🏰 Второе дыхание. Часть 1. Западня

'Ваше высочество' — это Принцесса! Проклятье!!! Зачем она тут?! Почему её сюда пустили?!

— У вас пять минут, — где-то поблизости проскрипел Придворный Маг. — Дорогу вы знаете, не так ли?

Вслед за новой порцией шагов, голосов и дверного скрежета наступила тишина. И сразу у решётки появилась Эрика. Чёрный шёлковый плащ, край клетчатого платья, с двух сторон подхваченные гребнями волосы... почти такая же, как в их вторую встречу. Только платье тогда было полосатое, и волосы распущенные — это ему запомнилось. 'Злыдни болотные, что за чушь лезет в голову...' И на щеках у неё тогда не блестели дорожки слёз, и губы не ломались от боли. Обеими руками вцепившись в решётку, девушка замерла. Многоликий смотрел на неё, стараясь не упустить ни единой чёрточки, секунды удлинились и стали прозрачными и тягучими, как смола.

— Феликс, — молвила, наконец, Принцесса.

Он вдруг взглянул себя её глазами — беспомощного, жалкого, проигравшего! — и от неприязни к себе чуть не застонал в голос. Прохрипел, кое-как разлепив спекшиеся губы:

— Ваше высочество.

— Говори мне 'Эрика', — попросила вдруг она.

Он стиснул зубы, зажмурился и, воспротивившись, повторил:

— Ваше высочество!

— Я вытащу тебя отсюда, — сказала девушка, как будто не заметив его протеста.

— Для вас будет лучше всего, если вы просто обо мне забудете.

— Забыть тебя? — удивилась она. — Я не смогла бы, даже если бы хотела. Но я не хочу.

— Ваше высочество, вы помолвлены. Не откладывайте свадьбу до осени. Принц Аксель позаботится о вас, даже если ваш брак будет... фиктивным.

— Принц Аксель... — лицо её потемнело, подбородок задрожал, она опустила голову.

— Он станет вам хорошим мужем. Останьтесь с ним, умоляю! Хотя бы ради меня... мне больно думать, что я сломал вам жизнь.

Она не ответила и глаз не подняла. Твёрдо, как мог, Феликс проговорил:

— А сюда больше приходить не надо.

— Почему? Не хочешь меня видеть?

— Не хочу.

Принцесса помолчала, потом скользнула по нему пронзительным синим взором и улыбнулась:

— Неправда. Ты не хочешь, чтобы я тебя видела.

Даже такая улыбка, горькая и слабая, печально не похожая на те, что она дарила ему раньше, согрела Многоликому душу.

Прежние звуки — скрежет двери, шаги и гомон — возвестили о близком конце свидания. Эрика прильнула лицом к решётке и напомнила еле слышным шёпотом:

— Я тебя отсюда вытащу.

Феликс покачал головой:

— Я должен справиться сам.

— Вытащу, вот увидишь, — упрямо повторила она. И добавила одними губами: — Любимый.

'Пора, ваше высочество, пора!' — мерзкий Манганин клёкот, обрывая разговор, разнёсся по подземелью.

* * *

— Вот теперь, приятель, мы сможем с тобой поговорить по душам! — Потрошитель взгромоздился на высокий крутящийся стул между столом и кроватью, положил перед собой конторскую книгу и символическим жестом сдул пыль со зловещего арсенала своих приборов.

Он как будто приплясывал на месте. Казалось, сейчас он начнёт по-детски болтать не достающими пола ногами — в сочетании с его обликом престарелой хищной птицы это выглядело бы чудовищно.

— Зачем ты привёл сюда Принцессу? — первое, что сказал ему Феликс.

Изнывающему от жажды рту речь давалась с трудом; лишённое движения тело превратилось в тяжёлый сгусток усталости и боли.

Придворный Маг легкомысленно помахал в воздухе узловатыми пальцами:

— Где твоя хвалёная сообразительность? Это же просто, как полкроны!

— Зачем ты привёл её сюда? — повторил Многоликий. — Вам было бы куда спокойней с нею, если бы вы убедили её, что я сбежал.

