— Даже со всеми моими талантами сомневаюсь, что я смогла бы вдохновить столь широкий академический интерес. Записанный мной ответ «старательная ученица». Помните, что как сенши, вам необходимо быть в верхних десяти процентах всех национальных тестов.
Фыркаю. Скорее наступит конец света, чем я окажусь в верхней десятке. Обычно я барахтался в нижней половине, и только гордость заставляла меня прикладывать ради этого усилия.
— Значит, мы закончили?
— С этим? Да, — вставая, отвечает Камико.
Камико обходит стол и останавливается рядом со мной. Она отделяет несколько тонких листов и кладет их на стол. Опускаю взгляд и смотрю, что это.
Обязательные строки. Повторять вслух утром и вечером. Читаю дальше и хмурюсь. Одного начала достаточно, чтобы меня замутило.
Я существую, чтобы служить Институту Прекрасных Принцесс. Мечты директора это мои мечты. Директор хочет построить лучшее будущее. Институт Прекрасных Принцесс это семья. Сенши мои сестры. Я люблю своих сестер. Я так счастлива, что я работаю вместе со своими сестрами, чтобы сделать мир лучше. Я доверяю директору. Директор великая женщина. Я помогу директору основать вечную династию…
… Это продолжается и продолжается. Еще пять страниц такого дерьма. Подозреваю, что ни одно слово не лучше.
— Какого черта… — Меня прерывает внезапный прилив агонии.
— Ненормативная лексика запрещена, — упрекает Камико. — Не забудьте завершать эти строки утром и вечером, Саотоме-тян. Несоблюдение этого требования приведет к автоматическому и постоянному наказанию.
На моем лице появляется некрасивое выражение, и я продолжаю смотреть на страницу перед собой. Мои кулаки медленно сжимаются. Бумага сморщивается. Кршш. Я разрываю пачку напополам. Кршш. Разрываю еще раз. Кршш. И снова. Продолжаю рвать, пока не остается ничего. Слабые ножи агонии наказывают мое неповиновение, но я не обращаю на них внимания, разбрасывая обрывки по столу.
— Можешь об этом забыть, — говорю я.
Камико вздыхает.
— Скажу девушкам принести дополнительные копии, когда механизм наказания тиары проработает больше получаса. Теперь следуйте за мной.
Камико проходит по комнате и подходит к запретной двери. Иду за ней, не желая сталкиваться с агонией из-за столь малой просьбы. Когда она открывает дверь и выходит, я застываю на пороге. По мне пробегает дрожь, и я закрываю глаза. Давай, Ранма. Здесь нечего бояться. Камико не настолько подла, чтобы привести меня сюда ради того, чтобы помучить. Сглотнув, шагаю вперед.
Ничего. Открываю глаза и встречаюсь взглядом с Камико. Каждый мускул остается напряжен, ожидая неизбежной агонии. Эта скованность медленно исчезает.
Камико несколько секунд смотрит на меня, после чего отворачивается и идет по коридору.
— Пока вы с сопровождением, вы можете покидать свою комнату, Саотоме-тян, — объясняет Камико. — Кнопка над выключателем света кого-нибудь вызовет. Не стесняйтесь ее использовать. Как для сенши, большинство Института существует, чтобы служить вам. Однако, пожалуйста, помните, что вам нужно устное разрешение сопровождения, чтобы выйти из комнаты. Кроме того, вы все время должны оставаться с сопровождением. Я не рекомендую нарушать это правило. Наказание весьма сурово.
Негромко ворчу в знак подтверждения. Кнопка обслуживания номеров. Понял. В ближайшие несколько дней обязательно посмотрю, насколько я смогу этим злоупотребить. Как-то сомневаюсь, что «помоги мне бежать» будет корректной просьбой, «сенши» я или нет.
Коридоры бежевые и скучные. Два поворота проводят нас мимо небольшого стола. Сидящая за ним девушка резко захлопывают книгу в мягкой обложке и вскакивает на ноги, когда мы проходим. Она исполняет в нашу сторону небольшой реверанс, на что Камико отвечает пренебрежительным кивком. Не заинтересовавшись, я перевожу взгляд обратно на последовательность дверей, каждая из которых обозначена номерным знаком.
Задумываюсь, не скрывается ли за одной из них Аканэ. Как она держится? Мне сложно представить, чтобы Аканэ без сопротивления приняла обращение Института. Сопротивления, что было бы наказано агонией. За два дня я вынес больше мучений, чем когда-либо прежде. Аканэ пробыла здесь дольше меня.
Насколько долго? Я не знаю. Если добавить время моего пребывания в Институте ко времени до моего спасения, получится четыре дня. Но моя точка зрения искажена. Я сразился с Гёндуль в соборе. После этого я очнулся в своей односпальной клетке. Время между ними пропало. Мое шестое чувство подсказывало, что прошло меньше недели, но больше дня. Однако если бы я судил по исцелению своих ран, я бы посчитал, что прошло около месяца.
Успокаиваю свои страхи, напоминая себе, что это школа махо-сёдзё, и, как у таковых, у них есть доступ к магии. Сложно поверить, что Институт держал бы меня, пока мои раны не исцелятся естественно.
В любом случае, пропавшее время пугает. Институт уже использовал его, чтобы приварить к моей голове диадему и посадить меня на цепь колье. И это только то, о чем я знаю. Не сделал ли Институт что-то еще более отвратительное? Я не знаю. Я не ощущаю и не чувствую в себе ничего необычного, так что я считаю, что все в порядке. Аканэ, с другой стороны, остается загадкой.
Стала ли она как Кодачи, искаженная игрушка, что склоняется и расшаркивается перед своей хозяйкой? Не хочу в это верить. Нет, я наотрез отказываюсь в это верить. Говорю себе, что Аканэ совсем как Укё, солдат в тюрьме, выжидающий время, пока не появится возможность для побега.
Это фантазия, что гниет под сомнением. Недостаточно говорить себе, что Аканэ в порядке. Мне нужно это знать. Я должен увидеть, своими собственными глазами, что ее все еще можно спасти. Поднимаю глаза на Камико. Я знаю, что она знает, и как бы мне не нравилась идея о чем-то ее просить, Аканэ гораздо важнее.
— Аканэ, — поднимаю я тему, когда мы входим в собор. — Могу я ее увидеть?
Наши шаги эхом отдаются от каменного пола. Сквозь витражи просачивается синий и желтый свет, освещая тусклое помещение. Собор пуст, и нет ни единого признака боя, в котором я сражался. Скамьи стоят нетронутыми, а древние стены не повреждены. Мы быстро проходим через храм, выходим через восточную пару дверей, что приводят меня в более знакомое школоподобное крыло.
Восточное крыло отремонтировано, но все еще грубо. Весь оставшийся зал перекрыт желтой лентой, а через многие стены проходят трещины. Мы проходим под гигантской дырой, через которую можно увидеть второй этаж. Как бы серьезно это ни было, впечатляет, что школу восстановили до такого уровня.
— Вы сможете увидеть Аканэ после первой вашей корректировки, — отвечает Камико, поднимаясь по лестнице на третий этаж. — Но только если вы будете более кооперативны.
Узнаю эту часть здания. Мы не так далеко от преподавательских кабинетов.
— Как она? — давлю я.
— Аканэ начала грубо. Но после своей корректировки она быстро начала приспосабливаться. Уверена, не тот ответ, что вам бы хотелось.
Камико останавливается на вершине лестницы. К нам кидается пара девушек. Впереди Сирень, волочащая за собой перепуганную русую девушку, что я не узнаю.
— Да, Наоми-тян? — раздраженно спрашивает Камико.
Наоми, или Сирень, как я о ней думаю, останавливается перед Камико и опускается в реверансе. Другая девушка пытается повторить, но заваливается вперед, когда Сирень рывком выводит ее вперед.
— Огура-сэнсэй, — оживленно начинает Сирень. — Канадэ отказывается…
— Кхм, — прерывает Камико. — Полагаю, здесь присутствуют две сенши. Поприветствуйте должным образом Саотоме-тян. Сама или химэ будет достаточно.
Как бы ни забавно было видеть пресмыкающуюся Сирень, мне не нравится идея, что другая девушка будет делать то же самое.
— Не волнуйтесь. Никто не должен мне кланяться.
— Формальность не будет нарушена. Ни вами, Саотоме-тян, ни ими, — возражает Камико. — Побыстрее, пожалуйста, затем мы продолжим в моем кабинете.
Лицо Сирени краснеет от смущения, и она бросает на меня едва подавленный убийственный взгляд. Тем не менее, Сирень приседает в формальном реверансе.
— Саотоме-сама.
Канадэ вторит реверансу, ее движения менее изящны, но бесконечно добрее.
— Саотоме-химэ.
Смотрю на них обеих, затем сознательно отворачиваюсь. Я не знаю верного протокола для ответа. Так же как и не хочу его узнавать.
— Лучше, но в будущем, пожалуйста, помните, что статус Саотоме-тян выше вашего, даже пока она в обучении, — поучает Камико. Она продолжает идти. — В мой кабинет, пожалуйста.
До кабинета Камико всего один длинный коридор. Комната точно такая, как я ее и помню. Рабочее кресло, тяжелый деревянный стол, бронзовая именная табличка и стулья вдоль стены. Стопки бумаги, во всяком случае, стали немного выше и растрепаннее. Но даже это слабое касание хаоса выглядит бунтарством на фоне аккуратно упорядоченной комнаты.
На одном из стульев сидит еще одна молодая женщина. У этой девушки короткие темно-зеленые волосы и юбка с жилетом лесного оттенка. Она поднимается со своего места, едва мы заходим в комнату, и без подсказки исполняет два ровных реверанса.
— Огура-сэнсэй. Саотоме-химэ.
— Эмико, — закрывает глаза Камико и потирает виски. — Надеюсь, ничего срочного?
— Может подождать, Огура-сэнсэй, — отвечает Эмико.
— Хорошо, — с облегчением говорит Камико. — Буду признательна, если вы найдете время сопроводить Саотоме-тян в лабораторию Митико.
— Конечно, Огура-сэнсэй, — говорит Эмико со вторым, менее глубоким реверансом. Эмико одаряет меня милой, но безжизненной улыбкой. — Саотоме-химэ. Следуйте за мной.
Быстрая прогулка по коридору и поворот за угол приводят нас к лаборатории Митико. Лаборатория по крайней мере втрое больше кабинета Камико, но со всеобщим завалом, в ней вполовину меньше места. Тут и там шнуры, толстые и тонкие. Они свисают с потолка и тянутся по полу, образуя электронные джунгли. В комнате пять столов, четыре из которых полностью покрыты сваленными коробками с оборудованием и различными устройствами. Маленькие светодиоды светятся красным и зеленым, громоздкие мониторы отображают непостижимые данные. В хай-тек лабиринте почти неуместными кажутся химические стаканы и пробирки, спрятавшиеся в редких свободных промежутках.
Из всех различных устройств наиболее заметна гигантская металлическая труба в углу. Труба огромна, и в ней достаточных для человека размеров прозрачная пластиковая дверь. Это глаз проволочной бури с сотнями изливающихся из открытых панелей проводов. В стороне от трубы редкость. Маленький белый складной столик, пустой, если не считать установленной на него маленькой черной прямоугольной емкости.
Вдоль другой стены стальная кровать с прикрученным к потолку над ней тяжелым медицинским оборудованием. Для чего бы не использовалась кровать, какое-то время этого явно не происходило. Я знаю это, потому что металлическая поверхность дала приют десятку вещиц. Тем не менее, мне не нравится ее вид. Слишком легко представить девушку, расчленяемую на ее холодной стальной поверхности.
Не хватает только Митико. С минуту стою возле Эмико, постукивая ногой, но после этого мое терпение лопается, и я занимаю единственный в помещении стул. Высокий стул с толстыми черными подушками. Поворачиваюсь на стуле из стороны в сторону, бросая взгляд на четыре экрана на столе передо мной. Три показывают один лишь бред, последний демонстрирует только командную строку.
Встречаюсь взглядом с Эмико и поднимаю бровь от странного выражения ее лица.
— Что? — спрашиваю я.
— Зачем вы пришли? — тихо спрашивает Эмико. Ее голос звучит неуверенно, как будто она боится, что ее отчитают.
Хмурюсь.
— Почему я иду за тобой? — Испускаю смешок. — А что еще мне делать? Я отойду, может быть, на двадцать шагов, прежде чем начну с криком хвататься за голову.
Эмико качает головой.
— Нет. Это не… Я хотела знать… зачем. Зачем вы пришли сюда? В Институт. Я видела, как вы сражались. Вы не проиграли бы, если бы бежали. Вы… вы могли быть свободны.
Озадаченно смотрю на Эмико. Почему ее это волнует? И где вообще мы встречались? Я не узнаю ее. Это может быть продуктом магии или, что возможнее, что я не потрудился запомнить ее лица.
В конце концов хмыкаю и отвечаю на вопрос.
— Я не собиралась оставлять Аканэ и Укё на милость Камико. Кроме того, я не планирую надолго здесь задерживаться.
Рассеянно касаюсь металлической поверхности своей тиары. Так или иначе, но я сниму эту чертову штуку. И, когда я это сделаю, они будут молить дьявола меня остановить.
— Ясно, — говорит Эмико, после чего низко кланяется, жест более подлинный, чем заученные реверансы. — Извините.
Складываю руки и пытаюсь откинуться назад. Стул сопротивляется. Возможно, и хорошо, потому что его центр тяжести не многое позволяет.
— И за что именно то извиняешься?
— Я была там, — объясняет Эмико. Она несколько раз взмахивает рукой а затем делает выпад, как будто держа легкий предмет. — Я… я сражалась с вашими подругами, пока вы были заняты Рин и Наоми.
Эмико — Фехтовальщица. Мои глаза темнеют, впиваясь в черты ее лица. Без брони ее не узнать. Но теперь, когда я знаю, кто Эмико, я это вижу. Вдруг замечаю, что Эмико мне нравится гораздо меньше.
— Если хочешь извиниться, извинись перед Юкой, — рычу я. — Это она пострадала. Фактически, почему бы тебе не извиниться перед всеми в моем классе.
Эмико отшатывается, как будто ее ударили.
— Простите, — говорит Эмико, кланяясь во второй раз. — Вы правы, Саотоме-химэ. Это действие было предосудительно.
Снова хмурюсь и отворачиваюсь.
— Неважно, — отмахиваюсь я. — Просто прекрати называть меня химэ, ладно?
— Как пожелаете, Саотоме-сама, — отвечает Эмико, рефлекторно исполняя еще один реверанс.
— Сама тоже оставь, — добавляю я. — И забудь о реверансах. Я не принцесса.
Эмико замирает на середине реверанса, ее лицо искажает странное выражение.
— Я… я не. Я…
— Определенные Институтом правила приоритетны, — говорит Митико, шагая в комнату.
Митико на своих серебряных каблуках возвышающийся над моей маленькой фигурой гигант. Она проходит по комнате, ее халат развевается позади нее. Холодные сине-стальные глаза перескакивают на Эмико, отбрасывают ее, после чего останавливаются на мне.
Эмико испытывает что-то вроде облегчения и быстро приседает перед новоприбывшей.
— Нисимура-сэнсэй, — говорит она, прежде чем сбежать из комнаты.
Митико продолжает смотреть, ее глаза зарываются в меня, вскрывают мою плоть и изучают мои внутренности. Смотрю, как она смотрит на меня, мой локоть опирается на стол, ладонь поддерживает подбородок. У конце концов, Митико отворачивается, пересекает комнату и начинает убирать все с металлической кровати.
— В духовную матрицу ХТ-09 был принудительно имплантирован личностный конструкт. Тэнки использовали в качестве вектора для кристаллизации его присутствия. Повторяющиеся трансформации вызвали укрепление конструкта и закрепление обусловленного поведения. Результат: постоянный механизм награды и наказания быстро обусловил, что любые правила определяются принятой властью. Фактически, ХТ-09, Ватанабэ Эмико, оказалась интеллектуально неспособна к неповиновению, — объясняет Митико, отвечая на незаданный мною вопрос. Затем она останавливается и смотрит на меня. — Одежду долой. На кровать.
