| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Лес затих, слушая прелестную мелодию Шарля Азнавура. И вдруг в моё пение органично подстроился звонкий женский голос с партией Мирей Матье.
Твою маман! Эта дура все же попёрлась за мной под пули.
— Ягр, прикрой, — крикнул я и в три погибели стал продираться сквозь кусты на голос.
Мимо что-то просвистело и с сочным чпоком врезалось в дерево.
Тут же затарахтел пулемёт Ягра. И пара экономных очередей из автоматов в стороне.
А я дальше продирался уже ползком, подтягивая за собой тяжеленный пулемёт и сумку с дисками.
Элика в неглубокой ямке самозабвенно пела, протирая левер от росы. Явно собралась стрелять.
— Где Митя? — рыкнул я.
— Успокойся, милый, — улыбнулась мне жена. — Здесь. С нами. Где ещё быть нашему сыну. Вон там за камушками сидит. — Указала она на тройку крупных валунов.
— Ты совсем дура, таскать сына туда, где стреляют?
— Можешь орать сколько захочешь. — Ответила жена с милой улыбкой и победным взглядом. — Но избавиться от нас и сбежать в свой мир тебе не удастся.
— Дура. Тут люди умирают за то, чтобы вы ушли в безопасное место. А ты что творишь? Теперь и на вас отвлекаться прикажешь?
— Зачем на меня отвлекаться? Я стрелять умею. — Щелкнула жена зарядной скобой и добавила патрон в подствольный магазин. — У меня с собой сто патронов. Десять зарядов ружья. Так что за нас не бойся. Ты мне лучше другое скажи: зачем ты оделся в ту одежду, в которой суда поапал?
— Та-а-ак... — пропустил я мимо ушей ее последнюю фразу. — Слушай мою команду. Сейчас же выдвигаешься к водопаду, что впадает в озерцо на тропе к месту ухода богов. Помнить его?
— Помню.
— Так что мимо тебя мы не пройдем. Засядешь с Митей выше водопада и никого не пускай на тропу кроме нас. Мы там будем примерно через три часа. Смотри нас не подстрели.
— Вас я всех в лицо знаю, — ответила Элика. — Да и одеты вы одинаково. Поцелуй меня и мы пойдем.
Элика подтянула к себе свой ранец.
— До камней, где Митя двигай ползком, — посоветовал я.
— Не учи горянку по горам ходить, — фыркнула женщина.
Дождался, пока жена уползла к сыну. Слышал шорох ее передвижений, но не видел. Скрытно двигалась, что меня порадовало.
А сам сел думу думать. Что теперь делать с таким живым грузом в боевой обстановке?
— Что, командир, жена пришла свой хутор отбивать? — спросил подползший командир звена штурмовиков.
— Именно. Не знаю, что на нее нашло?
— Как что? Кровь велела. — Убежденно ответил капрал.
— Почему тогда ее братья не пришли?
— Братья её чётко выполняют приказ старшего в роду — тебя. А жена имеет право на свое мнение в таком вопросе, — просветил капрал.
Сколько вот живу среди горцев, а вот так до конца их и не знаю.
— Сколько врагов осталось?
— Десяток — полтора. Не больше. Главное, командир, чтобы нам патронов хватило. Тогда всех здесь положим.
— Ведь это наши горы. Они помогут нам? — процитировал я Высоцкого.
— Вот именно, командир. Правильно сказано.
Звонко хлестал по ушам выстрел из винтовки снайпера.
— О! — улыбнулся капрал. — Ещё минус один. Прорвемся.
$
Через два с половиной часа все собрались у водопада. Ну, как все... разведка еще не подошла. Пока их ждали, сварили ужин на маленьком бездымном костерке в ямке. Бульон из пемикана с лапшой. Не шибко вкусно — зато питательно. Для Мити жена не забыла что-то положить в свой ранец.
Вернулась разведка, когда уже начало темнеть. Доложилась.
— Командир, находники все ушли хутор. Ночевать, скорее всего, будут там. Их девять человек осталось.
Их девять нас пять, не считая жены с сыном. Не лучший расклад. Тем более враги показали, что воевать они умеют.
Принял насколько мог торжественную позу.