— Его величество тоже сомневался в том, что ей нужно знать правду, — Мангана раскрыл журнал, повернулся вполоборота к пленнику и с интересом уткнулся в собственные записи. — Начнёт, мол, скандалить, требовать, чтобы тебя отпустили... Но я смог его переспорить. Смешные вы с Королём люди, право слово. Можно подумать, не знаете, что влюблённые — самые сговорчивые существа в мире. Если, конечно, найти к ним подход. К её высочеству я подход нашёл! — он издал самодовольный смешок и добавил: — Полагаю, и с тобой проблем не возникнет.

— Подход?..

— Ну да. Я всего лишь пообещал ей оставить тебя в живых — и милая девушка согласилась сразу на всё!

'Согласилась сразу на всё!..' — отдалось в голове у Феликса, и его захлестнула новая волна отчаяния, приглушённого было усталостью.

— Мерзавцы... чего вы от неё хотите?!

Потрошитель фыркнул:

— Не твоя печаль, грубиян! Не волнуйся, ничего из ряда вон выходящего. Ничего такого, чего не делают принцессы.

Он перевернул страницу и, бормоча что-то себе под нос и сосредоточенно шевеля ушами, сделал на следующей пометку карандашом. На этот вопрос ответа не будет, понял Многоликий. Зато, разумеется, будет ответ на другой! От неизвестности оборотень устал не меньше, чем от неподвижности — и желал как можно скорее получить из уст Манганы подтверждение тому, до чего успел додуматься сам в эти часы мучительного бездействия и одиночества.

— А от меня вам что нужно? — спросил он, сглотнув. — Наследство Ирсоль, пропади оно пропадом, вы уже получили!

— Нет, всё-таки вы два сапога пара! — Придворный Маг фыркнул снова — он так и фонтанировал хорошим настроением. — Её высочество сказала мне то же самое... и почти такими же словам. Должен признаться, Королю ты, и правда, больше не нужен — разве только затем, чтобы ему легче было ладить с дочерью. Но для меня, голубчик, ты бесценен, — он панибратски похлопал Феликса по руке, и того передёрнуло. — Я ведь только начал свои исследования! Таких интересных объектов, как ты, у меня ещё никогда не было. Ты себе не представляешь, как мне тяжело было прерваться, едва пригубив удовольствие!

— Надеешься, что я тебе посочувствую?

— Надеюсь, что ты не будешь мне мешать.

'Не дождёшься! — подумал Многоликий. — Что ты можешь со мной сделать? Заморозить до смерти? Как дрессировщик кнутом, бить меня током? По второму разу твои уловки не сработают. Я лучше сдохну здесь, чем позволю себя потрошить!' Но время для этих слов ещё не пришло, и вслух он произнёс другое:

— Мешать? Но ведь ты недавно хвастался, что сам можешь взять всё, что захочешь.

— Разумеется, — просипел колдун. — Но зачем упираться, добиваясь от тебя того, на что ты пойдёшь добровольно? Тратить силы и время, портить попусту твои прелестные пушистые шкурки... Это некрасиво и скучно. Я этого не люблю. Наука вещь элегантная, Многоликий, и требует красивых решений, — изрёк он, назидательно подняв палец.

— Наука? — переспросил Феликс. — Ты собираешься... разобрать меня на части лишь для того, чтобы узнать, как устроен мой Дар?

— По-твоему, узнать, как устроен Дар — этого мало?

— По-моему, это не всё! Ты хочешь его у меня отнять. Всё, что рассказывают о тебе — правда. Ты из тех, кто охотится за чужими Дарами. Такие, как ты, виноваты в том, что Одарённость из благословения превратилась в проклятие. Из-за вас Одарённые, как страшную тайну, скрывают свои таланты. Из-за вас, Мангана, мир покидает магия!

— Ты путаешь причину и следствие, — вздохнул с укоризной Придворный Маг. — Никто не знает, что заставляет магию уходить, но охотники возникли именно потому, что её остаётся всё меньше. Дарами не должен владеть кто попало, ими нельзя швыряться! У каждого Дара должно быть достойное применение. Вот ты, например, свой Дар до сих пор тратил на всякую ерунду. Но ничего, не огорчайся — ты теперь в надёжных руках, и...

— Говорят, присвоить себе чужие способности может лишь тот, у кого уже есть собственные. Хотя бы слабенькие, но свои! — перебил оборотень. — Это правда, господин Придворный Маг? Превратить в Одарённого того, кто родился обычным человеком, под силу только Серафимам, не так ли?

