Нелепо
Есть города, в которых советские монументы выглядят совершенно нелепо.
Например, в Томске на центральной площади — там, где находятся историческое здание Мучного корпуса и "восстановленный" отель "Магистрат" с башенкой, между Богоявленским храмом и Часовней Иверской иконы Богоматери стоит чугунный Ленин с призывно вытянутой рукой. Чего он там стоит?
Ленин в Иркутске вроде бы получше томского выглядит — если смотреть на него анфас, то справа от него будет советская пятиэтажка с центральным в городе книжным магазином, а чуть дальше — огромный дворец спорта. И то, и другое — совсем не многочисленные советские "вкрапления" в архитектурный облик исторического города. Но вот если смотреть на памятник вождю со спины (а так приходится на него смотреть, если идешь по тротуару-бульвару), то вскинувший руку, как настоящий дирижёр, Ильич оказывается на фоне великолепной панорамы изогнутой бывшей Амурской улицы и её доминанты — углового здания с куполом, где когда-то располагался Русско-Азиатский банк. Нет уж! Никак не Ленину этим чудом дирижировать!
Коминтерновское
Есть в Кемерово интересный район, Красная Горка. Именно здесь, на этом месте, в первой половине восемнадцатого века было открыто Кузнецкое месторождение каменного угля, более известное нам как Кузбасс. Забавно, но промышленной добычей стратегически важного сырья в Кузбассе не занимались ровно два столетия. Всерьез добывать уголь здесь начали только при советской власти и почему-то силами иностранцев. В 1921-м году кинули клич по всему миру, и вот уже по коминтерновской и профинтерновской (23) линиям за тридевять земель от своих родных краев в Щегловск, "Кемерово" город стал называться только с начала тридцатых, начали съезжаться инженеры и шахтёры, маркшейдеры и горноспасатели. Больше всего, говорят, приехало американцев и голландцев. Голландец по фамилии Ван Лохем даже спроектировал и построил посёлок для переселенцев... Так в захолустный городишко пришли домашние электричество, водопровод и канализация. Действительно, разве могли помешать коммунистическим порывам простой уют и обыденный комфорт? Как говорил Михаил Афанасьевич Булгаков, "разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры?"
Красная Горка сейчас в Кемерово, скорее, городская окраина — огромный массив частного сектора на обрывистом берегу Томи с мощными "вкраплениями" двухэтажной европейской архитектуры, доставшейся от коминтерновских времён. В доме управляющего, американца Рутгерса, теперь главный корпус музея-заповедника. Можно сказать, что Красная Горка и хронологически и идейно — самое сердце Кузбасса, угольной провинции России и Советского Союза.
По пути от трамвайной остановки к музею нужно обязательно подняться по крутой лестнице к странноватому монументу "Память шахтёрам Кузбасса". Угловатый "Данко" с дыркой вместо сердца по замыслу скульптора Эрнста Неизвестного должен символизировать "героику тяжелейшего и опаснейшего труда, который не зря приравнивают к ратному". Наверное, символизирует, не знаю...
Таёжная романтика
У меня какая-то мания. Я, наверное, тихонько с ума схожу, прожив целых пять студенческих лет в новосибирском Академгородке. Попадая в какой-нибудь город "в лесу", я постоянно ищу аналогии с местом моей юности, прикидываю, насколько удобно мне было бы здесь жить и, вообще, примеряю на себя "шкуру" местного жителя. Так было в Шелехове Иркутской области, в "закрытом" городе Северске, что под Томском, и в одном из удалённых от центра окраинных районов Тобольска...
В таёжном Усть-Илимске тоже так было. Я там в командировке был в двухдневной — сначала очень долго ехал туда на поезде из Иркутска, обозревая тайгу и результаты антропогенного на неё воздействия, а потом целых пять часов трясся на автобусе из Усть-Илимска до Братска. Дорога была не сильно утомительной, но смущало почти полное отсутствие населённых пунктов по пути. Я, во всяком случае, запомнил только один, со странным названием Эдучанка, где было счётное количество объектов: несколько бревенчатых домов и простейший "транзитный" туалет на трассе — из разряда "дачных".
Сам же Усть-Илимск мне запомнился фантастическим видом из окна санатория, в котором я ночевал — водохранилище, плотина местной ГЭС, огни левобережной части города и всё та же непролазная тайга. А ещё в городе есть совершенно романтические топонимы — например, улица Мечтателей. Это вам даже не Шоссе Энтузиастов. Во времена позднего социализма ехать в такую тьмутаракань могли только отчаянные мечтатели!
Нечаянное
2006-й год у нас с Натальей в смысле поездок был совсем не удачным: мы переехали в новую квартиру, и все деньги ушли на её покупку и последующий ремонт. Ещё и в кредит "втюхались". В общем, просидели целый год дома безвылазно, Натка только в Питер в командировку по осени слетала.
Где-то в августе мы всё-таки решили совершить небольшое путешествие — в райцентр Маслянино, километров двести от Новосибирска. Посёлок оказался не сильно ценным для нас (надеюсь, вы уже поняли, что в поездках нас больше всего интересует архитектура ), но довольно симпатичным: деревянная церковь девятнадцатого века, несколько исторических бревенчатых домиков и огромный монумент павшим в войне с тёткой в балахоне, которую народ прозвал "Аллой Пугачёвой". А ещё там течёт река Бердь — равнинная, но почему-то очень быстрая, совсем не такая, как в Бердске или Искитиме.
Обратно в Новосибирск мы собрались ехать на последнем автобусе — том же самом раздолбанном южнокорейском, что привёз нас сюда. Перед посадкой пассажиров водитель долго ковырялся в движке — так, что даже рейс задержали на полчаса.
Отъехав довольно далеко от райцентра, километров семьдесят, наш автобус вдруг встал — окончательно сломался прямо посреди поля с гнущейся к земле пшеницей. Сотовая связь здесь была недоступной, слишком уж "глухим" оказался "угол" — единственным местом, откуда можно было сделать звонок, и то только абонентам "Билайна", стал небольшой холмик метрах в пятистах от места нашей вынужденной стоянки. Водитель дозвонился оттуда до Новосибирска и сообщил со слов диспетчера, что к нам отправлен резервный автобус. Дабы не терять времени зря, он вскрыл пол в салоне и начал заниматься поломкой.
Пассажирам же делать было нечего. Мы с Натальей вышли из автобуса и пошли обозревать окрестности. Трасса на Маслянино — "межрайонка", в вечерние часы там вообще практически нет никакого транспорта, поэтому вокруг нашего вставшего колом транспортного средства царили тишина и покой. Только кузнечики стрекотали где-то в пшенице. Мы набрали себе сухих колосков — они до сих пор стоят у нас дома в вазочке, а потом долго любовались закатным солнцем — работая в офисе с утра до вечера, я и забыл, когда так долго "вживую" наблюдал, как за холмы садится огромный красный диск. А ещё мы поймали лягушонка — он прыгал по каким-то своим делам из "пункта А" в "пункт Б" прямо через асфальтовое полотно — и поболтав с ним о том о сём, отпустили его.
По трассе всё-таки проезжали редкие автомобили, и кое-кто из сердобольных маслянинцев даже подхватывал попутчиков из числа пассажиров нашего автобуса. Но мы с Наткой, напоминая сами себе того набожного, не желавшего спасаться во время наводнения еврея из анекдота, ехать отказывались наотрез — зачем, ведь вот-вот должен был прибыть резерв...
Наверное, вы догадались, что никакого резерва на помощь нам никто не посылал, и в Новосибирск мы приехали тем же самым раздолбанным южнокорейским автобусом, который всё-таки починил наш самоделкин-водитель. Страшно уставшие, мы зашли домой только часа в четыре ночи и сразу рухнули спать — завтра был целый понедельник...
Зато мы познакомились с лягушонком и видели, как в пшеницу садится огромное красное солнце.
Мечта пенсионера
Я точно знаю, где буду жить, когда выйду на пенсию. А может, и раньше — когда надоест, наконец, работать на чужих дядь и тёть офисным "наёмником"... Нет, Боже упаси, никаких домиков в глухой тайге, я горожанин, и бытовой комфорт очень ценю.
Километрах в тридцати от Красноярска, вверх по Енисею, есть городок с дивным названием Дивногорск, пардон за тавтологию. Все основные улицы там идут параллельно реке и находятся на разных уровнях, в самом низу — набережная. Почти как в Сочи всё. Поперёк улиц к Енисею спускаются лестницы.
Набережная в городе вроде бы обычная — не широкая и не узкая, застроена чередующимися пятиэтажками и девятиэтажными "свечками", есть несколько выходов к воде. Енисей в этом месте, сразу за плотиной Красноярской ГЭС (собственно, сам Дивногорск — это город гидростроителей и энергетиков), очень быстрый и, как везде, чистый — гораздо чище Оби и моего родного павлодарского Иртыша.
Но самое главное — это то, что расположено на другом берегу, прямо у самой воды. Высоченные сопки, те самые "дивные горы", в честь которых назван городок — лесистые, с частыми скальными "выходами", угрюмые и выглядящие совершенно дикими. Енисей из-за них кажется очень узким, но ещё более необузданным — пересекать его вплавь совсем не хочется... Боже мой, какая, должно быть, картинка у жителей девятых этажей в домах у реки!..
Я вижу себя гуляющим вечером по набережной с Натальей — мы медленно идём, любуемся "дивными горами" на другом берегу и болтаем, как всегда, о каких-нибудь глупостях...
По утрам я буду сидеть у воды с удочкой, смотреть, как ветерок разгоняет окутавший горы туман, и клевать носом — так рыбачат все местные жители, я сам это видел. И сидеть я так буду до тех пор, пока на площадку около магазина не подвезут молоко в автомобильной цистерне, а его туда точно привозят, я видел это тоже...
Правда, всё брошу и уеду в Дивногорск!
(12) Подробнее об этом периоде — в главе 6.
(13) Посёлка, расположенного тоже на Байкале, но строго "через Ангару" от Листвянки.
(14) На Байкале, как на море, не говорят "ветры", только "ветра".
(15) Я дороги тайн немало тебе открыл; час свой ожидая, я бродягой жил... (Здесь и далее литературный перевод песни от человека, скрывающегося под ником Shadow Wizard)
(16) Но старею я, я знаю и те песни, что я пел, эхом в отдаленьи, словно звук ветряка звучат вокруг... Так и буду я солдатом удачи.
(17) Я довольно подробно описал сей объект на сайте "РУИНЫ" моего друга Лёшки, адрес ищите в части 1 этой же главы.
(18) Так Высоцкого всё тот же Андрей Вознесенский назвал.
(19) Там, в Искитиме, расположен один из крупнейших в стране цементных комбинатов.
(20) Вспоминаем Ольгу Павловну из первой части этой главы.
(21) Была такая аббревиатура в советские годы, означала "инженерно-технические работники".
(22) Как известно, во времена независимости гимн Севастополя был весьма своеобразно переведён на украинский язык.
(23) Коминтерн — "коммунистический интернационал", Профинтерн — "красный интернационал профсоюзов". Радикальные общественные объединения, возникшие сразу после революции 1917-го года для "экспорта революции" в другие страны.
Глава 6. Улан-Удэ: В гостях у братских людей...
Первый раз я съездил в Улан-Удэ в 2003-м году — в тот странный период моей жизни, который до сих пор называю для себя "как я провёл лето". Мои многочисленные подвиги во имя любимой авиакомпании в какой-то момент перестали что-либо значить — меня зачем-то невзлюбила "самая главная начальница", и я по-тихому ушёл. Полгода я "отдыхал", благо сумел выбить довольно приличную денежную компенсацию за отпуск, в который так и не сходил за два с половиной года работы, и помогал своей приятельнице издавать газету в Новосибирском Академгородке. А в мае меня позвали работать в Иркутск. На тот момент мне казалось, что я довольно лёгок на подъём. Иркутск так и Иркутск, и там люди живут — решил я для себя. Тем более что город я знал расчудесно — рекламу от "Сибири" размещал регулярно и летал туда в командировки по три-четыре раза в год.
Я приехал в город на Ангаре, устроился жить в специально арендованную для меня однокомнатную квартиру и стал работать директором по маркетингу. Еще через месяц ко мне в очень длительный отпуск приехала жена — её тогдашний статус "маленького" научного сотрудника позволял это сделать. А ещё через две недели я понял, что долго работать на своего иркутского работодателя не смогу — уж больно своеобразной была контора и заведённые там порядки. Устроив "семейный совет", мы с Натальей решили, что я буду дорабатывать до конца августа, после чего мы вернёмся в Новосибирск искать мне новую работу. А пока было решено получать не самую маленькую зарплату (своё хождение в офис на восемь рабочих часов полноценным трудом я не считал) и, пользуясь возможностью, осмотреть за выходные всё интересное, что есть в здешних краях. Несколько раз мы съездили в разные места на Байкале, потратили день на поездку по Кругобайкальской железной дороге (1), посетили столицу ныне не существующего Усть-Ордынского автономного округа — мало понятного с точки зрения статуса бурятского анклава посреди Иркутской области, посмотрели Ангарск и Шелехов. Ну и, конечно, досконально изучили сам Иркутск — там есть чего поизучать дотошным краеведам.
Естественно, город Улан-Удэ был в программе наших преимущественно однодневных экскурсий. Не хочется говорить напыщенно, но столица Бурятии меня по-настоящему манила. Уж не знаю, почему, но почему-то мне очень сильно хотелось съездить в этот город со странным названием. Может быть, просто в моём мозгу со студенческих лет крепко засела рифма из песенки группы "Х.З.": "Ты живёшь в Улан-Удэ, это х..й аж знает где"?
Ехали мы на замечательном местном поезде "Иркутск — Наушки", который выходил из главного байкальского города вечером, утром был в Улан-Удэ, а днём приезжал на конечную станцию, в маленький бурятский городок на границе с Монголией. Отстоявшись там пару часов, он возвращался назад, часов в десять проезжая столицу Бурятии и прибывая в Иркутск ранним утром. Такой расклад нас полностью устраивал — нам как раз нужен был световой день для знакомства с "городом моей мечты"...
* * *
Если есть в России более не похожий на русских народ, так это, безусловно, буряты — степняки, родственники монголов и потомки Чингисхана, приверженцы шаманизма и ортодоксального буддизма ламаистского типа, жизнелюбы и мистики одновременно. Если есть в России народ, который бы при всей своей непохожести был настолько родным и близким для русских, так это, опять же, буряты, или, как их называли русские колонисты, "братские люди". Непреодолимая сила Гумилёвской "комплиментарности" (2) накрепко спаяла два этноса, живущих на одной территории — не разорвёшь! Вообще-то, буряты сейчас — это не самый многочисленный народ, их даже в самой Бурятии едва с треть населения. Но их нравы, их обычаи и вкусы настолько сильно вросли в повседневную жизнь всего байкальского люда, что без бурятского "флёра" эта жизнь уже просто немыслима.
Как-то мне довелось прочитать на ИноСМИ.ру путевые заметки одного поляка-русофоба, который, несмотря на свою яростную нелюбовь к России, зачем-то (чёрт его, поляка, знает, зачем!) решил проехать по Транссибу до самой Читы. Помимо того, что ничего интересного по дороге не было видно (Байкал он, видимо, проспал), путешественника поразили названия станций, свидетельствующие, по мнению автора, о дикости русских, дословно из статьи: "Харагун, Могзон, Сохондо". Специально для братьев-славян поясняю: приведённые названия гораздо больше бурятские, нежели русские, а в том, что они сохранились в целости и сохранности — тайный смысл российского империализма. Так же как и в том, что одним из первых учебных заведений, открытых русскими на байкальской земле, была "монгольская" школа для детей местной знати — об этом примечательном факте, здорово характеризующем русский колониализм, я узнал в иркутском краеведческом музее.
