Сказка - ложь...

Змей не на шутку разошелся перед благодарным собеседником, пока Ваня все так же задумчиво вертел в пальцах полную чарку.

— Каблучком топнула, разобиделась на весь свет, а к зиме, видать, соскучилась и как весной повеяло, на свиданье намылилась, проведать, дескать... Проведала, ты сам видел! — он безнадежно махнул рукой. — Плохо все оказалось и вовсе не в том смысле. Вот Тая и не стерпела, вычудила! Вместо того, чтобы с матерью поговорить, сама развалила все до чего дотянулась и в каком-то старом отнорке с ним спряталась. Потом испугалась и додумалась хоть меня позвать, знала, что, пожалуй, только я ее старшим выдавать и не стану...

— Не о том думаешь, Горыныч! — покачал головой Иван, отставив нетронутую чару. — И сестрица твоя тоже. Нет, не стану говорить, что она поторопилась, наоборот даже — вовремя успела. И ты знаешь, что мириться с семьей ей все-равно придется, но я не об этом, а о том почему ты ко мне примчался. Ты Андрея видел, кто за ним ходить будет? Ты? Тайка твоя, подгорная царевна? Он хоть по нужде встанет — и на том пока спасибо... Или ты мне предлагаешь его к Кощею в замок тащить? Так ведь я ни Кощею, ни замку не хозяин!

Иван поднялся:

— Думай, Горыныч, думай! Чем смогу — помогу. К завтрашнему дню соберу на первое время нужное, напишу пояснения, а самое главное я тебе и так скажу — этому парню больше всего сейчас солнце нужно, тепло, в баньке его хорошенько пропарить. И потом его постоянно сухим жаром до костей прогревать, да чтобы хвоей дышал... Тогда поднимется. Может, даже быстро. Но не за день и не за два!

Через долгую заминку Змей встал следом, уже на дворе перехватил у друга уздцы, останавливая:

— Знаешь, Ваня, — сообщил он задумчивым шепотом, глядя в сторону, — ты прав. Если он Тайке так важен, то пусть сама старается! Мне, например, приятно, когда хорошенькая девушка воркует над какой-нибудь царапиной... Но... А ты не слыхал, где Настя с мужем осели? Настя поймет, и баня у них наверняка есть...

— Не слыхал, — признался Иван. — Зато Яга точно знает. И вот еще что: пожалуй, передам я твоей сестре Васино колечко — мне она его насовсем подарила, да оно давно уже без надобности, а так хоть доброму делу послужит.

— Бывай. Ваня, — согласно пробормотал Змей, глядя на удаляющийся в ранних сумерках силуэт всадника. — Спасибо и за помощь, и за совет. Сам только не ошибись как-нибудь...

* * *

— И откуда она все-таки могла его выкрасть? — риторически поинтересовался в пространство Ваня, качая головой.

— Вестимо откуда, — отозвался Кощей, — из рудника какого-нибудь. Зачастую туда не столько рабов или за преступления, сколько за строптивый нрав отправляют.

Иван энергично растер ладонями лицо: вымотался он изрядно. Мало того, что вернулся домой в ночь-полночь, до утра провозился с обещанными средствами, ведь нужно было не только собрать их и написать пояснения, но кое-что стоило приготовить здесь, самому, а потом пришлось снова мотаться с таким же не выспавшимся Змеем, чтобы проследить за порядком наверняка.

Горыныч добрыми советами проникся, за ночь сумел добраться до Настасьи, где был щедро облаян гадючьей поганью, прежде чем она разобралась и помогла сговориться с какой-то неизвестно кому седьмая-вода-на-киселе толи теткой толи бабкой Евдохой, что та за скромную оплату и помощь по хозяйству пустит к себе на постой больного парня и его невесту. Избушка у вдовицы была без всяких ножек и далеко не царские хоромы, зато тоже имела замечательную печь, а на подворье — не менее замечательную баню, которая оказала на несчастного прямо-таки волшебное воздействие.

Андрей все это время так и плавал в муторном полузабытьи, лишь иногда, словно нехотя выныривая в явь, — одно хорошо, что хоть дороги на летающем ящере не запомнил, — но уже на месте от одного упоминания о бане буквально ожил. Пришлось и это не откладывая брать на себя, благо, что тот в отличие от Кощея пребывал в сознании, мылся и старался привести себя в божеский вид почти самостоятельно. После язвить вовсе расхотелось: Андрей от веников блаженно жмурился, доковылять обратно самому у него не вышло, но все-равно улыбался, благодарил чуть ли не со слезами на глазах. Похоже, до него только-только в полной мере дошло, что он живой и на свободе, а мир не без добрых людей. Попил немного молока с хлебным мякишем и едва смежив веки, мгновенно крепко заснул.

— Пусть, — отмахнулся державшийся на одном честном слове Иван, придерживая растерявшуюся девушку. — Это хороший сон. Пусть отсыпается и сил набирается. В горе люд небось не на перинке почивать изволит.

Пользуясь моментом еще раз повторил инструкции тщетно пытающейся за гонором скрыть смятение и испуг 'невесте', и отправился восвояси. Он сам сейчас на не менее умученном Горыныче едва не заснул, так бы и грянулись оземь оба — в обнимку и похрапывая.

Накопившаяся усталость не давала заметить, с каким странным, несколько отстраненным выражением лица выслушивал Кощей продолжение ночного рассказа о происшествии и Ванином в нем участии.

— Не стоило тебе вмешиваться, — наконец прохладно заметил он. — Таяна права, мать разыщет ее очень быстро, если уже не отыскала, и будет в гневе. И на дочку, и на племянника. Как они там между собою решат, это их дела, семейные, а вот ты... Мне бы не хотелось с Хозяйкой ссориться.

Иван ошеломленно вскинул голову. Он открыл было рот, чтобы высказать свое недоумение, да и возмущение в том числе, когда чародей с усмешкой одернул себя сам:

— Впрочем, — он поднялся, подойдя к парню, чтобы обнять его, одарив мимолетным поцелуем, и неохотно признал, — если бы ты не пошел с другом или же отказал в помощи, — это был бы уже не ты, Ваня!

Иван смешался от ласковых ноток, прорвавшихся сквозь привычное ехидство его тона, неловко пожав плечами:

— Я всего лишь немного помог человеку — недужному и пострадавшему.

— Вот именно, — согласился мужчина, аккуратно переводя тему в иное русло. — Пойдем, тебе тоже как следует отдохнуть стоит.

Владевшее им глухое раздражение настойчиво требовало выхода, и лишь четкое понимание его иррациональной безосновательности помогло удержать себя в руках, а ядовитый язык за зубами. Кощей не лукавил, когда говорил, что ожидать от Ивана в подобной ситуации лениво-созерцательного равнодушия было бы попросту дико. Это же Ваня! В конце концов, не менее дико, чем ради сиюсекундного самоудовлетворения упрекать или высмеивать то свойство его натуры, которое в нем и привлекает, вызывая только уважение и симпатию.

Однако это не отменяло того непреложного факта, что чародею было едва ли не физически неприятно при мысли, что Ваня тратил и по-видимому еще будет тратить время и силы на то, чтобы возиться, — разглядывать, прикасаться как-либо, — к другому мужчине. Наверняка обнаженному. Мужчине молодому и привлекательному в достаточной степени, чтобы на него положила глаз юная царевна...

Нет, это чувство нельзя было назвать классической ревностью по той же самой причине — это же Ваня! Все-таки, еще более чуждо было бы обвинить его в распущенности, представив заигрывающим со своим пациентом в предвкушении страстных любовных утех, но... доводы рассудка действовали плохо. Это Ваня, а он даже чересчур отзывчивый и сострадательный: хлопоты с полумертвым высохшим телом страшного колдуна не помешали ему потом в этого колдуна влюбиться!

К тому же, этот Андрей ближе ему по возрасту без всяких сверхъестественных причин, ближе по духу, с которым оба выросли, как в присказке, впитав его с молоком матери. А подчас богоравному царю и его последнему холопу куда проще бывает найти общий язык друг с другом, чем с равным себе по положению и воспитанию соседом иноземцем-иноверцем. Тем паче, что между двумя парнями не стоит ни чародейского флера, ни угрозы предубеждения, ни прошлых постыдных тайн, ни даже проклятого бессмертия, если заглядывать совсем уж далеко... Как тут быть спокойным!

— Ты сердишься?

Чуть вздрогнув, Кощей очнулся от своей задумчивости. Иван внимательно смотрел ему в лицо.

— Нет, — мягко уверил его чародей. — За что бы?

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Иван. — Спасибо...

Он нежно коснулся губ мужчины своими и сполз чуть ниже, снова устраивая голову у него на груди, а для надежности — крепко обвив Кощея руками. Тонкие пальцы чародея c бережной осторожностью зарылись в еще слегка влажные золотые кудри: 'Ванечка мой...'

'Мой...'

Просыпаться таким манером — от поцелуев, ласковых, воздушно-легких и сладких до невозможности, — ему еще не доводилось. Ваня даже глаза не сразу открыл, отвечая и тут же растворяясь в омывающей его волне безграничной нежности. Лишь когда поцелуй все же прервался, молодой человек с недовольным вздохом стряхнул с себя остатки дремы и распахнул веки: Кощей лежал рядом и с тихой улыбкой смотрел на сонного парня, легонько поглаживая по груди кончиками пальцев. Иван вопросительно приподнял брови, притягивая мужчину еще ближе к себе. Кощей плавно очертил рукой его лицо по контуру и запустил пальцы в волосы, отведя со лба встрепанную прядку:

— Ты красивый, Ваня, — вдруг негромко произнес чародей.

— Обычный, — Иван невольно смутился от каких-то новых, бархатных ноток в его голосе.

— Красивый, — не соглашаясь качнул головой мужчина. — Теплый, солнечный...

Вовсе растерявшийся Иван не нашелся со словами, накрыл его руку своей, потерся щекой о ладонь, целуя в запястье и с беспокойством замечая, что зеленые очи внезапно чуть потемнели, на миг становясь серьезнее, строже.

— И сердце у тебя чистое, — с толикой непонятной грусти продолжил чародей, — в нем злобы нет, равнодушия...

Он убрал локоть, опускаясь на подушки, и теперь приподнявшийся Иван смотрел на него сверху вниз.

— Да что с тобой? — не выдержал парень. — Что тебя тревожит?

Кощей замер на мгновение, после чего тихонько рассмеялся, демонстративно всплеснув ресницами:

— Ванечка, ты невозможен! Я ему комплименты говорю, а тебя волнует, не тревожит ли меня что-нибудь!

— Ты меня целиком волнуешь, — с укором поправил чародея Иван, наклоняясь к его губам и заглядывая в глаза, но там уже не осталось сумерек, и зелень на дне мягко мерцала золотистыми искрами. С неясным облегчением шепотом вырвалось. — Ты сам сейчас солнечный...

Кощей снова засмеялся в ответ, обвивая его за плечи и аккуратно опрокидывая на постель:

— Тогда позволь мне продолжить начатое, раз уж с комплиментами куда-то не туда занесло!

Даже если Ваня и хотел, то настаивать дальше у него не вышло бы любом случае: очередной поцелуй, становясь все более глубоким, не оставлял места ни для чего иного. Лишенный жесткого напора, он не дразнил, не провоцировал, а скорее деликатно приглашал довериться, расслабиться и уступить чувственной игре. Что ж, в самом деле, подумать о том, с чего бы на чародея напало подобное причудливое настроение, — можно и попозже!

Тем более, что мужчина на одних поцелуях останавливаться явно не собирался, а утренняя нега располагала именно к таким неторопливым, искушающе-томительным ласкам. Нежа сухие, чуть обветренные губы царевича своими, Кощей изредка отвлекался на чувствительные местечки на шее — у мочки, под подбородком, спускался до ключиц. Он рисовал ладонью будоражащие узоры на его груди и животе почти до самого паха, щекоча ногтями дорожку из светлых волосков, и — возвращался выше, чтобы невесомой спиралью очертить пальцами тонкую кожу ареолы до маленькой бусинки соска.

Ваня млел, выглаживая лопатки и бедро мужчины, куда мог дотянуться, протестующе вздохнул, когда чародей все-таки оторвался от его губ. Впрочем, недовольство моментально испарилось, потому что мужчина отстранился лишь для того, чтобы сместиться ниже к бедрам, отмечая свой путь короткими жаркими поцелуями и побуждая движением колена раздвинуть ноги.

— Красивый, — еще раз удовлетворенно подтвердил выпрямившийся Кощей, буквально обжигая взглядом раскинувшегося на постели обнаженного парня.

Спутанные золотые кудри придавали несколько пикантного очарования соразмерным чертам порозовевшего от возбуждения лица, участившееся дыхание рвалось с припухших губ, затуманенные глаза — как штормовое небо... Хороший разворот плеч, сильные и чуткие руки, плоский твердый живот сейчас вздрагивает под шаловливыми пальцами чародея.

— И весь мой, — не без коварства улыбнулся Кощей.

— Твой, чей же еще, — Иван непроизвольно сглотнул, а в следующую минуту захлебнулся стоном, когда в плену требовательного рта оказался его изнывающий от напряжения член.

Ванечку выгибало так, что приходилось придерживать. Другой рукой мужчина нежно поглаживал его бедра, мошонку, пока ладонь не скользнула по промежности чуть дальше и не проникла меж ягодиц, осторожно обводя подушечкой пальца колечко мышц и постепенно их разминая. Кощей бросил быстрый взгляд исподлобья: Ваня беспомощно смотрел на него расширенными глазами.

— Повернись.

Иван беспрекословно исполнил просьбу, подгребая под себя подушку и утыкаясь в нее пылающим лицом. Длинные волосы защекотали щеку и плечо — Кощей почти лег на него, уже с такого ракурса принимаясь ласкать шею и окрестности, в ложбинку между ягодиц красноречиво упиралась горячая твердь. Мужчина определенно не собирался дальше оттягивать с исполнением обещания, и теперь все так же медленно, со вкусом, выцеловывал спину царевича вдоль позвоночника от загривка до ямочек у поясницы. Тот только глухо урчал в подушку, отдаваясь новым для себя ощущениям, пока его проход терпеливо растягивали, обильно увлажняя.

— Приподнимись.

Иван послушался, ни стыда, ни страха не было, лишь некое азартное предвкушение, да где-то на заднем плане мелькнула мысль, — а точно ли он сам настолько же осторожен и щепетилен с любимым? Хотя... нет пределов совершенству!

Кощей успокаивающе поглаживал поясницу парня, наклонившись легонько целовал в плечо. Когда мышцы, туго охватившие его член, чуть отпустило, сделал несколько пробных движений, вырвав у Вани протяжное 'а-ах!'. Довольную усмешку удержать было трудно, не менее трудно, чем сдерживаться, оставаясь на установленной самим грани, и двигаться в жаркой пульсирующей тесноте неторопливо и плавно, отвлекая себя необходимостью уделить пристальное внимание поджавшимся яичкам и члену любовника.

— Нетерпеливый мой...

Ванечка заданного темпа решительно не выдерживал, все более резко подаваясь навстречу, стонал уже не переставая, измочалив несчастную подушку руками до непотребного вида. Кончал долго, бурно и кажется, его все еще потряхивало даже тогда, когда Кощей сыто вытянулся рядом.

— М-м-м, — Иван подался к нему не открывая глаз и благодарно уткнулся носом в шею. — Здорово...

Чародей еле смолчал, проглотив ехидное, мол, я старался, быть первым и единственным — некоторым образом обязывает.

Молодой человек поднял голову, глядя на него неожиданно хитро прищуренными глазами.

— А я теперь тебя об этом часто просить буду, — прикусив губу и скромно потупившись, Ванечка вычерчивал пальцем на влажной от пота груди мужчины какую-то загогулину. — Ничего?

Такого сообщения Кощей уже не снес, — фыркнул, со смехом крепко обнимая разошедшегося царевича, и решительно возразил: