Никогда ещё так не болела спина. Что с ней случилось? Сосновый Корень поднялся, попробовал потереть поясницу, размягчить пальцами — нет, болит всё равно. Слишком сильно он устал. Надо ему хорошо отдохнуть. Надо поспать.
Он подобрал свою шкуру, отошёл чуть подальше. Может, здесь нету мух, может, все там останутся, вместе с мясом. Пусть остаются! Сосновый Корень отходит ещё, проходит по тропинке мимо валунов, но замечает между камнями просвет. Как раз он туда поместится, там и отдохнёт.
На новом месте вроде бы тихо. Вороны только неистово каркают. И люди тоже слышны, Сосновый Корень догадывается: это род Мамонта устроил сходку, бросили мясо, обсуждают загадочную смерть своего главного. Сосновому Корню нет дела до Чёрного Мамонта, вовсе не хочется думать ещё и об этом — у него болит бок, он устал, ему надо поспать. Потому что когда проснётся, опять полезет в яму. Но и об этом ему не хочется думать, о яме тоже не хочется — почему замешкался сон, где пропал?
Сомкнул веки Сосновый Корень, руки сложил на груди, голову повернул к камню, чуть не впритык — мухи сюда наверняка не доберутся. А сон?.. Сон пришёл.
Он видит лёд. Много-много припорошенного снегом льда до самого небосклона. Всё сверкает под ярким солнцем. И слепит глаза. Глаза у него почему-то маленькие. Один глаз смотрит влево, другой глаз смотрит вправо — плохие глаза. Он теперь мамонт, огромный и шерстистый. Их много, мамонтов. Они идут строем. У него даже есть задание. Он должен убить волосатого человека, ему так сказали, что должен, но вроде не хочется ему никого убивать. Он мирный зверь. Его глаза смотрят по сторонам, в разные стороны один от другого, он видит мамонта справа и видит мамонта слева, но волосатый человек где-то спереди. Туда ему как раз и не доглядеть. А ещё он слышит ногами. Это так чудно. Он слышит гул вдалеке и знает, что там колется лёд, падают мощные белые глыбы, такие большие, как он, и даже больше. Ещё он слышит ногами всех других мамонтов, кто как идёт. У всех поступь спокойная, тревоги нет и беспокойства тоже нет. И другим мамонтам сказано, чтоб убить волосатого человека, другие готовы убить, а он прежде хочет увидеть, кого ему убивать. Волосатый человек стоит на снегу с длинной палкой в руке, он вглядывается в волосатого, оба глаза свёл вместе, натужился — кажется, он его знает. Он готов уже произнести его имя, но что-то случается. Впереди вдруг закружилась вьюга и с боков тоже. Сыплются искры какие-то, радуги вспыхивают и гаснут, как молнии, воздух пузырится кругами и так радостно сверкает, так весело. Ему, кажется, весело. Он хочет ещё весёлой травы, у него текут слюнки, но травы больше нет. Он съел всю. И тогда наступает тоска. Он чувствует, как по его вискам текут слёзы. Он видит двуногого. Этот двуногий нарушил Равновесие. В прошлый раз он убил двуногого, в этот раз двуногий должен был убить его. Но тот потерял свою палку. Сила перекосилась. Равновесие стронулось. Он чётко видит, как стронулось. Изогнулось. Длинные верёвки из сверкающей паутины как гигантские змеи тянутся к нему, опутывают, заплетают ноги, хватают за хобот. Эти верёвки тянутся сверху, там подвешена глыба льда. Глыба тоже блестит и сверкает, она упадёт, как только он тронется, как только дёрнет за свои верёвки. Она упадёт, чтобы восстановить Равновесие, которое порушил двуногий. Но как же он двинется? Как? Он же дёрнет, как только двинется. Сразу дёрнет. И это всё из-за двуногого. Почему тот не попал в него своим копьём? Он глядит на двуногого, он хочет того обругать и потребовать, но двуногий кажется ему знакомым, он силится его узнать — и от этого по всему мощному телу пробегает дрожь. Всё вдруг затряслось, не только тело. Всё вокруг трясётся и жужжит, будто небо сдвинулось с места, и земля сдвинулась, всё. А потом остаётся одно жужжание. Где-то прямо над ухом. Он взмахивает рукой, и жужжание перемещается. Он хочет подвинуться и снова взмахнуть, но боится подвинуться. Ведь он привязан. Ему боязно.
