Полудемон. Король. Алекс

— Ваше высочество, я так хочу вина... может быть, угостимся?

Если бы я не ждал чего-то подобного — точно повелся бы. И не увидел, как девушка проводит рукой с кольцом над моим бокалом. А из-под камня сыплется туда какая-то пыль.

Пришлось поднести его к губам, задумчиво подержать, а заодно и принюхаться. Пахло — слегка, но травой. Яд? Ой ли... Скорее приворотное, так удобнее.

Вообще, подобные зелья не должны на меня действовать, как на полудемона. Или хотя бы вдвое слабее. Но пробовать все равно не стоило.

Пришлось подать знак Томми — и осторожно вылить все на портьеру. Два раза подряд.

И маслеными глазами уставиться на блондинку.

Видимо, так и должно было быть, потому что та чуть расслабилась, получила разрешение называть меня просто Алексом и потребовала танцевать.

А три танца, между прочим — это почти объявление о намерениях. Пришлось 'подвернуть ногу' уже на втором танце.

Абигейл наблюдала весьма благосклонно. И тут в игру вступили Томми и Рене. Первый решительно увлек блондинку танцевать. Второй же...

— Алекс, я ее первый раз вижу. Кто это?

— Думаешь, я ее раньше видел? Милая девушка, с приворотным зельем...

— Даже так? Ты уверен?

— Наведи справки, а? И проводи меня к себе, нога болит...

Хромать я перестал уже за дверью. Рене пообещал все узнать — и удрал, а я направился на балкон.

Странно как-то. Зачем нужно подсовывать мне эту девицу?

* * *

Разъяснилось все через пару дней — именно столько понадобилось Рене, чтобы выяснить всю подноготную.

Баронессы Мирей в природе не существовало. Вообще. Как и самого баронства.

Просто взяли девушку чуть ли не из публичного дома, отмыли, одели и дали приказ. И та помчалась меня очаровывать.

Расчет был верным.

Я, мальчишка неопытный, нецелованый — ну, так полагала тетушка, поведусь на умело демонстрируемые прелести. Тем более после разрыва с любимой девушкой, захочу доказать ей, что я не хуже...

Тетя опоила Карли приворотным зельем, поскольку девочка подходила мне, как нельзя более. Хорошая семья, хоть и не дворяне, но простонародье будет умиляться, этого допускать нельзя было. Так что Карли убрать, приворотного зелья мне в супчик подсыпать, а дальше моя женитьбы на девке из подворотни и рождение ребенка. А вот потом...

Возможны варианты.

От компроментации меня в глазах всего Раденора — король не может быть женат абы на ком, если это не романтическая история, до шантажа. Если не сделаешь то-то и это — всем расскажем, кто твоя жена и от кого твои дети.

Да и не могут трон наследовать дети от подобного мезальянса. Принц и бывшая содержанка? Гибель моей репутации гарантирована. Задумано было неплохо.

Но кто сказал, что это должно сработать?

Впрочем, девицу я гнать от себя не стал. Пусть трется рядом, лучше уж зло известное, чем что-то новое. Эту пошлешь — Абигейл еще что-то новое придумает.

Карли же...

Кто бы знал, насколько тошно мне было видеть ее изо дня в день.

Довольную, счастливую, с омерзительно-виноватым выражением, которое появлялось в ее глазах при виде меня. Я даже виконта убивать не стал... хотя и мог!

И тут...

Меня вызвал дядюшка.

— Алекс, Андрэ собирается жениться на дочери герцога Ратавера.

Ратавер?

Мне чуть дурно не стало.

Ратавер — небольшое герцогство, входящее в состав Теварра. На границе с нами.

Будет ли тут выгода?

Ой ли. У герцога еще четыре сына, нам в приданное разве что набор посуды дадут. Земли мы ни пяди не получим, отношения с теваррцами не улучшим — это в принципе невозможно. Зато дочка, говорят, хороша необыкновенно. И портрет тут — шикарная блондинка с карими глазами, и шпионы говорят, что портрет еще всей ее прелести не передает.

Ну и чего удивляться?

Любовь!

— А от меня что требуется?

— Поедешь с посольством.

Я кивнул. И поехал. Хотя бы Карли не увижу какое-то время — и то счастье.

Вместе со мной ехал Томми. Рене я убедил остаться.

А еще — надел под камзол кольчугу и снимать не собирался. Нет, я не ждал подставы. Я был уверен, что она — будет.

* * *

Андрэ взял с собой такую кучу прихлебателей, что было совершенно непонятно — к чему там я? Если за первые три дня пути мы виделись всего два раза, да и потом не чаще?

Убивать меня никто не пытался, правда, пару раз к нам с Томом в компанию пытались навязываться посторонние, но я быстро отшивал их.

Баронесса, кстати, тоже поехала — и терлась возле меня так активно, что даже мой конь кусаться начал. И я его понимал.

Сам бы укусил, если б не побрезговал. Дама обливалась какими-то приторными духами и все чаще поглядывала на меня с недоумением. Наверное, я должен был уже давно затащить ее в кровать, но — не тянуло. Лучше я зомби подниму.

Тьфу.

Мы ехали по лучшей стране мира — Раденору. И с каждым днем я все отчетливее понимал, что Раденор стоит чего угодно. Крови, грязи, боли — в том числе и моей. Стоит.

Эти потрясающие сосновые леса, эти дюны, это море, это небо и крики чаек...

Эти скалы и кокетливые рощицы, словно прячущиеся за своими более высокими и мощными собратьями-соснами...

Золотой песок и зеленая трава.

Прозрачные реки и нахальные мальки, вьющиеся у самых копыт коня...

Дорога проходила мирно и спокойно. Песни и дешевые шутки менестрелей, улыбки дам, замки, охоты, балы в нашу честь...

Я один такой ненормальный!?

Я не понимал, никак не понимал, почему так получается?!

Как они могут быть спокойны, глядя на нищету, на болеющих детей, на зажравшихся аристократов... да какого Аргадона!?

У него кошелек на поясе стоит столько, что деревню год прокормить можно! А люди голодают. Умирают...

Почему так?!

Очень резко это проявилось в одной из деревень.

Баронесса внезапно захотела свежего молока — и мы свернули от основного кортежа. Я, Том, леди и еще трое дворянчиков. Из тех, которых Рене называл 'петушок-флюгер'. Не опасны, нет. Им просто хочется развлечений, блеска, веселой и красивой жизни... опасны ли они?

Да.

Такие могут развращать и сбивать с пути ю. Ну к чему, в самом деле, учиться, работать стремиться к чему-то, когда рядом — такое? Веселое, легкое, беззаботное, глядящее на тебя сверху вниз и цедящее: 'Зачем?! Ведь жизнь так прекрасна...'

При моем дворе таких не будет.

Я не считал, что надо всех заставить работать, нет. Есть непригодные ни к чему, мусорные люди. И проблем от них больше, чем удовольствия. Но...

Рик, Марта, Анри — они вырастили меня, чтобы я стал королем. Я люблю их, и я благодарен им. И я отчетливо понимаю, что эти дворянчики живут неправильно.

А как — верно?

Как я?

Я, простите, не образец благородства. Та еще образина получается. Я не обладаю скромностью, терпением, всепрощением и прочим, о чем учат холопы. В их понимании идеальный человек — это такая мягкая всепрощающе-всетерпящая слизь — бери и делай с ней, что пожелаешь.

А в моем?

Я не знаю.

Но что-то горит внутри меня.

Горит жадно и голодно, подталкивает вперед, учиться, двигаться, взойти на следующую ступеньку... и когда я вижу таких людей, которые погасили в себе этот огонь — или вовсе никогда им не обладали?!

— О чем ты думаешь?

Том подобрался поближе. Я посмотрел на друга.

— Том, а зачем мы живем? Или они? Она?

Троица 'молодежников' удачно выхвалялась перед баронессой, давая нам возможность переброситься парой слов. Хотя и не время и не место для таких разговоров. Но ведь мысли не спрашивают, где тебя найти? Они просто есть.

Друг пожал плечами.

— Алекс, мы живем не зачем, а скорее, вопреки, — усмехнулся друг. — Ты не должен был родиться, я должен был умереть. Но мы живы. А значит кому-то это нужно!

Ответ меня не устроил. Кому-то? Чему-то? Имя и адрес, пожалуйста.

Но мы уже въезжали в деревню, да и долго секретничать было нельзя. Интересно, есть в этом клятом королевстве хоть одна сытая деревня?

Эта к ним точно не относилась. Крестьяне унижено кланялись, несколько детей, до тех пор игравших посреди улицы, сорвались и унеслись куда-то.

— Ну же, Алекс, добудьте мне молока! — капризно протянула баронесса.

Я кивнул, огляделся... кого бы попросить? Судя по тому, что деревня словно вымерла, хорошего тут от лордов не ждали. И справедливо.

Впрочем, долго мне оглядываться не пришлось, откуда-то из-за угла вывернулся мужчина средних лет и плюхнулся прямо в пыль под копытами коня. Я едва удержал животное, чтобы не оттирать потом подковы от крестьянских мозгов.

— Господин!!! Помилуйте!!!

Кретин! Крестьянин, этим все сказано! Орать чуть ли не под копытами у породистого жеребца?!

— Да ты ополоумел, любезнейший? Это лошадь, сейчас копытами переступит — и тебя потом ни один некромант не поднимет!

— Смилуйтесь!!! Не оставьте детишек сиротами!!!

Тьфу!

Я спрыгнул с коня, перебросил поводья Тому и за шкирку поднял мужчину с земли.

— Рот закрой.

— Г-господ-дин...

Судя по ужасу на его лице... да что такого здесь делали дворяне!? Регулярно вырезали половину деревни и насиловали вторую половину?!

— Скажите, у вас можно купить молочка?

Несколько минут крестьянин только осмысливал мои слова. А потом яростно закивал.

— Да, господин!!!

— Тогда принесите мне кувшин с молоком.

В моих пальцах блеснула серебряная монетка.

Староста закивал и сорвался с места.

— Ваше высочество, чего вы с ним копаетесь? — удивился один из дворянчиков. — Вытянуть пару раз плетью — мигом бы бросился.

Я вздохнул.

— Вам заняться нечем — плеть пачкать?

С большим удовольствием я бы опробовал данное средство на молодом наглеце. Но — нельзя. Пока нельзя.

— Убийцы!!

Я обернулся.

По улице медленно шла женщина. Медленно, словно слепая. Но темные глаза смотрели прямо на меня — и сквозь меня.

— Будьте вы прокляты, убийцы! Семеро детей было у меня — и ни одного не осталось! Муж. Родители. Братья и сестры! Убийцы в шелках!

Невысокая, темноволосая, в драных лохмотьях. И все же...

Я вгляделся — на этот раз своим чутьем некроманта. И — присвистнул.

Не здесь и не там. Из-за горечи потери эта женщина словно бы наполовину умерла. Сейчас она не живет, она существует. А физическая смерть... это будет только продолжением.

Возможно, для нее это даже будет радостью.

Сумасшедшая?

Нет. Просто она живет на грани...

— Ты! — вскрик одного из молодчиков.

— Нет!

Я вскинул руку, но остановить сопляка не успел. Кнут опоясал плечи женщины. Впрочем, она этого словно бы и не заметила. Как и не было.

— Будьте вы все прокляты. Убийцы...

— Уйди, Хильда!!!

Староста, прибежавший с кувшином, попытался вклиниться между нами и женщиной, но никто из нас не обратил на него внимания. Я поднял руку.

Проклятье набирало обороты, я видел это. Иногда бывает и так. Она уже наполовину в мире мертвых, через нее проходит сила, с которой не справиться даже мне, полудемону. Зря думают, что демоны поедают души мертвецов. Зря.

Эта женщина проклинала — и ее проклятье затягивало на грань, туда, где была и она. Если сейчас ничего не сделать — мы обречены. Возможно, я справлюсь. На остальных не плевать, но вот Том...

Я сделал пару шагов и встал перед безумицей. Возможно, я смог бы снять проклятье. Но не с друга.

