Опьяненные свободой

Дед встал из-за монитора, переместил профессора за дверь, выслушал злобное "руки уберите!" и защелкнул мембрану своего кабинета.

— Идите и отправьте, — посоветовал он. — В вагоны и на Сортировочную. Вы же у нас не кретин?

— И отправлю!

— Дерзайте. Но по старой дружбе делюсь сведениями: не берет больше Сортировочная ваши огурцы. Надоели они им хуже горькой редьки. Редьку, кстати, тоже не берет — по той же причине.

Профессор оскорбился и чуть ли не матами оценил умение командиров работать. И тут случилось то, чего профессор не ожидал и даже представить себе не мог: Дед вдруг разозлился и выдал на весь блок все, что накопилось за командирскую службу по поводу депрессивных горожан, которым разве что слюни не приходилось подтирать. Ни в эпитетах, ни в громкости Дед себя не ограничивал. Это было настолько непривычно, что профессор растерялся и сник.

— Да, я обязан сам отрабатывать зеленый конвейер. — пробормотал он. — Я же не спорю. Я понимаю, командиры помогают мне из преданности делу Города. А как тогда мне ставить опыты? Как вести научную работу? Я же не могу все сразу, ну не железный же я...

— Ведите свою работу! — отрезал еще не остывший Дед. — Но правильно ведите! Чтоб продукцию ваших зимних садов можно было реализовать везде и без проблем! Чтоб на нее спрос был! Вернется пятерка Смирнова из Сортировочной, скажу, чтоб отдал вам вашу редьку, все шестьдесят тонн. Где хотите, там и продавайте!

— Молодой человек! — прошептал Нецветаев и страшно побледнел. — Сады растут десятки лет! Вы...

— Про промышленное садоводство не слышали? — язвительно напомнил Дед. — Про однолетние плодовые культуры ничего не знаете?

Губы у Нецветаева задрожали.

— Я же как лучше! — сказал он, и глаза за мощными линзами очков подозрительно заблестели. — Чтоб Город в цветущих аллеях! Урожайность — разве это главное? А красота? А вечная жизнь и сила земли? Я надеялся, хоть вы меня понимаете и поддерживаете...

И профессор ушел, держась за стены. Дед, мучительно сморщившись, смотрел ему вслед. Вот и победил он профессора, больше не станет валить на командиров свою работу. Но почему так тошно на душе? Хоть бы Смирнов нашел, кому переадресовать зеленый конвейер!

Рудник нанес первый удар, и у них сразу возникли проблемы. Перестала брать Сортировочная зеленую продукцию, хотя раньше все шло нарасхват. А зелень — продукт нежный. В Городе хранить ее негде. Хранение в Городе вообще не предусмотрено, если на то пошло. И если Смирнов вернется без договоров, урожай придется выкинуть на свалку. Которой, кстати, тоже нет — в Городе безотходные производства...

В тяжких раздумьях он вышел в зеленую зону — и вдруг его окликнули. Да не как обычно, а по имени-отчеству. А так его называла только Саша Кузьмина, для остальных он был Дедом.

Вот она и стояла на гранитном валуне и смотрела на него внимательно. Прятала за серьезностью смешинки в глазах. Александра. Саша. В чем-то розово-белом, полупрозрачном. В изящных туфельках на высоченном каблуке. В ушах причудливые огромные серьги. Ослепительное, волшебное существо.

— Сегодня праздник? — только и пробормотал он.

— Весь в работе, — с непонятной интонацией констатировала она. — Нет, не праздник. Вот... захотелось вас увидеть.

Туфельки легко коснулись травы. Саша оказалась рядом с ним, глядя все с тем же непонятным чувством. Он вопросительно уставился на нее. А она молча смотрела на него и улыбалась. И как-то незаметно получилось, что ее ладошка оказалась в его руке. И пошли они непонятно куда, без цели, впервые с того дня, как Дед надел командирскую форму.

— Саша, а где твоя форма? — спохватился он.

— Отдыхает. У меня сегодня выходной. А у вас?

Он не нашелся, что ответить. Выходной? Теоретически выходные у командиров были, практически же... м-да. Выходной. И не в форме.

Так они и шли молча неведомо куда. И это неожиданно оказалось очень волнующе. Искоса он поглядывал на свою спутницу — и отводил глаза. Полупрозрачная одежда на Саше — к этому надо было привыкнуть. Так же как к ее туфелькам на высоком каблуке. А она и без каблуков была выше него — но вот шла рядом и, похоже, нисколько не комплексовала из-за своего роста. А ему она именно такой и нравилась, высокой.

Саша еле заметно вздохнула, как будто решаясь что-то сказать — но тут пришел вызов по командирской связи.

— Дед! — заорал знакомый хамло-дежурный. — Ты же специалист по Нецветаеву? Подхватывай свою старую задницу и дуй в грузовой порт! Там без тебя профессор со Смирновым подерется! И хорош обнимать чужую жену, я все вижу!

Дед поднял голову. На огромной высоте монтажный кран-паук взгромоздился на парапет, поблескивая наблюдательной оптикой.

— Спусти крюк, — сказал Дед. — И разблокируй люк. Я к тебе на минутку.

Дежурный, юный самоуверенный дурак, так и сделал. Ему повезло, что Дед, пока поднимался, немного остыл и просто избил его, а не покалечил, как собирался поначалу. Намеренно — не покалечил, а как оно вышло на самом деле, приглядываться не стал. Потом Дед спустился в грузовой порт, выслушал измотанного Смирнова, издерганного Нецветаева, отправил командира отсыпаться, профессора ставить опыты, переадресовал зеленый конвейер по новым адресам, и все это со звенящей пустотой в голове. Потом отыскал Кузьмина.

— Прими отставку, лидер-один, — сказал Дед. — Пункт о применении специальных навыков внутри командирского корпуса, безусловное отчисление.

Кузьмин внимательно глянул на него своими маленькими, похожими на свиные, глазками. Потом связался с Гафаровым:

— Женя, я выиграл, тебе щелбан. Дмитрий Евгеньевич поставил диспетчера на место. Точнее, положил. А я знаю, как? Так что бесконечного терпения не бывает, даже у Дмитрия Евгеньевича.

Огромный Кузьмин уставился на него.

— Вот чего я не пойму, — сообщил Кузьмин. — Как вы его положили? Диспетчер — он же слон. Каждый день в качалке пропадает, железная хватка, всему Городу хвастается. Как?

Дед пожал плечами. На размер он как-то не обратил внимания. Действительно, вроде диспетчер покрупней Кузьмина... хотя это неважно. Прощание с корпусом — страшнее смерти, тут не до диспетчера.

— Продолжайте службу, Дмитрий Евгеньевич, — мягко сказал Кузьмин. — А диспетчеру повезло. Мы собирались исключить его из корпуса — за недопустимое поведение. Но вы объяснили ему пагубность хамства сами. Возможно, он сделает правильный вывод. И уйдет сам, без позора. И забудем о нем. Теперь о деле: с этого момента вы — лидер-один боевой пятерки. Подбирайте команду. Единственное условие — чтоб смогли выдержать специальную боевую подготовку.

— Александра, — сказал Дед, сам не понимая, о чем он.

Кузьмин даже глазом не моргнул.

— Александра — лидер-два, — утвердил он. — Но остальных подберете, не ломая старых пятерок.

— Да я про другое... — растерялся Дед.

— Вы поймете, — неопределенно выразился Кузьмин и убыл, весь в командирских заботах.

На плечи Деду опустились легкие руки. Александра.

— Поздравляю, лидер-один, — серьезно сказала Саша. — Ну, кто будет в нашей команде? Раздавайте должности!

В глубине ее темных глаз по-прежнему светились смешинки.

— Рита Гафарова — снайпер, — не задумываясь, сообщил Дед. — Корсак — врач. Аналитик — Овсянников. Если ты не знаешь, он...

Саша чуть заметно дрогнула.

— Иван Алексеевич не подходит, — грустно сказала она. — У него свой груз. Неподъемный. И мало времени.

Он согласно кивнул. Время. Он тоже чувствовал, что черные для Города дни стремительно приближаются.

— Знаешь, — признался Дед, — а я ведь сейчас ничего не боюсь — потому что ты со мной.

— Что бы ни случилось, мы будем вместе, — тихо сказала она. — Всю нашу жизнь — вместе. Обещаю.

-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=—

Гафаров бесшумно скинул боекомплект. Поглядел, соображая, как он вообще оказался на плечах. Не вспомнил. Видимо, подсознание отметило неявную угрозу, и сработал рефлекс.

Последние смены рефлекс срабатывал регулярно. И Чученов в полной загрузке. И Кузьмин... хотя он сам по себе опасней пулемета. Что-то копошилось. Копилось в сумерках незнания за сияющими стенами Города. Что? Комиссия какая-то наглая лезла через пропускной — Дед вовремя случился поблизости и тормознул ее. Режимный объект. Допуск есть? Допуска нет. Чао. Какой-то санэпиднадзор, претензии к зеленому конвейеру профессора Нецветаева. Только в Городе своя санэпидслужба, не чета тем, что на Сортировочной. Была. Потянулись специалисты в столицу. Отзывают их в массовом порядке. Столичные интриганы почуяли неприятности для Города, и кончается Орлиное Гнездо как великий космический эксперимент. Будет скоро у СЭС допуск, и у остальных тоже. Как только затопчут Гробова в столице, так сразу все заявятся. Никого в столице не интересует общество светлого послезавтра. И что тогда будет? Город страшно терять. Хотя командиры, скорее всего, не пропадут. Это братство только смерть может разлучить. Хотя без Города не то, совсем не то. И Риту жалко, у нее все только начинается...

Риту он встретил совершенно случайно в прошлой, подзабытой уже жизни. Просто поднял голову и увидел в кабине башенного крана веселое, волшебно жизнерадостное существо. Миниатюрная женщина, совсем подросток по виду, она поразила его своей неисчерпаемой энергией. Мать двоих детей, мать-одиночка, она успевала и работать, и воспитывать своих сыновей, и держать порядок в комнате в общежитии, где они ютились лет десять без всякой надежды на лучшее. И она при этом не разучилась ни улыбаться, ни шутить, ни петь. Гафаров с первой встречи предложил ей шагнуть в неизвестное. Она согласилась сразу — отчаянная женщина. Тогда он записал ее на свою фамилию и увез в Город — членов семей разрешено было брать с собой. Увез — и ни разу об этом не пожалел. Неуемная жизнелюбивая Рита идеально включилась в командирские ритмы Города и уже заканчивала учебу в роте курсантов. Впереди выпуск — но вместо яркой командирской жизни неявная угроза у стен...

Черноволосая маленькая женщина заснула прямо в кресле, так и не выпустив из рук какие-то бумажки. Он осторожно отнял их, посмотрел. На плотных листиках теснились схематические фигурки танцовщицы: хрупкая, ломкая фигурка, султан летящих в кружении волос. Явственно угадывалась сама Рита.

Она открыла затуманенные глаза.

— Отдыхай, — сказал он. — Только переберись на кровать. Устала?

Еще как, — слабо улыбнулась она. — Тренировки, стрельбы, учеба, а еще танцкласс, дежурства в Информатории и работа... но я все равно счастлива, Женя!

— Мало забот, что в танцкласс пошла? — буркнул он.

— А это, Женечка, между прочим, самое главное занятие сейчас и для меня, и для всего командирского корпуса, — серьезно сказала она.

— Танцы? — поднял бровь он. — Разве для женщины главное не дети?

— А дети выросли, Женя, — заметила она. — Старший работает техником в автомат-кафе. Когда успел выучиться? А младший — младший где-то на скалах во внутреннем заповеднике. Тоже взялся за ум: он главный скалолаз в спасательной команде, представляешь? Дети выросли и разлетелись. И... Женя, пора бы и тебе своими обзаводиться.

— Я вроде не против, — осторожно сказал он.

Разговор свернул в какую-то непонятную сторону. И Рита уже не казалась сонной. Собранной она выглядела и внимательной, как перед зачетом по скоростной стрельбе.

