Связанные

Вскоре на сцену вышел Дарелин. И он был настолько порочно-великолепен, что у меня потекла слюна. Он был в образе вампира! Вся одежда у него была черной: и плащ, и обтягивающие штаны, и распахнутая на груди рубашка. Серебряные украшения прекрасно оттеняли его великолепие. А как он танцевал!.. Двигался, будто хищник, под музыку, в алых языках иллюзорного пламени. Это было завораживающее зрелище!

Когда он расстался с плащом и рубашкой, я увидела, что местные умельцы нанесли ему на спину красивую татуировку, изображавшую борьбу двух драконов — серебряного и черного. Благодаря перекатывающимся мускулам они двигались на его спине как живые. Я зажала зубами салфетку, чтобы совсем уж не капать слюнями на платье.

И тут какая-то мымра полезла на сцену... и начала лапать моего (моего!) Дарика! Зарычав, я в мгновение ока оказалась рядом и кинулась на эту чувырлу!

— А ну, не смей его лапать, лахудра! Он мой! Только мой! Я тебе щас руки переломаю и глаза вырву, на фиг!

Женщина, потрясенная моим напором, ретировалась, спасая остатки своих волос. Я же потрясала кулаками с зажатыми в них блондинистыми прядями и злобно оглядывала публику, чувствуя себя огнедышащим драконом.

Вдруг меня обнял Дарелин, и это подействовало примерно так же, как удар мешком по голове. Я вся как-то обмякла, даже волосы трофейные выкинула. А в следующую секунду обхватила его за шею и крепко прижалась.

— Ты мой, слышишь?! Только мой! И ты на мне женишься. И у нас будут дети, даже если ты этого не хочешь, потому что если откажешься, я тебя убью.

Я смотрела ему прямо в глаза, чтобы он понял — я серьезна как никогда.

— Я ни за что не откажусь. Я твой, а ты моя. И детей у нас будет не меньше десяти.

Эй! Я же не свиноматка столько рожать!

Дарелин

— Ты мой, слышишь?! Только мой! И ты на мне женишься. И у нас будут дети, даже если ты этого не хочешь, потому что если откажешься, я тебя убью.

Я смотрел в ее глаза и видел, насколько она сейчас серьезна. Ведь и правда убьет. Ну и пусть, я же не собираюсь отпираться!

— Я ни за что не откажусь. Я твой, а ты моя. И детей у нас будет не меньше десяти.

В ореховых глазах Женьки появилось сомнение, но я решил укрепить свои позиции, раз уж все так хорошо складывается. Я поцеловал ее, постаравшись вложить в этот поцелуй все свои чувства: любовь, нежность, вину, извинение, желание... Женька пробурчала что-то и обмякла, а я подхватил ее на руки и поспешно спустился со сцены к нашей компании. Друзья тут же зааплодировали и стали поздравлять с примирением, но я шикнул на них — Женька уснула, положив голову мне на грудь. Видать, сильно вымоталась. И напилась!

— И сколько же она выпила, владычица? — недовольно поинтересовался я у загадочно улыбающейся эльфийки.

— Бутылки три, не больше. Слабая нынче молодежь пошла!

И это все на голодный желудок? Бедная девочка, как же ей утром будет плохо.

К нам подошел распорядитель зала и попытался всучить мне шмотки, в которых я пришел. С отвращением взглянув на отвратительное платье из сиреневой парчи и золотоволосый парик, я вспомнил, как мы с Шесом собирались сюда. Красились, экспериментировали с колготками (натянуть их, при этом не порвав, получилось не с первого раза), красили ногти, мерили парики. А сколько проблем было с грудью! У меня она постоянно норовила съехать на спину.

Нас попросили покинуть заведение. Впрочем, я и не намеревался здесь оставаться. Слишком много вожделеющих дамских взглядов, да и Женьке спать пора. Я попытался поудобнее перехватить заснувшую девчонку, но добился лишь того, что ее ореховые глаза открылись и недовольно уставились на меня.

— Женя...

Что-то мне подсказывало, что ночь впереди будет длинная и отнюдь не веселая.

— Хочу развлекаться! Хочу на танцы!

