Он усмехнулся. — Это только тебе холодно, Белла.
Сегодня мне было холодно и во сне, может быть потому, что я спала в объятиях Эдварда. Мне снилась гроза, я была на улице, ветер раздувал мои волосы, слепил мне глаза. Я стояла на каменистом берегу Первого Пляжа, пытаясь узнать, что там за быстро движущиеся силуэты в дальнем конце, но едва могла различить их. Сначала, ничего не было видно, кроме белых и чёрных вспышек, приближающихся, а потом отдаляющихся. Но вдруг, словно луна вышла из облаков, я смогла увидеть всё.
Розали, её мокрые золотые волосы ниспадали локонами до колен, ее атаковал огромный волк, морда в серебристых подпалинах, в животном я инстинктивно узнала Билли Блэка.
Я бросилась бежать, но обнаружила, что с трудом могу пошевелиться, как обычно бывает во сне. Пыталась кричать им, сказать, чтоб они остановились, но мой голос улетел с ветром, я не могла произнести ни звука. Замахала руками, пытаясь привлечь их внимание. Что-то блеснуло у меня в руке, и тут я в первый раз обратила внимание, что моя правая рука не пуста.
Я держала длинный острый клинок, древний, серебренный, покрытый коркой почерневшей крови.
Отшвырнув нож, я резко открыла глаза в темноте своей спальни. Первое что до меня дошло, что я была не одна, я повернулась и уткнулась в грудь Эдварда, зная, что приятный аромат его кожи прогонит любой кошмар лучше другого средства.
— Я тебя разбудил? — прошептал он. В тишине был слышен только шелест страниц, и глухой звук — что-то упало на деревянный пол.
— Нет, — пробормотала я, вздохнув и тая в его объятьях. — Мне приснился плохой сон.
— Хочешь рассказать мне?
— Нет. — я покачала головой — Слишком устала. Может завтра, если вспомню.
Он ответил легким смешком.
— Хорошо, утром.
— Что ты читал, — пробормотала я, не проснувшись до конца.
— "Грозовой перевал", — сказал он.
Я сонно нахмурилась. — Думала, ты не любишь эту книгу.
— Ты оставила её, — прошептал он своим бархатным, приводящим меня в бессознательное состояние, голосом.
— Кроме того...чем больше времени я провожу с тобой, тем больше человеческих эмоций у меня появляется. Я обнаружил, что симпатизирую Хитклифу, чего раньше не замечал за собой.
— Хм. — вздохнула я.
Он тихо сказал ещё что-то, но я уже спала.
Утро оказалось серое и спокойное. Эдвард спросил меня о моём сне, но я так и не смогла вспомнить ничего, кроме того, что мне было холодно ночью, и что я была рада найти его рядом, когда проснулась. Перед тем как отправился домой, переодеться и забрать машину, он целовал меня достаточно долго, чтобы мой пульс участился.
Я быстро оделась, проблемы выбора одежды у меня не было. Тот, кто рылся в моей корзине с грязным бельем, критически оценил мой гардероб. Это меня не пугало, но зато жутко раздражало.
Уже собираясь спускаться завтракать, я заметила мое потёртое издание "Грозового перевала", книга лежала на полу открытой, на том же месте, где ее ночью выронил Эвард, он загнул страницу, так же как и я всегда делала.
Я заинтересованно её подняла, пытаясь вспомнить, что он говорил. Что-то про чувство симпатии к Хитклифу, больше чем к другим героям. Нет, наверно ошиблась, скорее всего, мне это приснилось.
Слова на открытой страничке привлекли моё внимание, и я присмотрелась внимательней. Говорил Хитклиф, и я помнила этот абзац хорошо.
—
В этом видно различие между его любовью и моей: будь я на его месте, а он на моем, я, хоть сжигай меня самая лютая ненависть, никогда бы я не поднял на него руку. Ты смотришь недоверчиво? Да, никогда! Никогда не изгнал бы я его из ее общества, пока ей хочется быть близ него. В тот час, когда он стал бы ей безразличен, я вырвал бы сердце из его груди и пил бы его кровь! Но до тех пор — если не веришь, ты не знаешь меня — до тех пор я дал бы разрезать себя на куски, но не тронул бы волоска на его голове!
