— Благодарю вас, Василий Викторович, лишняя куча "бабла" никогда не помешает. Долгов, насколько помню, у нас нет. Хотя, стоп, погодите! Кажется, я второпях не рассчитался в "Домовом" за последний... — он запнулся, хлопнул себя по губам и уточнил, — крайний ужин. Вы уж, если что, не сочтите за труд и расход... А вот послание точно имеется. Не тяжёлое. Компактное. На словах.
— Слушаю тебя!
И Никита передал:
— Устное послание: пошёл ты на х@й, старый циник!
Отыгрался за всё сразу! И аж съёжился от собственной дерзости. Тем более что Шевелёв, глядя на него в упор, процедил:
— Это было ошибкой...
— Да? Ну, что же, извините, пожалуйста. Считайте, ляпнул с перепою.
— Ой, да при чём здесь ты?! Ошибся я. Вы никак не сможете нанести ущерб цивилизации Homo Sapiens, укокошив спасителя Ломоносова, потому что Михаил Васильевич умер аккурат за год до вашего прибытия.
— Ну, слава Богу! — Никита кощунственно расхохотался. — Повезло ему. Успел... Давайте ещё по одной на сон грядущий — за гений Ломоносова, за всех корифеев науки! Кроме тех негодяев, которые придумали генетику — продажную девку империализма...
На прощанье они обнялись как закадычные друзья. Да, собственно, так оно уже и стало к данному моменту времени. Надолго ли? Сколько отмерено обоим до кончины: одному — на нервной почве, а другому — в лапах уголовных преступников на пожаре? То лишь Бог весть...
...Магически отгороженный для них с Гюльнарой закуток избы навечно, казалось Никите, пропах дурманящим ароматом полевых цветов. Искусно составленные букеты красовались повсюду: на столе у окошка, в изголовье кровати, на лавке под поставцами с посудой, венком в иссиня-чёрных волосах любимой... Господи, как же она прекрасна! Как задорно блистают искорки в карих её глазах! Искорки лукавства, обожания, тревоги, нетерпения, надежды...
Мелькнула шальная мысль: раз уж такая лажа получается с Ариной, может, прямо сейчас и сделать Гульке предложение? А почему, собственно, нет?! Они любят и понимают друг друга. Достаточно уже притёрлись, неплохо сжились. Не стоит даже извечная преграда — отсутствие жилья. Арина переедет в свой Медвежий Стан, это в пяти минутах от метро "Девяткино", что для неё, автомобильного чайника без шансов перейти на уровень самовара, превыше всего. Гюльнара с дочерью переберутся в "кишлак". Добрыня Никитич останется с ними. А если не захочет, папа купит ему отдельную квартиру. С каких полушек? Да из рептильных фондов ФСБ! Шеф не зря посулил от лица Службы целую кучу денег. Правда, зная коллег как облупленных, Никита обоснованно предположил, что куча эта если даже будет целой, без пустот и трещин, то вряд ли такой уж большой... С другой стороны, если в Прошлом думать не об одном лишь картофеле — проще говоря, не щёлкать ебл... хм, варежкой, — можно запросто натырить дорогущего антиквариата под реализацию. Или продать какому-нибудь Левше Кулибину know-how добротного самогонного аппарата. На антивеществе... Короче, проживём! Ну, что же, была не была!..
— Поди-ка сюда, цветик мой гранатовый! — бодро воскликнул Никита с порога.
И Гюльнара подошла.
И покорно склонила голову на его плечо.
И прошептала...
Прошептала то, от чего он вздрогнул и похолодел.
Потому, что если и привык за две командировки к Сверхъестественному, то, по крайней мере, не со стороны любимой.
— Не стоит, Ники! — таковы были её слова. — Ничего на этот счёт не говори. Во всяком случае, сейчас. Один Бог знает, что ждёт нас в Прошлом уже завтра, и лучше пока не усложнять отношения. Случись что — будет много тяжелее... Как тебе, кстати, сочетание — в прошлом уже завтра?