Она капризно ударила меня кулачком по плечу, и я понял: влип! Спорить с пьяной девицей, тем более теперь, когда у нас установилось хрупкое перемирие, — несусветная глупость. И все же...

— А может, спать? — жалобно протянул я.

Женька насупилась:

— Не хочу спать! Хочу танцевать! Ты со мной потанцуешь?

Все, я пропал.

Я чувствовал, что от усталости скоро упаду, но Женька была еще слишком бодра, чтобы уговорить ее отправиться спать. Нам удалось попасть на какой-то бал-маскарад, и теперь она кружилась в танце с 'лесным разбойником', а я скрипел зубами. Впрочем, рядом со мной сидел Шес, до сих пор не снявший платья. Но уже пристойно накрашенный и в маске. Ему вообще ни разу не удалось потанцевать со своей женой. А у владычицы появилось уже целых четыре ярых поклонника. Так что дроу намного хуже. Я-то всего второй танец упустил.

— Еще немного, и я твою Жени придушу, — бросил мне дроу.

Конечно, его можно понять, но все же думать надо, прежде чем брякать.

— Ты ее телохранитель. Ты ей клятву давал. Так что максимум — отшлепаешь. И потом будешь долго извиняться.

Он отпил из своего бокала шампанского и тяжко вздохнул, признавая мою правоту. Да, он может на нее бесконечно злиться, но вреда не причинит. Да и я тоже сознательно на подобный шаг не пойду.

— Но это нечестно! Муж владычицы — я, а она флиртует со всеми подряд! — скривился мой друг.

— Ну пофлиртуй и ты, — не подумав, ляпнул я в ответ.

Мы задумались. В таком наряде он может только с мужчинами заигрывать. Разумеется, для дроу проблемы пола в данном вопросе почти не существует. Они довольно раскованны. Все, кроме Шеса. Он всегда был своеобразным уродом: не соответствовал канонам касательно внешности, имел собственные представления о чести, не признавал однополой любви. В свое время даже отказался от тренировок в любовном искусстве, которые проводились на мужчинах-дроу. Пользовался искусственными заменителями.

— Фу... мерзость... — Шеса передернуло от отвращения.

— Ага, полностью согласен, — подтвердил Энувиэль, севший рядом со мной. Ему от ухажеров было трудно отбиться, так как в платье он выглядел прехорошеньким. — Это все твоя Женька виновата!

— Не тронь Женьку, кадык вырву, — вяло огрызнулся я, пытаясь вежливо спровадить очередную воздыхательницу. Мне переодеться тоже не дали — так и щеголял голым торсом с татуировкой. Правда, Женька надела мне на шею что-то, что назвала галстуком. А с виду — настоящая удавка. Непонятно только, откуда она это извлекла.

— Эй, дамочка, отойди от моего мужчины.

Я почувствовал, как от меня отлипает девица, решившая броситься на шею с признаниями в любви. И лишь через секунду увидел, что девицу оттаскивает за локон разозленная Женька.

— Что вы себе позволяете? — запищала несчастная. — Я графиня...

Правда, что ли, графиня? А по поведению не скажешь.

— Плевала я на твои титулы. Это мое. Не смей лапать, — буркнула Женька, хватаясь второй рукой за шнуровку корсета противницы.

Никогда, даже в моих фантазиях, женщины не дрались за меня. Прекрасная возможность насладиться зрелищем! Когда еще такое увидишь? Тем более в исполнении Женьки.

— Он не твоя собственность! — взвизгнула графиня, отвешивая девчонке пощечину. Я дернулся, почувствовав боль. На губе у моей красавицы выступила кровь, заставив меня задрожать от ярости.

— Ну все, я злая, — прошипела Женька и со всей силы дернула шнуровку.

Крючочки платья не выдержали, разлетевшись в разные стороны. Платье опало и повисло на поясе, демонстрируя полное нарушение этикета, то бишь отсутствие нижней сорочки, да и вообще белья. Дамочка завизжала и, растеряв весь свой запал, ринулась к выходу. Моя мстительная красавица наступила на подол волочившегося платья, и графиня, разумеется, рухнула на пол. Кто-то сердобольный прикрыл бедную девушку камзолом и поспешно увел.

— Дарик, мне больно. Я хочу домой!

Я осторожно приобнял Женьку за плечи и осторожно вытер кровь.

— Пошли уже, драчунья.

Я взял ее на руки и поспешил к выходу, даже не проследив за тем, последовали ли за нами друзья.

* * *

Все идет не так. Все не так! Старший почувствовал свое творение! Еще немного, и он вырвется на свободу! И тогда конец всему. Все мои планы рухнут, а мое имя вычеркнут со страниц истории мироздания. Он это может, проклятый старик! А все из-за девчонки! И на кой я ее притащил? Но кто же знал, что это так повлияет на Старшего и придаст ему сил?!

Надо что-то придумать.

Надо избавиться от Женьки, а потом и от Старшего.

Тогда я стану самым сильным.

Я буду править мирозданием.

Глава 6. Польза капризов

Почему, когда ты беседуешь с Богом — это называется молитвой, а когда Бог с тобой — шизофренией?

Житель веселого домика, палаты лордов

Женька

Первое, что я почувствовала, даже не проснувшись: мой матрас как-то странно себя ведет и явно пытается удрать.

— А ну, лежать, скотина, я еще не выспалась, — сонно буркнуло мое высочество, подминая под себя возжелавшую свободы вещь. 'Вещь' что-то простонала и укусила меня за ухо. Не поняла?!

— Женька, если ты меня сейчас не отпустишь, то нам с тобой можно будет отправляться в плавание, не вылезая из кровати.

Я честно попыталась проследить за мыслью своего нового пружинного (ну или из чего там делают матрасы?) знакомого. Мозг, взорвавшись ослепительной болью, позорно капитулировал, выдав на прощание всего одно слово:

— Мое?

'Матрас' зарычал.

— Да твое, твое, только отпусти меня хоть на минуту в туалет! — смутно знакомым голосом попытался пристыдить меня этот продукт недобросовестных тружеников промышленности.

— Дожили, матрасы просятся в туалет. Ладно, переложи меня на подушку и иди.

После непродолжительной тряски я оказалась на чем-то мягком, а мои загребущие ручки стальным капканом сомкнулись на подушке.

— Маленькая, злобная, капризная стерва. И почему я тебя терплю? Другую бы уже удавил, — донеслось до меня.

Проснулась наглость, благо ей для бодрствования мозги не нужны.

— Я все слышу. Щас как обижусь, как пойду с девчонками на стриптиз... то есть на девичник.

При слове 'стриптиз' перед глазами пронесся не очень длинной ассоциативный ряд, закончившийся почему-то Дариком. Сволочь он, но сволочь любимая. Или любимый? Почему в моем воспаленном сознании он теперь фигурирует в платье?

— Боже, что ж мне так плохо?!

— Пить меньше надо.

Я застонала от боли, повернувшись на спину и прижав подушку к животу.

— Кто это тявкает там в ночи? Вот позову Дарика, и он тебе все ребра пересчитает за то, что ты меня мучаешь.

Предприняв героическую попытку открыть глаза и заставить мозг функционировать хотя бы в частичном объеме, я поняла — бесполезно. Внутри моей черепной коробки кто-то явно решил отпраздновать какой-то церковный праздник, иначе почему там столько колоколов звонит?!

— Во-первых, уже почти вечер. А во-вторых, я самоистязаниями не увлекаюсь. Тебя подлечить, несчастье ты мое ходячее?

Моя гудящая голова переместилась на теплые коленки, а на виски легли прохладные ладони, принося с собой облегчение. Блаженно вздохнув, я открыла глаза и... чуть не закрыла их обратно, увидев недовольную моську Дарелина.

— Дарик, а ты знаешь, что я тебя люблю?

— Знаю, — хмуро обронил он, заставив меня насторожиться.

Приняв сидячее положение, я просверлила его подозрительным взглядом.

— И что опять не так? Что тебя не устраивает? Мы же вроде помирились.

Он тяжело вздохнул и бросил мне халат, в который я поспешно закуталась. Дело пахнет керосином. С чего он на меня взъелся? Что я ему сделала?

— Помирились. Но ты ведешь себя как маленькая, избалованная дурочка. Мне казалось, ты другая. Неужели я ошибся? Вьешь из меня веревки, выставляешь полным идиотом, мучаешь постоянно. Это надо менять, если мы хотим нормальных отношений. Ты должна изменить свои повадки, так как твое поведение неприемлемо для жены Темного Лорда.

Он говорил холодно и веско, удерживая меня от побега за лодыжку своими железными руками. А я вся кипела от возмущения и обиды. Значит, не подхожу? Мучаю постоянно? Идиотом выставляю? И я должна измениться? Значит, только я? А он идеален?! Да все это и к нему применимо!

— Женя, не злись, я же говорю это из лучших побуждений! Я просто хочу, чтобы мы были вместе и наслаждались счастьем, а не страдали из-за недопонимания и недомолвок.

— И для того, чтобы ты был счастлив, я должна измениться? Ты не находишь, что это эгоистично?!

Дарелин тяжело вздохнул, явив миру облик безмерно усталого воспитателя ясельной группы.

— Разумеется, я тоже буду меняться и подстраиваться под новые обстоятельства, но сейчас мы говорим о тебе, моя красавица.

Проворно усадив меня к себе на колени и уткнувшись носом в волосы, он расслабился. А зря! Во мне проснулся дух феминизма. Не хочу я меняться! Я себя полностью устраиваю!

— Не нравлюсь — ищи другую.

Дарик рассмеялся и чмокнул меня в щеку, за что получил недовольный взгляд и бурные протесты, в том числе показное брезгливое оттирание щеки.

— Нравишься. Очень нравишься, — тепло улыбнулся он. — Но нужно стремиться к идеалу, не находишь?

— Дарелин, в отношениях с девушками ты полный профан! Отпусти меня немедленно! Я не хочу тебя видеть, а тем более разговаривать! И не надейся, что я растаю от твоих ласк и поцелуев!

Он хмыкнул, но послушно пересадил меня на кровать, хотя и не спешил уходить.

— Да, я не имею опыта подобных отношений, поэтому могу быть в этом деле профаном. Но я же хочу как лучше. Ладно, давай оставим пока этот разговор, раз уж у тебя такое плохое настроение. Пойдем позавтракаем? Может, ты блинчики сделаешь, а?

Скотина!!!

Дарелин

Несмотря на утреннюю размолвку, Женька, кажется, не так сильно разозлилась на меня, как показалось вначале. Наверное, я и правда начал чересчур грубо. Надо было высказать свою точку зрения помягче.

— Ты слишком мало внимания уделяешь занятиям, сын.

Я поморщился, осознавая правоту Демиурга, но не находя в себе сил отвлечься от размышлений о Женьке. Кажется, она все же не совсем правильно меня поняла.

— Великое Мироздание, да что произошло между вами, что ты постоянно отключаешься от реальности? — вспылил в итоге Кес.

Ничего себе, он что, ждет от меня откровенности? Решил вступить в права и принять обязанности отца? Надоел уже. Лучше бы просто учил и не совался не в свои дела.

— Пустяки. Все нормально.

По крайней мере, я на это надеюсь. Женька же не наделает глупостей? Я охрану к ней приставил на всякий случай. Они предупреждены о характере наследницы. Тогда почему меня так потряхивает от волнения?

— Она стала занимать слишком много места в твоих мыслях. И угораздило же меня из миллиардов жителей того мира выбрать именно ее! Знал бы, что от нее столько нервотрепки, сбросил бы с моста и убедился, что она действительно мертва.

Раздался отчетливый скрип моих зубов, челюсть свело от напряжения. Демиург, поняв, что допустил оплошность, поспешно сменил тему и принялся вещать о том, как важно чувствовать мир, который опекаешь.

Чувствовать мир, знать все, что в нем происходит, осознавать его нужды как свои — все это тяжелая работа Хранителя Мира. Таковым, например, является сестра Кеса, присматривающая за миром Старшего. Но Хранитель — не Создатель, его опека несовершенна. В отсутствие Создателя даже при самом лучшем Хранителе мир гибнет, уничтожая сам себя. Поэтому мир Женьки в данное время близок к гибели — Старший отсутствует слишком долго. И где его носит?