— Допустим, — не стал возражать Потрошитель.

— А ты родился обычным человеком! И это терзает тебя всю жизнь! Ты всю жизнь ищешь способ сделать самого себя Одарённым. Одного за другим уничтожаешь тех, кому повезло больше, чем тебе, пытаясь разгадать их секрет... сколько людей уже ты убил, Мангана? Скольких насильно лишил их Дара? Но у тебя так ничего и не получилось, да? Ты бездарь, чужие способности на тебе не держатся. Год проходит за годом, а ты по-прежнему фокусник, но не чудотворец. Даже тело своё не можешь омолодить, прогнившая ты коряга!

Сам не зная, зачем, Феликс пытался разозлить своего мучителя, но тот оставался на удивление спокойным. С любопытством посматривал на пленника, черкался в своём журнале и совершенно не проявлял не только гнева, но даже и раздражения. Либо все выстрелы ушли 'в молоко', потому что Многоликий ошибся в своих догадках — либо он не ошибся, но упустил из виду что-то очень важное.

И вдруг его осенило, что именно он мог упустить!

Оборотень замолчал, со всех сторон примерился к своей догадке, а затем поинтересовался, резко меняя тему:

— Ты скажешь мне, зачем нужен предмет, из-за которого вы всё это устроили? Я слышал, у него много имён, но прежде мне было известно только одно — Инструмент Справедливости.

— Конечно, скажу — он ведь был и твоим тоже, хотя и совсем недолго, — ухмыльнулся Придворный Маг. — Наиболее подходящее его имя — Инструмент Власти.

— Не сомневаюсь, эту версию ты выдал Королю. А на деле?

— Разве я посмел бы вводить в заблуждение его величество?

— А на деле, Мангана, это Инструмент Одарённости, верно? Он даёт магические способности тем, у кого их раньше не было — я прав?

— Фантазёр, — после едва уловимой паузы проскрипел Потрошитель. — Но ты развлёк меня, спасибо. Я и не думал, что ты можешь быть таким забавным — последние сутки явно пошли тебе на пользу! А теперь перейдём к делу. Я по-прежнему горю желанием разобраться в природе твоего Дара. И по-прежнему предпочёл бы, чтобы ты сам предоставил себя для моих исследований.

— Не дождёшься! — почти с облегчением выдохнул Феликс. — Бери то, что сумеешь взять, но я тебе помогать не буду.

— Ну-ну, не торопись с ответом, — Мангана опять потрепал его по онемевшей руке. — Предупреждал ведь, что найду к тебе подход. Я знаю, о чём ты думаешь: 'Убить он меня всё равно не убьёт, а там, глядишь, принцесса Эрика меня опять отсюда вызволит'. Так вот, имей в виду. Во-первых, она тебя не вызволит — ключ от твоего пояса ей никто больше не подсунет. Во-вторых, убивать тебя я, действительно, не буду. По крайней мере, пока. Но эксперименты откладывать не намерен, независимо от того, согласишься ты или нет. Что, если я как-нибудь приглашу её впечатлительное высочество понаблюдать за тем, как мы работаем? Как тебе такая идея, голубчик?

И тогда Многоликий понял, что ловушка захлопнулась. Какое бы решение он ни принял, легко ему не будет. Что собой представляют 'эксперименты' этого вивисектора, он уже знает. Согласиться на них значит не только обречь себя на бесконечный кошмар, но и почти наверняка лишиться своего Дара — неизвестно, сумеет ли Мангана присвоить способности Феликса себе, но уничтожить их явно сумеет. Отказаться значит принять пытки и, возможно, вовсе их не пережить — но если пережить удастся, появится шанс вырваться отсюда, сохранив Дар целым и невредимым. Но как позволить Потрошителю впутать в свои жестокие игры Эрику? Ранимую, добрую, самоотверженную Эрику, которая уже однажды по милости Феликса чуть не потеряла всего того, чем обладала по праву рождения? 'Чем дальше она будет от всей этой мерзости, тем скорее забудет случившееся', — решил оборотень. И уточнил:

— Ты дашь мне слово, что не станешь водить её ко мне и не расскажешь ей правды?

