— Латышей мы выследили здесь, — лейтенант указал место на карте. — Но взять не смогли, уж больно скользкие. Одного мы у них подстрелили, но и те в долгу не остались. Так что счёт равный: один-один.

— Они в город ушли, или опять здесь бродят?

— С утра в Жарцах сидели. Телефонные провода мы порезали, а рации у них нет. Брать в селе их не рискнули — людей мало, да и гражданскими прикрываются. Засели в двух избах в центре. Думаю, попробуют ночью выскользнуть.

— Сможешь помешать?

— Вряд ли. Чтобы всё село обложить рота нужна — новолуние к тому же. Захотят, уйдут, но утром след возьмём, если снег, конечно, не пойдёт.

— Леонид Михайлович, давайте теперь вы — что у нас по прошедшей операции.

— Двенадцать раненых, четверо тяжёлых, пятеро убиты. На ближайшее время вопрос по советским винтовочным боеприпасам снят — взяли почти семьдесят тысяч патронов, так же прочих около пятнадцати тысяч. Две сотни гранат. Три десятка пулемётов разных марок, четыре десятка автоматов, четыре снайперские винтовки, тридцать пистолетов. Это примерно, не до штуки, потому как часть бойцы во время боя разобрали. Некоторое количество медикаментов и перевязочных материалов. Есть пятьдесят восемь семидесятишестимиллиметровых снаряда. Так как подобной артиллерии у нас нет, можно попробовать разобрать — из фугасов извлечь взрывчатку, хотя её в них и немного, шрапнели можно использовать вместо растяжек. Взрывчатки осталось двадцать килограммов, да и то потому, что в поезде взяли. Во время боя израсходовали около десяти тысяч патронов, более ста гранат, в основном на минирование. Пятидесятимиллиметровых мин к миномётам больше нет.

— Спасибо, вы потом вместе со старшиной Зиновьевым поправьте заявку на Большую землю. Мне кажется, раз мы теперь не сильно стеснены в патронах, неплохо было бы получить диски для пулемётов ДП и ДТ, так как из-за их малого количества, мы можем использовать только часть этих пулемётов.

— Неплохо бы ещё магазинов к 'светкам' добавить, — вмешался Матвеев. — Обоймами дозаряжать медленно.

— Хорошо. Это уже частности. Виктор Алексеевич, я не совсем понял по миномётным минам — у нас же пятидесяток больше двухсот штук было. А теперь сразу кончились?

— Не совсем, — Нефёдов опять тёр свой небритый подбородок. Быстро он всё-таки обрастает. — Два миномёта с сотней мин отдали Серёгину в рейд. У него кроме тринадцатимиллиметрового пулемёта, и винтовочных гранатомётов, почитай больше ничего серьёзного и нет.

— Хорошо, значит, имеем шанс получить часть мин назад, если конечно третьей роте таскать их туда-обратно не в лом будет.

Немудрёная шутка немного разрядила тяжёлую атмосферу.

— Командир, — хрипло начал Жорка. — Сегодня немец опять летал, так Кондратьев с Тихвинским его подслушали.

Вот странно — вчера он нужен был, так не летал, а сейчас гляди — разлетался.

— Чего услышали?

— Да не нашёл он ничего.

— Калиничев, а твои костры жгут?

— Жгут.

— Значит, хреново жгут.

— А если сильней, так не поверят, что по правде.

Тоже правильно, однако.

— Ладно, может завтра заметит. А что нам расскажет наша контрразведка?

— Ведём работу, — Зиновьев вытащил из положенной на стол планшетки несколько листов бумаги. — Получил списки личного состава у товарища Кошки. Уже появились вопросы. Вот список тех, кого не стоит ближайшее время выпускать из расположения.

Список оказался внушительным, фамилий на тридцать. Как и ожидал, нашёл Клещёва.

— Как долго может идти проверка?

— Результаты будут через месяц, но каковы будут эти результаты... Вероятно, часть проверить будет просто невозможно. Например, если предыдущие места жительства находятся в зоне оккупации, а части, где они ранее служили, уничтожены или расформированы.

