэтшейминг. Но особой поддержки не получила. Общество в целом, скорее, было согласно с Верой. Ведь на пошив платья пятьдесят восьмого размера уходит больше ткани, чем на сорок четвёртый.

Поэтому Фатима начала публично оскорбляться на другие вещи. Видеть в оттенках пуговиц висящих рядом жакетов цвета вражеского флага. Искать в старых постах картинки с экстремистской ныне радугой. И даже нашла. В открытке ко дню памяти теракта в родном городе Веры.

Там погибло много детей. Поэтому в открытке и была изображена радуга, на которой сидели детские игрушки: мишка, котёнок, щенок и совёнок.

Когда одноклассница продемонстрировала нам найденный компромат, она светилась от счастья и всё повторяла, что теперь та "тощая дрянь" получит по заслугам, я едва могла сдержать слёзы. Потому, что не понимала, как память о погибших можно использовать в столь низких целях?

Удержала меня тогда Эля.

Легкомысленная Эля, прячущаяся в иллюзорном мире исторических сериалов и романтического фэнтези. Вечно влюбленная в очередного принца.

Как же мало я её ценила тогда. Хотя, она была единственным моим другом на всём свете.

— Не надо, — сказала она грустно. — Ей нравится то, что она делает. Это помогает ей почувствовать себя лучше. Значимой. Важной. Лишь то, что ты можешь уничтожить, находится в твоей власти. Тимка хочет уничтожить жизнь Веры, чтобы насладиться ощущением власти над жизнью другого человека. Купаясь в чужой боли, некоторые люди могут ненадолго забыть о своей. Вот она и пытается забыть о том, что занимает две трети парты, а потому всегда сидит одна. За то, что наш одноклассник Серёжа шарахается от неё, как от прокажённой, тогда как она в него с пятого класса влюблена. За то, что вокруг не все такие, как она. А для того, чтобы похудеть надо будет отказаться от тонн конфет и газировки. Она, ведь, не только на переменах, но даже на уроках шоколадные батончики ест. Час без сладкого посидеть не может. Как тут похудеешь? Никак. Эта безнадежность делает её злой. Вот и мстит наша Тимка всему миру за ощущение собственной непривлекательности. А если ты сейчас при свидетелях скажешь то, что хочешь, обвинишь или попытаешься пристыдить, она тебе этого не простит и начнёт пакостить уже тебе. Что ей будет совсем не сложно. Ты — очень удобный объект для травли. Защитить некому. Отец бухает. Сестра направо и налево рассказывает о том, как ты ей жизнь испортила. Так что брось эту дурную идею. Наведении справедливости, в данном случае, тебе же самой выйдет боком. Вера выстоит, а тебя Тимка сломает.

Я тогда почувствовала боль, беспомощность и злость.

И сейчас в глазах Геро, как в зеркале видела собственные эмоции. Мальчик не слушал Киана. Он думал о чём-то своём, низко опустив голову.

В Альтее мода на полигинию, где женщина в зависимости о того, жена она или наложница, имеют разные права. Возможность иметь много женщин — показатель статуса и богатства мужчины. А что при этом страдают женщины, так это же мелочи жизни, правда?

Золотой Город в нынешнем его проявлении — гарант отсутствия перемен в жизни общества. Пока у Императора будут десятки наложниц, к этому же будут стремиться его подданные.

Надо с Джином поговорить на данную тему. Он, конечно, ещё маленький, но эта ноша рано или поздно ляжет на его плечи.

Киан аннулировал брак Ханьяр Ирила и Мико. Но так как женщина носила ребёнка её пришлось временно оставить в доме бывшего супруга на правах наложницы. Потом ей следовало вернуться в родительский дом. Самого Ирила принц отправил на два года в долину реки Сурель — проектировать и строить новую дамбу.

— Следить за домом и заботиться о ребёнке наложницы Мико я поручаю наложницей Эше. Ханьяр Геро за свою храбрость и стойкость удостаивается чести учиться вместе с пятым принцем. Ханьяр Миори я вверяю заботам Восьмой императорской наложницы Мейлин. Все свободны.

Мама Геро плакала и улыбалась.

Это была очень печальная радость. Ведь ей предстояло расстаться с любимым сыном и девочкой, к которой она успела привязаться. Но женщина понимала, что во дворце Наместника дети будут в большей безопасности. Ведь через два года её господин вернётся. И кто ему помешает жениться вновь на ком-то, кто будет ещё хуже Мико?

К женщине подошла сердобольная Айка. Обняла её и зашептала на ушко нечто утешительное, как она умела.

Глава 33

Всех детей я собрала в своей повозке. Накормила сладостями, а потом вслух читала "Хронику путешествий торговца Ши".

Данный труд был написан простым, скорее даже, примитивным языком, хотя и достаточно живо. Не унылое перечисление всего, что попадается на глаза, но яркое описание примечательных мест, часто перемещающиеся местными легендами и сказками.

Через некоторое время мальчики немного успокоились, а Миори задремала на руках Аи.

— Джин, — тихо позвала я сына. — Что ты сейчас чувствуешь?

— Не знаю, — отозвался ребёнок. — Мне грустно. Это всё неправильно.

— Понимаю. А что именно неправильно?

— Семейный союз должен быть только по любви! И не должно быть так, что у одного мужчины есть много женщин, которых он не любит, о которых не заботится.

— Но то, что ты говоришь, тоже, не совсем правильно. — Я снова пытаюсь смешать черную и белую краску. Это нормально, если маленький мальчик категоричен в вопросах того, что хорошо, а что плохо. Но Джиндзиро — не, просто, маленький мальчик. Он слишком скоро получит власть и, даже, не право, но обязанность перекроить этот мир. Я же должна внушить ему чуть более умеренные взгляды на жизнь. Объяснить, что не стоит чинить то, что не сломано. Особенно, если при этом велик шанс сделать хуже.

— Почему я не прав? — сын хмурится, а Геро смотрит на нас во все глаза и, кажется, боится дышать.

— Подумай сам. Нет, я согласна, что в семье все должны заботиться друг о друге. Но бывает такое, что люди вступают в брак с холодным сердцем. По множеству причин. И не все они плохие. Например, есть мужчина и женщина. Они достаточно взрослые. У каждого из них сложная жизнь. Очень сложная. Но они знакомятся и приходят к выводу, что вдвоём им будет легче жить. Они уважают друг друга и вполне отдают себе отчёт в том, что этот брак продиктован взаимной выгодой, а не любовью. Что в этом плохого? Всё взаимно и добровольно.

— Наверное, ничего. Если, действительно, всё добровольно.

— Малыш, любовь важна. В этом ты прав. Но что делать, если мужчина любит двух женщин, а они любят его? Надеяться на то, что люди по щелчку пальцев забудут то, что совсем недавно считалось нормальным, не стоит. На это потребуется много десятков лет.

— Надо использовать принцип добровольности? — мой сын любит использовать новые "умные выражения", которые заимствует у взрослых. — Если все согласны и готовы жить вместе, пусть живут. Если кто-то из женщин против, то такой союз не может состояться.

— Это очень хорошее решение, — хвалю сына и вижу его довольную улыбку. — Но что делать с тем, что женщины не равны. Что супруга имеет больше прав, чем наложницы? Что у одной из женщин появляется власть над другими, которую она может обернуть против них?

— Сделать их равными. Пусть все будут супругами и сообща решают вопросы, связанные с их семьёй. И надо сократить количество возможных жён. Сейчас мужчина может взять тридцать наложниц, если может их прокормить. Но я пока не знаю, как это сделать. Геро, а что ты думаешь?

Мальчишка нервно дёрнулся, а потом забегал глазами в поисках способа бегства.

— Я?

— Да, — стараюсь мягко улыбнуться. — Нам интересно твоё мнение. Не бойся.

— Я невежественен. Мне не пристало давать пятому принцу советы.

— Тебя никто не будет ругать, даже если твой совет окажется не таким хорошим. Знаешь почему? Мы должны принимать тот факт, что у человека может быть мнение отличное от нашего. Особенно, когда сами спросим ответить на какой-то вопрос. Считай наш разговор уроком. Я хочу, чтобы ты учился высказать своё мнение.

— Господин, госпожа, я считаю, что ограничить количество женщин, которых мужчина может ввести в свою семью проще всего с помощью денег. Сейчас закон обязывает мужчину лишь кормить и одевать своих наложниц. Они часто спят или со слугами, или в одной общей спальне. Что, если муж будет должен предоставить каждой из своих жён отдельный павильон в своём доме? И чтобы он был размером не менее двух жилых комнат и одной хозяйственной. Тогда в большинстве домов сможет поместиться не более пяти хозяек.

— А это очень хорошая идея, ты так не думаешь, Лисёнок?

— Думаю. Ты — молодец, Геро. Но надо будет думать ещё.

— Госпожа, простите меня, — Геро низко склонил голову. — Я глуп. Поэтому не понимаю ваших мудрых слов. Вы сказали, что мы должны принимать тот факт, что у человека может быть мнение отличное от нашего. Но что, если этот человек под видом своего мнения говорит ложь. Что если под видом своего мнения оскорбляет других или пытаться причинить нам вред? Простите мне моё тугодумие.

— Геро, я отвечу на твой вопрос. Но сначала ты должен понять, как мы общается наедине. Все эти вежливые формулировки нужно использовать на людях, но не когда ты находишься среди доверенных лиц принца Киана и Джина.

— Мне не пристало знать имя пятого принца, — приглушённо пискнул мальчик.

— Я думаю, что тебе можно доверить эту тайну. Ты же — хороший ребёнок. Пожалуйста, запомни несколько правил нашей, скажем так, семьи. Мы всегда честны друг с другом. Мы никогда не льстим, не унижаемся. Не делаем больно, если этого можно избежать. Стараемся защищать своих. Проявляем одинаковое уважение ко всем. То есть ты должен с равным почтением относится и к принцу, и к слуге. Теперь вернётся к твоему вопросу. Скажи, Геро, все ли люди хорошие?

— Нет.

— Ты понимаешь, что люди, которые лгут, манипулируют были, есть и будут? И мы ничего не можем сделать, чтобы это изменилось.

— Да, госпожа.

— Хорошо. Геро, ты не обязан прислушиваться ко мнению всех людей. Не должен менять своё мнение. Вот, например, купец Ши. Он написал книгу. Но писал так, как хотел сам. Одни читатели были недовольны слишком простым её языком. Другие тем, что он слишком много времени уделял описанию Юга, так как сам был из этих мест, а Север почти неохвачен. Третьи — ещё чем-то. Так что же, купец Ши обязан был переписать писать свою книгу, чтобы соответствовать всем ожиданиям читателей?

— Да? — Геро, совершенно не привыкший к такой манере обучения сейчас был в явной панике.

— Разве ты обязан соответствовать ожиданиям посторонних людей?

— Да? — ребёнок, уже чуть ли не плакал.

— Геро, ожидания людей могут быть очень разными. Иногда противоречащими друг другу. Смотри. Мико мечтала, чтобы ты и твоя сестра исчезли, освободив место её детям. А твоя мама — чтобы вы росли здоровыми и счастливыми и оставались в доме вашего отца. Как ты можешь соответствовать ожиданиям этих двух женщин, когда они хотят противоположных вещей? Никак. Да, жизнь — сложная штука. Принимать тот факт, что люди имеют своё мнение и стремиться угодить всем — вещи разные. Особенно это важно, если тот, у кого иное мнение, тоже прав. Такое, тоже, бывает. Джин, сможешь привезти пример?

— Да, мама, — соглашается Лисёнок. — Лей считает, что его чай от простуды надо пить с мёдом. Потому что так вкусней и полезней. Шен против добавления в этот чай мёда и пьёт его так. Потому что ему кажется, что с мёдом чай не вкуснее становится, а ещё гадостнее. Они оба правы. Но недавно Шен с Леем поспорили о том, что мне больше нравится: заниматься чистописанием или учить стихи? И оба были неправы. Потому что я люблю миндальное печенье и ездить верхом.

Мне не удалось скрыть улыбку. Всё-таки здорово, что Джин с такой жизнью, остаётся непосредственным сорванцом. Или кое-кто уже освоил тонкую иронию? Ниэлон предупреждал, что демоны-лисы взрослеют немного быстрее местных детей. Но надеюсь, мой сын побудет ещё какое-то время ребёнком.

— Геро, ты получил ответ на свой вопрос? — спрашиваю ласково и провожу пальцами по спутанным волосам мальчика. Надо бы его искупать и подстричь.

— Я в таких случаях говорю: "Мне нужно некоторое время, чтобы обдумать это. — Джин подсказывал своему новому другу, как вырваться из моего педагогического плена.

— Ага, — Геро закивал, как болванчик. — Мне... это... очень надо... обдумать. Простите.

Говорить ему, что он всегда может обратиться ко мне, я не стала. Думаю, в ближайшее время мальчишка на такое, всё равно, не решится. Обучение в диалоге с непривычки может показаться очень сложным, даже для такого умного ребёнка, как Геро. Ну, ничего. Главное, не торопить его сильно.

— Мальчики, а вы не хотите покататься на лошадках? Думаю, вам будет полезно подышать свежим воздухом.

Через минуту их и след простыл.

— Вы напугали молодого господина Геро, — сказала Рия, не отрываясь от своего вышивания. — У нас принято, что учитель говорит, а ученик смиренно слушает.

— Так это смотря какая у учителя цель. Если научить ребёнка безропотно выполнять чужие приказы, то это отличный способ. А мне надо, чтобы они умели думать, сомневаться, задавать вопросы, спорить и отстаивать свою точку зрения. Умели слушать других, но не были зависимы от чужого мнения. А для этого с детьми надо говорить, а не заставлять лишь слушать.

— Так принято на вашей родине?

— Да, — соврала я.

Принято. Как же. Со мной никто особо не разговаривал. Ни дома, ни в школе. Но дело не в том, принято это или нет. Дело в том, что так правильно.

Не заставлять слушать, заучивать и повторять, а спокойно и мягко подводить ребёнка к нужной мысли. Давление всегда рождает протест. А когда ты сам сделал вывод, против чего протестовать? Но Рии этого не объяснить. Слишком это нетрадиционные идеи для традиционного общества, где ученик должен почитать учителя и не может с ним спорить.

Когда так воспитывали одного Лисёнка, это особых противоречий не вызывало. Ученик — принц как-никак. А учитель — слуга. Разница в социальном положений позволяла Джиндзиро многое. Но что дозволено сыну Императора, не всегда допустимо для простых смертных.

Одна надежда, что Шен, будучи человеком широких взглядов, поймёт меня и поддержит.

Глава 34

Наши приёмыши дичились, наверное, дней пять. Потом немного оттаяли.

Мияри была ровесницей Лисёнка, но казалась намного младше из-за маленького роста и худобы.

Тихая. Нежная. И до ужаса тактильная. Ей постоянно нужно было с кем-нибудь обниматься. Этой участи даже Джин не избежал. Впрочем, мой сын быстро привык к тому, что сестра его нового друга тискает его при любом удобном случае. Деваться ему, всё равно, было некуда. Хотя, первое время ему это давалось непросто.

— Понимаешь, тут какое дело, — Киан решил провести беседу с растерянным племянником. Джин не хотел терпеть "все эти кошачьи нежности", но как это прекратить, не обидев девочку, не знал. — Иногда у людей бывают особые потребности. Помнишь, как Лей увидел на краю обрыва цветок лидиса и полез за ним? А потом весь вечер варил снадобье от подагры. Казалось бы, он мог этого не делать.

— Нет, ну, как это не делать, когда цветок сам в руки шёл? Это же расточительство.

— возмутился хозяйственный Лисёнок. — Вы знаете, как полезно иметь такое дорогое лекарство от подагры? Его можно продать, кому-то подарить. Или случись что, самому принять. Ну, как это не делать?

— Понял. Пример плохой. А если так? Шен звереет, если не имеет возможности практиковаться с оружием. Твоя мама любит читать перед сном. А я люблю ездить на лошадях. Без этих вещей можно прожить. Но именно они делают нас счастливыми. Так вот, Мияри требуется ласка. Очень много ласки. Это помогает ей приспособиться к новой жизни и почувствовать себя лучше. Она же ещё очень маленькая. И у неё нет мамы.

И последний довод оказался решающим.

— Без мамы плохо, — согласился Лисёнок и пошел обниматься с девочкой.

— У тебя неплохо получается объяснять, — сказала я, присаживаясь рядом с Кианом и переплетая наши пальцы.

— Спасибо. Тебя очень сильно вымотала дорога? Ещё пара дней и мы будем дома.

— Всё хорошо.

— Я бы хотел побыть с тобой наедине. Чтобы только ты и я. Ты не подумай. Мне нравится Джин. Он славный, но...

— Постоянно находиться в компании двоих сорванцов и одной изголодавшейся по ласке крохи, бывает утомительно. Я понимаю. Кстати, мне кажется, что мальчики подружились.

— Они, определённо, поладили. Но дружбой это назвать, пока, сложно.

— Жаль. Ему нужны друзья, которые не качали его в колыбели. Для расширения кругозора.

— Расскажи о мире, в котором ты родилась, — улыбнулся мужчина. — Я хочу понять, почему ты такая.

— Какая?

— Удивительная. То, как ты воспитываешь сына мне кажется одновременно и странным, и правильным. Ты никогда не наказываешь его и часто хвалишь. Строга, но никто не может понять в чём заключается эта строгость.

— Я последовательна. Есть вещи, которые делать нельзя. Никогда. Лисёнок их знает и понимает, почему нельзя. Всё остальное — можно. Если он что-то делает неправильно в первый раз, я сначала объясняю, как правильно, а не наказываю. Потому что наказывать можно лишь за осознанный поступок. Если ребёнок не знал, что поступает плохо, это не его вина, а родителей, которые должны были рассказать, объяснить, предупредить. Дети умеют следовать четким правилам, но предугадывать не в их силах.

— Ты — принцесса очень хорошего и правильного мира, если у вас принято так воспитывать детей. Или тебе тяжело вспоминать о родине?

Я закусила губу. Тот мир такой же правильный, как я принцесса. Знал бы ты, Киан, где и как я росла.

Мне до ужаса не хочется врать. Только правду, даже приукрашенную, он вряд ли сможет принять. Потому что нет тут таких понятий, как алкоголизм, настоящая война, крайняя нищета или врождённые психические расстройства.

На Альтее того, кто надругался над маленьким ребёнком или подростком, а после убил, ждёт смерть. Доказать факт насилия и указать на виновника сможет любой целитель, даже если жертва давно мертва. Тут убийца нескольких девочек не сможет оказаться на свободе ни через десять, ни через двадцать лет, ни даже совершив "великий подвиг во имя чего-то там важного государству". Потому что такого рода преступления всегда серийны. Монстр, который должен был убить меня, но сам сгорел в огне Алой Богини — лучшее тому доказательство. Он вернулся к своему "увлечению" так быстро, как только смог.

Киан в своём воображении нарисовал образ равной ему женщины и, вполне возможно, увлечён именно им, а не мной — настоящей. А я боюсь его разочаровать. Как объяснить молодому принцу, что я, просто, решила устроить свою жизнь с точностью до наоборот от того, как жили мои родители, но боюсь в этом своём стремлении переусердствовать. Ведь, как известно, лучшее — враг хорошего. А понимание того, кто мой Лисёнок на самом деле, побуждает очень ответственно подходить к вопросу его воспитания. Нет во мне ничего удивительного. Просто, тебе известна лишь половина переменных этого уравнения жизни, а мне немного больше.

Я должна сделать Джиндзиро спокойным, психически стабильным и счастливым. Ведь счастливые люди не стремятся к разрушению ради разрушения.

— Теперь моя жизнь здесь, а тот мир... он в прошлом.

— Там твоя семья, по которой ты скучаешь?

— Там остались мои кровные родственники, по которым я скучаю, примерно, как ты по Старшей Госпоже и Императору. О них я бы, тоже, не хотела вспоминать.

— А если тебя спросит о твоём мире Джин? — не отставал Киан.

Интересно, а он, действительно, хочет знать ответ на этот вопрос? Конечно, я расскажу сыну всё, когда он будет достаточно взрослым. Чтобы он понимал, каким жутким местом может стать мир без Создателя и Хранителей. С детьми надо быть честными.

С возлюбленными — тоже. Но я пока не настолько доверяю Киану, чтобы рассказывать такое.

— Сейчас Лисёнку интересны лишь сказки моего мира. А потом видно будет. Может быть, и расскажу.

— Я буду рад послушать даже сказку, — принц отступает.

— Хорошо. Приходи вечером, когда я буду укладывать детей спать.

Вечер подобрался как-то неожиданно быстро.

Джин ревниво зыркнул на Киана, хотя и смолчал. Делиться этим временем ещё и ним Лисёнок не хотел. Он с некоторым трудом допустил Геро и Миори к этому действу. Да, и то, потому что они маленькие и совсем одни — без мам.

— Расскажи про принцессу и братьев-воронов, — попросил сын. — Мияри она понравится.

Логика пакости прослеживалась, более чем, отчётливо. То, что может понравиться маленькой девочке, вряд ли приведёт в восторг взрослого мужчину. Хотя, как мне кажется, Кианом движет любопытство. Он желает сравнить мои сказки с теми, что в детстве рассказывали ему.

"Сказки Белолесья" стояли в шкафу у бабушки и принадлежала ещё моей тётке. Просто, она не стала забирать с собой эту книгу, когда уезжала. Я всегда читала её, когда приходила в гости. До тех пор, пока Катенька не поняла, что мне дороги эти истории. И тогда от волшебной книги с готическими иллюстрациями не осталось ни единой целой странички.

Столько лет прошло, а я помню её чуть ли не наизусть. Конечно, некоторые моменты пришлось адаптировать, но это было несложно.

Давным-давно, в далёком-далёком мире жил один правитель. И была у него лишь красавица-дочь. А сына, способного унаследовать его трон у него не оказалось. И решил он женить Принцессу на одном из сыновей своего друга — хозяина Вороньего мыса.

Прибыл хозяин Вороньего мыса в гости к правителю, а с ним пятеро его сыновей.

Стали они думать, кто из юных Воронов будет лучшим мужем для принцессы. Но решить не могли. Потому что братья равны были в воинской доблести, уме и усердии. Даже, лицом и статью братья между собой были схожи.

Потому сказал Правитель, что решить, кто ей будет мужем должна Принцесса. Ведь была она не только красива, но и мудра не по годам.

И на следующий день созвала Принцесса своих женихов. Сказала, что назначит им три испытания. А после и скажет, за кого пойдёт замуж. Сначала она велела вечером этого же дня принести ей подарок. Да не простой. А такой, какой каждый из братьев был бы рад получить сам. Сроку дала ровно три дня.

Первый брат привел лучшего ездового жеребца, ведь его воспитывали, как наследника Вороньего мыса. Он часто ездил по владениям отца, проверяя, спокойно ли живут люди на его земле.

Второй брат принёс кошель с деньгами. Он считал, что всё в мире покупается и продаётся, а потому, нет ничего ценнее золотых монет.

Третий брат принёс книгу, где собраны были все законы их страны. Ведь он часто помогал своему отцу, когда тот вершил честный и беспристрастный суд среди своих подданных

Четвертый брат принёс меч. Потому что иным занятиям предпочитал воинские.

А пятый — свирель. Младший из братьев любил музыку и мог дни напролёт играть, если бы не долг перед своей землёй.

Принцесса приняла дары. Поблагодарила. И дала женихам иное задание. Принести подарок, который понравится ей. Срок она дала — два дня.

В оговоренный день старший из братьев преподнёс девушке массивные серьги, какие любили носить красавицы Вороньего мыса.

Второй брат — золотой гребень с сапфирами, который был слишком тяжёлым для нежных кос принцессы, но являлся очень дорогим подарком.

Четвертый брат подарил Принцессе бусы из речного жемчуга. Потому что жемчуг принято дарить юным девушкам.

Пятый брат подарил браслет из драгоценных синих ракушек, которые собрал, гуляя по побережью.

И лишь третий брат вручил девушке альбом. Потому что перед выбором подарка решился спросить у неё, чем она любит заниматься, и получил ответ — рисовать.

Третье задание дала женихам Принцесса. Велела она им показать ей самое прекрасное, что видели они на её земле. И на раздумье дала она им один день.

На рассвете старший из братьев отвёл её на смотровую башню и показал пики Вороньего мыса.

Второй брат вывел Принцессу в город и показал богатую рыночную площадь.

Четвертый брат показал дочери Правителя величественные стены её замка, способные остановить любого врага.

Пятый брат привёл девушку к морю, о котором грезил сам.

Третий брат пришел к Принцессе последним. Он сказал, что хочет полюбоваться заходящим солнцем из окна её башни. Когда последний луч скрылся за горизонтом, он сказал:

— Самое прекрасное — это не закат или восход, не голубое небо или яркие звёзды. Самое прекрасное — то, что мы можем разделить это мгновение со всеми жителями этой страны".

На следующий день во время торжественного обеда Принцесса должна была объявить о своём решении. Девушка встала из-за стола и подошла к первому из братьев:

— Ты слишком любишь свой родной край и будешь тосковать по нему, находясь рядом со мной. Я не могу просить тебя стать моим мужем.

Потом она подошла к младшему:

— Тебя манит море и свобода. Ты не готов отказаться от своей мечты, даже, ради нашей страны. И я отпускаю тебя. Следуй за своим сердцем, и ты найдёшь счастье.

Второму брату Принцесса пожелала удачи в торговых делах, а четвёртому предложила командовать армией.

Третьему же брату она протянула свою руку. Потому что он был спокоен и рассудителен.

Умел слушать других и не навязывать им свои представления.

Искренне любил их страну.

Думал о простых людях и не отделял себя от них.

Они поженились. Жизнь их не была лёгкой и безоблачной. Но Принцесса и средний из братьев-Воронов любили и поддерживали друг друга. Потому, когда пришёл их последний час, без тоски и сожалений вспоминали они жизнь, проведённую вместе. А когда умерли, то на небе загорелись две яркие звёзды. Ведь даже после смерти эти двое не захотели расставаться.

Я погладила по голоде каждого из мелкой троицы пожелала добрых снов, и вышла из шатра, чтобы подышать свежим воздухом. Киан тихой тенью проследовал за мной.

— Спасибо, — сказал он шёпотом. — Теперь мне многое становится понятней.

— Что именно?

— Почему Джин такой рассудительный. Наши сказки часто учат бытовой хитрости. Житейской мудрости, если повезёт. Но не тому, как понимать мотивы людей. Мне жаль, что я в детстве не получил такого урока. Очень жаль.

— А как у вас девушка выбрала бы себе жениха? — спросила я с любопытством. — В сказке.

— Ей бы дал совет умный человек. Или она придумала бы очень сложное задание, с которым справился кто-то один. Могла спрятаться и посмотреть, как ведут себя женихи, когда никто не видит. Кто, действительно, любит её, а кто лишь притворяется. Но в этой сказке речь шла не совсем о любви. Скорее, о разумном выборе. Потому что Джину предстоит...

— Нет, Киан. Это, просто, сказка, которая в детстве нравилась мне самой, а не урок.

Глава 35

К резиденции принца Киана мы прибыли через три дня. Я, конечно, была безумно рада вырваться из Золотого Города. Однако, дорога меня, несколько, утомила.

Только, в нашем новом доме сильно легче не стало. Немалую роль в этом сыграло пополнение моего детского сада.

Сыновья Каори Этара — сорванцы Лиран и Лирен, которых все звали Ран и Рен быстро нашли общий язык с Лисёнком. Наверное, дело было в том, что у всех троих имелось то самое шило в мягком месте. Геро, как самый старший, честно, пытался усмирить своих более юных приятелей, но каждый раз отказывался втянут в детские проказы, вне зависимости от его изначального желания.

Их младшая сестра Лиша показалась мне очень интересной девочкой. Тихая. Вдумчивая. Настолько сдержанная и рассудительная, что это даже немного ненормально для ребёнка её возраста.

Заинтересовала она не только меня. Шен долго наблюдал за девочкой, а потом сказал:

— Надо бы держать её на некотором расстоянии от юного принца.

— Почему? — я удивилась. — Она милая.

— Если её воспитать в нужном ключе, из неё может выйти неплохая супруга для будущего Императора. Все задатки есть. Главное, чтобы юный принц не начал воспринимать её, как нечто само собой разумеющееся. Мы часто перестаём ценить то, к чему привыкли. На роль младшей сестрёнки лучше подойдёт Мияри. Вот её на выстрел стрелы нельзя подпускать к императорскому гарему. Слишком нежная. Слишком слабая. Не выживет она там. Ну, может, только, доверенной служанкой при вас.

— Думаешь? — с сомнением протянула я. — Нет, Лиша мне нравится. Но ты же знаешь, что наложниц принцам подбирает Императрица. А она вряд ли станет учитывать интересы Лисёнка.

— Девочка — не слишком знатна. Совсем небогата. В ней Императрица не увидит угрозы для себя или того, кого она назначит своим любимцем среди внуков. А даже, если она и выберет Джину наложницу, что с того? Наложница — это не жена. В любом случае, в брак он сможет вступить лишь после смерти нынешнего Императора. А тогда Императрицей станете вы. Отказаться от титула вы сможете лишь после коронации сына.

— Мы же хотим уничтожить императорский гарем, — печально улыбнулась я.

— Когда над нашей Империей засияет новое Солнце, — Шен сделал глоток чая и отставил свою гайвань на столик. — В Золотом Городе опустеют дворцы, в которых томятся наложницы. И, конечно, было бы идеально, если бы новый Император выбрал лишь одну женщину. Но в то, что мы сможем провернуть такую интригу, не верит даже Рия. Хотя, она самая оптимистичная из нас. Я буду считать победой, если у Джина будет пара наложниц, дарованных отцом, и супруга-Императрица. Это я ещё внезапно вспыхнувшую любовь в расчёт не беру. Я могу лишь надеяться, что на тропе его жизни не окажется этого обрыва. Или что он влюбится в подходящую девушку, которая будет разделять наши идеалы. Однако, такую проще воспитать, чем найти.

— Три-четыре женщины вместо семидесяти двух? Да, это приемлемая цена на пути изменений. Ладно. Мы, в любом случае, ничего не теряем, если начнём учить Лишу. Кстати, как они ладят?

— Девочка предпочитает общество новой подруги, а Джину она пока не слишком интересна. Потому что не любит бегать, махать мечом и плавать. Пока их объединяет лишь нежное отношение к лошадям. Впрочем, он вряд ли считает её такой же глупенькой, как Мияри. По крайней мере, когда Лиша что-то говорит на уроках, принц, достаточно, внимательно слушает. А вне занятий они почти не общаются.

— А как у тебя складываются отношения с коллегой?

— Господин Аэри — разумный человек, — друг улыбнулся. — Он понимает на каких условиях его пригласили во дворец принца Киана. Перспектива того, что его внуки будут воспитываться вместе с пятым принцем, помогает ему смириться со своей ролью. Он желает для детей своей погибшей дочери лучшего. Я пока наблюдаю за ним, но мне кажется, что старик будет нам полезен. Когда поймёт правила воспитания пятого принца и его приближённых.

— Хорошо, — я взяла кусочек вяленой хурмы. — Тебе не тяжело справляться с такой оравой?

— С одним ребёнком было легче. Он оставался более собран и редко отвлекался. А сейчас половина его внимания сосредоточено на других детях. Тогда как остальные отвлекаются постоянно и быстро теряют интерес ко всему, кроме игр. За исключением, Лиши. Она самая усидчивая из всех.

— Лисёнок должен учиться не только читать, писать, считать, но еще и дружить. Последнее, как мне кажется, для него, даже, важнее. У нас уже есть один эгоцентричный идиот в короне, который думает лишь о собственных удовольствиях.

— Я знаю. Знаю. Но...

— Тебе нужна помощь? Может быть, часть занятий возьмём на себя мы с Леем? Или Рия. У неё отлично получается увлекать детей созданием очаровательных безделушек.

— Какая польза от безделушек Рии? — фыркнул мужчина.

— Гармоничное и разностороннее развитие ещё никому не повредило. Ты же не станешь говорить, что у нашей Рии отсутствует вкус. Вот пусть и прививает его нашим сорванцам. Давай попробуем уменьшить время каждого урока, требующего внимательности и концентрации? Начнём чередовать их с игрой. Шен, конечно, с одним Лисёнком было легче. Но всё изменилось. Он стал старше и теперь не один. Мы должны меняться вместе с обстоятельствами. Иначе потеряем контроль над ситуацией.

— Да, госпожа, — главный воспитатель нашего детского сада одним глотком допил содержимое гайвани и встал из-за стола. Шен всё сказанное понимал лучше меня. Но и ему иногда требуется поддержка. Правда, он никогда в этом не признается, даже, себе самому.

