— А-а-а... А?..
Ну да, фантом.
Меня не расплавило и не измельчило.
Я поднимаю голову — все тот же резервуар, ни следа снизошедшего моря. Ни на полу, ни на стенах нет сырости. Но. И смешно, и страшно — я мокрая насквозь.
— Эй... Сейчас... стекло ведь... разбилось?
— Стекло?
Безрукий, безногий ребенок вопросительно наклоняет голову.
У нас с ним разное сознание. Видимо, я подумала про стекло и про воду, а у него для этого не такие имена.
— Я смотрю, ты не по вкусу "Горю"... А-а. Ты и так давно уже в его слюне.
Пепельные лучи затеняются. В резервуаре над головой вдруг оказывается крупная рыба. Ее тень, словно сама — глазное яблоко, — внимательно всматривается в меня.
— Ха... ха... Что это за рыба, она один в один с тем призраком?.. Поняла. Да. Я и думала, что не так.
И вообще. Даже не в том вопрос, как рыба живет в воде прозрачной, как воздух. Таких рыб ни в каком справочнике не значится.
— Эй. Я что, опять ошиблась?
Едва ли я смогу его убить. Как минимум, в этом подземелье он непобедим. Поэтому убьет он. Стоит протянуть руку, и последует контрудар, такая естественная теория.
— Ага. Я разочарован, Хисаори Макина. Играй меня на здоровье. Но кто тебя задурил, что если есть оригинал, ты не сможешь стать настоящей?
Роняю на пол нож. Все еще как мокрая мышь, распрощавшись с жизнью, слушаю упреки Карё-сан.
— И вообще подмена подлинника — это не имитация. Надо подражать успешным. И ведь это само по себе твоя цель. Так если ты станешь подлинником, кому потом подражать-то собираешься?
Он прав. Я могу безошибочно подражать другому, но когда другой умер, это уже не имитация. Это запись. А я занимаюсь имитацией. Если я буду подражать тому, кого уже не существует, это буду просто я, Хисаори Макина, унаследовавшая сущность.
— Пожалуй. Я не сажусь на стул, я просто смотрю на стул, и ладно. Прости, теперь буду иметь в виду. Может, простишь мне этот раз?
— Ладно. Ты не виновата, что пришлась ему не по вкусу. Теперь счет по взаимоубийству ровный.
— У-уф...
Я облегченно вздыхаю. Как бы то ни было, побегу-ка я отсюда поскорее. Ноги до сих пор дрожат. Мне еще не позволено смотреть на этот стул.
— Ну, прощай. Твою работу я считаю на этом оконченной.
Да. Эту прилипшую намертво правую руку нужно вернуть.
— М-м, Кайэ, насчет этого протеза...
— А-а, его. "Восторг" пусть пока у тебя побудет. Тебе и так нелегко придется. Ведь полезных рук никогда не хватает, правда?
— Ты уверен? Я ведь не приду возвращать.
— Ничего. Подменю Ненавистью, как-нибудь управлюсь. Да и не вернешься, так он все равно вернется, когда умрешь.
Ноги затряслись куда сильнее. Жуть. Все-таки я его люблю!
— Лучше скажи, у тебя уже есть наметки? Если деньги надо, я бонус за все время доплачу.
— Не. С деньгами нет проблем. У меня еще от Синъи наследство. А потом... ну, бежать-то я побегу, но за пределы префектуры трудно выбраться. Даже невозможно. Спрячусь в городе, пока шумиха не уляжется.
Направляюсь к выходу. Если решила бежать, надо сразу двигать. Не представляю, чтобы полиция сюда нагрянула, но знакомый Карё-сан, инспектор, очень даже может.
— А, подожди. Еще кое-что на прощание. Когда все устаканится, можешь позвонить Исидзуэ Арике?
— Зачем?
Несколько неожиданно. Теперь еще чтоб я звонила Исидзуэ-сан — когда он начал просить о таких невозможных вещах?
— Затем. Ты тут полгода проработала. Передать преемнику дела — это долг и ответственность.
Карё-сан улыбается. Так же, как при первой встрече, доверчивой первоклассной улыбкой.
Я ухожу из подземелья. Разговор о работе закончен.
— Эх...
В итоге я ни разу ему ничего не сказала.
Я хочу, чтобы он знал, но сейчас это вообще не в моих силах. Я иду по безлюдному лесу и вдруг вспоминаю диалог полугодичной давности. Про то, как — бубух — сотрясался спортзал. Про подающую надежды новенькую корпуса D, младшую сестру Исидзуэ-сан, и про то, что произошло тогда.
— Слушай. А что ты думаешь про одержимых? Мы все-таки больные, которых надо изолировать? Все-таки если не можем жить нормально, значит, мы очень слабы.
Черноволосая красотка, которая, впрочем, моложе меня, взглянула на меня изумленно, как делал и ее брат.
— Я ни разу так не думала. Но если говорить о силе, мы точно сильны. И мы целиком из крепкого теста слеплены.
Бубух. Как в кошмарном сне, песочный мешок взлетает к потолку. Восьмиметровая цепь и 60-килограммовый груз визжат и гнутся.
— Какого именно — крепкого? То есть если на тебя посмотреть, ты-то крепкая...
— Не телом, а духом. И я, и Хисаори-сан — крепкие. Разноупорные. Что нам смерть кровной родни, что нам отчуждение, мы слишком толстокожие. Настолько, что очень много чего нам без разницы.
Бубух. В бьющем кулаке чуть заметно проглядывает жажда убийства.
Одержимость, говорят, есть мозговая опухоль, которая вспухает из-за душевной слабости. А ты говоришь, что она появляется поверх того.
— Но... нелегко. Мы настолько же не можем выносить свое безразличие, насколько его у нас много. У таких нас нет никаких проблем. Мы всем как заноза, а нам никаких бед. Но — безо всякой причины нам обязательно хочется как-то себя таких изменить.
"А могли бы забить", — посмеивается она и весело дает пинка мешку. Страдание и радость. Она явно души не чает в своем устройстве.
— Кстати, а почему ты это делаешь?
— Хм, это? Ну, чтобы не расхолаживаться...
Тома Мато схватила ее и притащила в клинику.
И теперь у нее жуткая рана. Не телесная, а ментальная. Как животное она, очевидно, побеждала, но была исколочена в фарш. Расслабившись от собственной особенности, она проиграла обычному человеку в тренированности.
— Ну, а что сделаешь. Мы только дух изнуряем, а собственные способности, тело, не тренировали вообще. Я и подумала — сейчас их и подтяну. По правде, я и сейчас могу выйти. Но надо еще чуть измениться, а то с этой теткой не смогу скрестить шпаги.
Бубух, дзын-н. Последний, добивающий мидл-кик отправляет мешок в стену, и мешок не возвращается.
— Да-а... Она нечто, девочка эта.
Настолько оптимистичных одержимых, наверно, больше нет. Тогда я считала свое отличие слабым местом и пропускала все мимо ушей, но сейчас я поняла и согласилась. Человеку необходима самооценка.
— Я нашла идеальный стул. Я была очень осторожна, но не сложилось.
Я думала, что и так хорошо, но лучше тоже потренируюсь. Слишком я до сих пор полагалась на заданный сразу талант. Если уж все равно менять, то тщательно. Одним внутренним миром вообще не обойтись. Я приобрету новую пружину. Чтобы полноценно мимикрировать и внешне, быть никем и кем угодно, стать заводным механизмом.
Фи. Вот теперь посмотришь, засранец мелкий.
?Hide and Self.end
"""
От имени и по просьбе Подземного Дьявола я несколько часов наблюдаю за остановкой. После того как ушла Макина, я не спеша пошел к жилому району, вошел в 303-ю комнату, где теперь ничего нет.
Странным образом, комната, бывшая кухней, была вся пунцового цвета. На видимом из окна узком балконе сидел фантом обнявшей коленки и зовущей на помощь маленькой Макины, которая тогда была богиней.
— А-ах...
Красный цвет, наверное, казавшийся печальным три года назад, сейчас приобрел блеск праздничного бокала вина. Ах, как блестит. Как больно. Какое еще "человек горит"! Горит сама эта маленькая старшая сестра...
— Но — прости уж, Макина. Одним твоим приходом сюда я победил.
Присев на кухне, я приставляю украденный нож к горлу. Последние мгновенья. События трехлетней давности проносятся пред глазами.
"Учись у сестренки".
"Синъя, ты слишком повторяешь за сестрой".
Нет. Нет, нет, нет. Это она фальшивка, эти манеры — мои. Синъя — это я, а она подделка, люди, слышите, настоящий — я-а!..
— О...
Слышно эхо моего собственного вопля. И этому тоже настал конец. Может, с моим образом мышления у меня ничего не выходит, но этот способ расставит точки над i. Ведь ему меня научила Макина. Если хочешь кого-то убрать из этого мира, достаточно принести себя в жертву. Наконец я победил демона. Ладонь впилась в рукоять. Боль и прекращение существования не страшат. Это не результат, а только средство. Более того, облегчение приходит раньше.
Комната все так же красна, куда ни кинешь взгляд.
В финале я возвращаю себя себе.
Ну все... Пока-пока, Синъя.
Мне не интересно, что времени осталось мало.
И меня не волнует, что будущее уже наступает.
Для меня...
Вещи, которые невозможно остановить,
были доказательством скорости.
?formal hunt.
1/Двумя годами ранее (конец 2003-го года)
Братик не знает, но наша семья — убийцы.
И правда в том, что я, как ее часть, тоже скрываю в себе демона-убийцу.
"""
Самый север префектуры С, чуть восточнее центра. Здесь, на расстоянии двух часов езды на междугороднем экспрессе до главного центра, располагается город Сикура.
Населения — всего 15 тысяч человек. Туристы сюда не забредают. Это типичный провинциальный городок, до которого еще надо топать пять километров от железнодорожной станции через поля и холмы.
Если от центра городка вы пройдете на север, то на склоне холма попадете во второй район Сикуры. Это жилой район, но здесь довольно тихо. Широкие и удобные улицы города присыпаны землей, но, к сожалению, рядом с домами цветы не растут. В один ряд стоят двухэтажные домики, многим из них более десяти лет.
Молодежи здесь не очень много, но для семей, снимающих здесь жилье, комплексные квартиры обходятся дешевле.
В этом районе вы можете почувствовать разницу в уровне благосостояния между различными классами на примере нескольких жилых домов.
Промежуточное положение между ними занимает средний класс, который не без проблем, но владеет собственными домами.
Я живу в четвертом доме жилого района Сикуры. Тут довольно тихо и скучно, но через пять минут езды на велосипеде можно добраться до магазинов, книжной лавки и кафе.
"""
Осенним утром я чувствую себя особенно хорошо. Это время всегда проходит в спокойно и непринужденной обстановке.
— Эй, Томори! Нам уже пора идти!
— Прости, я еще не позавтракала, поэтому иди без меня.
Я отправила своего братика вперед.
На самом деле я стеснялась ходить в школу вместе с ним. Но не могла сказать ему об этом прямо, поэтому и прибегала к такой хитрости.
— Ясно. Тогда я пошел. А завтра проснись пораньше, и прекрати засиживаться допоздна.
Брат немного туповат и ничего не подозревает, он спокойно ушел раньше меня. А я, солгав ему, продолжала тянуть время и прихлебывать слабый кофе.
Имя Томори довольно редкое, его носит лишь несколько человек — я полагаю, я могу гордиться тем, что затесалась в их ряды. Оно не настолько притягательное, как имя Ханако Реуко, но оно легко запоминается и его легко написать. Когда учителя впервые видят написанное мною имя, они говорят что-то вроде: "Никогда раньше не видел такого пустого и неинтересного имени!" Хотя... я и сама порой так думаю.
Мой брат говорит: "Имя у тебя странное, но сама ты — красавица", — и я верила в это до начальной школы. Недавно мне стало интересно, и я решила спросить его, что же во мне красивого. "Что-то и от японской куклы, что-то и от кролика... Да, именно. Вот как круто". Так он и сказал после двухминутного раздумья.
Что? Откуда он вообще взял такое чудовище?
Японская кукла плюс кролик... это что-то вроде лисицы? Ну, а например то, что я стараюсь идти в ногу со временем или горжусь своими черными волосами?..
Да ну и ладно. Я допила свой кофе и встала. Мне уже стоило поторопиться, чтобы добраться до школы.
— Постой, Томори! Вернись сегодня пораньше. Отец хочет с тобой поговорить.
— Хорошо. О чем?
— О том же, о чем всегда. Убедиться, что ты была хорошей девочкой.
Мама широко улыбалась. О том же, о чем и всегда, значит?.. Этот человек натурально сумасшедший. Каждый раз устраивает семейный совет, прямо вгоняет меня в депрессию. Поскорее бы он уже умер.
— Я поняла! Вернусь раньше семи.
И я бодро выскочила за порог.
Было около восьми часов, я опаздывала. И все равно не торопилась — шла уже знакомой мне дорогой, оглядывалась по сторонам.
Осенний путь в школу — ужаснейшая вещь. Все вокруг окрашено в дурацкие бесчувственные цвета. Но с наступлением зимы заканчиваются дни, когда я пытаюсь избегать других людей, и, какой бы необщительной я ни была, приходиться идти на контакт.
2002 год, октябрь.
Как-то внезапно вокруг меня стало очень шумно.
— Неужели ничего из этого не выйдет? — за последние десять лет жизни я впервые была так взволнованна.
Быть может, не стоило переживать, но я слишком долго ждала этого момента.
Я сделала глубокий вдох и почувствовала запахи осени. Это меня немного успокоило.
Пешеходы неспешно бродили по улицам. Это тоже дарило успокоение. Все это было наигранно, хрупко, но отчего-то довольно забавно.
Я старалась дышать ровно, но сердце не желало успокаиваться и только чаще забилось. Хотя, наверное, я сама была виновата. Я бежала.
Около двух недель назад я начала понемногу изменяться, а холм Сикура окутала какая-то странная атмосфера.
Если начать с популярных историй, то в нашей школе учатся самые сильные отбивающие игроки в бейсболе.
В старших классах средней школы Сикуры есть два монстра бейсбола, талант которых никто не может превзойти. Один из них — легендарный четвертый номер. Он из тех людей, которые попадают в команду без особых усилий и все удары бьют словно играючи. Стайки школьниц всегда ходили посмотреть на его игру, хотя не знали даже правил бейсбола.
И все же наш бейсбольный клуб проигрывает каждый год. И в этом году уже в третий раз.
Если вам интересно, почему так случается, то на это есть две причины. Когда этот четвертый номер совершает хоумран, его вырывает. Согласно ходившим слухам, он страдал СРК, но лучший отбивающий, завершающий свой триумф рвотой, — действительно редкое зрелище.
В этом сезоне, когда его тошнило уже десятый раз, он внезапно потерял сознание прямо во время матча. Утратив свой главный козырь, наша школа проиграла. Кстати говоря, в третьей игре одним из соперников был гений — питчер из старших классов средней школы Коалагаока. Это было второй причиной.
Такие вот школьные истории.
В любом случае, так запомнилось его последнее лето. Несмотря на то, что учитель и бейсбольный клуб были опечалены проигрышем, четвертый номер делал вид, что ему все равно: "В спорте так уж повелось — или выиграл, или проиграл". Похоже, что в нем не было духа соперничества. И еще ему не помешало бы следить за тем, что он ест перед игрой.
И все же я немного ему завидовала. Он был моим любимым семпаем. Мне всегда казалось, что он похож на самурая, взмахивающего своей катаной. Я бы хотела как-нибудь сыграть с ним.