— Я благодарна тебе за новую жизнь, — решительно сказала она. — Мои дети выросли здесь, а я — я живу так, как и не мечталось! И все потому, что ты когда-то взял меня с собой. Знаешь, Женя, я за тебя готова жизнь отдать. Ты мой лучший друг. Но вот я живу как в мечте, а у тебя даже семьи нет. Это нечестно.

— У меня есть семья, — недоуменно возразил он. — Или... тебя смущает, что мы оба командиры? Но Кузьмины тоже командиры...

— Не понимаешь, — вздохнула Рита. — Я молю бога, что когда-нибудь поймешь... и простишь. Мне так уютно было за твоей спиной — но так нельзя. Я... я сейчас пойду в спальню. И ты — иди. Ладно? Где-то же есть и твоя жизнь? Ты сильный, ты найдешь. Иди, Женя, ладно?

Он молча проследил, как она порывисто вскочила и скрылась в спальне. Потом развернулся и ушел. Не споря, не доказывая, не выясняя. Командир Гафаров не мог позволить себе опуститься до мелочности.

Тихо щелкали ночные лампы в коридорах-аллеях, провожая светом одиного путника. Тихо и пусто. К середине ночи даже Город засыпал.

У пандуса Гафаров остановился. Обнаружил в руках сбрую с боекомплектом. Надо же, подцепил и не заметил. Накинул ее на плечи привычным движением. Проверил индикатор шок-дубинки — норма.

Куда идти, даже не представлялось. И не в жилье было дело — в его блоке хватало резервных квартир, хоть сейчас заселяйся. Но... одному? Раньше он и не подозревал, что Рита, незнакомая в сущности женщина, занимала так много места в его жизни. Пронзительно ярко вспомнилось, как Рита с визгом прыгала ему на шею, встречая с работы. Это было в первый год их совместной жизни...

По аллее кто-то шел ему навстречу. Даже издали фигурка казалась ему знакомой.

Лена Елисеева остановилась прямо перед ним.

— Я к тебе, — ответила она просто на его вопросительный взгляд.

Такая простота потребовала всей ее немалой смелости. От железного командира Гафарова можно было ожидать самой суровой отповеди.

— Зачем? — сумрачно спросил он.

И тогда она сказала четко и ясно, как делала все в своей жизни: била ли по мишени, разрабатывала ли новые системы вооружений:

— Чтоб быть с тобой.

И добавила непонятно:

— Если уж Саша Кузьмина решилась, то я тем более не отступлю!

Гафаров поразмышлял в неловкой тишине. Думалось трудно.

— А что с Сашей? — наконец спросил он. — Что вообще со всеми вами?

Лена улыбнулась.

— Про Сашу объясню, так и быть! — пообещала она. — Остальное — сам догадывайся. Ты вообще куда сейчас?

— В Информаторий, — решил Гафаров. — Если не спится, значит, не наработался, как говорит капитан Кин.

— Тогда и я в Информаторий.

— Командиры, к плечу плечо? — слабо улыбнулся Гафаров.

И они пошли в Информаторий. Засветились ночные лампы, уловившие присутствие людей. Строчка ярких огоньков повела их в светлое завтра, совсем как огни взлетной полосы.

-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=—

Ночная электричка плавно катилась между черных сопок из Сортировочной на рудник. Мягкое сиденье убаюкивало. Рудник расщедрился и купил для себя не просто вагоны, а шедевр новейших технологий. Новейших для этого мира, разумеется. Поездка в этом сияющем чуде была для работников рудника бесплатной, в отличие от остальных. А с остальных, естественно, драли за билет столько, чтоб не появлялось желания прокатиться лишний раз. И без билета в вагон не попасть — новейшая техника начеку. Все это до тоски напоминало бесчеловечную Границу.

Сиденье, по технологии должное быть несокрушимым, заметно прогнулось. Он открыл глаза — и уткнулся взглядом в серое лицо.

— Чего уставился? — недовольно осведомился Санго Риот.

— Испугался, — честно сказал он.