(перевод Н. Вольпин)
Слова, которые привлекли моё внимание, были — "пил бы его кровь".
Я вздрогнула.
Да, конечно же, мне, скорее всего, приснилось, что Эдвард сказал что-то позитивное о Хитклифе. И эта страница, скорее всего не та, которую он читал. А книга могла упасть и открыться на любой странице.
—
—
Глава 12
Время
— У меня было видение... — зловещим тоном начала Элис.
Эдвард попытался пихнуть её локтем в бок, но она ловко увернулась.
— Отлично, — прорычала она. — Эдвард заставил меня это сказать. Но я действительно предвидела, что если бы я устроила тебе сюрприз, тебе было бы гораздо сложнее принять это.
Мы шли к машине после школы, и я не имела ни малейшего понятия, о чём она говорила.
— А можно по-английски? — попросила я.
— Не будь ребёнком. И чтоб никаких истерик.
— Теперь мне страшно.
— Что ж, у тебя, то есть у нас, будет вечеринка по случаю выпускного. Ничего особенного. Ничего такого, из-за чего следовало бы волноваться. Но я увидела, что ты будешь переживать, если эта вечеринка станет для тебя сюрпризом. — Она, пританцовывая, отошла с дороги, уклоняясь от Эдварда, потянувшегося, чтобы взъерошить её волосы, — и Эдвард заявил, что я должна буду тебе рассказать об этом. Но я обещаю, что не будет ничего особенного.
Я тяжело вздохнула:
— Стоит ли спорить на эту тему?
— Абсолютно не стоит.
— Хорошо, Элис, я приду. И обещаю, что мне будет ненавистна каждая минута этой вечеринки.
— Ну что за настрой! Кстати, я уже обожаю твой подарок. Тебе не стоило утруждаться.
— Элис, я и не утруждалась.
— О, я знаю, но будешь.
Я напрягла мозги, в панике пытаясь вспомнить, что же такого я могла решить подарить ей на выпускной.
— Удивительно, — пробормотал Эдвард. — Как кто-то такой крошечный, может быть настолько раздражающим?
Элис рассмеялась:
— Это талант.
— Разве вы не могли подождать ещё несколько недель, прежде чем сказать мне об этом? — Недовольно спросила я. — Теперь мне придется переживать по этому поводу намного дольше.
Элис нахмурилась.
— Бэлла, — медленно произнесла она. — Ты знаешь, какой сегодня день?
— Понедельник?
Она закатила глаза:
— Да. Сегодня понедельник... четвертое число, — Схватив меня за локоть и развернув на пол-оборота, она указала на большой желтый плакат, прикреплённый к двери спортивного зала. Там, чёткими чёрными буквами была написана дата выпускного. Ровно через неделю.
— Сегодня четвёртое? Июня? Вы уверены?
Никто из них двоих не ответил. Элис с грустью покачала головой, делая вид, что расстроена, а Эдвард приподнял бровь.
— Не может быть! Как это случилось? — Я пыталась мысленно отсчитать дни обратно, но так и не смогла выяснить, куда ушло время.
Я чувствовала себя так, словно земля ушла у меня из — под ног. Недели стресса, переживаний... каким-то непонятным для меня образом посреди всей моей нездоровой зацикленности на времени, это "мое" время бесследно исчезло. Время, отведённое мне для того, чтобы во всём разобраться, построить планы, просто растворилось. Моё время истекло.
И я не была готова.
Не знала, как сделать это. Как попрощаться с Чарли и Рене... с Джейкобом... моим человеческим существованием.
Я точно знала, чего я хотела, но внезапно мне стало ужасно страшно получить это.
Теоретически, я сильно, даже с нетерпением желала обменять смертность на бессмертие. В конце концов, это была единственная возможность остаться с Эдвардом навсегда. К тому же, еще оставался и факт того, что на меня охотились известные и неизвестные нам враги. Мне не следовало рассиживаться без толку, беспомощной и восхитительно аппетитной, ожидая, пока кто-нибудь из этих врагов доберётся до меня.
Теоретически, всё это имело смысл.
На практике... быть человеком — единственное, что я знала. Будущее по ту сторону казалось большой, тёмной пропастью, которую я не могла познать, не прыгнув в неё.
Простое осознание сегодняшней даты, которая была настолько очевидной, что должно быть, я подсознательно вытесняла её из своих мыслей, заставило меня воспринять истечение срока, до которого я с нетерпением считала дни, как дату расстрела.
Непонятно каким образом, но я вдруг осознала, что Эдвард придерживает для меня открытую дверь машины, Элис болтает о чём-то с заднего сидения, а по лобовому стеклу барабанит дождь. Казалось, что Эдвард понял — я лишь телом присутствовала здесь; он даже не пытался вытащить меня из задумчивости. Хотя, возможно, он и пытался, но я не замечала.
В конце концов, мы оказались у моего дома, где Эдвард проводил меня до дивана в гостиной и уложил рядом с собой. Я уставилась в окно, в густую серую дымку, пытаясь выяснить, куда ушла вся моя решимость. Почему я вдруг запаниковала? Я же знала, что срок истекает. Почему же меня это так напугало?
Я не знаю, как долго он позволял мне смотреть в окно в полной тишине. Но дождь уже растворялся в темноте, когда, в конце концов, даже для него это стало уже чересчур. Он взял моё лицо в свои холодные руки и заглянул своими золотистыми глазами в мои.
— Может, соизволишь сказать, о чём ты думаешь? Прежде, чем я сойду с ума.
Что я могла сказать ему? Что я струсила? Подходящих слов так и не находилось.
— У тебя губы побелели. Говори, Белла.
Я глубоко выдохнула. Как же долго я задерживала дыхание?
— Сегодняшняя дата застала меня врасплох, — прошептала я. — Вот и всё.
Он выжидал, на его лице отражались волнение и скептицизм.
Я попыталась объяснить:
— Я не уверена, что знаю, как мне поступить... Что сказать Чарли... как сказать... как... — мой голос замер.
— Это не по поводу вечеринки?
Я помрачнела.
— Нет, но спасибо, что напомнил мне.
Пока он пытался прочесть выражение моего лица, дождь за окном усилился.
— Ты не готова, — прошептал он.
— Я готова, — немедленно, по привычке солгала я. Он видел меня насквозь, поэтому я сделала глубокий вдох и выложила всю правду.
— Я должна.
— Ты ничего не должна.
Называя причины, я почувствовала, как в моих глазах отразилась паника:
— Виктория, Джейн, Кай — кто бы то ни был в моей комнате...!
— Это еще более веская причина, чтобы подождать.
— Это бессмысленно, Эдвард!
Он крепче обхватил моё лицо и начал неторопливо говорить:
— Белла. Ни у кого из нас не было выбора. Ты видишь, что из этого получилось... особенно с Розали. Мы все боролись, пытаясь смириться с тем, что нам приходилось контролировать. Этого не должно случиться с тобой. У тебя будет выбор.
— Я уже сделала свой выбор.
— Но ты не должна проходить через это лишь потому, что над твоей головой висит Дамоклов меч. Мы сами позаботимся обо всех проблемах, а я позабочусь о тебе, — поклялся он. — Когда мы пройдём через всё это, и тебя ничего не будет вынуждать, тогда ты сможешь присоединиться ко мне, если всё ещё будешь хотеть этого, но не потому, что напугана. Никто тебя вынуждать не будет.
— Карлайл обещал, — пробормотала я, противореча по привычке. — После выпускного.
— Не раньше, чем ты будешь готова, — уверенно сказал он. — И уж конечно не тогда, когда ты так напугана.
Я не ответила, не хотела спорить. Казалось, в этот момент у меня не было никакой уверенности.
— Вот видишь, — он поцеловал меня в лоб. — Не о чём волноваться.
