"Значит, четыре года назад..." — Гедимин вспомнил свою первую встречу с эа-мутантом — ещё не в форме ползающей слизи — и поёжился. "Интересно, откуда Ассархаддон их берёт... Хотя — нет, неинтересно."

— То есть — вот этот мутант был одним сарматом? — уточнил Хольгер — он ещё не общался с эа-мутантами так близко, и неприятных воспоминаний у него было меньше. — И... ты, возможно, знаешь, кем?

Домициан кивнул и включил передатчик. Нужный файл нашёлся быстро.

— На них на всех есть документы. Все данные, какие только есть, — кем был, кем является. Вот карточка этой формы.

Гедимин посмотрел на экран и вздрогнул всем телом — так, что лязгнула броня. "Нгылек Гьоль" — гласила верхняя строчка. "Формирование начато: 26 декабря..."

— П-понятно, — пробормотал Хольгер, быстро отводя взгляд от экрана. — Ну что ж... И часто Ассархаддон прибегает к таким... методам наказания?

Домициан пожал плечами, недоумённо покосился на Гедимина и быстро выключил передатчик — видимо, глаза сармата успели потемнеть и сузиться.

— Никогда не вникал в его дела. Всё, что я знаю, — у нас есть объекты разной степени зрелости. Некоторым меньше полугода.

Вагон замедлил ход, приближаясь к станции. Хольгер покосился на передатчик и потянул Гедимина к выходу.

— Наша остановка. Тебе ехать дальше, — сказал он Домициану. — Осторожнее с этим... существом.

— Не беспокойся, эпидемии не будет, — сдержанно отозвался генетик, поднося включённый анализатор к воздуховодам. "Нгылек," — Гедимина вновь передёрнуло. "А я-то боялся расстрела..."

За ними вышли притихшие охранники. Гедимин подошёл к тому, с кем так и не закончил разговор на платформе Ядерного блока.

— Приехали. Так что с опытами? Идёшь с нами?

Охранник покачал головой.

— Нет, — он отодвинулся немного в сторону, глядя мимо Гедимина. — Это без меня.

03 февраля 37 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база "Койольшауки"

Хольгер отложил просканированный образец в контейнер, достал следующую обсидиановую пластину и протянул Гедимину. Опыты шли третий день, процесс был отработан, — сарматы могли часами молчать, и в отсеке стояла мёртвая тишина, — вакуум поглощал любую вибрацию.

Гедимин вложил образец в просвет между двумя пластинами из рилкара и флии — самодельный "управляющий стержень" делил надвое массу ирренция, поглощая излучение и прерывая возможную реакцию. Обсидиан лёг в удерживающий паз, "стержень" медленно пошёл кверху — равномерно, миллиметр за миллиметром. Гедимин держал его твёрдой рукой, все движения давно были выверены, — ещё секунда, и самодельный твэл зажёгся зеленью, осветив сумрачный отсек. Гедимин отложил "стержень" и отодвинулся, глядя на конструкцию сбоку, — проявятся белесые полоски и крапины, или зелёное свечение останется ровным?

— Странно всё-таки, — нарушил тишину задумчивый голос Хольгера. Гедимин удивлённо мигнул.

— Ты что-то нашёл?

В руках у химика не было образцов, и анализатор он временно выключил, отслеживая состояние твэла по дозиметру. "Ничего не нашёл," — понял Гедимин. "Тогда в чём дело?"

— Это же просто стекло, — Хольгер прикоснулся пальцем к ближайшему необлучённому образцу. — Окись кремния, немного оксида алюминия, щепотка примесей — окисленные щелочные металлы и пузырьки вулканического газа. Этот состав сто раз воспроизводили — со всеми примесями и включениями. И ничего. Никакой реакции. И эти пластины...

Он щёлкнул по образцу кончиком пальца.

— Это же не чистый плавленый обсидиан. Это стеклянистый фрил с его примесью. Наверное, надо быть омикрон-квантом, чтобы видеть разницу. Я вот не вижу.

Гедимин медленно вернул на место "стержень" и достал из паза облучённый образец. В этот раз никаких вспышек не было — этот пласт обсидиана хорошо отработал бы и в реакторе.

Хольгер, приняв от него облучённую пластину, протянул ему ещё одну.

— Предпоследняя, — сказал он. — Скоро пойдём отдыхать.

— Ты устал? — вяло удивился Гедимин. Работа была предельно простой, но и он чувствовал неприятную тяжесть в голове и слабость в мышцах.

Зелёное свечение снова стало ярким. Несколько секунд сармат молча смотрел на него — и едва успел краем глаза уловить точечную вспышку у самой стены и два тонких зелёных волоска, от твэла протянувшиеся к ней.

Взрыва не было — нечему было образовать ударную волну, но дозиметр заверещал внутри скафандра так, что Гедимин зашипел от внезапной боли в ушах. Хольгер вскочил, но все посторонние свечения уже погасли — обсидиановая пластина была прихлопнута двусторонним экраном, излучение более не попадало на неё.

— Микролинзы, — выдохнул Хольгер, бережно принимая образец из рук Гедимина. — Вот так было и с твоим реактором. Сейчас найду, где они...

Несколько минут он, затаив дыхание, водил анализатором по пластине. Гедимин молча наблюдал за ним, но его взгляд всё время возвращался к едва заметным серебристым включениям внутри стекла. Оно вообще было неравномерным — окраска шла волнами, чёрное сменялось серым и белесым — но эти крошечные пятнышки почему-то выделялись и сразу бросались в глаза.

Хольгер выпрямился и развернул голографический экран, высматривая что-то среди повторяющихся строчек.

— Это? — не выдержал Гедимин, ткнув пальцем в одно из вкраплений. — Что там?

— Торий, — ответил Хольгер, обводя небольшую область на экране. — Окись тория. Но, видимо, не только торий. Тут вокруг — железосодержащие области. Такая... линза в центре линзы. Думаю, это оно.

— Торий? — Гедимин выпустил щупы анализатора и поднёс их к серебристой точке. — Здесь считанные атомы этого вещества. Уверен, что оно может так серьёзно влиять?

Хольгер молча кивнул, ставя в контейнере напротив последнего образца несколько пометок.

— Здесь ещё одна торийсодержащая пластина. Давай проверим её. Кажется, мы очень близки к цели.

07 февраля 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база "Геката"

Реактор излучал привычный синевато-зелёный свет без белесых проблесков. Гедимин наблюдал за ним из-за щита управления, подсвеченного единственной красной лампочкой. Освещение здесь не требовалось — даже заглушенный реактор светился на весь зал, а в присутствии работающего приходилось закрывать глаза тёмным щитком. Шёл третий час непрерывной работы — и четвёртые сутки с тех пор, как Хольгер собрал все данные по облучению обсидиана и унёс в Химблок. С тех пор Гедимин его не видел — разве что мельком, в столовой и по пути к жилым отсекам, и химик на все вопросы лишь качал головой.

"За столько дней они должны были что-то найти," — думал сармат. "Выяснить, что там с торием, и при чём тут железо."

Он перевёл взгляд на один из твэлов. Сквозь яркое свечение ирренциевых стержней трудно было разглядеть серо-чёрную трубку обсидиановой линзы — но она там была, и сигма-лучи, испускаемые анализатором, до неё дотягивались. Теперь Гедимин и без помощи Хольгера мог найти в толще обсидиана сформировавшиеся и с каждым днём уплотняющиеся серебристые сгустки — скопления атомов железа, по непонятной причине сдвинувшихся с места и сползающихся в несколько точек, как сползаются вместе клетки расплескавшейся эа-формы. Таких линз в реакторе было шесть; раз в семь-восемь часов одна из них выдавала белую вспышку с перегревом твэла. Гедимину с ними всё стало ясно ещё три дня назад; можно было бы опустить до упора управляющие стержни и вывести ненадёжные твэлы из реакции, но сармат не торопился, дожидаясь окончательного ответа от Хольгера. Ториевых вкраплений он не нашёл ни в одной линзе — видимо, та единственная, в которой они были, взорвалась вместе с предыдущим реактором.

Защитное поле над головой пошло красными волнами. Гедимин мигнул, несколько секунд озадаченно смотрел на него, а затем быстро двинулся вверх по лестнице. Хольгер пришёл — и, как мог, пытался вызвать сармата из "реакторной ямы" на поверхность, — "фонящий" реактор напрочь заглушал любые внешние сигналы.

— Ну? — спросил Гедимин, едва шагнув на верхнюю ступеньку. Хольгер ухмыльнулся и пощёлкал пальцем по прикрытому бронёй запястью.

— Всё подтвердилось, атомщик. Примеси урана и тория создают микролинзы, из-за них возникают концентрированные пучки — а при их пересечении — эффект Прожига со всеми сопутствующими.

— А непересекающихся лучей в реакторе нет, — еле слышно пробормотал Гедимин, оглянувшись на "яму".

— Именно, — кивнул Хольгер. — Слушай дальше. Вкрапления железосодержащих минералов не усиливают эффект ториевых линз — они просто собираются поблизости и формируют сгусток. Если тория или урана нет, но железа больше двух процентов — оно просто сползается в сгустки. Только не спрашивай меня, почему оно это делает, и как всё это соответствует законам физики. Исгельт и Арторион тоже не в курсе.

— Ясно, — отозвался Гедимин. — Похоже на то, что я видел в реакторе. А вот если взять чистую окись тория...

Хольгер, не дав ему договорить, громко фыркнул и махнул рукой.

— Ну разумеется, мы это опробовали. Утром четвёртого, как только проверили наши данные. И окись тория, и в смеси с оксидами железа, и в стекле, и в искусственном обсидиане. Ничего не работает. Только естественный обсидиан.

— А если добавить тория в образец, где его нет? — не отступал Гедимин. Ему представлялись все линзы-концентраторы — несомненно, уже тысячами используемые в "Гекате" и "Койольшауки". "Если торий усиливает их действие," — думал сармат, — "это уже очень неплохо..."

Химик ударил кулаком в ладонь.

— А вот это работает, атомщик. И добавление железа тоже. Я думаю, мы откопали что-то важное в области применения обсидиана. И я уже отчитался перед Ассархаддоном. Скоро в Инженерном блоке начнут разделять обсидиан по весу — тяжёлый расплав на линзы-концентраторы, лёгкий — тебе в реактор.

— И в ЛИЭГи, — вовремя вспомнил Гедимин. — Там скрещивающиеся пучки тоже ни к чему. А вот Линкену с его оружием... Линкену пригодится ториевый обсидиан. Ты ему сказал?

— Будто ему это интересно, — фыркнул Хольгер. — Получит новые излучатели — узнает. Это технология, атомщик. Наш адмирал в такое не вникает.

Гедимин едва заметно вздрогнул.

— Адмирал? — переспросил он, крепко схватив Хольгера за плечо. Тот испуганно мигнул и подался назад.

— Я пошутил, атомщик. Ну... я думаю, Маркус сделает его адмиралом. Он этого хочет, и он верен Маркусу... Не нас же ставить командовать флотом, сам подумай...

Гедимин нехотя отпустил его и покачал головой.

— Как бы нас не расстреляли по итогам работы... Ладно, химик. Спасибо, что всё проверил. Теперь мне нужны будут новые линзы для твэлов. А тебе я отдам несколько образцов для изучения.

"Адмирал..." — Гедимин снова стоял у щита управления и ждал, когда вентиляция остудит реактор, и можно будет извлекать твэлы. "Может, и правда. Я бы не удивился. Я мало знаю об адмиралах Саргона. Вроде бы Линкена среди них не было. Но имя можно и сменить..."

10 февраля 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база "Геката"

— Сепаратор для расплавленного обсидиана... — медленно проговорил Ассархаддон, изучая что-то на экране своего смарта. — Выращивание кристаллических стержней... "Геката" наполняется странными проектами, seatesqa. А я стараюсь не вспоминать о крохах физического образования, полученных мной когда-то. Это нелегко, seatesqa. Представляю, каково вам всем...

Он внимательно посмотрел на Константина. Тот вздохнул.

— Главное, чтобы работало и не взрывалось, — пробормотал он. — Я ещё в Ураниуме зарёкся просить у Гедимина обоснование.

Гедимин досадливо сощурился — Константин своими назойливыми поддёвками отвлёк его от чего-то, по-видимому, важного.

— Выращивание кристаллических... чего? — запоздало переспросил он, повернувшись к Ассархаддону.

— А, вы не в курсе... — вяло удивился тот. — Хольгер, вы не сообщили... Да, впрочем, вы и не должны были.

— Он в реакторе по уши, — отозвался Хольгер. — Не хотел отвлекать. Всё равно бесполезно.

Гедимин мигнул. "Опять я что-то пропустил?"

— Химблок работал с насыщенным раствором карбоната ирренция, — продолжил Ассархаддон, сверившись со смартом. — Обнаружены интересные явления в выращенных кристаллах. Возможно, при использовании таких кристаллов и расплава обсидиана можно создать миниатюрный реактор большой мощности... и стабильности.

— Что?! — Гедимин развернулся к Хольгеру, едва не отломив край столешницы. — Это ты придумал?

Химик покачал головой.

— Арторион и Исгельт. Это только предположение, Гедимин. Мы его ещё не проверяли. Правильный кристалл не так легко вырастить.

— Кристаллические стержни, — пробормотал сармат, положив руки на стол и крепко сжав их. — Выращивание твэлов... Когда же это вещество начнёт проявлять нормальные свойства?!

Ему вспомнился давний сон, повторившийся с тех пор несколько раз с небольшими вариациями, — светящаяся пещера с ирренциевыми сталагмитами, омываемыми подземными водами и окутанными паром. Вода поднималась, и вокруг каждого столба, горящего зелёным огнём, образовывалось пустое пространство, — жидкость испарялась быстрее, чем подтапливала его, и надо всем этим медленно плавился свод пещеры. Сны были очень яркими — в них Гедимин стоял посреди природного реактора с дозиметром в руке и смотрел на всё это, не мигая, пока его не выбрасывало обратно в явь. "Расплавленный обсидиан," — он неслышно усмехнулся. "Насосам придётся нелегко."

— Гедимин, — окликнул его Ассархаддон. Сармат, задумавшийся было о кристаллическом ирренции, вздрогнул и растерянно мигнул. Куратор смотрел именно на него, не обращая внимания ни на Хольгера, ни на Константина.

— Кажется, у вас эта идея не вызывает энтузиазма, — сказал Ассархаддон. — На то есть причины?

Гедимин снова мигнул и посмотрел на Хольгера. Тот, похоже, ждал его ответа с куда большим нетерпением, чем Ассархаддон. "Так это всё-таки он придумал," — не слишком удивился сармат. "Изобретателей у нас мало..."

— Не знаю, — буркнул он. — Что-то с ней не так.

Константин поднял взгляд к потолку и тяжело вздохнул. Ассархаддон спокойно кивнул.

— Я услышал. Химблок начнёт над ней работать. Рано или поздно он выяснит, что именно с ней не так. Но вернёмся к вашему проекту, Гедимин. Сепаратор для обсидиана будет построен, и вы будете получать линзы из лёгкой фракции. Если вы уверены, что это добавит реактору стабильности — я возражать не буду.

— Атомщику тут виднее, — ненадолго включился в разговор Линкен. Он сидел немного поодаль, отвернувшись от компании, и тихо переговаривался с незнакомыми Гедимину сарматами. Одного из них ремонтник вроде бы видел раньше — но имени его не вспомнил бы и под расстрелом.

— Но кое-что меня смущает, — продолжал Ассархаддон. — Привязанность к обсидиану, природному сырью сложного и неконтролируемого состава... Как вы установили, лунный минерал непригоден для работы. Мы получили образцы из Северного Союза — из так называемой Западной зоны отчуждения, где слабо контролируется воздушное пространство — но их вы тоже забраковали. Остальные месторождения расположены в областях, куда очень непросто попасть незамеченным, — от долины Миссисипи до полуострова Камчатка, и я уже не говорю о Фарсидском плато на Марсе...