— Ух, кажется, мы вовремя, — Собеско поднялся на ноги, отряхивая штаны от снега. — Как ты думаешь, они от нас отстали?
— Надеюсь, — Арнинг тоже встал во весь рост. — Ты это здорово придумал, Кен! Ох, как хорошо! Мы вырвались! А я, считай, дома.
— Только холодно уж очень у тебя дома, — поежился Собеско. — Ох, чувствую, будем мы всю новогоднюю ночь у костра от холода зубами лязгать!
— Ничего, перетерпим, Кен, — весело улыбнулся Арнинг, поплотнее застегивая свой комбинезон. — Самое главное — мы на свободе! А все остальное приложится.
Глава 10. Такая холодная весна
Последний день перед Новым годом оказался у Ринчара Линда до предела наполненным заботами.
Ранним утром, когда ночная темень за окнами только начала уступать место серенькому рассвету, он спустился во двор и, ежась от пронизывающего холода, присел возле большого сугроба, наметенного у стены. Осторожно сняв верхнюю грязноватую корку с помощью алюминиевой миски, Линд начал той же миской черпать снег из кучи и насыпать его в большую кастрюлю, которую он принес с собой.
В сумраке пасмурного утра снег казался сероватым, однако Линд точно знал, что освещение здесь не при чем. Снег, выпадавший в эту суровую и долгую зиму, и в самом деле был серым, словно вобравшим в себя дым и гарь пожаров, опустошивших четыре месяца назад огромные пространства Восточного континента.
Как рассказывали Линду друзья из Криденгской обсерватории, мельчайшие частички пепла от сгоревших городов и лесов до сих пор висели в атмосфере, не пропуская к земле солнечное тепло и свет, и зима, которой давно было пора возвращаться в свои северные владения, продолжала властвовать над миром. Температура по ночам упорно держалась ниже пятнадцати градусов мороза, а днем, даже когда неяркое солнце пробивалось сквозь мутную пелену облаков, мороз ослабевал, в лучшем случае, только до минус десяти градусов.
Наполнив снегом кастрюлю, Линд подхватил ее за ручки и осторожно понес ее наверх по холодной и скользкой лестнице. Растопка снега требовала немалых затрат драгоценных дров, а полученную воду надо было пропускать через фильтры, на которых оставался темно-серый налет, но это было все же лучше, чем спускаться к реке или источнику, а потом долго подниматься по разрушенным и заснеженным улицам с тяжелыми ведрами в руках.
С водой в Криденге было напряженно. Городская насосная станция была уничтожена при бомбежке, и о ее восстановлении не могло быть и речи. Городские власти с помощью уцелевшего оборудования бурили скважины, но район, где жил Линд, находился на возвышенности, и водоносные горизонты пролегали там слишком глубоко. Ему несколько раз советовали перебраться в центр города, где снабжение водой, продовольствием и топливом было значительно лучше, а в бомбоубежища и станции метро, превращенные в общежития, на несколько часов в день даже подавалось электричество. Однако Линд не хотел покидать дом, где он прожил всю свою жизнь.
В небольшой кухне все уже были на своих местах. В печке-буржуйке горел огонь, выведенная в окошко труба уютно гудела, а из постепенно нагревающихся кастрюлек распространялись вкусные запахи. Мама помешивала столовой ложкой аппетитно пахнувшее варево, а Тэви, сидя за узким столиком, раскладывала по тарелкам вялую зелень, которую выдавали в качестве средства против цинги, и осторожно, чтобы не накрошить, нарезала острым ножом серый пайковый хлеб.
— Доброе утро, — поздоровался Линд с Тэви, ставя кастрюлю со снегом на пол у печки. — Как спалось?
— Нормально, спасибо, — Тэви, закончив резать, ссыпала крошки в блюдце. — Как там на улице?
— Холодно. Приличный мороз и довольно противный ветер.
— Как я устала от этого холода! — Тэви зябко закуталась в наброшенный на плечи клетчатый плед. — Что говорят твои звездочеты? Скоро будет теплеть?
— Наверно, не скоро, — смущенно развел руками Линд, словно именно он был виноват в неблагоприятных прогнозах. — Правда, у них сейчас, конечно, не те возможности, что раньше, так что они могут и ошибаться.
— Как бы мне этого хотелось, — Тэви устало вздохнула и в кухне наступила тишина, прерываемая лишь треском пламени.
— Ты идешь сегодня на службу? — спросил Линд, просто чтобы прервать затянувшуюся паузу.
— Конечно! — подняла тонкие брови Тэви. — Я же должна придти, всех поздравить, раздать подарки... Хотя настроение совершенно не праздничное. Новый год — это день весны и солнца, а сейчас... А помнишь, Ринчар, как мы все встречали Новый год... кажется, в 64-м?! Ты тогда притащил не ветку, а целый куст весенней красавицы! А теперь без нее и праздник — не праздник, правда, тетя Лэра?
— Да, Новый год без весенней красавицы — это как-то грустно, — согласилась Лэра Линд. — Вместе с ней и зима не казалась бы такой страшной и бесконечной.
— Я попробую! — Ринчар Линд вдруг порывисто вскочил с места. — Я постараюсь достать весеннюю красавицу! Все равно, у меня на сегодня нет никаких важных дел.
И подхватив с тарелки ломоть хлеба с зеленью, Линд застегнул пальто, натянул на голову шапку и, взяв перчатки, выбежал прочь из кухни.
Выйдя из дома, Ринчар Линд, не раздумывая, свернул направо. После вторжения пришельцев Криденг словно съежился до своих границ столетней давности, и жизнь в полуразрушенном и замерзшем городе теплилась лишь в старом центре. Если где-то и можно было надеяться разыскать веточку цветущей весенней красавицы, которой в Чинерте было принято украшать дома под Новый Год, то только там.
Спустившись по когда-то красивой, а ныне черно-белой от присыпанных снегом пожарищ улице Рассветов, Линд прошагал из конца в конец по всему длинному бульвару Герениса, обогнул оплавленные остатки памятника жертвам Гражданской войны на площади Согласия и, наконец, свернул на протоптанную в снегу дорожку, вившуюся по расчищенной от обломков мостовой улицы Благодатных Дождей.
Это уже был почти центр, и на его пути стали все чаще попадаться люди. Линд обогнал пожилого мужчину, тянувшего за собой санки, на которых сидела закутанная в одеяла девочка лет шести, посторонился, пропуская торопившегося куда-то парня с непокрытой, несмотря на жестокий мороз и ветер, головой, а затем и вовсе ступил на обочину, чтобы дать дорогу двум женщинам неопределенного возраста, которые вдвоем несли большую плотно набитую сумку. Несколько раз мимо Линда медленно проезжали грузовики с закрытыми брезентом кузовами. Из больших уродливых коробок газогенераторов по бокам кабин тянулся хвостом рваный серый дым.
Пройдя мимо большого серого здания бывшего пожарного депо, откуда из-за широких створок запертых ворот доносилось едва слышное тарахтение станков, Линд почувствовал привычный прилив воодушевления. Израненный, засыпанный снегом и скованный морозом, оторванный от страны и от мира город жил, выпускал промышленную продукцию, шил теплую одежду и обувь, лечил и защищал своих граждан и даже управлял клочком свободной от пришельцев земли, до которой он мог дотянуться оборванными ленточками дорог и пропеллерами неуклюжих деревянных аэропланов. Предметом особой гордости горожан было то, что в нем продолжали работать несколько институтов, где преподаватели в нетопленых кабинетах с заколоченными окнами негнущимися от мороза пальцами писали мелом прямо на закопченных стенах, театр, переместившийся в актовый зал бывшей первой гимназии, за зиму дал пять премьер, а на открытом катке на углу улиц Цветочной и Купеческой играли музыканты и кружились на коньках веселые молодые пары...
Жизнь постепенно брала свое, и даже в этом промерзшем насквозь печальном мире, возникшем на месте разрушенного прежнего существования, хотелось настоящего праздника, весны, тепла и счастливого смеха. Линд пристально вглядывался во всех попадавшихся навстречу прохожих — не несет ли кто из них в руке или сумке заветную веточку, усыпанную бело-розовыми цветами размером с крупную горошину, но пока таких не встречалось. До войны весенняя красавица сама расцветала в первые дни весны, заливая белоснежной пеной дворы, парки и скверы, но в этот суровый год она еще не успела пробудиться от зимней спячки.
Свернув в промежуток между двумя домами, Линд прошел через двор и, перебравшись через развалины, вышел на параллельную улицу Солнечных Улыбок. Отсюда было рукой подать до здания бывшей земельной налоговой администрации, где теперь размещалась редакция городской Общей газеты, куча прочих служб и контор и даже жилые помещения для оставшихся без крова сотрудников.
Поднявшись по боковой лестнице на третий этаж, Линд прошел по пустому полутемному коридору, освещающемуся только через окна в торцах, и, толкнув знакомую дверь, очутился в большой комнате, тесно заставленной разномастными столами, шкафами и стульями. На столах стояли пишущие машинки, повсюду валялись пачки бумаг, а на одном из шкафов красочным натюрмортом высилась целая батарея пустых бутылок.
Окно в комнате было тщательно закрыто и завешено темной плотной материей, поэтому в ней стоял полумрак. Только на одном из дальних столов неярко светила керосиновая лампа, перед которой, положив голову на руки, дремал светловолосый человек с такой короткой стрижкой, что казался лысым. Это был дежурный редактор Крон Даманис.
— Привет, Крон, — весело сказал Линд, входя в комнату. — Чего во тьме сидишь?
— А так теплее, — Даманис, ничуть не удивившись нежданному гостю, приподнял голову. — А ты чего здесь? Что-то вчера забыл?
— Ничего не забыл, — покачал головой Линд. — Просто пришел навестить. Какие новости?
— Да никаких, вроде бы, — Даманис задумчиво потер лоб. — Хотя нет, есть новость. По радио прислали предновогоднее обращение президента, вон лежит. Если хочешь, почитай.
— Да уже потом почитаю, в номере, — Линд отодвинул стул и сел напротив Даманиса. — Ты вот что скажи: ты не слышал, где сейчас можно достать весеннюю красавицу?
— Весеннюю красавицу? — удивленно переспросил Даманис. — В такую погоду?! Раньше ее в холодные зимы в теплицах выращивали, только где они теперь, эти теплицы? Хотя подожди... Где-то я недавно видел веточку. Даже точно скажу, в общежитии авиаотряда! Знаешь, где это? На улице Горящих Свечей.
— Конечно, знаю! — кивнул Линд. — У меня самого там живет пара приятелей. Спасибо, Крон, я знал, что ты мне поможешь. Тогда счастливо, с наступающим тебя!... И кстати, открой, наверное, окно, а то тут у тебя дышать нечем.
— А ну его, — махнул рукой Даманис. — Все равно через час спущусь к себе домой, на второй этаж. Там сейчас жена порядок наводит. Пока, Ринчар, с праздником! До встречи в Новом году!
Выйдя из редакции, Линд почувствовал, что вокруг стало чуточку теплее. Холодный ветер немного утих, в воздухе закружились редкие крупные снежинки, причем, это был нормальный белый снег, без надоевшего сероватого оттенка. Это обрадовало Линда, так как до улицы Горящих Свечей было не близко, и к тому же, чтобы не идти через полностью разрушенный район бывшего предместья Гончары, надо было сделать приличный крюк через Прохладную Набережную.