Я старалась взять на себя вечерний досуг этой мелкой банды. Часто к нам заходил Киан, чтобы провести время с Джиндзиро. Но так как все мальчики стали неразлучны, а девочки испытывали к нему нежное восхищение смешанное с щенячьим восторгом, старший принц как-то очень быстро стал напоминать многодетного отца. Впрочем, это его, как мне кажется, вполне устраивало.

Он хотел детей.

А это были те дети, которых Император не мог пожелать убить, наверное, полагая, что рядом с ними его брат будет только сильнее тосковать по тому, чего он лишён.

Идея играть две роли: благородной матери пятого принца и служанки с треском провалилась. Это оказалось невозможно. По крайней мере, во дворце Киана. В поездках такое провернуть, конечно, можно. Но тут оказались слишком внимательные слуги. Меня раскрыли в первый же день. Пришлось напустить на себя вид строгий и добродетельный, говоря, что я хотела лишь посмотреть на жизнь в этих стенах, не беспокоя домочадцев. Мне ответили, что о нежной скромности наложницы Мейлин слышали даже на Юге.

С Кианом у меня не получалось проводить много времени. В основном из-за тех самых внимательных слуг. Лишь ночи. Он пробирался ко мне в комнату по тайному ходу. Это, конечно, было утомительно, но нам следовало оставаться осторожными. Пока я ещё не совсем свободна и принадлежу Золотому Городу. Потому, что моё "распутство" могло навредить Лисёнку.

Хотя, на самом деле, это ему приносило лишь пользу. Ребёнок хоть увидел пример того, как должна строиться семья. На взаимной симпатии, привязанности и принятии. Правда, с последним у моего любимого мужчины были большие проблемы.

Вот позавчера. И ничего же не предвещало. Но нет, страдания по утраченному, плач по несбывшемуся. Опять.

Да, я не особо получаю удовольствие от самого интересного в постели. И что? Что с того?

Я этого не понимаю, хоть убейте. Меня всё устраивает. Мне нравятся поцелуи. Нравятся прикосновения. Спать в обнимку нравится. Никаких неприятных ощущений, скажем так, в процессе у меня нет. Я, просто, ничего не чувствую.

Нет, может быть, если бы можно было что-то сделать... но сделать ничего нельзя. Это необратимо. Для тех, кто уже вошёл в спальню Императора, ничего не изменится уже никогда. Мы можем лишь прекратить данную изуверскую практику для следующих поколений.

А раз так, какой смысл трепать нервы себе и окружающим?

Я даже предложила изобразить желанную реакцию, если ему это так важно. Так он обиделся. Нет, обиделась не я за то, что он категорически отказывается принимать ограничения моей жизни, а он.

Это жуткая несправедливость. И глупость, способная разрушить даже самую светлую любовь. Но разве ему объяснишь?

Грустно, когда, в целом, адекватный человек запирается в своих эгоистичных представлениях о том, какой ты должна быть, а объективная реальность идёт лесом.

— У принца Киана всё в порядке? — спрашивает Шен тихо. — Он последние пару дней ведёт себя... в несвойственной ему манере.

— А если без всей этой верноподданнической шелухи?

— Лютует. Нет, он и до этого казнокрадов не жаловал, но не настолько. Устроил рейд с проверками по государственным учреждениям. Построил всех так, что они дышать боятся. А чиновники по всему южному побережью сейчас успокоительную настойку ведрами пьют и Богине молятся, чтобы принц-наместник успокоился. Кстати, это предвидится в ближайшем будущем или нет? Потому что вороватые служащие скоро закончатся, а куда его потом понесёт лишь ему и ведомо. Не хотелось бы, чтобы он начал в таком состоянии вмешиваться в воспитание пятого принца.

— Не знаю. И опережая твой вопрос. Нет, я не могу его успокоить. Сделать хуже — запросто. А, вот, как-то помочь ему — нет.

— А что случилось? — молодой человек иронично вздёрнул бровь.

— Прости, Шен. Это личное.

— Поссорились?

— Можно и так сказать, — отвечаю, прожевав хурму. Вкусная.

— А я знал, что от этой любви будут неприятности. От любви, вообще, неприятностей больше, чем всего остального.

— Да, иногда так и есть.

Я не стала спрашивать, что случилось у него. И так ясно — Айка. Некоторые люди не могут жить спокойно. Их страдать тянет. У девушки, конечно, было тяжёлое детство. Её никто не любил. Отчего самооценка на нуле, если не в отрицательных значениях. Но Шен же в этом не виноват. Как и не виноват в том, кто он есть. Красавец, умница, аристократ со всеми вытекающими в виде воспитания и образования. Сравнивая себя с ним, девушка очень чётко осознаёт пропасть между ними, расстраивается. Справедливости ради, я тоже осознаю, насколько Шен превосходит меня в интеллектуальном плане. Только меня это не особенно тревожит. У каждого есть свои достоинства и недостатки. Но для того, чтобы спокойно признавать это нужна адекватная самооценка, а не хрупкое "Я" состоящее из сотни психологических травм.

Киан в этом плане недалеко ушел от бедной служанки, даром, что принц. И с этим уже ничего не сделаешь. Взрослый человек с устоявшимся характером, которого мне, тоже, следует научиться принимать таким, какой он есть.

Да, он в некоторых вопросах ведёт себя странно. Да, психует по пустякам. Но, можно подумать, я — образец логики и здравого смысла.

В конце концов, каждый имеет право на свои не самые адекватные реакции или иррациональные страхи.

Глава 36

Киан пришел поздно ночью, когда я уже почти спала. Тихо забрался в постель и уткнулся носом в мой затылок. Провёл ладонью по талии.

— Я упрямый дурак? — спросил он печально.

— Есть немного, — отвечаю шепотом. — Мир несправедлив. С этим ничего не поделаешь. Это одна из его основ.

Кому-то изначально достаётся больше, кому-то — меньше. Мы все чего-то лишается. Каждый в чём-то становится ограничен. И это не всегда наш выбор или наша вина.

— Это несправедливо.

— Это жизнь. Моя жизнь. Твоя. Наша. И тратить её на бессмысленные сожаления... Зачем? Есть занятия куда более приятные.

Я осторожно повернулась к нему лицом и потянулась к его губам. Мне нравилось целовать этого мужчину. Нравилась его реакция на мои прикосновения. Нравилось, как он кусает губы в момент самого яркого наслаждения. И было плевать на всю эту справедливость. Нет её. А тепло рук — есть.

И я не понимаю этой странной логики "Всё или ничего". Зачем такие крайности? Зачем лишать себя чего-то, только, на том основании, что ты не можешь получить всё и сразу.

Это же всё равно, что с аллергией на один только шоколад принять решение, что ты никогда не будешь есть ничего сладкого. Глупо же.

Отношения — не только секс. Более того, секс и взаимное удовольствие от него — лишь одна из составных частей отношений. Возможно, для кого-то она является основополагающей. Так люди разные. У меня такого пунктика нет.

— Хочешь массаж? — спрашивает Киан, покрывая поцелуями мою шею и плечи.

— Да.

Я улыбнулась. Реальная жизнь часто отличается от идеальной. Но она у нас одна. Это следует помнить. Как и то, что люди бывают несправедливы к себе ещё чаще, чем эта самая жизнь к ним. Не нужно лишать себя того, что делает тебя счастливее. И лучше не думать о том, что для тебя потеряно навсегда. Иначе рискуешь захлебнуться в жалости к себе

— Я люблю тебя, — шепчет мужчина, мне в губы. — Люблю.

— Киан, мне очень с тобой хорошо. Спасибо, что ты есть в моей жизни. И я, тоже, очень люблю тебя.

Рассвет я встретила в прекрасном расположении духа. Мой милый принц спал рядом, запутавшись пальцами в моих волосах. Есть у него такая странная привычка.

— Доброе утро, — Киан открыл глаза и улыбнулся. Обожаю его улыбку. И его обожаю. Особенно по утрам. Сонный он невероятно милый. Так бы и затискала, как котёнка.

— Доброе, — я улыбнулась в ответ. — Какие планы на сегодня?

— Работать. За время моей отлучки скопилась уйма дел. А ещё нужно уделить немного времени Лисёнку и его компании. Я понимаю, что Ишикара вполне справляется с ними, но это нужно мне самому. У нас с тобой не будет общих детей. А Джиндзиро уже есть. И, знаешь, сейчас я уже сам не готов, чтобы он считал отцом Исао. Или считал отцом кого-то другого. Это мой ребёнок.

— Наш. И не беспокойся. Он не считает Исао отцом в том смысле, что в это слово вкладываешь ты.

— Хочешь сказать, что мой главный соперник не Император, а Линшен?

— Джин очень привязан к Лею и Шену, но не считает никого из них отцом. Они для него, скорее, старшие братья.

— Мы ровесники, — педантично заметил Киан, а я закатила глаза. Иногда он бывает невыносимым занудой.

— Дело не в возрасте. Просто, так вышло. Когда родился Джин мы стали одной семьёй. Я, Ая, Рия, Лей и Шен. Мы вместе заботились о младенце, не доверяя принца посторонним даже на минуту. Наши роли как-то сами собой распределились. И мне пришлось стать главой этой маленькой семьи. Скорее, формально. Я была совершенно бестолковой мамой. Но от четырнадцатилетней девчонки вряд ли стоит ожидать иного. Шен стал старшим ребёнком, самым серьёзным и ответственным. Лисёнок — младшим. Остальные трое — средними. Хотя, Лей, наверное, тоже был старшим. Периодически. Когда я или Шен творили глупости.

— Ты выжила и, даже, смогла защитить тех, кем дорожишь. Неплохо для четырнадцатилетней девчонки.

— Не могу сказать, что это, действительно, была моя заслуга. Где-то выручали знания ребят. Где-то — совет Старшей Госпожи. Мы старались жить тихо и не привлекать лишнего внимания. Никто, кроме Баолинь — сестры Шена не стремился, на самом деле, навредить нам. Мы казались всем настолько ничтожными игроками, что о нас никто не пожелал марать руки. Сейчас всё будет иначе. Чем старше становится Джин, тем более опасным он будет для обитателей Золотого Города.

— Мы сможем защитить его, — мужчина нежно провел кончиками пальцев по моей щеке. — Не бойся.

Легко сказать. Моего Лисёнка уже сейчас хотят убить, а со временем эти люди перейдут от осторожных желаний к решительным действиям. Как тут можно не бояться? Это же мой сын. Мой.

Никогда не понимала женщин, которые наплевательски относятся к своим детям. Моя мать жила по принципу: "Да, зачем над ними трястись? Если что, новых нарожаю. Дело-то нехитрое".

Мне же всегда качество было важнее количества. По ряду объективных причин.

Именно поэтому я решила, что ребёнок у меня будет один. Правда, сейчас малышей у меня несколько больше. И думать нужно теперь о безопасности всех. Потому что они могут попасть под удар вместе с Джином. А у них нет благословения Богини. Их и яд, и клинок, вполне себе, берут.

— Надо будет попросить Лея рассказать детям о ядах, — пробормотала я скорее в ответ на собственные мысли, чем Киану. — Им надо научиться быть осторожными.

— Лей в ближайшее время будет занят.

— Чем? — удивилась я.

— Он выполняет одно важное поручение. В больших городах подростковые банды частенько промышляют мелким воровством. Не от хорошей жизни, конечно. Просто, дети иногда оказываются на улице, а им надо где-то жить и что-то есть. Часть из них подрастая идут в подмастерья. Часть остаются на скользкой дорожке.

— Но есть же приюты. Почему об этих детях не заботятся? Почему они остаются на улице?

— В приютах часто бывает несладко. Однако, речь не о том. Мы должны думать о будущем Джина. Сейчас он в относительной безопасности. Меня окружают люди, преданные мне лично, как Каори. Или родичи матери. Мой дядя — глава влиятельной на Юге семьи. Думаю, он окажет поддержку пятому принцу в дальнейшем. Но не стоит рассчитывать на многое. Тейлин Ашуро большое значение придаёт кровным узам. И не станет рисковать ради чужака. Скорее, примет нейтральную позицию. А Лисёнку нужны верные люди, готовые убить и умереть за него. Ему предстоит очень сложный путь. Собственная же гвардия станет ему в этом хорошим подспорьем.

— И что ты придумал?

— Соберём по улицам беспризорников. Тех, кому совсем некуда идти. И дадим им шанс на достойную жизнь. Благодарность — неплохая основа для будущей преданности.

— Разумно. А где они будут жить. Кто станет следить за ними?

— Дворец большой. Куда-нибудь поселим. Можно поручить их воспитание Гаяри. Может быть, ты его помнишь? Такой крепкий старик с рубиновой серьгой в левом ухе. Он сопровождал нас в путешествии.

— Гаяри — отличный вариант. Незлой, но острый на язык. Однако поселить их где-нибудь — не дело. Поручи обустройство всего необходимого Джину.

— Думаешь, он справится?

— Сам — нет. Но он не один. Сейчас рядом с ним пять друзей, Шен и девочки. А ещё он может прийти за советом к тебе или ко мне. Даже, если ничего толкового они не придумают, то хоть займутся чем-нибудь, условно, полезным. Сотворить глупость им не даст Шен. В любом случае, это будет интересный опыт.

Лисёнок поручение дяди принял с воодушевлением и гордостью. Ему же, как совсем взрослому поручили важное дело. Правда, поначалу его немного занесло, и он решил построить миниатюрную казарму на пустыре возле дворца. Поэтому его пришлось ограничить по времени и финансовым вложениям. А также сказать, что все траты следует согласовывать со мной. Сын приуныл, но умница Лиша предложила переоборудовать хозяйственную постройку возле того самого пустыря. Строение оказалось добротным. А что не слишком чистым, так не беда — убрать можно. Пыль — это не плесень. Вымыл и нету.

Планированием и обустройством нового жилого пространства занялась Лиша, твёрдо заявив, что мужчины ничего не понимают в удобстве и уюте, а ещё не умеют разумно экономить. Джин расстроился и пришёл жаловаться.

— А ты что-то понимаешь в том, как следует обустраивать жилые комнаты? — спрашиваю прямо, точно зная ответ на свой вопрос.

— Ничего, — Джин обиженно надулся. — Но экономить не так уж и сложно. Просто, не надо покупать ничего лишнего. Я это умею.

— А что является лишним? Ты можешь сейчас сесть и составить список того, что необходимо детям для жизни? Лиша этот список мне принесла ещё утром. Там есть вещи первой необходимости, то, что, крайне желательно, приобрести и то, без чего можно обойтись, если денег не хватает. И, как я могу судить, она подошла к данному вопросу очень внимательно и серьезно. Лисёнок, ты, действительно, хочешь заниматься этим вместо Лиши? Набивать лежаки соломой, покупать на рынке полотно для простыней и шерстяные одеяла?

— Нет. Но чего она? Дядя Киан это мне поручил.

— Не совсем, дорогой. Он поручил тебе сделать всё необходимое для того, чтобы дети, которых он забирает с улицы смогли жить у нас. Чтобы у них была крыша над головой, еда, одежда, возможность учиться. Лиша решила взять на себя часть этой большой работы. Которой ты, кстати, не горишь желанием заниматься. Так, радуйся. И сосредоточь своё внимание на другом. Или ты считаешь, что обустройство кухни, площадки для занятий и всего остального менее важно?

— Нет. Но Лиша, всё равно, задавака. Почему она меня или не замечает или командует? — мальчик насупился. — Почему она командует и не слушается?

— Лисёнок, — начала я осторожно. — Ответь мне, пожалуйста, на пару вопросов. Тебе так уж важно, чтобы Лиша слушалась?

— Да, — отвечает ребёнок, глядя мне в глаза.

— А почему?

— Я же принц.

— Киан, тоже принц. Но если человек честно и старательно выполняет свою работу, то так ли ему важно, руководствуется ли он его рекомендациями или собственным здравым смыслом?

— Мам, ну так это — какой-то там человек. А меня не слушается Лиша! Она постоянно ходит за ручку с Мияри, болтает с ней, хихикает. На меня, даже, не смотрит. А если смотрит, то неодобрительно и говорит: "Чего ещё можно было ждать от мальчишек".

Я жалостливо киваю. Не понимает девочка душевных порывов Джина. Он ей то жабу принесёт показать, то белого ужика, то паука. Или водой из ручья обрызгает. То есть нормальные мальчишеские шалости. Ничего такого. Он даже за косички её не дёргает. Не дразнит. Но всеми силами старается обратить на себя внимание. А она не ценит.

— Лисёнок, скажи мне, зачем тебе Лиша? Ну, не слушается и ладно.

Ребёнок посмотрел на меня возмущённо. А я улыбнулась и продолжила:

— Она умная и красивая. Это-то понятно. Ты хочешь с ней дружить, а она слишком для этого независимая?

— Нет, всё не так! — Меня этот ответ удивил. — Я хочу, чтобы она сама решила, что будет меня слушаться. Чтобы уважала. И любила. Но не так, как любит братьев.

— А как?

— Не знаю. Но не так. Лиша их любит как-то снисходительно. Как будто это они младшие, а она совсем взрослая. И братьев она совсем не слушается. Но чтобы любила не так, как меня любит Миори. Я хочу, чтобы Лиша оставалась Лишей.

Я тяжело вздохнула. Помнится Шен хотел держать девочку на расстоянии от Джина. Как тут говорится? Хочешь рассмешить Богиню — расскажи ей о своих планах на жизнь.

— Не дави на неё. Не торопи. Говори с ней. Не спорь, не приказывай. Просто, говори. Как с равной. Хвали её, когда она заслуживает похвалы. Покажи, какой ты замечательный. И не таскай ты ей больше змей. Даже безобидных. Даже очень красивых. Она их боится. Девочки не любят тех, кто их постоянно пугает или обижает.

— Да? — мой сын задумался. — Так, получается, что Лиша не задавака, а маленькая трусишка? Хорошо, я больше не буду. И надо, наверное, сказать, что больше не буду? Чтобы она не боялась. Мам, я пойду? Мне же надо ещё столько всего сделать. Кухня. Учебная площадка. И с Лишей поговорить. Я тебя люблю.

— И я люблю тебя, Лисёнок.

Глава 37

Первых детей привезли в закрытой повозке, похожей на клетку. Как скот. Это выглядело жутко. Но там был Лей и, значит, на то были свои причины. Может, нормальная повозка сломалась? А ехать, пусть и в клетке, удобнее, чем пешком идти.

— Постоянно сбежать пытаются, — сказал Лей, утирая пот со лба. — Я им объяснял, рассказывал. Не верят. Соглашаются. Кивают. Обещают сидеть тихо и слушаться. А стоит отвести взгляд — бегут. И, главное, было бы куда... в лес бегут. Когда до ближайшего поселения идти неизвестно сколько. Когда с собой ни еды, ни воды.

— Устал? — спрашиваю участливо.

— Безумно.

— Как тебе эти ребята?

— Была б моя воля, я бы их и близко не подпустил к юному господину. Хитрые озлобленные рысята, а не дети. Но и на улице оставлять их нельзя. Или сгинут, или другим много бед принесут. А если их в казарме запереть лет на пять, может толк выйдет. Но будет сложно. Взрослые они слишком. Нет там несмышлёнышей.

— А что делать? — Улыбнулась я невесело. — Будем перевоспитывать рысят в лисят.

— Не надо, госпожа, — Лей слегка побледнел. — Три десятка Лисят камня на камне тут не оставят.

— Надо, Лей. Надо. Где они жили? На улице. Как они жили? Свободно. А ты их в казарму. Да, понимаю я, что для их же блага это. Но если не дать им взамен свободы физической свободу духовную, мы сами приведём их к бунту.

— Да, как её внушить этим зверятам? Они вообразили, что их тут чуть ли не заживо есть будут.

— Братья по оружию принца могут быть лишь людьми свободными. Лишь воля и усердие определят их судьбу. Станут усердно учиться и слушать наставников, будет им счастье, о котором они и мечтать не смели. Нет — ворота там. Силой держать не будем. Потом. Сейчас, конечно, посидят под замком, пока не успокоятся немного.

— Но я не только с плохими новостями, — улыбнулся молодой целитель. — Со мной приехала Алия. Семья её мужа открыла здесь торговый дом и поставила Тьери присматривать за ним. Она с дочерью навестит вас сегодня. Если вы не против.

— Я буду очень рада, как и девочки.

Дочку Алии назвали Мей. В мою честь. Сейчас ей было около двух лет. И мне показалось странным, что моя бывшая служанка решилась на столь тяжёлое путешествие со таким маленьким ребёнком на руках. Надо бы поподробнее расспросить, что её сподвигло на этот подвиг.

А ребята, действительно оказались теми ещё зверятами. Отказались вылезать из повозки. Ну, не силой же их вытаскивать.

Любопытный Джин был уже тут как тут, и я переложила эту задачу на его плечи. Впрочем, мой сын думал над этой задачей недолго. Велел пробегавшей мимо служанке принести корзину с рисовыми лепешками и ведро родниковой воды с черпаком. Решил в рыбалку поиграть, похоже.

— Я — пятый принц, сын Императора Исао. Ко мне следует обращаться "пятый принц" или "молодой господин", — говорит он громко и властно. А нотки-то знакомые. Явно, у Киана перенял. — Вы здесь, потому что матушка моя, известная всей Империи безграничной добротой, в своей бесконечной милости пожелала дать беспризорным сиротам кров и пищу. Выходите и получите еду.

— А что взамен? — из повозки высунулась чумазая мордашка с криво обрезанными волосами. Девочка. Лет восьми на вид. Рослая. С очень густыми бровями и пухлыми губками. Не красавица по местным меркам, но мне её внешность показалась очень интересной. Если причесать и переодеть, глаз будет не отвести.

— Прилежно учиться, — теперь Лисёнок копировал менторский тон Шена. — Слушать наставников. Следить за домом, в котором будете жить. Нельзя устраивать ссоры, проявлять непочтительность к старшим, лгать и воровать.

— Мы манерам не обучены, — дерзко отозвалась девчонка.

— Наставники обучат. Проявлять почтительность — значит внимательно слушать, не говорить, пока не спросят, на вопросы отвечать быстро, коротко и по сути заданного вопроса. Назови своё имя, дитя.

— Раяна, — голос девочки стал немного громче. Джин улыбнулся. Он чувствует людей. Чувствует и понимает. А в том, как ведёт себя девочка нет оскорбления ни ему, ни нам. Дети боятся. Перемены всегда страшны. Особенно, для тех, кто долгие годы лишь выживал.

Юная Раяна боится, но волей своей заталкивает этот страх далеко-далеко и даже убеждает себя в том, что в душной деревянной клетке, остаётся свободной. И этим, наверное, напоминает Шена. Надо бы узнать о том, где и как жила эта малышка раньше. Уж слишком высоко она держит голову.

— Сейчас вы идёте в купальню. Служанки проследят и дадут новую чистую одежду. После вы отправитесь в свой новый дом. Девочки займут одну комнату, мальчики — другую. Но это место пока ещё нуждается в уборке и обустройстве. К вам придёт госпожа Лиша. Скажет, что делать. Не надо обманываться её возрастом и внешней мягкостью. В её власти сделать так, чтобы жизнь ваша стала легче. Чтобы еды всегда было вдоволь, а в комнатах было тепло и сухо. Или не сделать, если вместо благодарности за заботу она получит горькую обиду.

Это правда. Лиша очень добрая. Хотя, может и наказать нерадивых слуг. Без удовольствия. Власть не приносит ей радости. Но в доме должен быть порядок. Быть хорошей хозяйкой её учили с колыбели. Говорили, что за хозяйством нужен присмотр. Что есть плохие люди, которые получая достойную плату, вовсе не хотят работать, а некоторые могут ещё и вредить тем, кто их кормит.

— Мы будем слушать, что велит госпожа, — говорит девочка тихо, уже без вызова.

И я ухожу в свои покои, не сомневаясь, что вечером ко мне заглянут две маленькие подружки Лиша и Мияри, сказать, что новые дети сыты и спят на чистых лежаках, что всё хорошо. Они, лишённые материнского тепла очень хотят нравиться мне и как маленькие котята напрашиваются на ласку. А мне не сложно погладить их по головкам. И это помогает им чувствовать себя немного счастливее.

Потом прибегут мальчики. И тоже расскажут, что всё хорошо. Потому что им надо, чтобы ими гордились. Хотя, от похвалы млеют, словно котята и они.

Алия прибывает к нам вместе с маленькой Мей над которой тут же начинают сюсюкать Ая с Рией. Мы пьём горький чай я слушаю рассказ моей бывшей служанки.

Лей говорил о том, как живёт его двоюродная сестра. Мы получали письма. Но в письмах не принято говорить о чём-то настолько личном.

Алия вышла замуж по сговору родителей. Впрочем, молодые люди знали друг друга с детства. Были ли влюблены? Пожалуй. И любовь не заставила себя долго ждать.

Жили они, как и положено в доме семьи Инари.

Нет, невестку там никто не притеснял. Ею гордились. Ведь прислуживать наложнице Императора, у которой есть сын — это, по местный меркам, большая честь. Поначалу, всё было хорошо.

Свекровь рассказывала подругам, что ее милой невестке достались дорогие подарки. Хвасталась, что Алия качала колыбель пятого принца. А кто знает, может быть... пять — счастливое число.

Нет, всерьёз никто так не загадывал. Дети Золотого Города слишком часто умирали. Однако, стать следующим Императором мог любой из принцев. И, если так случится, все соседки помрут от зависти. Потому как помнить Императора с пелёнок — это золотой оберег от любой несправедливости. Случись что, ты всегда можешь пойти к Императрице, рассказать о своих невзгодах и попросить защиты. Злоупотреблять этим, конечно, не получится. Ведь если ты приходишь к матери Императора и просишь честного суда, имея пятно на собственной совести, суд может тебе же боком выйти. Но иные мошенники с тобой, даже, связываться не станут — поостерегутся.

С мужем Жила Алия хорошо. Только, детей у пары не всё не было. Год. Два. И госпожа Инари к жене своего единственного сына стала прохладнее относиться.

Потом случилась долгожданная беременность. И всё, казалось бы, наладилось. Только, родилась девочка, а роды были не слишком лёгкими. Целители, и даже Лей рекомендовали со второй беременностью несколько лет повременить.

Муж Алии согласился. Потому что его заботило здоровье и благополучие любимой супруги. А свекровь оказалась против.

Нет, она не желала Алии зла. И не требовала рисковать жизнью, рожая долгожданного наследника. Но всё чаще заговаривала о том, как было бы хорошо, если бы у маленькой Мей были братья и сёстры. Или о том, что Алии скучно одной, но если бы у неё была сестра-подруга... а у её сына молодая наложница...

Конечно же здоровая, чтобы могла родить много детей. И из семьи попроще. Чтобы была скромна, знала своё место и не искала ссор с женой своего господина.

Только Алия не хотела быть одной из нескольких женщин Тьери. Да, сейчас муж любит её. Но если появится другая, что останется от его любви? Или от её...

Вот и сбежала она на Юг от свекрови и её ядовитых укоров о том, что она — Алия слишком эгоистична и не думает о благополучии семьи.

— Не могла я находиться в том доме, госпожа Мейлин. Особенно, когда Тьери уехал. И десяти дней не выдержала. Собрала вещи. Свои и дочери. Попросила дядю — отца Лея нас сопроводить. Он понял. И помог.

— А муж? — спрашиваю осторожно.

— Рад нас видеть, конечно. Но просит вернуться. Тут нет достойного дома. А тот, что он купил, очень маленький и ветхий. Говорит, что соседки будут смеяться и гадости говорить. Что, мол, выгнали недостойную невестку из главного дома. А сплетни привязчивы и живут годами. И, даже, если мне нет до них дела, вдруг это коснётся Мей?

Я тяжело вздыхаю. Ладно. Одним ребёнком больше, одним меньше. Какая уже разница?

— Вот об этом не беспокойся. Не коснётся. Его Высочество принц Киан доверил мне воспитание двух девочек, лишившихся матерей. Думаю, им будет интересно играть с Мей — дочерью моей дорогой подруги. К тому же мне пригодится помощь. Присматривать за девочками, когда всё моё внимание должно быть сосредоточено на пятом принце, это так утомительно. Ведь всем известно, что восьмая наложница Императора скромна, добра, добродетельна, но слаба духом и телом. А юный принц, к несчастью, унаследовал её болезненность. Как же ей бедняжке уследить за всем? Не будет ли лучше вверить воспитанниц заботам достойной замужней женщины? Нет, не полностью, но, даже, небольшая помощь подруги станет подспорьем.

Алия с трудом удерживает маску вежливого внимания. Степенно кивает. А в глазах плещется смех. Облегчение читается во всём её облике. Молодая женщина надеялась на помощь, но не могла на неё рассчитывать. Всё же, столько лет прошло. А я ей ничего не должна. Что она сама может предложить матери принца за такое покровительство? Многое. Хотя, сама об этом никогда не думала.

— На самом же деле ты будешь учить с других девочек. То есть Лишей и Мияри — тоже. Но в меньшей степени.

— Чему? То есть, сделаю, как вы прикажете, но не совсем понимаю...

— Из диких рысят надо сделать идеальных барышень, которых не стыдно отправить прислуживать в императорском дворце. Лей же тебе рассказал о поручении, которое дал ему принц Киан? Ты должна быть строгой, но не ломать. Нам не нужны их страх и ненависть.

— Когда мне надлежит приступать?

— Через несколько дней. Тебе ведь нужно некоторое время, чтобы обустроить свой дом и быт. А детям привыкнуть.

— Благодарю, госпожа Мейлин. Вы невероятно добры. Но не разумнее начать как можно раньше? Путь девочки сразу привыкают к новой жизни и обучению.

— На время, пока твой муж не обустроит приличный дом, можешь с дочерью пожить здесь. Я в твою работу вмешиваться не стану. Действуй как полагаешь правильным.

Не потому, что мне нет дела до этих детей. Просто, неразумно взваливать на себя всё на свете. Как тут говорят, нельзя одновременно разводить огонь и идти за водой. Алия — разумная молодая женщина и справится тут лучше меня. А я больше нужна моему Лисёнку и его маленькой стайке.

И, может быть, Лей прав? Не стоит из всех детей воспитывать лисят? Такая мера свободы допустима для принца и его ближайшего окружения. А остальным? Им жить среди простых людей. За ними нет богатого и влиятельного рода. У них будет только Джиндзиро. И при таком раскладе они будут готовы за него любого загрызть. Но такая фанатичная преданность — это обоюдоострое лезвие.

Но нет, не стоит пока торопиться и устраивать социальную революцию.

А потом... Потом и посмотрим.

Время всё расставит по местам.

Главное, чтобы нам дали это время.

Часть 3. Венец Императора

Глава 38

Время-время...

Когда тебе плохо оно стоит на месте, запирая в бесконечности собственной боли.

А когда ты счастлив, ускользает, словно песок сквозь пальцы.

Дни мои были похожи один на другой. Не случалось в них ничего страшного. Были тревоги, заботы. Но всё оставалось просто и обыденно.

Обычная размеренная провинциальная жизнь. О нас словно бы забыли в Золотом Городе. И одно это делало нас счастливыми.

Мы были свободны целых десять лет.

Лисёнок рос слишком быстро и сейчас казался немного старше своих лет. Мой сын и в детстве был похож на Киана, но сейчас стал его молодой копией. Они даже хмурились одинаково. И одинаково улыбались. Даже их голоса многие путали. Будто Джин, действительно, был нашим общим ребёнком.

Девять лет назад мы сыграли две свадьбы. И сейчас Лей с Рией воспитывали двоих дочерей, а Шен с Аей — сына.

Друзья Джина, тоже, выросли.

А звание "рысята" для уличных сироток как-то незаметно прижилось. Они им, даже, искренне гордились. Потому как рысь — животное мудрое, осторожное и очень грозное, несмотря на скромный свой облик. И сейчас они готовы были идти со своим принцем хоть на край света.

Мои мальчики из стайки лисят стали такими высокими. Переняли от Шена его невозмутимость и холодное достоинство.

А вот среди девочек сейчас пошёл небольшой разлад. Они, не то, чтобы перессорились. Но вели сейчас ожесточенную борьбу за сердце пятого принца. Причём, все девочки. Робкая Мияри. Прагматичная Лиша. Дерзкая Раяна и другие воспитанницы Алии. Даже малышка Мей, хотя, эта, скорее, за компанию фанатела по Джину. Потому что тут так принято и есть о чём поболтать с подружками.

Нет, я их в чём-то понимала. Сама не устояла перед очарованием такого же. Но эта любовная лихорадка сейчас приносила одни неприятности. И самим юным красавицам, и объекту их коллективной страсти.

Лидировала в схватке за сердце императорского наследника Лиша. Джин был очарован ей с детства. Но именно это заставляло его сейчас отталкивать девушку.

Как можно обречь любимую на судьбу наложницы Императора?

Он знал, чего ей будет стоить эта любовь и не мог принять такую жертву. Пока. Но ему придётся. Рано или поздно. Потому что только Лиша сможет стать ему опорой и не пожалеть о своём выборе.

Киан во сне тянется ко мне, прижимает, словно боится потерять. А почему "словно"? Он, и правда, боится.

И я боюсь.

Потому что за эти годы так привыкла к его постоянному присутствию рядом. Не представляю себе, как смогу засыпать по ночам одна.

Но выбора у нас, на самом деле, нет. По приказу Императора мы с Джиндзиро обязаны вернуться в Золотой Город.

Нам надлежит принять участие в праздновании двадцатого года правления Императора Исао. Такое событие не может пройти без сына и брата нынешнего правителя.

А блудной восьмой наложнице предстоит занять своё законное место среди "сестёр", коих у меня сейчас тридцать пять. Четверо умерли. Как умерло и бессчётное количество братьев и сестёр Джина.

Сейчас жив второй принц, рождённый Шанэ. И третий принц — сын наложницы Сян. Говорят, они очень больны, хоть и любимы отцом. Но почти никто уже не верит в то, что их может ждать императорский венец.

Сейчас всё делают ставки на четырнадцатого принца, сына наложницы Эйран — любимой наперсницы Императрицы. Потому что мальчик в свои девять лет, относительно, здоров, проявляет стремление к учёбе. А клан Маоран богат и влиятелен.

Но есть в Золотом Городе ещё одна женщина — единственная наложница первого ранга. Ей стала Инис. Та самая девушка, которой я подарила шпильку после ее первой ночи с Императором. Она родила двенадцатого и шестнадцатого принцев. Злые языки поговаривают, что господин лишь после рождения второго сына перестал на неё гневаться, и она начала выходить из его покоев без синяков. Клан её семьи был не столь могуществен. Но то, что оба её сына были живы, заставляло многих присматриваться к ней. Хлебнув боли и унижений, эта женщина наслаждается своей властью в гареме. Ведь сейчас она — старшая среди наложниц и первая после Императрицы

Из всех же дочерей Исао в живых сейчас оставалась лишь пятнадцатая принцесса — дочь наложницы Баолинь. По слухам, красивую девочку очень любят и отец, и бабка, что позволяет сестрице Шена оставаться среди любимиц Императора, несмотря на свой, далеко, не юный возраст.

Все эти люди ничего не делали, пока мы были далеко. Но вряд ли стоит ждать чего-то хорошего от этих ядовитых цветов императорского сада. Особенно, когда они увидят Джиндзиро и поймут, что напрасно надеялись на хрупкость его здоровья.

За годы, проведённые на Юге, я... нет, не разучилась быть осторожной. Просто, привыкла к покою и не хочу возвращаться в то проклятое место. Но должна. Чтобы защитить сына.

Лисёнок, ставший Лисом, говорит, что моё возвращение в то жуткое место не будет долгим. Что смерть Исао не заставит себя ждать. А после я буду свободна.

Но я знала, что всё равно не смогу выйти замуж за мужчину, которого люблю. Потому как такое не пристало Императрице. И пусть мне эта роль не нужна. Это ничего не изменит. То есть изменит, конечно, но вряд ли для меня.

— О чём ты думаешь? — сонно шепчет мне в ухо Киан. — И почему не спишь?

— О тебе. О Лисе. О том, какой приём ждёт нас в Золотом Городе.

— Всё будет хорошо. Веришь?

— Нет. Не будет. Или будет, но, далеко, не всё.

— Исао кашляет кровью и не может есть твёрдую пищу из-за язв во рту. Он, действительно, умирает. Об этом знает весь Золотой Город. Но никто не смеет говорить о таком своему Императору. Моего любезного брата пытаются лечить. И лекари, даже, обещают, что он доживёт до ста лет, если будет принимать настои и эликсиры.

В голосе Киана слышится едва различимое злорадство. Впрочем, он в своём праве, а я не слишком далека от его точки зрения. Умирает? Туда ему и дорога. Это биологический отец моего ребёнка? И что? Это не делает его ни хорошим человеком, ни достойным правителем.

— Единственное, кто беспокоит меня — это Лис, — голос моего мужчины звенит сталью. — Я боюсь, что он решит, несколько, поторопить события.

— Он осторожен и не сделает ничего такого.

— Наш сын всего лишь скормит Исао той самой скверне, о которой так часто говорит. А потом займёт трон.

— Исключать этого нельзя. Но скоропостижно скончавшийся Император и отсутствие иных дееспособных наследников нужного возраста играют нам на руку. Джиндзиро единственный сейчас, кто сможет взять власть.

— Я с этим не спорю. Но прежде следует заручиться поддержкой влиятельных родов. А на это нужно время. Будет неплохо, если Император отойдёт в чертоги предков хотя бы дней через сто после нашего возвращения в столицу.

— Не станет угрожать тем, кого наш мальчик считает своей семьёй, то и двести дней проживёт, если на то будет воля Богини. Ты же знаешь, что Джин добрый.

Только оба мы понимаем, что не удержится Исао. Да, конечно, не хотелось бы спешить. Спешка рождает ошибки. Исао должен стать неспособным к управлению государством, в идеале слечь с горячкой или почечными коликами до того, как успеет отослать Киана. Потому что не можем мы лишиться такого щита, как единственный брат Императора. Но скверна не подчиняется Джиндзиро. Мой сын, по его словам, может лишь свернуть полог благословения Алой Богини, который дарует правителю императорским венцом — древней реликвией, созданной ещё Инлуном Золотым Драконом в незапамятные времена. Но как это будет выглядеть на практике, кто ж подскажет? Наверное, лишь старый лис Аки-Инара Ниэлон, если пожелает почтить нас своим визитом.

Надеяться на лучшее можно. Однако, стоит готовиться к худшему. Так оно надёжнее.

Поэтому и летят уже письма вежливости всем высоким родам столицы, подписанные рукой пятого принца. Пишут южные чиновники своим родственникам, друзьям и знакомым, рассказывая о том, что пятый принц последние десять лет ни в игрушки играл, а под руководством брата Императора постигал сложную науку управления государством. Что юноша умён и своими силами сдал государственный экзамен, позволяющий получить государственную должность при дворе Наместника. И это в неполные шестнадцать лет. А чтобы сомнений у подданных не было, надзирать за экзаменом и увидеть работу юного принца дозволено было всем, кто того желает.

То ещё шоу было. Шен чуть не надорвался, организовывая всё по высшему разряду. Хорошо хоть с самим экзаменом хитрить не пришлось. Наш умница-Джин всё сдал сам. Как и Геро. А вот близнецы провалились. Не то, чтобы с треском. Для молодых людей, только шагнувших из детства в пору юности, результат был даже неплох. По крайней мере, Шен не ругался.

Ашуро Тайлин — родной дядя Киана, пару раз приезжавший на Юг сам, несколько раз отправлявший к нам сыновей. И сейчас он в своём столичном особняке встречает дорогих гостей. Его столы ломятся от изысканных блюд. Но вина друзьям его рода не наливают, подавая лишь дорогой чай. Ибо разговоры там ведутся особые. О том, что Император нынешний, дай ему Богиня долгих лет жизни, в последний год совсем забросил дела государственные, ввиду дурного самочувствия. И старшим сыновьям надлежало бы делами государственными заняться. Но второй и третий принцы уже несколько месяцев не покидают своих покоев. И говорят: с постели почти не встают. А без целителя даже по малой нужде не идут. Куда уж им взять на себя тяжкое бремя власти? Особенно, если вспомнить, что в учёбе они не слишком были успешны, несмотря на все свои несомненные таланты. Да есть двенадцатый, четырнадцатый и шестнадцатый принцы. Но никому из них даже и десяти лет не минуло. Дети. Не известно ещё, что из них выйдет. Да и доживут ли они, хотя бы, до четырнадцати?

А вот пятый принц... этот достойный юноша уже вошёл в возраст. Живо интересуется всем от налоговой системы до строительства дорог. Но, главное, Его Высочество отличается лёгким нравом и отменным здоровьем. Господин Ашуро самолично видел, как юноша по утрам ледяной водой обливается. Зимой. Пусть зимы на Юге и мягкие, но всё же.

Пять — число благоприятное. И имя у принца, тоже, счастливое. Разумеется, господин Ашуро его знает. Ведь в последние годы воспитанием мальчика занимался его родич — принц Киан. Но называть его мы не будем, чтобы отвести беду. На всякий случай. Хотя и не верится, что с таким именем, отгоняющим всякое зло, эта беда возможна.

Ах, как же отрадно, что юный наследник возвращается в Золотой Город и все присутствующие здесь смогут сами удостовериться в правдивости слов хозяина этого дома.

Глава 39

Я так и не смогла сомкнуть глаз той ночью и, просто, ждала рассвета. А когда он забрезжил на горизонте, встала с мягкой постели и подошла к окну.

Ветер доносил до меня запах вечно свободного моря.

Солнце манило светом истинного золота.

— Вот же неугомонные дети, — улыбнулся Киан, обнимая меня со спины. И когда только проснулся? — Опять на крышу лезут — встречать рассвет. И ладно бы только мальчишки. Ну, куда он ни свет ни заря девчонок потащил? Но, ладно, старшие девочки. Что там делает Мей?

Я проследила за взглядом моего мужчины и улыбнулась. Вся разношёрстная стайка Лиса на месте. Как же хорошо, что они есть друг у друга.

— Это последний рассвет их беззаботного детства. Завтра на это уже не будет времени. Мы отправимся в путь задолго до восхода солнца.

— Я боюсь. Марина, десять лет назад я не боялся ни жизни, ни смерти. А сейчас, когда вижу их... с ума схожу. Что будет с Джином, когда он потеряет кого-то из них?

— Если потеряет, — пытаюсь поправить Киана я, но он лишь отмахивается. Для него нет никакого "если". Подход, конечно, пессимистичный, но что делать? Такой у него жизненный опыт. — Мы постараемся защитить всех. Мальчики будут в твоей свите. Мияри и Раяну представим, как моих служанок. Лиша в это время погостит у родителей Рии.

— Что он сделает, если Шанэ всё-таки доберётся до и Лиши? Ей не впервой убивать.

— Джин этого не допустит. Мы растили сына, прекрасно понимая с чем он столкнётся на пути к трону.

— В пятнадцать лет я сам был наивным глупцом. А сейчас могу лишь надеяться, что в достаточной степени подготовил этого ребёнка к жизни.

Я поворачиваюсь лицом к Киану и крепко обнимаю его за талию. Мне хочется утешить его. Но это невозможно. Слова не способны снять столь тяжелый камень с его души.

— Мы должны верить в него. Мой любимый, мой самый замечательный, верить. Это сложно, но такова судьба всех хороших родителей.

— Я почти готов стать плохим отцом. Запереть. Спрятать. И никогда не позволять ему переступить порог этого проклятого дворца.

— Сбежит, — упираюсь лбом в его плечо. А в процессе побега устроит всем себе и нам кучу проблем. Можно подумать, ты не знаешь нашего Лиса. Я понимаю. Я, правда, всё понимаю твои опасения. Но сейчас мы должны поддерживать его, а не трепать ему нервы. Давай я заплету тебе волосы? Или займёмся чем-нибудь поинтереснее? В дороге нам, явно, будет не до этого.

Киан улыбнулся и поцеловал меня в макушку.

— Я люблю тебя, Марина. Я так люблю тебя. За то, что ты — это ты.

— И я тебя люблю. Всё будет хорошо. Поверь мне. Просто, поверь. Всё, обязательно, будет хорошо.

Наш последний день в месте, который мы привыкли считать домом прошёл в глупой суете и мелочных заботах. Мы готовились к отъезду заранее, но разве можно предусмотреть всё?

Дворец наместника Юга провожали нас гордо развевающимися стягами на белых стенах.

А люди махали вслед медленно удаляющейся процессии. Здесь было целое море людей, которые решили проводить своих принцев.

Киана очень уважали. И это уважение распространялось, поначалу на юного императорского наследника. Потом эти люди узнали самого Лиса. Ведь Джин был добр, умён и понимал нужды простого народа. Немалую роль в последнем сыграл аскетичный образ жизни принца.

А что? Я с самого начала не планировала воспитывать белоручку. Постель он стелет себе сам. Может поесть приготовить. Штаны зашить. Полы помыть. Зато остальные дети были, как шелковые. Если настоящий принц считает, что нет урона его чести в том, чтобы плац мести наравне со всеми, то им, тем более, не пристало нос воротить.

До моря мы добрались всего за несколько дней.

— Эти сорванцы всё никак не успокоятся? — простонал Шен, зажмуриваясь. К его морской болезни сейчас прибавилась головная боль, что, несколько, портило его, и так, не идеальный характер.

— Плавание полезно для здоровья, — наставительно произнёс Лей. — А зависть — крайне вредна. Провоцирует разлив желчи. Продолжишь ею плеваться, устрою, чтобы ты принял морские ванны вместе с пятым принцем.

— Не советую, — улыбнулся Киан. — Вода после шторма ледяная. Ещё и его придется от простуды лечить.

— Вылечу. А почему "ещё и его"? Девочки умные. Они в воду, не лезут. А мальчишки... да ничего им не сделается. Они, что зимой, что летом в реке купаются.

— Мы скоро прибудем, — обрываю их перепалку я. — Шен, ещё не поздно...

— Нет, — взрывается мужчина. — Оставить под крылышком Алии Аю и Рию с детьми — это разумно. Но я сам прятаться не буду.

— Твоя сестра сейчас в фаворе у Императора. Как же. Мать единственной принцессы. А вместе с ней ваш отец. Не думаю, что он встретит тебя с должной радостью. Скорее, попытается убить, чтобы не мешал любимым сыновьям. Не хочешь прятаться, Богиня с тобой. Но можешь хотя бы не лезть на рожон? Не давать нашим врагам такого козыря, как твоя жизнь?

— Он будет проявлять благоразумие, — с нажимом сказал Киан. — А если не будет, сам лично свяжу и на конюшне запру. Слово даю. Ты же понимаешь, Ишикара, что я слов на ветер не бросаю?

Насмешливо смотрю на Шена. Да, у моего мужчины слова с делом никогда не расходятся. Если пообещал взрослого мужика запереть, как щенка нашкодившего, запрёт. И будет любимый наставник пятого принца сидеть на конюшне, сходя с ума в полном неведении.

Вечером, когда шум затих и все отправились спать, я вышла на палубу подышать свежим воздухом и вспомнить наше путешествие на Юг. То безумное ощущение счастья и свободы, когда мы вырвались из удушливой клетки Золотого Города.

Странно, но в последнее время я почти перестала вспоминать свою жизнь в родном мире. И мысли мои всё чаще возвращаются к тому, что было со мной на Альтее. А место, в котором я провела детство, словно бы, стёрлось из моей памяти.

— Мам, — окликнул меня Джин, когда я смотрела на отблески звёзд в темной воде.

— И тебе сегодня не спится? — улыбаюсь и глажу его по плечу. Какой же он уже большой.

— Я хочу поговорить. Давно хочу. Но, вот как-то повода не было.

— О чём, мой хороший?

— Ты знаешь, кто я такой?

— Мой сын. Пятый принц. Будущий правитель Империи. А что, есть сомнения по данным пунктам?

Юный Лис морщится, словно от зубной боли:

— Ты же знаешь, что я — не Джин. То есть, я — не только Джин. Это сложно объяснить. Просто, у меня есть не только мои воспоминания. Я помню, как летал выше облаков. Помню сияющую черноту моей чешуи. Помню, как когда-то давно меня звали Громовым Драконом. Я помню, как Он убил меня. Не помню, за что. Но, наверное, причина имелась. Потому что в его глазах была такая боль...

Эти слова пугают, но я к ним готова. Главное, сейчас излучать спокойствие и уверенность.

— Лисёнок, это не твои воспоминания.

— Мама, что такого я мог сделать, чтобы Он захотел меня убить? — сын, кажется, не слышит моих слов. В его глазах плещется отчаяние и страх.

Я сделю шаг к нему навстречу и обнимаю. Крепко-крепко. Как в детстве.

— Ты не сделал ничего. Тебя тогда ещё не было. Всё это — не воспоминания, а эхо, отголоски трагедии, произошедшей на заре нашего мира. Тебе дано было благословение Алой Богини. Оно защищало тебя все эти годы. Но, ты же знаешь, что все подарки Высших имеют свою цену. Эти жуткие видения — твоя цена за жизнь. Память твоей крови. Мы же рассказывали тебе историю первого Императора — сына Богини, который восстал против своей матери. Его имя Было Инлун Громовой Дракон. Хочешь ты того или нет, но он основал род Акинара. В твоих жилах течёт и его кровь. Кровь, которая помнит.

— Да? — Джиндзиро недоверчиво нахмурился.

— Ты должен искоренить скверну, поселившуюся в Золотом Городе после восстания Инлуна. Сделать так, чтобы она больше не подпитывалась жизнями маленьких принцев и принцесс. Чтобы храм Богини снова стал ее храмом, а не тюрьмой для множества женщин и мужчин. Там должны жить ее служители, а не пленники императорского гарема.

— А почему я тогда помню это так, будто пережил сам?

— Джин, почему волосы нового Императора белеют, когда он берёт в руки венец?

— Божественная сила крови рода Акинара пробуждается, защищая Императора от Скверны и любых ядов, — юноша ответил мгновенно, без запинки, словно у него спросили: сколько будет дважды два? Сразу видно школу Шена. Ребёнок несёт жуткую ересь, с точки зрения местных, и бровью не ведёт. То, что это правда, опустим. Это тут, особо, никому не нужно. Традиции для обывателей имеют большее значение, чем, даже, здравый смысл.

— Молодец, — похвалила его я. — Теперь ты понял в чём дело? Нет? Лис, соберись!

— Память крови? Не потому, что я — это он, а потому что я принадлежу роду Акинара и божественная кровь во мне уже проснулась? Ведь Богиня так защитила меня? А могу "помнить" чтобы не сбиться с пути и всё исправить?

— А ты уже решил, что являешься полным перерождением Громового Дракона? Мой хороший, душа Отступника была разбита на тысячу осколков. Об этом мне Алая Богиня лично сказала. Еще есть свидетельства из местного фолклора. Да, сейчас они облечены в сложные поэтические формы, но общие черты там имеются. Я знаю, ты не очень любишь анализировать древний эпос. Но вспомни, как умер первый Император?

— Пошел в поход против чего-то непонятного. Сражался. Победил. В процессе и помер. Мама, а я никогда не задумывался над этим. Если Альтеа создала этот мир и людей, поставит править ими своего сына. И там же всегда говорилось, что все, созданные Алой Богиней люди склонились перед первым Императором. Тогда, против кого мог быть такой поход? Единственной, кто не склонился перед ним была его мать. А сражаться он мог лишь против своего отца...

— Только, Инлун Громовой Дракон не победил. Но, да, умер. А душа его, разлетевшись, на куски, превратилась в Скверну.

— Ну, если вот так посмотреть, всё понятно становится, — Джин немного повеселел. Улыбнулся. Плечи расправил и, кажется, даже, задышал легче.

Врать детям плохо. И я старалась всегда говорить сыну правду, какой бы болезненной она ни была. Наверное, поэтому он так легко поверил мне сейчас. Не только потому что хотел в это поверить.

Но есть вещи, которые лежат за пределами таких понятий, как "хорошо" или "плохо". И прошлая жизнь — одна из них. Нельзя на человека вешать груз ответственности за то, чего он сам никогда не делал. Преемственность поколений, когда ты должен исправить ошибки собственных предков — ещё куда ни шло. Но не такое.

Новое рождение.

Новая личность.

Новая жизнь.

Новая судьба.

Звучит как идиотский лозунг. Только, это гораздо правильнее, чем вешать на человека вину за то, что в его прошлой жизни Богиня и её почти божественный спутник не смогли нормально ребёнка воспитать.

— Мам, я так тебя люблю. Мне, прямо, полегчало. Вот правильно Лей говорит. Думать — вредно, особенно если думаешь всякую ерунду. Я себе уже таких ужасов напридумывал.

— Лис, у тебя есть мы с Кианом, Шен, Лей, друзья, в конце концов. А ты выдумал себе проблему и страдаешь в гордом одиночестве. Нет, если ты решил настрадаться всласть, то, пожалуйста. Никто мешать не будет. Но что-то мне подсказывает, что это не детская дурь, вроде влюбленности маленькой Мей одновременно в тебя, Киана близнецов и Геро, а еще невозможности определиться, кто же из вас красивее.

— Ну, мам, — сын смущённо улыбнулся, а я потрепал его по спутанным волосам.

— Иди спать. Тебе нужно набираться сил. В Золотом Городе нам не будут там рады.

— Да, помню, — фыркнул Джин и передразнил Киана. — Мы едем не на праздник, а сражаться за свои жизни. Нужно быть собранным, хитрым и осторожным.

Сын на мгновение коснулся моих рук губами и отступил, растворяясь в темноте ночи. А я вернулась к созерцанию звёзд, отражающихся на морской глади, облегчённо выдыхая.

Кажется, пронесло.

Глава 40

Мы прибыли в золотой город тихо. Встречал нас лишь молодой слуга, который объявил, что для меня и пятого принца подготовлен дворец Белых Лилий, который мы покинули десять лет назад. А принца Киана будет рада принять во Дворце Скорби Старшая Госпожа.

— Словно и не уезжали, — усмехнулся Джин, надевая на лицо милую улыбку, которую он тщательно копировал у Мияри — самой нежной из лисят и рысят. Эта маска должна была скрыть до времени истинный характер Лиса.

Потом нам сообщили, что сейчас туда идти не нужно, а следует немедленно отправиться в сад Императрицы, где проходит торжественный обед для императорской семьи и чиновников.

Мой сын шел первым. За ним Киан. И лишь потом я. Иерархическая система в действии. И попробуй только, хоть на шаг отступить от традиций. Дети императора с десяти лет считаются достаточно взрослыми, чтобы понимать правила и нести ответственность за их нарушение. Поэтому они больше не следуют за своими матерями, обучаясь таким образом манерам и этикету.

По сторонам смотреть было неприлично, но мне сразу стало понятно: нас ждали. И мы сами пришли в хитро расставленную, по их мнению, ловушку. Да, только, это не значит, что волчий капкане не обернётся против охотника.

Мы — опасная дичь.

После положенных приветствий и церемониальных поклонов, вдруг заговорила наложница Сян:

— Мой господин, матушка, теперь и вы видите это. Я сама долго не желала верить слухам, но не могла оставить это без внимания. Подмена наследника — тяжкий грех и преступление против всей нашей великой империи.

— Подмена наследника? — Джиндзиро иронично вздёрнул бровь, а глаза его сверкнули яростью, которую он не пожелал скрыть. — Не обо мне ли вы сейчас говорите, вторая императорская наложница Сян? Конечно, годы изменили мои черты, но не настолько, чтобы те, с кем меня связывают узы крови не узнали наследника рода Акинара.

Женщина этот вопрос решила проигнорировать. Как невежливо с её стороны.

Она всё ещё была красива. Но это была красота увядающего цветка. Последний отблеск жизни и надежды. Её сын — третий из сыновей Исао. Пока он жив и чувствует себя, значительно, лучше сына Шанэ, у Сян есть шанс стать Императрицей. А шансы эта особа упускать не привыкла.

— Всем, у кого есть глаза, ясно, что этому юноше больше двадцати лет, — продолжила она громко, обращаясь не столько к Императору и Императрице, сколько к чиновникам, коих тут собралось неприлично много. — Пятому же принцу было бы сейчас всего пятнадцать. И всем известно, что тот ребёнок имел очень слабое здоровье. Боюсь, несчастного ребёнка забрали к себе духи предков. Иначе, как бы принц Киан осмелился привезти в Золотой Город самозванца?

Джин рассмеялся. Громко и звонко. Тогда, как Киан отчётливо скрипнул зубами. Я, тоже, позволила себе улыбку. Пусть все видят. Нам нечего скрывать. Мы не боимся разоблачения. Уверенность — лучший щит в такой ситуации.

Видя отсутствие у нас признаков страха или смущения, чиновники тревожно переглядываются.

— Но фамильная схожесть налицо, — робко высказался один из советников. — Юноша очень похож на деда нашего Императора, пусть Алая Богиня подарит ему покой в Вечных Чертогах.

— Брат мой, — соизволил подать голос вышеозначенный Император. — Скажи мне, как так вышло? Десять лет назад я доверил тебя своего драгоценного сына. А сейчас ты приводишь в мой дом того, в ком ни я, ни Императрица, ни мои наложницы или советники не могут узнать пятого принца?

— Прошло десять лет, — Киан всячески показывает, как оскорбило его это подозрение. — Мальчик, чьё воспитание вы доверили мне, стал мужчиной. Пятому принцу скоро исполнится шестнадцать. И он не кажется старше своих сверстников. Неустанная забота его матери и мягкий климат Юга избавили этого ребёнка от детской болезненности. Так говорят лучшие целители, которых я приставил к вашему сыну, мой Император и брат.

А я понимаю, что не судьба Исао пожить сколько-нибудь долго. Впрочем, сам виноват.

— Но как может тот в чьём происхождении сомневается народ, оставаться императорским наследником? — патетично возвестил Исао. — Юноша больше походит на твоего сына, чем на моего. И возраст его лишь подтверждает эти подозрения.

— Отец, — Лис спокойно сделал пару шагов к столу биологического родителя и смиренно попросил, встав на одно колено. — Мой Император, разрешите мне развеять ваши сомнения. Все знают способ, как можно разоблачить самозванца. Я лишь прошу: позволить мне избавить вас от тяжкого груза подозрений. Сейчас вы не можете верить самым близким вам по крови людям — единокровному брату и собственному сыну. Из-за глупых сплетен, которые разносят болтливые служанки и глупые наложницы. Моя обязанность дать покой вашему сердцу.

Сян смотрела на моего сына с ненавистью. Император хмурился. Императрица невозмутимо пила чай. Чиновники многозначительно переглядывались. А наложницы со своими служанками азартно перешёптывались.

— Я совершил какой-то проступок? — мой сын наивно похлопал глазками. Слишком наивно. Голос был хриплым, словно принц вот-вот готов заплакать. От этого за версту несло дешёвым балаганом. Но эффект был достигнут. Чиновники начали смотреть сочувственно и задаваться вопросом: с чего они взяли, что ему двадцать лет? Видно же, что перед ними мальчишка. Да, высокий и статный. Так слухи о том, что пятый принц отличается отменным здоровьем уже некоторое время ходят. Да, не так уж он и высок, если подумать. В неполные шестнадцать почти сровнялся ростом с принцем Кианом и самим Императором. Только и такое бывает, что сыновья становятся выше своих отцов, особенно, если матери их не отличаются миниатюрностью.

Потом их взгляды перемещаются с юного принца на его мать и становятся задумчивыми. Фигура у меня нормальная. Некрасивая по меркам аристократических родов. Тут в чести хрупкость и невесомость. Но извините. Я не могу днями напролёт чаи распивать лёжа на подушках. Мне работать надо. Дом. Наша стайка лисят-рысят. А откуда силы взять, если тебя ветром сдувает?

В общем, статью этот ребёнок в меня пошел, а не в отца-Императора. Но это же не преступление.

— Отец, за что вы хотите отречься от меня? — продолжил Джин растерянно. Примерно таким тоном он заявлял, что понятия не имеет почему дядя считает, что он с приятелями всю ночь в доме пяти талантов песни пел, а не мирно спал в своей постели.

Киана, кстати, возмущали не столько ночные отлучки мальчишек, сколько то, что на свои прогулки они брали девочек. Благо, Лис был разумным подростком и подружек водил в места более или менее респектабельные, где они смотрели представления и слушали музыку, а не в бордели.

Впрочем, как рассказал мне Шен, который всё еще отвечал за безопасность пятого принца, в домах удовольствий веселую компанию моего сына любили. А прелестницы, что жили там, передраться готовы за возможность провести время с юным принцем. И скорее благодаря легкому нраву, а не высокому положению.

Среди чиновников раздался ропот. Император, конечно, может многое. Но отрекаться от взрослого наследника, всего лишь за то, что он больше похож на брата Императора, чем на него самого — не слишком разумно. Особенно, если учесть, что крепким здоровьем остальные принцы похвастаться не могут. Ещё неизвестно, сколько протянут старшие, и доживут ли младшие хотя бы до двенадцати лет.

— Мой Император, — встал со своего места старший чиновник монетного двора. — Нижайше молим, развейте ваши сомнения и установить справедливость. Позвольте этому юноше коснуться вашего венца. Если это пятый принц, он сможет удержать его в руках. Если же самозванец, то его руки покроются ожогами.

Исао поморщился. Но что тут поделаешь? Если он запретит проверку, то пойдут разговоры о том, что принц-то настоящий, а умирающий Император, просто, решил таким образом избавиться от достойнейшего из наследников, чтобы усадить на трон сына любимой наложницы. Да, того самого третьего принца, который даже сам по Золотому Городу не ходит. Молодого человека уже пару лет, как носят в паланкине десяток крепких слуг. Потому, как он лишь к государственным делам и учению равнодушен. А поесть очень любит.

Выступаю вперёд и становлюсь на колени:

— Мой господин, матушка прошу вас. Позвольте пятому принцу очистить свою честь от грязных наветов.

Эх, давно я не стояла на коленях. Но сейчас надо проявить кротость и смирение. Лишь такое поведение пристало скромной и благочестивой восьмой наложнице.

— Мой господин, — подала голос Баолинь. — Это всё бабьи сказки. Императорский венец, если и опалял божественным огнём руки недостойным, то это было очень давно. Слуги к нему каждый день прикасаются. Пусть и через отрез шелковой ткани. Но не из страха получить раны, а чтобы не испачкать бесценную реликвию предков.

Это она, конечно, зря перед глазами моего сына мелькает. Джин того дня, когда Шена у него на глазах избили, не забыл. А тут и личные счеты прибавляются. Хотя, казалось бы, чего ты лезешь? У тебя даже принца нет.

— Четвертая императорская наложница Баолинь, — Лис, как бы невзначай продемонстрировал, что это его никто тут не узнаёт, а он всех помнит. — Может взять в руки венец и передать его мне, чтобы показать искренность своих слов? Недостойно даме столь высокого ранга возводить напраслину на бесценное наследие дома Акинара. Мой Император, прошу дозвольте своей наложнице сделать это.

Исао недовольно смотрит на мать. Императрица нарочито медленно отставляет пиалу с чаем и медовым голоском произносит:

— Сын мой, сплетни о законности наследников — это зло. Их необходимо пресечь: подтвердить или опровергнуть. Если этот юноша готов доказать своё происхождение, то разве мы можем препятствовать ему в этом? Баолинь, возьми венец. Если он не опалит твои руки, нам придётся придумать иной способ проверить является ли этот юноша тем, за кого выдаёт себя.

Женщина встала. Поклонилась. Обошла стол Императора и с поклоном приняла символ власти. Лицо её вспыхнуло торжеством. Потому что ни жара, ни боли она не почувствовала. Да, только объявить об этом идиотка не успела. Потому что запястья ее охватило синим пламенем.

Венец, инкрустированный крупными рубинами, выпал из ее пальцев и покатился под ноги к Джину. Мой сын подхватил его, поднял над своей головой, демонстрируя всем окружающим и хорошо поставленным голосом возвестил:

— Прошу всех, кто присутствует здесь, стать свидетелями. Я — Акинара Джиндзиро, пятый принц и законный наследник Императора Исао.

После чего Лис коснулся губами самого крупного из камней и спокойно вернул биологическому родителю венец, небрежно переступив через валяющуюся на траве скулящую от боли Баолинь.

Это, несколько, подпортило настроение Императора. И едва мы успели занять подготовленные для нас места, Императрица возвестила, что обед окончен.

Ну, и ладно. Всё равно, кушать тут что-либо неразумно. Отравят ещё. Может, это нас и не убьёт, но приятного будет мало.

Мы снова встали.

Снова поклонились.

И отправились в место, которое когда-то звали домом.

— И это они называют "подготовили к вашему возвращению"? — негодовала Раяна. — Здесь же полы мели лет десять назад.

— Ничего, — ухмыльнулся Джин. — Подметём. И помоем. Пойду я искать помощников для этого дела. То есть я пойду лично поприветствовать Императрицу. Передам подарки. И посетую на пыль, которую нерадивые слуги тут развели.

Через пару часов в нашем дворе выстроилось человек двадцать, которые готовы были вылизать дворец от пола до бамбуковой крыши.

Вечер мы встретили уставшими, но довольными. Первый бой выигран. Выиграна и война. Только враг не в курсе и пока ещё очень опасен. Но дни его сочтены. Потому что, передав Джину свой венец, Исао потерял то, что долгие двадцать лет защищало его от скверны. Нам остаётся лишь выиграть время, сохранить жизни и лавры победы сами упадут в руки.

