— Господин Круэль! — негромко позвал Билон.
— Рита?! — одновременно обернулся СОПовец.
Все трое с легкой оторопью посмотрели друг на друга.
— Рита, это ты? — наконец, встревожено повторил Круэль. — Почему ты здесь?! Неужели ты...?
— Все нормально, — Рита облегченно рассмеялась. — Ты подумал, что я... Нет! Просто отвезли сюда подругу!
— Вы знакомы друг с другом? — заинтересованно спросил Билон.
— Конечно! — Рита с улыбкой повернулась к нему. — Я, может, не помню всех папиных подчиненных, но Сарифа трудно забыть!
— Ребята, без обид! — Круэль обратился к своим людям. — Я тут старых знакомых встретил, надо пошептаться.
— Порядок, командир! — отозвался самый старший из них — как вдруг вспомнил Билон, сварщик Лебер Эльзин, у которого он тоже когда-то брал интервью. — Мы к спортзалу сходим, там и подождем, если что.
Четверо СОПовцев во главе с новым лидером неслышно растворились среди стоявших рядами автомобилей. Проводив их взглядом, Круэль обернулся и внимательно посмотрел на Билона.
— Теперь я вас вспомнил! — сказал он без особой приязни. — Вы в прошлом году писали о нас статью! Тогда вы были...
— Сейчас Майдер представляет "Утреннюю звезду", — перебила его Рита. — И вообще, он свой человек, я за него ручаюсь.
— Серьезная рекомендация, — Круэль протянул Билону руку.
— Спасибо, — Билон пожал ее. — Так вы, выходит, не простой пехотный капрал?!
— Ага, сложный, — проворчал Круэль. — Да, было время, служил под началом ее отца. Но об этом совсем не следует распространяться первым встречным!
— Майдер — не первый встречный! — строго напомнила Рита. — И я не просто так вас раскрыла. Может так случиться, вам понадобится связь друг с другом. Сариф, дай Майдеру свои координаты, на всякий случай, и помоги, если что вдруг.
— Ну, если ты думаешь...
Круэль вдруг подобрался. Билон заметил, как в ответ напряглась Рита, но тут же расслабилась.
— Спокойно, Сариф! Это тоже свои!
— Свои, свои, — из темноты не спеша вышел Кен Собеско. — Все нормально, Лику приняли, через пару часов Дэсс должен стать отцом.
— Господин Собеско! — Круэль внезапно вытянулся в струнку.
— Да, это я, — Собеско встал рядом с Ритой. — А вы, очевидно, один из парней Ренсера Элаво?!
— Так точно, — Круэль слегка наклонил и тут же снова поднял подбородок. — Старший лидер отставной капрал Сариф Круэль!
— Слышал, слышал о вас, — Собеско протянул ему руку. — У вас какие-то новости?
— Нет, мы случайно встретились. Патрулировали с парнями стоянку, а тут... есть тут одна компания... пытались наехать на Майдера и госпожу Рэстан.
— О как?! — Собеско хмыкнул. — Трупы уже убрали?!
— Ребята успели раньше, — с сожалением вздохнула Рита. — И вообще, я бы действовала аккуратно.
— Не сомневаюсь, — иронично улыбнулся Собеско.
— Кен, — Рита снова перешла на серьезный тон. — Раз мы так удачно встретились, я предложила Сарифу обменяться контактами.
— Согласен, это может оказаться не лишним, — Собеско, покопавшись, достал из кармана две небольших карточки и передал одну из них Круэлю. — Здесь номер телефона, по которому меня можно найти или передать для меня информацию. Любую информацию. Возьми и ты, Майдер. Может пригодиться.
— Спасибо, — поблагодарил Билон, пряча карточку в карман. — К сожалению, не могу ответить тем же. Сам не знаю, где окажусь завтра или через неделю.
— Ты, главное, звони и не теряйся сам, — Рита протянула Билону и Круэлю свои визитки. — Вот телефон. Он, правда, мамин, так что... думайте, что говорите.
