— Раньше надо было думать, как и почему! Вы об этом у своей молодой жены спросите! А сейчас сделайте уже что-нибудь, будьте мужиком!
Антон Матвеевич встрепенулся и торопливо выбежал из подвала. К тому времени, как Макс с Гольдштейном вынесли двух девушек наверх, в подвал устремилась целая толпа слуг. К счастью, Милана сумела вывести из подвала Аню, она сообщила, что девушка пришла в себя и сейчас отдыхает в своей комнате. В гостиной Макс застал интересную картину: Виктория, демонстративно держа в руках арбалет, стояла, небрежно прислонившись к стене и не спуская недобрых глаз, в которых разгорались красные огоньки, с Глафиры Семеновны, которая судорожно вцепилась в рукав испуганного Волкова. Супруга главы города выглядела сейчас как умалишенная. Ее губы беззвучно шевелились, повторяя какие-то бессмысленные фразы, потемневшие глаза блуждали с одного предмета на другой, лицо было болезненно искажено. Увидев неподвижные тела девушек, она задрожала и вцепилась скрюченными пальцами в свои волосы.
Антон Матвеевич остановился посреди гостиной и посмотрел на жену. Ее вид лучше всяких слов свидетельствовал о вине.
— Зачем, Глафира? — только и спросил он.
Та обратила на него ненавидящий взгляд и треснутым голосом прошипела:
— Зачем? Я ненавижу тебя! Ненавижу с первого взгляда! Ты погубил мою молодость, самую мою жизнь погубил! Ты помнишь, как ты на мне женился? Ведь ты прекрасно знал, что я не люблю тебя, что родители выдают меня замуж насильно, польстившись на твои деньги и власть! Ты увез меня из моей страны! Ты старше меня вдвое! Думаешь, мне легко было жить, зная, что я никогда не буду вместе со своим любимым?
— Ты любила другого? — изумленно переспросил Антон Матвеевич, — Кого же?
— Его! — указала Глафира на Волкова, — И все это я сделала ради него! Он молод, умен, он любит меня! Если бы тебя прогнали с поста городского головы, как ты думаешь, кто занял бы твое место?
— Но ведь вы все равно остались бы его женой, — вставил Макс.
— О, я нашла бы способ исправить это маленькое недоразумение! В конце концов, никто бы не удивился, если бы опозоренный человек свел счеты с жизнью. Как честный дворянин, он был бы обязан именно так и сделать.
— Антон Матвеевич, ворота долго не продержатся, — напомнил начальник стражи, — Надо что-то делать.
С улицы доносился гул возмущенной толпы, в окна вновь полетели камни.
Городской голова оглядел гостиную, в которой хлопотал сейчас над девушками его лекарь, и сурово произнес:
— Сейчас. Скоро они получат виновника, — и, обращаясь к жене, спросил, — Как же ты умудрилась похитить девушек?
— Это было просто, — захохотала Глафира, — Ведь я помогала бедным чавахам, часто ездила в их поселения. Несколько капель настоя из дурман-травы, пара магических слов, и они становятся такими послушными. Этот ваш мальчишка действительно не помнил ничего. Я давала ему задания, а он был лишь покорным и безвольным орудием. Это очень удобно! Правда, когда его схватили, пришлось срочно искать ему замену. Они ночью приносили похищенных девиц в подвал, и прятали в потайной комнате.
— Я не понимаю, как в ее голове мог родиться такой чудовищный замысел, — задумчиво проговорил Антон Матвеевич.
— Вы преувеличиваете ее способности, — иронично хмыкнул Макс, — Вы ведь сами говорили, что ваша жена увлекается вызыванием духов. Вот и доигралась: каким-то образом ей удалось пробудить демона, он ее и научил. Если не верите, осмотрите внимательно часовню. Там она устраивала свои сеансы.
— Все ты! Ненавижу! — вдруг истерически выкрикнула Глафира Семеновна и, с неженской силой вырвавшись из рук схватившего ее начальника стражи, кинулась к Максу, намереваясь впиться ему ногтями в лицо.
