— Почему только смотреть? — снова возбухнул из своего кресла эльф. Я презрительно на него посмотрел. Сейчас я ненавидел, просто НЕНАВИДЕЛ этого сукиного сына! Так сильно, как даже тетку еще не ненавидел.

— Нет! — отрезал я, резко разворачиваясь и направляясь к двери. — Я в ваши игры не играю.

— Вадик! — окликнул меня Виктор, и столько муки было в его голосе, что я почти вернулся, но только почти. Окинув взглядом этих двоих идиотов, я сердито выпалил:

— Да пошли вы! — и вышел, громко хлопнув дверью. Злые слезы застилали глаза, пока я несся в свои комнаты. Гребаные чертовы извращенцы! На ректора без слез не взглянешь, а туда же, пень старый! А вот от Виктора я такого вообще не ожидал. Нет, правда, да пошли они!

Глава 44.

Вихрем ворвавшись в комнаты, я принялся судорожно паковать вещи, как попало запихивая их в чемодан. Кстати, а как мои шмотки вообще тут оказались, аккуратно разложенные по шкафам? Я почему-то только сейчас об этом задумался, хотя сам сюда их не приносил. Они же в Лексусе были? Везде эта магия проклятущая, ядрена-матрена! Блииин... И о чем только я сейчас думаю? Защитная реакция организма на стресс, что ли?

Все. С меня хватит! Вот только соберусь, и свалю отсюда к чертовой матери. Понятия не имею, куда идти, и как я вообще за территорию Академии выберусь, но мне уже плевать. Надо будет — лаз на другую сторону планеты прокопаю. Вот! Я взрослый и сильный. И еще раз — пошли они...

И тут вдруг что-то мокрое шлепнулось мне на руку. Слезы? Да я вроде не плачу... Проведя по щеке кончиками пальцев, понял, что не просто плачу, а основательно так молча реву уже минуты три, если не больше. Чемодан сам собой из рук вывалился, и я с размаху плюхнулся на кровать. А как же Виктор? Он хоть и сволочь, но сволочь моя, родная. И что теперь? Зло пнув чемодан, я тихо матерился, проклиная по матери всех и вся.

Сколько времени прошло не знаю, но на особенно цветастой тираде о том, кто и куда может засунуть свои предложения, которые вроде как компромиссы, меня прервал громкий стук в дверь. Если это кто-то из студентов за солью по-соседски пришел, я его сейчас точно покусаю! Но это оказался не студент, а Виктор.

— Вадик, впусти меня. Нам надо поговорить. — громко попросил он.

Я и так уже весь был — сплошной комок нервов, а это "поговорить" просто окончательно из себя вывело.

— А что, тебе разрешение мое нужно, чтобы войти? Замков то вроде нет на двери. Или вампиру приглашение на вход требуется? — проорал я, яростно разрывая на клочки одну из футболок в приступе бешенства.

— Черт, Вадик, ты же прекрасно знаешь, что не требуется! Просто я не могу защитные заклинания Камиэля преодолеть. Поэтому и замков нет. Пока ты меня не впустишь, я войти не смогу.

Ааа! Вот оно как. А я то думал, что здесь все — доверчивые соплежуи.

— С каких это пор он стал Камиэлем? — я уже заканчивал кромсать футболку и раздумывал о возможности вандализма над джинсами.

— Вадик, прекрати! Что я тут стою под дверью, как идиот, и ору? — очередной сильный удар по двери. Наверное, уже ногой.

— Почему "как"? Идиот и есть! Вот я бы на твоем месте Дарено в асфальт укатал, кусок этот потом вырезал, упаковал к радиоактивным отходам и затопил в Марианской впадине! Но если тебе нормально, то кто я такой... — сарказм в моем голосе был в лучших традициях ректора, аж самому противно стало.

— Открой немедленно, или я вынужден буду позвать Дарено, чтобы он чары снял!

Ах, он опять за свое. Дарено позвать грозится? Может, прям щаз групповушку и устроим? А че стесняться то — все свои!

Я еще только подумать успел, а дверь уже резко открылась, так грохнув о стену, что с потолка штукатурка посыпалась.

— Заходи! Гостем будешь. Сегодня часом не пятница? А то я что-то запутался, чья сейчас очередь! — я выразительно посмотрел на наручные часы, которые у меня с календарем были. Подарок Виктора, кстати. Прям как знал, что мне пригодится!

— Вадик, я все понимаю... — Виктор тяжело опустился на кресло, в то время как я все-таки начал выдергивать у джинсов нитки из швов, продолжая сидеть на кровати перед раскрытой пастью чемодана в куче мелких лоскутков, бывших когда-то синей футболкой. — Тебе неприятно...

Я перебил вампира, одним движением вырывая карман у многострадальной одежи.

— Неприятно? Ну что ты! Вполне себе так приятно. Ты же ничего не сделал, правда? Ну что такого, всего лишь перепутал арифметическую операцию: надо было отнять, а ты разделил. Делов то?! Только я не вещь, чтобы меня отнимать, а тем более делить! — рванув джинсы за две штанины, я разорвал их к чертям собачьим на две половины. Вот фак! Как бы мне хотелось, чтоб это были не джинсы, а мой неуважаемый ректор.

Виктор в каком то беспомощном жесте запустил в волосы пятерню, растрепав их до состояния вороньего гнезда.

— Вадик, послушай, пожалуйста! Мне так же больно, как и тебе...

Я снова не дал ему договорить:

— Да? Странно... Потому что мне точно сейчас больно не так, как тебе!

Вампира аж всего передернуло от моих слов.

— Прекрати! Думаешь мне легко было? Я сюда прилетел, словно за мной стая оборотней гналась. Когда меня Варнагар нашел и сказал, что у тебя неприятности, я и представить не мог! Думал, что ты просто опять что-нибудь отчубучил в своем стиле. А тут мне Дарено говорит про магию вашу. Я чуть не свихнулся! Меня Камиэль часа два успокаивал, втолковывал, что это не конец света.

Я скептически смотрел на своего мужа, не в силах представить себе его первую реакцию на слова ректора.

— Ну и как, втолковал? Скажи хоть, как роли то распределили? Кто сверху, кто снизу, кто посередине? Имей ввиду, Вик, если до тебя эта бледная немочь хоть раз пальцем дотронется, то больше трогать станет нечем! Это и тебя, кстати, касается!

Виктор слегка покраснел и нервно сглотнул. С какой-то стороны я ему все же не завидовал, очень. Все его вампирские штучки — ничто по сравнению с нашей магией, и в такой ситуации он как бы оказывался между молотом и наковальней. Но себе я все же не завидовал больше, и вовсе не из-за эгоистических соображений. Просто... А что просто? У меня инстинкт волчий. Я собственник, оказывается! Похлеще, чем эти двое вместе взятые.

— Вадик, Камиэль здесь тоже жертва. Не надо на него злиться. Ты хотя бы подумал о том, что у него тоже может быть кто-то, кого он любит? А ему ведь расстаться придется, потому что магия не потерпит кого-то еще в этом союзе. Мы не уверены, что и со мной все гладко пройдет, но есть шанс из-за того, что мы с тобой уже связаны.

Я расхохотался:

— У Дарено?! Ты его видел?!

Виктор одарил меня очень серьезным взглядом:

— А ты? У него, конечно, не самая блестящая внешность, да и характер тяжелый, только он мог бы запросто решить все свои проблемы, убив меня, да и тебя, по сути, тоже. Что ему мешает это сделать? Пока ты достигнешь полной силы, еще Бог знает сколько времени пройдет, а я ему вообще не соперник. Представь, приезжаю я, прошу принять на обучение мальчишку, а потом оказывается, что этот мальчишка — самая его большая проблема за последние хрен знает сколько лет! Что бы ты на его месте сделал?

— Мне и на своем месте фигово, чтобы я еще и о его месте думал. — буркнул я, наконец-то отбрасывая осточертевшие уже остатки джинсов и стряхивая обрывки ниток с колен. — Что я ему теперь, по гроб жизни благодарен должен быть? Возлюбить ближнего своего, как Христос завещал, даже если этот ближний мне поперек горла? И кстати, я не могу умереть, если ты не забыл.

— Можешь.

Одно простое, тихое слово, и весь мир рушиться. Как такое может быть? Не то, чтобы я ценил свою жизнь дороже, чем жизнь Виктора. Просто всегда очень больно терять иллюзии, а к своей неуязвимости я уже успел привыкнуть.

Виктор снова тихо заговорил:

— Вадик, Универсалы тоже смертны. Камиэль может уничтожить не только твое тело, но и душу. Совсем. Навсегда. Так, словно тебя вообще никогда на свете не было. Ни Рая не будет, ни ада. Ничего!

— Зачем ему меня уничтожать? — я растерянно скатывал в руках шарик, машинально собирая нитки с покрывала. — Я же ему ничего не сделал?

— Он будет вынужден, если ты сбежишь. Его магия начнет разрывать его на части, потому что процесс воссоединения уже запущен. Единственный выход не дать этому завершиться — это смерть кого-либо из вас. В этом случае магия убитого перейдет к его убийце. Именно поэтому Универсалов больше не осталось. Они просто друг друга истребили. Кстати, это еще один повод для Дарено тебя уничтожить.

Я был ошеломлен. Не знал, что сказать. Впервые в жизни я даже не знал, что думать!

— Черт! Прям "Горец" какой-то гребаный! Вик, а с чего ты решил, что он этого не сделает? Ну, в смысле, не прикончит меня? Если он один остался, скольких же он тогда самолично грохнул? Сколько всего Универсалов было? Сотни? Тысячи?! Зачем ему с кем-то делиться магией, если он может захапать все себе? Что-то не очень верится в доброго самаритянина...

— Затем, господин Царев, что я устал. — послышался резкий голос от двери. Дарено собственной персоной! Он уже успел привести себя в порядок. Стоял, облокотившись о косяк, совсем как Виктор любит, и спокойно смотрел мне в глаза. — Я много столетий только и делал, что воевал. Мой народ уничтожил сам себя, и я приложил к этому руку.

— Вы убийца! — я вскочил с кровати и кинулся к Дарено, сам не зная точно, зачем. Но Виктор схватил меня за руку и удержал.

Дарено смерил меня холодным взглядом.

— Ты тоже.

Я вспомнил Веника, который не был ни в чем передо мной виноват, а я его убил. Пусть случайно, но какая теперь разница?

— Ладно. Пусть так! — я почувствовал необъяснимый приступ честности, словно меня кто за язык тянул. — Но зачем вам меня учить управлять магией? Не боитесь, что однажды я и вас убью?

И впервые на лице ректора я вдруг увидел улыбку. Не косую ухмылку, не презрительную гримасу, полную сарказма. Настоящую улыбку, полностью преобразившую его некрасивое лицо.

— Нет, Вадик, не боюсь! Не могу объяснить тебе, как ты вообще на свет такой появился, но ты явно Универсал, и в то же время им не являешься. Мы с детства учились убивать, чтобы выжить. И для нас не существовало таких простых понятий, как любовь, дружба, привязанность... Значение имело только кровное родство, потому что магия внутри одного рода не позволяла напасть. Даже браки между нами всегда совершались близкородственные, потому что все боялись впустить в свою семью постороннего. Кровь смешивалась. Мы вырождались. Убивали друг друга. Когда все зашло слишком далеко, некоторые из нас попытались прекратить бессмысленную войну, но привычка отвечать ударом на каждое проявление посторонней магии сделала свое дело. В конечном итоге остался только я. Если я скажу тебе, что последний, кого я убил, был настоящим чудовищем, на руках которого было больше крови, чем на мне когда-либо будет, ты мне не поверишь. А я просто устал.

Я слушал. Я пытался понять. И чувствовал себя очень плохо оттого, что не мог понять. Мне была чужда бессмысленная жестокость. Мне было дико ненавидеть всех и вся и постоянно жить и ждать нападения. Никогда не быть уверенным в безопасности своих близких. Это было худшим кошмаром, что я вообще мог себе представить. Я растерянно посмотрел на Виктора, все еще сжимающего мою руку и крепко пожал ее в ответ. Я хотел показать, что мы вместе. Что я его простил. И что бы ни случилось, он всегда для меня будет на первом месте, и никакая магия этого не изменит.

Хотя кое-что я все же хотел бы еще выяснить:

— И все же, господин ректор, вы не ответили на мой вопрос. Где гарантия, что я вас не убью, а вы не убьете меня?

Дарено плавно оторвался от стены и медленно подошел ко мне, удерживая мой взгляд своими необычными, трехцветными глазами.

— Если бы я хотел тебя убить, то уже давно это бы сделал. А ты... Я, конечно, за тебя не отвечаю. И все же... Ты другой, Вадик. Просто другой. С тобой я могу быть уверен только в некоторых вещах, потому что плохо тебя понимаю. И одной из тех вещей, в которых я уверен, является то, что ты не убьешь меня просто за магию. Ты можешь сделать это случайно, или потому, что я этого действительно заслужу. Но не за магию. Еще раз повторяю. Я устал от одиночества. Я хочу, чтобы у меня была семья. Чтобы был кто-то, о ком бы мне можно было заботиться и кто заботился бы обо мне. Я думаю, что втроем мы смогли бы стать семьей. Предупреждая твой вопрос скажу, что Виктора не трону, хотя, честно говоря, не в восторге от того, что вынужден принять его в свою семью. Но это отдельная история. Убив его, я потеряю все шансы. Правда, Вадик?

Я серьезно кивнул, давая понять, что Виктор неприкасаем. Дарено кивнул в ответ и в этот миг я увидел в его глазах все те сотни лет, что прошли с его рождения. Всю боль, ненависть, страх, ярость, безысходность, и какую-то глубинную мудрость. Что-то так же мало доступное моему пониманию, как необъятность Вселенной. Возможно, так смотрят Боги?

Виктор поднялся с кресла и встал рядом со мной напротив Дарено, обняв меня за плечи. Я уже ожидал очередного магического всплеска, но его не последовало. Ректор смотрел на нас спокойно, словно смирившись, приняв как данность то, что мы теперь... Кто? Семья? Да, наверное... Странно, но я больше не испытывал ненависти к Камиэлю. Он по-прежнему был сложным, непонятным. По-прежнему не отличался красотой моего супруга. И я все еще не до конца был согласен с сексуальным аспектом нашей дальнейшей жизни и очень плохо себе все это представлял. Но ненавидеть его больше не мог.

Виктор прервал наш молчаливый диалог.

— Камиэль, как ты думаешь, откуда все-таки взялся Вадик?

— Предполагаю, что его родители были Универсалами, которым удалось скрыться каким-то образом от всех остальных. Думаю, что для этого им пришлось полностью отказаться от магии. И наверное, они сделали это, чтобы защитить будущее своего ребенка. Скорее всего их убил кто-то из Универсалов, кто смог их найти. Не я. Мы запоминаем магический подчерк, если хоть раз с ним столкнулись. Магия Вадика мне незнакома.

Я принял это. Нельзя сказать, чтобы до конца поверил, но и огульно обвинять у меня причин не было. И только один вопрос не давал мне еще покоя.

— Профессор, у меня есть тетка. Она тоже Универсал?

— Ты уверен, что она тебе родная? Возможно, это просто кто-то, кому твои родители доверили воспитание сына в случае их смерти. Это можно легко выяснить.

Впервые с начала этого странного разговора я почувствовал облегчение. Не родная? Возможно... Теперь я уже ничему не удивлюсь. Но проверить все-таки надо, ага. Навестить, узнать, не пошаливает ли сердечко... ну и дальше по обычному сценарию. Я даже улыбнулся, теснее прижимаясь к Виктору.

Так мы и стояли втроем, и каждый решал в этот момент для себя что-то важное. Мы еще не были семьей в привычном понимании этого слова. Да, возможно, что и не будем, потому что, согласитесь, странноватая семейка из трех мужиков получается. Но теперь я точно знал, что жизнь после смерти есть, если есть кто-то, кто будет о тебе помнить даже тогда, когда тебя не станет. Я не знал своих родителей. Их давно уже нет. Более того, их смерть была окончательной и бесповоротной, потому что, когда умирают Универсалы, умирают и их души. Но я о них помню, и частичка их все еще живет во мне. И значит, они живы.