В то же время есть такой процесс как взаимопроникновение культур. Черпая из культуры Китая союзники и сами, что-то должны были давать взамен. Сначала это были товары которые ценились в Китае или которых там отродясь не бывало. И вот вскоре в поднебесной империи знать уже употребляла кофе в качестве возбуждающего напитка, а даосы и лекари включали его в состав лекарств. В Гуаньджоу в иноземном квартале, чтобы скоротать время и почтить богов был сооружен театр, где давали для публики представления. А так как этим сооружением заинтересовались ханьцы, то ради них один из авторов перевел на ханьский язык Лисистрату и дал спектакль. Реакция на него была у ханьцев бурной и неоднозначной, многие высшие чиновники посчитали спектакль грубым варварским действом и покинули театр, но на смену им пришли многие зрители попроще: студенты, торговцы, мелкие ремесленники, пришедшие продавать немудрёный товар крестьяне. Играли в театре мужчины, в основном это были болтающиеся без дела моряки, но после первых же спектаклей, в качестве актеров начали нанимать играть роли бедных студентов. Те может быть и забывали слова, путались в непривычных хитонах, падали с неудобной обуви, но играли самозабвенно и там где забывали текст вставляли монологи собственного сочинения. Сама драма Лисистрата о том, как женщины, решив добиться мира между Спартой и Афинами, закрылись от мужчин в акрополе и отказали мужьям в любви, была для китайцев, постоянно в те времена воевавших, свежа и понятна как никогда.

Театр стал пользоваться бешенной популярностью, его стали считать варварским искусством. Интерес к морским варварам был так силен, что многие начали наниматься к чужестранцам на работу или просто просить научить их языку иностранцев. И тут выяснилось, что иностранцы говорят на трёх языках и имеют тоже книги, причем пишут их не на дощечках, а на специальном материале — папирусе. Интерес рос, так же как неуклонно рос грузопоток в Китай и из Китая. По договору с Союзом бесплатно с Тапробаны в Китай были доставлены буддийские монахи, которые как только постигли основы ханьского языка, начали бурную миссионерскую деятельность. Точно такая же деятельность была ими развернута и в открывшихся буддийских храмах в Союзе.

Император потребовал предоставить ему чудесный материал для книг и его доставили. Теперь папирус, вывозимый из Египта, стал доставляться за тысячи километров в далёкий Китай. В Китае он продавался недёшево и приносил высокие доходы торговцам-мореходам. Также в Китай хлынули в небывалом количестве разнообразные специи, которые сами союзники бесплатно в счет дани получали в крепости на острове трех рек.

Город Гуаньджоу стал в империи очень скоро городом, где можно купить абсолютно всё, начиная от чернокожей рабыни и заканчивая боевым слоном. В городе использовали для освещения дешёвое и вонючее привозное масло в бочках, оливковое масло широко использовалось в пищу и для натираний, кофейни предлагали кофе приготовленное сотнями различных способов, привозной сахар продавался и огромными головами и маленькими кусочками. Порции бетеля, завёрнутые в листочки, продавались и бедным и богатым. В конце-концов настало время, когда у пристаней Гуаньджоу постоянно разгружались и загружались корабли. Приходили они почти ежедневно и только неблагоприятные погодные условия временно прерывали этот постоянный ручеек.

Как только ханьцы стали изучать языки варваров они с удивлением поняли, что в той же астрономии и математике варвары опередили их намного и давно оперируют такими понятиями, смысл которых в империи и самые мудрые ученые не всегда улавливали. Огромные же корабли чужестранцев просто вызывали восхищение и зависть.

На торговых кораблях союзников стали появляться "ханьские ложки" — компасы. Учёные из "садов мудрости" Тира наладили их производство.

Ханизация меньше всего затронула Тал Нофсинхар с его китобойными промыслами. Находясь в стороне от основных морских путей Союза и монополизировав торговлю китовым усом и ворванью, он всё более и более становился самодостаточным государством. Посёлки китобоев — новсинхарцев протянулись цепочкой вдоль восточного побережья Африки от мыса Аристарха на север.

90-80 е годы до н.э.

А мир меж тем не стоял на месте.

В Римской республике разразилась Союзническая война, затем началась первая война с Митридатом Понтийским, который оттяпал всё восточное средиземноморье включая Малую Азию и Грецию.

Ханьцы как обычно воевали с кочевниками Хунну и как обычно не сказать чтобы уж очень удачно.

Новый энергичный царь Армении Тигран II начал войну с Парфией и так успешно воевал, что расширил пределы Армении и захватил Коммагену, Сирию, Финикию и Киликию.

В Египте как обычно началось народное восстаное против эллинов на юге страны. Восстание было подавлено только спустя три года и оплот восставших город Фивы был взят и разрушен.

В 87 году до н.э. умер ханьский имепратор У-ди и на престол взошел Чжао-ди.

В Римской республике начинается гражданская война и Рим вступает во вторую войну с Митридатом Понтийским.

В 82 году до н. э. случается событие, которое прошло для мира почти незаметно, а именно римляне занимают бывшую карфагенскую колонию Тингис за Геркулесовыми столбами. Таким образом, сферы интересов Тал Нофсинхара пересеклись с интересами римской республики. Вот только весовые категории были явно не в пользу нофсинхарцев. Максимум, что те могли поделать, это мобилизуя все силы, перебросить армию и осадить римский гарнизон в Тингисе. При этом пришлось бы напрячь все силы, чтобы прокормить осаждающие войска. Даже при захвате Тингиса нофсинхарцы получали постоянную проблему, ведь римляне могли легко перебросить войска и отбить город обратно. Именно начиная с этого времени нофсинхарские шпионы начинают массово внедрятся в западное средиземноморье, что вполне устраивало Тир, агентура которого в основном базировалась в Египте и восточном средиземноморье. Сотрудничество этих двух разведок и дало неожиданный результат впоследствии. В 72 году до н.э. из малоазийской области Киликии пришло весьма важное сообщение шпиона, переправленное не кораблём, а посредством сверхдорогой голубиной почты.

Украденная победа.

Как то одним непогожим осенним вечером на негостеприимном морском берегу сидел мучимый голодом человек и точил специальным точильным камнем прямой и короткий гладий. Море выкидывало на сушу всякий ненужный мусор. Человек жутко ненавидел это море, потому что оно дважды его обмануло. Первый раз его обманули киликийские пираты, а второй раз море переломало плоты его армии. Теперь они должны через рвы, валы и стены вырваться из этой морской ловушки. Сжав рукоятку гладия, человек последний раз кинул взгляд на далёкие и такие недостижимые горы Сицилии, после чего ушел спать в свой шалаш. Сон на голодный желудок не желал идти. В животе урчало. Голова продолжала обдумывать варианты спасения. Если бы не дети, женщины и старики. Этих людей ждала смерть и он был ответственен за них. В него они поверили и за ним пришли.

Внезапно послышалась какая-то возня в лагере. Рука привычно легла на рукоятку гладия, мышцы задышали силой, готовые к очередной битве. В шалаш дозорные втащили оборванца.

— Вот! Поймали на берегу. Приплыл на лодке с парусом. Говорит по-гречески, — доложили о задержанном.

— Кто ты? И Что тут делал? — Один из дозорных саданул незваному гостю под рёбра и тот шмякнулся в лужу. Вид его был не ахти. Замызганный до последней степени грубый хитон болтался на костистом теле. На заросшей густым черным волосом груди на шнурках болталась целая куча различных амулетов из рыбьих зубов и костей. Левый глаз незнакомца быстро заплывал фингалом. Восстановив дыхание, грек-оборванец быстро заговорил.

— Я, Беот, сын Зелота. Плыл в Регий с посланием от друзей киликийцев.

