— Возможно, ты действительно устал, — пожав плечами, отозвался сенешаль. — Допустим, тебе часто удавалось найти выход из какой-нибудь неразрешимой ситуации. Но почему ты думаешь, что это должно продолжаться бесконечно?.. Хоть ты и маг, но ты такой же человек, как и любой из нас. Значит, ты тоже можешь уставать, впадать в отчаяние или поддаваться слабости. Довольно странно обвинять себя за то, что это так. Это не более разумно, чем сердиться на себя за то, что тебе нужно есть и спать.
Крикс задумчиво кивнул. В глубине души он далеко не был уверен в том, что Атрейн прав. Конечно, люди могут уставать, терять надежду или поддаваться ощущению бессилия. Но Крикс не сомневался в том, что умение бороться с этой частью своей человеческой природы и не признавать саму идею "невозможного" — важная часть того, что делает его Эвеллиром. Князь, должно быть, знал, как сохранять эту способность — год за годом, через все ошибки, разочарования и поражения — но он не успел рассказать об этом дан-Энриксу. Он вообще почти ничего не успел ему рассказать...
Крикс посмотрел на обступающие их деревья — и на одну кратную секунду ему показалось, что Седой вот-вот появится из обступающей их лагерь темноты, повергнув его в полную растерянность своим внезапным появлением. В конце концов, Князь славился своей способностью приходить именно тогда, когда его никто не ждал, а значит, было бы вполне естественно, если бы он явился и теперь, когда его считали мертвым.
Но, разумеется, никто так и не вышел из ночного леса.
Тяжело вздохнув и пожелав Атрейну доброй ночи, Меченый отправился устраиваться на ночлег.
...В первый момент ему почудилось, что он попал в Адель. Во всяком случае, галерея из белого камня, на которой он стоял, напоминала императорский дворец, а возвышающаяся напротив башня очень мало отличалась от строений в Верхнем городе. Это была хорошо знакомая ему архитектура, сочетавшая, казалось бы, несочетаемые вещи — строгий и величественный вид и почти воздушную легкость, создающая иллюзию, что стены дышат и тянутся к солнцу, как деревья и цветы. Однако, сделав несколько шагов вперед, Крикс осознал, что это место — вовсе не Адель. Он ожидал увидеть внизу город, но вместо этого увидел бесконечные, как море, облака, пронизанные восходящим солнцем. Подножие башни, которую он заметил с галереи, тонуло в этих облаках, словно в сверкающем сугробе.
Меченый внезапно вспомнил, что всего пару минут назад он был в ночном лесу и старался уснуть, ворочаясь на своем жестком ложе.
"Значит, это сон" — подумал он. Все сразу встало на свои места — на галерее было ветрено, но Меченый не чувствовал, чтобы его волосы шевелились от ветра, и, делая шаг, не ощущал твердости камня под ногами. Даже заливающее все вокруг солнце, при всей своей яркости, не резало ему глаза, когда он смотрел прямо на него. И все же сон был исключительно правдоподобным — куда более детальным, красочным и ярким, чем все остальные его сны. Дан-Энрикс обернулся и внезапно обнаружил, что на галерее он был не один. Неподалеку от него стояли еще два человека, показавшиеся Криксу неожиданно знакомыми. Он быстро вспомнил, что и правда уже видел их — на старых фресках в Академии, изображающих строителей Адели. В отличие от тех изображений, лица настоящих Альдов не светились — или, может быть, это свечение казалось незаметным в том потоке солнечного света, который заполнял всю галерею. Крикс, как завороженный, смотрел на тонкие черты лица ближнего к нему Альда. Кожа на его лице казалась тонкой и прозрачной, словно лепесток цветка. Было довольно странно сознавать, что, несмотря на это, Альды вовсе не казались хрупкими — от них веяло Силой. Меченый внезапно осознал, что те отзвуки Тайной магии, которые он ощущал, держа в руках какую-нибудь вещь, созданную Альдами, не шли в сравнение с той магией, которая окутывала их самих.
Ни один из Альдов не смотрел на Меченого. Судя по всему, они не видели его и даже не способны были ощутить его присутствие.
Если бы в этом видении у Крикса было сердце, его точно защемило бы от разъедающей досады. Он мечтал увидеть Альдов с того дня, как оказался в Академии и познакомился с Саккронисом. Правда, большую часть своей жизни Меченый считал, что это просто детская мечта, которой никогда не суждено осуществиться, но время от времени она охватывала его с новой силой — например, когда Атрейн рассказывал ему о том, как он едва не оказался в Леривалле. Осознание того, что эта невозможная мечта исполнилась — но он, словно в насмешку, оказался здесь не более чем призраком, показалось Меченому нестерпимым. Не имея возможности ни окликнуть Альдов, ни привлечь к себе внимание каким-то другим способом, Крикс призвал на помощь свою магию, и попытался увидеть их так, как будто он был ворлоком, умеющим читать чужие мысли.
...Это было, как внезапно осознал дан-Энрикс, крайне опрометчивым поступком — он почувствовал себя, как человек, который собирался осторожно попробовать воду в незнакомом месте, но внезапно погрузился в воду с головой. Чувства Альдов оказались и сильнее, и значительно сложнее, чем он мог представить. Для большинства из них он не сумел бы подыскать названия, однако даже того, что Крикс сумел соотнести с привычными ему эмоциями, было достаточно, чтобы понять, что Альды ощущали смесь из самых противоречивых — с точки зрения людей — вещей, которые никак нельзя было даже представить вместе. Это было, как волна, которая с грохотом накрывает тебя с головой, заставляя на мгновение забыть о том, кто ты такой.
Дан-Энрикс разорвал связавшую их с Альдом нить, боясь случайно захлебнуться в этом ослепительном водовороте чужих мыслей, однако в его голове продолжал кружиться настоящий вихрь из понятий и представлений, не принадлежавших ему. Он знал, что место, где они сейчас стоят, и вправду Леривалль, что эту галерею называют "Солнечная гавань", и что оба Альда думают о нем, хоть и не знают, что он может слышать эти мысли. Но самое главное — он знал, что они ожидают нападения, и что царившая на галерее тишина, которая сначала показалась ему воплощением гармонии, на самом деле — напряженная минута перед боем.
Олварг не стал дожидаться, пока его враги закончат все приготовления и двинутся на Марахэн. Он добился того, что Меченого выслали из города, послал своих людей за ним, а сам возглавил армию и двинулся на Руденбрук. Тот Альд, к мыслям которого неосторожно прикоснулся Меченый, был преисполнен сожаления, что Леривалля и всей его магии оказалось недостаточно, чтобы защитить живущих в Руденбруке айзелвитов от ловушек Темного истока. Но при этом в глубине души он сознавал, что все случившееся было неизбежно. Альды вправе только защищать людей, но не решать за них. Они даже не вправе были помешать изгнать дан-Энрикса из Леривалля...
Все, что они могли — это встать преградой на пути у Олварга и его армии.
Меченый-Альд испытывал одновременно воодушевление, и скорбь, и радостную легкость, посещающую только наиболее отважных из людей и только в самые опасные минуты, когда ты особенно отчетливо осознаешь, что можешь умереть, но в то же время чувствуешь, что это не настолько важно, как ты привык думать в остальное время.
Альды готовились к сражению.
...Открыв глаза, Меченый вскочил на ноги. Его движение было настолько резким, что гвардеец Уриенса, спавший рядом с ним и охранявший пленника, кубарем откатился в сторону, хватаясь за оружие, как будто полагал, что арестант решил его убить. При этом он разворошил догорающий костер, который выплюнул в ночное небо рой багряно-алых искр.
— В чем дело? — рявкнул заспанный сержант, приподнимаясь на локте и щурясь на огонь.
— Вставайте! — резко сказал Крикс, чувствуя себя голым оттого, что под рукой не было перевязи с мечом, и с трудом сдерживая злость при мысли о потраченном напрасно времени. — Олварг ведет своих людей на Руденбрук.
Олрис проснулся от того, что в спину сильно дуло. На том месте, где обычно спали Рельни и одетая в мужское платье Ингритт, было пусто. Олрис слышал раздраженные мужские голоса, но стены выстроенного аэлитами укрытия из лапника мешали ему рассмотреть, что происходит. Олрис выбрался из-под елового навеса и, ежась от холода, выпрямился во весь рост.
Картина, представшая его глазам, была настолько необычной, что на секунду ему показалось, что он все еще спит. Казалось, люди на поляне позабыли, кто здесь член конвоя, а кто — бывший партизан, и самозавбенно орали друг на друга.
— ...То есть ему приснился сон, что кто-то собирается напасть на Руденбрук, и теперь мы должны нарушить наш приказ и повернуть назад? Мы что, по-вашему, сошли с ума?! — надрывался кто-то из гвардейцев.
— Это не сон, ослиная башка! — орал в ответ Лювинь, успевший сгрести своего противника за шиворот. — Дан-Энрикс — маг! Это предупреждение всем нам...
— Ах, значит, маг?! А чем он может это доказать? Может он приказать костру погаснуть? Или повалить вот эту ель?.. Что это вообще за магия, если в итоге нужно доверять дурацким снам?
— Заткнись! — внезапно заступился за дан-Энрикса другой гвардеец. — Его магия спасла мне жизнь, когда я умирал от лихорадки!
— Ах, так это теперь магия?! Может быть, рвотный лист или лекарство от запора — это тоже волшебство?..
Олрис спросил себя, что здесь произошло, но смог понять лишь то, что главной причиной спора был дан-Энрикс, и что перебранка началась уже достаточно давно. Казалось, что еще чуть-чуть — и спорщики набросятся друг на друга с кулаками. Олрис завертел головой, пытаясь отыскать глазами Крикса. Получилось это далеко не сразу. Несмотря на то, что Меченый стоял в кольце разбушевавшихся людей, сам он хранил молчание и оставался неподвижным. Казалось, что его внимание поглощено чем-то совсем другим.
— Тихо!.. — внезапно рявкнул он. Олрису еще не приходилось слышать, чтобы Меченый отдавал приказания подобным тоном, и сейчас он вздрогнул, осознав, как резко может звучать голос Крикса, если он этого пожелает. Гвинн ничуть не удивился, когда люди на поляне в самом деле замолчали. В наступившей тишине слова дан-Энрикса прозвучали особенно зловеще. — Лошади волнуются. Я думаю, Безликие где-то поблизости.
Все люди на поляне, словно по команде, обернулись в ту же сторону, куда смотрел дан-Энрикс. Стреноженные лошади и в самом деле волновались. Ближайшая к Олрису рыжая кобыла нервно раздувала ноздри, била по земле копытом и косила темным глазом. Точно так же вели себя животные в Марахэне, когда в замке появлялся кто-то из адхаров. Олрис почувствовал, как в животе мгновенно стало холодно и пусто.
Краем глаза он увидел, как стоявшие возле костра мужчины беспокойно переглядываются.
— Может быть, это обычный хищник?.. — без особенной надежды предположил кто-то вслух.
Раскрасневшийся во время спора Рельни отмахнулся от этой идеи, как от явной несуразицы.
— Да нет, любой нормальный зверь почуял бы большой отряд издалека и обошел его. Крикс прав, это наверняка адхары.
Сержант гвардейцев обернулся к Меченому — с таким видом, будто это он был виноват в случившемся.
— И что теперь? — сердито спросил он.
— Прежде всего, отдайте мне мой меч, — сказал дан-Энрикс. — Насколько я помню карту, никакого подходящего укрытия поблизости нет. Так что разумнее всего будет остаться здесь. Надеюсь, у нас еще есть немного времени. Зажгите вокруг лагеря костры.
— Костры?.. — эхом откликнулся сержант. — Это же адхары, а не волки! Думаете, они испугаются обыкновенного огня?
— Я знаю об адхарах больше, чем любой из вас, — отрезал Меченый. — Если хотите уцелеть — кончайте пререкаться и делайте то, что я сказал.
Несмотря на то, что несколько минут назад гвардейцы Уриенса громогласно заявляли, что они не верят ни в какую магию, за сооружение костров они принялись с таким же пылом, как и их недавние противники. В дело пошли все запасенные дрова, еловые ветки, срубленные для устройства шалашей, и даже деревянные носилки, на которых путешествовал Атрейн. Таская ветки для костра, Олрис подумал, что, должно быть, каждый из собравшихся втайне надеется на чудо. Всем хотелось, чтобы Меченый сумел каким-то одному ему известным способом прогнать адхаров, не позволив им напасть на их отряд.
В работе не участвовал только сенешаль, который все еще не мог твердо держаться на ногах, сам Меченый и возглавляющий конвой сержант. Между двумя последними все еще продолжался спор.
— ...Я не могу вернуть вам меч, — услышал Олрис, тащивший мимо них разрубленные на бруски опоры от носилок. — По приказу короля, ваше оружие должно оставаться у меня, пока мы не доедем до Каменных столбов.
Олрис замедлил шаг.
— Сейчас не время думать о приказах, — с раздражением сказал дан-Энрикс. — Если вы не отдадите мне Ривален, то мы все погибнем еще до рассвета.
— На твоем месте, я уже сломал бы ему челюсть и забрал свой меч, — сказал сидевший на земле Атрейн.
Судя по лицу сержанта, в нем происходила трудная борьба.
— Вы должны дать мне слово, что вернете меч, когда сражение закончится, — сказал он в конце концов.
— Верну, верну! — нетерпеливо отозвался Крикс.
Заметив, что Атрейн повернул голову и смотрит прямо на него, Олрис поспешно отвернулся и потащил свою добычу дальше.
Когда работа была закончена, центр поляны окружало настоящее кольцо огня. Те, кто еще не успел вооружиться, торопливо надевали на себя кольчуги, продевали руки в ремешки щитов и как бы невзначай чертили пальцем разделенный круг — общий для айзелвитов и для гвиннов знак от сглаза и от темных сил. Дан-Энрикс, наконец-то получивший перевязь с Риваленом, вытащил меч из ножен и теперь медленно шел вдоль огненной границы, держа клинок над пламенем — так низко, что его лизали огненные языки. Меченый не произносил никаких заклинаний, не чертил магических знаков, но собравшиеся в центре круга люди наблюдали за его действиями в благоговейном молчании.
— Ты думаешь, это поможет?.. — тихо спросил Рельни, пока Меченый закончил свой обход.
— Это не то же самое, что настоящий Очистительный огонь. Но, думаю, он сможет ненадолго задержать Безликих.
— Надеюсь, что ты прав. Что дальше?..
Меченый слегка пожал плечами.
— Будем ждать. Думаю, они уже близко.
Сердце Олриса тоскливо сжалось. Пока они были заняты заботами об обороне лагеря, мысли о главной цели их трудов на время отошли на задний план, но сейчас он понял, что сражения не избежать. Олрис не понимал, как Меченый и Рельни могут сохранять такое хладнокровие.
"По крайней мере, у них есть оружие" — подумал гвинн. У него самого не было ничего, помимо тонкого, почти игрушечного ножика, висевшего в чехле на поясе.
Олрис не знал, как много времени он простоял на том же месте. Жар от нескольких костров бил ему в лицо, так, что губы у него потрескались, а кожа на скулах неприятно натянулась, но при этом ступни и ладони оставались ледяными — скорее от страха, чем от холода.
Потом огонь внезапно затрещал, сделавшись необыкновенно ярким — и при этом свете Олрис различил за ближними деревьями темные силуэты всадников, в которых он узнал адхаров. Кто-то из гвардейцев Уриенса тихо ахнул. Безликие медленно кружили вокруг поляны, избегая выезжать на освещенное пространство.