— Бойцы, благодарю за службу. Первая задача: сбросить врагов с хвоста каравана герцога, выполнена вами успешно. На завтра нам надо увести их в сторону. Вон туда, — махнул рукой в гору. — Теперь всем спать. Дежурство по очереди. Капрал, распорядись.
И заснул как убитый. Жутко устал.
$
На утро ушли в гору на плато. Оторвались всего на четыре часа. Ппотом пришлось делать засады.
Враги со свежими силами, подобрав все трофеи, в то числе и с хутора, стреляли чаще. И точнее.
На плато с сумрачным лесом вышли только я с семьёй и Ягр. Остальные полегли, забрав с собой минимум по одному врагу. Патронов у нас почти не осталось, но мы упорно тащили с собой тяжеленные пулемёты.
Потом и Ягр вдруг осел на ярко зелёный мох.
— Извини, командир, что не выполнил до конца свой долг, запузырил он яркой кровью на губах. Шаль ко мне домой не носи: умерла моя мать этим летом.
Сумрачное небо, прорывающиеся сквозь густые ветви, остановилось в его глазах.
— Видишь: к чему привело твое непослушание, — упрекнул я жену. — Все погибли, защищая тебя, вместо того чтобы отступать по правилам. Какие ребята были. Какие бойцы!
— Ним лучше отсюда уйти, — сказала жена, не отвечая на мои упрёки.
Снял диск с пулемёта Ягра, выщелкнул из него оставшиеся патроны, а сам пулемёт утопил в ручье. Диск забрал с собой. Чтобы враг не мог этим оружием воспользоваться.
И оля-улю козочками по горам.
Дважды еще пришлось устраивать пулемётные засады. Элике запретил стрелять — у неё патроны охотничьи на дымном порохе. Демаскируют.
Когда вышли на заветную поляну, облегчённо вздохнул. Пришли. Там нас не догонят.
Но тут раздался рассерженный крик.
— Стой, Кобчик! Cтой! Не уйдешь от меня проклятый байсрюк герцогский. Отвечай, где мой сын?
Господи, отвяжется ли когда-нибудь от меня этот бырон?
Бывший майор Тортфорт, тяжело дыша, стоял один, без сопровождения. Неужели мы с Эликой всех умудрились всех оставшихся покоцать? Или они отстали от него? Барон держал в руках ППГ, явно затрофеенный у моих павших бойцов, направив его на нас. На нем была надета серо-голубоватая шинель республиканского солдата без погон. А беретку он где-то потерял по дороге.
Я машинально нажал на спуск пулемета, но верный надежный ''гочкиз'' только клацнул ударником — патроны кончились.
И я просто-напросто швырнул в Тортфорта тяжеленной железякой.
Не добросил.
А жаль.
— Зачем тебе сын? Тебя все равно повесят за измену, — крикнул я ему, задвигая за спину Элику и Митю. — А так хоть один Тортфорт останется на развод. Но уже как рецкий дворянин.
— Ненавижу! — заорал Тортфорт и поднял автомат.
Что-то перестал мне нравиться этот глобус.
Громкий металлический щелчок показал, что и у врага тоже кончились патроны. Уф-ф-ф-ф-ф!... это ж какая эйфория сразу окутала всего меня.
— Стой там, где стоишь, если жить хочешь, бывший майор, — крикнул я и достал из кобуры ''миротворец'', передернул затвор, одновременно подталкивая спиной своих присных, вдавливая их в поляну меж деревьев с метками, которые я оставил, когда попал сюда, в этот мир. Не забывал при этом Тортфорта держать на мушке.
Тортфорт тут же бросил свой автомат в снег. Не герой. Правильно от него Илгэ детей не хотела.
Что ж... Надо попробовать...
Вряд ли Тортфорт тут один. Подозреваю, что другие, жаждущие нашей крови, просто отстали.
Я взял на сгиб левой руки Митю, продолжая целиться в Тортфорта, хотя попасть в него даже из ''миротворца''... через то расстояние, что нас разделяло весьма проблематично.
-Элика, встань передо мной и прижмись ко мне, — попросил я, когда мы оказались ровно между тремя метками на стволах треугольником по краю поляны.
Руку с пистолетом, направленным на Тортфорта, я положил жене на плечо.
