Плохая война

На повозках завязалась рукопашная с предсказуемым исходом — швейцарцев всё-таки было намного больше. Пара десятков нападающих преодолели высокие борта повозок, но несколько сотен человек, атаковавших колонной, не собирались останавливаться и по очереди перелезать через препятствие. Тяжелые боевые возы, на которых стояли пушки и сражались люди в доспехах, быстро раздвинули в стороны, при этом перевернув один из них.

По команде Маркуса, стоявшие за вагенбургом ландскнехты выставили перед собой пики и атаковали, в несколько быстрых шагов преодолев расстояние до врагов. Стена пик — аргумент, которому надо противопоставить или такую же стену, или испанскую тактику . Швейцарцев отбили обратно на повозки и вот-вот вышибли бы обратно, но тут из жестокой плотной рукопашной схватки на правой стороне вагенбурга, где ещё сопротивлялись последние несколько стрелков во главе с раненым Маркусом, вывалился Патер. Божий человек получил прикладом аркебузы по впалому животу и теперь походил скорее на мертвого, нежели на живого.

— Патера убили! — заорали сразу несколько глоток.

Безымянный герой четырнадцатого века, позже вошедший в легенды как Винкельрид , мог бы гордиться такими потомками. Весть о смерти Патера придала швейцарцам второе дыхание. Сразу несколько молодых солдат повисли на вражеских пиках, давая возможность остальным атаковать с алебардами. Лишившись основного преимущества, ландскнехты вынуждены были организованно отступить перед значительно превосходящими силами противника.

Фон Хансберг, наблюдавший из окна башни, увидел прорыв по центру и дал флангам приказ к отступлению. Резерв во главе с Максом выступил в контратаку, чтобы задержать прорвавшихся швейцарцев, пока те не вышли в тыл к защитникам на других улицах. Тем временем, Йорг на южном склоне продолжал вести вел перестрелку, потеряв всего пятерых, а успех итальянцев в плотной северной застройке можно было заметить по медленному продвижению швейцарских знамен. Но прорыв по центру означал, что фланги будут окружены и уничтожены по отдельности.

Резерв столкнулся с противником. Улица и так была неширокая, а по краям, чтобы замедлить продвижение швейцарцев, защитники расставили бочки и старые телеги. В ширину оставалось ровно столько места, чтобы, стоя посередине улицы, свободно махать мечом.

Макс рубил и колол, не останавливаясь и не тратя лишних движений на защиту. Это был его день. Враги падали под ноги, кровь стекала по лезвию, разлеталась тяжелыми каплями. Сложно было сделать первые пару десятков ударов, потом врагам пришлось шагать по своим убитым и раненым, поскальзываясь в лужах крови. Скорости им это не прибавило. За спиной Макса одобрительно ревели ландскнехты, не упускавшие случая поразить пикой или алебардой зазевавшегося швейцарца и ни разу не оставившие швейцарским алебардам возможности коснуться шлема или кирасы рыцаря.

Что толку в нескольких сотнях солдат, столпившихся в узкой улице, если не более двух десятков из них могут участвовать в сражении? Резерв оборонявшихся вопреки всем прогнозам сумел остановить основные силы наступающих. Но надолго ли? Всему есть предел, когда-нибудь рыцарь, возглавляющий оборону на этом участке, или устанет, или сделает неисправимую ошибку.

Маркус случайно остался жив, когда швейцарцы после краткого отступления перешли в еще более яростную атаку. И он сам, и последние трое его солдат были ранены, потом повозку с его пушкой отодвинули в сторону. Со стороны возницы, где не было высокого борта, запрыгнули с десяток швейцарцев с алебардами и добили всех, кого посчитали живым. Профосу повезло, он упал в лужу крови, берет слетел с головы, открыв левую, обожженную сторону лица, после чего никому и в голову не пришло его добить.

Пушка на возу тоже развернулась и теперь была направлена в спину врагам, прошедшим через вагенбург и сейчас сражающимся с резервом. Маркус вспомнил, что он зарядил орудие, но так и не успел выстрелить. Стараясь не привлекать внимания, он подтянул к себе почти потухший фитиль, снял с пояса пороховницу и подсыпал пороха к запальному отверстию.

Патер, пролежавший всего пару минут без сознания, с трудом приподнялся. В глазах стоял туман, голова кружилась. Болели ноги, по ним, похоже, пробежало несколько человек. Но все это не шло в счет по сравнению с адской болью внизу живота. Лежать, согнувшись, было ещё можно, но попытка разогнуться вызывала желание умереть сразу и не мучиться. Прямо перед Патером на возу сидел чёрт и подсыпал порох к запальному отверстию пушки, направленной в спину прорвавшимся через баррикаду швейцарцам. Чёрт был одет в красно-белый костюм ландскнехта, рогов и хвоста Патер не увидел, но страшное кроваво-красное лицо и глаза, пылающие ненавистью, могли принадлежать только нечистому.

Священник, не задумываясь, сорвал с шеи крест и от всей души ударил крестом чёрта в лоб. Крест треснул. Демон преисподней коротко выругался с упоминанием Диавола. Будь на месте Патера Полпаттон, прославленный полководец высказал бы исчадию ада все, что про него думает, и чёрт немедленно бы убрался к себе в ад и спрятался там под самый большой котел. Будь на месте Патера дядюшка Бык, он, не вступая в спор, взял бы лукавого одной рукой за рога, другой за хвост и сломал бы ему хребет о колено. Или попросту использовал бы свой любимый "хитрый приемчик с локтем".

Последняя мысль показалась Патеру наиболее привлекательной. Подтянув ноги к груди, он оттолкнулся от борта повозки и врезался головой в грудь врагу, который уже подносил фитиль к подготовленной пушке. Захват за шею получился замечательно, Бык хвалил учеников и за меньшее, но нечистый за мгновение до того, как испустить дух, высвободил одну руку и ударил священника локтем под рёбра. С криком боли святой отец свалился с повозки. Под руку ему попал чей-то меч с обломившимся посередине клинком и массивным перекрестием. Превозмогая сверлящую боль в утробе, Патер, шатаясь, встал. Перехватив меч за лезвие , он ударил снова взявшего тлеющий фитиль чёрта, массивным навершием прямо в основание шеи. Чёрт упал лицом вниз, преподобный скороговоркой произнес крестное знамение, при каждом слове нанося ещё один удар по голове и шее поверженного демона.

Чуть отдышавшись, вдохновленный победой экзорцист схватил попавшийся под руку предмет военного назначения, которым на этот раз оказалась павеза два на три фута с изображением святого Георгия, и, невзирая на боль, вернулся в строй, где, работая локтями и ругаясь, быстро пробился в первые ряды. Перед Патером упали последние стоявшие между ним и врагами двое солдат, один — сраженный мечом, другой — со стрелой в груди, и священник оказался лицом к лицу с грозным рыцарем. Тот был выше на голову и вдвое шире в плечах, нежели тщедушный швейцарец, рыцарь только что нанес одному из противников смертельный удар и вновь поднимал широким круговым движением окровавленный меч.

— In Nomine Domini! — Патер схватил свой щит двумя руками за края и верхним краем щита нанес удар вперед и вверх, навстречу опускающемуся клинку, на ладонь от рикассо .

Меч прорубил павезу до середины и застрял. Патер повернул щит по часовой стрелке, пытаясь выдернуть оружие из рук рыцаря. Одновременно швейцарцы с криком "Патер с нами!" яростно перешли в контратаку. Макс, выпустив бесполезный меч, не успел вернуться в свой строй и вылетел в ряды противника, где его не убили на месте только потому, что никто не мог толком замахнуться не то, что алебардой, но даже мечом или кинжалом. Зато молодой рыцарь, будучи почти на голову выше и заметно сильнее большинства противников, без промедления перешел в ближний бой, активно защищаясь кулаками в латных рукавицах и локтями, по-прежнему не нуждаясь более, чем в одном ударе на одного врага.

Патер, бросив павезу, яростно рубился в первом ряду подобранным под ногами коротким мечом. И вот уже резерв защитников разбит, план отступления нарушен, скоро весь город будет в руках швейцарцев, а тем, кто не успеет добежать до последнего рубежа, придется прятаться по подвалам и чердакам. Последние аркебузиры на крыше перед тем, как сделать ноги, впятером дали последний залп по швейцарцам вокруг Макса. Вышло удачно, Макс сумел вывернуться и побежал в переулок по направлению к ратуше. Ему повезло, преследовать его не стали. Колонна остановилась на неровном перекрестке кривых улиц. Первые ряды переводили дух, сзади пробивались вперед еще не уставшие бойцы, навстречу им подталкивали раненых, из-под ног оттаскивали убитых. Патер, держась за левый бок, медленно осел на землю, прислонившись к стене.

17. Глава. Штурм. Фланги.

Итальянцы защищали свою часть города очень эффективно, с минимальными потерями. Но когда противник превосходит числом более, чем в пять раз, остановить его не получается. Получив команду к отступлению, они начали переходить на заранее подготовленные позиции, не торопясь и прикрывая друг друга.

Сразу после того, как саперы сколотили из досок поверх плотины подобие узкого мостика, Бурмайеру и герцогу оруженосцы подвели коней. Не теряя времени, рыцари направились на правый фланг противника, в северную улицу. Полпаттон, посчитав, что штаб пора перенести поближе к боевым действиям, тоже сел на коня и отправился тем же путем, потому что Ратхаусштрассе была завалена убитыми и ранеными. Младшие командиры, осведомленные о личном враге Бурмайера, назначившем встречу на правом фланге, дали команду пропустить рыцарей вперед.

В отличие от центрального направления, второго Патера на северном не нашлось. Швейцарцы, планомерно, медленно и аккуратно, невзирая на потери, дом за домом зачищали район. Соотношение потерь, тем не менее, было сильно не в их пользу, но при попытке атаковать в лоб стало бы намного хуже.

Бурмайер, герцог и Полпаттон верхом и в доспехах медленно следовали за наступающей пехотой, периодически выслушивая донесения о ходе сражения.

— Полпаттон, Вам не кажется, что этот священник слишком уж сумасшедший даже для швейцарца? Он повел колонну в атаку всем строем под обстрелом через завалы и чеснок. Будут слишком большие потери.

— Потери выйдут не больше, Ваша светлость, чем если бы они наступали так, как мы здесь, зачищая дом за домом. У них получится тот же процент выбывших, что и у нас, только в течение трех часов, а не целого дня. Хотя выглядит, конечно, страшновато.

— А что по этому поводу думают ваши солдаты?

— Солдаты, — Полпаттон сделал многозначительную паузу, — не думают!

Итальянцев проинструктировали не стрелять в того рыцаря в доспехе с черно-золотым узором, которого позавчера взяли в плен на площади. Но как только в поле зрения появится другой рыцарь, наиболее вероятно, что он на нем будет какой-нибудь опознавательный знак в бело-голубую клетку, стрелять в него, забыв про все остальные цели. Для конного поединка Себастьян выбрал участок улицы пошире и поровнее, на нем специально не оставили никаких препятствий, хотя всю остальную улицу перегородили с небольшими интервалами как ниже, так и выше.

Себастьян руководил своими, стоя на балконе одного из домов, откуда открывался чудесный вид на кварталы, расположенные ниже. Джузеппе с пятью лучшими арбалетчиками занял позицию вверху лестницы, которой заканчивался ровный участок улицы, выбранный для встречи с рыцарями. Можно было бы предположить что-то вроде дуэли, но Себастьян приказал своим стрелять на поражение, как только он остановит рыцарей. Перед арбалетчиками была поставлена непростая задача — подстрелить одного из рыцарей и коня под другим, а потом быстро бежать к последнему рубежу обороны.

Швейцарцы, осведомленные о предстоящем поединке, растащили последнюю баррикаду и пропустили рыцарей. Кондотьер, едва увидев всадников, спустился с балкона и встретил их уже верхом. Вместе с ним против рыцарей выехал Луиджи. В тесноте узкой улицы нельзя напасть с двух сторон, и какое-то время всадники просто обменивались ударами,. За спинами двоих рыцарей терпеливо ждали своей очереди швейцарцы, впереди которых виднелся всадник в хорошем доспехе и шлеме, закрывающем лицо. По южной стороне улицы ещё продолжались боевые действия среди домов и дворов.

Джузеппе выстроил своих стрелков поперек улицы и крикнул "Пригнитесь, сеньор!". Марио, находившийся в шестерке лучших, неудачно выбрал место и видел рыцарей неважно, не говоря уже о точном прицеле. Приказ стрелять в одного рыцаря и не стрелять в другого, он принял как далекое от реальности пожелание и неуместную блажь командования. Когда Себастьян пригнулся, одному из противников досталось пять точных попаданий в уязвимые места доспехов, другому один. Марио, услышав команду, прицелился и выстрелил, не задумываясь, в того ли он целит. Ни один из рыцарей не упал сразу, и арбалетчики немедленно начали сноровисто перезаряжать оружие.

Но не успели стрелки снова натянуть арбалеты, как рыцари медленно осели с седел. Герцогу достался один болт, прошивший шлем под прямым углом и вошедший в левый висок. Бурмайер получил пять попаданий, но броню пробил всего один болт. Острый наконечник пронзил набедренник рядом с пахом, болт до середины вошел в бедро и задел артерию.

Теперь арбалетчики и Себастьян могли бы с чувством выполненного долга повернуться и отступить, но к этому времени оборона в центре была давно уже прорвана. Из переулка у них за спиной, отсекая путь к отступлению, появилась немаленькая группа швейцарцев.

— Сеньор, я, Себастьян Сфорца почту за честь быть Вашим пленником! — обратился кондотьер всаднику в доспехах, до сих пор не высовывавшемуся из-за спин рыцарей.

В ответ Полпаттон поднял забрало. Узнав усы и бородку швейцарского командира, итальянец изменился в лице.

— Я ведь не далее, как вчера, говорил Вам, герр рыцарь, о том, что взятие пленных и получение за них выкупа равносильно принятие взятки с вражеской стороны или измене и этого не сделает даже самый бедный швейцарец, — улыбаясь во всю ширину открытой части шлема, ответил Полпаттон.

— Давайте, ребята, ваша очередь — продолжил он, обращаясь к своим солдатам.

Из толпы поднялись стволы аркебуз и дуги арбалетов.

Луиджи не успел бросить кинжал в Полпаттона, как в него попали две пули и один арбалетный болт. Ещё одна пуля и один болт оставили вмятины на доспехе или скользнули по касательной. Двое аркебузиров, ругаясь, принялись перезаряжать невыстрелившее оружие. Благодаря тому, что все стрелки отвлеклись на Луиджи, оказалось, что в Себастьяна так никто и не выстрелил. Для того, чтобы развернуть коня в узкой улице, времени не было, да и пули все равно догнали бы всадника. Поэтому Себастьян спешился и шагнул в узкий проход между домами, который в видимой части был не менее двадцати шагов в длину, зато в ширину не больше трех футов, что не давало возможности нападать более, чем вдвоем на одного, да и двоим было бы тесно. Швейцарцы двинулись дальше, оставив десяток на добивание рыцаря.

Арбалетчики, перезарядив оружие и увидев, что кратчайший путь к отступлению перекрыт, бросились вслед за Джузеппе по дорожке между домовладениями в обход перекрестка. Часть швейцарцев с перекрестка побежали им наперерез. Заранее разведанная тропинка должна была вывести кружным путем снова на северную улицу недалеко от въезда во двор резиденции де Круа, под прикрытие уже отступивших туда товарищей. Разумеется. при условии, что швейцарцы не успеют перегородить и этот путь.