Обратный путь в деревню не вызвал особых проблем, разве что занял почти втрое больше времени, чем понадобилось бы одному Седому. Но теперь-то особо торопиться ему было некуда. Скорее наоборот, он выполнил все намеченные дела и взятые на себя обязательства, и перед ним опять замаячил страшный призрак скуки и неприкаянности.
Куда двинуться дальше? Этот казалось бы простой вопрос ставил его в тупик, и вызывал в душе нехорошее ощущение.
За все годы "сознательной" жизни, — он практически не разу не покидал своей деревушки и ее окрестностей, и потому совершенно не знал мира в котором живут все остальные люди. Даже те байки и рассказы которые все-таки доходили до него через третьи-четвертые руки, (или скорее рты), — рисовали весьма смутную картину происходящего в большом мире. Ни разу, за всю свою сознательную, (четыре года) жизнь, он не отходил от деревни дальше чем верст на пять-шесть, и даже примерно не знал ни географии окружающего мира, ни обычаев, ни, так сказать, — "мировоззрения", живущих в нем людей.
Ну конечно он знал что магов надо ненавидеть и ругать, и даже смутно догадывался за что. Знал он так же, что дворянам и прочим "благородным" надо кланяться, угождать, и вообще, — всячески лебезить перед ними. Но как мы знаем, с этим "лебезением" у Седого были серьезные проблемы.
А в общем-то. — Мозг его был девственно чист и свободен от разных сословных комплексов и "идеологических" пристрастий. А основная его философия взаимоотношений с другими людьми, сводилась к принципу — "Как ты со мной, так и я с тобой".
Сразу после убийства баронского сынка со товарищем, вдохновленный возникшей у него идеей, наш герой смело выпрыгнул в большой мир. Но сделав свое дело и вернувшись обратно в своей тесный но уютный мирок, он стал испытывать перед большим миром некоторую робость. И чувство это только усилилось когда на смену, возбуждению и азарту охоты на барона пришли усталость и апатия, которые частенько появляются после большого нервного и физического напряжения.
Так что вернулся в деревушку он полностью разбитым и потерянным. Сдал, изведшемуся в ожидании и тревоге за судьбу родных Быку, своих подопечных и завалился спать, проспав почти сутки.
И только на третий день после возвращения, в избе его первой жены собрался совет состоящий из Быка, старосты и естественно Седого. Честно и подробно рассказал он им о том что натворил, принял все упреки и слова восхищения, и спросил в завершении.
— Ну, это все теперь дело прошлого. А дальше то что делать будем? Ты Бык куда ноги собираешься делать?
— Ноги говоришь... — усмехнулся тот в ответ, — Благодаря твоим заботам, ноги я смогу отсюда сделать еще не скоро..... Да ладно тебе, — я не в обиде. Ты башку на собственных плечах сохранял. И получилось это у тебя лучше чем у меня. Так что,— что сделано, то сделано.
— Не
* * *
**, себе, — сделано, что сделано. — Пробурчал староста. — Да будь у меня две руки, я б за такие дела.... Это надо же что удумать, — весь Баронский род под корень вывести.
— Дак ведь я....
— Дак, да с печки бряк. А если кто прознает? Тебе то что, тебя теперь ищи за тридевять земель, а нам как?
— Да кто прознает? Про то куда сыночек с дружком двинулись, только вот он знал. А ему болтать тоже выгоды нет. Трупы то в болото кинули?
— Ясен пень кинули!
— А коней куда? Надеюсь прикарманить не догадались?
— Тебе вот легко говорить, а нам пахать то на чем? Да это же такие кони.........!!!!
Они если хочешь знать, целого табуна таких как моя Пеструха стоят..... Эх.... И таких коней пришлось в лесу бросить. Знаешь Седой, плевал я на баронского сынка, и на папашку его я тоже плевал, но вот коней этих я тебе не в жизнь не прощу.
— Ладно, не прощай, главное что от следа избавился. Так что если из местных никто не проболтается, — все шито-крыто будет. Тебя про то сколько народу в деревне, когда-нибудь в замке спрашивали?
— А как же, по-твоему они барщину, да оброк назначали? Ясен пень, — спрашивали.
— И сколько ты указывал?
— Одиннадцать хозяев, да ты приблудный, — так и говорил. — ...А баб? — Да кто же их считать то будет?
— Вот и отлично, — я уйду, у тебя так и окажется одиннадцать мужиков, и один приблудный, — указал Седой пальцем на Быка. Так и продолжай говорить ближайшее время. Если вообще будут спрашивать.
— А сам то куда двинешь. — Спросил Бык.
— Да не знаю, — куда глаза глядят. Можешь чего присоветуете?
— Да такому бедовому человеку как ты, — все дороги открыты. Не сидел бы ты все эти годы в такой то глуши, — может сейчас сам бы Бароном звался. Тогда такие..., из грязи поднимались, диву даешься.
— Только нос особо не высовывай. И кличку смени, — посоветовал хмурый староста. А лучше прибейся к какому-нибудь купеческому каравану, и топай подальше от этих мест. И тебе это безопасней, и нам поспокойнее будет.
— Да, совет разумный, чем дальше от этих мест ты удерешь, тем безопаснее тебе будет. Человек ты одинокий, ничего тебя на одном месте не держит. Так что погуляй, посмотри на мир..... Я ведь, в свое-то время и сам мечтал весь мир обойти. Мир то он Седой, — мир то он огромный, а мы за всю жизнь только маленький кусочек его посмотреть и успеваем. А в нем столько всего.....
— Столько, да еще пол столько. А голова одна. А от вас совета ждать..., — что от червяка шерсти. Расскажите хотя бы где что располагается...., ну там, — города, реки, горы?
И опять наш герой пёр через лес, полагаясь на свое чутье и звериные тропы.
Куда вел его новый маршрут? — Этого он и сам не знал. По крайней мере точно. Повинуясь какому-то внутреннему чутью, он при выборе путей бегства подальше от баронских земель, предпочел направление в сторону родной деревни. Причем, он почему-то точно знал, — что там находиться именно его родная деревня. Правда он не знал ее точного места расположения, но надеялся, почему-то, что придя на местность, сможет ее узнать.
О чем думал наш герой, пробираясь через лес? Надеялся ли найти родных и прижиться на новом месте? — Если честно, — то нет. Снова становиться крестьянином он даже и не думал. А прошедшие пять лет, уже вспоминал как страшный сон. Тупое растительное существование его больше не интересовало. Его душа просила приключений, а организм требовал действия. Правда каких приключений, и какого действия, он пока и сам не знал и даже не догадывался какие они нынче бывают.
Единственная мысль о дальнейшем существовании, что хоть как-то его грела, — была мыслью заняться ремеслом наемного убийцы. Поскольку он искренне продолжал верить в перспективность данной профессии. Вот только кого именно мочить, и кто за это заплатит?
Наняться в купеческий караван, или в войско какого-нибудь феодала, — тоже было перспективным вариантом, хотя и менее интересным.
Собственно, первым делом он должен был решить три основные проблемы.
Во-первых, — найти способ зарабатывать средства к существованию, во-вторых, — найти такой способ зарабатывать средства к существованию, чтобы не было скучно. И в третьих, — скрыться от возможных преследователей за смерть барона.
Что касается первого пункта, тут в общем-то большой проблемы и не было. Поскольку денег найденных в "его" мешке, — при разумной трате должно было хватить еще надолго.
Скучно, ему пока тоже не было. Беглецу вообще не до скуки.
А вот что касается — "скрыться от преследователей", — тут у нашего героя возникало множество сомнений.
Для начала, вообще было не ясно, — а будет ли преследование? Удалось ли ему замести следы, и совершить безупречное преступление?
Хотя в общем-то законов, запрещающих убивать баронов вроде бы и не было. Да и после бардака последовавшего за падением Магов, с законами было вообще негусто. Каждый Владетель или Городская Управа были сами себе законом. Однако там где не работают законы написанные на пергаменте, — начинают работать другие законы.
В том числе и закон мести. Захочет ли новый Барон, пришедший на смену Живодеру, искать убийцу своего предшественника? Или будет ему настолько благодарен, что предпочтет забыть об этом?
Если не станет, — то какой смысл скрываться от того, кто тебя не преследует? В этом случае перспектива, всю оставшуюся жизнь прятаться и бояться несуществующей мести, — куда страшнее самой мести.
Но если все же личная месть, или закон Чести, заставят нового барона искать убийцу, — то погибать из-за своей беспечности, невероятная глупость.
Поэтому-то, наш герой и решил, хотя бы на первых порах, вести себя так словно преследование ведется, и быть готовым к тому что враги идут по его следу. А значит, — ему предстояло долгие месяцы, а то и годы, скрывать свою личность, прячась неизвестно от кого. Этого он попросту не умел.
Только спустя два дня, после долгих и продолжительных раздумий на эту тему, ему пришло в голову придумать себе какую-нибудь "легенду". Здравый смысл подсказал, что злоупотреблять фантазией и излишними подробностями не стоит. А лучше, рассказывая о себе, побольше напускать туману, намекая на "некие жизненные обстоятельства". Самое главное, не употреблять своего старого имени, и не упоминать местности откуда пришел. А лучше вообще вести себя так чтобы у окружающих не возникало желания лишний раз завести беседу.
А чем заняться помимо решения всех этих проблем? — Ответ Седому был ясен, — выяснением собственной личности.
И первым шагом на этом пути, должно было стать возвращение на "историческую родину". Может там, в родных крах, среди знакомых (если таковые найдутся) лиц, — он наконец-то обретет свою память?
Да и так ли надо человеку искать причины для возвращения в родные края? Ведь в каждом из нас, где-то в глубине души всегда есть этот зов, — возвратиться в те благословенные места, где ты был молод и счастлив, как может быть счастлив только ребенок, чья бьющая ключом энергия, любопытство и жажда жизни, легко перевешивают любые невзгоды и страдания. Только в обычной жизни зов этот заглушают стоны и вопли наших повседневных забот и амбиций, и лишь когда нас вдруг припечет..., жизнь пойдет крахом, и мы окажемся в глубокой депрессии и растерянности, — вот только тогда и позволяем мы себе услышать этот зов. И спешим, подобно блудным сыновьям, припасть к груди нашей малой, часто захолустной, и при других обстоятельствах, скучной родины.
Вот и у нашего героя возник такой порыв. И следую зову сердца, пошел он напролом через лес, повинуясь лишь великому и страшному инстинкту, что заставляет каких-нибудь там селедок, пересекать океан в поисках той самой захолустной речонки в верховьях которой они соблаговолили вылупиться из икры.
Одно плохо. Как и большинство подобных благих порывов, — окончился он в ближайшем кабаке, залитый многими кружками разбавленного пива и подкисшего вина.
Дернул же Злыдень нашего героя зайти в этот дурацкий кабак. Любопытство, или какие-то забытые воспоминания подтолкнули его свернуть с большой дороги в это шумное, крайне неопрятное и как бы это сказать, — не слишком внушающее доверие, придорожное заведение? А может после долгого перехода через лес, ночевок под открытым небом, еды собственного приготовления, и общения лишь со зверями да деревьями, захотелось ему пойти туда где люди, свет, нормальная, (по меркам неприхотливого солдата), еда, стены и крыша над головой?
Ну в общем, он пошел.....
Спустя трое суток, ранним погожим утром его разбудили, привели к какой-то присяге, поставили в строй и заставили маршировать в неизвестном направлении.