Я надтреснуто засмеялась:
— Не о чём, только о грядущем конце света.
— Поверь мне.
— Я верю.
Он всё ещё смотрел на моё лицо, ожидая, когда я, наконец, расслаблюсь.
— Могу я спросить тебя коё о чём? — спросила я.
— О чём угодно.
Я колебалась, кусая губу, а затем задала совсем другой вопрос, вместо того, который хотела.
— Что я подарю Элис на выпускной?
Он подавил вырвавшийся наружу смешок:
— Ну, выглядело так, будто ты даришь нам обоим билеты на концерт.
— Точно! — я испытала такое облегчение, что почти улыбалась. — Концерт в Такоме. Я видела объявление в газете на прошлой неделе и подумала, что вам понравится, судя по тому, что ты расхваливал этот диск.
— Отличная идея, спасибо.
— Надеюсь, что билеты ещё не распроданы.
— Хорошая мысль. Надо выяснить.
Я вздохнула.
— Есть ещё кое-что, о чём ты хотела меня спросить, — сказал он.
Я нахмурилась:
— Ты прав.
— У меня было много практики по чтению выражений твоего лица. Спрашивай.
Я закрыла глаза, пряча лицо у него на груди:
— Ты не хочешь, чтобы я была вампиром.
— Нет, не хочу, — сказал он мягко, затем немного подождал.
— Это не вопрос, — подсказал он вскоре.
— Что ж, я переживаю по поводу того... почему ты так к этому относишься?
— Переживаешь? — Он с удивлением вырвал единственное слово из контекста.
— Ты скажешь мне почему? Всю правду, не боясь задеть мои чувства?
В течение минуты он колебался:
— Если я отвечу на твой вопрос, ты объяснишь мне потом, почему ты мне его задала?
Я кивнула, всё ещё пряча свое лицо.
Прежде, чем ответить, он сделал глубокий вдох:
— У тебя всё могло бы быть гораздо лучше, Белла. Я знаю, что ты веришь в то, что у меня есть душа, но сам я не полностью убеждён в этом, и рисковать твоей... — он медленно покачал головой.
— Для меня, позволить тебе это — позволить стать тебе той, кем сейчас являюсь я, лишь бы никогда не потерять тебя— является самым эгоистичным поступком, который я только могу себе представить. Я хочу этого больше всего на свете, для себя. Для тебя же, я хочу гораздо большего. Поддаться своему эгоизму — кажется мне преступным. Это будет самая эгоистичная вещь, которую я когда-либо сделаю, даже если буду жить вечно. Если бы для меня существовал какой-либо способ стать человеком, ради того, чтобы быть с тобой, не важно, какова была бы цена, я бы заплатил её.
Я сидела неподвижно, переваривая сказанное.
Эдвард думал, что ведёт себя эгоистично.
Я почувствовала, как на моем лице появляется улыбка.
— Так... это не из-за того, что ты боишься, что после изменения не сможешь любить меня так же сильно, когда я перестану быть мягкой и тёплой, и ты не будешь чувствовать мой запах? Ты действительно хочешь быть со мной, независимо от того, какой я стану?
Он резко выдохнул:
— Ты переживала из-за того, что ты мне разонравишься? — потребовал он ответа. Но, прежде, чем я смогла ответить ему, он рассмеялся. — Белла, для человека с довольно сильно развитой интуицией ты иногда бываешь такой бестолковой!
Я знала, что ему это покажется глупым, но, тем не менее, испытала облегчение. Если он действительно хотел быть со мной, я смогла бы пройти через остальное... как-нибудь. Слово эгоистичный вдруг показалось таким красивым.
— Я не думаю, что ты представляешь, насколько легче мне станет, Белла, — сказал он, с отголоском юмора в голосе, — Когда мне не придётся концентрировать всё своё внимание на том, чтобы не убить тебя. Конечно, будут вещи, по которым я буду скучать. Например, это...
Он посмотрел в мои глаза и погладил меня по щеке; я почувствовала, как кровь прилила, заставляя мою кожу покрыться румянцем. Он нежно засмеялся.