— Для нас с тобою — в самый раз... — машинально пробормотал Никита, одурело уставившись во тьму за распахнутым волоковым оконцем и думая: "О, Господи! Что это — Интуиция?! Или колдовство? Или ещё какого дьявола?"...
Потрясённый до основания, он брякнул:
— Ты ведьма!
— Любая женщина — немного ведьма. Давай спать, мой хороший!
— Давай, цветик. Но только — после того, как...
...Буквально сразу "после того, как" Никита провалился в сон.
И густо покрылся испариной.
И забился мелкой дрожью.
И дико, истошно, отчаянно взвыл, как зафлажкованный волк-одиночка.
И Гюльнаре стоило невероятного труда привести его в чувство.
— Тебе страшно, Никуся?
Он встряхнулся, обозвал любимую в ответ Гранатой и предпринял неуклюжую попытку сохранить лицо.
— Кому страшно? Мне страшно? С какого это перепугу?! Да нисколечко!
— Врёшь, конечно...
— Нет, не вру, цветик мой гранатовый. Ничего я сейчас не боюсь. Во всяком случае, пока... Просто-напросто перегружен негативом. У меня состоялся нелицеприятный разговор с начальством.
— Что ещё случилось, Ники?!
— Да ничего такого уж... Откровенно высказали друг другу накопившиеся претензии, вот и всё. Без обид. Но, так или иначе, приятного мало. Да и вообще нервы давно ни к чёрту... А бояться и впрямь сейчас нечего. Бояться станем после! До выполнения высокой миссии мы чертовски дорогого стоим, потому защищать нас будут всеми силами и средствами обоих миров. Зато как закончим дело, обесценимся быстрее, чем советский рубль на рубеже эпохи перестройки и демократических реформ.
— И что же нам делать?!
— Что делать?..
Никита пару секунд помолчал, натужно выдохнул вовне упоминавшийся чуть выше негатив и вывел резюме:
— Ноги делать из екатерининского Прошлого! А то, блин, их же героически протянем...
Телом — в землю,
Душою — в небо...
Врезаны строчки
В надгробный камень:
"Гением не был.
Героем не был.
Был Человеком"...
Давайте помянем!
Часть 3. Спецоперация "Чёртово яблоко"
Куда бы вы ни ехали, это всегда в гору и против ветра. Неприятность, которая может при этом случиться, обязательно случится. Однако не отчаивайтесь — всё не так плохо, как вам кажется! Всё гораздо хуже...
Первый блин — комом, блин!
Скандал на месте ДТП:
— Мужик, ты конкретно попал! Нас, типа, знаешь? Мы — "солнцевские"! А ты чисто по жизни кто такой?
— Я... я... я типограф.
— Ни фига, блин, пацаны! Он, типа, граф! А мы все, типа, быдло, да?!
В сакральном мире утро выдалось по обыкновению (по обыкновению Жихаря ибн Кузьмича) в меру прохладным, практически безветренным и ясным. Абсолютно ясным, как математический анализ — для студента-заочника...
До пояса омывшись у колодца ледяной водой, Никита подозвал Глузда, любовно пудрившего завитой парик.
— Правду ли говорят, мсье, что ведьмакам известно всё на свете, или, как водится в простонародье, брешут?
— Истинную правду! — горделиво напыжился полудемон, расправляя белоснежное жабо под элегантным кафтаном европейского кроя.
— В таком случае соблаговолите информировать старшего группы спецназовцев-временщиков, как в районе выброски дела с погодой.
В ответ Глузд, что называется, повёл очами, натянул паричок и улыбнулся Буривому так, что стал похож на обольщённую ловеласом гимназистку. Ну, или на педераста. Тут уж на любителя...
— Как с погодой, хочешь знать, противный?
Он старательно заправил чулки под атласные кюлоты, поддёрнул на груди несуществующий бюстгальтер и вдруг заговорил голосом диктора "Вестей" на канале "Россия":
— Здравствуйте, уважаемые телезрители! Передаём метеопрогноз на шестое мая 1766 года. Похоже, лето не торопится в наши палестины. Сегодня над всем северо-западом Российской империи будет преобладать умеренно комфортная погода, характерная больше для первой половины весеннего сезона. Средняя температура воздуха в течение дня девять-одиннадцать градусов по шкале Цельсия. Атмосферное давление чуть ниже нормы. Ветер юго-восточный, слабый. Ясно. К ночи несколько похолодает, возможна переменная облачность. Добрых вам вестей! В студии была...
— Выходит, не зря я вас, мсье, с момента знакомства подозревал в сексуальной дезориентации, — насмешливо перебил "телеведущую" Никита. — Впрочем, спасибо за прогноз. Скоро проверим, насколько и в какую сторону по уровню бесстыжего вранья метеосводки восемнадцатого века отличались от сестёр из двадцать первого... Пожалуй, предупрежу мадам, чтобы одевалась потеплее, а вы заранее протопите салон-вагон.
— Я учитель французского, а не истопник, — пробормотал Глузд.
Никита сделал вид, что не расслышал пререканий, даже ладонью оттопырил ухо на манер антенны радиолокатора.
— Ась?
Полудемон вмиг напялил треуголку, вытянулся и приложил два пальца к буклям паричка.
— Будет исполнено, мон женераль!
— А вот это похвально, юноша, весьма похвально! При таком радении быстро дослужитесь до полковой лошади. Ну, а коль скоро погибнете в бою со всегда превосходящими силами вероятного противника, — до полкового барабана. С добротной кожей в стране напряжёнка... Внимание, кру-ГОМ, ать-два! Дерзновенно, с огоньком, старательно выполнять задание бегом — МАРШ!
По фактической погоде в зоне высадки одевшаяся потеплее — в изящную пелерину на куньем меху поверх заранее подобранного в дорогу платья из тёмно-зелёной узорчатой парчи с часто продёрнутыми вдоль основы золотыми нитями, в виде широкой, колоколом, юбки на фижмах, с жёстким приталенным корсажем и широким вырезом на груди, задрапированным тончайшим шёлковым газом, — Гюльнара смотрелась потрясающе эффектно. Толику восточного шарма ей прибавляли претенциозная испанская мантилья, крупными складками ниспадавшая на плечи, а под нею — чёрного бархата татарский калфачок в форме подкалываемой к волосам надо лбом крохотной шапочки, украшенный жемчужными нитями и крупным изумрудом. Дева казалась персидской княжной, не утопленной Степаном Разиным за отказ в интимной близости со всей воровской шайкой, но сосланной на перевоспитание в Сибирь. В сопровождении правозащитника от Совета Европы мсье де Рюблара, сиречь ведьмака Глузда. Под конвоем атаманских кунаков — есаула Буривого и урядника Терпигорца...
Под конвоем есаула Буривого и урядника Терпигорца, которые на фоне знатной дамы выглядели в своих "зипунишках" откровенно шутовски. Да, как уже говорилось ранее, Никита довольно скоро "притоптался" к щегольским — фраерским, как сам считал — сапожкам тонко выделанной кожи, крытым расписным сафьяном. Да, он вполне сросся с широченными, на его взгляд, штанами, впрочем, куда более удобными для верховой езды, нежели плотно облегающие бедро кюлоты гувернёра-французишки. Да, быстро свыкся с кафтаном алого бархата, стёганым архалуком (по-казацки "душегреем") и шапкой с красным атласным верхом над собольим околышем. Да, ему, словно дикарю-полинезийцу или "новому русскому" 1990-х годов, даже понравилось таскать на себе с килограмм золочёного галуна и множество драгоценных побрякушек, первая и главная из которых — громадная блюдцеобразная медаль от покойной государыни императрицы Елизаветы, кроткой сердцем дочери Петра Великого. Да... Но — нет! Будь на то воля самого Никиты, он предпочёл бы отправиться в ту эпоху, где/когда казаки стали носить единообразную для каждого Войска форменную одежду — строгую, много более скромную, куда менее выделяющую "носителя" на фоне прочего служилого люда. Тем паче, что эпоха сия не так уж далека. Но... Но времена, равно как отца и мать, увы, не выбирают! Точнее, выбрать можно было бы, но за них постарался кое-кто на диком Западе...