Сосновый Корень проснулся. Ему всё ещё боязно. И муха жужжит прямо над ним, а он не хочет пошевелиться, не хочет взмахнуть рукой и отогнать. Кроме мухи он слышит кваканье лягушек с далёкого болота, а ещё слышит шаги. Торопливые. Он сосредотачивается на шагах. Молодой охотник несётся... куда... Молодой охотник... Режущий Бивень, — почему-то Сосновый Корень не сомневается, что узнал шаги своего друга, но ему совсем не интересно, куда тот так спешит. Хотя тот, наверное, ищет его, — Сосновый Корень почему-то и об этом догадался и ничуть не сомневается. Пускай ищет.
Вслед за другом по тропинке идёт шаман. Сосновый Корень как будто видит ушами. Точно — шаман, никаких нет сомнений. По-своему покряхтывает, устал, тяжкими думами озабочен. Про них про всех думает, — почему-то знает Сосновый Корень. И ещё про какой-то камень думает шаман, про какие-то перемены... Ему тоже как будто что-то снилось про перемены. Но стихли шаги, и больше не угадать Сосновому Корню. Да и не очень-то ему уже верится, что всё так и было. Может быть, примерещилось от усталости. Но по его груди пробегает холодок. Он забыл! Ему снилось нечто важное, но он забыл. Помнит только, что важное. И тревожное. Больше не вспомнить. Сосновый Корень смиряется. Просто лежит. Не шевелится.
Солнце уже поднялось выше камней и заглядывает в гости к отдыхающему. Он жмурится. В небе нарезает свои круги стервятник, всё сверху видит, ничего не упустит. Видит, куда убежал Режущий Бивень, видит также, где сейчас шаман. Может быть, Еохор тоже ищет Соснового Корня. А он отвернулся. От солнца, от стервятника, от дум. Ото всего.
Он опять хочет вспомнить, что ему снилось. Что-то важное снилось. Про перемены. Но он не помнит, что именно. Весь напрягся — не помнит. Одно только и приходит на ум: перемены. Что за перемены? Какие? Зачем? Кажется, у него даже болит голова. Разболелась.
Он вдруг понимает, что надо снова заснуть. Тогда увидит дальше свой сон. Тогда вспомнит. Он закрыл глаза, но уже не уснуть. Солнце как будто мешает. Поднялось уже выше камней, светит в лицо.
Он повернулся набок. Всё равно не уснуть. Муха жужжит. Пахнет мясом. И жена вдруг примерещилась. Игривая Оленуха сидит, ноги скрестила, руки сложила, заговор шепчет. Какой-то заговор. Ему кажется, что он даже может услышать её слова — и это невероятно. Неправда. Она режет мясо. Одна. Он бросил её. Ушёл в яму.
Неудобно он разлёгся. Левый бок уже разболелся. Он вдруг ощущает, что трудно дышать, он забыл, как надо дышать, он не дышит... И вправду не дышит!
Сосновый Корень привскакивает, бьёт кулаком себя в грудь и шумно вдыхает. Долго ещё не может надышаться. Пальцы, сжатые в кулак, задеревенели, он так и глядит очумело на свой кулак. Вспомнил, как надо дышать, а всё остальное — забыл.
Но постепенно вспомнил и всё остальное. Поднялся на ноги, размял на руке пальцы, потёр ноющий бок. Пора ему в яму опять. Отдохнул.
* * *
Режущий Бивень сам не в себе. Несётся по тропинке, как угорелый, и ничего вокруг не замечает. О Чёрном Мамонте думает, злорадствует о том, как всё затейливо сложилось. Затейливо и жутко.
Смерть ведь нелепая. Необычная. Небывалая. Явно духи тут приложились. Люди ведь иногда так ругаются, чтобы кто-нибудь подавился, но от такого не умирали ещё. Никогда. Режущий Бивень не помнит. А другое понятно. В стаде были детёныши, нельзя такое стадо преследовать, запрещено предками, и Режущий Бивень хорошо помнит, как шаман не хотел подавать своего знака, все должны помнить, но Чёрный Мамонт настоял, именно Чёрный Мамонт решился на эту охоту, а шаман не хотел, шаман даже был зол. И, может быть, шаман сам что-нибудь наколдовал против Чёрного Мамонта, может быть, со злости. Но с какого тут боку они ещё прилетают Режущего Бивня? Спал он с женой или не спал — при чём тут может быть это, почему они все на него так косятся, ну почему? Он не понимает. Он раздражён. Раздражён и зол. И как-то хочет с этим разобраться. Объяснить людям, что они не правы, они погрязли в глупостях, которые мешают им жить. Ведь мешают. Вот ему, Режущему Бивню, мешают. А он ведь один из них. Раз мешают ему, мешают и им. Разве нет?
Режущий Бивень остановился, оглядывается по сторонам. Он пришёл, куда ему нужно. Одни люди работают, рубят и режут мясо, нельзя им мешать. Другие отправились спать, немного передохнут и снова примутся за работу. Людей как-то мало, но Режущий Бивень не знает причины, почему их так мало — наверное, многие спят... Или сбежались к умёршему. Режущий Бивень подходит к яме, заглядывает. Соснового Корня там нет. Никого нет. Только останки и мухи. Неужто и Сосновый Корень побежал к умёршему? Режущему Бивню это кажется сомнительным, но, по любому, туда возвращаться он не станет. Однако Львиного Хвоста тоже не видно. Ни его, ни Черепахи.
— Режущий Бивень хороший охотник.
Режущий Бивень оборачивается. Девочка Маковый Лепесток подошла сзади и как будто хочет с ним говорить. Но о чём ему разговаривать с ребёнком, его брови хмуро сдвигаются, девочка сразу смутилась и потупила глаза. Но Режущему Бивню безразлично её смущение, он уже развернулся обратно и направился к своему топору. Надо работать.
Удивительно, как он сразу не заметил! Львиного Хвоста вовсе не нужно искать. Сам присел рядом с его топором, будто охраняет, будто ждёт владельца, а он — куда он глядел?.. Непонятно. Как Львиный Хвост мог стать невидимкой?
Зато Львиный Хвост его сразу видел. Львиный Хвост поражён: что такое творится с Режущим Бивнем? Почему так носится, сам не свой? Вот и чуть раньше он говорил с охотниками о том, что как раз Режущий Бивень первым высказал вслух, что нельзя трогать стадо с детёнышем, они как раз об этом спорили — и тут к ним подошёл сам Режущий Бивень. Он был уже тогда странный, такой странный, что все замолчали, не зная, что думать. Вот и сейчас Львиный Хвост не знает, что думать. Он, может быть, только догадывается. Ему хочется предположить, что Режущий Бивень поссорился с Чёрной Ивой, тогда, ночью, поссорился, что-то не так у них получилось — хотя, всё, что он слышал и видел, всё было так. Как у него самого никогда не было. И, наверно, не будет.
— Вот, Львиный Хвост, Режущий Бивень был у шамана.
Львиный Хвост молча глядит на него снизу вверх, как будто ждёт продолжения, и Режущий Бивень продолжает:
— Заумный какой наш шаман. Непостижимый. Одними загадками говорит. Вместо того, чтоб разъяснить, ещё больше запутал.
— Да, Режущий Бивень. Шамана понять нелегко, — соглашается Львиный Хвост, и это согласие подзадоривает Режущего Бивня. У него может получиться. Должно получиться!
— А что вообще можно понять в нашей жизни, а, Львиный Хвост?
Львиный Хвост смешно выкатил глаза, не понимает:
— Как это?
— "Как это?" — говорит Львиный Хвост... А вот пускай объяснят про все эти глупые запреты. Почему разрешены всего три копья, ведь из-за этого можно погибнуть; почему раненый ещё и виноватым считается? Зачем у людей вообще столько глупых запретов?
Львиный Хвост понимает вопрос. Он немного старше Режущего Бивня. Он знает ответы. Да и все их знают. Только Режущий Бивень почему-то притворяется, что не знает. Три копья нужны для того, чтобы охота не превратилась в избиение, чтобы было по-честному, без обиды для мамонтов, чтобы те могли сражаться, а не только погибать. А раненый потому ранен, что утратил охотничью безупречность. Львиный Хвост уже собирается это сказать своему другу, да не успел. Режущий Бивень не в силах сдержать возбуждение, не может дождаться ответа, торопится:
— Надо бы молодым охотникам вместе выступить на собрании. Надо бы попросить шамана и старейшин, кто из них сможет, пускай объяснит прилюдно, для чего нужны все эти запреты, кто их придумывает и сколько ещё это будет длиться?
Понесло Режущего Бивня. Сам не думал так много сказать, не предполагал. Хотел только следы замести, затуманить. Да перестарался. И Львиный Хвост теперь испуган. Головой покачивает в несогласии. Как это выступить против запретов? Чёрный Мамонт вот выступил — и подавился. Такая противная смерть и позорная! Львиный Хвост для себя такого не хочет. Никак. Сомкнул уста накрепко. Режущий Бивень удручён: ежели лучший друг в несогласии, на кого же тогда рассчитывать? Испугался, кажется, Львиный Хвост.
— Может, Львиный Хвост скажет, что думает?
Львиный Хвост сначала оглядывается по сторонам, словно хочет проверить, не слышит ли кто посторонний, и только потом нехотя отвечает:
— Но ведь предками так заповедано. Всегда же так было.
— