— И третий тост я хочу произнести, — сказал сэр Стивен, — рискуя окончательно уронить себя в ваших глазах... Я хотел бы выпить за женщину, которую Господь наградил удивительным свойством. Есть свечи, которые ярко горят, но быстро гаснут, особенно если на них подует ветер, — но есть свечи, которые на ветру горят ещё ярче и не гаснут. Мы знали много блистательных женщин, однако сияние их было недолговечным; но как бы ни свирепствовал злой ветер, ваше сияние от этого становится только ярче, ваше величество!
— Милорд! — воскликнула Мария, едва удерживаясь от слёз.
— Выпьем же за светоч, что озаряет всех нас — за нашу королеву! — закончил сэр Стивен.
— За нашу королеву! — вскричали придворные в неподдельном восторге.
* * *
После тостов сэра Стивена обед пошёл гораздо веселее. Мрачные мысли покинули королеву, она с удовольствием поела и выпила вина, впрочем, не позволяя себе лишнего.
По окончании обеда должно было состояться представление пьесы "Артемида, Актеон и Каллисто", — но то ли из-за ландшафта местности, то ли по недосмотру церемониймейстера площадка для игры актеров оказалась позади лагеря, так что королеве и придворным пришлось встать из-за стола, пройти туда и рассесться заново. Тут рядом с креслом королевы очутился табурет, а на нём уселся до крайности сконфуженный молодой человек.
Придворные зашептались — этим молодым человеком был Роберт Дадли, юноша из знатной, но опальной семьи. Предкам сэра Роберта страшно не везло: его дед занимал министерский пост, но был казнен королём Генрихом за казнокрадство: отец занимал пост канцлера при молодом короле Эдуарде, сыне Генриха, и были казнён уже королевой Марией за попытку возвести на престол юную Джейн Грей, свою невестку, жену своего старшего сына Гилфорда. Каким-то чудом сэр Роберт избежал наказания после гибели отца и брата, однако он не мог не то что появиться при дворе королевы Марии, но даже жить в столице, — и вдруг он здесь, да ещё уселся возле её величества! Это был скандал.
Церемониймейстер, бледный от ужаса, подскочил к сэру Роберту и просипел:
— Откуда вы появились, сэр? Как вы посмели?!.. Немедленно отойдите от её величества!
— Мой дорогой церемониймейстер, я считаю, что на охоте, так же как в походе, некоторыми правилами этикета всё же можно пренебречь, — вмешался сэр Стивен. — Пусть молодой человек присядет возле её величества; мы не будем записывать этот случай в протокол, и таким образом право сидеть возле королевы не закрепится за этим юношей и, тем более, не закрепится за его потомками. Ваше величество, — шепнул он королеве, — это тот самый сэр Роберт, за которого я осмелился хлопотать перед вами. Ручаюсь, что он не знал о преступных замыслах своего отца и искренне предан вам. Пора бы его простить, если на то будет ваша воля, — и вы приобретёте себе верного слугу. Знаком прощения будет его присутствие здесь, рядом с вами, если вы это позволите.
— Да, я помню о вашей просьбе, — ответила Мария, неожиданно смутившись. — Что же, мы его прощаем. Пусть себе сидит... Мы не против...
— О, благодарю, ваша милость безгранична, — сказал сэр Стивен, низко-низко кланяясь королеве. — Поблагодарите же её величество, сэр! — подтолкнул он локтём молодого человека.
— Ваше величество, — прошипел потерявший от волнения голос сэр Роберт, — я хотел бы... Если бы это было... Оно было бы так... Но лучше всего, если оно будет так!.. — он отчаянно махнул рукой и замолчал.
— Сэр Роберт настолько потрясён великодушием её величества, что проглотил язык! -весело произнёс сэр Стивен. Придворные засмеялись, а он шепнул королеве: — Однако во всех других отношениях это прекрасный и порядочный юноша: надеюсь, ваше величество проявит о нём заботу, — по-христиански, как сестра о брате.
Мария, избегая смотреть на сэра Роберта, кивнула, а сэр Стивен повернулся к церемониймейстеру:
— Передайте актёрам, пусть начинают. Её величество ждёт.