Тот в замешательстве отступил, не зная, что ему делать: с одной стороны, она могла быть опасна, с другой — он не мог ударить женщину. Выручила Виктория. Она быстро подскочила к Глафире и ловко отвесила той пару пощечин. Истерика прекратилась, женщина обвела присутствующих невидящим взглядом и медленно двинулась в сторону лестницы. Начальник стражи протянул руку, пытаясь остановить ее, но Антон Матвеевич проговорил:
— Пусть идет. Она все равно не сможет выйти из дома.
Тем временем ворота вновь затрещали под напором горожан. Люди требовали выдачи городского головы. Вдруг толпа неожиданно затихла. Это зловещее молчание прорезал громкий вопль:
— Смотрите! Смотрите! Сейчас упадет!
Не обращая внимания на протесты друзей, Макс распахнул дверь и выбежал во двор. Он подбежал к воротам, и сквозь щель между ними взглянул на толпу, пытаясь определить, что происходит. Люди замерли, все взгляды были устремлены на крышу дома. Макс поднял голову: там стояла Глафира Семеновна. Ее неподвижная фигура в сером платье на фоне чистого неба казалась каким-то зловещим символом, растрепанные черные волосы развевались на ветру. Она медленно развела в стороны руки, как будто собираясь взлететь, и, встав на самый край крыши, всем телом подалась вперед. Толпа истошно закричала, раздался глухой удар о камни двора.
Макс отвернулся, не в силах смотреть на распростертое тело. Из дома выбежал лекарь, склонился над тем, что еще секунду назад было молодой цветущей женщиной, и тихо проговорил:
— Отошла...
Из дома вышел Антон Матвеевич. Макс поразился его виду: из моложавого бодрого мужчины городской голова буквально за считанные часы превратился в старика. Волосы, в которых раньше просвечивали седые прядки, стали совсем белыми, спина ссутулилась, даже походка его теперь была старческой — шаркающей и неторопливой. Антон Матвеевич, не остановившись около тела своей жены, подошел к Максу и сказал:
— Вы можете уезжать, путь свободен.
— А как же... — Макс кивнул в сторону толпы.
— Я думаю, теперь вас никто не тронет. Да, вы, кажется, говорили, вам нужен конь? Я прикажу оседлать Грома — это лучший...
Антон Матвеевич говорил медленно, как бы через силу, его голос звучал ровно и абсолютно равнодушно. Чувствовалось, что ему совершено безразлично происходящее вокруг, и он действует скорее по инерции, не испытывая ни к чему никакого интереса.
Макс развернулся и вошел в дом. Он поднялся в свою комнату, быстро переоделся в свою одежду, а костюм, подаренный ему хозяином, аккуратно сложил на кровати, не желая брать с собой ничего, что могло бы напомнить об этом городе. Подхватив мешки, он быстро сбежал по лестнице вниз. В гостиной его ждали уже готовые к дальнейшему путешествию друзья. Роки бросился к нему, будто после долгой разлуки, и радостно заплясал вокруг ног.
— Сегодня поедешь со мной, — сказал ему Макс и подставил мешок.
Во дворе уже ждали, нетерпеливо переступая, оседланные лошади. Приказы городского головы все еще выполнялись неукоснительно быстро. Конь, которого Антон Матвеевич подарил Ане, был очень хорош: ладный, изящный, вороной масти, он строптиво вскинул гордую голову, косясь на подошедшую к нему девушку. Аня погладила его крутую шею, и Гром замер, как будто прислушиваясь к этой ласке, потом приветливо заржал и нежно коснулся мягкими губами ее ладони.
Вскочив на Малыша, Макс первый выехал из ворот, которые открыли слуги. Горожане все еще были здесь, но теперь никто не выкрикивал угрозы, не кидал камни и не требовал выдачи виновных. Люди как будто растерялись перед лицом еще одной смерти, произошедшей на их глазах, и не знали, как им реагировать, что делать дальше. Они стояли, растерянно глядя на высокий дом, и чего-то ждали. Всадники молча проехали через толпу, которая послушно расступалась перед ними, а затем снова смыкалась позади, застывая в непонятном ожидании.
Глава 29.
Вскоре копыта коней застучали по мощеной дороге, ведущей на север. Некоторое время все ехали молча, затем Макс задумчиво протянул:
— Все же интересно, что будет дальше с Мирным?
— Что будет дальше? Я могу тебе сказать совершенно точно, — отозвался Гольдштейн, — Девушки поправятся, беспорядки в городе прекратятся. Все вернется на круги своя.
— А Антон Матвеевич? — заинтересовалась Милана.
— Он уйдет с поста главы города, иначе и быть не может, ведь он опозорен. Уедет в деревню, а вскоре скончается от сердечного приступа.
— Кто же будет городским головой?
— Волков, конечно! Он сумеет доказать свою непричастность к преступлению.
— Но ведь он же все знал! — возмутилась Виктория, — Это же очевидно! Кто помогал Глафире вывезти и сбросить в пруд тело девушки, которая не выдержала заключения и умерла?
— Тем не менее, я вижу, что все будет именно так, — вздохнул Лев Исаакович.
— Как-то это все...— передернулся Макс.
— Как и везде. Когда власть имущие плетут интриги, страдает народ. В Мирном спокойно существовали рядом славичи и чавахи, а теперь неизвестно, сколько должно пройти времени, чтобы они перестали ненавидеть и бояться друг друга.
— А почему люди кричали, что Глафира — чужестранка?
— Антон Матвеевич привез ее из Сассии. Семья ее была небогата, и родители охотно отдали дочь за богатого, знатного славича. Ну, а здесь она была вынуждена принять веру своего мужа, и ее окрестили Глафирой.
— Черт! А если Желтый живет именно в Мирном? — вспомнила Виктория.
— Нет, его там не было, — возразил Гольдштейн, — Антон Матвеевич знал бы, да и я ничего такого не почувствовал.
Аня не принимала участия в разговоре, она молча ехала рядом с Максом, грустно опустив синие глаза.
— Лев Исаакович, а что будет с нами дальше? — спросил Макс.
— Дальше будет еще один город, — задумчиво отозвался Гольдштейн, — Там и заночуем.
Он замолчал и больше не пожелал разговаривать. Макс поежился от внезапно налетевшего прохладного ветерка, который принес с собой клочья тяжелого тумана. Небо стало неприветливо-серым, в воздухе ощущалась тоскливая осенняя сырость, пробравшаяся под одежду, пропитавшая волосы и осевшая мелкой водяной пылью на лице.
— Осень скоро, — сказала Виктория, — Пора купить теплые плащи.
— Быстрей, Малыш! — вскрикнул Макс, и пустил коня в галоп, спеша неизвестно куда.
По-осеннему хмурый день не принес никаких неожиданностей, и к вечеру всадники въехали в небольшой уютный городок под названием Нижний, утопающий в зелени деревьев. Остановились на постоялом дворе, на котором распоряжалась немолодая, но расторопная хозяйка. Поужинав, все разошлись по своим комнатам. Максу опять досталась комната на двоих с Гольдштейном. Здесь стояли две широкие кровати, застеленные теплыми одеялами. Макс, чувствуя себя продрогшим после дороги, укутался в толстое одеяло и быстро уснул под храп Льва Исааковича и хрюканье Роки.
Ему приснилось что-то очень приятное. Кажется, он видел во сне Айрис. А может, это была Аня. Она звонко смеялась и протягивала ему неизвестные, очень красивые цветы, издававшие резкий запах. Макс взял в руки пышный букет и поднес его к лицу. Аромат усилился, проникая в легкие, лишая его воздуха, сдавливая горло...
Макс проснулся от удушья. Что-то тяжелое и теплое сдавливало его грудь, мешая сделать вдох. "Противная псина, зачем на меня улегся?", — спросонья подумал он. В ногах коротко взлаял Роки, и, прежде чем Макс успел сообразить, что происходит, сделал несколько прыжков по кровати. Что-то тяжело шмякнулось на пол, пес ловко спрыгнул вслед. Послышалась какая-то возня. Макс нащупал на прикроватном столике спички, зажег огарок свечи, воткнутый в горлышко пустой винной бутылки, и попытался рассмотреть, что же происходит около кровати.
