Ничего экстраординарного господин Вояр не сделал. Он всего лишь дал зеленый свет давным-давно закрытым проектам, реализация которых по тем или иным соображениям была признана нами опасной или несвоевременной.

— Говорите проще, — перебил оратора Канцлер. — Вояр спустил с цепи целую свору наших кошмаров. И придумал лозунг: "Постиндустриал — сегодня!"

— Как следствие, — продолжил речь хранитель малой Печати, — в желающих разрабатывать новое Эльдорадо, недостатка не предвидится. Могу напомнить, еще Ленин говорил, что капиталист с удовольствием продаст большевикам веревку, на которой его же и повесят. Сожалею, но по всей видимости, он был прав, пусть в данном случае речь идет и не о большевиках.

— Эти хуже. — пробормотал Председатель, лорд Ник. — Они не только декларируют политику предельной целесообразности, они ей следуют. Методично и неукоснительно.

Канцлер, лорд Джордж, заметил:

— Может, пора сказать слово кавалерии Святого Георгия?

— Полагаю, что это не решит наших проблем, — высказался мистер Си. — Мало того, что физическое устранение Команданте затратно и трудноосуществимо, оно вряд ли принесет желаемые результаты. А вот последствия могут быть самыми нехорошими. Боюсь, что и инспирированные нами волнения в Малороссии принесут Королевству результаты, обратные желаемым. Там все пошло не так, как мы предполагали.

— Почему вы делаете такие выводы? Отдельные эксцессы и сбои это еще не тенденция! — раздраженно заявил Министр Иностранных Дел.

— Когда эксцессов слишком много, то это, к сожалению, уже закономерность. Кроме того, один господин, которого уже цитировал лорд-хранитель как-то сказал, что идея, овладевшая массами, становится непреодолимой силой. В данном случае, идея налицо, массы прониклись и поняли. Следовательно, желаемого эффекта кавалерия Святого Георгия не добьется.

— Но мы все же попробуем? — осведомился Министр.

— Так что там за неприятности с Малороссией? — решила уточнить королева.

Чавкая в жирном воронежском черноземе, колесо Сансары с хрустом прокатилось по судьбе свидомых хлопцев. Хоть старую песню вспоминай, о том как почти такие же хлопцы умолкли навеки. Впрочем, вжавшийся в холодную оттепельную грязь сичевой стрелец Петро Борисенко думал лишь об одном:

— Обманули, гады! Улыбчивые, вежливые сладкоголосые гады!

Если бы его попросили рассказать Королеве о том, во что загнали несчастных рагулей ее слуги, хлопец наел бы множество соответствующих ситуации слов.

Как это бывает на войне, после огненного шторма, сорвавегося с низкого зимнего неба, боец добровольческого батальона внезапно прозрел.

— На кой хрен, спрашивается, мне сдался тот Воронеж, а с ним и те клятые Ростов и Ставрополь? — тяжело ворочались мысли. — И чего это мне дома не сиделось.

От мыслей о жене и дочери стало и вовсе погано. Затекшая под одежду холодная грязь быстро вытягивала оставшиеся крошки тепла из стремительно коченеющего тела.

— Заполучил богато грошей та вильный грабиж? — ехидно осведомился внутренний голос. — А ведь мог вовремя остановиться!

— Суки, лощеные вежливые мрази, — думал Петро, замерзая в раскисшем черноземе, о тех, кто согнал дурачье в стаю и использовал как пушечное мясо. Сами-то небось, случись что, на самолет и в теплые края! А мне тут...

Петро ошибался. Те, кого он имел в виду, оказались в ничуть не лучшем положении. После стремительного закрытия всех дипломатических представительств России в ответ на серию провокаций и пары пограничных инцидентов, в стране Великих Укров, собственноручно выкопавших Черное Море, начали происходить странные вещи.

