Я умею прощать

Несмотря на мрачные опасения, до дома я добралась живая и здоровая, а главное без приключений. Но еще долго, не в силах заснуть, сидела перед ноутбуком и продумывала дальнейшие действия. Сортировала уже известные мне данные, пытаясь вычленить из них наиболее важные детали этого дела.

По сути все, что мне было на тот момент известно, лишь домыслы. Мои и Клары Игнатьевны. При желании олигарх мог меня даже к юридической ответственности привлечь за клевету. С этой мыслью и заснула в обнимку с клавиатурой. Проснулась в седьмом часу утра от звука вибрирующего на столе телефона. Долго всматривалась в мигающий дисплей, не решаясь ответить. Звонила свекровь, вероятно, чтобы сообщить, что они с Алисой уже долетели до Дубая. Могла ли я рисковать и поддаться слабости? Вдруг на мой телефон уже успели установить прослушку.

— Детективов насмотрелась... — устало покачав головой, буркнула себе под нос, но трубку все-таки не сняла. От греха подальше. Вздохнула. — Три недели. Надо продержаться всего три недели. И все будет хорошо. Все будет хорошо!

Медленно побрела в кухню. Машинально нажала на кнопку чайника, не проверив, есть ли в нем вода. Кликнула пультом и, не взглянув на экран телевизора, подошла к окну. Прислонилась лбом к прохладному стеклу, бездумно уставилась вниз на заснеженный бульвар. За спиной монотонно звучал голос диктора, совершенно не проникая в сознание. Нужно было взять себя в руки. Но как? Оставалось всего три недели, а я даже не знала с какой стороны подступиться к статье, от которой зависела моя жизнь. Ладно моя, но и жизни близких мне людей тоже.

"...сегодня ночью, в три часа по московскому времени прозвучал взрыв во дворе дома номер восемь по улице Добролюбова. Есть жертвы. Два человека погибли, один получил тяжелое ранение. Взрывное устройство было установлено в одной из припаркованных у подъезда машин. По предварительным данным, полученным от одного из жильцов дома, автомобиль принадлежал журналистке Кире Анатольевне Городищенской. Ее местонахождение пока не установлено. Ведется следствие..."

Сердце бухнуло где-то в районе желудка и замерло. Не веря собственный ушам, я медленно повернулась к экрану телевизора, недоуменно уставившись на груду искореженного металла, оставшуюся от моей машины. На мгновение показалось, что дышать я просто-напросто разучилась. На лбу выступила испарина, пот ледяной змейкой заструился по позвоночнику. Взорвали? Этого просто не могло быть... Или могло? Так быстро? Эти люди времени даром не теряют...

Механически переставляя ногами, двинулась к табуретке. Обессилено села, упершись локтями в стол. Обхватила влажными ладонями виски и в ужасе покачала головой, стараясь скинуть оцепенение.

— Все-таки вычислил, — пробормотала я. — Ты, дура, еще на что-то надеялась. Три недели?

Из глубин квартиры донесся телефонный звонок. Еще один. И еще. А я по-прежнему, не в силах сдвинуться с места, сидела на кухне, уставившись в одну точку. Нужно было снять трубку. Сказать, что со мной все в порядке.

На ватных ногах направилась в гостиную. Взяла со стола телефон. Просмотрела входящие вызовы. Крепко же я спала. Сорок два неотвеченных вызова. Последний от Матвея. Почти все остальные от Верки. Да, она-то узнала о взрыве одной из первых.

Выстукивая зубами барабанную дробь, я перезвонила Матвею.

— Это я, — нерешительно пробормотала в трубку, в последнюю секунду сообразив, что он мог все еще и не знать о взрыве. Маловероятно, конечно... Зачем тогда ему звонить мне в седьмом часу утра?

— Кира! Ну, слава Богу! Ты где?

— Дома... Со мной все в порядке... Эээ... Я машину у Веркиного дома оставила, а сама на такси поехала домой...

— Я сейчас приеду. К окну не подходи. Дверь никому не открывай. У меня ключи, — скомандовал он и отключился.

Честно? На мгновение стало чуть-чуть легче и морально, и даже физически. Недавняя бравада и самоуверенность исчезли как по мановению волшебной палочки, едва я услышала о взрыве. Я оказалась один на один с собственным ужасом — до омерзения липким и удушливым. Теперь же со мной был Матвей. Мой Матвей. Несмотря ни на что мой! И он ни в коем случае не допустит, чтобы с кем-то из нас случилось что-то страшное и непоправимое. Он уже едет. Будет рядом минут через пятнадцать не больше. И все непременно наладится.

ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА

Как выяснилось, я недооценила способности Матвея к скоростной езде по Москве. Уже через одиннадцать минут из прихожей донесся оглушительный грохот ударившейся о стену входной двери и в гостиную ворвался взлохмаченный Матвей.

— Ты хотя бы соображаешь, что творишь? — даже не пытаясь скрыть ярость, взревел он и встряхнул меня за плечи. — Головой своей бестолковой подумала, во что ввязываешься? Кира!

У меня не было сил ему противостоять, да и желания тоже. Какой смысл? Зачем?

— Ты понимаешь, что сегодня ночью могла взлететь на воздух, едва повернув ключ зажигания? — грозно сверля меня взглядом, продолжил он. Отвернулся и, запустив пальцы в и без того растрепанную шевелюру, начал мерить шагами комнату.

Я молча наблюдала, как тяжело вздымается его грудь при каждом отрывистом вздохе, как нервно ходят желваки на шее, а руки то и дело сжимаются в кулаки.

— Все! Собирайся! — Вдруг решительно отчеканил он и, схватив меня за запястье, потащил в гардеробную.

— Куда?

— Мы улетаем в Лондон. Поиграла в великого сыщика и хватит.

Еще десять минут назад я бы лила бесполезные слезы, испуганно кивала и, несомненно, позволила бы увезти себя за тридевять земель лишь бы оказаться подальше от олигарха и его безжалостных методов расправы. Но первоначальный шок прошел, уступив место стойкой решимости довести дело до конца.

— Нет. Мне нужно написать статью.

— Тебе жить надоело? Погеройствовать решила? Думаешь, кто-то из этой шпаны оценит, что ты погибла, защищая их права?

— Раз детдомовцы, значит, не имеют права на жизнь?

— Ну, что ты несешь, Кира? Имеют, но не за счет твоей!

— Но ведь кто-то должен...

— Что должен? Наплевать на все, на собственного ребенка, семью, жизнь, в конце концов, и...

— Матвей!

— Что Матвей? Да тебя ни на секунду нельзя оставить без присмотра, ты сразу же кидаешься во все тяжкие! Как тебе это только удается?

— Вот так вот удается, — мрачно усмехнулась я. — Ты покричать приехал?

Он на мгновение замер, пристально посмотрел на меня и, издав тяжкий стон, снова запустил пальцы в волосы.

— Кира... — в отчаянии взвыл он. — Почему ты мне сразу ни о чем не рассказала? Почему я должен у отца выпытывать причины, по которым мою дочь в спешном темпе отправляют на край света и чего так боится моя жена?

— Я не хотела тебя впутывать. Ради твоей же безопасности.

— А о своей безопасности ты подумала, когда ввязалась в это дело?

— Нет.

— Оно и видно! Конечно, как же иначе? О чем ты вообще думала?

— О статье, о подкидыше, да много о чем... о бабушке с рынка.

— Какой еще бабушке?

— Ей на курицу денег не хватило...

— И поэтому ты решила рискнуть жизнью? — снова начал распаляться Матвей. — Что за бред?

— Это не бред... Это люди, за которых больше некому заступиться. Не кричи... Я, правда, иначе не могла. Не могла — и точка. Думаешь, мне легко? Думаешь, мне не страшно? Да я в ужасе! Меня до сих пор трясет... при мысли... о том...

Он порывисто метнулся ко мне и крепко стиснул в объятиях.

— Прости... Я просто очень сильно за тебя испугался. Ты не бойся, я ведь с тобой. Я не дам тебя в обиду. Мы едем в Лондон... Собирайся.

— Нет. Мне надо написать статью.

— Кира, — взмолился он. — Прекрати! Какую статью? Не наигралась еще? Да кто тебе даст ее опубликовать? Сама подумай. Твой редактор сам сбежит за тридевять земель, едва услышит, во что ты пытаешься его втравить.

— Наш журнал далеко не единственное печатное издание в России. Все не так уж плохо... Тем более, Крепская...

— Это еще кто такая?

— Новый директор...

— Такая же двинутая правдолюбка, как и ты?

— Я не двинутая!

— Ты хуже! — криво ухмыльнулся он и властно притянул меня к себе. — Гораздо хуже...

— Хуже, — невнятно согласилась я, уткнувшись лицом ему в грудь. — Во сто крат хуже.

* * *

Крепская не заставила себя долго ждать. Я даже не удивилась. В то утро мне уже поздно было чему-то удивляться. Все шло наперекосяк.

— Кир, ты там жива? — послышался из трубки ее отчего-то полный сарказма голос.

— Жива, как слышите.

— Отлично. Писать в состоянии?

— Само собой.

— Еще лучше. В таком случае мне срочно нужна статья, над которой ты в данный момент работаешь.

— Когда?

— Вчера!

— Не оригинально. Она должна выйти через три недели...

— Кира! У нас журнал не ежемесячный, а еженедельный, — нетерпеливо отчеканила она. — Не мне тебе это объяснять. Взрыв — это сенсация, и информация о нем должна появиться в ближайшем номере!

— У меня в данный момент нет достоверных данных.

— Они нам и не нужны! Пиши о себе и о том, над чем в последнее время работала. Я не прошу сыпать голословными обвинениями... Пусть читатель сам определит виновника взрыва. У тебя есть сутки! Завтра утром мы сдаем материал в печать.

— Хорошо. Договорились.

— И, да, вот еще что. К тебе телевизионщики, вероятно, сейчас ломанутся. Они любят такие сюжеты... Коллега журналистка подверглась силовому давлению... и бла-бла-бла... Ты их не гони, но и все карты не раскрывай. А в интервью пару раз про наше издание упомяни... Скажи, что очень скоро читатели смогут ознакомиться с твоей версией произошедшего на страницах журнала "РезонансЪ".

Крепской нужен был рейтинг и я в тот момент была лучшим способом его поднять. Но что бы она сказала, если бы узнала, во что именно я вляпалась, по кому должна пройтись газонокосилкой статья, которую она так настойчиво требовала? Что бы сказал Коловертов?

— Мне срочно нужны сведения о клинике, принадлежащей этому человеку, — закончив разговор с Крепской, сообщила я Матвею. — Статья выйдет в следующем номере. Завтра его сдают в печать.

Матвей угрюмо опустил взгляд в пол и, плотно сжав челюсти, буркнул:

— Нужна, значит, будет.

— Спасибо.

Нетерпеливо отмахнувшись от меня, он потянулся в карман пиджака за телефоном.

— Стас, здорово. Городищенский беспокоит. Разбудил? Ну, извини-извини. Помощь твоя нужна. Слышал уже? Нет? Телевизор включи! Чего? — яростно рявкнул в трубку Матвей. — Нет, черт побери, "Санта-Барбару"! Новости, конечно! Чего? Стас за те деньги, которые мы тебе платим, ты и в три часа ночи будешь по команде не только телевизор включать, но и лезгинку плясать. Жду тебя через четыре часа у себя с полным досье на Резникова. Понял? И на клинику его! Понял? Да, дома!

Стас никогда не вызывал у меня ни малейшей симпатии. Вероятно, именно поэтому я воспринимала звонок Матвея бесполезной тратой времени. Чем, спрашивается, нам мог помочь совершенно заурядный опер с Лубянки, главной заботой которого всегда была и остается лишь собственная внешность? Самовлюбленный напыщенный нарцисс, проводящий в спортзале и сауне почти все свободное время. К слову сказать, его у Стаса всегда было в избытке.

Но Матвей и Михаил Сергеевич считали Стаса весьма удачным приобретением. В основном из-за места, где тот по долгу службы протирал штаны и ждал манны небесной. Кстати, та самая манна сыпалась на него довольно регулярно, пусть не с неба, а из толстых кошельков заинтересованных лиц, которым он мог предоставить нужную информацию, но в любом случае без особых энергозатрат с его стороны. Когда я впервые, еще будучи студенткой, услышала о суммах, оседавших в кармане Стаса за каждое досье, у меня дар речи пропал. Подумать только, восемьдесят тысяч ни за что... А Михаил Сергеевич потрепал меня по щеке и добродушно заметил:

— Кирюш, ты просто пока еще мыслишь совсем другими категориями. Пойми, бизнес он, как жизнь. Иногда нужно вложить некую сумму, чтобы в конечном итоге не потерять гораздо больше. Поступиться чем-то пусть и весьма значительным, чтобы сохранить самое главное...

— Это-то я как раз понимаю, но все равно считаю, что расценки Стаса чудовищные! За что?

— За информацию, Кирюш, за информацию! Осведомленность — это власть! И ты, как никто другой, должна это понимать. Ты же журналист!

— Да, где-то я это уже слышала, — скривилась я. — Власть...

Олигарх тоже стремился к власти, гораздо большей, чем он обладал в тот момент. И я ему мешала... не сама по себе, а как обладательница компромата на его "непогрешимую" персону. И меня необходимо было устранить, прежде чем я сделаю эту информацию достоянием широкой общественности.

Даже если бы я поддалась уговорам Матвея и согласилась уехать в Лондон, это бы уже ничего не изменило. Живая Кира, где бы она не находилась, представляла угрозу. Не могли же мы скрываться всю оставшуюся жизнь. Кроме того, помимо нас, есть еще наши родители и Тим. Я не тешила себя напрасными надеждами, что после нашего бегства их оставят в покое. Так просто не бывает. Не в нашем мире.

Матвей это тоже отлично понимал и именно поэтому настолько легко отказался от решения увезти меня подальше от Москвы. Именно поэтому в семь утра вытащил Стаса из теплой постели и едва ли не впервые позволил себе общаться с ним в таком тоне.

Передо мной снова стоял прежний Матвей — тот парень, в которого я когда-то много лет назад влюбилась с первого взгляда — излучающий уверенность в себе и собственных словах, готовый горло перегрызть любому, кто покусился на безопасность его близких. Глядя на этого деятельного, харизматичного мужчину, почти невозможно было поверить, что еще совсем недавно, чуть больше месяца назад, он сидел на полу у закрытой двери, растерянный, сломленный, вымаливающий у меня прощение.

Мой муж попал в свою стихию, где он был царь и бог, могущественный и беспощадный.

Всего тремя телефонными звонками он сумел запустить невероятно стремительный механизм, но узнать о Резникове что-то, о чем я еще не знала, нам так и не удалось. Если не считать одного штриха, который я могла бы использовать в статье.

Я неплохо подготовилась перед тем, как брать интервью у олигарха. Да он и не скрывал, а скорее наоборот — кичился своим долгим и тернистым жизненным путем.

Не раз и не два этот человек рассказывал журналистам, что еще мальчишкой торговал матрешками на Красной площади, а потом открыл эксклюзивный арт-салон "Русь". Сметливый коммерсант был далеко не первым и не единственным, кто попытался делать деньги на народных промыслах и культурном потенциале страны, выступая посредником между мастерами и покупателями. Но он оказался гораздо успешней, деятельней и изобретательней своих конкурентов. Быстро понял, что сувениры и расписные побрякушки — это далеко не единственное, чем могут стать для его клиентов изделия ремесленников. И нужно отдать ему должное, упорно работал, чтобы сколотить свой огромный капитал.

С тех пор прошло почти двадцать лет, со временем первоначальная сфера деятельности Резникова превратилась лишь в крошечную, но оттого не менее значимую крупицу огромной империи олигарха. Теперь помимо арт-салона "Русь" ему принадлежали несколько торгово-развлекательных комплексов в Москве и Подмосковье, крупный выставочный центр, а заодно престижная частная клиника.