Часть первая. Искусство прясть нити.

— ... слеподыр-рые ! Чтоб вам своего ... так же не увидеть!! В лохань вас праматери и в ... Дану!!! Чтоб вам Тусутуй под хвост сунул, пидор-рюги!!!

Кажется, незнакомец высказался достаточно ясно, и теперь пора ти-ихо, не привлекая (право же — незаслуженного) внимания, оттянуться назад. Но он недооценил незнакомца, — тот враз , точно и не изображал только что бешеного гамадрила, обернулся резко и точно, встретившись с Дубтахом глазами. Гимлах! Дану-Праматерь, этого-то нам только и не хватало... Впрочем, растерянность его не длилась и четверти секунды, и он, мгновенно сменив план на прямо противоположный, уже летел к стоящему на краю Гимлаху. Раз — и тот схватил с земли пистолет, не сводя с Дубтаха глаз и, видимо, узнавая. А так как торопиться было уже некуда, они просто стали друг напротив друга. На расстоянии пяти— шести шагов.

— Какая встреча, — проговорил Опасный хриплым, сорванным от недавнего ора голосом, — право же, — рад. Вот не поверишь, — чувствовал, что это ты, наш умненький, тихий Подкидыш. Но сейчас мы с тобой хорошо встретились, мне нравится...

Надо отдать ему должное, — он исключительно быстро обрел хладнокровие после давешнего амока и с легким намеком, чуть небрежно повел слева-направо снизу-вверх, чтобы направить его аккурат в солнечное сплетение Дубтаху.

— За обоймой сначала сбегай. — Как мог — ласково произнес Дубтах и кивнул в сторону кучки снаряжения, видневшейся у края прижатого камнями парашюта. Но тот только невозмутимо кивнул:

— Потом.

И — неуловимо-быстрым, мягким движением, без всякой подготовки швырнул Дубтаху в голову бесполезный пистолет. Дубтах поднял руку и мягко оттолкнул железо, поскольку оружие летело так, что ухватить его в полете как надо было неловко, а возиться с перехватом на таком расстоянии от Опасного не хватало времени. Но тот опять не тронулся с места, убедившись в неудаче броска, и достал откуда-то пружинный нож, не Дубтахову чета, а тяжелый, ухватистый, с довольно длинным клинком. Изделие вполне для активного функционера какой— нибудь уличной банды.

— Может быть, так будет даже лучше, — сообщил он, мягко улыбаясь, — приятнее...

И впрямь, — нож как— то куда больше подходил к его облику, нежели табельный пистолет.

— Слушай, давай лучше разойдемся по— хорошему, а? Тебе, помнится, хронически со мной не везло...

Это была, понятно, попытка сохранить хорошую мину при дурной игре. Он был по-хорошему силен от природы для горожанина и стал значительно сильнее, а более того, — выносливее и ловче в результате немилосердных тренировок в Центре, но при этом отлично отдавал себе отчет, что вряд ли устоит в прямой схватке с этим невысоким, словно из одних железных мышц сплетенным барсом с неистовыми глазами. Тем более, — еще и нож... Но, придерживаясь прежней тактике, он продолжал:

— Зато, уважаемый однокашник, я значительно лучше тебя бегаю...

Но Гимлах, чуть прикрыв глаза, только покачал головой:

— Нет. Никакой ты не бегун, и это видно с первого же взгляда. А вот я — чемпион по бегу у себя в Пасселе и второй призер Южного Округа в этом году. Я загоню тебя, как оленя и выпотрошу, как свинью.

— Поставь себе плюсик.

— А...

Но Дубтах уже прыгнул, как он это умел и тренировался специально, без подготовки, — в сторону, таким же скачком развернулся на месте и диким каким-то, заячьим скоком бросился наутек и тут же, всей спиной сразу, почувствовал безжалостную погоню. Резко, смертоубийственно ускорился и — на бегу набросил себе носком сапога каменный обломок грамм пятьсот весом. Взял его из воздуха и с разворота, прыжком изо всех сил пульнул булыжник в грудь стремительно набегающего Гимлаха. Опасный был прав: он не был никогда сколько-нибудь перспективным легкоатлетом. Он всего-навсего года три, пока не остыл, играл за университетскую команду "камерного" футбола и считался одним из ведущих нападающих. На дистанции семи метров глазомер не подвел его, а уклониться от удара в таких условиях было и вовсе выше человеческих возможностей. Любых. Послышался тупой удар и негромкий, но ужасающе-отчетливый хряск костей. Гимлах, как бежал, повалился ничком и замер, вытянув вперед руку с судорожно зажатым в ней ножом. Дубтах в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние, дабы развить тактический успех, но это оказалось ненужным: опрокинутое тело было ватно-тяжелым, голова Опасного безжизненно болталась, а изо рта его вытекала тонкая струйка вязкой крови. Классический "контр ку", удар в область сердца, приводящий к его остановке. Пощупав шею врага и убедившись, что сердце его не бьется, Дубтах выпрямился и невесело проговорил:

— Пусть путь твоей души будет легким, несчастный злюка, никем не любимый... Я клянусь Небом, Крыльями Над Головой, Дану и именем той, с которой собираюсь прожить жизнь: я не хотел такого исхода. Я заигрался, и меня не радует даже то, что я оказался хорошим пророком, накликав тебе смерть от злости. А сейчас — извини...

После этих слов он раздел труп, тщательно отыскав все, что могло хоть как— то удостоверить личность, ободрав все бирки с карманов и номерные ярлычки, намертво вшитые в иные из внутренних швов обмундирования, и столкнул оставшееся в нижнем белье тело под обрыв. Затем он скомкал парашют, сунул его под куст и прижал его камнями, кинул в речку вяло дымящий сигнал, оделся, взял все необходимое снаряжение и отправился дальше. Осмотрев пистолет, он с удивлением убедился, что тот оказался вполне годным к дальнейшему использованию, повертел его в руках, но подумав, все-таки зарядил его и сунул в карман, после чего поклялся себе, что не забудет и перед Линией сунет оружие в какую-нибудь малозаметную щель между камнями. На текущий момент оставалась всего лишь одна, но зато до крайности мучительная загадка: а действительно, каким это образом с вертолета умудрились не обнаружить нашего безвременно ушедшего друга? Но, поломав голову, он пришел к единственно— возможному выводу: искали, скорее всего, вовсе даже не Гимлаха... И совсем не Гимлахова компания. Выходит — зря прятался. Но, поразмышляв еще, решил все-таки, что, кто бы его не искал, а хорошо, что не нашли. Проблему питания в пути он решил по "Варианту Б": рано утром сварив весь концентрат, он съел его весь в два приема, после чего на протяжении последующих пяти дней пути не ел вообще. Такого рода вариант он избрал, потому что был уверен в правильности избранного направления . То есть он выбрал бы, понятно, "Вариант А", но у разгильдяя — Гимлаха не оказалось не токмо что рациона, но даже и НЗ...

Путь оказался, в общем, несколько более долгим, нежели он ожидал, но ранним утром Седьмого Дня пилот все-таки вышел к Линии, сунул пистолет между камней, подождал, когда совсем рассветет, — чтобы люди не нервничали, — и пошел сдаваться на Третий Мобилизированный Пост Дорожной Полиции Союзного шоссе Љ6. Расположенный, — надо ж такому случиться! — прямо на административной границе, в просторечии именуемой просто Линией. К этому времени он обрел вид настолько подозрительный, что задержали его охотно, со всем желанием.

— Прошу отметить, что я не сопротивлялся. А теперь, лейтенант, введите в компьютерную сеть вот такой вот код...

И он написал намертво затверженную последовательность Индивидуального Расширенного Кода класс "Доступ — Информация".

— Тут я решаю, что делать!

Дубтах пожал плечами:

— Как хотите. Но, честное слово, для всех будет лучше, если вы выполните мою небольшую просьбу. Просто по-человечески. Это ведь не займет много времени. Вот вам ведь все равно выяснять мою личность, вести какое-то расследование, а тем способом, который предлагаю я, это можно сделать за полчаса. К удовольствию всех, включая ваше начальство.

Через полчаса после введения кода, в канонаде телефонных звонков и лихорадочной работе факсов все изменилось, как по волшебству, и лейтенант уже спрашивал, с любопытством глядя на нежданного гостя, не хочется ли ему кушать, и нет ли каких других пожеланий.

— Хочу. Очень хочу кушать. Только знаете, что? Давайте сначала дождемся доктора. Не будем рисковать.

XXI

— Ждали, говоришь? Судя по твоим рассказам, очень на то похоже. А знали ты, я, три человека из отдела планирования, дурак— председатель и секретарь, который совсем не дурак, зато, похоже, та еще сука... Хотя эти двое не знали подробностей... Хотя, — перебил он сам себя, — если бы знали, то подготовились бы по-другому. Личная стычка, говоришь? Но это сейчас несущественно, — он твердо глянул Дубтаху в глаза, — приказываю: медицинский осмотр, две недели санаторного режима, снова обследование по всем правилам, и еще две недели обычного отдыха... Ну, в крайнем случае, ге-е-е, — он в обычной своей манере блеюще заржал, — в слегка тренирующем режиме...

— Это — будет, — деловито кивнув, ответил Дубтах, и тут же нахмурился, — маш-шину вот жалко, ч-черт!

— Что? А— а! Ладно...

Уже первое медицинское обследование не выявило особых отклонений в драгоценном Дубтаховом здоровье, но приказ оставался в силе. Дубтах был совершенно уверен, что Пернатый Змий отлично осведомлен в результатах осмотра, без малого месяца отдыха — было уж через голову круто, а шеф был человеком гибким и не держался однажды принятых решений, аки слепой — стены. Очевидно, — в указанный санаторий его просто-напросто упрятали от слишком возможных дальнейших неприятностей, и грядут, грядут серьезные разборки в руководстве наиболее влиятельной правоцентристской партии. Не кончилось бы это для любителя кистевого эспандера каким— нибудь приступом сердечной астмы. То-то жалко будет, молодой, здоровый... Лишний раз было доказано, что недельная голодовка для здорового человека — практически безвредна, а "Вариант Б" — имеет полное право на существование. Ко второму обследованию пилот маялся от чудовищной, невообразимой скуки. Затем, правда, стало несколько полегче, поскольку в качестве эксперта по "слегка тренирующему режиму" он пригласил некую Т.Т. Альфайре, и следующие дни прошли существенно легче. И все равно, все равно уже черти задирали его регулярно в четыре утра, и возникало желание просто так походить на руках, и что-то подталкивало красивым опорным прыжком выпрыгнуть в окошко второго этажа. Не очень помогала даже активнейшая помощь эксперта. Такого страшного переизбытка энергии он не чувствовал даже в восемнадцать-двадцать лет. А потом, день в день, в пять пятьдесят утра за ним приехал на автомобиле его инструктор по пилотажу и сразу же отвез в знакомый ангар. Бросив взгляд на стоявшее в углу, Дубтах вздрогнул, как вздрогнул бы на его месте любой, встретив как— нибудь на улице помершего на его глазах человека, да чтобы тот еще приветливо поздоровался... Если это и не был "Ночной Дождь", то уж близнец его по совместительству с реинкарнацией — точно.

— Принимай. Отличия есть, но тебя они касаются мало. Вроде бы. Добротан избавился-таки от столь ему ненавистного вентилятора, и поэтому на этой машине двигатель называется не "АДВ — 3", а "ДПК — 1с". Ресурс — выше, надежность — больше, динамические характеристики — те же, экономичнее на пятнадцать процентов. Какие-то фокусы с командными системами внутри программ, чуть другая элементная база в электронике, а так... Управление то же, так что знакомьтесь и будьте, как говорится, счастливы...

Только сейчас Дубтах понял, каким ударом для него была в свое время гибель "Ночного Дождя", и что только труды и невзгоды последовавших за этим дней и часов не позволили ему впасть в глубокую хандру.

— Вы уговорили меня, господин инструктор. Что ж, чисто в профилактических целях поверим пока в переселение душ и будем считать это, — он кивнул в сторону располагавшегося в углу сгустка тьмы , — как его? А, реинкарнацией "Ночного Дождя" и назовем его предварительно "Со оз-Рен Нот", памятью "Ночного Дождя", как то и надлежит в соответствии со славными традициями нашего не менее славного ВМФ.

— Так что, полетаешь?

— Всенепременно. Но только закройте на время полета глаза, ладно?

— Мог бы и не просить. Это у меня теперь на автопилоте...

— Может, тут тогда и костюмчик где— нибудь поблизости завалялся? Тогда сразу и приступили бы. А знаете, господин инструктор, — я теперь вступил в ряды фанатиков адгезив-магнитных сочленений.

— Почему это?

— А не скажу! Намекну только, что из такого рода одежки можно в случае чего очень быстро вылезти.

Инструктор шутил, но все-таки закрыл глаза, когда летящий на субкритической скорости черный самолет вдруг нелепо дернулся, уронив хвост, враз перевернулся кверху брюхом и тут же с ускорением и набором высоты рванул в прямо противоположном направлении: новое поколение пилотов, сверхнестабильщики, черт бы их побрал... И не то, чтобы он не мог так при желании: просто такого рода выходки были бы для него не порывом, а насилием над своей натурой. Все правильно.

А Дубтах дал-таки себе волюшку, гоняя нового коня на таких режимах, что любой официальный испытатель тихо заплакал бы от не изжитых детских страхов и сердечной тоски. Лично ему все было нипочем: и душу, и тело, всю сущность его переполняло идиотское счастье наркомана, после долгого вынужденного перерыва дорвавшегося— таки снова до зелья, либо маньяка, заполучившего наконец вожделенную бритву. Даже дикие перегрузки лично состряпанного им усложненного варианта обратного пилотажа были сегодня приятны, как укусы и царапины в грубоватой от избытка страсти любовной игре. Инструктор был не вполне прав: динамика двигателя, освободившегося от большей части предохранительной автоматики, изменилась заметно. В какой-то момент у него даже возникло затягивающее и опасное чувство, что на этой машине он может из любой данной точки избрать он может рвануть через податливое небо в любом направлении, потому что двигатель этот переходил из одного допустимого режима в другой мгновенно, как хороший электронный прибор. И на миг мелькнула-таки мысль: а ведь в его руках — самое страшное оружие в истории! Нагрузи эту машинку парой катализных мегатонны по полторы, дай приказ, — и он спалит Роруг. И, пожалуй, вернется назад... Похоже, что в минувшие четыре недели ему просто было недостаточно, мало своего тела для надлежащего утоления жажды к движению, для этого необходимо было такое вот расширение в виде десятков тонн окрыленного вещества, способных нестись в любом направлении, угодном его душе. Ему понадобилось почти сорок минут, чтобы прийти, наконец, в надлежащее равновесие. Но что-то тут было неспроста: народная мудрость гласила, что не миновать ему в ближайшее же время отстоя на ковре синтетическом, в кабинете Змия Пернатого...

И вызов не заставил себя долго ждать. Как обычно, Дубтах получил устные распоряжения и приказ явиться через двое суток со своими соображениями. К установленному сроку в пустой маленькой комнате с зашторенными от слишком яркого в этот день солнца окнами уже сидел старый человек. Когда любимый ученик и фактический воспитанник предложил ему наушники, он жалобно сморщился:

— Уги, а нельзя как— нибудь так сделать, чтобы не лепить эти штуки на мои старые уши? Они давят мне голову, я через пять минуть совсем соображение потеряю...