"Попаданцы" в стране царя Петра

Депутат по имени Равиль слегка поморщился, популизм он не переваривал, а призывы вырезать казахов, людей одной с ним веры были ему неприятны. Председатель Собрания — Виктор Серебро, наконец не выдержал. Бросив отчаянный взгляд на градоначальника, с каменным лицом выслушивающего обвинения, торопливо постучал ручкой по столу и срывающимся на фальцет голосом попытался остановить нарушителя спокойствия:

— Ваши вопросы не по регламенту заседания!

Но не тут-то было! Вошедший в раж Романов лишь досадливо отмахнулся рукой, а его сторонники из числа депутатов дружно зашикали на Председателя, что он нарушает свободу слова, а его как выбрали, так и переизбрать могут, заставив заткнуться.

Внезапно словно луч света сверкнул в мозгу Соловьева, он наконец понял, что собирается делать оппозиция. Я столько сделал для города после Переноса, а эти ублюдки по-прежнему все пытаются забраться во власть, подумал Соловьев и поднял руку. Когда в зале установилось молчание, он произнес:

— Хорошо, я отвечу на предъявленные мне нелепые обвинения.

Романов присел на место и откинулся поудобнее в кресле, сузившимися глазами внимательно наблюдая за мэром. Соловьев внешне никак не отреагировал на обвинения. Федор Владиславович еще некоторое время пытался взглядом пробить броню невозмутимости градоначальника, но потом сдался.

— Уничтожив орду, мы ослабим казахов, тем самым автоматически позволим джунгарам их вырезать. К каким последствиям это приведет? Остатки кочевников побегут от врагов и станут не считаясь со смертями пытаться укрыться от победителей где только возможно, в том числе и на Урале. Нужно нам это? Нет! Поменяем южных соседей на джунгар, это просто замена шила на мыло, получим такую-же кочевую орду под боком, только через пару лет. Надо нам это? Нет! А оказав сейчас помощь казахам, мы подсадим их еще на несколько десятилетий на нашу военную помощь, взамен получим места под рудники и железную дорогу, спокойные караванные пути и рынок сбыта наших товаров. Большего нам не нужно. Вот тут предлагают вырезать казахские становища и забрать степи себе... Какими ресурсами? Гоняться за аулами по бескрайней степи на вертолетах или автомобилях, тратя невосполнимые моторесурсы и горючее? Полная глупость и бесполезная растрата ресурсов! А какими силами Федор Владиславович предлагает занять несколько тысяч квадратных километров степи? Городским батальоном и парой сотен казаков? Это чистый популизм, который я отвергаю!

Сидевший по правую руку от Романова мужчина с болезненно худым и злым лицом, перебил мэра выкриком с места:

— А почему военные сами отбивались от казахов, где была твоя национальная гвардия, в городе жирела, когда солдаты жизни клали? Вы чувствуете личную ответственность за погибших солдат?

— Вот здесь я считаю Вы не правы, — резким тоном бросил с места реплику одетый в форму железнодорожника начальник пожарного поезда, — каждое подразделение должно выполнять свои задачи. Национальная гвардия охранять наиболее важные объекты, военные бить врагов на дальних подступах. Заставлять выполнять не свойственные задачи нерационально и преступно, пример такого отношения — создание неэффективного монстра МЧС, объединившего вместе пожарных, гошников и спасателей. Ничего хорошего из этого не получилось!

Романов внимательно оглядел притихших депутатов, необходимо усилить натиск, подумал он.

— Виктор Александрович считает нас за дураков? — ядовитым голосом поинтересовался вновь поднявшийся из кресла Федор Владиславович, — Пока ресурс техники не израсходован, а соседи о проблемах города не знают, как раз самое время уничтожить орду и занять освободившиеся степи. Это явится мощнейшим стимулом для остальных соседей, сохранять с нами мир. Орда ушла недалеко, еще не поздно ее нагнать и уничтожить, переговоры это все для слабых, а пленный хан и его мёртвые батыры, куда весомее, да и выкуп тогда быстрее привезут!