— Надеюсь, фильтровать не понадобится, — Круэль с улыбкой достал пачку карточек. — Тоже пришлось обзавестись, знаете ли... По этому телефону меня разыскивает весь район, поэтому заранее предупреждаю: дозвониться бывает непросто, особенно, по вечерам.
— Надо будет что-то придумать для срочной связи, — деловито сказал Собеско. — Но это я постараюсь решить.
— Решай, — кивнула Рита. — Только, наверное, побыстрее.
— Почему? — насторожился Билон. — Есть причины для спешки?
— Да ты же еще не почувствовал, — Собеско невесело хлопнул его по плечу. — Здесь уже давно назревало... нечто. А теперь, после вашего возвращения со звезд, похоже, события покатятся кувырком. Что-то будет!...
За единственным подслеповатым окном хижины стемнело. Это означало, что очередной бесконечный день подошел к концу.
На широкой лежанке, занимавшей самый темный угол единственной комнаты, зашевелилась груда тряпья. Молодая женщина со спутанными длинными волосами, чье бледно-голубое лицо смутно белело во тьме, медленно поднялась на ноги и, зябко кутаясь в старое рваное покрывало, тяжело прошаркала по неровному полу, сколоченному из грубых выскобленных досок. Нашарив колченогую табуретку, она села за старый обшарпанный стол и, вздохнув, опустила голову на руки. Женщина хорошо видела в темноте, но в этой комнате она могла бы без проблем ориентироваться даже с закрытыми глазами. За несколько месяцев своего вынужденного пребывания в этом месте она изучила и саму хижину, и ее ближайшие окрестности буквально до последней трещинки или лужицы.
Молодой женщине было здесь плохо и неуютно. Она выросла в более теплом и мягком климате и поэтому страдала от холодных зимних ветров и промозглой сырости, проникавшей во все щели и быстро выстуживавшей хижину, — ведь ей было запрещено разжигать днем огонь, чтобы не выдавать себя. Она устала от неустроенности жизни в отрыве от цивилизации. В хижине не было не только электричества, но даже канализации и водопровода, а еду здесь приходилось готовить на примитивной плите, которую надо было топить вечно пачкающимся углем или тяжелыми неудобными дровами. Ее раздражала пыль, висящая в воздухе и скрипящая на зубах, а в дождливые дни превращающаяся в противную рыже-бурую грязь. Она скучала в отрыве от мира от пустоты и одиночества. Она пыталась заполнить длинные скучные дни повседневными хозяйственными делами, но они слишком быстро заканчивались.
Но хуже всего было постоянное чувство безнадежности и безысходности. Она могла уйти отсюда в любой момент. Ее раны давно затянулись, сломанные кости срослись, а мышцы приобрели былую сноровку. Каждый день она выходила в крохотный дворик и, с удовольствием сбросив с себя опостылевшие лохмотья, исступленно проходила один за другим комплексы привычных упражнений, возвращая телу былую форму. К ней полностью вернулись даже ее ментальные способности. Теперь она снова могла читать в головах людей, словно в раскрытой книге, заставлять их выполнять нужные ей действия и даже становиться незаметной и практически невидимой. Вот только все это было ни к чему.
У нее не было ни одежды, ни обуви. Ее туфли потерялись во время падения, а окровавленные, перепачканные и изрезанные обрывки униформы и белья давно сгорели в пламени очага или плиты. Из-за этого ей постоянно приходилось кутаться в какие-то старые тряпки и совать босые ноги в протекающие резиновые боты. Вокруг нее лежал чужой для нее и, наверняка, враждебный ей мир. Но самое главное, ей некуда было идти. Она была преступницей, поднявшей руку на членов Императорского Дома и поэтому заслуживающей казни. Ее, очевидно, не искали только потому, что она уже считалась мертвой. Но даже такой ценой она так и не смогла выполнить возложенную на нее миссию. Даже если бы она каким-то чудом вернулась домой, она бы не имела права посмотреть в глаза своим товарищам.
За окном мелькнули далекие отблески света, заставив ее брезгливо поморщиться. Сюда шел филит — единственное живое существо, с которым она делила кров эти долгие месяцы. Она испытывала по отношению к нему сложные и противоречивые чувства. Он был отталкивающим на вид, неопрятным и гадким, а от его темных перепутанных мыслей разило остро-гнилостным запахом безумия. Но он не дал ей уйти за грань, ухаживал за ней, когда она была бесчувственной сломанной куклой, лечил ее и поддерживал в ней подобие жизни, пока она не стала достаточно сильной, чтобы запустить процессы регенерации. Позднее его мысли, которыми он незаметно для себя поделился с ней, дали ей знание местного языка и какое-то понимание здешних реалий, пусть даже и прошедшее через запутанные коленца и коридоры его изломанной и искаженной души.
За это она терпела его, готовила ему еду, поддерживала чистоту и порядок в его неустроенном обиталище и покорно исполняла его сексуальные фантазии, кроме, разве что, самых извращенных. Это был, своего рода, симбиоз двух изгоев, у которых не было не только будущего, но и настоящего.
Проблески света были уже совсем рядом, и женщина начала готовиться к его приходу. Она поднялась из-за стола и, сделав несколько шагов, встала посреди комнатки, прямо напротив входа — он пугался неожиданных движений из темноты и постоянно боялся, что за время его отсутствия в хижину проникнет кто-то чужой, чтобы завладеть его скудным имуществом. Следующим движением она, зябко поведя плечами от холода, сняла с себя покрывало, в которое она куталась, и, свернув его в комок, швырнула на лежанку. Ей было неприятно представать перед кем бы то ни было, даже перед ним, оборванной нищенкой, а его похотливые взгляды, которыми он буквально шарил по ее телу, чье совершенство не портили даже шрамы от заживших ран, давно уже не трогали ее.
Однако на этот раз все было по-другому. Она слишком глубоко ушла в свои мысли и поэтому не сразу поняла, что снаружи доносятся шаги не одного, а двух человек. Одним из них был "ее" филит, но вместе с ним был и какой-то другой, чьи мысли были наполнены смесью презрительного недоверия и похоти.
Дверь со скрипом отворилась, и свет фонаря, который держал в руках один из филитов, осветил ее неподвижную обнаженную фигуру.
— Молодец, хорошая девочка! — в голосе "ее" филита явственно слышались хвастовство и даже что-то вроде гордости. — Видишь, как я ее выдрессировал! Теперь иди, займись всем, чем положено!
Она послушно повернулась и занялась своими привычными вечерними делами — разожгла огонь в очаге, от которого сразу же стало теплее и уютнее, растопила плиту и загремела сковородками и кастрюлями, разогревая ужин. Все это время она старательно не обращала внимания на второго филита, который буквально не отрывал от нее своего липкого жадного взгляда, но, конечно, рассмотрела и разглядела его во всех подробностях. Высокий, ростом даже чуть выше нее, и довольно плотный, хотя и не толстый. Наверное, сильный — об этом говорили большие мощные руки с корявыми ладонями и грубыми пальцами. И не отягощенный интеллектом: его мысли были простыми и открытыми; читать их можно было, даже не напрягаясь.
Она выставила на стол тарелки с едой и вернулась в свой угол, к плите. Все равно, в хижине было только два столовых прибора. Гость и хозяин принялись за еду. Они были голодны и поэтому жевали торопливо и неопрятно. От этого у нее совершенно пропал аппетит, хотя она практически ничего не ела с утра.
— Иди сюда, моя девочка! — "ее" филит говорил нарочито медленно и внятно: она до сих пор не выдала свое знание языка, поэтому он общался с ней только самыми простыми командами.
Она с неудовольствием сделала несколько шагов по направлению к столу. Возле плиты было, по крайней мере, тепло, а здесь по голым ногам сразу же мазнула неприятно холодная струйка воздуха от двери.
— Разве она не прекрасна?! — филит по-хозяйски положил руку на ее бедро. — Разве она не стоит двадцати брасов?!