Как же я оказалась глупа и как наивна.

Привыкла к покою и безопасности под крылышком Киана. Совершенно не подумала о том, что не обязательно убивать кого-то из нас, чтобы всадить кинжал в сердце моего сына.

В тот момент, когда никто из нас не ждал, издыхающая гадина нанесла свой удар.

Глава 41

Встать рано утром для меня не было проблемой. Но заниматься таким бессмысленным делом, как приветствие Императрицы... это угнетало.

Ритуалы, призванные хоть как-то занять бесконечные дни запертых в Золотом Городе женщин, теперь, когда я вкусила нормальной жизни, навевали тоску.

Место моё в зале Императрицы изменилось. Теперь я сидела между Шанэ и Баолинь. Прекрасная компания. Лучше не бывает.

— Дочери мои, — величественно начала мать Исао. — К нам вернулась ваша сестра Мейлин. Вы должны быть с ней вежливы и доброжелательны. Ведь она — мать пятого принца. Мейлин, за время твоего отсутствия у тебя появилось много новых сестёр. Позже они будут представлены тебе. Будь к ним внимательна и исполни долг старшей сестры. Наставляй их и помогай воспитывать в них скромность, сдержанность и иные добродетели.

— Да, матушка, — встаю, кланяюсь, возвращаюсь на место.

— Теперь о том, как будут проходить дни празднования. Сегодня я бы хотела собрать всех своих внуков и их матерей на обед. Пятый принц давно не общался со своими старшими братьями и не знаком с младшими. Это плохо. Ведь, кровные узы имеют огромное значение.

Я про себя усмехнулась. Сомневаюсь, что Джин хоть что-то чувствует по отношению к братьям или сестре. Они для него чужие. Близость возможна только если дети росли вместе. В остальных случаях это будет лишь имитация родственных отношений.

— А завтра пройдут смотрины для девушек. И вечером на пиру Император выберет достойнейшую. Сорок — счастливое число. Уверена, ваша новая сестра принесёт Золотому Городу покой и процветание.

А потом бесконечные слова о любви, гармонии и прочей ерунде, которым мы должны были трепетно внимать, сидя на неудобных стульчиках в самых изящных позах.

Да, отвыкла я от такого.

Или это уже возраст?

Возраст...

Сколько же мне лет? На самом деле. Двадцать девять местных.

Это значит тридцать четыре.

Я сейчас на год старше моей матери в день нашей последней встречи. А она мне казалась почти старухой.

Неужели Джин сейчас точно так же смотрит на меня?

Или же её измотало безденежье, слишком частые роды, общая неудовлетворенность жизнью и побои мужа?

Я выгляжу лучше неё. Наверное. Надеюсь, что лучше.

Хотя, какое это имеет значение? Мне надо думать о сыне, а не собственной внешности.

Лису будет лучше, если его мать займёт полагающееся ей место в гареме его отца и будет исполнять свою роль. Это приглушит сплетни и пересуды.

Когда мы чинно вышли из покоев Императрицы, меня окликнуло несколько женщин, но узнала я лишь Инэр. Она была десятой императорской наложницей и матерью двух погибших во младенчестве принцесс.

Мы не дружили, но и не враждовали.

Что ей нужно от меня сейчас? Подтверждение нейтралитета или союз?

В гареме, конечно, каждый сам за себя, но к концу правления Императора, образование фракций неизбежно. Не все наложницы имеют детей. Не все могут похвастаться вниманием господина. У многих, даже, шанса забеременеть уже нет. Когда Император тебя себе в покои не приглашает, какие могут быть надежды на рождение принца?

Вот и прибиваются женщины в свиту более удачливой сестры. Нет, они не слуги, а, скорее, фрейлины. Могут выполнять мелкие поручения, развлекать мать наследника песнями или игрой на музыкальных инструментах, читать вслух книги.

У меня таких "подруг" не было. Жизнь затворницы и статус наложницы, прогневавшей Императора, не способствовала общению. Да, и Исао десять лет назад был вполне здоров. Но сейчас стоило к дамам присмотреться. Вдруг пригодятся?

— Старшая сестра, мы так рады твоему возвращению, — щебетала Инэр. — Ты же помнишь Лилин и Янлин? А это Джия, Миань, и Ксия.

Я помнила только двух первых. У Лилин были восьмой и девятый принцы, а у Янлин — седьмой. Остальные — совсем молоденькие. Видимо, появились в гареме уже после моего отъезда.

— Я тоже рада вас видеть, сестры.

— Старшая сестра Мейлин, я бы предложила нам всем пойти в мой дворец и выпить мандаринового чая. Мне прислал его в подарок отец. Сам чай, конечно, не такая уж редкость. Он в столичных лавках продаётся. Но его нужно правильно заварить и должным образом подать. Это не просто, но моя служанка обучена данному искусству.

Думаю. Стоит ли? Я ни к кому и никогда не ходила в гости. И моё согласие может быть воспринято не совсем верно.

— Мой дворец находится прямо по пути к дворцу Белых Лилий, — Инэр лучилась от счастья. — Вы сможете отдохнуть и согреться. Сегодня необычно ветрено. А мы послушаем рассказ о пятом принце. Он так вырос. Так вырос. И словами не описать, как мы рады видеть его в добром здравии.

— Хорошо, — я сдаюсь под таким напором. Тут принято сыновьями гордиться и говорить о них при любом удобном случае. И мне, как добропорядочной матери, отступать от этой традиции никак нельзя.

Отсылаю Раяну предупредить Джина о задержке и иду в сопровождении Мияри во дворец Зимних цветов.

Когда двери зала для чайной церемонии закрываются, с Инэр спадает маска легкомысленной доброжелательности и на лице ее отчётливо читается страх.

— Мы не были особенно близки, госпожа, — начала она уже совершенно иным тоном. — Но сейчас нам, тем более, нечего делить. Ни у кого из нас нет детей. Никто из нас не посещал покои Императора больше двух лет. Но он потерял к нам мужской интерес задолго до этого. Мы будем рады, если пятый принц станет приемником Императора, а наша восьмая сестра — Императрицей. Наши семьи готовы поддержать вашего сына. Во всём. Император умирает. А мы не хотим остаться в Золотом Городе навечно. Мы желаем вернуться к своим семьям.

— И зачем вам для этого я? — в моём голосе никакой заинтересованности. Так, будто мы обсуждаем погоду.

— Императрица может удерживать вдовствующих наложниц столько, сколько захочет, — Инэр нервно теребит кисточку на кресле. — Продлив траур и на десять, и на тридцать лет.

— Но я тоже могу сделать это. С чего бы вам доверять мне? — спрашиваю, разглядывая убранство гостевых покоев Инэр.

Эта комната была лишена красок. Всё в ней говорило о том, что радость давно покинула этот дворец, оставив вместо себя томительное ожидание. Здесь не было пыли и пахло дорогими благовониями. Но циновки на полу не выглядели свежими, а доски под ними ужасно скрипели.

Стол, за который Инэр усадила гостей, украшала белая скатерть, вышитая серебром, показалась мне настоящим произведением искусства. Как и гобелен на стене. Но если присмотреться, то можно увидеть, что яркие некогда цвета потускнели, выгорев на солнце. А полупрозрачный белый шелк занавесей превратился невнятно-серый.

В углу стояла тумба, на которой расположилась нефритовая ваза с фиолетовыми сухоцветами — единственным ярким пятном в этих бесцветных покоях. Цветы кружевницы были чем-то похожи на лаванду, знакомую мне по прошлой жизни не только внешне, но и запахом.

Кружевница — это цветок материнской скорби. Мои девочки пришли в неописуемый ужас, когда я однажды пришла с прогулки, держа в руках букет. Такой шум развели, что Шен и Лей прибежали разбираться, что же случилось. Далее произошла битва за потрёпанный веник. Ая с Рией требовали цветы выбросить. Мол, примета плохая. А Лей требовал отдать ему ценный гербарий, из которого можно сделать отличное средство от головной боли. Целитель, кстати, букет и получил. А через неделю преподнёс скромный флакончик Старшей Госпоже, доказав всем, что он — человек разумный и предусмотрительный, в отличие от суеверных девчонок.

— Всё просто, — подала голос Янлин, нервно теребя вышитый золотом платок. — Шанэ, Сян или Эйран будут рады получить власть над бывшими соперницами и так просто нас не отпустят. Возможно, они согласятся освободить тех, чьи семьи готовы будут принести дорогие дары новой Императрицы. Дома нас примут, но платить за наше возвращение никто не станет. А кому мы будем нужны, пусть, даже, через десять лет? Сейчас мы ещё сможем устроиться в жизни. Наша красота не увяла. Да, у нас не будет своих детей. Но мы готовы заботиться и о чужих.

— А как же Инис?

— Она нас не отпустит никогда, — Янлин передёрнула плечами. — Ни за какие деньги. Ни через десять, ни через сорок лет. Сестра Мейлин, мы никогда не ссорились. Вам незачем мстить нам. А если вы пообещаете нас отпустить, мы готовы на многое.

Я задумалась на минуту и кивнула:

— Не злоумышлять против меня, моего сына, принца Киана и моих людей. Если знаете о том, кто и как пытается навредить нам, докладывать немедленно. Мне или принцу Киану. И свободны хоть на следующий день после "печального" события. Держать не стану. Узнаю, что ваши действия или бездействие навредило нам, смерть за счастье покажется. Не стоит обманываться моим нежеланием участвовать в пустых склоках. Я могу быть жестокой. И не умею прощать. Сейчас, между нами, действительно, нет вражды. Но если вы хотите заключить союз, стоит помнить, что предательства вам не простят.

— Вам следует опасаться Инис, — сказала Инэр тихо. — Эта женщина ненавидит вас до безумия. Остальные, просто, не любят. И если и желают навредить, то, скорее вашему принцу. Всё же, он — соперник их сыновей. А Инэр много лет грезит местью, именно, вам.

— Благодарю за предупреждение, — отвечаю спокойно, а сама думаю, когда же успела вызвать столь сильные чувства у той женщины? Вроде бы ничего плохого ей не делала. Я ей слова грубого не сказала. Шпилька что ли не понравилась?

Ладно, разберусь с этим позже.

Но начать разбираться пришлось уже через несколько часов на обеде у Императрицы.

То, что между наложницами особой любви нет — понятно. Только, и дети же друг на дружку с ненавистью смотрят. Старшие — ладно. У них с раннего детства отношения не заладились. А сейчас красивый и здоровый Джин вызывает у них, прямо-таки, осязаемую зависть. Но младшие что с моим сыном не поделили, при условии, что они даже не разговаривали ни разу?

Веселая улыбка Лиса всех бесит. Что заставляет моего сына улыбаться лишь лучезарнее. Этому его Киан научил.

Поначалу обед проходил в напряжённом молчании. Потом Императрица начала расспрашивать Джина о нашей жизни на Юге.

— Сестра, — Делано ужаснулись Баолинь. — Тебе приходилось терпеть такие лишения в дали от Золотого Города! Принц Киан так жесток. Заставил тебя возиться с грязными оборванцами. Ах, какой кошмар!

— Забота о несчастных сиротах угодна Богине, — отвечаю, потупив глазки. Это правда. Но лишь отчасти. Я нянчилась с рысятами не только из благородных побуждений. Главной моей целью было обеспечить сыну надёжный тыл. И сейчас эти "грязные оборванцы" любому глотку перегрызут за своего принца, потому что искренне любят его.

— Восьмой брат, — обратился к Джину сын Эйран. — Отец присутствовал на моём занятии стрельбой из лука и похвалим меня за то, что я всегда попадаю в цель. Мне передался талант нашего деда Императора Акайо. А ты умеешь стрелять из лука?

— Меня этому учили, — голос Джина немного потеплел, а в глазах мелькнули искорки жалости. Всё же это ещё ребёнок. Умирающий ребёнок, который пока что ему ничего плохого не сделал. — Но особой склонности к стрельбе из лука не имею. Богиня не одарила.

— А что ты тогда умеешь?

— Могу рассчитать чистую прибыль любого предприятия, чтобы определить честный налог. Составить смету. Например, для ремонта дорог в каком-нибудь провинциальном городе.

— Это скучно, — фыркнул четырнадцатый принц.

Я улыбнулась. Для кого как. Джин и Ран — старший из близнецов Каори ничего скучного в этом не находили. Два калькулятора на ножках. А, вот, Рэн у нас по другой части. Тактик. Дай ему цель, обозначь границы, в рамках которых следует действовать и он не то, что подснежники в середине зимы найдёт, луну с неба достанет. А Геро у нас — книжный ребёнок. На улицу его не вытащить. Зато, в свои семнадцать в законодательстве разбирается лучше иных седобородых ученых мужей. Лис ему после экзамена сказал, что он будет заниматься реформированием данной области. Мальчик расстроился и три дня с другом не разговаривал. Потом смирился. И сейчас готовит проекты будущих реформ.

— Отец считает меня лучшим мечником рода Акинара, — не выдержал двенадцатый принц — старший из сыновей Инис.

— Это прекрасно, — Лис улыбается почти искренне. — Я рад, что у меня такие талантливые братья. Слышал, что наша сестра прекрасно вышивает. А шестнадцатый брат уже умеет читать.

— Так же, Император высоко ценит второго и третьего принцев. Советуется с ними по государственным вопросам, — с холодной улыбкой произнесла Императрица.

— Да, я знаю, — голос моего сына сладок, как мёд. — Мой третий брат посоветовал не снижать налоги у жителей Альмери, несмотря на засуху, которая длилась два года подряд.

— Это было правильное решение, — произнёс сын наложницы Шанэ, свистящим шёпотом. Поражение легких давало о себе знать. Он дышал часто и поверхностно. Худой. Бледный. С синяками под глазами и бесцветными губами. — Никто там от голода не умер. А сейчас богаче остальных живут.

Джиндзиро улыбается, кивает, а в глазах огонь ничем неприкрытой ненависти. И ни слова о том, чего это стоило лично ему. Альмерцы каждый день Богине молятся — благодарят, за то, что на Юге живут. Ту зиму они пережили лишь благодаря финансовому гению юного принца и стайки его рысят-лисят.

Мой сын устроил там несколько мануфактур по изготовлению всего: от тростниковых циновок, до пошива формы для гвардии. И открыл бесплатные школы, где детей не только учили, но и кормили. Да, скромно. Но это было лучше, чем ничего.

Киан позволил Джиндзиро действовать по своему разумению. Лишь периодически контролировал его действия. Ах, как он тогда гордился приёмным сыном. Светился, словно звёздочка.

Третий принц молча опустошал тарелку. Казалось, ему вообще нет ни до чего дела, кроме креветок в пряном соусе.

Когда подали напитки, Лис сделал маленький глоток. Потом из-под полуопущенных век оглядел всех присутствующих. Остановился на Инис и её сыновьях.

Младший из мальчиков ел не слишком аккуратно. Поперхнулся. Закашлялся. И мой сын протянул ему свой кубок с вишнёвым взваром.

Ребёнок осушил кубок за мгновение. Мать, просто, не успела его остановить.

Инис закричала. Ещё до того, как мальчик начал бледнеть. Она рыдала, глядя на ничего не понимающего ребёнка, который умирал на её руках.

— Целителя сюда, — заорал Джин во всю мощь своих лёгких, а потом поднялся со своего места, схватил женщину за волосы и посмотрел ей в глаза. — Какой яд был в моём кубке? Начнёшь врать или отпираться, твой сын умрёт.

— Я видела, что вы бросили что-то в напиток, — прошипела она. — Если с моим сыном что-то случится, то это вы будете виноваты. Император не оставит покушения на своего сына.

Джиндзиро отпустил её волосы и медленно вернулся на место.

— Я, тоже, пил из этого кубка. Императрица, вы, ведь, можете подтвердить мои слова? — дождался кивка и продолжил. — Значит, яд сильный и быстродействующий. Шестнадцатый брат, похоже, обречён. А раз так, она не признается, чтобы противоядие не получил я. Ведь у неё есть другой сын. Ради устранения его соперника, можно пожертвовать младшим. Так, наложница Инис?

— Нет! Это клевета! Это ты убил его! Я видела.

Под столом Джин трижды сжал моё похолодевшее запястье. Всё хорошо. Он в порядке. Но сделает что-то, что может меня напугать. Мне нужно лишь подыграть.

— Я не знал, что в моём кубке. Виновен тот, кто подлил туда яд. Можешь ли ты поклясться Алой Богине жизнью и здоровьем двенадцатого принца, что не знала о яде и не пыталась меня отправить?

— Я не стану отвечать на эти обвинение, — с ненавистью глядя на нас прошипела женщина.

А Императрица не потребовала ответа. Она изобразила смятение. Но то, что не стала напрямую обвинять Джина, было, уже, не так плохо.

Мальчик умер до того, как к нам прибежал главный целитель.

А Лис изобразил обморок.

Я плакала.

Изображать слезы не приходилось.

Мой милый добрый Лисёнок превратился в беспощадного Лиса.

Произошедшее было ожидаемо. В чём-то, даже, правильно.

Щадить тех, кто пытается тебя убить — всё равно, что затягивать верёвку на собственной шее.

Он лишь вернул то, что приготовили для него.

Но разве ему от этого легче?

Глава 42

Золотой Город — место, где оживают сказки. Так думают все жители Империи, которым посчастливилось не жить в этом аду.

Но, справедливости ради, в какой-то мере они правы. Только, не все сказки добрые. Они иногда бывают очень и очень страшными.

Самым жутким было то, что смерть шестнадцатого принца никак не изменила планы торжеств. Ну, умер и умер.

Инис, даже, не освободили от утренней церемонии приветствия Императрицы. Просто, пересадили её согласно изменившемуся статусу. Теперь она восседала ровно напротив меня между Сян и Баолинь, а я между Шанэ и Эйран. И все мы участвовали в смотринах, где должны были помочь Императрице выбрать десяток достойнейших полусотни претенденток на знание сороковой наложницы Императора Исао.

Нет, я не жалела женщину, посмевшую поднять руку на моего сына. Но общий цинизм ситуации поражал. Матери, лишь вчера потерявшей сына, сегодня не должно быть дела до того, с кем ещё будет спать ее господин.

Мне это, тоже, было абсолютно безразлично.

Ровно до тех пор, пока я встретилась глазами с заплаканной Лишей. Она стояла среди девушек, поддерживаемая под руку дебелой служанкой.

Раяна ахнула.

Мияри побелела.

— Тихо, — цыкнула на них я. Вдруг, наша малышка попала сюда случайно? Нельзя привлекать к ней внимание.

Лиша, тоже всё поняла и опустила очи долу.

Императрица велела подать нам чай и ненадолго удалилась. По залу разнеслись шепотки наложниц, разговаривающих между собой.

— Раяна, здесь душно. Принеси мне веер, — произношу спокойно. — Мой любимый. С белыми цветами. Он пропитан маслом мяты и хорошо освежает. Поторопитесь.

Девушка, буквально, сорвалась с места.

— Твои служанки очень расторопны, — ядовито улыбнулась Баолинь. — Наверное, это потому, что ты сама воспитывала в них женские добродетели.

— Да, они скромны и старательны.

— Это хорошо. Император любит старательных. Он попросил меня наставлять его будущую наложницу. Научить её делать то, что ему нравится. Да, это всегда больно и от этого не бывает наследников. Но самое главное, чтобы господин был доволен. Ведь так, сестра?

Я стиснула зубы.

Не показывать эмоций.

Не вызывать своим поведением подозрений.

Верить в Джина. Он справится. Ради Лиши он горы свернёт. Неужели не придумает, как защитить ее от Исао. В крайнем случае Император уйдёт в чертоги предков до сегодняшнего заката.

А Баолинь, явно, приложившая ручку к происходящему сейчас, будет жить. Жить долго и мучительно.

За Шена Лис способен убить.

За Лишу сделать так, чтобы её обидчик мечтал о смети.

— По делам её отмерено будет, — повторила я слова, сказанные Алой Богине.

— Что? — женщина капризно сморщила носик.

— Император вознаградит вас так, как вы того заслуживаете, — холодно улыбнулась я, не уточняя, что речь не о нынешнем Императоре. Этот уже не успеет.

Веер мне принесла Кина. Видимо, для Раяны у моего сына было иное поручение.

Я должна им верить.

Но как же это сложно — сидеть и ничего не делать.

Смотрины закончились. Императрица отпустила нас. И я поспешила к своему дворцу.

Киан ждал меня у пруда.

— Что задумал этот невозможный ребёнок? — спросил он одновременно раздражённо и беспомощно. — Мы не готовы к активным действиям. Если Исао умрёт сегодня, на трон вступит второй принц, как старший из сыновей.

— Никого, кроме Джиндзиро императорский венец не примет.

— Я не хочу, чтобы восшествие его на престол ознаменовалось кровопролитием, — прошипел мой любимый мужчина.

— Никто этого не хочет. Но есть вещи, через которые наш мальчик не переступит никогда. Потому что ты его так воспитал. Иди. Киан, иди и говори с людьми. О том, что два старших принца больны. Что они живы лишь благодаря неусыпной заботе целителей. Что младшие — неразумные дети, за которых будет править, в лучшем случае, родня их матерей. Да, и неизвестно, что из них выйдет. Второй и третий, тоже, надежды подавали, а что в итоге?

— Хорошо, — Киан раздраженно тряхнул головой. — Но, если сможешь удержать его от необдуманных поступков, сделай это.

— Если удастся устроить Лише побег, то удержу. Если нет, сам понимаешь, что произойдёт. Он был готов отпустить её, чтобы она жила нормальной жизнью. Но не отдать этой твари. Ты же понимаешь, что Исао сделает с нашей девочкой?

— Понимаю, — помрачнел Киан и резко развернувшись на каблуках пошел в сторону Императорского дворца. А мне оставалось лишь ждать. Богиня, как же я ненавижу ждать.

— Раяна, где ты бродишь? — я услышала голос сына. Холодный и высокомерный. — Госпожа тебя уже обыскалась. Лентяйка. Я тебя научу от работы отлынивать.

Сегодня остаёшься без ужина.

Слова Лиса меня, мягко говоря, удивили. Он ни с кем из рысят в жизни так не говорил.

— Матушка, я её нашёл. Она цветочками в императорском саду любовалась. Думаю, её стоит оставить стоять на коленях, пока солнце не сядет. Чтобы впредь была послушна и не смела своевольничать. И знай, негодная девчонка, меня твои слёзы не трогают. Ты должна хорошо служить своей госпоже, а не прохлаждаться!

В одежде Раяны передо мной стояла заплаканная Лиша.

— Эта служанка будет наказана, — говорю громко и твёрдо. — Раяна, за мной.

— И прикажите служанкам заварить чай с лимонной цедрой, — отыгрывать поросёнка у Лиса получается идеально. Даже, я верю. Рука так и тянется отвесить подзатыльник.

— Сынок, ты зачем встал? — заворковала я. — Целитель же велел отдыхать. Эту глупую служанку нашли бы другие.

— Мне душно. Я решил подышать воздухом в саду. А тут эта дрянь. Матушка, вы слишком добры со слугами.

Когда мы вошли в мою гостиную, я резко развернулась и обняла детей.

Подсмотреть за нами тут никто не сможет. Шелковые занавеси плотно закрывают окна.

— Где Раяна? — спрашиваю шепотом.

Лиша всхлипывает.

— Она так решила, — отвечает Джин со злостью. — Сказала, что хочет занять место Лиши. Чтобы мы были счастливы. А она получит статус, свободу и возможность заниматься тем, чего ей так хочется. Построить большую школу для сирот и руководить ей.

Да, вдовствующей наложнице Императора такое будет дозволено. Никто слова не скажет. Если Императрица дозволит. Благотворительность угодна Богине. А дома призрения некоторые наши предшественницы уже устраивали.

Для девочки, родившейся в трущобах, которая осиротела в семь лет, и прожила одна целых два с половиной года на улице, это огромный шаг по карьерной лестнице. Цена за него непомерна. Но никак иначе ей не получить того, к чему стремится её сердце. К свободе. И положению, когда она сможет спокойно смотреть в глаза любому мужчине.

Да, она очень любит Джина, но эта любовь изначально обречена. Раяна — мятежная душа. А моему сыну нужна спокойная, сдержанная и мудрая женщина, способная стать примером кротости и других женских добродетелей. И мой любимый Рысёнок понимает, что не сможет нести эту ношу.

— Подмену не заметили?

— Нет, — Джин едва шевелит губами. — Цветочная пудра.

Киваю. У Раяны на это обыденное косметическое средство такая аллергия, что смотреть страшно. Сыпь. Отёки. Действительно, не узнают. А, может, Исао посмотрит на такую претендентку в наложницы и передумает? Вдруг, ему не настолько хочется сделать пакость среднему сыну, чтобы снизойти до столь явного несовершенства?

— Мам, спрячь Лишу. Скажи, что наказала. Запри. Ночью я попробую вывести её отсюда и спрятать.

— За тобой разве не следят? Нет, Джин, это сделает Киан. Я понимаю, что никому другому ты нашу малышку не доверишь. И не ночью. Не хватало ещё ноги переломать, от стражи убегая.

— Но как же Раяна? — всхлипнула Лиша.

— Не знаю, Звёздочка моя, — глажу ее по голове в надежде хоть немного успокоить. — Но мы постараемся её защитить. Насколько это возможно.

— Несправедливо. Она так любит детей. И Лиса любит. И сделала это только ради него. Сказала, что ради себя. Но я же знаю... И не заслуживаю такой жертвы.

— Тебе предстоит более суровое испытание, — говорит Джиндзиро бесцветным голосом. — Раяна, получит свободу. Ты станешь Императрицей. Примером для нации. Живым доказательством того, что даже Императору, который может получить множество женщин, достаточно одной. Да, Раяна любит меня. Но не так беззаветно, чтобы стать моей супругой-императрицей. Её пугает такая ответственность и необходимость отречься от самой себя. Я никогда не забуду, что она для нас сделала и буду до конца своих дней ей благодарен, но ты не должна чувствовать вину.

— Лисёнок, — окликнула я сына детским прозвищем. — Иди к Киану. Вам нужно обсудить новый план действий.

— Он сильно злой? — Джин строит умильную мордашку

— Он очень любит тебя. И беспокоится. Иди, малыш.

Когда за ним закрылась дверь, я отвела Лишу в свою спальню и уложила в постель. Девочку трясло. Меня, к слову, трясло не меньше. Нужно позвать Мияри и попросить сделать нам согревающего чая.

Укрыть.

Обнять.

Влить в неё горячий чай.

И лишь потом расспросить.

Хотя, она ни о чём толком не знала. Вчера за ней пришла стража. А кто может отказать, когда есть императорский приказ прибыть на смотрины? Это, господа, государственная измена. Ведь каждая из наложниц — потенциальная мать будущего Императора, а значит, нынешний имеет право выбирать лучшую из девушек.

В мою комнату снова тихо скребётся Мияри и заходит, не ожидая разрешения. Но так даже лучше. Она ласковой кошечкой забирается на кровать и обнимает подружку. А Звёздочке только это и нужно.

Лиша плачет, цепляясь за мои руки:

— Мама... мамочка.

— Всё хорошо, моя девочка, — целую ее в макушку. — Я здесь. Всё хорошо.

Свекровь должна быть вечно недовольной стервой и трепать нервы несчастной невестке?

Ах, эти очаровательные шаблоны.

Я эту малявку люблю ничуть ни меньше Джина. И не только потому, что сама её растила.

Женщина, у которой есть ребёнок должна, ещё когда он в колыбели лежит, понять, что это отдельная личность. И у него есть право прожить свою жизнь, руководствуясь собственными принципами. Не дело мам оценивать или критиковать, если вторая половинка твоего сына или дочери держится в рамках здравого смысла. Тут, главное, и в эту сторону не перегибать. Принятие, которое граничит с безразличием, тоже, далеко от адеквата.

Вот мои бабушки и дедушки. Они же видели, что их сын и зять не работает, пьёт, бьёт жену и детей, но предпочитали быть выше этого. Потому что "у них своя семья — сами пусть разбираются".

Вмешиваться же в ситуацию, где происходит домашнее насилие нужно. Особенно, если от него страдают дети, которые не выбирали такую модель взаимоотношений и являются абсолютными жертвами. Ибо деваться-то им некуда.

У Джина и Лиши настолько нормальные отношения, настолько это, вообще, возможно в их положении. Они друг друга любят. Поддерживают. Уважают и понимают. Это уже немало.

Но, конечно, хотелось бы с их свадьбой года три повременить. Чтобы девочка немного подросла.

Нет, конечно, иногда и взрослым женщинам нужны мамы. Чтобы обняли, поцеловали и успокоили. Только эта — совсем ещё лисёныш неразумный. И её в гаремные интриги? Сожрут же. Хотя, нет, сожрать Джин не даст. Но, и чтобы ей нервы все истрепали, не хочется.

Надо сначала с местными гадинами разобраться, и лишь потом отпускать в Императрицы.

Глава 43

Сыпь на лице и опухшие глаза не помогли Раяне избежать доли сороковой императорской наложницы. Исао возвестил:

— Выбор мой пал на Каори Лишу. Отныне и до конца своих дней она — драгоценный цветок моего сада.

И в этот момент смотрел он на Джиндзиро, а не на свою новую наложницу. Видимо, гадал: выдаст ли сын свои эмоции или нет?

Лис улыбался. Холодно и зло. Как охотник, чья жертва уже попала в ловушку, но еще не осознаёт этого. Мой сын умеет держать иллюзию своей внешности. Поэтому никто не видит, что его глаза уже горят золотом, а волосы стали серебряными. Это означает, что венец окончательно признал своего создателя и передача титула уже произошла. А то, что Исао жив — лишь маленькое недоразумение.

Правда, это не значит, что в те несколько дней, что остались у обречённого Императора, он не успеет причинить вред Раяне.

Я очень переживала за мою девочку, которая попала в грязные лапы этой бешеной твари. Прибить бы его. Но мы не можем. Он должен сначала заболеть, слечь в постели. Чтобы Джин осторожно перехватил бразды правления.

Нужно сделать всё, чтобы принятие им императорского венца не сопровождалось народными волнениями, которые Лис вынужден будет жестоко подавить. Ведь нам нельзя допустить смуту. Раньше как-то проще было. К моменту смерти Императора наследников оставалось один или два. А сейчас пятеро. Много. Слишком много, чтобы один кандидат устроил большинство.

Скорее, наоборот. Некоторые специально начнут раздувать волнения. Ведь, как известно, в мутной водичке водится самая жирная рыбка.

Лишь бы моя девочка живой осталась.

Лишь бы не покалечил.

С остальным она справится.

Она сильная.

И храбрая.

Утром мне было страшно на неё смотреть. К сыпи на лице добавились кровоподтёки. На запястьях и шее чудовищные синяки.

Однако, сороковая императорская наложница держалась достойно. Шла легко, словно плыла. На лице скромная улыбка и ни тени боли. Ох, не зря Алия девочек муштровала.

Осанка, как у принцессы. А взгляд... взгляд все тот же, что и десять лет назад. Огонь.

— Ты как, Рысёнок? — спрашиваю Раяну, как только мне удаётся пробиться к ней.

— Когда Шен учил меня отбиваться от плохих людей, было больнее. Не беспокойтесь. Я понимала на что шла и ни о чём не жалею. Это необходимо для будущего Империи. Рядом с ним должна быть она. Чтобы он мог сделать мир лучше. Для меня честь служить моему народу и моему Императору.

— Нужен целитель?

— Нужны травы. Пусть Лей соберёт. Пожалуйста. Чтобы ничего не было. Вы же понимаете? Не хочу. Лучше, вообще, без... чем от него.

— Всё сделаем.

Раяна кивает и отходит. И правильно. Сейчас не стоит давать Баолинь повод жаловаться на то, что его новая наложница слишком близка со мной и пренебрегает любимицами Императора. Скоро Исао почувствует себя хуже и ему будет не до нашего Рысёнка.

Магия.

Венец правителя является, своего рода, щитом, оберегающим Императора от воздействия скверны. Не полностью, конечно. Но на какое-то время его силы хватало. Однако, Джин уже "перенастроил" его на себя.

Нет, если бы Исао был здоров на момент передачи венца, то у него было бы больше времени. Может быть, даже, пара сезонов. Но он вел жизнь полную излишеств. Форму физическую не поддерживал. Ел. Пил. Отдыхал. Периодически ставил печати на указы, составленные министрами. Вечера с наложницами проводи. Но, по слухам, ему и там особо и делать ничего не приходилось. Девушки сами его ублажали. И лишь иногда он решал выместить на одной из наложниц раздражение. Тогда в ход шли кулаки.

Ждать пришлось недолго. Через три дня, когда в Золотом Городе еще не отгремели праздники, Императора скосила простуда. Вроде бы ничего серьезного, но ему резко стало не до Раяны и дел Империи.