Раздался низкий звук трубы, а потом громко ударили литавры.
— Трагедия! — громовым голосом возвестил актёр с густо намазанным белилами лицом, в чёрной одежде и чёрном плаще. — Греческая богиня Артемида на ваших глазах жестоко покарает молодого охотника Актеона и нимфу Каллисто.... Ваше величество, всемилостивейшая королева, милостивые государыни и государи, позвольте рассказать вам сюжет нашей короткой пьесы, дабы вам легче было её смотреть! В первой части пьесы дочь великого Зевса, богиня охоты Артемида будет купаться со своими нимфами в лесном ручье, когда сюда случайно забредёт охотившийся в этих краях юноша Актеон. Вместо того чтобы тут же уйти, Актеон станет подглядывать за купанием богини до тех пор, пока не будет замечен Артемидой. В гневе она превратит его в оленя и он будет растерзан своими собственными собаками.
Во второй части пьесы Артемида никак не может забыть красоту юноши, отчего впадает в печаль; богиня будет искать утешения у своей лучшей подруги, нимфы Каллисто. Нежные отношения, которые между ними возникнут, Артемида потребует скрепить обетом девственности от Каллисто. Нимфа поклянётся ей в этом, но Зевс, привлечённый прелестями Каллисто, захочет похитить её девственность. Он придумает коварный план: воспользовавшись отсутствием Артемиды, Зевс примет её облик и приступит к Каллисто с ласками. Ни о чём не подозревающая нимфа ответит ему на них и слишком поздно обнаружит обман... О, почтенные зрители, вы сами увидите, сколь велики будут обида и ярость Артемиды, когда она узнает, что Каллисто больше не девственница! Артемида превратит Каллисто в медведицу и наведёт на неё охотников. Но Зевс успеет перенести медведицу на небо, где она сделается созвездием... Смотрите, смотрите, смотрите! "Артемида, Актеон и Каллисто"! Греческая трагедия.
Он поклонился публике и ушёл в балаганчик около сценической площадки. Литавры грохнули так, что переполошили ворон и галок в роще, труба рявкнула, не уступая литаврам в громкости, — и затем они стихли, уступив место вступившим в дело лютне и флейте.
Из балаганчика вышли актёры, представляющие нимф, и актёр, представлявший Артемиду. Все они были одеты в очень яркие, пёстрые широкие платья; на голове у Артемиды был тёмный парик, на голове у нимф — рыжие. С хохотом и тонким визгом Артемида с нимфами бросилась в длинное развевающееся, прозрачное покрывало, изображающее ручей. С игривым смехом они сбросили с себя платья и остались в чём-то вроде трико телесного цвета. Купание началось.
Из балаганчика вышел актер, играющий роль Актеона. Это был хорошо известный лондонским зрителям Джероним — артист далеко не молодой, но по-прежнему изображающий молодых людей; впрочем, дамы утверждали, что ему никак нельзя было дать его лета.
Появление Джеронима было встречено аплодисментами; он с достоинством принял их, переждал, пока они закончатся, а после стал исполнять свою роль. Прежде всего, он беспечной походкой прошёлся по площадке, прикладывая руку к глазам и всматриваясь в даль, как бы выискивая добычу; из балаганчика в то же время раздавался очень натуральный лай собак. Затем Актеон услышал какие-то звуки, — это было видно по тому, что он вытянул шею и застыл. Недоумённо пожав плечами, он крадущимися шагами подошёл к развивающемуся покрывалу и вдруг охнул и закрылся руками, словно ослеплённый. Потом медленно опустил руки, ещё больше вытянул шею и принялся рассматривать купание богини, причмокивая губами и издавая восторженные звуки.
Это не укрылось от внимания Артемиды. Она осторожно выглянула из-за покрывала и сразу же заметила Актеона. Накинув платье, она встала перед ним и грозно закричала:
Как ты посмел, ничтожный смертный,
Смотреть на наготу мою?!
Ты к нам подкрался незаметный;
Тебя раздавим, как змею!