Сначала бесследно пропал высланный для вразумления русского Крыма "поезд дружбы", набитый под самую крышу спешно собранными отморозками. Был, и не стало. Железнодорожники только руками разводили. Впрочем, что с них взять, с железнодорожников? У них и раньше поезда пропадали. Правда, не с людьми, а по большей части с материальными ценностями. Но, как высказался один мудрый еврей, то дело такое, тогда не сейчас. Слышавшие решили: то ли еще будет!

Так оно и вышло. При первой же попытке несанкционированного отбора газа из доставшейся в наследство от Союза трубы, комиссары хладнокровно остановили транзит. По форс-мажорным, как они заявили, обстоятельствам. Не обращая внимания на вопли подмерзающей Европы и стенания братских народов, неожиданно вспомнивших о славянской общности.

— На свете есть люди, — хладнокровно разъяснили в Кремле. — А народ — суть изобретение государства. Химера, иначе говоря.

— Ну, люди, так люди, — решили свидомые и отправили представительную делегацию договариваться о попилах и откатах. Тем более, с прежней властью эта технология была отработана превосходно. Делегацию приняли. Внимательно выслушали. Непонятное пару раз переспросили. И неожиданно, за попытку нанести ущерб благосостоянию людей, отправили работать на стройки народного хозяйства, которые при новой власти множились как грибы после дождя.

Обидевшись, Незалежная высказала москалям свои территориальные претензии и пошла в наступление всеми силами и средствами. В смысле всеми силами, которые удалось быстро собрать. И средствами из тех, что еще не успели продать в жаркие и не очень страны. В общем, толпа получилась большая и даже частично озброенная, но армией это не назвал бы даже сильно нетрезвый ефрейтор. Так, сброд при полуисправной технике.

Кончилась авантюра, конечно, позорно, но на победу никто и не рассчитывал. Из тех, конечно, кто был в здравом уме. Расчет был на другое: следующие слова сценария должно было озвучить международное сообщество. После соответствующего к нему обращения.

Демократическая общественность уже стояла на низком старте, но тут выяснилось, что одновременно с началом военной операции с четырех концов вспыхнула битком набитая народными избранниками Рада. По странному стечению обстоятельств, точно такая же судьба постигла еще несколько строений в столице. В частности, помпезное здание на Банковой.

Горело, как у нас водится, жарко и сразу с четырех сторон. Пожарные, как и следовало ожидать, никого не спасли. И какое-то время люди думали, что никто не выжил.

Не в меру бойкий репортер намекнул Команданте на то, что без ЧК тут дело явно не обошлось, на что получил хладнокровный ответ:

— Когда в общественных местах собирается такое количество пламенных революционеров, пожара не избежать

. Некоторые вспомнили стихотворение Шевченко, написанное аж в 1851 году:

Хохол останется хохлом

Хоть ты пусти ЕГО в Европу

Где надо действовать умом,

Он напрягает только жопу.

И потому-то на Руси

Завещано аж Мономахом:

"Связаться Боже упаси!

С тремя — жидом, хохлом и ляхом ".

Коварен жид, хотя и слеп ;

Кичливый лях — похуже бляди,

Хохол же — съест с тобою хлеб,

И тут же в суп тебе нагадит.

Вспомнили, прониклись, и согласились с Команданте, что все только начинается. И скоро мир в очередной раз будет с изумлением наблюдать за чудесами, что будут откалывать на плодородных южнорусских землях пара— тройка гетьманов, сотня-другая атаманов и несчитанные партизанские отряды. Каждый из которых будет непременно с предателем. А то и не одним.

Глава 28.

Небольшую, всего на полторы сотни страниц книгу Берни назвал просто: 'Триарии'. Там он собрал все известное о генезисе нынешней Российской власти, моральных особенностях ее защитников и предполагаемых целях их деятельности.

Книга завершалась утверждением автора о том, что эти люди спасают Цивилизацию. Не более и не менее.

... Мы слишком долго лгали себе, — прочитали люди.— Лгали до тех пор, пока в мире не накопилась критическая масса грязи и лжи. Третья Мировая Война, могла бы эту кучу лишь слегка уменьшить и замаскировать запах гнили запахом свежей крови и горелого мяса. Но это стало бы всего лишь временным решением.

Миних не зря говорил, что Россией Бог управляет напрямую, иначе объяснить ее существование невозможно. Стоит ли удивляться, что человек, показавший выход из тупика, родился именно там...

Сказать, что книга произвела впечатление разорвавшейся бомбы было бы неправильно — слишком уж это сравнение затерто. Сказать, что для многих она стала откровением? Тоже не стоит. Об откровениях ныне талдычат целые дивизии мошенников, ссылающихся на божественную чепуху.

Наверное, правильно было бы воспользоваться сравнением, примененным одним из студентов Оксфорда в разговоре с приятелями:

— Мир встал на ноги.

Не слишком нуждаясь в деньгах, Роджерс неожиданно стал автором архискандальнейшего бестселлера. И как следствие, законной добычей репортеров, мишенью папарацци и звездой желтой прессы. Что поделать, такой оказалась оборотная сторона известности.

Масла в разгорающийся огонь добавило и то обстоятельство, что лекции Берни в университетах начали частенько оканчиваться потасовками между восторженными сторонниками высказанных идей и столь же яростными их противниками.

Закономерным следствием стали несколько приглашений из-за океана. Тема была горяча, интересовала многих, и в желающих использовать это обстоятельство для повышения престижа той или иной alma mater недостатка не было.

Поначалу власть не особо обращала внимание на выводы и тенденции, озвучиваемые популярным лектором. Общество потребления уже давно дошло до той степени деградации, когда толпы новоявленных гуру несут всякую чушь, пользуясь любым возможным информационным поводом. Одним больше, одним меньше — какая разница?

Однако люди, прислушавшиеся к словам лорда, сына и внука лордов с родословной длиной как товарный состав, все же нашлись. А вслушавшись, сопоставив и сделав соответствующие выводы, пришли в ужас. В момент, когда федеральный судья подписывал решение о срочной депортации Берни, последний как раз приступил к чтению лекции в МТИ. Закончить ему не дали.

Тезис о том, что Кассандра всегда обречена на непонимание и гонения, блестяще подтвердился. Да и как ему не подтвердиться, если элита полностью понимает правоту излагаемого, но готова пуститься во все тяжкие, чтобы предсказание не сбылось? Умирать всегда неприятно, но умирать, четко представляя себе последовательность неприятных событий — неприятно втройне.

Некоторый пиетет по отношению к английской аристократии, вопреки здравому смыслу оказавшийся в Штатах неистребимым, не позволил властям заковывать Роджерса в наручники. Его более или менее мирно вывели из аудитории под негодующие выкрики и свист студентов и посадили в вертолет. Терпеть на своей территории отъявленного смутьяна продвинутая демократия не желала и лишней минуты. А доставить Берни в аэропорт к моменту вылета ближайшего трансатлантического рейса можно было только воспользовавшись воздушным транспортом. Задавив пупырчатое земноводное, власть скрипнула зубами и раскошелилась на транспорт и строгих сопровождающих.

Винтокрылый аппарат взмыл в воздух. Минут десять сопровождающие приходили в себя после бурного прощания со студенческой аудиторией, у которой неожиданно, в количестве, способном изумить постороннего наблюдателя, нашлись пустые бутылки, петарды и прочие забавные игрушки, обычно использующиеся отмороженными футбольными болельщиками. Потом, слегка придя в себя, сопровождающие угостили Берни кофе, и один из них произнес:

— Док, вас ведь можно так называть, вот вы мне скажите...

— Можно и так. Можно и просто Берни. Я, понимаете ли, совершенно чужд приписываемых английской аристократии предрассудков, — ответил Роджерс.

— Замечательно, Берни! Тогда скажите мне, — продолжил сопровождающий, на ходу формулируя вопрос, — Я тут недавно прочитал, что вы, оказывается, злоупотребляли статусом репортера и принмали участие в военных действиях.

— Без комментариев.

— Ладно, махнул рукой любопытствующий. — Бородатые уроды ни у кого из нас сочувствия не вызывают. Возможно, вам пришлось в них раз-другой пальнуть ради сохранения собственной жизни. Бывает. Но ради Всевышнего, объясните, отчего вы стреляли в несчастных дебилов?

— В кого? — изумленно переспросил Берни.

— Ну, в этих, у которых еще ленточки на форме желто-голубые, — пояснил полицейский. — Вы, конечно, могли и не знать, но ведь желто— голубая лента — символ нашего 'Down Syndrome Awareness Motion'!

Получасовое объяснение символики лимитрофа и привычек его обитателей ничего не дало. Выслушав рассказ Роджерса, полицейский так и остался в полной уверенности, что есть на матушке -Земле место, полностью населенное даунами. И даже президент у них такой же, не зря он на инаугурации использовал галстук милых сердцу любого придурка цветов.

Да и как еще назвать тех, кто верит, что Атилла — це их Гатыла, Христос народился в Галичине, Будда — мешкав в прикарпатской Буде, а Черное море их працовытые предки просто выкопали под настроение.Или, как вариант, с дикого бодуна.

— Тяжело, конечно с ними, — подытожил в конце концов страж порядка.— Но мы же гуманные люди, правда?

Впрочем, не так уж он был непробиваем, этот страж. Ко всему прочему, сержант полиции Ивенс умел слушать и задавать вопросы. После того, как он выяснил все его интересовавшее, наступило долгое молчание.

Более никто из сопровождающих даже не пытался вступать в разговор.

Выводы свои сержант озвучил, уже прощаясь с Берни у трапа самолета. С категоричностью истинного рыцаря правопорядка, Ивенс заявил:

— Вы убедили меня, док.

Берни рассеянно кивнул. Его мысли были заняты тем, как и главное, чем может встретить его Англия. Интуиция буквально кричала о скорых и очень существенных неприятностях. Здравый смысл настаивал на своем.

Ивенс, приняв рассеянность за недопонимание, уточнил:

— Я про этих, hohlov, которые, якобы, дебилы. Точнее, канают под честных дебилов. Тех ведь нам, нормальным ох как жалко! Так вот, они вовсе не дебилы, это они так разводят простаков на деньги! — с гневом выдохнул он. — Циничные обманщики! Господь бросит их в Ад, не примет ни одно из деяний и даже все их благие поступки уйдут впустую!!!

На том попрощались. Магия слова 'лорд' продолжала действовать. Депортаторы расщедрились на место в бизнес-классе. И даже сосед по креслу, а здесь таковых в ряду было только два, к тому же разделенных столиком, оказался смутно знаком.

Пока Берни мучительно соображал, где же они могли встречаться с этим джентльменом, вспыхнуло световое табло о том, что ремни можно уже расстегнуть. Лайнер только что раскинул крылья над Атлантикой, а сосед тут же сам решил внести ясность:

— Привет Берни! Но ты меня вряд ли помнишь.

— Извини, и правда, что-то не припоминаю, — развел руками Берни.

— Немудрено. Но ты обязательно вспомнишь после того, как я тебе намекну: день Святого Патрика, ровно восемь лет назад.

И Берни вспомнил. Правда, с некоторым стыдом, как всегда и вспоминаются грандиозные попойки, дальнейший разврат и прочие безумства. Память услужливо подсказала: именно этот парень нарисовал на его аккуратно разрезанной вдоль белой майке профили Фиделя, Че и десницу благословляющего их святого Дункана. В центре полотнища, само собой, получилась дырка. И тот же веселый художник закономерно пририсовал к ней тужащуюся задницу, а рукава украсил сильно стилизованными, но безошибочно опознаваемыми изображениями эрегированных фаллосов. Да уж...