Набережная, как всегда, была полна народу. Одни спускались к реке за водой и осторожно ступали по неровной тропинке, балансируя с наполненными ведрами. Другие шли к наведенной через реку переправе, чтобы навестить родственников и знакомых, живущих на левом берегу. Третьи, и их было большинство, еще с ночи отправились порыбачить и теперь возвращались домой с уловом. Впрочем, на льду еще можно было заметить десятки неподвижных фигур, застывших над лунками — то ли более терпеливых, то ли просто неудачников. Линду, не большому любителю тратить время на сидение с удочкой, всегда казалось, что в Вегере просто не найдется столько рыбы, чтобы одарить всех желающих предпраздничными трофеями.
На улице Маленьких Барабанщиков, поднимавшейся круто вверх к Святой Горке, где до войны стоял древний собор святых Хорма и Лутуса, уцелело всего несколько домов, но зато на перекрестке гордо высился старинный указатель. Проходя мимо него, Линд, по привычке не смог сдержать улыбки. Название улицы было дано на зеллийском языке, в котором слово "барабанщик" сильно напоминало чинетское "огородник", и туристы, не знавшие зеллийского, всегда недоумевали, что это за "Маленькие Огородники", в честь которых была названа улица.
Свернув на середине подъема в сторону, Линд пересек небольшую площадь Восковых Масок и очутился на узкой улочке Горящих Свечей. Среди старинных трехэтажных домов, сейчас чуть ли не поголовно лишившихся крыш, издалека было заметно высокое здание дореволюционной постройки, которое сейчас использовалось в качестве общежития для отряда связных, в том числе, и для авиаторов, на своих планерах и самолетах осуществлявших контакты с отдаленными селами и городами. В знак приближавшегося праздника уцелевшие стекла первого этажа были обклеены цветной бумагой, а над входом был прикреплен большой венок из темно-зеленого лапника, обвитого яркими лентами. Посреди венка висел надраенный до блеска колокольчик, от которого вниз тянулась длинная веревка. По традиции считалось, что колокольный звон перед Новым годом отпугивает нечистую силу, заставляя ее держаться подальше от веселящихся людей.
Несколько раз дернув за веревочку и удовлетворенно услышав радостное треньканье, Линд вошел внутрь, поздоровался со знакомым вахтером и по многократно опробованному маршруту поднялся на четвертый этаж, где жили летчики. Здесь его сегодня тоже не ждали, но в гости к этим людям Линду можно было смело приходить и без приглашения.
Первое, что увидел Линд, зайдя в крохотную и поэтому всегда теплую комнату, где жили его друзья Либсли Ворро и Кисо Неллью, была веточка весенней красавицы в стеклянной банке, стоявшей с краю стола. За столом сидел Неллью и упорно сражался с каким-то текстом с помощью потрепанного чинетско-вилкандского словаря. Либсли Ворро лежал на узком диванчике сбоку от приятно гудевшей печки и, кажется, дремал.
— Привет, — поздоровался Линд по-вилкандски. — С наступающим.
— И тебя тоже, — отозвался Ворро, приоткрыв глаза, но не изменив позы. — Что-то тебя давно не было.
— Дела, дела, — Линд, расстегнув пальто, присел на свободный стул. — К вам еще попробуй выберись. И где вы только красавицу достали?
— В Фаэнде, — с готовностью ответил Неллью, оторвавшийся, наконец, от бумаги. — Ребята с третьего отряда там дня три назад были. Привезли лекарства, немного сахара, так им на радостях целую охапку дали. На всех хватило.
— А не знаешь, в Криденге где-то можно найти красавицу? — спросил Линд.
— Не знаю, не видел. — Неллью посмотрел на Ворро и виновато развел руками. — Тебе нужно? Хочешь, свою отдадим?
— Нет, спасибо, — Линд поднялся на ноги. — Вы извините, ребята, но я сегодня тороплюсь, еще до вечера кучу дел сделать надо.
— Ринчар, — нерешительно остановил его Неллью. — А у тебя не будет немножко времени помочь мне с переводом? А то Ли сам прочитал, а мне рассказывать не хочет.
— Сам читай, — ворчливо отозвался с дивана Ворро. — Кому здесь из нас практика нужна — тебе или мне?
— А что ты читаешь? — заинтересовался Линд.