— Стоит! — хрипло произнес высокий, облизав губы. — Господа в городе будут платить за час с ней и пятьдесят, и даже сто брасов!
— Так мы договорились?!
— Да! Как и обещал: тысячу брасов сразу и десять процентов от того дохода, что она будет приносить, за вычетом затрат на содержание.
— Идет! — лицо "ее" филита расплылось в довольной улыбке. — А сейчас иди сюда, моя девочка! Становись на колени! Сделаешь сначала ему, а потом мне! А потом мы с тобой еще немного поиграем!
Ее передернуло от отвращения. От высокого филита шел неприятный запах, и весь он сам был каким-то омерзительным, скользким, а его мысли были просто отвратительными. Заниматься сексом еще и с... этим, а затем быть проданной в бордель?! Нет уж!
— Хватит выделываться! — "ее" филит, подскочив, хлестнул ее по щеке — открытой ладонью, чтобы не испортить товар.
Сейчас она была для него товаром — это она безошибочно считывала из его похотливо раскрывшегося мозга.
— Нет!
Густо-синий кровавый вал внезапно поднялся в ней, захлестнув ее с головой. Когда она пришла в себя несколько минут спустя, все было кончено. Оба филита были мертвы. На их лицах застыло выражение крайнего ужаса — она не сразу выжгла им мозги, заставив их хорошенько пострадать и прочувствовать все ее отчаяние и унижение.
Хватит! Не заводись снова! Выполнив несколько дыхательных упражнений, она пришла в себя, восстановив душевное равновесие. Она не испытывала абсолютно никаких угрызений совести, но оставаться здесь больше было нельзя.
Штаны обоих филитов были насквозь мокры и воняли, поэтому их пришлось бросить, но ботинки, рубашка, свитер и грубая куртка высокого пришлись ей почти впору — хотя бы по росту, хотя и висели на ней, как на вешалке. Соорудив набедренную повязку из единственного в хижине более-менее чистого полотенца, она оделась, обмотав покрывало вокруг бедер на манер юбки и подпоясавшись трофейным ремнем как кушаком. Преодолевая брезгливость, обшарила карманы обоих филитов, найдя у высокого довольно толстую пачку потрепанных банкнот, вскрыла тайник под подоконником, откуда вытащила еще несколько бумажек, вооружилась железным прутом, который обычно таскал ее покойный сожитель.
Перед уходом она вынула из очага горящее полено и бросила его на лежанку. Дождавшись, пока валявшееся на ней тряпье как следует разгорится, испуская клубы серого вонючего дыма, она покинула хижину, оставив за собой открытую дверь, куда немедленно рванулся ветер, раздувая пламя.
Разгорающийся пожар вскоре остался только яркой точкой за спиной. Женщина, которую некогда звали Раэнке, уходила в ночь, холод и неизвестность.
Глава 10. Договор
Тусклый зимний рассвет, разгораясь медленно и неохотно, наконец, высветил одинокую женскую фигурку, медленно бредущую по обочине пустынной проселочной дороги, ведущей из ниоткуда в никуда.
Раэнке держалась на ногах на последних каплях упрямства. Она шла всю ночь и невероятно устала. Перед уходом из хижины она доела и допила все, что нашлось там съедобного, но с тех пор прошло уже несколько часов. Вчерашний ментальный удар — неожиданный и неподготовленный — отнял у нее уйму сил, а под утро ее еще и накрыло откатом, от которого она чуть не отключилась.
Если она срочно не найдет еду и место для отдыха, она пропала. Ночью по дороге несколько раз проезжали машины. Но, заранее замечая свет фар, она каждый раз успевала сойти с обочины и затаиться в темноте. Сейчас она об этом жалела. У нее еще хватило бы сил на то, чтобы отвести кому-либо глаза или взять под контроль, но она стремительно слабела, причем, не только от сосущего чувства голода, но и от холода. Трофейные куртка и свитер были достаточно теплыми, но холодный ветер постоянно атаковал ее оголенные ноги.