— Разумеется, дам, — не скрывая удовлетворения, проскрежетал Придворный Маг. — Я скажу её высочеству, что ты просто отбываешь заключение. Ведь почётного звания государственного преступника тебя никто не лишал.

— Тогда считай, что мы договорились, — выплюнул сквозь зубы Многоликий.

* * *

Всё, о чём мечтала Эрика после визита в подземелье — поскорее попасть в свои покои, к тишине и чистому воздуху, к маминым роялю и фикусу, к изразцовой печке и мягкой постели. Упасть на льняное покрывало, зарыться лицом в подушку и лежать так долго-долго, до тех пор, пока не расслабятся плечи и не перестанет колоть в груди. До тех пор, пока не притупятся боль и страх. Но и этому желанию Принцессы не суждено было осуществиться. Зарешёченную серость лазарета сменила безликая роскошь гостевых апартаментов. Отец, обретя своё прежнее равнодушие, объяснил: 'Твои покои благоустраивают перед свадьбой, ведь ты скоро будешь жить в них не одна'. И Эрика задохнулась от охватившего её горя. Утрата гнёздышка, с такой любовью свитого, была ерундой по сравнению с остальными бедами, которые постигли девушку. Но именно эта потеря поставила точку в случившемся: приговор вынесен и обжалованию не подлежит!

В апартаментах Эрику встречала Валькирия. Горничная с обычным усердием растопила печь, сервировала обед, нагрела воду и приготовила платье для вечернего рандеву с герцогом Пертинадом. Но и в ней что-то изменилось за эти дни. Она никогда не была принцессиной наперсницей, однако прежде казалась не только усердной, но и заботливой. Если кто-то после Королевы и проявлял интерес к тому, как чувствует себя наследница трона и что у неё на душе, то это была Вальда. Теперь же Эрика лишилась и такой малости. Однако она была слишком измученной, чтобы ломать голову, откуда взялся иронический холодок в интонациях горничной. Предположение, что практичная до мозга костей прислуга осуждает хозяйку за то, что та упустила идеального мужа, мелькнуло на краю сознания и исчезло, тут же забытое.

— У тебя есть четыре часа до встречи с женихом. Используй их на то, чтобы подкрепиться, поспать и привести себя в порядок, — распорядился отец, проводив Эрику до её временного пристанища.

— Да, папа, — ответила она чуть слышно.

В этот момент в дверь постучали. Валькирия пошла открывать и вернулась, неся на подносе небольшой белый конверт, запечатанный сургучной печатью.

— Почта для её высочества.

— Дай-ка мне, — не спрашивая разрешения дочери, Король взял конверт и вскрыл его; пробежал глазами письмо и, держа его двумя пальцами, протянул Принцессе: — Полагаю, он врёт. Читай.

Послание было от принца Акселя. Крупным разборчивым почерком он написал следующее:

'Дорогая Эрика! Уверен, Вам сообщили, что разрыв нашей с Вами помолвки произошёл потому, что я признался Императору в нашем сговоре и рассказал ему о Вашем побеге. Мне нестерпимо думать, что Вы считаете меня предателем. Это не так — умоляю, поверьте мне!!! Я не меньше Вас был заинтересован в том, чтобы сохранить тайну. Моя вина лишь в том, что я не сжёг Вашу записку сразу после того, как её получил — и за это я на коленях прошу у Вас прощения. Я собирался уничтожить её позже, но когда вернулся к себе, выполнив Ваше поручение, увидел, что она исчезла. Утром пришла телеграмма от отца, он потребовал моего немедленного возращения домой. К моему приезду записка уже была у него, он предъявил мне её как свидетельство того, что ему всё известно. Клянусь святыми Небесами, я не понимаю, что произошло! Сейчас, когда Вы читаете это письмо, другая принцесса, вероятно, уже приняла предложенную мною руку. Сердце моё, как Вы знаете, навсегда отдано Аните, которую я больше не увижу. Но в нём осталось место и для приязни и благодарности к Вам, дорогая Эрика. Надеюсь, кто бы ни стал Вашим мужем, Ваш брак будет более удачным, чем мой. С безусловным почтением и пожеланием счастья, Аксель, младший сын Джердона Третьего'.