— Бывший владелец "Корпорации Санте".
— Он самый, — кивнул Плэгас. — "Санте" поколениями производили грузовые корабли, но что касается звездных яхт, тут их успехи были куда скромнее. Мой учитель хотел заключить союз с Керредом, предложив ему эксклюзивные права на производство кораблей Руджесса Нома. Санте ухватился за предложение, но по-своему: пока он вил из Тенебруса веревки, его агенты выкрали технические планы.
Плэгас задумчиво сощурил глаза:
— Мне редко доводилось видеть, чтобы учителя переигрывали в его собственной игре, но это был как раз такой случай. Однако Тенебрус не кинулся мстить — по крайней мере, не сразу. Сошедшие со стапелей яхты пользовались таким бешеным успехом, что позволили Керреду Санте скупить контрольный пакет акций "Технологий Синара" и "Республиканских проектов Синара". Лишь выдав за Санте свою младшую дочь, Нарро Синар, бывший президент компании, смог сохранить за собой должность главного конструктора. К тому времени, однако, Нарро уже заключил тайное соглашение с Тенебрусом, и пришла пора свести счеты.
Плэгас вновь принялся расхаживать взад-вперед:
— "Капиталы Дамаска" были тогда в зачаточном состоянии, но я уже успел завоевать авторитет у галактической элиты и потому получил приглашение на промышленную конференцию на Корулаге, который был в то время штаб-квартирой не только "Технологий Синара", но и "Небесной гипернавтики", концерна "Данте" и десятка других корпораций. Приглашенным докладчиком значился сенатор от сектора Бормеа; присутствовали и самые разные светочи науки с Корусканта, Кореллии и Куата. А с далекой Лианны прилетели Керред Санте и его молодая и несчастная жена в сопровождении целой свиты слуг и охранников. Я сидел за столом прямо напротив него, а на ужин подавали иглобрюхого угря. Доводилось тебе пробовать этот деликатес, Сидиус?
— Еще подростком. На званом обеде, который давал дом Палпатинов.
— Тогда ты знаешь, что это создание — одно из самых ядовитых в Галактике. Процесс приготовления труден и опасен: с угря нужно снять кожу, пока он еще жив, иначе яд попадет в плоть. Разумеется, ничто так не оживляет скучный банкет, как близкая перспектива скоропостижной смерти, и гости едва могли сдержать нетерпение, когда официанты разносили блюдо.
Я дождался, когда Санте прожует первый кусочек, и сделал свой ход.
Плэгас свел вместе большой и указательный пальцы левой руки, и Сидиус, застигнутый врасплох, почувствовал, как сжимается его горло. Задыхаясь, он стал ловить ртом воздух.
— О да. Наглядный пример того, что ощущал Санте. — Плэгас развел пальцы, и Сидиус сделал глубокий вдох. Лицо его горело, а руки тянулись к горлу. — Но тогда я не ослабил хватку. Его лицо стало красным, пальцы растирали шею, а сдавленные крики о помощи переполошили всех гостей за столом. Кажется, я почувствовал на себе взгляд его выпученных глаз в тот момент, когда окончательно пережал ему трахею. Разумеется, к нему тут же подскочили медики — иторианцы, если я правильно помню, вооруженные ампулами с противоядием и препаратами от анафилактического шока. Но чуда не случилось — ведь темная сторона Силы крепко сжимала Санте в своих объятиях, и ни одно лекарство, ни один метод реанимации не могли спасти ему жизнь.
Плэгас потер подбородок:
— Многие голословно утверждали, что его смерть была подстроена Руджессом Номом и Нарро Синаром. Другие — что для этого были наняты Малкитские отравители или секта ГеноХарадан. Но так или иначе, в гибели Керреда обвинили поваров, которые и получили длительные тюремные сроки. В дальнейшем головорезы Санте не раз покушались на жизнь моего учителя, но мы смогли их отвадить. Позднее мы узнали, что тело Санте поместили в карбонитовую камеру, а все его внутренние органы заменили на искусственные. Не исключаю, что хирурги могли даже вернуть тело к жизни, но тот Керред Санте, которого все знали, был уже безвозвратно потерян.
Несколько долгих секунд Плэгас не издавал ни звука, но наконец промолвил:
— Твои обстоятельства будут иными. Ты не сможешь лично присутствовать при гибели твоего противника — ведь нельзя допустить, чтобы тебя каким-либо образом связали с произошедшим. Публичное убийство на Корусканте будет наилучшим способом доставить наше послание.
— Сенатору Паксу Тиму, — проскрежетал Сидиус голосом, в котором чувствовалась злость.
Плэгас покачал головой:
— Тим еще может оказаться полезен. Я говорю о сенаторе Видаре Киме. Настроен он серьезно и вполне способен помешать нашим планам. А еще важнее то, что его смерть дарует тебе пост, о котором ты мечтал столько лет.
Глава 16
Дерзкий, как любовь
Накинув капюшон элегантного плаща, чтобы укрыть голову от холодного ветра, Палпатин спешил по улицам Тида. Он совсем не жаждал встречаться взглядом с незнакомцами или, хуже того, попадаться на глаза кому-то, кто знал его лично, и резко испортившаяся погода была ему только на руку. Чем могущественнее он становился в Силе, тем более странным ему казался бренный мир, раздираемый потоками, которых он прежде не замечал, и наполненный смутными очертаниями жизненных форм, которые он воспринимал лишь как величины проявленной в них Силы. Как и приказал Плэгас, он жил будущим, в гармонии с темной стороной, воплощая планы, которые он разработал вместе с учителем.
Офис Видара Кима располагался в восточной части города, на расстоянии длительной пешей прогулки от дома, который Палпатин снимал последние несколько лет, и, чтобы добраться до цели, ему пришлось пересечь по мостам реку Солье и сонмище ее притоков, опутавших своей сетью все городские кварталы и предместья Тида. Он никогда не испытывал большой любви к этому городу: к его древним постройкам, площадям, десяткам тысяч жителей, суетливо спешащих по своим делам, — а сейчас Тид начал казаться ему сценой, которую тщательно готовили для изящной театральной постановки, а сама Набу — узелком в огромной паутине, которую сплетала темная сторона и в которую рано или поздно будут затянуты сотни планет и народов.
Ни разу за время пребывания Палпатина в Тайнике Дарт Плэгас не спросил его о чувствах, которые он испытывал в отношении смертного приговора, подписанного Видару Киму. И в этом не было ничего удивительного, поскольку Палпатин дал слово делать все, о чем Плэгас его ни попросит. Но было совершенно очевидно, что муун почувствовал конфликт, разгоревшийся в душе ученика. Палпатин хладнокровно убил свою семью из страха и ненависти, но его взаимоотношения с Кимом были близки к настоящей дружбе — даже несмотря на то, что Ким, будучи сенатором от Набу, стоял между Палпатином и его ближайшей целью. Прощаясь с учеником в Тайнике, Плэгас сказал: "Помни, почему ситы намного могущественнее джедаев, Сидиус: потому что мы не боимся чувствовать. Нас переполняет целый спектр эмоций, от безудержной радости до лютой ненависти и отчаяния. Мы бесстрашно вступаем на путь, которым ведет нас темная сторона, и готовы принять любую судьбу, какая нам уготована".
Несомненно, Плэгас знал, что Палпатин сам предрешил судьбу Кима, поддержав его в стремлении стоять до конца против Торговой Федерации — а значит, и против Плэгаса. Однако учитель ни словечком не обмолвился об этом — вероятно, таким образом напоминая Палпатину, что тому следует быть готовым принять любые, даже самые неожиданные последствия своих махинаций. Урок был неявным, но Палпатин его усвоил. С этой минуты он будет с величайшей дотошностью продумывать каждый свой шаг и, что важнее, с предельной осторожностью отнесется к попыткам темной стороны выточить из него человека, облеченного могуществом. И, припомнив, как Плэгас застиг его врасплох удушением Силы, он поклялся никогда больше не ослаблять защиты. Но он воспринял этот урок как часть их обучения полагаться друг на друга и действовать слаженно, как единая команда. Скованные темной стороной, они не имели друг от друга секретов; о действиях одного всегда узнавал второй. Они учились видеть друг друга насквозь.
Палпатин не пытался польстить Плэгасу, называя его мудрым, — в сущности, нужды в этом не было: могущество мууна было за гранью его понимания. Плэгас был единственным, кто мог привести Галактику к светлому будущему. К пику своего развития. По временам было трудно поверить, что они собственными глазами увидят крах Республики и гибель Ордена джедаев, но Палпатин каким-то образом знал, что это случится. Великий замысел воплощался на его глазах, и он был не просто игроком, но и архитектором.
Смириться с грядущей смертью Кима было легче, чем это могло показаться на первый взгляд, еще и потому, что Ким сломался под тяжестью потери жены и младших сыновей. Его попытка наладить контакт с сыном, которого он добровольно отдал джедаям много лет назад, была просто жестом отчаяния — поступками Кима двигало лишь желание продолжить свой род, и ничего более. Ох уж эти заносчивые дворяне, среди которых рос Палпатин! Как самозабвенно они мечтали сохранить свои имена в памяти потомков!
Не став требовать от Палпатина вновь марать руки кровью, Плэгас настоял на заказном убийстве с привлечением агентов со стороны. Муун утверждал, что Палпатин должен остаться вне подозрений; что даже малейший намек на скандал может выйти ему боком. Но Палпатина не покидало смутное подозрение: а что, если все эти разговоры о партнерстве и угрозе разоблачения — лишь отговорки, и Плэгас попросту сомневается в его способностях?
Палпатин припомнил, что говорил ему учитель об убийстве Керреда Санте. Всю вину возложили на поваров, приготовивших иглобрюхого угря. Ким же погибнет не от пищевого отравления, а от рук наемного убийцы — у всех на глазах. Так кто же выгадает от его смерти? Определенно не Набу и не Протекторат гранов — подозрения, разумеется, падут на Торговую Федерацию. Так зачем же Плэгасу подставлять торговцев, сильно понижая их шансы заполучить в Сенате новые места? И вновь возникла шальная мысль: а что, если Плэгас вовсе не хочет, чтобы Торговая Федерация преуспела в своих начинаниях?
Муун хотел, чтобы смерть Кима воспринимали как послание. Но кто именно? Возможно, адресатом был сам Палпатин. Говоря, что сенаторам легко найти замену и что они получили свои места только благодаря его махинациям, не намекал ли Плэгас и на то, что Палпатина — даже в его новой ипостаси Сидиуса — столь же просто заменить другим подмастерьем? Муун призывал Палпатина к предельной искренности, но сам по временам вел себя донельзя скрытно. Так хочет ли он передать ученику все свои знания, или решил часть их придержать, чтобы сохранить свое превосходство?
* * *
— Спасибо, Палпатин, что пришел так скоро, — проговорил Ким, впуская его в свой кабинет, заваленный инфодисками и распечатками на флимсипласте. Воздух был затхлым, сильно пахло потом и подпорченными продуктами. Из высокого окна напротив резных деревянных дверей открывался вид на дворец — в том числе и на новую башню, которую Тапало, согласно традиции, возвел сразу после своего избрания монархом.
— То, что я скажу, подвергнет тебя серьезному риску, но мне больше некому довериться. — Ким не находил себе места, то и дело переходя от стола к окну и обратно. — Я не до конца уверен, что здесь мы в безопасности, но придется рискнуть.
Нахмурив брови, Палпатин указал на кресло:
— Прошу тебя, Видар, садись и расскажи, что случилось.
Ким остановился, устало выдохнул и сел, как просил его Палпатин. Лицо сенатора осунулось, волосы растрепались, аккуратные прежде усики и бородка торчали во все стороны клочками.
— Палпатин, у меня есть все основания подозревать, что в аварии, унесшей жизни моей семьи, виноваты Тапало и Веруна.
Изумление Палпатина было неподдельным:
— Видар, место крушения тщательно обследовали. Это был просто несчастный случай. Неполадки с антигравом...
— Несчастный случай можно подстроить! Ты водишь спидеры, сколько мы с тобой знакомы. Ты отлично знаешь, что в любой технике возможен саботаж.
Палпатин сел напротив:
— Но какие у них мотивы? Зачем им убивать вашу семью?
Налитые кровью глаза Кима пронзили его взглядом:
— Мне известны их грязные секреты, Палпатин. Я знаю обо всех взятках, которые они получали от Торговой Федерации с того времени, когда Тапало взошел на трон. А эти их законы, из-за которых плазму может разведывать и добывать кто угодно. Я знаю о сделках, которые они заключили с видными членами электората, чтобы обстряпать беспрецедентную победу Тапало на последних выборах.
— Даже если так, — протянул Палпатин, — причем здесь ваша семья?
Ким чуть ли не рычал:
— Лишив меня поста в Сенате, они рискуют вызвать гнев многих дворян, моих сторонников. Вот и решили заставить меня уйти в отставку по своей воле — от горя, от страха, да кто его знает от чего еще.
— Тапало никогда бы не решился на такую подлость.
— Ты слишком хорошо о нем думаешь. Авария должна была послужить мне предупреждением. Но вышло все с точностью до наоборот.
— О чем это вы? — уточнил Палпатин, подаваясь вперед.
— Сегодня же я отправляюсь на Корускант. И первое, что сделаю, — извещу обо всем Орден джедаев.
Палпатин резко выпрямился:
— Видар, джедаи слушают только Сенат и верховного канцлера. Ты не можешь просто ворваться в Храм...
— Мое заявление Совету передаст мой сын. Если я не смогу убедить Ронара уйти из Ордена, информация о сделках Тапало станет моим подарком джедаям.
— Но предположим, Ронар не захочет даже выслушать вас. — Палпатин сложил руки на груди. — Вы пытались связаться с ним? Насколько я понял, джедаям не дозволено видеться с родителями.
Ким хмуро разглядывал ковер у себя под ногами:
— Тем не менее я смог с ним поговорить.
— И?
Сенатор выглядел подавленным:
— Он заявил, что для него я чужой, и что имя Ким для него ничего не значит.
Палпатин вздохнул:
— Значит, мы ничего не можем сделать...
— Нет. Он согласился встретиться со мной лично — на Корусканте. Я намерен убедить его, Палпатин. Семья должна быть превыше всего.
Палпатин прикусил язык, не став говорить того, что собирался, и вместо этого спросил:
— Вы будете держать меня в курсе? Или просто скажите, как с вами связаться...
Подойдя к столу, Ким разворошил стопку флимси-листов и наконец выудил нужный:
— Вот мой график на предстоящую неделю, — сказал он, передавая флимси собеседнику. — Палпатин, если на Корусканте со мной что-то случится...
— Видар, не надо. Мы слишком торопим события.
Ким накрыл его ладонь своей:
— Ты прав. — Он подошел к креслу и сел. — Палпатин, ты не настолько младше меня, чтобы я мог думать о тебе, как о сыне, но буду откровенен, ты для меня как младший брат, которого у меня никогда не было.
Палпатин кивнул, не проронив ни слова.
— Если я не смогу достучаться до Ронара или джедаев, я по крайней мере извещу моих коллег в следственном комитете при Сенате.
Палпатин хотел было вскочить с места, но обуздал этот порыв:
— Мне кажется, вы не правы насчет Тапало и Веруны, Видар. Я могу сказать с уверенностью, что вы рискуете жизнью, если выдвинете обвинения публично.