А значит только один выход. Я взмахнул рукой.

Женщина захрипела, оседая на землю. Из горла ее лилась алая кровь.

Проклятье, словно рассерженная змея, сворачивалось обратно. Уползало. Уходило вместе со своей хозяйкой.

— Алекс...

Том смотрел на меня вопросительно. Я пожал плечами.

— Есть старый способ снять проклятье. Надо убить ведьму до того, как оно будет завершено.

— Проклятье?

Том знал, что я некромант. И я кивнул, подтверждая его опасения.

— Она бы убила нас.

Друг поежился. Позади раздался сдавленный всхлип. Я обернулся — и вздохнул. Баронесса смотрела на меня так, что разъяснений не требовалось. Теперь она ко мне и близко не подойдет, не то, чтобы привораживать. Бедная дурочка. Натравливали на кролика, а поймался волк.

Староста трясся и икал. Я осторожно вытащил у него из рук кувшин с молоком.

— Вот, возьми. И пусть ее похоронят по-человечески.

На высыпанные ему в ладони деньги можно было похоронить половину деревни. Ну да ладно...

Обратно мы ехали в молчании. Я размышлял о своем.

Чем я отличаюсь от этой безумной? Она мстила за своих родных — я тоже мщу. Она проклинала кого попало. Тех, кто был похож на убийц. Я даже знал, что произошло. Очередное аристократическое развлечение. Война ли, охота ли, что-то еще — неважно. Важно то, что ее семью уничтожили, а она — осталась. И мстила.

А что делаю я?

Кто остановит меня?

Мысли были откровенно нерадостными.

* * *

Долго потерзаться мне не удалось. То одно, то другое... Заноза, конечно, скребла внутри, но... не гноится же пока? И не нарывает. А когда начнет — будем вытаскивать. Чем душевные занозы отличаются от физических?

Да ничем.

А значит — переживем.

Кстати, в соседях я тоже разочаровался. Или это просто рядом с границей так? Те же убогие деревни, почти нищие крестьяне, затравленные взгляды...

Интересно, если ли на свете короли которые понимают, что власть не для развлечений и красивой жизни. Да и вообще, не власть для них, а они для страны?

Или это просто я ненормальный?

Да нет, вроде бы дед был таким же. Хотя при нем и заварилась эта каша.

Только вот осуждать его сил не было. Семья — упряжка из двух лошадей и пока муж обеспечивает ее, жена должна воспитывать детей. Разве нет?

Но почему так получается?

Мишель, чье рождение стоило жизни моей бабушке, выросла королевой. Прошла через огонь и стала сильнее. Сделала единственное, что смогла — родила меня. А Рудольф, воспитанный любящей матерью...

Сломался.

Прогнулся под Абигейл и ее родню. И как это объяснить?

Почему один ломается, а второй остается сильным?

Нет ответа.

Возможно, в одном из людей есть чревоточина, а в другом нет? Хорошее яблоко гнить не будет, а вот если там было повреждение...

Но как это проявляется?

Не знаю, ничего не знаю...

Нет ответа.

* * *

Возможная невеста Андрэ оказалась действительно прехорошенькой.

Лавиния Ратавер Аларэ.

Красавица. Просто картинка.

Золотые волосы кольцами, громадные карие глаза с золотыми искорками, чуть темнее волос, пухлые губки, мило вздернутый носик. А фигура?

Судя по показанному, там и остальное было на уровне. Во всяком случае, Том смотрел восхищенно. Пришлось напомнить ему про оставленную в столице любовь.

— Алекс, но ведь красавица?

Я пожал плечами.

Возможно. Внешне у нее недостатков не было. Но... я бы на ней не женился. Было в ней что-то общее с Абигейл. Гнусное такое...

О чем я и сказал другу. Томми пожал плечами, но восхищения в его глазах поубавилось.

А внешне все было более чем прекрасно. Кланялся герцог, радушно улыбалась его жена, всем видом выражали радость его сыновья. А у меня внутри словно колокол бил. И к кольчуге еще и штаны такие же найти хотелось. И щитами обвеситься.