Конечно, государственный аппарат вполне сносно работал и без Императора. Научились за последние двадцать лет. Исао нравилось сидеть на троне, повелевать, но не думать о благе народном.

Джин зашёл во дворец Ясного Разума чтобы побеседовать с несколькими чиновниками о делах простых и обыденных. Ремонте объездной дороги к столице. Постройке новой плотины Востоке. И мелиорационном проекте, который уже два года ждёт своего воплощения.

Юного принца приняли с большим уважением и слушали с интересом. Потому как говорил он, исключительно, по делу, умело оперировал цифрами и не требовал невозможного. Денег на данные проекты главному казначею выделять не хотелось.

Но на празднества последних дней в десять раз больше ушло. А дороги и плотины не на один год строят. Они десятилетия служить будут. Так что можно и выделить. На благое-то дело. С казны не убудет, а пятый принц, глядишь, и запомнит верного Империи человека.

Конечно, юноша среди любимцев отца не ходит. А так и не все любимцы до стольких лет доживают. Мрут-то наследники, что любимые, что нет, как мухи в засуху.

Этот же поздоровее остальных будет. Такое сразу видно. Да, и характер у мальчишки неплохой. И пошутить, и посмеяться может. Правда, уважения к возрасту в нём маловато. По заслугам смотрит. С другой стороны, остальные принцы и на такое внимания не обращают, считая чиновником пылью под своими ногами.

Слух о том, что вести беседы с пятым принцем начали все без исключения высшие чиновники империи, немного всколыхнуло сонное болото Золотого Города. Причём настолько, что меня решилась отчитать Императрица:

— Мейлин, твой сын не знает своего места? — шипит женщина, а остальные наложницы с любопытством переглядываются. — Вместо того, чтобы молиться Богине о здоровье отца, он тешит своё честолюбие.

— Матушка, как можно? — испуганно ахаю я. — Пятый принц никогда бы не посмел вести себя недостойно. Им движет лишь сыновья преданность. Ведь принцы должны день и ночь думать о благе государства. Мой сын желает служением выразить своё почтение Императору. Он говорит с чиновниками лишь о дорогах, плотинах и о том, как справиться с засухой на Востоке. Конечно, принц должен думать о великом, а эти дела слишком ничтожны. Но мой сын ещё так молод и лишь учится приносить пользу империи.

— Хорошо, Мейлин, — скривилась женщина. — Я верю, что у пятого принца не было скрытых мотивов. Но то, что он бросает тень на старших братьев, меня удручает. Твой сын должен быть более скромным и почтительным. Годы, проведённые вдали от Золотого Города, дурно сказались на его манерах. Шанэ, Сян, второй и третий принцы во время болезни Императора должны посещать Совет, дабы научить своего неразумного младшего брата быть им опорой.

Улыбаемся и киваем.

Киваем и улыбаемся.

Спасибо, Старшая Госпожа. Ведь именно старая интриганка надоумила Императрицу столкнуть принцев лбами.

Это нам понятно, что в результате этого столкновение выиграет Джин.

Потому что его братья ленивы, высокомерны и не отличаются острым умом или добрым нравом. А мой сын отлично умеет ладить с людьми. Лисье обаяние — оно такое.

Ещё через декаду от старших принцев начали шарахаться все без исключения служащие дворца Ясного Разума: и высшие чины, и младшие писари.

Просто, ранее, молодые люди так много времени за государственными делами не проводили. Но Императрица им строго наказала поставить на место наглого мальчишку, доказав, что именно они — истинные наследники и опора трона.

Доказывать они решили, достаточно, странным образом. Во всём противореча Джиндзиро. Не вникая в суть вопроса.

"Пятый принц — дурак. Ничего умного сказать не может, по определению. Поэтому, что бы он ни предложил, в этом надобно отказать".

Второй и третий принцы в первые же дни парализовали деятельность Совета, ведь Лис оказывал поддержку, практически, каждому начинанию.

На тех двоих уже с недовольством поглядывали даже родственники их матерей. Ибо, понимание же надо иметь, о чём можно спорить, а с чем надо соглашаться, даже если предложение выдвинул твой злейший враг. А пониманию-то откуда взяться, если в головах мозгов нет?

И когда их скосила болезнь, многие вздохнули с облегчением.

— Принц Киан, — сказал чиновник пятого ранга Джеро Каинас — служащий казначейства за чашкой послеобеденного чая. — Вы можете гордиться.

— Чем же? — Киан вежливо улыбнулся.

— Плодами своих трудов. Пятый принц — сын, о котором Император мог лишь мечтать. Умён, красив и здоров. Но вот, что меня удивляет. Сначала этот достойный юноша спрашивает, возможно ли сделать так, как полагает он или есть другой путь. Не спорит о методах, если они ведут к необходимому результату. Не приходит в ярость, получая ответ о том, что выполнить его желание невозможно, но требует объяснений о том почему всё именно так, а не иначе. Это мудрость, к которой Император Акайо пришёл лишь к концу жизни. А тут совсем ещё зелёный птенец.

— Лис, — поправил его мой любимый мужчина. — Не птенец. Да, он ещё молод, добродушен и игрив. Как и положено детям. Но у него уже есть когти и зубы.

— Лис? — Каинас Джеро удивлённо вздёрнул брови, но потом, тоже, улыбнулся. — Да, действительно, похож. Очень тонко подмечено. Кем были его учителя?

— Моими доверенными людьми. Хотите переманить кого-то из них?

— У меня растёт сын. Ему сейчас всего четыре года. Но воспитывать дитя следует с колыбели. Я слышал, что при юном принце всегда был слуга... Возможно, он...

— Возможно. Этот человек хотел бы открыть в столице школу для детей из благородных семей, где будут заниматься мальчики и девочки. Вместе.

— Интересная идея, — чиновник нахмурился. — Но так не принято.

— Вы только что хвалили результат этого обучения. Мир меняется. Я, признаться, тоже был удивлён. Однако, меня убедили, что это пойдет принцу на пользу.

— И это его не отвлекало? — нахмурился господин Каинас.

— Отвлекало, конечно, — Киан улыбнулся. — Как иначе?

— Тогда зачем? — мужчина смотрел недоверчиво.

— Сестра ничего вам не рассказывала? — Киан посмотрел собеседнику в глаза. — О том, как обращается со своими наложницами Император?

— Дела гарема обсуждать неприлично.

— Мой брат их избивает. Делает больно... иными способами. Особенно жесток он, когда сам не может исполнить свой долг по продлению рода. У вас, ведь, кроме сына есть и две дочери, которые лишь немногим младше пятого принца. Вы хотели бы им в мужья мужчину, которого с детства научили обращаться с девушками мягко и уважительно?

— Разумеется.

— Вот и я решил, что, пусть, лучше принц будет отвлекаться на занятиях, чем последует недостойному примеру.

— Осторожнее, друг мой, — покачал головой Каинас Джеро. — Вряд ли нас могут подслушать в моём кабинете. Но говорить об Императоре столь непочтительно — опасно. Мне бы не хотелось, чтобы вы пострадали. Вы или пятый принц. Но признаюсь и я вам. Если бы у меня спросили, кому я бы предпочёл отдать свою дочь, то из всех императорских наследников, выбрал бы вашего Лиса. Уж, очень мне этот юноша по душе.

Глава 44

Через несколько дней Императрица снова пожелала выразить мне своё недовольство пятым принцем. Но теперь уже в иной форме.

— Шанэ, Сян, Мейлин, ваши сыновья уже достаточно взрослые. Я вчера говорила с Императором. Он желает даровать им наложниц.

Мы встали и поклонились. Нас не спрашивали, а ставили перед фактом.

— Шанэ, ты уже выбрала подходящую девушку?

— Да, матушка, — расплылась в улыбке женщина. — Моему принцу идеально подойдёт Каяна из рода Таяши. Она племянница двадцать шестой императорской наложницы Микари. Девушка красива, воспитана и происходит из древнего и влиятельного рода.

— Дозволяю, — Императрица величественно кивнула. — Сян, а кого выбрала для своего сына ты?

— Младшую внучку главу министерства морской торговли. Девушку зовут Шиокари Янмей. Она не уступает в уме или красоте юной госпоже Таяши. А её род верно служит Императору много поколений. И является родственницей вдовствующей наложницы Хуань, которая и воспитывала девушку.

— Дозволяю, — Императрица снова согласно склоняет голову и обращает орлиный взор на меня. — Мейлин, твой сын — лишь пятый принц. Он молод. Поэтому ему прощают его дерзость. Но если выбрать для него девушку слишком высокого положения, он возгордится и станет проявлять ещё больше непочтительности. Поэтому ты должна подыскать ему наложницу более скромного происхождения.

— У меня есть на примете одна девушка, — улыбнулась я, изображая смущение. — Она добрая и очень скромная. У нее приятная внешность, хотя, в её чертах нет ничего запоминающегося. Это внучка одного из наставников моего сына. Только, девушка — лишь дочь наложницы. А её отец, даже не является наследником рода. Ей дали образование. Она умеет читать, считать, шить и вести хозяйство, но...

Драматическая пауза, во время которой я прячу глаза и молюсь о том, чтобы не спугнуть удачу.

Альтеа, я знаю, что ты есть.

Это же и твой сын.

И не в том смысле, что все люди в данном мире — твои дети.

Джиндзиро — не Инлун, а лишь осколок изначальной души. Но самый чистый и светлый осколок. Лучшее, что было в твоём сыне.

Я лишь надеюсь, что этот мальчик нужен тебе не только для поддержания порядка в Империи, но и для того, чтобы он, просто, жил, был счастлив.

— Дочь наложницы? — Императрица задумывается на мгновение, а потом расплывается в змеиной улыбке. — Наверное, это одна из твоих воспитанниц, Мейлин? Тогда я не могу сомневаться в её добродетельности. Она так же скромна и сдержанна, как наложница Лиша? Я довольна тем, как она заботится о здоровье Императора. Ты хорошо учила её.

— Благодарю, матушка, — снова кланяюсь.

Сейчас Раяна, которая играет роль Лиши стала сиделкой Императора. Обмыть бледное дряблое тело. Принести и унести ночной горшок. Напоить лечебными настоями.

Остальные наложницы к грязной работе не стремились. Им бы у постели с надушенным платочком посидеть, да за ручку господина подержать. А остальное они с радостью делегировали новенькой. Спихнули самые неблагодарные обязанности на девчонку и радуются. Раяна же старательно демонстрировала покорность судьбе.

Может, в уходе за капризным пациентом приятного мало. Однако, большую часть суток он спит. С приставаниями не лезет. У него нет сил, даже, самостоятельно в туалет сходить. Что уж говорить об остальном? Другие наложницы не имеют возможности изводить моего Рысёнка. Не при Императоре же этим заниматься.

— Я согласна на этот союз. Пятому принцу больше подходит скромная девушка, которая будет знать своё место. Ему будет тяжело найти гармонию в отношениях с дочерью богатого и влиятельного рода. Шанэ, Сян подготовьте всё необходимое, чтобы не посрамить честь рода Акинара. Когда второй и третий принцы почувствуют себя лучше, проведём церемонии. Мейлин, церемонию для пятого принца проведём завтра.

— Но как же время на подготовку? — этого испуганного возгласа от меня ждут, и я не спешу их разочаровать.

— Ты смеешь мне дерзить? — Императрица проявляет недовольство, а я падаю на колени и жалобно шепча извинения. Ловлю надменные взгляды. Лишь Раяна прячет озорной блеск в глазах. Она, явно, догадалась о личности будущей наложницы Джина и радуется за них.

— Нет, матушка. Простите меня. Я подготовлю всё необходимое.

— Не нужно пышной церемонии или торжеств, Мейлин. Это смутит скромную невесту нашего пятого принца, а мы этого не хотим. После церемоний принцы будут жить за пределами Золотого Города. Там есть несколько императорских поместий. Второй и третий принцы займут те, что расположены в центре столицы, а пятый принц может остановиться в доме возле реки.

Иными словами, моего сына сослали на задворки. Не в центре же столицы селить одного опального принца, которого воспитывал другой.

Но это и к лучшему.

Всё к лучшему.

Зато врать не пришлось.

Лише мы дали новое имя Ир Юмин, решив приписать Шену дополнительного ребёнка. Её настоящий отец благоразумно не возражал. Клялся всю оставшуюся жизнь называть Раяну своей дочерью и любить, как родную.

Всё же, подлог на смотринах в гарем Императора — штука очень серьезная. Но это лучше, чем отдать Лишу Исао. Без неё Джину будет значительно сложнее исполнять свой долг.

— Ну, как всё прошло? — спросил Киан с которым мы встретились возле храма.

— Неожиданно легко. У меня не спросили имени будущей наложницы моего сына. То есть мне, даже, врать не пришлось. Церемония завтра. На девушку Императрица посмотреть не пожелала. Джин будет жить в доме возле реки. Знаешь, где это?

— Да. Развалюха, а не дом. Но деньги творят чудеса. Ремонт, думаю, можно поручить Лише. Она быстро с ним разберётся.

— Юмин, — зашипела я. — Лиша сейчас — сороковая императорская наложница.

— Да-да. Я помню. Кстати, как... Юмин?

— Сидит в моих покоях, как в тюрьме. Из развлечений у неё лишь книги, вышивание, зеркало и косметика. Она переписала три трактата по целебным травам. Сшила мне четыре платья и научилась виртуозно уродовать себя краской для лица. Её Джин вчера не сразу узнал, когда она принесла ему чай. А потом половину вечера испуганно вздрагивал.

— Как это? — удивился мужчина.

— Малышка нарисовала веснушки, но так, чтобы их было видно сквозь пудру. Сделала губы тоньше. Подвела глаза. Обесцветила брови и ресницы. В общем, на церемонии опасаться разоблачения не стоит.

— Отлично. После церемонии охранять её будут Шен, Лей и близнецы.

— Поговоришь с Джином? — спрашиваю осторожно. — Им бы немного повременить с детьми. Юмин ещё маленькая. Да, и не надо им сейчас вводить в искушение моих дорогих "сестёр". А её скорая беременность может подтолкнуть их действовать.

Конечно, это жестоко. Киан потерял двух своих наложниц. Да, в его сердце пришла новая любовь. Но ощущение потери и вины за те смерти навсегда останутся с ним.

Именно поэтому у него больше шансов подобрать нужные слова и достучаться до Джиндзиро. Беременность сделает Лишу более уязвимой. А радости семейной жизни не стоят её жизни. Мы не можем, не имеем права рисковать.

— Поговорю.

— Спасибо, мой хороший.

— А как ты? Мы почти не видимся. Я скучаю. И, наверное, впервые за всё это время начинаю бояться.

— У Джина недостаточная поддержка со стороны народа и аристократии?

С этим всё в порядке, — Киан качает головой. — Он умеет располагать к себе людей. Ты же знаешь. Пугает меня другое. Вдруг, ты не захочешь уезжать? Не захочешь оставлять сына?

— Ты ещё скажи: "Возжелаешь стать Императрицей". Киан, это совершенно не смешно. Конечно, мне не хочется оставлять сына. Но продолжать эту извращённую традицию мне хочется ещё меньше. Надзиратель императорского гарема — не та роль, о которой я мечтаю. Джин вполне способен справиться со своей частной жизнью самостоятельно. Мама ему для этого не нужна. Я никогда не стремилась с помощью сына упрочить своё положение или, не дай Богиня, получить власть над несчастными женщинами, запертыми здесь. Мне это, просто, не нужно. Неужели за десять прожитых вместе лет ты так и не понял этого? Конечно, мы не можем всё бросить и вернуться на Юг прямо сейчас. И вряд ли сможем сделать это сразу после коронации. Джину будет нужна наша помощь.

— Мы это обсуждали, — усмехнулся мужчина. — Нам придется прожить здесь, как минимум, год. Пока всё не успокоится. Потому что Лис начнёт своё правление с перемен. И тебе придётся побыть какое-то время Императрицей, а мне — главным советником, оттягивая на себя последствия большого количества непопулярных решений.

— А потом мы сбежим от народного гнева на Юг. Ты очень сильно устал?

— Нет. Но я всё равно очень боюсь потерять тебя.

— Киан, я люблю тебя. Ты — моё сердце. Не нужно сомневаться в моих чувствах. Пожалуйста. Вспомни, что говорил Лей. Нервные переживания вызывают сто болезней. Конечно, совсем не переживать нельзя. Но изводить себя по пустякам — глупо. Потому что ты тратишь свои силы на сомнения вместо того, чтобы думать о приятном. О том, как счастливо мы будем жить, когда это закончится.

— Спасибо, что ты есть, — произнёс Киан, поднося мою ладонь к губам.

Вот так-то лучше. Улыбается. Глаза горят.

Как же он умеет накручивать себя с пустого места.

Тридцать восемь лет, а иногда ведёт себя, как мальчишка.

Мы столько времени вместе.

Конечно, надо обязательно начать подозревать меня в том, что я хочу его бросить ради... не знаю, даже, ради чего. Сомнительной роли Императрицы? Возможности лезть в жизнь сына, командуя невесткой? Ладно, каждый человек имеет право на свои иррациональные страхи. Я же, тоже, не идеальна. И, тоже, думаю, порой, глупости. О том, что этот мужчина, который последние десять лет самозабвенно возился с чужими детьми, после смерти своего брата может захотеть своего собственного ребёнка.

Глава 45

Церемонию дарования Императором своему пятому сыну наложницы, долгую, нудную и полную красивого, но не нужного никому символизма, Императрица своим присутствием не почтила. Сам правитель метался в лихорадке и молодых, так же, оставил без своего отцовского благословения.

Зато, на торжество прибыл почти весь императорский гарем. А что? В скучной и размеренной жизни Золотого Города любое событие вызывает жгучий интерес.

Сян, Шанэ, их будущие невестки и Баолинь с головы до ног облили невесту презрением и долго шептались, обсуждая всё: от внешности до скромного наряда будущей наложницы пятого принца.

Смешки Джина злили. Я по глазам видела. А вот наши гости пребывали в блаженном неведении относительно игры, которую затеял мой сын.

Юмин по всем документам, спешно выправленным Кианом числилась старшей дочерью Шена. То есть внучкой главы рода Ишикара, к которому собирались сегодня вечером заглянуть в гости мои мужчины. Поговорить. Чтобы он своё отречение от старшего сына отменил, а внучку, ставшую наложницей принца, признал.

О том, чтобы вернуть Линшену статус наследника, вряд ли зайдёт речь именно этим вечером. Хотя, кто знает?

— Какая невзрачная девочка, — надменно бросила Баолинь. — Даже, если бы её выбирала Императрица, для пятого принца партии лучше было бы не сыскать.

— Главное, чтобы мой сын был счастлив, — отвечаю мягко. — Ему нравится не только внешность, но и характер Юмин. Может быть она не так красива, как была когда-то ты. Но красота — явление временное. Нам ли этого не знать.

— Я так же прекрасна, как и двадцать лет назад! — зло прошипела женщина.

— Конечно, — мой голос сочился сарказмом. — Ты так же прекрасна, как и двадцать лет назад. Потому как служанки во дворце Осенней Прохлады последние лет десять не вытирают пыль с зеркал. Видимо, чтобы не расстраивать госпожу.

— Над твоим принцем будет смеяться половина столицы, — Баолинь не стала тратить время и перешла к главному. — Взял первой наложницей безродную дурнушку. Людская молва подобна бурному потоку. Главное — направить в нужном направлении. А я уже написала братьям, чтобы они заплатили десятку крикунов. И завтра иной темы для разговоров среди горожан не будет.

— Вот так бабская дурь и губит высшие рода, — покачала головой я. — Нет, если бы у тебя был сын, всё стало бы понятно. Но у тебя лишь дочь. Зачем тебе делать моего сына врагом? Какой в этом смысл?

— Я не так глупа, как ты думаешь, — улыбнулась Баолинь. — Пятый принц стал врагом моей семье ещё до того, как научился говорить. Иначе и быть не могло. Если вспомнить, кто его воспитывал. Линшен хочет отомстить. Желает смерти мне, моей матери, братьям и отцу. Твой сын — лишь орудие мести в его руках. Сломать это орудие — лучший способ защитить моих родных.

Я задумчиво киваю. Да, она не так глупа, как мне казалось. Но и умной её назвать сложно. Кто же свои коварные планы врагам раскрывает? К слову, Шен не так уж кровожаден. Смерти он желал исключительно своей мачехе. Жизнь за жизнь. Самой Баолинь не грозит ничего, кроме заточения во дворце Скорби. Её братьям, до тех пор, пока они не начали играть против Джина, предстояло отправиться куда-нибудь на периферию и честно служить Империи.

Может быть тихая жизнь в глуши — не то, о чём они мечтали, но жизнь — это, уже, немало.

Теперь же всё будет иначе. Потому что судьбу их предстоит решать не Шену.

А Джин излишним милосердием не отличается. Мы старались научить его быть справедливым. А справедливость не ровняется всепрощению. Скорее, наоборот.

С нынешним главой дома Ишикара всё обстоит сложнее. Шен не знает, искренне ли он заблуждался, обвиняя в неверности свою жену или воспользовался удобным поводом избавиться от нее и старшего сына, чтобы расчистить дорогу любимой наложнице и её детям. Джиндзиро предстояло спросить его об этом и узнать правду.

Так и не дождавшись моей реакции на свои слова, Баолинь гордо удалилась. Кина — моя служанка и одна из рысят коротко поклонилась и отошла к Мияри. Без малейшего намёка на спешку. С лицом, на котором не отражалось ни одной эмоции. Сказала несколько слов и вернулась ко мне. А Миори уже подошла к Киану.

Информация правит миром. Прежде всего, мы учили этих детей вычленять самое важное и передавать тому, кто сможет рассказать это Джину.

Коды и шифры сначала были увлекательной детской игрой. Но дети росли. А вместе с ними менялась сложность.

— Прелестная пара, — без намёка на сарказм или злорадство сказала Эйран. В её голосе читалась лишь лёгкая благожелательность. — А девочка красивее, чем вы старались показать всем нам. У неё очень острый взгляд. Значит, она не просто красива, но и умна. Я рада, что у пятого принца будет достойная его наложница.

— Ты очень добра, сестра, — отвечаю вежливо.

— Нет. Совсем нет. Но я люблю своего сына. Очень люблю. Мы никогда не были подругами. Вы мне, признаться, сначала не нравились. Но именно вы стали для меня примером истинной материнской любви. Сейчас единственное о чём я жалею, так это о том, что не решилась пойти по вашему пути и полностью посвятить себя своему ребёнку.

— Это сложный шаг. Ты видела его последствия. И тебя можно понять, Эйран.

— Ещё, я надеюсь, не поздно. Жрец в храме сказал, что вы знаете, как спасти моего сына. Он болен. Этого не видно днём. Но по ночам он задыхается. Его мучают кошмары, которых он не помнит утром. И я готова на всё, чтобы мой мальчик остался жив.

— Для этого вам придется пожертвовать многим.

— Сестра Мейлин, может быть, мы отойдём полюбоваться цветами? Здесь так шумно.

Я кивнула и последовала за ней вглубь сада, дав знак служанкам не сопровождать меня.

— Мне всё равно не стать Императрицей, — сказала Эйран спокойно. — Император вряд ли переживёт эту зиму. А мой сын слишком мал, чтобы удержать власть. Но даже не это главное. Я много читала в последнее время. Хроники. Жизнеописания. И помню, что волосы Императора белеют после коронации. Волосы пятого принца стали светлее после того, как он взял в руки императорский венец. Всего на мгновение, но этот знак не остался незамеченным. Мной. Остальные смотрели не туда, куда следовало. Да и то, что случилось в саду Императрицы. Попытка причинить вред пятому принцу обернулась ужасной трагедией для той, кто решился на этот поступок.

Я кивнула и ответила, как есть:

— Императорские наследники болеют и умирают именно потому, что они сыновья и дочери Императора. Их убивает титул и принадлежность к императорскому роду. Если принц или принцесса по своей воле отречётся от своего имени и власти, если Император разрешит им покинуть род, то древнее проклятие прекратит убивать их.

— Но принц Киан не отрекался от рода. А Император не лишал его титула. Однако, он жив.

— Не было официального публичного отречения, — я провела рукой по волосам. На меня навалилась жуткая усталость. А тут ещё и не самый простой разговор. — Но вы не можете не знать, что сделал Император. Сначала отказался расследовать убийство беременной наложницы своего брата. Потом сказал, что прикажет убить своих племянников, если они появятся на свет. Это не отречение, а предательство родной крови. Но суть у этих действий одна. Они больше не являются одной семьёй.

— Ваш сын согласится отпустить своих братьев, когда взойдёт на престол? — спросила Эйран напряжённо.

— Разумеется. Они смогут войти в рода своих матерей. Разумеется, если сами того пожелают. Джиндзиро милосерден и не желает бессмысленных смертей.

— Благодарю, — Эйран коротко поклонилась. — Мой принц был бы рад лучше узнать своего пятого брата. Возможно, мы все могли бы поужинать вместе и поговорить? Ведь отречение от рода не значит, что между ними не может быть братской привязанности.

Я усмехнулась про себя. Эйран всегда была умной и расчётливой змейкой. Быстро же она сообразила, что к чему. Впрочем, если эта женщина согласна довольствоваться малым и не вредить Джину, то почему бы и нет?

Вряд ли между нашими сыновьями, действительно, вспыхнут родственные чувства. Слишком большая разница в возрасте. Но со временем они могли бы стать друзьями. Если мальчик будет так же умён, как его мать.

Глава 46

Визит в дом Ишикара состоялся не в день церемонии, а немного позже. Джин не пожелал даровать прощение к тем, кто решил опорочить его будущую жену. А Близнецы были, более чем за мотивированы искать компромат на сводных братьев Шена. И нашли.

Азартные игры.

Сомнительные сделки, больше подходящие на мошенничество. И, как следствие, долги.

Очень и очень много долгов, которые отец семейства не успевал раздавать.

Ночная столица жила по своим особым законам. Теневые воротилы, не то, чтобы совсем отрицали императорскую власть и законы морали, но нравы там были гораздо свободнее и кое-чем они готовы были поступиться.

Встретиться, чтобы побеседовать с пятым принцем?

А почему бы и нет?

Разумные люди всегда найдут о чём поговорить.

Принц желает строить школы-приюты для сирот? Так все только рады этому будут.

Принц не против игорных домов, но ему не нравится, если в них заманивают юнцов, которым нет двадцати лет, где их поят крепким алкоголем и обирают до нитки? Так, это неплохой компромисс. Мы отваживаем малолетних бездельников, а вы к нам претензий не имеете.

Принц категорически не приемлет ситуации, когда люди лишенные морали, в надежде отыграться ставят на кон своих жён или дочерей, вынуждая этих несчастных платить по счетам вместо незадачливого игрока? Так никто здесь такого не одобряет. А кто одобряет, так того и вразумить можно. Не извольте беспокоиться, юный господин.

Наркотики? Так все знают, что это коварное забвение, из которого можно и не выйти.

Торговать таким, конечно, на ночных улицах пытаются. Но большого хода этому свои же не дают. Ибо за волшебные грёзы люди платят не только звонкой монетой, но и жизнью.

Было бы о чём тут спорить.

Нет, конечно, те, кто ищут и в Императорском дворце найдут травы забвения. Ведь там, где есть спрос, появится предложение. И ничего нельзя поделать с этим. Только это единицы. Ибо продавцов такого товара не особо жалуют.

Да, и в остальном... ничего особенного пятый принц не требует. Не обеднеет никто от этих небольших ограничений, если власть имущие дурить не станут.

Введение грабительских налогов или чего в этом роде, не планировалось. Как сухого закона или закрытия увеселительных заведений. Так что договориться удалось.

Раскопать все грязные тайны официальных членов семьи Ишикара, когда за это ещё и щедро платят? Так для такого славного парня, как пятый принц и бесплатно сделали бы. Но с золотом быстрее будет.

Пресечь абсурдные слухи о любимой наложнице принца, которые начнут распускать братья Ишикара и их подчинённые? Ой, да какие там слухи? Всем уже известно, что девочку воспитывала восьмая императорская наложница Мейлин. А она славится своей добродетельностью и, уж простите, отменным здоровьем. Вон какого славного мальчишку родила. Сразу видно, что пятый принц не только за книжками сидит, но и с мечом управляться умеет. Повадки-то не скроешь. И разве такая женщина выбрала бы своему сыну плохую наложницу? А красива ли госпожа Юмин или нет, то не наше дело. Главное, чтобы пятому принцу нравилась. А ведь нравится. Видно же с какой теплотой он её имя произносит.

Тем же, кому непонятно, что ругать избранницу господина опасно для здоровья, объяснить не грех. Крепкое здоровье и добрая душа поважнее всякой мишуры будет.

А через три дня Джин, Киан и Шен, скрывающий свою личность под капюшоном плаща, пришли в главный дом рода Ишикара.

— Рад приветствовать столь высоких гостей, — расплылся в угодливой улыбке глава семьи. — Что привело вас к нам в столь поздний час?

— Недостойные ваши отпрыски, — зло выдохнул Джиндзиро. Он сегодня принял на себя роль карающего меча. Киан должен был стать скучающим зрителем, который может забавы ради протянуть приговорённому руку или, наоборот, утопить. — Вы разочаровали меня. Отец должен воспитывать и наставлять сыновей, чтобы они не опорочили честь своего рода.

Господин Ишикара побледнел. Потому что двух своих мальчиков не видел уже сутки. Особо не беспокоился. Дело молодое. Загуляли. Бывает. Но когда в твой дом врывается разъярённый принц... поневоле задумаешься о том живы ли они?

— Или это вы приказали им?

— Пятый принц очень расстроен, — вперёд выступил Киан, заслоняя собой племянника. — Но я не верю, что уважаемый господин Ишикара не может быть замешен в столь грязном деле. Может быть, мы пройдём в ваш кабинет и обсудим это за чашкой чая?

— А тут, разве, есть, что обсуждать? — Джин был зол на этого человека на самом деле. Поэтому ему не пришлось прилагать особых усилий, чтобы играть заранее оговорённую роль.

— Конечно, — Киан улыбнулся. — Мы здесь чтобы определить вину каждого, а не казнить всех без разбора. Позвольте этому человеку оправдаться, пятый принц. Кстати, господин Ишикара, не советую вам лгать моему племяннику. Он чувствует любую ложь. А так как пятый принц находится в скверном расположении духа, любая попытка обернётся против вас.

— У меня и в мыслях не было лгать моему принцу, — заверил мужчина испуганно.

— Это прекрасно. Значит, у вас есть шанс выжить. Небольшой. Когда четверо вошли в кабинет, Джин нагло сел на стол, смахнув на пол, любовно разложенные там бумаги.

— Мой принц, я или мои дети чем-то прогневали вас?

— Ваши младшие сыновья сначала попытались подкупить честных горожан, чтобы они начали распространять гадкие сплетни о моей наложнице. А когда у них это не получилось, начали бродить по улицам и кричать о том, что я — глупец, который принял в свой дом недостойную женщину. Склоняюсь к тому, что это вы приказали им? Не могли же они самовольно начать такую опасную игру.

Господин Ишикара упал на колени, словно его ударили.

Идеальная сцена для появления благородного спасителя.

Единственный зритель, считающий себя главным героем трагедии, морально готов уже проститься с жизнью.

— Мой господин, — подаёт голос Шен. — Я прошу вас выслушать моего отца. Ради меня и Юмин.

— Этот человек не считает себя твоим отцом, — отмахнулся Джиндзиро. — Он отрёкся от тебя. От тебя и твоих детей.

— Это он отрёкся. Не я. И мои дети не отрекались.

— Лишь потому, что ты всегда верно служил мне, а твоя дочь стала моей наложницей, я ещё не отдал приказа сжечь этот дом дотла. Хотя, не верю в то, что он может быть не замешан в этом. Разве не он убил твою мать? Разве не он избавился от тебя, чтобы жениться на любимой наложнице и освободить место наследника её сыну? Хотя, та женщина, тоже, могла приказать сыновьям распускать сплетни о Юмин. Я желаю говорить и с ней.

— Господин Ишикара, вы же можете поклясться, что не стремились как-либо навредить наложнице моего племянника или ему самому? — Киан отвлёкся от созерцания прекрасной картины цветущей сливы и доброжелательно улыбнулся.

— Жизнью своей, — в улыбке Джиндзиро читалась жажда крови. — Именем Алой Богини.

— Да, мой господин, — отец Шена постарался вернуть себе невозмутимость. — Я готов. И я не убивал свою жену.

Может быть, тогда вы поклянётесь ещё и в этом? Что не убивали. Что не подталкивали к этому шагу. Что у вас не было сомнений в её виновности и мотива оболгать несчастную женщину.