Слова оборванца, как громом поразили всех, кто стоял в шалаше. А Беот, поправляя остатки хитона, затараторил еще быстрее.

— Корабли пришли, но из-за бури боятся войти в мессинский пролив. Болтаемся какой день в открытом море без толку, а я сразу говорил, что надо идти на малых судах и вдоль берега, а не на больших кораблях и напрямки через открытое море.

— Если ты солгал, то умрёшь Беот! Всё еще не веря услышанному воскликнул давешний сиделец на берегу и отбросив меч, схватил грека за горло и легко поднял в воздух, так, что худые ноги в сандалиях заскребли по воздуху, а голова воткнулась в потолок шалаша. Затем человек опомнился и отбросил Беота в угол шалаша. Тот зашептал, потирая горло.

— Мы боимся Рима и его мести, поэтому лодки с кораблей, как только море поутихнет, подойдут к берегу ночью. Не шумите и мы переправим, как и обещали, вас в Сицилию. А теперь отпустите меня обратно и отдайте лодку. Беота отпустили. А в лагере стали готовиться к погрузке на корабли. Ведь готовились погрузиться около ста тысяч людей.

На следующую ночь никто к берегу не пристал. И голодные люди материли пиратов на чём свет стоит. То же повторилось и на вторую. А вот на третью, старый знакомец — Беот на своей лодке вынырнул из темноты и тут же развел бурную деятельность на берегу. Шкурами и другим барахлом он приказал отгородить от берега маленький костерок, чтоб его не видели с берега, но видели с моря. Потом он начал быстро открывать и закрывать костер шкурой барана. В море вспыхнул в ответ одинокий огонёк. Беот кинул в костёр какой-то порошок и огонь на миг ярко вспыхнул.

На берег Брутии одна за другой выскальзывали тёмные лодки в них молча садились люди и лодки, скрипнув вёслами, растворялись в темноте. Видимо корабли были близко, потому-как лодки быстро возвращались и брали новые партии людей. Когда небо стало светлеть в последние лодки сели отборные головорезы и наш старый знакомец, точивший меч на берегу. Огонёк в море пропал и их накрыло холодной пеленой мелкого дождя. Не видно было ни зги. Вскоре моряки перестали грести и лодки встали. Гребцы забурчали друг на друга. В это время над водой растёкся мелодичный металлический звон. Гребцы тут же налегли на вёсла и погнали лодки на звук. Который теперь повторялся через определенные промежутки времени. Через сотню другую гребков над ними навис высокий борт корабля нестерпимо провонявшего рыбой и черти-чем ещё.

Вдоль борта висела крупная сеть из верёвок. По ней-то и полезли вслед за моряками на корабль голодные путешественники. На палубе лежала груда оружия. Моряки суетливо втаскивали лодку на борт. Вновь прибывших тут же толчками подогнали к куче оружия, показывая знаками, что они должны своё оружие бросить туда-же. Конечно они не согласились бы, но им впервые за много дней пихали в руки здоровенные ковриги свежего хлеба, плошки с кусками варёной рыбы и кувшины с вином. Запах свежего хлеба подействовал на голодные мозги одуряющее и их лишили оружия, но не кинжалов, спрятанных в одежде. С набитыми хлебом ртами и занятыми едой руками они спустились в тёмный трюм битком набитый жующими людьми. Вино и полные желудки вскоре привели к тому, что все находившиеся в трюме крепко уснули. Видимо давала знать себя и качка, убаюкивавшая людей и нервное напряжение последних голодных дней, а может слабенькое снотворное в выпитом вине.

Пробуждение было менее приятным. Корабль раскачивало, видимо ветер крепчал. Отдельные брызги залетали в трюм. Над головой была крепкая деревянная решетка и одно это уже не понравилось многим, включая того, кто любил чистить свой гладий на безлюдном берегу. В трюме нестерпимо пахло какой-то гадостью. Над головой суетилась команда, то ли ставя, то ли убирая паруса. Плыли днём и ночью. Никого из трюма не выпускали. Несколько раз в день меняли ёмкость с фекалиями, вытягивая ёе наврех на веревках. В корзинах спускали еду, а в кувшинах вино, заместо воды, причем вино неплохое. Все трюмные жители были встревожены, сомнений не было, их облапошили и взяли в плен. Но почему не выдали римлянам? Куда везут? И для какой цели кормят? Ладно бы кормили мужчин и женщин, их можно было продать, но кормили и стариков и детей. Да и кормёжка была странной, в рацион входила каша из какого-то необычного белого зерна. Рыбу давали постоянно и на кусках не экономили. Вскоре корабли встали на якорь и им дали свежую пресную воду. Женщин вывели и разрешили помыться. Вернувшись, женщины рассказали, что стоянка у каких то островов и что с островов возят воду и пищу.

Вскоре корабли снялись с якоря и устремились вновь к никому не известной цели. Становилось всё теплее. Останавливались часто. Несколько раз в рационе появлялось свежее мясо, а один раз даже яблоки. Выпускаемые время от времени женщины и девушки рассказывали, что берег постоянно тянется с левого борта. На палубе между тем заметно прибавилось народа, вовсю сновали загорелые ребятишки, важные старики, женщины и мужчины, явно занимавшиеся раньше крестьянским трудом. Палубы были загромождены нехитрым скарбом.

Пленники в трюмах окончательно перестали понимать кто, куда и зачем их везёт. Теперь из трюмов на палубу выпустили детей и стариков, зато часть имущества погрузили в трюмы "уплотнив" пассажиров. Чернобородый капитан с утра и до вечера метался по этому плавучему базару, преследуемый палубными пассажирами, которые костерили его на неизвестном языке и только, что не разрывали на части.

А теплело теперь не по дням, а по часам. Вскоре нестерпимая жара начала донимать и тех, кто в трюме и тех, кто на палубе. Почти всех женщин и девушек теперь выпустили из трюма и они постоянно находились на палубе. Корабль подошел к какому-то острову и женщин и девушек в лодках отправили на остров. Обратно они приплыли с полными корзинами винограда. Привезли и свежую пресную воду. Один за одним к их кораблю присоединялись такие же корабли и с них на остров также отправлялись женские команды за виноградом. Набрав груз винограда и пресной воды корабли снимались с якоря и обходя от острова снова выходили в море. Корзины со свежим виноградом спустили в трюмы и мужчины от души наелись зрелых ягод.

Спустя несколько дней корабли вошли в большую гавань и встали на якорь. Всё палубное население свезли на берег в раскинувшийся вдоль берега город, белые домики которого терялись в зелени садов. Обратно на корабль лодки привезли бородатых воинов в полном доспехе. Они деловито погрузили их в лодки и свезли на берег. Тут уже собралась толпа народу, а с прибывающих кораблей всё везли и везли людей. Внезапно сквозь толпу протолкался знакомый оборванец, всё в том же видавшем виды хитоне и сразу показал пальцем на предводителя армии. Сопровождали его группа суровых бородатых мужчин с солидными золотыми цепями на толстых загорелых шеях.

Один из "встречающих" усмехнулся, показав отсутствие выбитого зуба, и шагнув вперёд, сказал громко по-гречески:

— Добро пожаловать в Тал Нофсинхар Спартак! Отдать им обратно оружие, отныне и навсегда они свободные люди!

Кто и зачем отобрал победу у Марка Красса?

С началом плавания в Китай поток переселенцев в Тал Нофсинхар и так не очень-то большой и регулярный, почти совсем иссяк. А люди были нужны для того, чтобы пахать землю, пасти скот, садить деревья и виноград, строить дома и корабли, бить китов, торговать. Город-колония задыхался от недостатка людских ресурсов.