— И что тогда будем делать? — это уже поинтересовался Нефёдов.

— Смотреть будем по обстановке. Кроме того встретился с товарищами из Залесья. По этому вопросу я хотел бы лично поговорить с командиром отряда. Вообще, работы впереди очень много.

— А что со связью с Большой землёй?

— Я представлю вам шифровки после совещания.

Не хочешь говорить при всех, не надо.

— Ещё есть какие-то вопросы, требующие общего внимания? Нет? Тогда всех, кроме товарища Зиновьева прошу заняться своими обязанностями.

— Товарищ младший лейтенант госбезопасности, хочу напомнить, я уже заявлял, что никогда не занимался дознанием ранее, — начал старшина, когда дверь закрылась.

— А я раньше никогда не командовал партизанским отрядом. И что?

— Я не владею методиками. Если мне и удастся распознать ложь, то только очень очевидную. Подготовленного агента раскрыть, таким образом, не удастся.

— Павел, не думаю, что сейчас в отряде есть специально внедрённые агенты, кроме тебя и твоих людей. Агенту противника здесь просто неоткуда взяться. Но возможно скоро в отряде начнут появляться новые люди. Только в тех деревнях и сёлах, что мы относительно контролируем, более восьмидесяти человек бывших военнослужащих Красной армии, и это лишь те, о которых мы знаем. Некоторые из них вполне могут попытаться попасть в отряд. Сейчас не пытаются, потому что ждут окончания войны, но когда поймут, что всё это надолго... Когда до них дойдёт что Красная армия вернётся и придётся отвечать на неприятные вопросы, вот тогда они будут пытаться влиться в отряд. Может быть не в наш, может даже захотят организовать свой, но и тогда с ними придётся сотрудничать.

— Не поздно ли будет — возвращаться?

— Думаю, войны на всех хватит, и мало кто сможет от неё спрятаться. До немцев тоже скоро дойдёт. А вот как они тогда начнут действовать? Будут пытаться вести политику умиротворения — возможно так и будем здесь бегать в одиночку, начнут затягивать гайки, а то и устроят террор — получат тоже в ответ. Партизанская борьба у нашего народа в крови. И в том и в другом случае надо ждать внедрения агентов. Сложнее даже другое — могут заставить, лаской или таской, работать на себя тех, кому мы уже доверяем.

— Вот я и хотел поговорить насчёт Фефера.

— Происхождение не нравится?

— Не только. Темнит он что-то.

— В чём темнит?

— Стал его о Полоцке спрашивать, ну знакомства там, и прочее, а он крутит, явно что-то скрывает.

— Правильно скрывает. Задание у него — выйти на городское подполье. И вроде как есть намётки, но как-то всё криво там и неубедительно. Раз собираешься проверять людей, забрось-ка запросец на некоего бывшего пограничного капитана по фамилии Лиховей, имя и отчества, извини, не знаю. До войны работал где-то в системе образования в Витебске.

— Выход на подполье через него?

— Да.

— А что смущает?

— Утверждает, что взрыв в Полоцке его рук дело. Взрыв был давно, а сам он в городе, скорее всего недавно, если не был нелегальном положении конечно.

— Хорошо, сделаю. Но за Фефером, этим тоже надо последить.

— Надо — следи, только лучше лишний раз его не нервировать, задание у него не из лёгких. Что с шифровками?

— Вот две.

Так, посмотрим, чем нас порадуют. Передать данные всех военнослужащих, а так же гражданских лиц числящихся в отряде. Этим Зиновьев уже занимается. Ого, провести аттестацию на подтверждение званий красноармейцев и командиров. Интересно, как это делается? Хорошо, Нефёдова озабочу — он должен разбираться. Активизировать деятельность по уничтожению немецко-фашистских оккупантов и предателей. Будем считать активизировали. Активизировать борьбу на коммуникациях противника. Тут и да, и нет, но отпишемся что да, но если не подкинут взрывчатки...

Вторая шифровка. Вот, наконец, что-то конкретное: подготовить площадку для приёма грузов. Бла-бла-бла — костры, сигналы и прочее. Главное чтобы опять на два десятка километров не промахнулись.

— Старшина, отправь заявку на доставку грузов с посадкой. У нас тяжелораненые, они выживают, хорошо, если каждый второй, да и реабилитации нормальной здесь для них нет. Нужна эвакуация, на пустом же месте людей теряем.

— Вы же видели прошлую шифровку, там это было указано. Раз командование не может, я-то что?

— Напиши, что неплохо бы их вывезти, как дополнительные источники информации об отряде.

— Ну, не знаю.

— Пиши, может сработает. Вдруг, какой начальник захочет отчитаться, что были проведены дополнительные мероприятия по агентурной работе.

— Попробую.

До прибытия самолёта ещё три дня, но это в первом приближении, а так всё будет зависеть от погоды. Точка та же что и при приёме группы Зиновьева. Будем ждать подарков. А пока стоит к Вальтеру сходить — вчера, когда разоружали немцев, точнее латышей, заметил у них несколько интересных стволов.

Вот, как мог забыть.

— С пленными кто-нибудь работает?

— Да. Мои Либава и Гравин латышей допрашивают, а Тихвинский немцев.

Тихвинский, прямо Фигаро какой-то — везде успевает.

— Они где, в лагере третьей роты?

— Да.

— Если нужен буду, зовите. Спасибо, больше не задерживаю.

Старшина козырнул и был таков. Мне тоже сиднем сидеть смысла нет. Выйдя из землянки, увидел Байстрюка. Хотел окликнуть, но вдруг заметил, что разговаривает он не с кем-то из бойцов, а с Машей. Вот, чего я, один до мастерской не дойду? Вполне, зато, если повезёт, одной проблемой и точкой давления на усталый мозг, станет меньше.

Наш немец без дела не сидел, что, в общем-то, было для него характерно. Сегодня на подхвате у него было шесть человек, занятых, в основном, тушами 'максимов', снятых с бронепоезда. Один как раз ставили на самодельный деревянный станок, напоминающий те, что делали для крупнокалиберных пулемётов, но хлипче. Сам Вальтер занимался с зенитным строенным пулемётом. Его сняли только с половиной станка — верхней частью, потому как нижняя была наглухо то ли приклёпана, то ли приварена к бронеполу.

— Здравствуй, Вальтер. Как агрегат?

— Здравствуйте, товарищ командир, — последнее время немец перестал называть всех господами и переключился на 'камрадов'. — Надёжный, хоть и устаревший. Зато износ минимальный — из него почти и не стреляли.

— А бортовые как?

— Тоже нормальные, вот только отсутствие станков, сильно снижает их полезность.

— Станки и щиты мы вроде ещё со склада увезли, вместе с тобой.

— Да, щитов много, а те два колёсных станка и треногу уже раньше в дело определили.

— Насколько имеет смысл сейчас этими заниматься?

— Этого я не знаю. Плотники ругаются — требуют, чтобы их от работы не отвлекали. Они всё ещё лыжами занимаются. Мы, может быть, пока металлические детали подготовим, а после уже сборку станков произведём.

— Хорошо. Я чего зашёл — автоматы вчера странные заметил. Их тебе передали или как?

— Да, два 'Суоми', два французских 'МАС' тридцать восемь, и пять чешских 'Брно' триста восемьдесят третьих. Будете смотреть?

Прямо как в магазине.

— Буду.

Хоть на улице и было морозно, но лезть в тёмную землянку не имело смысла, потому Мельер вытащил три автомата, разложив их на верстаке под навесом. Первым бросился в глаза автомат, как брат, хоть и не близнец, похожий на мой ППД, причём рядом лежал почти такой же дисковый магазин.

— Это финский 'Суоми', — начал лекцию Вальтер. — Патрон стандартный Люгер, что и в наших автоматах. Свободный затвор. Оригинальная вакуумная система торможения затвора, считается, что это даёт преимущество в точности. Ничего по этому поводу сказать не могу. Достаточно тяжёл, на уровне наших тридцать восьмых и сороковых, и примерно на килограмм тяжелее вашего пистолета-пулемёта. В целом неплохое изделие, а главное не под дефицитный патрон, как вот этот 'француз'.

Лектор взял в руки следующий экспонат. Этот агрегат казался каким-то несуразным. Если бы не приклад, то он своим тонким стволом скорее напомнил бы комиссарский маузер, только увеличенный раза в полтора.

— Очень лёгкий, опять же, почти на килограмм легче вашего. Огонь только автоматический. Эффективность огня, из-за слабого патрона метров пятьдесят, максимум сто.

— Что за патрон?

— Французский трёхлинейный, но значительно слабее маузеровского, применяемого в ваших пистолетах-пулемётах.

— Патронов к нему много?

— Не знаю, мне дали шесть штук для проверки. Вы же знаете, — грустно улыбнулся немец. — Патроны мне не доверяют. Мне вообще мало доверяют.

— Ой, вот только не надо ныть. Меньше соблазнов — крепче спишь. Третий — что за чудо с сошками?

— Это как раз 'Брно'. Делают, как я и говорил, чехи. Всё тот же свободный затвор, кстати, как и у 'француза', но его можно утяжелять. Вероятно, для экономии патронов, так как при этом уменьшается скорострельность. Никогда не слышал, чтобы это кто-то делал. Расположение магазина боковое, как и на двадцать восьмом 'Шмайсере', что был у вас до того. Они вообще похожи, даже кожухом ствола. Есть сошки, для использования как лёгкого пулемёта. Не знаю, какова его эффективность в этой роли, так как использование стандартного люгеровского патрона, для пулемёта странно. Тяжёлый. Больше ничего особенного сказать не могу.

— Вот ещё чего хотел узнать — зачем ваши патроны в лентах переворачивают?

Немец, похоже, не сразу понял о чём я, но оглянувшись на бойцов, возящихся с пулемётом, смекнул.

— Разная система извлечения патронов из ленты. У нас гильзы с проточкой, а у вас с фланцем. Система захвата другая, но если ленту перевернуть, то и ваши патроны ваш пулемёт из нашей ленты нормально извлекает. Вряд ли это специально так сделали, просто так получилось.

Ну, вряд ли, не вряд ли — кто его знает. Нефёдов мне сам рассказывал, что у нас ротные миномёты специально сделаны с большим калибром, чтобы вражескими минами могли стрелять, а враг нашими нет. Когда я его спросил, почему пятидесятки так не сделали, плечами пожал. Тогда предположил, что по его логике наши трёхдюймовые пушки тоже так специально сделаны, чтобы могли немецкими семидесятипятимиллиметровыми снарядами стрелять, а наоборот нет. Тут он сначала рассмеялся, начал объяснять, почему это невозможно, но на середине объяснения сам задумался. Потом уже заявил, что может и случайно так получилось, но удобно. По этой же логике получалось, что немцы создали свой миномёт калибром восемьдесят один и ещё чуть-чуть миллиметр, для того, чтобы использовать мины британского трёхдюймового миномёта Стокса. На самом деле скорее скопировали французский восьмидесятиоднамиллиметровый миномёт, поступивший на вооружение на семь лет раньше. Короче, с этими легендами голову сломишь.

Оказалось таких баек гуляет много — народ сравнивал диаметр папиросных гильз с калибрами стрелкового оружия, тем более что и там и там есть название 'гильза', и некоторые утверждали, что папиросные фабрики специально делались так, чтобы могли выпускать патроны. Некоторые умудрялись даже, измерив всё, что попадалось под руку, подогнать под эти мифы вплоть до стаканов, бутылок и детских сосок. Много бывает всяких разных интересных совпадений.

Побеседовав с Вальтером, ещё минут десять, ушёл, загруженный проблемами нашего производственного цеха. По словам Мельера у нас не хватало всего, правда девять десятых из этого 'всего' удавалось заменить тем, чего хватало, хотя и не без геморроя. В течение следующего часа выслушал, что 'всего' не хватает у фельдшера и поваров. Но хоть накормили.