Соловьев прищурившись посмотрел на окно, гвардейцы отгоняли толпу от входа в здание администрации, затем перевел взгляд на оппонентов. Вызвать гвардейцев и арестовать провокатора Романова и его прихвостней? Не вариант, пока на улице волнуется бушует недовольная толпа. Верные гвардейцы сейчас заняты на улице и их не вызовешь. Тем более что это будет незаконно, а военные и прочие силовики и так не слишком довольны миром, заключенным с казахами. Придется терпеть...пока...

— Истратить ресурсы...А если кто-нибудь из соседей посчитает по-другому и попробует захватить город чем мы станем отбиваться? Вашими расчетами? — с откровенной издевкой ответил градоначальник.

— Кар, кар! — громко и неожиданно каркнула ворона, присевшая на ветку росшей напротив окна липы. Федор Владиславович нервно вздрогнул и бросил раздосадованный взгляд на окно.

— Так Вы только что нам рассказывали об огнеметах и минометах, производимых моторным заводом или и это ложь? Почему эти достиженья городской промышленности против орды не применили? — голос Романова буквально задрожал от нескрываемого праведного негодования.

Часть депутатов и галерки громко возмущались, остальные молчали или безуспешно старались утихомирить внезапно разбушевавшихся коллег. Председатель Собрания вновь попытался призвать депутатов к порядку, но тщетно. Приверженцы Романова заставили его замолчать.

— Это экспериментальная техника и ее не успели опробовать и тем более доставить на разрез!

Присутствующие продолжали галдеть. Романов обвел холодным, змеиным взглядом депутатов и приглашенных на заседение, подняв руку, гаркнул:

— Тихо!

Ошеломленные люди замерли, в наступившей тишине лишь слышались раздающиеся с улицы призывы убрать градоначальника и рев разъяренной толпы. Лидер мятежных депутатов продолжил обличение мэра четким, размеренным голосом:

— Вашими усилиями разорено множество мелких предпринимателей, люди голодают! А что творится с дефицитными лекарствами? Их выдают только нужным людям и множество горожан, особенно пожилого возраста гибнет без жизненно необходимых им лекарств! А двадцать пятого мая произошел поистине вопиющий случай, Ваши клевреты убили мирно протестующую гражданку Ригматулину. Вы можете пояснить, кто и почему это сделал? — спросил Романов и обвел взглядом ошеломленно молчавших депутатов.

Соловьев катнул желваками, насупился, медля с ответом. Налив в стакан воды, неторопливо выпил ее. Его недовольство было вполне понятным. Градоначальника, с почти диктаторские полномочия, публично обвиняют в немыслимых грехах, а он ничего не может сделать в ответ. Соловьев несколько мгновений вглядывался в лицо обвинителя, пытаясь отыскать хоть какие-то следы эмоций помимо 'праведного' гнева, потом усмехнулся:

— Идет следствие, но милиция уже установила, что гвардейцы не стреляли в женщину, выстрел произвели из толпы.

Взгляд Романова на мгновение вильнул в сторону, но тут же уперся в лицо мэра. По губам депутата мелькнула язвительная ухмылка, он продолжил обличительную речь:

— Это не ответ Виктор Александрович, Вы лишь пытаетесь отвести ответственность за преступление от собственных подчиненных! А может Вы, Виктор Александрович, сами и приказали совершить убийство и поэтому покрываете душегубов из национальной гвардии? — Романов замолчал и еще несколько мгновений сохранял прежнюю позу, с ироничной усмешкой на губах ожидая ответа.

Соловьев густо покраснел, широко разводя руки, словно хотел обняться с Романовым, но обниматься и не подумал, а сказал жестко:

— Вы с ума сошли? Наглое вранье и попытка замарать власть преступлением, которое она не совершала.

Взгляд Романова вновь вильнул в сторону. Какое-то время в потрясенном страшными обвинением зале царило молчание, потом мятежный депутат глухо произнес:

— Вы ведете себя как тиран, Вам нельзя оставлять столько власти, сколько Вам ее по ошибке дали. Я предлагаю отменить Постановление ''О сложившейся экстраординарной и чрезвычайной ситуации в городе' и вместо этого принять решение о реорганизации власти. Глаза Романова блеснули торжеством, править в городе скоро станет он!

— Пожалуйста, Александр Павлович, — Романов кивнул сидевшему рядом депутату с худым лицом. Тот проворно вскочил и, открыв лежащую перед ним папку, торопливо раздал депутатам листки с проектом постановления.

Даже проект заранее заготовили, уроды, подумал Соловьев, руки на трибуне сжались в кулаки. Глаза его полыхнули сдержанным гневом, а губы побледнели и сжались в тонкую линию. Попытка тихого дворцового переворота. Неужели они не понимают, что на тонущем корабле это приведет к гибели всего экипажа и инициаторы переворота пострадают в первых рядах? Это его город, и он не даст его привести к гибели!

Десяток строк проекта решения не только отбирали чрезвычайные полномочия у градоначальника, но и передавали исполнительную власть в руки Собрания, фактически превращая мэра в ничего не решающую марионетку.

— Голосуем! 'Кто за?' — решительным тоном не давая опомнится опешившим депутатам, провозгласил глава мятежников и первый поднял руку. Обежал взглядом депутатов, двенадцать за, недостаточно для принятия решения. Романов сжал от досады руку в кулак и едва не ударил им по столу. Сегодняшний спектакль, все усилия по убеждению и даже подкупу депутатов оказались безуспешными. Стоящий за трибуной Соловьев от души рассмеялся, глядя на вытянувшиеся лица мятежных депутатов.

— Посмотрим, что скажет собравшийся там, — Романов ткнул рукой в сторону улицы, — народ и кто будет хохотать последним! Вскочив с места, он ни на кого не глядя вышел из помещения, напоследок громко стукнув дверью. За ним вереницей покинули помещение его приверженцы. Воцарилась тишина. Директор ГРЭС внутренне поаплодировал разворачивавшемуся у него на глазах хорошо отрепетированному спектаклю. Ну что же, теперь Соловьев будет гораздо осторожнее в отношениях с руководством города, а то слишком он возгордился, ни с кем не считается, подумал он.

Председатель Собрания Виктор Серебро неожиданно вскинувшись, постучал ручкой по столу и, растерянным голосом провозгласил:

— Заседание провозглашается закрытым.

Первым среагировал Соловьев, подхватив лежащие на трибуне листки бумаги он быстрым шагом вышел из зала. На ходу он гневно рванул ворот рубахи, грубо выругался и достал из кармана телефон. По экрану быстро промелькнул список абонентов, вот тот, что нужен — начальника ФСБ.

— Константин Васильевич, делай что хочешь, но копни мне Романова, до самых глубин его подлой душонки копни.

Романов не стал участвовать в митинге против Соловьева. Зачем, зная дальнейшее развитие событий нарываться на возможность получить случайную пулю? Это не его. Себя он любил и берег от опасностей. Его дело организовать полезных идиотов, а затем прийти на готовый результат и сорвать плоды победы! Подставить других а самому получить выгоду, стало стилем жизни удачливого предпринимателя. Как обычно, он устроился наблюдать за происходящими событиями в спокойном месте в противоположном конце площади напротив здания администрации, там, где под сенью густых деревьев его машина была почти незаметна.

Заполненная до отказа людьми центральная площадь старинного уральского города, родившегося в самом начале русской колонизации Южного Урала, кипела под летним, жарким солнцем необузданными страстями и искренним гневом. Людей не меньше чем месяц тому назад на традиционном майском параде. Потерявшие бизнес мелкие предприниматели, родственники тех, кому не досталось жизненно-важных лекарств, городские чудаки, кому до всего есть дело, да мало ли тех, кому городская власть за месяц после Переноса успела наступить на любимую мозоль? Порывистый ветер колыхал самодельные плакаты с самыми разными призывами к городской власти: от безоговорочных требований уйти в отставку, до справедливого распределения дефицитных лекарств и помощи малому предпринимательству. Тогда казалось, что белые барашки плакатов пробегают над входившей в азарт разношерстной толпой.

Очередной оратор, в котором можно было узнать одного из покинувших Собрание оппозиционных депутатов, стоял с мегафоном в руках в кузове подогнанного кем-то грузовика. Порывы теплого, летнего ветра доносили запах перегретой степной пыли и громкие лозунги, разогревающие толпу:

— Город в опасности, мэр предал его!

— Уууу, — поддержала толпа оратора дружным и невнятным гулом, недолго гулявшего эхом среди окружающих площадь домов. Испуганная шумом стая голубей взлетела с крыш, закружилась в чистом небе над людским морем.

— Зажравшаяся клика Соловьева!

— Аааа, — словно поддерживая оратора, отзывалось эхо.

— Продался казахам! — толпа вновь дружно взревела.

Федор Владиславович прикусил губу и досадливо поморщился. Что же пошло не так? Ведь он был очень убедителен, но все равно не хватило двух голосов, чтобы отобрать власть у Витьки... А тут еще эти на митинге рассусоливают. Достали, подумал он, сколько можно разогревать толпу? Но раз решил положиться на других и, открыто не вмешиваться в происходящее, необходимо ждать...

Тонкая линия защитников администрации из числа национальной гвардии сиротливо жались на тротуаре перед стенами здания. Впрочем, толпа пока не приближалась к ним, выдерживая дистанцию в пару метров пустого пространства до оцепления, а если демонстрант нарушал его тут же следовал требовательный рык гвардейца отойти. Пока собравшиеся на митинг люди слушались гвардейцев, но, наверное, охрана молили всех святых чтобы возбужденная толпа не пошла на штурм ненавистной администрации. Остановить толпу гвардейцы могли, лишь применив судорожно сжатые в потных руках автоматы. И не факт, что это помогло бы сдержать толпу, а не раззадорило ее. Переделанного охотничьего оружия на руках у населения было несколько тысяч стволов и, хотя в толпе его никто не держал открыто, но и поручиться, что демонстранты безоружны, никто не мог. Толпа как большой ребенок руководствуется не разумом, а страстями и своими, особыми законами. Понимали это и сотрудники администрации, с испуганными лицами прильнувшие к окнам.

На обоих выходах с площади замерли патрульные машины, гаишники с полосатыми жезлами в руках не впускали внутрь никого и разворачивали назад подъезжающие автомобили. Позади многозначительно стояли здоровенные автобусы, из окон которых изредка выглядывали полицейские и две красные автоцистерны, еще чуть дальше белый кузов машины скорой помощи. Возле них неторопливо прохаживались, разглядывая митинг и о чем-то неслышимом разговаривая, полицейские чины. Похоже, что в происходящие события силовики решили не вмешиваться.

Очередной оратор закончил пламенную речь. Паузой воспользовались защитники администрации. Усиленный громкоговорителем голос, уведомлял собравшихся что митинг незаконен и требовал разойтись, толпа уже привычно проигнорировала эти призывы. В кузов залез новый оратор. Записной бузотер, обиженный на власть ждал любого удобного повода, чтобы вывести людей на улицы, а если за это еще заплатят...

Наконец то, подумал Романов, глаза его разгорелись. Долго Иван Алексеевич телится! Федор Владиславович не глядя нащупал в бардачке пачку сигарет, закурил. Оратор на площади сходу начал обвинять власть и градоначальника. Ветер переменился и что он выкрикивал толпе невнятным, словно во рту каша, голосом, стало хорошо слышно.