Актеон понурился и глухо пробормотал:
Не в силах был я оторваться
От вида высшей красоты.
Краса дана, чтоб любоваться,
Зачем меня ругаешь ты?
Артемида стукнула ногой об землю и закричала ещё громче:
Ты смеешь возражать богине,
Ты не признал свою вину?!
Погибнешь ты за это ныне,
Тебя я страшно накажу!
Актеон пытался сказать ещё что-то, но непреклонная Артемида хлопнула в ладоши, и в тот же миг на несчастного набросили волшебное покрывало. Затем нимфы поколдовали немного, — и из покрывала появился уже не Актеон, а олень, что было понятно по рогам на его голове. "Ату его, ату!" — вскричала Артемида; олень бросился бежать и скрылся за балаганчиком. Оттуда послышалось жуткое собачье рычание, вой раненного животного и, наконец, звуки, похожие на те, которые издает собака, гложущая кость. "Всё кончено!" — провозгласила Артемида.
Зрители захлопали и закричали "Браво!".
* * *
...Между первой и второй частью пьесы был устроен небольшой перерыв. Слуги принесли тёплое вино для спасения от вечерней сырости, и среди придворных завязались непринуждённые разговоры.
Королева искоса поглядывала на сэра Роберта Дадли, но он сидел, как статуя святого Адальберта Эдмондского, известного при жизни своей величавой неподвижностью и нелюбовью к высказанным словам, отчего и на скульптурных изображениях его показывали с застывшим лицом и со сжатыми губами.
— Милорд, — проговорила Мария и запнулась. — Милорд, — повторила она, — вам, должно быть, не понравилась пьеса. Вы не хлопали вместе со всеми.
— Мне понравилось, — поспешно ответил сэр Роберт, испугавшись, что он допустил бестактность, — я не хлопал, потому что не знал, имею ли на это право.
— Я тоже не знаю, что предписывает на сей счёт этикет, но сэр Стивен сказал, что этикетом на охоте можно пренебречь.
— Я запомню это, ваше величество.
— Так вам понравилась пьеса?
— Да, ваше величество. Она производит хорошее впечатление, — то есть я хотел отметить, что она неплохая: есть понятный сюжет, и актёры стараются... Впрочем, я давно не был в театре, слабо разбираюсь в искусстве, и потому мои суждения... Они далеки от... — смешался сэр Роберт.
— Актёры стараются, но пьеса чересчур вольная, и не соответствует христианской морали, — сказала Мария. — Но сейчас такие произведения в моде — даже при дворе его католического величества короля испанского ставятся подобные пьесы. Вся Европа упивается античностью и восторгается языческими преданиями. Даже Иисус, апостолы и святые пишутся художниками на манер языческих героев, в греческих или римских одеяниях, а то и вовсе без одежды. Этот обычай настолько распространился, что святейшие папы следует ему: дворцы и церкви Ватикана покрылись росписями, вызывающими смущение. Поощряются писатели и сочинители пьес, которые будто стараются превзойти один другого в неприличии. Если святейшие папы допускают такое, то как я могу запретить? Было бы греховно пытаться превзойти Рим в святости, — Мария беспомощно развела руками.
— Где вы жили в последние годы? — спросила затем она.
— В поместье моих престарелых родственников. После того как... Когда поместья моего отца были конфискованы, мне больше негде было жить, — сэр Роберт снова испугался, что сказал лишнее.
— Государство нуждается в защите, — заученно проговорила Мария. — Но вы не должны себя винить за преступление вашего отца и брата. Сэр Стивен сообщил нам, что вы преданны нашему престолу.
— Так оно и есть, ваше величество, уверяю вас! — воскликнул сэр Роберт чересчур громко.
— Тише, милорд, нас слушают, — королева оглянулась на придворных. — Значит, вы жили совсем один, без товарищей и без обычных для вашего возраста развлечений?
— Да, ваше величество.
— Печально. Вы так молоды, — сколько вам лет?
— Скоро будет двадцать.
— Когда мне было двадцать и немножко больше, я тоже была одна, — вздохнула Мария. — После развода с моей матерью король Генрих женился ещё пять раз, и мои мачехи не были добры со мной. Особенно леди Болейн — она терпеть меня не могла.
— Но теперь вы королева, — заметил сэр Роберт, — вокруг вас такое общество!
— Что из того? Моё одиночество не уменьшилось. Всем что-нибудь надо от меня, а истинных друзей как не было, так и нет, — прошептала Мария.
— Ваше величество? — переспросил сэр Роберт.
— У вас есть дама сердца, милорд? — Мария сама удивилась своей смелости: она, обычно скованно чувствующая себя с мужчинами, никогда не задавала подобных вопросов.
— Мадам! — сэр Роберт зарделся, как девица.
Мария улыбнулась.
— Начинается вторая часть пьесы, — сказала она. — Будем смотреть...
* * *
На площадку вышли Артемида и Каллисто. Они уселись на покрытую зелёным бархатом скамью, позади которой стоял шест с вывешенной на нём надписью "Берег ручья в священной роще Артемиды".
Артемида была грустна; вздыхая, она ударяла себя в грудь и издавала громкие стоны. Каллисто заглядывала ей в лицо и покачивала головой. В конце концов, Артемида изрекла:
Зачем была я столь жестока,
Зачем тот юноша погиб?
Зачем по воле злого рока
Он был собаками убит!
Он молод был и был беспечен,
Но разве казни заслужил?
И красотой был отмечен,
Зачем так мало он прожил?
Каллисто принялась утешать её:
Моя великая богиня!
Твоя беда в том — не вина!
Ты дочь Зевеса, и гордыня
Тебе с рожденья суждена.
Не изводи себя укором,
Тебя мы любим и храним,
Внемли ты нашим уговорам,
Оставь печаль свою другим!
Каллисто прилегла на колени Артемиды. Она ласково потрепала её по щеке, а потом, склонившись над нимфой, обняла её.
Среди зрителей раздался лёгкий шум — они посматривали на королеву: всем было известно, что Мария не любит фривольные сцены. Однако королева ничем не выказала недовольства, и представление продолжалось.
Артемида забыла про погубленного Актеона, найдя отраду в компании Каллисто. Протрубил охотничий рожок, Артемида поднялась и сказала:
Пора мне в чащу отправляться,
Мне долг идти туда велит.
С тобою трудно расставаться,
И сердце от тоски болит.
Клянись, что ты не позабудешь
Меня и верности обет.
Ничьей отныне ты не будешь,
Чужой любви ответишь "нет"!
Каллисто поклялась:
Клянусь, что я не позабуду
Тебя и верности обет.
Ничьей отныне я не буду,
Чужой любви отвечу "нет".
Артемида ушла. Как только она скрылась, появился Зевс — его играл Джероним, переодевшийся из Актеона в бога. Публика вновь принялась аплодировать ему; Джероним покрасовался в своём божественном одеянии, картинно застыв на сцене, а затем, как и в первое своё появление, стал беспечно расхаживать по площадке, совершенно не замечая, что на берегу ручья в священной роще Артемиды кто-то есть. Потом он опять охнул и закрылся руками, словно ослеплённый, увидев Каллисто.
Приблизившись к ней, он начал ухаживания со всяческими ужимками, вызывающими одобрительный смех в публике. Каллисто не поддавалась и ещё раз произнесла:
Клянусь, что я не позабуду
Богине верности обет.
Ничьей отныне я не буду,
Чужой любви отвечу "нет".
Зевс сокрушенно развёл руками, задумался, а затем вдруг стукнул себя по лбу и расхохотался. Он побежал в балаганчик и через минуту вышел уже в платье Артемиды. Подойдя к Каллисто, он обнял её за талию; не заподозрившая подвоха нимфа не отвергла его нежностей. Через некоторое время ударили литавры, и голос за сценой возвестил: "Свершилось!". Зевс тут же исчез, и появилась настоящая Артемида. Каллисто зарыдала; Артемида сразу же поняла, что случилось неладное. Богиня охнула; вновь загрохотали литавры, и Артемида вне себя от гнева закричала:
