Клинок и виела (общий файл)

— Его придется оставить. За мной! — сказал Милано, и гвардейцы не стали спорить, понимая, что товарища уже не спасти.

Во внутреннем дворе перестрелка сменилась ближним боем. Два гвардейца сцепились с двумя доминивитами. В цветочной клумбе уже валялись два мертвых монаха.

— Девушку увезли в карете, — не прекращая сражаться, сказал один из гвардейцев. — Наши преследуют. Идите, мы догоним.

— Еще чего!

Милано напал на доминивита сбоку, отвлек его внимание, и гвардеец прикончил монаха хлестким выпадом в шею. Последнего рыцаря закололи тремя ударами — тот не смог защититься ни от одной шпаги.

Выбежав на монастырскую площадь, Милано увидел двух мертвых гвардейцев, лежащих у открытых настежь ворот. Врагов поблизости не было. Либо они уже сбежали, либо устроили засаду.

— Будьте начеку.

Милано пошел первым. Вокруг было темно, только тусклый свет молодого месяца освещал монастырский двор. Он не увидел человека, притаившегося у ворот, но услышал легкий скрежет взводимого курка. Милано рухнул на мостовую за миг до выстрела и пальнул в ответ. Вскочив на ноги, рванулся в ту сторону, откуда стреляли, и увидел Джеронимо, распростертого на земле. Предатель не шевелился. Не желая тратить на него время, Милано выбежал за ворота и увидел кавалькаду, мчащую к монастырю. Всадники быстро приближались, но еще не подобрались на расстояние выстрела.

Вылазка закончилась неудачей. Среди ночи карету уже не найди. Неизвестно, в каком направлении она скрылась. Сражаться с превосходящим противником не имело смысла, пришло время уносить ноги.

— По коням! — прокричал Милано.

Вскоре гвардейцы оседлали лошадей и помчались в обратную от столицы сторону — всадники перекрыли им путь. Позади раздались первые выстрелы. Преследователи на скаку перезаряжали оружие и без конца палили из двадцати дул. Это были опытные воины, знающие свое дело. Не те жалкие послушники, недавно произведенные в рыцари, с которыми пришлось столкнуться в монастыре.

Глухая ночь скрывала беглецов, но шальные пули в первые же минуты преследования настигли двух гвардейцев. Уцелевшие рассыпались в разные стороны, направили коней в поле. Это было рискованно. Попадись под копыто кочка, и галопирующая лошадь свалилась бы, калеча и себя, и наездника. Но превосходящий численностью противник оказывался в таких же условиях.

В тусклом свете молодого месяца Милано разглядел женский силуэт. Лица рассмотреть не удалось — на таком расстоянии и при таком освещении это было невозможно. Увидев всадников, девушка припала к земле и тут же скрылась из виду.

Никакой уверенности в том, что это Жюли не было, но Милано решил довериться интуиции. Он схватился за грудь, имитируя ранение, на полном скаку спрыгнул с лошади и откатился в сторону, чтобы мчавшие позади кони не растоптали его. От удара о землю вновь открылась рана на плече, перед глазами все поплыло, на несколько минут сознание затуманилось. Откуда-то издалека доносился стук копыт и пистолетные выстрелы. А затем кто навалился на грудь, схватил за шею, и в этот момент Милано провалился в беспамятство.

* * *

Октябрь, 1657 года от рождения Кристы, Хетрурия, Альтония

— Царица Небесная! Я верю, что Ты принимаешь всякого, приходящего к Тебе. Прости все грехи, будь милостива...

Жюли стояла на коленях перед алтарем, повторяя священные слова. Никогда раньше она не возносила молитв с таким жгучим желанием быть услышанной. Впервые в жизни с искренней верой в сердце просила божественного участия.

— Царица Небесная! Я верю, что Ты принимаешь всякого, приходящего к Тебе...

На смуглом лице Богини запечатлелись покой и смирение, доброта и безмятежность. Донна Криста стояла, как живая, воздев руки в благословляющем жесте. Казалось, она вот-вот сойдет с иконы, осенит кругом, и все невзгоды исчезнут. Но священные тексты в сотый раз слетали с языка, а тяжкий груз на сердце не становился легче.

— Царица Небесная! Я верю...

Слова застыли на устах, комом застряли в горле. Лазурно-синие глаза увлажнились. Её душили слезы отчаяния. Жюли долго сдерживала их, но теперь не могла остановить и горько плакала.

Всю свою жизнь она мечтала увидеть далекие страны и окунуться в приключения. Мечты исполнились. За два месяца с ней произошло столько всего, что даже в голове не укладывалось. Бегство из монастыря. Смерть гвардейцев, охранявших Сан-Севиер. Перестрелка в Массалии. Пальба на борту "Пращи". Раненные, истекающие кровью моряки. Трупы, усеявшие палубу. Люди, почившие без поминальных слов в Эльмонских лесах...

Жюли стойко переносила все тяготы и невзгоды, градом обрушившиеся на нее. Со всем этим ей помогало справиться чувство, зародившееся в девичьем сердце. То чувство, из-за которого свадьба с Фердинандом стала нежеланной. Жюли влюбилась в Милано с первого взгляда. Не сразу это поняла, понадобилось время, чтобы разобраться в собственных эмоциях и ощущениях. Не все его поступки казались правильными, не все объяснения правдивыми, но она слушалась своего сердца и радовалась каждому новому дню, проведенному с Милано. Когда же он ответил взаимностью, Жюли впервые испытала радость настоящей любви, ощутила волнительное счастье, растаяла в интимных ласках возлюбленного. И в одночасье лишилась всего.

В Эльмоно она увидела, как доминивиты подожгли сарай, в котором остался Милано. С того дня мир окутался каким-то туманом. Жюли больше не чувствовала ни жажды, ни голода. На всё реагировала отстранённо, ничто не могло пробудить ее уснувшее сознание. Она закрылась от мира, вытравила из сердца все эмоции и сейчас больше походила на куклу, чем на живого человека. Несколько дней балансировала на грани безумия.

Умом она понимала, что возлюбленный погиб в огне, но сердце не желало верить. Жюли надеялась, что Милано еще жив, хваталась за эту спасительную надежду и только благодаря ей не лишилась рассудка.

— Царица Небесная! Я верю, что Ты принимаешь всякого, приходящего к Тебе, — утирая слезы, продолжала молиться Жюли. — Прости все грехи, будь милостива к Милано. Сохрани ему жизнь и приведи ко мне...

Неожиданно дверь в келью распахнулась. Девушка резко обернулась и увидела на пороге Никколо.

— Привет, сестренка, — широко улыбнулся он.

Жюли бросилась ему в объятия и от нахлынувших чувств вновь зарыдала.

— Милано... — всхлипывая, шептала она. — Я молила Донну Кристу, чтобы она вернула его, а пришел ты. Почему? Неужели, Милано умер?

Никколо молчал, поглаживая вздрагивающую девушку. Ей лучше не знать, что Милано выжил. Пусть считает его покойником. Так ей будет проще начать новую жизнь, без тени возлюбленного за спиной. Жюли восприняла его молчание иначе, вновь проваливаясь в какую-то тягучую пелену беспамятства.

— Нам надо уходить. — Никколо взял девушку за руку и вывел из кельи. Она безропотно повиновалась.

Когда они остановились у выхода из обители, началась пальба. Жюли даже не вздрогнула, а Никколо невольно напрягся и положил руку на эфес шпаги.

— Враги прямо перед нами, — прошептал он, выглядывая через приоткрытую дверь. — Готовься, сейчас будем прорываться.

Когда отгремели выстрелы и нападающие принялись перезаряжать пистолеты, Никколо схватил Жюли за руку и выскочил во внутренний двор. По-над стенкой они добежали до арочного портала и, больше не скрываясь, помчали к конюшне, где стоял запряженный экипаж.

Никколо усадил девушку в карету, запрыгнул на козлы и погнал лошадей. Копыта застучали по мостовой. Затрещали колеса. Жюли выглянула из окошка и увидела Джеронимо, открывающего ворота монастыря. Ее сердце забилось учащенно. Оказывается, Никколо и Джеронимо были заодно. И сейчас ее не спасают, а увозят от тех, кто пришел вызволить.

От эмоционального бессилия не осталось и следа. В Жюли взыграла непокорность. Хватит! С нее довольно! Она больше не будет марионеткой в чужих руках. С этим покончено!

Выгадав подходящий момент, когда карета притормозила на резком повороте, Жюли открыла дверцу и выпрыгнула. Упав на грунтовую дорогу, сильно ударила локоть, заработала несколько ушибов и ссадин и несколько минут пролежала, не шевелясь. Сердце ее бешено колотилось от страха. Казалось, Никколо заметит ее исчезновение. Но карета умчалась в ночь и скрылась из виду за пригорками.

Жюли встала, свернула с тракта и пошла через посевные поля в неизвестном направлении. Она не знала, куда идти? В целом мире она вдруг осталась совершенно одна. В душе царила глубокая опустошенность. Больше не было ни друзей, ни возлюбленного. Лишь враги и неизвестность.

Раньше Жюли видела в людях только добродетели, старательно не замечала пороков. Теперь узнала и обратную сторону медали. Добрая наставница оказалась притворщицей. Порядочные моряки — пиратами. Отзывчивые менестрели — лицемерами. Монахи — безбожниками. О своем дяде Жюли не знала совершенно ничего. Но теперь сомневалась в том, что ему можно доверять. Она оказалась одна, в совершенно незнакомом для себя мире. И не знала, как жить дальше.

Погруженная в раздумья, Жюли не сразу услышала звуки пальбы. Пришла в себя лишь тогда, когда увидела несущихся во весь опор всадников. Испугавшись, припала к земле, прижалась грудью к скошенным колосьям пшеницы и от страха затаила дыхание.

Кавалькада промчалась мимо. Жюли не поднимала головы до тех пор, пока не затихли звуки стрельбы и стук копыт. Затем встала, осмотрелась и увидела человека, распростертого на земле. Этот человек не двигался и судя по всему был ранен. Он нуждался в помощи. Забыв о своих невзгодах, Жюли подбежала к нему не поверила своим глазам. Перед ней лежал призрак с лицом Милано.

— Ты жив! Жив! — Жюли расплакалась от счастья, упала перед возлюбленным на колени, обняла и осыпала его лицо пылкими поцелуями. — Донна Криста услышала меня...

Милано лежал неподвижно. Жюли в страхе отстранилась, посмотрела на возлюбленного и увидела кровь. Вновь прижалась к его груди, прислушалась и различила слабое дыхание. Не тратя больше ни секунды, она разорвала на нем рубаху. Бегло осмотрела тело, нашла только одну рану — сквозную, на левом плече. Надо было срочно остановить кровь. Иначе беды не миновать.

Перевязав рану куском рубахи, Жюли обыскала его карманы, нашла огниво, насобирала соломы и разожгла огонь. Попыталась накалить кинжал, но сухая трава быстро прогорела. Пришлось заново собирать солому и раскладывать костер. На этот раз сталь нагрелась докрасна.

Полночи Милано стонал, не приходя в сознание, бредил, сквозь сон звал Жюли, просил у нее прощения. Она сидела рядом, гладила короткий ежик его волос и тихо плакала от счастья, еще не зная, что жизнь готовит ей новые испытания.