— А теперь мы, закрыв глаза, резко садимся на корточки, — выдал инструкцию.
— И что будет? — откликнулась Элика.
— Если всё срастётся, то спасёмся, — усмехнулся я в ответ.
— Мы попадем в твой мир ушедших богов? — спросила жена с невнятной надеждой.
— Да, — ответил я, хотя не был на сто процентов в этом уверен. — И... на счет три. Присели. Раз...
Глаза Тортфорта были как у волка, который в кустах какает. Он умудрился, пока я разговаривал с женой, вдвое сократить расстояние между нами. И я, прежде чем присесть, в него выстрелил.
Ненавижу гада.
$
— Получилось, значит, — протянул я по-русски, озираясь на стоящие окрест нас зрелые березы сталинской еще посадки по проекту ''Преобразования природы''. Голые ветки на фоне рыхлого снега напоминали японские гравюры. Ноябрь где-то. Или март. Только уже или еще — не понять. Снег вокруг, но не холодно. Так... плюс-минус ноль.
— И никаких Тортфортов, — усмехнулся грустно. И непонятно было: попал я в него или не попал. Его удача...
Есть такой старый анекдот. Чемпион по пулевой стрельбе стоит у памятника Пушкину и недоумевает. ''Как же так... Несправедливый мир. Попал-то Дантес, а памятник стоит Пушкину?''
— Что ты говоришь? — переспросила Элика по-рецки.
Я и не заметил, что бормочу все это себе под нос. По-русски. Причём, не отводя ствола от того места, на котором мы проявились. Вдруг Тортфорт сдуру рванёт за нами?
— Здравствуй мир ушедших богов, будь он неладен, — перешел и я на рецкую мову. — Ну, что ж давно тебя надо познакомить с моей мамой, — поцеловал я жену в нос. — Пойдём-ка, милая, в сторонку от этого места, а то засосет, не дай бог, ещё обратно под пули.
Тут мой взгляд упал на пулемет, валяющийся недалеко в снегу. Ручной 'гочкиз'. Мой. От ведь незадача... Вроде как далеко я его зашвырнул. Нехорошо. Как сейчас примут нас в Павшино менты по белы ручки, так и срок мне впаяют за незаконное ношение. Плюс 'три гуся'## за незаконное изготовление оружия — аналогов-то его в нашем мире нет. И Элике тоже — с её плеча свисал левер на хорошем кожаном ремне. Какие тут два патрона, которые менты подбрасывают из жадности, но чтобы можно было честно написать в протоколе ''боеприпасы'' во множественном числе? Ничего им и придумывать тут не надо. Все налицо.
$
$
## Т р и г у с я — статья 222 Уголовного кодекса Российской федерации. (сленг)
$
Огляделся. Нашел место.
Отцепил от ранца малую пехотную лопатку и стал отгребать снег.
А потом еще срезать дерн и долбить смерзшуюся землю.
Элике наказал стоять на атасе и внимательно смотреть по сторонам, чтобы не застукали меня за этим занятием. А сам копал и копал, отбрасывая землю на кусок брезента, запасливо положенный в ранец ещё на хуторе в горах Реции. После первого штыка пошло легче. Земля не успела промерзнуть в глубину.
Землю относил в брезенте метров за двадцать в разные стороны и прикапывал под снег.
Через час в яму наконец-то упал пулемет с последним пустым диском, левер Элики и её же патронташ, мой 'миротворец', снятый с ремня в кобуре и запас патронов к нему, дерринджер Элики, который она хотела припрятать, но не посмела меня ослушаться.
Вроде всё. Больше у нас ничего такого криминального нет. Разве что кортик. Но я с ним не расстанусь — наградной, сойдет за исторический раритет. Да и спрятан он хорошо в потайном кармане бекеши, в который можно залезть как изнутри, так и с наружного кармана.
Брезентовую сумку от пулеметных дисков решил оставить. Будет хоть куда пластиковую соску минеральной воды положить. Дорога дальняя и о ребенке надо заранее позаботиться.
— Зачем ты закапываешь наше оружие? — с тревогой спросила жена. — Чем мы себя защищать будем?
— Оружие нас в этом мире не защитит, — пояснил я. — Наоборот. Нас разлучат и посадят по разным тюрьмам, а сына отдадут в приют. Власти здесь запрещают народу носить оружие. Боятся.
— Чего бояться? — не поняла женщина.
— Вооруженный народ — вольный народ.
— Если здесь всё так плохо, то зачем мы сюда пришли?
— У нас выхода не было. Или верная смерть там, или сюда. В любом случае прости меня за то, что разлучил тебя с родными.
— Я уже говорила тебе, что ты моя родня. На всю жизнь, — и как ударила меня сапфировым взглядом.
— Говорила. Помню, — смутился я.
— Вот и не спрашивай меня больше об этом. Кто ты здесь?
— Крестьянин. У моей семьи здесь хутор.
— Не жалко тебе бросать свои города и заводы?
— Я тебе так скажу... древней мудростью моего народа: не жили богато — не хрен привыкать.
— По крайней мере, в этом мире ты не сбежишь от меня воевать, — обрадовалась жена. — И города строить не уедешь. И детей будешь делать только мне.
— Кто знает, как жизнь вывернет... — только и смог я ответить. — Могу гарантировать только то, что добровольно никуда я от тебя не денусь. А вообще с войны всегда возвращаются домой, и занимаются мирным трудом.
Присыпал я ямку землей, утрамбовал, аккуратно уложил обратно смерзшийся дерн, завалил обратно снегом, даже утоптал его слегка. Потом понял, что сделал глупость и снова накидал снега с ближайших сугробов. Всё равно идиотская маскировка. Вокруг наших следов не меряно.
Тут Элика решительно расстегнула на своем ранце ремни и сдернула свернутую в рулон кошму. Расстелила на снегу и стала выкладывать на неё запасенную в дорогу снедь.
— Это ты права, — согласился я. — Подкрепиться в дорогу не мешает.
— Я тут о другом подумала, Савва. Вряд ли кто будет искать клад на том месте, где люди обедали. Не забудь, потом, намусорить здесь. Объедками и очистками.
— Умница ты моя, — улыбнулся я. — Люблю тебя.
— Взаимное чувство, — ответила жена с серьезным выражением лица. — Что дальше?
Покопался в карманах всей одежды, с которой я попал в мир Элики... Паспорт. Старый проездной. Две тысячи триста рублей бумагой, да еще червонцев монетой штук пятнадцать. Остальную мелочь даже не стал считать. Карточка Сбербанка... А сколько на ней денег было?... Не вспомню уже. Вряд ли много. Да что толку? Я и пин-код от нее не помню совсем.
Впрочем, до дома доехать хватит, если не шиковать дорогой.
Маршрут у нас не шибко сложный, но муторный. С пересадками. От Павшино в Москву. Но не на вокзал, где по определению полно всяческих ментов и прочих профессиональных соглядатаев, а к ближайшей станции метро. Подземкой в Теплый стан с пересадками, а там автобус до Воротынска или маршрутка какая междугородняя от частника. Три часа в пути. А там еще до хутора добираться... Хуже будет, если прямого рейса на Воротынск не будет, придется тогда и в Калуге пересадку делать.
Посмотрел на солнышко. Где-то около десяти утра. Успеем за светлый день, если повезет.
— Собирайся-ка, радость моя. Нам в темпе вальса минут двадцать топать до станции пригородного поезда.
Оглядел Элику. Одета она для Москвы вроде даже нормально. Желтые ботинки с высокой шнуровкой, почти до колен. Краповые галифе. Крытая серым сукном бекеша несколько странного покроя и шапка каракулевая похожая на кубанку. Тоже серая. Ремень кожаный в коричневу. Ранец необычный разве, но мало что кто носит... В московской толпе и не такие оригиналы встречаются. Разве что убрал я её белые волосы полностью под шапку. Слишком они выбиваться будут из толпы. Внимание привлекать не стоит.
А двухгодовалого ребенка можно в наше время одевать, как хочешь. Насколько фантазии хватит.
Сам я кроме такой же серой бекеши с черной каракулевой опушкой весь в том, в чем из нашего мира провалился: лётная камуфла, сапоги юфтевые и свитер грубой домашней вязки. Шапка только черной смушки с лаковым козырьком от зимней униформы воздухоплавателя. Кокарду имперскую снять и готов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