Любуясь преобразившейся подругой, Никита подумал, что шеф с самого начала был абсолютно прав: подобная матрона не просто украсит собой группу специального назначения и скрасит командирский быт, но, что куда важнее, придаст каждому из временщиков "человеческое лицо". Мало кто из простолюдинов, облечённых властными полномочиями, — к примеру, полицейский вахмистр, мытарь на таможне или патрульный драгун, — станет дотошно проверять документы приезжих, когда капризная на вид аристократка, морща носик, окликнет есаула из окошка: "Ну, что там ещё, братец, за компликация (польское "осложнение")? Не забывай, матушка-государыня велела следовать в Москву без малейшего ауфенхальту (от немецкого ohne Aufenthalt — без промедления)!" Благо, в екатерининские времена нельзя было из караульной будки, провонявшей перегаром и портянками, за минуту-другую навести справки о подозрительных лицах в адресном бюро и оперативных учётах спецслужб... Не будь в команду включена Гюльнара, сомнительные добры молодцы Буривой с Терпигорцем (разодетым примерно так же, как и старший группы, только в наряд попроще материей, помрачнее цветами, победнее золотым шитьём), увешанные фузеями, пистолетами, шашками и кинжалами, как пьяный Дедушка Мороз — новогодним серпантином, запросто могли быть приняты за ряженых разбойников, коих в означенные времена хватало с превеликим лишком, хоть по зарубежью раздавай в плане гуманитарной помощи...
Эх, блин, знать бы сейчас досужему мыслителю Никитке, что последней мыслью неловко растревожил задремавшую было Судьбу и, сам того не желая, напророчил неприятностей... Ну, что же, первый блин, известно, — комом, блин!
Реальность виртуального мира языческих демонов тут же подтвердила собою правоту означенной приметы — Никитушка подавился блином с паюсной икрой, который поднесла ему под шкалик "на коня" добрейшая кикимора Прозерпина. Княжна Гюльнара от всей своей восточно-аристократической души накостыляла суженому по горбу.
— Первый блин — комом, да, Ники?
Прокашлявшись и насилу отдышавшись, он утёр слёзы и упрекнул спасительницу:
— Только не накаркай, цветик мой гранатовый! Но, как бы то ни было, спасибо тебе за первую медицинскую помощь.
— Дай-то Бог, чтобы последнюю... — прошептала Гюльнара.
— Не смей упоминать ничего "последнего"! Не нужно провоцировать Судьбу. Мы выходим на спецоперацию, и всё у нас сейчас "крайнее".
Вероятно, расценив их пикировку как назревающий конфликт, шеф поспешил выступить с прощальной речью. Продолжительной. Продуманной. Пространной. Проникновенной... Да вот в конце допустил откровенный ляп — припомнил комиссарский штамп времён Великой Отечественной:
— ...Ну, а случись что, будем считать вас коммунистами.
— Только не меня! — фыркнул Буривой, всё ещё пунцовый после, блин, конфуза с блинчиком.
— Чем же вам, Никита Кузьмич, так уж коммунисты насолили? — едко поинтересовался Шевелёв. — Лично я, между прочим, до августа 1991 года состоял в рядах членов КПСС.
— С чем вас от всего сердца поздравляю! Но считать себя вашим "сорядником" даже посмертно не могу по двум причинам. Во-первых, я с некоторых пор член партии "зелёных", — при этом кивнул на Глузда. — Если не верите, мсье Рюблар подтвердит: организация Greenpeace, радикальная боевая фракция Greencross, на языке родных осин Зелёный крест...
— Впервые слышу о такой.
— Не мудрено — покамест я там в одиночестве. Но скоро ко мне примкнут миллионы пламенных борцов за чистоту биосферы планеты Земля, так что ещё услышите!
Шеф картинно поёжился.
— Вот как? Тогда я, пожалуй, впредь остерегусь даже по грибы сходить, не говоря уже о рыбной ловле... А что у вас припасено "во-вторых"?