На полу, обижено сопя, сидело какое-то пушистое существо величиной с крупную кошку. Роки стоял рядом с ним, пытаясь то ли придавить его лапой, то ли перевернуть, чтобы рассмотреть повнимательней. Агрессии пес не проявлял: он с любопытством разглядывал неизвестного пришельца, который, поворочавшись, наконец встал на ноги и оказался маленьким лохматым человечком. Подбоченившись, человечек гордо прошествовал к кровати. Роки, придя в восторг, дружески боднул его головой, и тот, перекувыркнувшись через голову, шлепнулся на живот и плачущим голосом сказал:
— Чего дерешься?
— А зачем ты меня душил? — поинтересовался Макс.
— Зачем, зачем? Положено так! — обиженно пробубнил человечек, — Подсади-ка меня лучше, да скажи зверю своему, чтоб не трогал!
Макс протянул человечку руку, тот ловко вскарабкался по ней на кровать, уселся на низкую деревянную спинку в ногах, и принял самый независимый вид. Теперь, в свете свечи, Макс смог получше рассмотреть своего незваного гостя. Человечек был коренаст и коротконог. Большая круглая голова была покрыта густой растительностью: длинные нечесаные волосы лохмами торчали в разные стороны, сливаясь с пышной бородой. Из-под челки сверкали круглые, большие, как у совы, глаза. Одет он был в длинную льняную рубаху, подпоясанную веревочкой. Из-под рубахи торчали широкие босые ступни.
Дав Максу время вдоволь налюбоваться, гость вздохнул и пожаловался:
— Никакого уважения: то собаками травят, то веником выметают, а которые попугливей — так те даже из лука выстрелить норовят.
— Так что же ты людей по ночам пугаешь? — спросил Макс, не чувствуя, впрочем, никакого страха. Почему-то человечек ему даже нравился.
— Говорю, положено мне! Предназначение у меня, значит, такое. Кто в доме первый раз ночует, того и пугаю.
— Так ты Домовой, что ли? — догадался Макс.
— Я — Хозяин! Ну, можно и Домовым звать, — сказал человечек, с опаской поглядывая на Роки, который, вскочив на кровать, с интересом обнюхивал нового знакомого.
— Не бойся, он не тронет, — сказал Макс, — А чем вообще Домовые занимаются?
— За порядком следят, тараканов выводят, вещи воруют...
— Зачем?
— Потому что домовые! Положено нам так! — рассердился Хозяин.
Макс рассмеялся. Домовой нравился ему все больше. Взяв со столика блюдо с конфетами, поставленное радушной хозяйкой постоялого двора, он протянул его гостю и предложил:
— Угощайся!
— Это мне? — растрогался человечек, — Надо же, первый раз такое! Одни пугаются, другие дерутся, а угощать — никто не угощал.
Он протянул короткопалую руку к блюду, захватил горсть конфет и сунул их в рот, зажмурившись от удовольствия:
— Фкуфно! — выговорил он с полным ртом.
Наевшись, некоторое время Домовой болтал короткими ножками, потом милостиво повелел:
— Ну, спрашивай!
— Что спрашивать? — растерялся Макс.
— Когда Хозяин душит, надо спросить: к добру или к худу, — терпеливо пояснил человечек.
Макс послушно повторил:
— К добру или к худу?
Хозяин выпучил совиные глазенки, неожиданно громко выдохнул в лицо:
— К ху-у-у-ду! — и исчез, обдав Макса запахом чеснока.
Роки проводил его громким раздраженным лаем, потом, немного повертевшись, уминая лапами одеяло, улегся, проворчал:
— Ходят тут всякие, — и мирно захрюкал.
Макс пожал плечами, задул свечу и завернулся в одеяло. Через минуту он уже спал.
Глава 30.
Шестнадцатилетний Рамир сидел за столом рядом с Зуливаном и рассматривал большую пыльную книгу, которую учитель принес с базара.