Кого другого, подобный поворот событий мог бы сломать или расстроить. Но наш герой, в данный момент чувствовал себя практически в своей, очень знакомой тарелке, — то есть пребывал в коме. Ну разве что тогда у него не болела голова, не выкручивало желудок и не было ощущения, что кто-то перепутал его рот с отхожим местом. Двигался он на автомате, в полном бесчувствии и только это как-то извиняет тот факт, что в руках у него оказалось копье.
И лишь когда солнышко уже изволило приподняться над линией горизонта, хорошенько присушив ночную росу, — полное бесчувствие сменилось не менее знакомым ощущением, когда в голове начинают мелькать смутные образы и полустертые воспоминания.
Хотя начало он помнил довольно неплохо. Два первых кувшина вина и все что происходило пока он их выпивал, помнилось довольно отчетливо. Потом были какие-то другие кувшины, собеседники, собутыльники, соратники и побратимы. Потом он кого-то бил, и с кем-то обнимался... А эта толстуха на сеновале была вполне ничего... Что-то он ей такого подарил... она еще так страшно радовалась... А что потом? Кажется он встретил своих однополчан и угостил их по-королевски.... Потом кажется его били.... Потом..... А что же было потом?... кто-то рылся в его карманах, за что и получил перо в бок.... А потом? Опять какая-то драка... он один против целой толпы, и тут кто-то пришел к нему на помощь... А потом они опять пили. Обнимались и ...
.... А кто эти люди..? и почему он идет в строю, и что это за палка у него в руках? — Ой, не фига себе, да это же копье! — Седой даже оглянулся в испуге, не видит ли его кто из бывших сослуживцев. — Это надо же, он — полусотник меченосцев (?), (вот кем оказывается он был в прошлой жизни), разгуливает с копьем в руках как какой-то...., копейщик. — Стыдобище! — Он чисто инстинктивно отбросил это, позорящее его высокий род войск оружие. И оно отлетев, вдарило по спине идущего впереди, отлетело куда-то назад, звонко задев чей-то шлем, и благополучно свалилось под ноги идущим солдатам, радостно увлекая их за собой.
— Что там за....., ...........дети......, у кого из..... растут не ноги, а.......
— Да это...... его задери, — новенький, с похмела копье не удержал, а вчера ....., что старый солдат.
— Ты, как там тебя? — Белый, ты......, или ......, а то...я собственноручно......., и ...... Понял?
— Да......, всякий, мне указывать будет....., да я......, еще когда твой папка................, а бабушка его......., и вообще, — где я? И кто вы такие?
В ответ раздался дружный смех. Кто-то хлопнул Седого по плечу, и басистым голосом сказал над самым его ухом.
— Ну ты брат Белый и нажрался вчера. Даже забыл как в нашу Армию записался?
— Я?! В Армию?!?! Да за каким хреном, мне ваша Армия сдалась?
— Да ты же сам просился. Говорил у тебя к нашим врагам должок имеется. А сотник наш, после того что ты в том сарае натворил, такого вояку с распростертыми объятьями.....
— В каком таком сарае? Не помню я никакого сарая. Конюшню помню... эту как ее...., ну рыжая такая, жопастая...., — ее тоже помню. А вот сарай.... .А что сильно я там....?
— Да уж, не хило. Видал я рубак, но что б такое, да в никаком виде... это я тебе скажу, то еще дельце. Ребятам в лагере расскажу, — не в жизнь не поверят. Особенно если копье ронять будешь.
— Слышь Белый, а может ты только в бухом виде вояка? А на трезвую голову пентюх— пентюхом? — раздался писклявый голос около второго уха, — Так давай мы с Жердью упросим Старшего Соратника, чтобы он тебя на особое довольствие поставил. А ты нам за это по стаканчику другому от каждой пайки подносить будешь.