Первая часть клятвы не вызвала никаких проблем. Ведь господин Ишикара, действительно, не имел намерения вредить ни пятому принцу, ни его наложнице, о существовании которой он до сегодняшнего вечера, вообще, не знал. А вот вторая заставила его подавиться кровью.

Мужчина смог сказать, что не желал смерти своей погибшей жене. Что искренне поверил в её измену. Ведь доказательства были неопровержимы. Кара за ложь пришла после слов о том, что поверил и в то, что Линшен не является его сыном.

— Лгать Богине не хорошо, — Киан был сама любезность. Даже протянул мужчине свой платок. — Опасно для жизни. Вы знали, что это ваш сын, но отреклись от него. Советую сказать правду. Пока ваша кровь не покарала вас.

— Я знал. Но должен был защитить от позора других своих детей. "Пожертвуй одним чтобы спасти многих" — говорится в книге тысячи мудрых изречений.

— Как удобно оправдывать собственное предательство изречениями из книг, — Джин брезгливо поморщился. — Я дарую вам жизнь с одной лишь целью. Чтобы вы смогли искупить свою вину. И лишь потому, что об этом меня умоляли ваш старший сын и внучка. Привести его жену. И поживее.

Ждать хозяйку дома пришлось не слишком долго.

— Это моя супруга и мать моих детей, — сказал господин Ишикара, когда женщина вошла.

— Дорогая, пятый принц желает, чтобы ты поклялась, что не пыталась навредить ему и его наложнице. Наши глупые сыновья совершили ужасный проступок. И лишь доказав собственную невиновность мы сможем молить его о прощении. Я уже поклялся именем Богини.

— Повторяйте за мной, госпожа Ишикара, — лениво протянул Киан. — Именем Великой Матери Альтеи Алой Богини клянусь своей кровью говорить правду.

— Именем Великой Матери Альтеи Алой Богини клянусь своей кровью говорить правду, — мать Баолинь произнесла эти слова без колебаний. На её лице не было ни намёка на волнение. — Я не желала и не пыталась навредить пятому принцу или его наложнице.

— Отлично, — на лице Джиндзиро отразился охотничий азарт. — А теперь самое интересное. Если вы откажетесь отвечать, я велю казнить вас и ваших сыновей. Что вы сделали для того, чтобы оклеветать первую жену господина Ишикара и занять её место?

— Ничего, — в голосе её звучало возмущение. — Я всегда была довольна своей ролью в этом доме и не смела желать большего. Но Джилан изменяла своему супругу и, даже попыталась выдать плод своих пороков за сына и наследника моего господина. Я лишь открыла ему глаза на это предательство.

Женщина страшно захрипела.

Из глаз, ушей и носа у неё хлынула кровь.

Она начала задыхаться.

А через несколько мгновений всё было кончено.

— Лгать Богине не хорошо, — ещё раз повторил Киан. — Да ещё и так, чтобы не сказать при этом ни единого слова правды... Богиня милостива и позволяет лжецу раскаяться, если в его словах есть хоть капля искренности. Что ж... она сама выбрала свою судьбу. Господин Ишикара, муж и жена — есть единое целое. Вы виноваты не меньше этой женщины и вам надлежит молитвами и служением искупить свою вину. А ещё восстановить справедливость. Все должны узнать о том, какое преступление совершила эта ваша жена и как вы раскаиваетесь в том, что сделали пятнадцать лет назад. Линшен будет возвращён в род и назначен единственным наследником. Вы, так же, признаете всех его детей своими внуками. Шен, останься и проследи.

— Мои неразумные сыновья, — упал на колени господин Ишикара. — Господин, пощадите их. В том, какими они выросли есть лишь моя вина. Прошу вас. Пощадите.

Киан остановился и холодно бросил:

— Они отправятся на Юг и десять лет будут служить простыми стражниками, храня порядок городов. Станут служить старательно и честно, через десять лет, будут прощены, смогут сами выбирать свой путь в жизни. И благодари госпожу Юмин. Лишь её доброе сердце смягчило гнев пятого принца. Она не желала смерти братьям своего отца. В ноги падай и благодари, когда встретишь это доброе дитя.

Глава 47

Мияри принесла нам чай и тихо притаилась в уголке. Джиндзиро решил сегодня присоединиться ко мне за завтраком, чтобы поделиться последними новостями.

— Мама, мы сделали это! Столько поисков, планов и репетиций. А всё получилось до неприличия легко! Отец Шена сейчас у Императрицы. Извиняется, что не поблагодарил её за великую милость — его внучка стала первой наложницей принца. Такая честь. Такая честь. Я, кстати, собираюсь отловить его на выходе из дворца Сыновнего почтения и прогуляться к наложнице Баолинь. Надо же и её "порадовать" новостями семьи. Хочешь со мной?

— Не особо. У меня слишком много работы. Письма. Ненавижу их писать. Но мы должны поддерживать доброжелательные отношения с представителями аристократических родов. А время дорого. Его у нас не так уж много.

— Оно работает на нас. Каждый день. Каждая минута. Не бойся. Мы справимся. Мама, ты же веришь мне?

— Конечно верю, мой хороший.

Такая уж у настоящих мам роль. Верить, поддерживать, любить, не ограничивая, при этом свободу. Сложная роль. Очень сложная. Неблагодарная местами. Но иначе нельзя.

Ребёнка недостаточно, просто, родить, а потом постараться сделать так, чтобы он не умер от голода и обычной простуды. Хотя, многие родители ограничиваются этой программой "минимум", предпочитая как можно быстрее начать получать дивиденды от такого своеобразного вложения в демографию.

Моя собственная мать решила, что я взрослая и обязана помогать ей разгребать тот ужас, в который она сама же превратила свою жизнь, когда мне исполнилось шесть. Я должна была делать кучу вещей. Следить за Егором, чтобы он не мешал папе отдыхать. Следить за Егором, чтобы он не подходил к сёстрам. Убирать вещи и игрушки. Кормить с ложечки сначала брата, потому что он не мог есть сам, а потом и девочек. И всё это за еду, которую я с десяти лет сама же и готовила. Короче, мамочка заново изобрела крепостное право.

А правильность своего педагогического подхода аргументировала следующим образом: "Ну, ты от этого не умела" или "Все так живут и ничего". Искренне не понимая простого факта: если так живёт она, это не значит, что так живут все. Как раз, наоборот. Но эта иллюзия помогала ей чувствовать себя лучше — такой, как все. И что выжить можно благодаря чему-то и вопреки.

Это так странно. Но сейчас я понимаю, что всю жизнь прожила вопреки и назло тем, кого ненавидела.

Сначала это был вечно пьяный отец.

Потом мать, которая повесила на меня преступление своего мужчины.

К ней присоединились Катя, Егор и Лиза, дружно сделавших мою жизнь совершенно невыносимой.

Я выжила назло оборотнице и её сыночку.

Я жила назло Исао и всему гарему Золотого Города.

Но очень старалась, чтобы огонь моей ненависти не коснулся Джиндзиро. Дети должны проживать собственную жизнь, совершать собственные ошибки и одерживать собственные победы, ища опору в собственных установках. Не уверена, что справилась в полной мере, несмотря на все старания. Но точно могу сказать: моему любимому Лисёнку не пришлось выживать вопреки тому, что я делала. А это, уже, немало.

— Как Шен? — спрашиваю тихо.

— Никак. Хотя, скорее, разочарован. Наставник думал, что если отомстит, то ему станет легче. Ошибся. Не стало. Я не говорю о том, что ту дрянь не следовало убивать. Следовало. В конце концов, она сама избрала свою судьбу.

— Шен думал, что, когда будет восстановлена справедливость, ему удастся простить отца. При жизни старика или после смерти, это, уже, как повезёт.

— Даже лучшие могут ошибаться, — фыркнул Джиндзиро. — Прошло шестнадцать лет. О каком прощении могла идти речь? Шестнадцать лет Ишикара Линшен не имел права, даже, назвать своё имя. Тот человек обрёк своего сына на смерть. Он знал, что Шен, именно, его сын. Но решил защитить свою репутацию, что бы там он ни говорил о том, что думал о других своих детях. На них ему было плевать. Жена ему надоела. И этот человек поверил в первую же ложь о ней. Потому что это было ему удобно. Нет, ничего специально господин Ишикара не делал. Но счёл возможным избавиться от нелюбимой женщины, навязанной родителями, как только появился приличный повод. И старательно закрывал глаза на то, что у его любимой наложницы был мотив оболгать соперницу. Нет такому прощения. Нет и быть не может. Шену придётся с этим смириться.

— И в кого ты у меня такой умный? — улыбнулась я.

Мой сын встал и медленно подошёл к окну. Провёл кончиками пальцев по легким голубым занавесям. Взглянул через мутноватое стекло на дорожку, мощеную золотым песчаником, что весла от дворца Белых Лилий ко дворцу Молитв и Скорби. Тяжело вздохнул:

— Есть вещи, которых не изменить. Даже, если это тысячу раз несправедливо. Это смерть. Её нельзя обмануть. Нельзя отменить. Это то, кем являются другие люди. Невозможно по своей воле изменить человека, сделав его лучше. Люди меняются сами, да и то, крайне редко. Это болезни, неподвластные целителям. Дядя любит меня, но он очень хотел бы ребёнка, которого родила бы ему ты...

— Киан всегда знал о том, что в этом союзе не может быть детей.

— Я в курсе, — грустно хмыкну Джин. — Вы научили меня не жалеть о несбыточном. Ведь не всё в нашей власти. Шен, тоже, говорил о том, что это правильно. Но говорить легче, чем, действительно, смиряться.

— Ты разочарован в нём? — я хмурюсь.

— Мам, помнишь, ты постоянно твердила, когда я был маленьким, о том, что все мы люди. Несовершенные создания Богини, в несовершенстве которых заключается их сила и слабость. Что все мы испытываем страх, ошибаемся и причиняем боль окружающим.

— Ошибаются даже Высшие, Лис. Что уж о нас говорить?

— Да, — мой сын отвёл взгляд. — Когда я был маленьким, Шен казался мне человеком невероятно близким к совершенству. Я во всём брал с него пример. И, знаешь, ничего не изменилось. Я всё ещё могу брать с него пример. Но сейчас его близость к совершенству меня раздражает чуть меньше, чем раньше.

Мой сын хитро улыбнулся и направился к выходу со словами:

— Как мне кажется, господин Ишикара уже достаточно надоел Императрице. Пора "случайно" столкнуться с ним.

— А, знаешь, — я тоже улыбнулась и поднялась на ноги. — Составлю тебе компанию. Злорадствовать — плохо. Но Баолинь слишком долго пакостила окружающим.

— Мам, ну, ты же не думаешь, что я удовлетворюсь лишь этим? Её падение будет долгим.

— Ты всё-таки решил провести суд над вдовствующими наложницами?

— Не только. Моей бабке, тоже, не избежать суда. Старшая Госпожа раскаялась. Поэтому я не стану предъявлять обвинения ей.

— Лис...

— Так нужно. Мама, так нужно. Чтобы показать, что перед законом равны все. Ты много говорила о том, что женщины ограничены в своих правах. Женщины не предстают перед судом. Что одновременно провоцирует самосуд родственников над невинными, и абсолютную безнаказанность истинных преступниц. Я обязан разбить этот порочный круг.

— Мой господин, — шепотом произнесла Мияри, в Золотом Городе перешедшая с дружеского обращения "Лис" к более вежливому. — Вас назовут Жестоким. Вас будут бояться и ненавидеть. Потому что нельзя разрушить многовековой уклад людей и не навлечь на себя злость окружающих.

— Пускай, — легкомысленно отмахнулся Джиндзиро. — Люди не любят перемен. Пусть сейчас меня назовут Жестоким. У меня нет иного пути. Или ты считаешь, что мне стоит оставить всё, как есть?

— Нет, мой господин. Вы должны сделать это чтобы наш мир стал лучше. Но цена будет велика.

Джин не стал ничего отвечать, лишь дёрнул головой, то ли соглашаясь со словами подруги детства, то ли нет. Я же последовала за сыном.

Мы шли быстрым шагом, почти не обращая внимания на буйное цветение императорских садов. Но воздух, густой и тяжелый, напоённый медовым ароматом, словно окутывал нас. А бело-розовые лепестки, подхватываемые ветром, танцевали в лучах утреннего солнца, так и норовя спрятаться в черных, как ночь волосах пятого принца. Джин, вопреки давней привычке собирать волосы

— Господин Ишикара, — с хищной улыбкой поприветствовал старика мой сын.

— Пятый принц, — нервно отозвался отец Шена. — Госпожа Мейлин, долгих вам лет и крепкого здоровья.

Я величественно склонила голову, однако отвечать не стала, заставляя патриарха рода Ишикара нервничать. Мужчина повернулся и заискивающим тоном произнёс:

— Пятый принц, всё ли благополучно у дражайшей моей внучки — вашей первой наложницы? Достаточно ли прилежно она служит вам?

— Юмин воспитывала моя мать, — Лис оскалился. — Вы намекаете сейчас, что моя мать могла недостаточно хорошо её воспитать?

— Нет, мой принц! Простите. Я ничего такого не имел в виду. Просто, мне бы хотелось сделать ей небольшой подарок. Несколько наборов золотых украшений с камнями и книгу о женских добродетелях, которая принадлежала еще Императрице Миань — прабабке Императора Исао, пусть живёт и здравствует он вечно. Разрешите мне отправить в ваш дом эти скромные дары.

— Дозволяю, — насмешливо хмыкнул Джин. — А вы направляется сейчас во дворец Осенней Прохдады? Ах, бедная четвертая императорская наложница Баолинь. Такой позор быть дочерью преступницы. Ведь ваша недавно умершая жена довела прошлую до самоубийства. А это ужасное преступление. Не представляю, как вы и ваша дочь живёте с этим.

— В действиях той женщины нет вины Баолинь, — выдавил сквозь зубы мужчина.

— Сын, значит, виноват был, — понимающе покивала я, припоминая, что он сделал с Шеном.

— Матушка, — голос Джина был теплым, как весеннее солнышко. — Сын от нелюбимой жены, дочка — от любимой. Понятно же в чём дело. Тут другое удивляет. Почему он ещё тогда не убил Линшена?

— Так ручки марать не захотел. Но в Золотой Город он его не просто так отправил. Знал, что доченька сделает жизнь старшего брата настолько невыносимой, что он сам всё сделает.

— Баолинь должна была позаботиться о Линшене, — зло прошипел старик, глядя мне в глаза.

— Да? Как удобно, — улыбнулась я. — Ничего не знаю — моя хата с краю. Ваша любимая дочь сначала приказала слугам отрезать язык своему брату. Чтобы не смел напоминать ей, что она — дочь наложницы. Грозила отрезать пальцы на правой руке, чтобы он не смог больше никогда взять меч или кисть. Потом приказала подкараулить его и избить до смерти. Ещё она заставила моего пятилетнего сына смотреть на то, как убивают его наставника. Принца держали слуги Баолинь, заставляя смотреть, как убивают того, кто качал его в колыбели и учил читать. Отчего вы так побледнели? Наверное, вы поняли, что никто не станет наказывать Баолинь за преступления родителей? Нам будет достаточно её собственных.

Мужчина медленно опустился передо мной на колени и прошептал:

— Я молю вас о милосердии. Ведь вся империя знает, что ваша доброта уступает лишь вашей красоте. Это не вина моей глупой дочери. Это я плохо её воспитал. Накажите меня. Прошу вас, накажите меня.

— А кто вам сказал, что вы не будете наказаны? — зло оскалился Лис. — То, что я решил оставить вам жизнь — не означает прощение. Но любая ваша ошибка усугубит вину ваших младших детей. Советую донести до дочери одну простую мысль. После смерти моего отца она останется в Золотом Городе. В вашем доме ей не найдётся места. Остаток дней она проведёт в покаянии и молитвах.

— Она будет, как и положено, добродетельной матери воспитывать пятнадцатую принцессу в Золотом Городе, — голос господина Ишикара стал похож на скрип снега под ногами.

Джин усмехнулся, но ничего не сказал.

Зачем портить человеку сюрприз?

Девочка ещё совсем маленькая. Занимаются ей, исключительно, слуги. Но оставлять беззащитного ребёнка такому чудовищу, как Баолинь — слишком жестоко.

Это вы кому-другому расскажите, что мать — это святое. Что лишь с матерью ребёнок может быть счастлив. Женщина способная на крайнюю жестокость по отношению к чужому ребёнку, однажды проявит её и к своему.

Маленькой принцессе будет лучше, вообще, с кем угодно. Но на примете у нас есть родители Рии. Они, вырастили четырех прекрасных детей, а сейчас немного заскучали, потому что сыновья и дочери разъехались.

Или Алия с мужем. У неё большой опыт воспитания девочек.

Это если Ая не проявит характер, потребовав забрать девочку к ним. Она может. И никогда не станет малышку обижать. В ней любви на сотню детишек хватит.

Глав 48

За последние дни Лиша приходила ко мне уже дважды.

Нет, не Лиша. Юмин. Я даже в мыслях должна называть её так.

Ишикара Юмин.

Сначала малышку пожелала увидеть Императрица.

Не из любопытства. А с одной единственной целью — поставить на место наложницу принца, которая так её разочаровала. Тем, что оказалась ни безродной приживалкой, а дочерью наследника богатого уважаемого рода.

Но не учла Императрица одной вещи. Чихать хотела девочка на личные оскорбления. У нас что лисята, что рысята умеют гордость засунуть куда-подальше. Сохранения здоровья ради. Тактику ведения боя преподавали всем, а не только мальчикам. Те, кто пожил в Золотом Городе, им хорошо объяснили: это место, где кругом враги, а бой за собственную жизнь и жизни близких ведётся каждый день.

Поэтому умница-Юмин опустила глазки долу и послушно кивала.

Чай пила. Якобы особый оздоровительный сбор, а на деле — сильное абортивное средство. Но сорбенты тут давно придумали. И Лей нашей малышке их дал заблаговременно. А после визита вежливости можно и рвоту вызвать. На всякий случай. Ибо гадость эта крайне вредна для растущего организма.

Во второй раз она побывала здесь на церемонии дарования наложницы третьему принцу.

— Как ты, моя хорошая? — спросила я шепотом.

— Выбросила сундук косметики, который прислали в качестве подарка от Императрицы. То количество яда, что там нашел Лей не то, что человека, табун лошадей свалило бы. Я вот чего не понимаю. Зачем это ей? Зачем она настраивает против себя Лиса? Он же не простит такого. Она совсем дура?

Не совсем. К сожалению. С дурой было бы проще.

— Эта женщина безнаказанно расправилась сначала со своей соперницей. И не факт, что отравила она лишь мать Киана. Потом была наложница Киана. Её тоже отправили. Милая, мы же учили тебя. Нельзя недооценивать врагов. Или считать их глупее себя. Императрица — крыса, загнанная в угол. Первое, что она сделала, заняв трон — выслала свою предшественницу. И это у неё получилось потому, что Император Исао был способен править. Править хорошо или плохо — другой вопрос. Но если на троне окажется совсем ещё ребёнок? Второй и третий принцы долго не протянут. Особенно, если окажутся вдали от целителей Золотого Города. Остальные наследники, за исключением Джиндзиро, очень малы. Логично предположить, что она постарается избавиться от него. Чтобы сохранить хоть какую-то власть после смерти Исао. Через некоторое время мать нового юного Императора скончается от неизвестной болезни, освобождая место для неё. Такое уже случалось, когда бабка правителя занимала место почившей Императрицы.

— Лис мне почти ничего не говорит, — пожаловалась моя бывшая воспитанница. — Но вчера уехать просил. Ненадолго. А я отказалась. Не могу без него. Даже недолго.

— Милая, может быть, стоит послушаться? Ты — его сердце. Он хочет, чтобы ты в безопасности была.

— Меня Шен охраняет. Геро и братья.

— Юмин, — я строго посмотрела на девушку.

— Меня охраняет отец, Геро и братья наложницы Лиши, — послушно исправилась она. Ничего плохого не случится.

Я тяжело вздохнула. Молодая ещё. А от того, дурная. Всегда может случиться что-то плохое. Даже, если ты — будущая жена Императора. Особенно, если ты — будущая жена Императора.

Или дурная она от того, что росла в любви и заботе?

Да, без матери. Но отец, дед и братья в ней души не чаяли, оберегали.

Я воспитывала её, как Джина. Да только, к ней жизнь всегда была добрее. Ей не приходилось убивать, защищая свою жизнь. Она не плакала от беспомощности, понимая, что жизнь друга утекает, как песок сквозь пальцы.

— Маленькая моя, будь осторожна. Не ради себя, так ради Лиса. А теперь пойдём. Нужно проявлять почтительность. Опоздания на церемонию Императрица не спустит. Ты же не хочешь, чтобы тебя при всём Золотом Городе отчитывали? — и напомнила с укором. — Тебе тут править. И примером быть для каждой женщины в империи. Лучшей женой. Лучшей матерью. Лучшей Императрицей.

Девочка поникла.

Бедная моя Звёздочка. Как же сердце у меня за неё болит. Но иначе никак. Все другие пути болью и кровью множества людей обернутся.

А она знала на что шла.

Знала, что лишь принеся свою жертву, сможет быть с Джином.

Это был её выбор. Никто не неволил, а сын мой, так и вовсе отговаривал. Потому что любит он её. Давно любит.

На подходе ко дворцу Императрицы нас перехватила Раяна:

— Неладно что-то, — шипела Рысёнок, нервно озираясь. — Наложница Сян сейчас в покои Императора пришла и сказала, что будет теперь ухаживать за господином. Меня прогнала. Сейчас! Когда церемония для его сына начаться должна. Вот сколько времени не заглядывала, даже. А тут явилась. Бурную деятельность развела. Мол, умирает Император, а его и не пытаются лечить.

Мияри ахнула, а Юмин зло нахмурилась.

Похоже, не только мы тут дворцовый переворот затеяли. Но у нас было желание решить всё мирно. Без крови.

Не выйдет теперь.

— Да, странно, — согласилась я и приняла решение. — А не пойти ли нам в храм?

Просто, в моём дворце нас в первую очередь искать будут. А неладное уже, и я чувствовала. Может это мне от Шена паранойя передалась? Всё-таки столько лет бок о бок жили. Как было не нахвататься? Но, пусть лучше меня дурой и истеричкой считают. Но я рисковать моими девочками не буду.

— Идите, — бросила Раяна легкомысленно. — А я Лиса предупрежу. Ему надо знать.

И убежала. Я бы и рада была её удержать. Но, Джиндзиро, действительно, должен узнать об этом. Мне нужно защитить тех, кого получится. А Рысёнок сейчас — лучший посыльный. Сороковая императорская наложница, у которой, даже, детей нет, мало кому из заговорщиков будет интересна.

Сжала зубы, схватила девчонок за запястья и потащила в храм. Там дом Хранителя этого мира. Старый Лис укроет и защитит. В этом я почему-то была уверена.

Вина на нём.

За то, что не воспитал достойно сына.

За то, что не увидел врагов, которые отравили дух Громового Дракона.

За то, что не смог спасти, а убил.

И вина эта не позволяет ему быть рядом с Джином. Лишь следить, находясь поодаль. Думаю, боится он совершить те же ошибки, что с Инлуном. Поэтому и не вмешивался, позволяя мне воспитывать сына так, как я считаю правильным.

Новая жизнь.

Новая душа.

Душа, сотканная из осколков Громового Дракона.

Душа, которой не нужен груз ошибок прошлой жизни.

Сердце тревожно сжалось, когда я посмотрела вслед удаляющейся Раяне.

Я знала, что она любит моего сына.

Но на роль Императрицы и соправительницы Императора она не годилась.

Слишком дикий у неё нрав.

Слишком свободолюбивый.

Союзник. Друг. Важная часть его жизни. Но ради того, чтобы быть с Джином, ей бы пришлось каждый день ломать себя.

Она это понимала всегда. Как и понимала, что Джин только на Лишу смотрит. И что в любой девушке Лис будет видеть лишь замену любимой.

Она не желала быть заменой.

Да, только и не любить не могла.

Но это ничего. Время лечит.

А новая любовь... найдётся она ещё. Обязательно, найдётся.

Я так хотела в это верить.

До храма мы не дошли.

Императорская стража перехватила. Благо, только меня. Миори их услышала. Я приказала девочкам залезть под живую изгородь, а сама степенно пошла им наперерез, изображая неспешную прогулку.

— Госпожа Мейлин, — нервно произнёс старший. — Мы просим вас проследовать с нами.

— Кто приказал? — вежливо поинтересовалась я.

— Наложница Сян передала волю Императора. Если вы не последуете за нами, нам разрешено применить силу.

— Я — восьмая наложница Императора! Да как вы смеете говорить со мной в таком тоне?! Это неслыханная дерзость! Я донесу это до Императрицы. Каждый из вас будет наказан! Я этого не оставлю просто так.

Говорю очень громко. Возмущённо. Чтобы отвлечь внимание. Чтобы никто из них и не вспомнил, что я не должна гулять одна. Всё, что угодно, лишь бы от девочек увести потенциального врага.

Отряд состоит из пяти крепких мужчин. Главный их усмехается недобро. И руку на мече держит. Демонстративно.

Он молод.

Из этого делаю вывод: самоутверждается.

Вот и хорошо. Вот и ладненько. Главное, их от лисят моих отвлечь. А там... прорвёмся.

В мире, где я родилась, захват заложников был делом, не то, чтобы обычным. Но случалось. И школы захватывали. И концертные залы.

И каждый раз без жертв не обходилось.

Однажды у меня возник вопрос: почему погибло так много? И я парочку фильмов документальных посмотрела. Там много говорили про бездействие властей. Про отсутствие координации. И, откровенно, наплевательское отношение силовых структур к объектам спасения. Но поняла я другое. Чем больше заложников, тем меньше шансов спасти всех. Просто, статистика — вещь упрямая.

Не хочу ставить сына перед чудовищным выбором: кого спасать, если что.

Потому что я, именно, заложница. Судя по всему, меня приказали схватить, чтобы Джин коронации своего третьего брата не мешал.

Второй принц умирает. Несколько дней уже. Целители его держат. Шанэ на чудо надеется. Ей перечить не смеют. Она, как ни посмотри, любимица Императора. А Император, пока, жив.

Но Лей с коллегами пообщался. Не будет чуда. Сердце у принца почти отказало. В лучшем случае, юноша протянет еще день или два.

А сыну Сян, пока, лучше. Это ненадолго. Скоро зацветёт степь. И он не сможет дышать. Для него есть единственный шанс выжить — до этого времени надеть императорский венец. Есть поверье, что жизнь Императора хранит сама Богиня.

Отчасти так и есть. На хозяина Золотого Города скверна воздействовала, но не так активно, как на детей, которые несли в себе проклятую кровь.

Исао — лучшее тому доказательство.

Ведь не стар ещё. Они же с Кианом родились с разницей в несколько дней. И Шен с Леем того же возраста.

Так один умирает, а трое других только в пору зрелости вошли.

Прошлый же Император до шестидесяти лет дожил. Позапрошлый — до восьмидесяти.

Дело в том, насколько здоровым садится на трон новый правитель. Третьему принцу защита венца могла бы подарить лишние несколько месяцев, не больше. Или убить на месте. Прецеденты бывали. И, похоже, сын наложницы Сян изучение истории не считал чем-то интересным. Или решил рискнуть, понимая, что терять особо нечего?

Но сейчас нужно думать не об этом, а о том, как голову заморочить воякам этим и от девочек увести подальше.

— Слугам Золотого Города надлежит знать своё место и проявлять большую почтительность!

Степенно продолжаю свой путь по дорожке. Подхожу к кусту розовой вистерии и срываю соцветие. Подношу к лицу и улыбаюсь, глядя, как багровеют стражники.

— Мы не слуги, — шипит их главарь.

— Да, — легко соглашаюсь. — Вы даже не слуги. Вы почти, уже, мертвые слуги. Как бы всё не сложилось.

Ещё несколько шагов по дорожке и взгляд на пятёрку стражников. Они, сами того не замечая, за мной двигаются.

— Сами посудите. Если провалится план и не удастся Императора убить. Сам он ещё с утра умирать не собирался. Да, господин плох. Жар. Лихорадка. Но не настолько сильные чтобы он сегодня же сам по себе умер. Так что может и не справится с этим наложница Сян. Помешает кто. Но даже если всё у неё выйдет. Зачем новому Императору бывшие сообщники, способные разоблачить отцеубийство с целью захвата власти? Избавится он от вас, глазом моргнуть не успеете. Но даже если и нет. Третий принц болен. Неизвестно, сколько он проживёт. Детей у него нет. Если что с ним случится, на троне окажется один из его младших братьев. И тогда у вас совсем всё печально будет. Ибо им-то чужие заговорщики на что? Вы уже одного Императора предали ради принца. Что вам мешает так поступить ещё раз? Нет, вы теперь для любого, кто к власти придёт — заноза в том месте, о котором в приличном обществе упоминать нельзя.

Трое посерели. Один — тот, что помоложе, голову опустил, так что лица не видно. А главный их стал красно-фиолетовым. Вот он меч выхватил и как заорёт:

— Заткнись, тварь!

Это он зря. Лучше бы подчинённых в поле зрения держал. Потому что младший выхватил из ножен кинжал и приложил предводителя своего рукоятью по темечку.

— Госпожа Мейлин, — начал он, аккуратно подбирая слова. — Мы — люди маленькие. Нам капитан приказал вас к Императору в покои препроводить. Наложница Сян сказала, что он попрощаться хочет с матерями своих сыновей перед смертью. И ослушаться мы не могли. Клятву подчиняться давали. Но не желали ничего дурного. Этого вот капитан старшим назначил. А если мы вас, к примеру, не видели? А вы этой падали почудились, когда он споткнулся и голову себе расшиб. Вы своею дорогой пойдёте, а мы товарища нашего болезного к целителям понесём. Или... что скажете, то и сделаем.

— То есть знать не знали, ведать не ведали, что там начальство ваше творит? — улыбаюсь, делая ещё несколько шагов по дорожке. На всякий случай. Вряд ли им сейчас до моих девочек, но всё же.

— Мы — люди маленькие, — произнес юноша, опустив взор. — Заступаться за нас некому. Это же милое дело — таких виноватыми выставить, если что не так пойдет. А у нас семьи есть. Семьи, которые мы кормим. Смилуйтесь, госпожа.

Глава 49

Семьи и стали решающим аргументом для стражников. Они не пожелали втягивать родных в явный заговор. Ведь само их участие делает многих сопричастными. И, случись что, смерть ждёт всех.

Мне, на самом деле, повезло. Стражники испугались. И у них не было времени всё как следует обдумать. Решение встать на мою сторону было импульсивным. И чашу весов, скорее, склонило то, что наложница Сян и её сын, с легкостью избавятся от исполнителей. Просто, на всякий случай. А от меня они могут ожидать благодарности.

И я не собираюсь оставаться в долгу. Но от моих девочек, всё равно стараюсь увести их как можно дальше, маскируя это неспешной прогулкой.

— Этого связать. Рот заткнуть. И вон в ту беседку. Оружие забрать не забудьте. А потом мы пойдем искать принца Киана или принца Джиндзиро.

— А последний это кто? — шепотом спросил у товарищей самый молодой из стражников, который и приложил рукоятью кинжала своего командира.

— Пятый принц. Сын госпожи, — так же шепотом ответили ему, а потом припечатали. — Деревня.

— Я слышал, что его Лисом зовут, — буркнул паренёк. — Брат наложницы Баолинь. И целитель принца Киана.

— Какой внимательный, — похвалила, вспомнив забавную историю из детства.

Мне лет тринадцать было. Стою на остановке, автобус жду. Меня за картошкой на рынок отправили. А рядом со мной мама с дочкой — малявкой лет пяти. Женщина расстроенно малышку спрашивает:

— Солнышко, тебе тетя фигурки показывала. Морковку. Помидор. Яблочко. Ты же всё это знаешь, но на вопросы отвечала, что не помнишь. Ты так волновалась?

— Нет, — хмуро отвечала девчушка. — Забыла.

— Как яблочко называется?

— Ну, мама, меня же спрашивали, как сами фигурки назывались, а не про яблочки. Как-то на букву "М". Модель? Макет? Ой, вспомнила! Муляж! — носик потёрла и перескочила, как маленький зайчик с одной темы на другую. — Ты знаешь, что наша планета, на самом деле, не круглая?

— А какая? — растерялась молодая мамочка.

— Это Геоид. Эллипсоид неправильной формы. Прямо, как старый Славкин баскетбольный мяч, который весь в шишках. Но не совсем. Наша планета сплюснута на полюсах и выпуклая на экваторе. Из-за центробежной силы от вращения планеты. А центробежная сила в стиральной машинке бельё отжимает. Это в мультике, которые дедушка мне включал, показывали.

— Сами они умственно отсталые, — раздражённо выдохнула женщина.

— Кто? — малышка снова нахмурилась.

— Да, так... никто. И, солнышко моё, если тебе, вдруг скажут, что ты глупая, знай: врут. Ты у меня самый умный ребенок на свете! А в этот развивающий центр мы больше не пойдем.

Я улыбнулась, прогоняя воспоминания. Не ко времени они. Идти надо. К Джину.

Но сын меня нашел раньше. Киан и Шен с ним были. И все трое на моих стражников посмотрели очень недобро. Пришлось спасать:

— У них семьи есть. Поэтому ни в какие заговоры они не лезли. И, вообще, по головке дали тому, кто на меня с мечом кинуться попытался. Он сейчас в беседке недалеко от дворца Весеннего Ветра отдыхает.

Джин кивнул и выдохнул хриплое:

— Юмин.

Я подошла к Шену и на ухо рассказала, где девочкам велела сидеть. Он кивнул и умчался по дорожке. Сейчас заберёт их и в Храм. Значит, о лисятах можно не беспокойся.

Сын смотрит ему вслед и говорит тихо:

— Я, вот, думаю не мешать моему третьему брату. Он сам выбрал этот путь. Ему и отвечать. Пойдём. Попрощаемся с Императором. Дядя, тебе же есть, что ему сказать напоследок.

— Думаешь, яд? — спрашиваю осторожно.

— Нужно же соблюсти хоть видимость естественной смерти. Так что, да. Если поторопимся, может и застанем начало представления.

— А это, точно, безопасно? — строго поинтересовался Киан. — Коронация третьего принца.

— Мои волосы уже белее снега. Умаялся их цвет прятать, — отрезал Джин. — Ну, ничего скоро перестану. Буду Белым Лисом.

— И придет к ним всем песец, — не удержалась я. Мои мужчины улыбнулись. За столь лет усвоили, что у меня белая лисица — к неприятностям. Хотя, тут, наоборот — к удаче. Этим зверем Хранитель Богини оборачивается. Но то Аки-Инара Ниэлон и для простых людей. А у нас тут Акинара Джиндзиро с дикой потребностью навести, наконец, порядок в этом несчастном мире.

Волосы у Императоров всегда белые. Они меняют цвет после коронации. Но у нас особый случай. Венец признал в моём сыне, даже, не наследника, а того, кто имеет право безраздельно властвовать в Империи.

Исао может хоть тысячу указов о престолонаследии перед смертью издать, но этого уже ничего не изменит. Ни сам нынешний правитель, ни кто-другой из его сыновей достойными признаны не будут.

У покоев умирающего Императора мы оказались даже раньше третьего принца. Но по торжествующей улыбке Сян всё стало понятно. Она празднует победу и мысленно уже уселась на трон Императрицы. Ну, что ж... пусть.

— Сегодня нас постигла тяжёлая утрата, — с деланной грустью произнесла она. — Скончался второй принц. Эта новость эта стала тяжёлым ударом для господина.

Мы покивали. Мол, верим. Смерть любимца вряд ли порадовала нынешнего Императора.

Явилась встревоженная Баолинь. Её можно было понять. Как тут не тревожиться? После смерти Исао она лишится почти всех слуг и переедет во дворец Скорби. Единственный её козырь — принцесса. Принцессе новая Императрица выделит слуг и содержание. Чтобы никто не сказал, будто правительница Золотого Города не чтит традиции. Но, даже, в этой ситуации дочь Баолинь за руку держит служанка, а не мать.

За ней следовала Инис с ребёнком.

Потом Эйран и её сын.

Странно. Входить в покои Императора они должны были в обратном порядке. Не по статусу матерям принцев следовать за наложницей, родившей принцессу. Но, вероятнее всего, их тоже сюда привела вооруженная стража. А в такой ситуации не до рангов.

Последним в покои вошёл третий принц, придерживаемый парой слуг. Ожирение давно мешает ему ходить. Он дышит тяжело, с присвистом. По его бледному лицу ручьём катится пот. Под глазами фиолетовые синяки. А, если присмотреться, то и ногти его имеют жуткий синюшный цвет.

Эйран медленно, осторожно начала двигаться в нашу сторону и остановилась лишь когда её сын оказался за спиной Джина.

А я всегда предполагала, что она — не дура.

— Император назначил третьего принца наследником, — возвестила Сян торжественно.

Ожидаемо. Иначе, с чего она бы развела такую бурную деятельность?

— Я хочу сказать последние слова своим детям, — произнёс Исао хрипло.

Первым к Императору подскочил третий принц, тяжело и не без помощи слуг встал на колени возле массивной кровати отца.

— Продолжай мой путь. Храни традиции. Правь гордо. Я отдаю тебе мой венец, возлюбленный мой сын. Последняя же моя воля хранится в золотой шкатулке вместе и Императорской печатью. Исполни её, когда взойдёшь на трон.

Сын Инис — двенадцатый принц удостоился скупого благословения.

Четырнадцатый принц грозного повеления во всём повиноваться старшему брату.

Единственная принцесса пары слов о том, что она унаследовала красоту матери.

После чего Исао движением руки отослал тех, кого уже удостоил своим вниманием. И даже Сян, на что она, кажется, обиделась.

Далеко они не ушли. Остались в смежном зале. А Исао даже на смертном одре зло посмотрел на Кияна и змеёй прошипел:

— Ну, что, брат, каково жить с попользованной девкой? Думаешь, я не вижу, как ты на неё смотришь? Думаешь, я не знал?

Киан улыбнулся. Улыбнулся Джин. И я заодно. Ничего не раздражает врага так, как радость на твоём лице. Эту мудрость мы давно усвоили и сейчас активно ею пользовались, вызывая ярость обреченного на смерть от яда Императора.

— Он мне родила сына, а тебе не родит никогда.

— Ко мне она пришла сама, — Киан опустил лицо к постели и шептал тихо-тихо. — По своей воле. Без принуждения. Ты в пьяном угаре силой взял девочку, которой и четырнадцати не было. А потом моя Марина сделала всё, чтобы ты больше к ней и пальцем не прикоснулся. Кроме той первой и последней ночи, которую ты, даже, не помнишь, межу вами и не было ничего. А сын... сын он тебе лишь по крови. Я его воспитывал. Моя это гордость. Моё продолжение. И других детей мне не надо.

— Когда этот щенок умрёт, новое Солнце Империи исполнит мою волю. Я обещал, что её сожгут на погребальном костре сына. Заживо. Ты же будешь смотреть, как умирает та, которая пришла к тебе по своей воле! Кэйдзо позаботится об этом.

Джин движением руки отстранил Киана и сам наклонился к постели Императора. Хищно ухмыльнулся. И глазками сверкнул. Настоящими своими глазками — без иллюзии.

Исао захрипел.

Мы с Кианом весело переглянулись. А наш сын поправил шёлковое покрывало на иссохшемся теле Императора.

— Кто ты? — просипел умирающий.

— Тот, кто уже сегодня возьмёт императорский венец. Ты, думал, что сможешь кому-то его отдать? Любой, кто станет у меня на пути сегодня, умрёт. Так что мой третий брат не сможет исполнить твою волю. Потому что будет лежать на соседнем с твоим погребальном костре. А, вот, что делать с наложницей Сян? С одной стороны, она отравила Императора ради того, чтобы поскорее получить место Императрицы. За корыстное преднамеренное убийство положена казнь. С другой — этим она убила своего сына и приблизила свой переезд во дворец Молитв и Скорби. За то, что она мир избавила от такой падали, как ты, я готов её, даже, помиловать.

Не назвала бы это милостью. Шанэ, Инис, Баолинь и нынешнюю Императрицу, тоже, никто не собирался казнить.

Джин придумал другое наказание. Поместить всех этих змей в одну банку. То есть запереть в одной комнате. Сян или Эйран должна была оказаться с ними лишь в случае, если будет доказана их причастность к каким-либо убийствам или покушениям.

Это может показаться очень мягким наказанием. На первый взгляд. А на второй... наказание пострашнее попробуй найди. Заключение не так страшно, как то, с кем ты его будешь делить.

Я, Джин, Рия, Ая, Шен и Лей стали настоящей семьёй. А эти дамы каждый миг совместного существования постараются сделать совершенно невыносимым друг для друга без каких-либо усилий с нашей стороны.

И тут наши с Исао глаза встретились. Впервые за, не знаю сколько, лет.

— Что за чудовище ты родила? — это было последним, что он спросил.

Наверное, я могла сказать о том, что чудовище — это он, а не мой Лис. Но Император ждал ответа. И, наверное, следует проявить последнюю милость. Правда, она будет того же сомнительного свойства, что и у Джиндзиро.

Но стоит ли ожидать иного, если сына воспитывала я сама?

— Ты — дурак Акинара Исао. Может хоть на пороге смерти осознаешь, что всё это было предрешено много лет назад. Богиня почти не отвечает на молитвы смертных. А ты посмел не смиренно молить, а требовать подарок от неё. Наложницу. Постельную игрушку. Посчитал, что вправе указывать Альтее? Подумал, что она подчинилась, преклоняясь перед твоим величием? Она привела к тебе ту, что должна была родить ребенка, в котором пробудится древняя кровь рода Акинара. Именно в том принце, которого ты своим сыном не считал никогда. Именно в том, кто никогда не видел в тебе своего отца.

Не знаю, услышал ли он перед своей смертью то, что я говорила. Но, даже, если и нет, ничего.

— Император умер! — громко провозгласил Киан, накрывая лицо своего брата покрывалом. — Но время скорби наступит лишь после того, как императорский венец обретёт нового хозяина.

И мы все отправились в тронный зал, соблюдая торжественное молчание.

Люди Сян уже притащили туда рыдающую Императрицу. Теперь уже бывшую. Согнали наложниц и чиновников. Для массовки.

Третий принц гордо прошествовал к трону своего отца. Вообще, по традиции принц должен сначала водрузить на свою голову венец и лишь после этого сесть. Но Молодой человек растратил все свои силы на то, чтобы добраться и поэтому тяжело опустился на резное императорское кресло из редкого черного благовонного чантана, который распространял вокруг себя приятный аромат десятки лет.

Под немалым весом третьего принца кресло заскрипело, но выстояло. Сохранил честь мастера, сделавшего его еще для Императора Митсеру — прадеда Исао. Не зря он на это пять лет потратил. Добротная вышла вещица.

Сын Эйран снова спрятался за спиной Джина и схватил его за подол его ципао:

— Пятый брат, мы умрём? Нас убьют? — спросил он тихо.

— Нет. — Джин был спокоен и расслаблен. — Ты будешь жить, если не пожелаешь занять место Императора.

— А мама? — мальчик всхлипнул.

— И она будет жить, если не попытается усадить тебя на трон. Не отходите от дяди Киана и всё будет хорошо.

Ребёнок закивал, как деревянный болванчик и ухватился теперь за рукав Киана.

Я не удержалась и погладила его по голове, успокаивая. Сейчас он мне до боли напоминал Лисёнка, когда тот был маленьким.

Эйран, неужели, у тебя получилось оградить сына от яда Золотого Города? Неужели ты смогла воспитать его достойно? Неужели твоя любовь к нему, действительно, вытеснила амбиции и жажду власти?

Надеюсь, что так.

Потому что у Джина есть друзья-ровесники. Самая маленькая в его стайке — это Мей. С детьми он не сильно ладит. А поучиться этому стоит. Год-другой и у самого малыши появятся. Практика не помешает.

Считается, что старший брат никогда не заменит отца. Но у нас ситуация особая. Из Исао вышел такой паршивый отец, что заменить его может и табуретка. Так что, справится наш Джин. Потому что он — лапочка и умничка. Его Киан, Лей и Шен воспитывали, взращивая в нём всевозможные добродетели.

Глава 50

Это были минуты абсолютного торжества второй императорской наложницы Сян и её третьего принца. Женщина, которая считала себя победительницей стояла в шаге от того, кто должен был подарить ей высшую власть в Золотом Городе и сияла от счастья.

Ровно до того момента, как её сын, едва протянувший дрожащие руки к императорскому венцу, рухнул с трона своего отца прямо на каменные плиты пола.

Один из чиновников, которых в главный императорский зал дворца Ясного Разума, спешно согнали вместе со вдовствующими ныне наложницами прошлого Императора, осторожно подошёл к телу. Проверил пульс и скорбно объявил:

— Третий принц навечно покинул нас.

Сян закричала, словно раненый зверь.

Забилась в истерике.

Но теперь она была не будущей Императрицей, и даже не матерью принца, а всего лишь наложницей пятого ранга — одной из многих. Хотя, и это было уже не так важно. Потому что хоть какие-то права здесь имели лишь те, у кого оставались живые дети.

Почтенная Старшая Госпожа, которую, также, спешно привели сюда из дворца Молитв и Скорби, движением руки послала двух крепких служанок к Сян. На коронации принято сохранять достоинство, изображая каменные изваяния, а не рыдать, нарушая давно заведенный порядок.

Что бы не случилось.

Вековые традиции важнее людских трагедий.

Сян оттащили в глубину зала к другим женщинам, наградив парой оплеух и заткну рот полой её же платья.

Золотой Город жесток.

И особенно жесток к тем, кто был на вершине.

Бывшая Императрица, тоже, в уголке стояла, зажимая рот платком, чтобы рыданиями своими не портить торжественность момента. Понимала, что бывшая её свекровь не постесняется и ей рот заткнуть.

Тело мертвого принца вынесли быстро. Особого пиетета к мертвым наследникам тут не испытывали. Ну, умер и умер. Сколько до него было? А этот конкретных ничем не лучше остальных.

Взгляды присутствующих скрестились на трёх оставшихся наследниках.

— Эйран, подведи своего сына к трону, — вдруг властно приказала уже бывшая Императрица женщине, что долгие годы играла роль её наперсницы.

Но Эйран лишь опустила глаза. А четырнадцатый принц сильнее вцепился в одежду дяди, всем своим видом показывая, что с места не сдвинется. Лис улыбнулся и ласково потрепал мальчика по волосам.

Но тут на сцену гордо вышла двадцатая императорская наложница, ведя за руку своего сына. Ребёнок смотрел на присутствующих испуганно и зло. Нехороший у него был взгляд. Очень нехороший.

Я сразу поняла, что моя дорогая "сестра" решила сделать. Инис предусмотрительно подхватила венец не голыми руками, а тканью длинных рукавов и была готова уже водрузить его на голову двенадцатого принца.

Джиндзиро поморщился, но всё же громко произнёс, перекрывая своим голосом людской ропот:

— Венец убьёт недостойного. И примет лишь того, кто будет способен взять в свои руки власть. Женщина, отойди в сторону. Твой сын — всего лишь неразумное дитя. Кто станет слушать его? Как будет он отстаивать свою волю?

Некоторые чиновники воспряли духом и расплылась в довольных улыбках. Другие нахмурились, бросая на Джина осторожные взгляды. Дураку понятно, что никак отстаивать свою волю этот кандидат не будет — слишком мал. Вместо юного Императора ближайшие лет десять будут править чиновники из рода Деиран — родственники его матери. А может и дольше. Если воспитать мальчишку в нужном ключе.

Зачем тебе скучная власть, мальчик? Налоги, дороги и прочая ерунда. Слуги и так, выполнят любой твой каприз. А для развлечения тебе хватит гарема, охоты и пиров, где алкоголь будет литься рекой.

— Пятый принц, как старший из императорских наследников должен занять престол, — веско объявил убелённый сединами чиновник, тяжело опирающийся на красивую резную трость из морёного дерева.

Некоторые степенно покивали.

Некоторые болезненно поморщились.

Джин нравился далеко не всем. Особенно, он не нравился взяточникам и казнокрадам. Но справедливости ради, мой сын таких чиновников люто ненавидел. Так что, можно сказать, между ними царила абсолютная взаимность.

Но многие видели его острый ум, отсутствие высокомерия или гневливости и считали не такой уж плохой кандидатурой. Им, может, и не удастся крутить, но зато Джин — не капризное дитя, способное отправить кого-то из чиновников на казнь из прихоти. Или потому, что ему что-то на ушко нашептала мать, отстаивающая не интересы Империи, а право своей семьи быть богаче и влиятельней остальных.

Мой сын дал им шанс одуматься. Но Инис слишком жаждала власти и была готова рискнуть. Нет, не собой. Всего-лишь сыном, который станет совершенно бесполезным, если не займет престол. Мать брата Императора. Насмешка, а не титул. Что он даст? Отдельные покои во дворце Скорби? Пару лишних служанок? Что это для той, кто уже видит себя властительницей Золотого города?

Венец лёг на голову мальчика.

— Преклоните колени перед новым Императором, — громко возвестила Инис.

Джин снова поморщился:

— Брат, не своей волей ты посягнул на мою власть. Это за тебя сделала женщина, чья попытка убить меня обернулась смертью нашего брата. Но ты можешь отказаться. Пока ещё можешь.

— Нет! — голос двенадцатого принца сорвался на визг. — Я — Император! И я приказываю казнить всех моих братьев. Стража, немедленно!

А хорошо Инис сына накрутила. Научила, как избавиться от потенциальных конкурентов. Сейчас же она стоит и гордо улыбается, пьянея от счастья. Сбылись все её мечты. Она уже чувствует сладкий вкус власти. На её лице восторг от того, что отныне у неё есть право помыкать всеми, кто живёт в Золотом Городе, кроме Императора, разумеется. Хотя, пока Император — лишь дитя и слушается каждого её слова, она может чувствовать себя полноправной владычицей Империи.

Мне хочется подойти и влепить ей пощечину. Чего тебе не жилось спокойно, Инис? Тогда вместе с тобой жили бы твои дети.

Я бы всё отдала, чтобы моему сыну не пришлось взваливать на себя бремя ответственности за целый народ. Потому что власть — не игрушка. Это тяжёлые решения, постоянные сомнения и жизнь без права на ошибку.

Толпа забурлила. Отличный первый приказ нового Императора. В день коронации, прямо, в тронном зале убить своих родных братьев. Многие, холодея, поняли простую истину. С таким правителем страна кровью умоется. И не раз. Даже тех, кто сначала обрадовался, передёрнуло.

Потому что тонкая это грань. Сначала казнить приказываешь соперников по наущению матери, а потом любого, невзирая на род, богатство и личные заслуги. Забавы ради. Потому что захотелось.

— Чего встали?! — взвизгнул двенадцатый принц, считающий себя Императором.

Опытные чиновники знали жизнь. И людей знали. Особенно, таких: злых, мелочных и мстительных. Ясно им было, что заминку эту мальчишка уже им не простит, заставив жизнями детей расплачиваться за выдуманные обиду.

На колени сначала опустился один, моля нового Императора о милосердии, потом другой, третий. Через несколько мгновений все столоначальники распростёрлись ниц перед злобным мальчишкой.

После чего сын Инис упал и забился в конвульсиях.

В гробовой тишине, разлившейся по коронационному залу, было слышно, как императорский венец, украшенные алыми, как кровь камнями, слетает с головы маленького мертвеца и катится под ноги к истинному своему владельцу.

Киан выступил вперёд и тихо спросил:

— Ты позволишь мне?

Джин нервно кивнул.

Я нежно коснулась плеча сына, потому что видела: последняя смерть ножом резанула ему по сердцу. Мой Лисёнок пытался спасти своих младших братьев. И не его вина, что к его словам прислушался лишь один из детей, а второй оказался отправлен ядом ненависти Золотого Города.

Чувствую себя монстром, но я вздохнула спокойнее, когда двенадцатого принца не стало. Сам или с подачи Инис, но он пожелал смерти моему сыну. Это не были слова, сказанные в пылу ссоры, а приказ, отданный тем, кто был готов его исполнить. Приказ убить.

Какая мать способна простить подобное?

Может быть, такие и есть, но я к их числу не отношусь. Так уж вышло. Того, кто желает смерти моему сыну я сама готова убивать. И мне всё равно, сколько лет тому, кто пожелал отнять жизнь Джиндзиро.

"Равной мерой отмерено будет" — вспомнились мне мои же слова, сказанные Алой Богине.

Ужасно, когда умирают дети. Но двенадцатый принц не был неразумным младенцем. Девять лет... В этом возрасте ты должен различать добро и зло. Осознавать последствия своих действий. И понимать, что такое "смерть".

И раз уж вспомнилось... тот монстр, в чьём подвале я встретилась с Богиней, тоже когда-то был ребёнком. Возможно, если бы он умер ребёнком, то девочки, зверски им замученные могли бы жить.

Киан медленно опустился на одно колено, подхватил венец и протянул его тому, кого уже много лет считал сыном.

Красивый жест.

За красотой его, за чувством облегчения и радостью победы, мы потеряли осторожность.

Тело двенадцатого принца унесли, а Инис, которая вела себя тихо, осталась без присмотра. Нам стало не до неё. Хотя, я должна, должна была проследить за ней. Меня же предупреждали.

Она успела подобраться к Джину непозволительно близко, а мы ничего не заметили.

В её руке был серебряный кинжал с алым лезвием.

Единственной, кто успел среагировать, была Раяна.

Она вспышкой молнии бросилась наперерез, подставляясь под удар.

Киан оттолкнул меня себе за спину, и я не удержалась на ногах. Юный четырнадцатый принц решил проявить рыцарские качества — попытался удержать меня. Но немного не рассчитал мой реальный вес и свои силы. В итоге: на полу мы оказались оба, выпав из поля зрения Инис. И женщина бросилась на первую, кто попался на глаза. Ей оказалась Баолинь.

Сестра Шена свою жизнь ценила значительно выше, чем жизнь дочери. Поэтому думала не долго. Она схватила маленькую принцессу за плечо и толкнула под ноги Инис, а сама бросилась в толпу.

Да что же творится с женщинами здесь?

Я знаю, что изоляция и жажда власти сводит с ума. Но это же целый город. У каждой здесь есть свой дворец. Здесь есть сады и парки. У них есть целая жизнь, где они не знают голода и холода. Жизнь, где у них есть дети. И вместо того, чтобы дарить им свою любовь, они ломают их, принося в жертву своего тщеславия.

Девочка упала, свернувшись в комочек, быстро закрывая руками голову. Зажмурилась. Но главное, ни звука при этом не издала.

Знакомая реакция.

Характерная. Для детей, которые живут с тем, кто склонен распускать руки, беспричинно впадая в дикую ярость.

Инис схватили. И сейчас Киан следил за тем, как её связывают.

Я, не поднимаясь на ноги, подползла к маленькой принцессе и обняла её, укрывая от всего того, что так пугало эту крошку.

Джин держал на руках Раяну, а из его глаз тихо текли слёзы.

Он не звал Лея.

Не требовал принести лекарства.

Это значило лишь одно: всё это бесполезно.

Их лица почти соприкасались, потому что девушка что-то отчаянно шептала.

Я подхватила маленькую принцессу на руки и подошла ближе, чтобы услышать:

— В следующей моей жизни я выйду за тебя замуж, Лис. И мы будем очень счастливы. А в этой жизни ты должен стать счастливым без меня. Не грусти. Я люблю тебя.

Горло перехватило жгучей болью.

Счёт открыт.

Первая смерть среди моих лисят-рысят.

Конечно, можно утешать себя тем, что все мы знали на что шли. Что у нас есть Великая цель. Но как же это больно, когда умирают ни в чём неповинные дети, которые не желали никому зла. Которые наивно старались сделать этот мир лучше. Не ради себя. А ради тех, кого они любят.

— Дядя, завтра будет суд, — голос Императора звучал совершенно спокойно, вызывая ужасный диссонанс с глазами в которых сияло пламя. — Я попрошу тебя проследить, чтобы она дожила до суда. Эта женщина не должна избежать наказания, лишив себя жизни. Любой, кто попытается освободить её или убить будет признан виновным в препятствовании правосудию и осуждён вместе с ней. Сегодня состоятся похороны моего отца и братьев. Отведём это время для скорби и молитв.

А в глазах его читалось: уберите её от меня, иначе не будет суда. Мой сын желал растерзать голыми руками ту, что посмела отнять жизнь Раяны.

Но суд должен быть.

Император не может позволить себе, просто, убивать преступников. Потому что отныне любое его действие — пример для подданных. Месть могла себе позволить девочка из умирающего мира, восьмая императорская наложница, и, даже, пятый принц, но не правитель Империи, который желает изменить к лучшему сторону свою страну.

Глав 51

Ритуалы.

Традиции.

Церемонии.

Золотой Город заполнен ими. Он построен из них, как стены, укрывающие это место от посторонних глаз построены из камней и дерева. Строгая иерархия и безоговорочное подчинение позволяет сохранять порядок и столь лелеемую тут гармонию.

Шен, пожалуй, единственный, кого Джиндзиро готов услышать, отговорил бывшего воспитанника первой отнести на погребальный костёр Раяну.

— Эта скорбь не только Ваша, мой Император. Но такой жест может оскорбить придворных.

— Да какая разница, если завтра я вынесу приговор бывшей Императрице и нескольким вдовствующим наложницам? — метался по своим новым покоям мой сын. — Если объявлю, что не стану собирать гарем. Что женюсь на Лише.

— Вы не станете объявлять о нежелании формировать гарем в ближайшие полгода. От вас, конечно, ждут, что вы сразу же после восшествия на престол возьмёте в наложницы девушку из благородной семьи. Как это делали ваш отец и дед. Но вы всегда можете отговориться трауром. Так поступил ваш прадед. И смею вам напомнить, женитесь вы на Ишикара Юмин. Сороковая наложница Императора Исао Лиша сегодня умерла! — Чтобы немного смягчить свои слова, Шен осторожно коснулся плеча Джиндзиро. — И вы не сможете осудить бывшую Императрицу публично. В данной ситуации это может вызвать ненужные волнения. Та женщина отправится во дворец Скорби и останется там до своей смерти. Суд над наложницами, хоть и нарушает устои, но, когда традиции покрывают преступников — это всегда вызывает протест в сердцах людей. Преступления их ужасны, а доказательства их вины будут неопровержимы. Так что завтрашний суд не принесёт слишком много волнений. Да, будут пересуды, но ничего серьёхнее.

— Шен, меня всё равно нарекут жестоким тираном. Рано или поздно, — голос моего сына звучал глухо и тихо. — Потому что лишь тиран сможет разрушить то, что строилось поколениями.

Линшен тяжело выдохнул и шепотом попросил:

— Лис, пожалуйста, не дразни ветер — накличешь бурю. Многие любят тебя. Многие в тебя верят. Они оправдают любое нарушение традиций, если им объяснить с чем это связано. Но не надо давать им повод считать тебя бессовестным самодуром. Это навредит не только тебе. Раяну уже не вернуть. Хочешь потерять остальных? Потому что они будут платить своими жизнями, если ты затеешь ссору со всем миром. Чему я учил тебя все эти годы? Скажи мне: чему я тебя учил?

Жестокий удар. В самое сердце. От него мой сын не может увернуться. Шен для Джина очень важен. Не только, слуга, но и первый друг. Этот человек всегда олицетворял всё лучшее, что мой ребёнок видел в людях, ради которых и решил строить великое светлое будущее.

— Ты учил быть осторожным, — ответил юный Император, как в детстве, утыкаясь лицом в плечо наставника, который часто был ему за маму, папу и старшего брата.

Шен крепко обнял того, кого любил, как родного сына и продолжил, уже не понижая голоса:

— Сначала огню предадут тело прошлого Императора и будет совершенна молитва. Потом — тела обоих принцев. Молитва. Лишь после этого придёт время наложницы Лиши. И снова молитва. Вам предстоит зажигать погребальные костры, чтобы выразить свою скорбь и уважение. Сегодня необходимо поститься и провести ночь в бдениях. Поэтому после завершения церемонии прощания присутствующие отправятся в Императорский зал. Там будет ждать скромная трапеза. По её окончанию мы отправимся во Дворец Молитв и Скорби для ночной молитвы, которую по традиции должен провести новый Император. После рассвета можно будет поесть и немного отдохнуть. После чего начнётся первая ваша аудиенция, где чиновники выразят вам своё почтение и поклянутся служить верно и честно. Потом суд над вдовствующими наложницами.

— Хорошо, — тихо отзывается Джин.

Киан подошёл ко мне и обнял за плечи:

— Сян, Инис, Шанэ и Баолинь находятся под стражей самых надёжных людей.

— Баолинь? — нахмурился мой сын. — Думаешь, она способна создать проблемы?

— Нет, — Киан усмехнулся. — Однако, эта женщина толкнула пятнадцатую принцессу прямо на Инис, в руках которой всё ещё был отравленныйкинжал. Я успел вовремя перехватить оружие. Лишь это позволило избежать ещё одной смерти. Малышку убила бы и крошечная царапинка. Такой поступок нельзя оставлять без последствий.

— Что с принцессой? — сын спрашивал без особого интереса. Из чувства долга — не более.

— Всё плохо, мой Император. Сейчас с девочкой Юмин и Мияри. Они умыли её и переодели, — Киан на несколько мгновений остановился, собираясь с духом, чтобы продолжить. — Всё тело девочки, скрытое по одеждой, представляет один и сплошной синяк. Баолинь постоянно наказывала её щипками или шлепками. Принцессе пять лет, но она не знает своего имени и думает, что ее зовут Бесполезная Дура. И я вот что думаю. Почему бы нам с Мейлин не забрать её? Мы дадим ей новое имя. Ишикара Лейлин, например. Лейлин — хорошее имя. Нефритовый цветок. Красиво же звучит? Шен, ты не против? Мы окружим её любовью и воспитаем хорошей девочкой.

Линшен пожимает плечами:

— Я не имею ни малейшего желания брать на себя заботу о ней. Но и не желаю зла этому ребёнку. Она не виновата в том, кто её мать и отец. Новое имя разорвёт для неё связь с Золотым городом. Как я могу быть против? Ведь точно знаю, что слова принца Киана идут от сердца. Он, действительно сможет окружить эту девочку любовью.

— Мам, тебе это не станет в тягость? — спросил сын осторожно.

— Нет, мой хороший. Без шумной стайки лисят и рысят дома будет невероятно скучно. Рано или поздно нам придется вернуться на Юг, чтобы не мешать вам строить новый мир. Так нам найдётся, чем занять себя. Этой малышке очень непросто жилось в Золотом Городе. Мы нужны ей. А у тебя появится любящая младшая сестрёнка.

— Хорошо.

— Пойдёмте, — сказал Шен, увидев, что в императорские покои вошёл Лей и молча поклонился. — К церемонии прощания всё готово.

Во дворе к нам присоединилась заплаканные девочки. Мияри вела за руку принцессу. Кроха смотрела не поднимала глаз от пола и дрожала, как осиновый листик на осеннем ветру.

— Лейлин, — ласково обратилась я к малышке. — Лейлин — это теперь твоё имя. Оно такое же красивое, как и ты. Ничего не бойся. Хорошо? Я рядом и никому не позволю обидеть тебя. Теперь всё будет хорошо.

Наверное, в глубине души я ждала, что она хотя бы посмотрит на меня. Или как-то отреагирует.

— Матушка, с ней что-то совсем не так, — произнесла Юмин нервно. — Она слишком послушная. Делает абсолютно всё, что скажешь. Быстро. Не задумываясь. Словно над ней тень стоит. Это же не нормально.

— Справимся. Покой, любовь и забота творят чудеса. Нужно лишь время. Мияри, тоже, была не в порядке после издевательств мачехи. От любого шума в комочек сворачивалась. Помнишь? А потом котёнок вырос, отрастил зубки и коготки. Теперь любому, кто решит ее обидеть, лично я, не позавидую. На это потребовалось много лет. Но куда нам спешить?

— Как Лис? — спросила Юмин шепотом.

— Он не один в своём горе.

Слабое утешение, но, уж какое есть. Часто у людей не бывает и этого.

Церемония огненного погребения прошла для меня словно в тумане. Я помню лишь то, что всё это время боролась в удушающей тошнотой. А запах горелого мяса, словно, преследовал меня, будя старые воспоминания.

Зверь Вовик.

Подвал.

Боль.

Страх.

Старая оборотница — его мать.

Маска доброты и беспомощности, за которой скрывается чудовищная натура.

Чем дольше я живу, тем больше вижу матерей несоответствующих этому гордому званию. А окружение женщин, что здесь, что в моём родном мире нисколько не помогает им быть, а не казаться хорошими. Наоборот. Общественные установки с их нереалистичностью и противоречивостью часто приводит к не самому лучшему результату. И люди, не имеющие прочных моральных ориентиров, впадают в две крайности.

С одной стороны, слепое обожание и готовность положить мир к ногам ребёночка приводит к тому, что мать становится активным соучастником преступлением. Ведь та старуха по собственной инициативе привела маньяку и убийце малолетнюю жертву. И, явно же, оправдывала себя тем, что совершает это во имя любви. Она же мать и должна делать для сыночки-корзиночки всё-всё. А посадить на цепь какую-то чужую девчонку — это пустяк. Что не сделаешь ради того, чтобы уберечь своего родного ребёнка от тюрьмы? Если изменить его нельзя, надо принимать таким, как есть и защищать. В конце концов, девок много, а мальчик у неё один.

А с другой — эгоизм и безразличие: "Я же тебя на морозе умирать не бросила, в детдом не отправила, с голоду умереть не дала. Это доказывает, что я — идеальная мать. А что я позволяю своему мужу тебя бить, так он не совсем бьёт, а воспитывает. Чтобы ты человеком стала. Вот вырастишь, будет у тебя муж, посмотрим, как он тебя лупить начнёт. Ты ещё ремень отцовский с любовью вспоминать станешь". А между срок сквозит: "Мне на тебя плевать. Я не хочу думать ни о ком, кроме себя. Зачем рожала? Так все рожали. Потому как, если нет у тебя детей, то как женщина ты неполноценная, и семья у тебя ненастоящая, а муж обязательно уйдет. А в детдом, на самом деле, не отдала, именно, потому что ребенок даёт статус и объясняет все жизненные провалы.

Не сложилась карьера? Так у меня дети. Мне не до этого.

Муж — дебошир и алкоголик? Ну, что вы?! Я с ним ради детей. Чтобы у них была полная семья.

Живёшь в нищете? Деньги не важны. Зато я состоялась, как мать.

Хотя, хотелось в детдом сдать. Очень хотелось. С первого же дня, как поняла, что ребёнок — это очень проблемная игрушка. Поэтому летят упрёки на тему: "Я для тебя сделала всё, а ты не хочешь сделать в три раза больше, неблагодарная дрянь".

А дети, которые растут в этой такой нездоровой среде, очень часто, вырастая, начинают строить не самые адекватные взаимоотношения со своими детьми, перенося собственные травмы на тех, кого своей волей привели в мир.

Круг замыкается.

Но Золотой Город в этом плане страшнее, чем кажется на первый взгляд. За блестящей ширмой традиционных гаремных ценностей скрывается бесконечный ужас. И я даже не о том, что одному мужчине может принадлежать семьдесят женщины. С этим ещё хоть как-то можно было бы смириться.

Меня поражает другое. На императорские смотрины, которые проходят дважды в году, со всей страны привозят толпы девушек. Ведь ни для кого не секрет, что во время служения в постели Императора они не смогут почувствовать ничего, кроме боли. Что с огромной долей вероятности они потеряют своих детей. Потому что до взрослого возраста доживает трое-пятеро наследников обоего пола.

Император Ясуо — прапрадед моего сына дожил до возраста, когда все семьдесят два дворца обрели своих хозяек, и ещё десять лет сверху. У него было сто пятьдесят два ребенка. До двадцати лет дожило всего двое — сын и дочь.

Смерть постучалась почти в каждый из дворцов наложниц. И такой судьбы родители желают своим дочерям, отправляя их в Золотой Город?!

У меня в голове это не укладывается.

Толпа колыхнулась и понеслась в трапезный зал, увлекая нас за собой.

Я знала, что нужно поесть, чтобы не свалиться в обморок посреди ночи. Но мутило жутко. Не смогла ни кусочка лепёшки в себя закинуть. Лишь воды попила. За что удостоилась осуждающего взгляда Киана. Отогнать дурные мысли мне помогла маленькая Лейлин. Девочка смотрела на людей большими испуганными глазами. И я постаралась поговорить с ней. Безрезультатно. Девочка напоминала застывшего в ужасе зверька.

Я погладила ее по голове и попыталась накормить паровой булочкой. Прогресс пошел. Я и моргнуть не успела, как малышка ее слопала всё, что было в моих руках, а потом перевела голодный взгляд на меня.

— Бери что хочешь, — говорю с улыбкой.

— Мне такое нельзя, — отвечает она шепотом. — Оно же целое.

Вот всегда знала, что еда способствует общению. Поэтому стараюсь закрепить результат:

— А что ты обычно кушаешь?

— То, что останется после того, как матушка поест, — бесхитростно отвечает ребёнок. — Но не сразу. Сначала служанки берут еду. Потом — я.

— Лейлин, теперь тебе можно есть всё, что ты захочешь. И никто не будет больше ругать тебя.

— А Матушка? Она обязательно будет.

— Маленькая, я никому не позволю тебя обижать. Теперь ты — моя дочка.

— А разве так можно? — девочка недоверчиво закусила губу. — Императрица позволит?

— Сейчас Императрица — это я. И твой брат-Император разрешил мне забрать тебя, потому что твоя матушка плохо заботилась о тебе. Кушай, моя хорошая. А потом ты пойдёшь с Мияри. Она почитает тебе сказку и уложит спать. Мияри очень хорошая и добрая. Но сильная. И никому-никому не позволит обидеть тебя, когда меня нет рядом.

Я поцеловала девочку в макушку и посмотрела на сына. Джин был мрачнее тучи и, тоже не горел желанием ужинать. Но Юмин у нас умничка. Так она и дала ему голодным сидеть. Горе, конечно, горем. Однако, сейчас Император не может позволить себе ни минуты на отдых. А силы откуда-то брать надо.

По традиции траурное шествие возглавляет мать почившего Императора. Перед входом во дворец Молитв и Скорби она должна снять все свои украшения и остаться лишь в простом платье.

Мне же, наоборот, предписывалось нацепить на себя уйму побрякушек. Ненавижу их. От массивных серёжек у меня болят уши. К кольцам и тяжёлым браслетам я не привыкла. А ожерелья кажутся ошейником.

Молитвы должны были длиться всю ночь.

Жрец подошёл ко мне, когда занимался рассвет. То, что передо мной стоит спутник Алой Богини, а не его аватара, я поняла по голосу отблеску глаз.

— Альтеа считает ваш договор исполненным, — улыбнулся он. — Ты вырастила хорошего Императора. Скажи ему, что для грусти нет причин. Погибшая девочка вернётся к нему и исполнит своё обещание. Позже.

— Как я могу такое сказать ему? — говорю тихо, без надежды, что Хранитель этого мира поймёт меня. У Высших иной разум. Иное понимание жизни и смерти. — Терять близких очень больно. А даже, если она вернётся, то не будет уже той, кого Джин любил.

— Твой сын сможет полюбить её вновь, — бесстрастно отозвался спутник Богини. — Она не хочет уходить и вьётся золотой искоркой возле него. Я посчитал, что её жертва достойна награды. Маленькая душа станет красивой принцессой. Скажи своему сыну, что для грусти нет причин. Но ему придётся немного её подождать.

— Спасибо, — это все, что я смогла ответить, потому что горло раскаленным обручем сжала острая боль.

— Не стоит благодарить, дитя иного мира. — Хранитель этого мира улыбнулся и провёл ладонью по моим волосам. — Не думаю, что мы встретимся в этой твоей жизни. Но я продолжу за тобой присматривать.

— Лучше присмотрите за Джиндзиро. Его жизненный путь будет гораздо сложнее моего.

— Глупый воронёнок, ты даже не в середине своей жизни. Впереди у тебя ещё много открытий. Будь счастлива. Делай счастливее тех, кто рядом. И продолжай верить в того, кто взвалил на свои плечи ответственность за целый мир. Твоя любовь подарила ему крылья и незримым щитом закрыла от многих печалей. Твоя вера даст ему сил, когда его собственные будут на исходе.

Я на мгновение закрыла глаза, а когда открыла их, Старый Лис уже растворился в толпе.

Глава 52

Я исполнила просьбу прародителя рода Акинара, сказав сыну, что Раяна однажды исполнит своё обещание. И что она переродится красивой принцессой. Джин грустно улыбнулся.

Потом мы заговорили о том, что станем отвечать чиновникам, обеспокоенных тем, что у нынешнего Императора нет детей. Отсутствие наследников будет побуждать знатные рода требовать, чтобы во дворцах Золотого Города поселились наложницы, а это приведёт лишь к тому, что будущее, которое мы хотим построить, станет от нас лишь дальше.

Просто, объяснить не получится. Сейчас в это не поверит никто. Они не захотят в это верить. Люди не любят перемены и разрушение выгодных им традиций. Поэтому сочтут правду ложью.

— Мама, — позвал меня Джин, стоящий возле распахнутого окна. — Я поговорил с бывшей Императрицей. Она согласна поделиться с нами своим авторитетом в обмен на некоторые привилегии.

— Какие, например?

— Наличие в её комнате, постели. Но я был склонен проявить великодушие и даже предложил ей просторные покои на третьем этаже. Там, даже, балкон есть. Конечно, она не сможет выходить из своих комнат во Дворце Молитв и Скорби. Мне бы не хотелось, чтобы эта женщина приближалась к моей Юмин. Однако, я согласен пощадить её гордость, оставив ей формальный титул Старшей Госпожи. Если моя милая бабушка проявит благоразумие, конечно. В противном случае, её ждёт суд и публичная казнь. Смерть от ударов розгами. Долгая, мучительная и невероятно унизительная смерть для бывшей властительницы Золотого Города.

— Ты этого не сделаешь, как бы не хотелось. Мы не можем себе позволить раздражать общество больше необходимого.

— Знаешь, мама, что тебя отличает от твоей предшественницы? Ты слишком много думаешь. Обо мне. О благе страны. О людях. О том, как волнения в столице повлияют на стоимость зерна в провинции Ирин. Она же способна думать лишь о себе и своих желаниях. Поэтому не видит причин, по которым её казнь окажется невозможной. Её не остановило бы ничего, если бы она пожелала убить кого-либо. "Отбери всё. Пообещай вернуть четверть. И смотри, как твой враг на коленях благодарит тебя за щедрость". Мудрые изречения императора Хэчиро.

Я хмыкнула и медовым голоском напомнила:

— Смотри, как твой враг на коленях благодарит тебя за щедрость, но помни, что, как только ты обернёшься к нему спиной, он выхватит нож.

— Спиной ко Старшей Госпоже?! — Джин делано ужаснулся. — Мама, ты считаешь, что я лишился разума? Кстати, а что думаешь делать с Синьян?

Я, действительно, задумалась. Что же с ней делать? Раньше было немного не до того.

— Она — женщина умная и осторожная. Приставляю её к Юмин. Пусть помогает нашей малышке.

— Думаешь, мы можем ей доверять?

— А почему бы и нет? Синьян не слишком сильно любит сестру. По ряду объективных причин. Бывшая Императрица заперла её в Золотом Городе, лишила возможности выйти замуж, завести детей. А что в итоге? Каморка во Дворце Скорби. И это в лучшем случае. Она ведь всего лишь служанка, пусть и высокопоставленная. Слуги, чаще всего, живут в общих комнатах. Мы же предлагаем ей привычную жизнь, полную комфорта, уважения и ещё кое-что. Семью. Она сможет заботиться о тебе, Юмин, ваших детях, а в ответ получать любовь. К тому же, Синьян провела здесь всю жизнь. Кто лучше неё знает, как живёт Золотой Город?

— Хорошо. А как там моя... сестра?

— Милый, нам не стоит ждать слишком многого так скоро. Чтобы залечить её душевные раны потребуется время.

— Мне нужно общаться с ней? С ней и с братом? Лейлин и Рэйден — дети. Сейчас они не относятся ко мне плохо, но что будет потом, когда они вырастут, если оставить их воспитание без должного внимания? Но я не знаю, хочу ли этого. Они мне чужие. Я ничего не чувствую к ним. И, если честно, не желаю их воспитывать. Не хочу брать ответственность за них, хотя и должен. Как старший в роду. Но от того, что должен ещё больше не хочу.

— Сын, а ты ничего не перепутал? — я иронично изогнула бровь. — Ты, конечно, Император. Но старшим в роду является Киан. Это его племянники. Кроме меня у тебя, есть Шен, Лей, девочки. И, знаешь ли, я считаю неправильным, когда при таком количестве сознательных взрослых, ответственность за двух детей ложится на третьего.

— Я — не ребёнок! — возмущённо заявил Джин.

— Лис, ты не должен брать на себя ответственность за воспитание двух, давай откровенно, чужих тебе детей. Ты их имена узнал лишь вчера. Вы до этого встречались всего пару раз. Ты не можешь и не должен их любить. Потому что вы толком не знакомы. Давай, мы начнём с простого. Вы будете вместе обедать раз в четыре дня. Это же несложно? Будете разговаривать, весело проводить время. А в середине лета сможете ненадолго отправиться к морю. Ты научишь их плавать. Со временем вы накопите множество счастливых воспоминаний. Из них родится привязанность. Только не торопись. Если заставлять себя любить или заботиться, ничего хорошего не выйдет. Ты должен хотеть быть рядом.

Сын подошёл ко мне, опустился на пол и положил голову мне на колени. Я провела пальцами по его волосам и подумала о том, что многие считают, будто старшие дети обязаны заботиться о младших, любить их, тратить своё время, жертвовать своими интересами. Они оказываются что-то должны, просто, по факту рождения. А взрослые, как безжалостные коллекторы эти долги выбивают.

Родители часто поступают, достаточно, подло. Они подходят к старшему ребенку и спрашивают: а ты хочешь братика или сестрёнку? При этом рисуют нереалистично-счастливую картину. Обещают, что маленький будет милым, добрым, замечательным. Что это лучше любой игрушки. Что они вместе будут играть и дружить.

Никто не объясняет, что младший ребенок — это много проблем, отсутствие личного пространства, свободного времени, испорченные вещи, усталость и боль.

Не знаю, может у кого-то было иначе. Но меня младшие часто били, кусали, щипали. Потому что я не давала им крушить дом, ломать мебель, рвать мои учебники и засовывать пальцы в розетку. Мне же бить их в ответ было нельзя. Потому что они маленькие.

Какая может быть любовь между детьми, если их отношения изначально стоят на обмане, разочаровании и раздражении? Возможно, если бы отец не пил, а мама занималась нами, а не скидывала на меня свои обязанности, всё могло сложиться иначе.

У меня не получалось любить братьев и сестёр. И это было ужасно. Есть такой стереотип, что любовь к маленьким у старших проявляться обязана. А если не проявляется, то значит, со старшим что-то не так. Что он или она какие-то плохие, злые, эгоистичные. Или, что их мало били. Но если хорошо отлупить, то любовь забьёт фонтаном. Так мой дедушка по отцовской линии считал. К слову, эта теория подтверждения не получила. После того, как он меня выпорол за то, что я сказала своей ненависти к Кате, чувства мои лишь окрепли. Ну, просто, я ещё и его ненавидеть начала.

Своему сыну я подобного жизненного опыта не желаю. Хватит того, что он у меня есть. Лучше, помогу ему построить нормальные взаимоотношения отношения с братом и сестрой, основанные на приятных воспоминаниях, общих интересах и уважении.

В дверь постучали, и мы услышали голос Линшена:

— Пора.

Сын легко поднялся с колен и протянул ладонь, помогая подняться мне. А потом мы прошли в тронный зал, заполненный людьми.

Далее чиновники дружно встали на колени и произнесли клятву верности. Встали. После чего сделали по команде главного распорядителя дворца Ясного Разума десять торжественных поклонов, снова становясь на колени и касаясь лбами каменных плит зала.

— Призываю вас, честные граждане Империи, — произнёс Джиндзиро громким хорошо поставленным голосом, когда все поднялись. — Стать свидетелями справедливого суда. Мы должны пролить свет справедливости на темные деяния женщин, удостоенных высочайшей чести — стать наложницами моего отца покойного Императора Исао. Я вынесу приговор. Мой дядя принц Анинара Киан будет предъявлять обвинение. Императрица, как женщина, чьё милосердие и смирение известны всем, будет защищать обвиняемых. Привести вдовствующую наложницу Сян.

Двое гвардейцев притащили упирающуюся женщину и поставили её на колени в центре зала.

— Император ушел из жизни не потому, что его призвала в свои небесные чертоги Алая Богиня, — сказал Киан, поднимаясь. — Чтобы возвести на трон своего недостойного сына, Эшира Сян, воспользовалась безграничным доверием императорской семьи и отравила своего господина. Она сделала это потому, что её ослепила алчность и жажда власти. Потому что ей хотелось быстрее занять трон Императрицы. Своим поступком она презрела все божественные и человеческие законы. Такому не может быть прощения!

Со своего трона, расположенного по левую руку от Джиндзиро, медленно встала я. Поправила тяжелую парчовую юбку и состроила максимально сострадательную мордочку:

— Сестра моя, если ты виновата, покайся. И тогда я смогу умолять нашего справедливого Императора проявить милосердие. Если же невиновна, если не замышляла зла, не бойся сказать об этом. Поклянись именем Богини, что станешь говорить правду.

Да, это было больше театрализованное представление, чем суд. Но что поделаешь? Сейчас Джин должен показать силу и реальную власть. А также то, что лгать ему опасно для жизни. Конечно, среди чиновников много честных и порядочных людей. Но хватает и тех, кто ради набивания собственных карманов готов лгать, изворачиваться и подставлять окружающих. Вот их мой сын и хочет напугать. Сян, если можно так сказать, просто, не повезло. Хотя, с другой стороны, кто ее просил травить Исао?

— Я клянусь именем Алой Богини, что стану говорить правду, — попалась на крючок женщина. Она думала, что без труда солжет. Как всегда. Такие клятвы давно не вызывают страха у людей. Ведь Богиня спала, а ее Хранитель оказался занят тем, что пытался удержать этот мир от больших катаклизмов. Ему было не до клятвопреступников. — Я не понимаю, отчего принц Киан обвиняет меня в столь страшном преступлении. Мой господин, ушедший к предкам, был тяжело болен. Я же верно служила ему до его последнего вдоха, стараясь облегчить его страдания!

— Сестра, поклянись, что не давала господину яда, — осторожно подталкиваю её к явной лжи. Ведь пока сказанное ей было правдой.

— У нас есть доказательства. В покоях этой женщины был найден яд, остатки которого были на пиале из которой пил мой несчастный брат! — вмешивается, "пылающий" праведным гневом Киан.

— Я клянусь, что невиновна и не давала моему господину яда, — высокомерно произнесла Сян и мышеловка захлопнулась.

Женщина побледнела, захрипела, закашлялась.

Не прошло и пары мгновений, как она захлебнулась собственной кровью.

В зале повисла мертвая тишина.

Люди замерли в немом оцепенении боясь дышать.

— Лгать, прикрываясь именем Богини — тяжкий грех, — произнёс молодой Император печально. — За это человека ждёт ужасная кара. Надеюсь, в следующей своей жизни эта заблудшая душа станет хорошим человеком и сможет искупить всё то зло, что она сотворила. Убрать тело и сжечь за пределами Золотого Города без молитв и подношений. Привести следующую подсудимую.

Бледную испуганную Шанэ поставили на колени прямо в лужу крови, оставшуюся от Сян. И начался второй акт этого спектакля.

— Я обвиняю эту женщину, — голос Киана был хриплым, словно произошедшее до сих пор причиняло ему боль. — В том, что она из зависти убила мою наложницу Лиари и моего ребенка, которого та носила.

— Сестра, — моя улыбка напоминала сахарный сироп. — Прошу тебя скажи правду. Поклянись, что не делала этого. Ведь разве могла первая наложница Императора совершить такое злодеяние?

Шанэ решила поиграть в молчанку. Да, только, кто ей даст изображать оскорбленную невинность?

— Хасэгава Шанэ, — голос Джина был холоднее зимней стужи. — Вам надлежит ответить на обвинение. Это мой приказ.

— Я не хотела ничего плохого, — женщина затравлено оглянулась и почти шепотом произнесла. — Это вышло случайно. Клянусь именем Богини. Я плечом оттолкнула её со своего пути, когда она не уступила мне дорогу. Но упала Лиари не из-за меня, а потому что наступила на свой подол. Когда это случилось, я была на пять ступеней ниже неё. Падая, Лиари зацепила меня. Но я шла, опираясь на руку своей служанки, потому что за несколько дней до этого подвернула ногу и мне было больно идти по ступеням. Она и удкржала меня от падения. В произошедшем нет моей вины.

Я ждала повторения недавней сцены, но ничего не произошло.

Шанэ закашлялась, но, скорее, от волнения. Не было крови, удушья, конвульсий. А это значило, что сказанное — чистая правда. Я бросила осторожный взгляд на Киана. Он стоял ровно, а на лице застыла бесстрастная маска.

— Обвинение в преднамеренном убийстве наложницы принца Киана снято, — бесстрастно объявил Император. — Хасэгава Шанэ, я даю тебе выбор. Ты можешь не отвечать на мой следующий вопрос, а тихо удалиться во дворец Молитв и никогда не покидать его стен. Или получить свободу, если за тобой нет вины. Но помни: наказание Богини за ложь не заставит себя ждать. Ты пыталась убить меня или мою мать?

— Я бездействовала, — ответила женщина, сминая в руках подол своего платья, испачканного чужой кровью. Красное на лиловом. Почти красиво. — Подозревала о том, что это замыслили другие. У меня не было доказательств. Но я их и не искала. Мне нужно было думать о моём принце. Клянусь именем Богини. Я сама никогда не пыталась убить вас, мой Император, или вашу мать.

— Свободна, — сказал Джиндзиро немного удивлённо. Мы все привыкли видеть в Шанэ злодейку. А выходит: она — жертва. Первая жертва в прошлом поколении. Такая же, как многие до неё. -Вдовствующая императорская наложница Шанэ из рода Хасэгава может остаться в Золотом Городе. Может уйти. И вернуться, если того пожелает. Все подарки, которые ей лично преподнёс мой отец почивший Император Исао, она вправе забрать с собой.

Глава 53

Шанэ расплакалась. И я не знаю, чего было больше в тех слезах: боли, разочарования или облегчения. Из толпы выступил мужчина средних лет, в котором я узнавала младшего брата Шанэ. Он подхватил её на руки, славно ребенка и унёс из зала.

И лишь спустя много времени я узнала, что наследник рода Хасэгава выдержал настоящий бой со своим отцом и дедом. Старики считали, что место вдовствующей наложницы — дворец Скорби. И казалось бы, они же богаты. Им комнаты в своём доме жаль? Или еды? Платьев у Шанэ столько, что на всю оставшуюся жизнь хватит, а все её, далеко, не дешёвые украшения останутся в семье после её смерти.

Хотя, мне кажется, дело в другом. Эти люди умеют воспринимать женщину лишь как функцию. Вести хозяйство. Рожать и растить детей. Заботиться об удобстве мужа.

Если данная функция тобой исполнена, то общество будет к тебе благосклонно.

Если же ты со своей ролью не справилась, на снисхождение рассчитывать не приходится.

Шанэ почти сорок. Красота её поблекла. Огонёк в глазах потух. Нет, она всё ещё привлекательна. Но что толку с этого? Замуж её не отдашь. Кто решится взять в жены ту, что не просто принадлежала Императору, но и растила принца? И это если закрыть глаза на возраст и бесплодие. Оставить в своём доме, конечно, можно. Но какой в том прок для рода?

Вдовствующая наложница не может жить в статусе приживалки, которая станет прислугой в родительском доме. К ней надлежит обращаться с уважением. Непочтительность к вдовствующей наложнице новый Император или Императрица и за оскорбление принять может.

Нет, если бы она имела какое-то влияние на нынешнего правителя, как мать живых принца или принцессы, её бы встретили с распростёртыми объятиями. Но сейчас она была бесполезна. Как сломанная кукла.

Именно так выглядела Шанэ, которую забрал из Золотого Города брат — единственный человек, который дорожил, именно, ей.

— Привести следующую, — громко произнес Джин, мазнув взглядом по бывшему наставнику. Но Линшен не выразил и намёка на эмоции.

Баолинь была спокойна и величественна. Ни намёка на волнение или страх. До сих пор считает себя неуязвимой?

— Ишикара Баолинь, — безразличный голос Киана разносился под сводами дворца. — Ты, ослеплённая собственным эгоизмом, подвергла опасности жизнь пятнадцатой принцессы Лейлин. Чтобы защитить себя толкнула невинное дитя под ноги тоё, что желала убить Императора Джиндзиро.

— Да, я совершила ошибку. Я испугалась и была не в себе после того, как мой господин скончался прямо у меня на глазах, — Баолинь состроила невинную мордашку и даже выдавила из себя крошечную слезинку. — Мой разум на мгновение помутился. Я всю свою жизнь буду сожалеть о своей слабости. Император, умоляю, имейте сострадание к несчастной женщине. Верните мне мою драгоценную дочь. Она — кровь от моей крови. Она — единственный свет моего сердца. Ведь всем известно, что никто не может любить дитя сильнее родной матери. Кто, кроме меня, сможет утешить её, в час, когда она потеряла отца? Разве чужие руки, какими бы заботливыми они ни казались, способны обнять её также, как мои? Кто позаботится о ней? Кто защитит? Безмолвные и бесправные слуги? Императрица?

— Баолинь, — мой голос похолодел. — Ты смеешь говорить, что я не способна позаботиться о принцессе?

— Простите, госпожа, — голос женщины стал мягким и сладким, как патока. — Я не смею проявлять непочтительность и лишь хотела сказать, что Императрица — хозяйка всего Золотого Города. Как можно обременять вас заботой о чужом ребёнке, у которого есть мать? Без меня принцесса станет лишь несчастным листочком, отданным урагану дворцовых интриг. Ваша забота о ней будет, всего лишь, исполнением долга. Моя же любовь убережёт её от всех невзгод. Я осознала свою ошибку и умоляю разрешите мне воссоединиться с дочерью.

Баолинь сложила руки в молитвенном жесте, явно играя на публику. Смиренная поза. Невинный взгляд. В ней, явно, умерла величайшая актриса. Как играет! Загляденье. И самое паршивое, что она сейчас перетягивает симпатии придворных.

Я скрипнула зубами. У меня роль милостивого защитника. Мне нельзя переходить в обвинение. А Киан тупит. Нет, я понимаю, что он сейчас чувствует себя не лучшим образом. Столько лет ненавидеть женщину, которая не была причастна к смерти его возлюбленной. Но в данный момент — не лучшее время для мыслей о прошлом. Киан, очнись же! Неужели не видишь, что эта женщина идёт в отчаянное наступление?

— Император даровал принцессе новое имя. И мы с благодарностью принимаем знак его безграничной милости. Но у нее есть другое имя. То, что дал ей отец — Баожей. Кто кроме меня сможет сохранить ту связь, что существовала между ней и почившим Императором? Кто не даст ей забыть свое настоящее имя?

Баолинь упивалась всеобщим вниманием, кажется, забыв, что Джин её не любит очень сильно. И каждое слово подсудимой готов использовать в нашу пользу.

— Я даровал новое имя моей милой сестре, потому что она не смогла назвать своего, — громом прогремел голос моего сына над сводами тронного зала. — Она его не знала. Ишикара Баолинь, ты слишком много говоришь о любви и заботе для женщины, которая хладнокровно бросила своё дитя навстречу опасности, лишь бы сохранить свою жалкую жизнь. Ты говоришь, что осознала свою ошибку. Но был ли твой вчерашний поступок единственным злом, причиненным принцессе? Юмин, я доверил тебе опекать юную принцессу, пока моя мать была занята. Расскажи всем, что ты узнала:

Девушка, стоящая за моей спиной, вышла на середину зала и опустилась на колени недалеко от Баолинь, после чего громко и чётко заговорила:

— Моё имя Ишикара Юмин, первая наложница Императора Джиндзиро. За время, что я провела с принцессой Лейлин, я увидела страшные вещи. Мне больно даже говорить об этом, но на теле девочки, но мы с моими служанками нашла многочисленные кровоподтёки, какие бывают от щипков и ударов. Какие-то из них были свежими, а какие-то почти зажившими. Принцесса сказала, что так её наказывала мать.

Толпа взволновалась, а Баолинь, звериным нутром почуяв, что земля под её ногами горит, решила разыграть из себя жертву злых наветов.

— Мой Император, я во всём старалась быть примером для дочери. Но она капризна и непочтительна. Я старалась смирить её буйный нрав. Да, для этого мне приходилось наказывать её. Из любви и заботы о её будущем.

— Юмин, — Джин коварно улыбнулся. — Ответь честным людям, что собрались здесь, была ли ты в детстве капризна и непочтительна, как твоя младшая двоюродная сестра?

Девушка очаровательно зарделась. Видимо, вспомнила, как в прошлом году потребовала от принца, чтобы он залез на шелковицу и нарвал им с Мияри самых спелых ягод. Что было крайне непочтительно. Но Лис тогда получил свой вожделенный поцелуй в качестве аванса за подвиг и такому капризу был очень рад.

— Да, мой господин.

— Тебя наказывали за это так же, как принцессу Лейлин?

— Нет, — Юмин чинно сложила руки на поясе. Весь её вид выражал спокойствие и уверенность. — Если я что-то делала не так, со мной говорили, объясняли. И никогда не били. У меня сердце кровью обливается, когда я думаю, сколько боли вынесла принцесса. Она же такая маленькая. Мой господин, я умоляю вас, не отдавайте её моей тёте — вдовствующей императорской наложнице Баолинь. Если императрица, занятая управлением Золотого Города, не сможет уделать ей достаточно времени, я буду заниматься с ней.

Юмин вытерла набежавшие на глаза слёзы. И столько в её словах было боли и жалости, что по толпе пронеслась волна возмущённо шепота. Повинуясь движению руки Джиндзиро, девушка встала, поклонилась и вернулась на своё место.

— Я больше никогда не стану так наказывать мою принцессу, — в голосе Баолинь впервые я услышала нотки паники. — Она же моя кровь и плоть.

— Женщина, ты смеешь говорить об этом мне? — Джин буквально рычал. — И ждёшь, что я тебе поверю? Десять лет назад ты на моих глазах приказала слугам убить своего единокровного брата. И общая кровь не остановила тебя. Разве нет? Ишикара Линшен, выйди. Я желаю говорить с тобой.

Шен, чьи черные, как вороново крыло волосы на висках уже посеребрила седина, вышел и стал на одно колено перед троном Императора. Более не безымянный слуга принца стоял перед чиновниками, а наследник великого и древнего рода. Нефритовая заколка. Зеленый шелк длиннополого одеяния, украшенного серебряной вышивкой.

Дивные узоры на ткани парадного одеяния, казалось, были достойны занять место в музее. Здесь музеев нет, а жаль. Красота. Ая вышивала. Долго. Готовилась к восшествию на престол нашего Лисёнка. На мне и Юмин сейчас, тоже, платья, вышедшие из-под её руки.

Серебряные стебли бамбука колышутся в складках цвета темной листвы. Журавли и цапли, вышитые так тонко, что кажутся живыми, бьют крыльями. А возле сердца мужчины расположился белый лис, приготовившийся к прыжку, который смотрит на свою цель, но не спешит щерить зубы.

— Мой Император, я смиренно готов служить вам.

Джин прячет улыбку за синим шелковым веером — знаком скорби сына по безвременно ушедшему отцу.

— Ишикара Линшен, ты знаешь меня с колыбели. Расскажи честным людям, собравшимся здесь, был ли я капризен и непочтителен?

— Были, мой Император.

Лис довольно кивнул и продолжил свой допрос, не слишком приятный своему воспитателю. Но упустить такой повод никак нельзя. И не только ради Лейлин.

— А желал ли ты когда-нибудь применить телесные наказания. Например, высечь?

— Бесчисленное количество раз, — отвечает Шен немного смущенно и косится на меня. Я посылаю одобряющий взгляд. У самой иногда возникало такое желание. Так что не мне его судить. Джин, действительно, бывал, совершенно, несносен. Особенно, в одиннадцать лет. Думала, поседею с ним. Вот что называется: "Научили ребёнка критически мыслить и отстаивать свою точку зрения".

— А почему ты ни разу этого не сделал? — Джинзиро спрашивает, с любопытством склоняя голову в сторону. — Ты мог. Никто не упрекнул бы тебя за наказание, соответствующее проступку. Я помню, что много раз был не то, что непочтителен, а, даже, груб. И говорил то, за что мне потом было стыдно. Но ты находил иные пути. Не только для меня, но и для детей, которых опекала моя мать. Ты говорил с нами. Объяснял. Своим примером показывал то, как следует поступать.

— "Наши дети должны быть лучше, чем мы. А чтобы этого добиться, нужно воспитывать их лучше, чем воспитывали нас", — это мне сказала ваша матушка много лет назад. Я тогда не понял, о чём она. Глупостью, даже, посчитал. Пусть простит она мне то, каким невежественным был ваш покорный слуга в пору юности. И лишь спустя годы осознал, в чём заключалась мудрость её слов. Ударить, накричать, ущипнуть, чтобы ребёнок боялся и слушался — просто. Объяснить, почему так поступать нужно, а так — нет, сложнее. Убедить же упрямого отрока в своей правоте — сложнее, чем поймать ветер в поле. Но чтобы наши дети стали лучше, чем мы, следует стараться. Что я и делал в меру своих скромных человеческих сил.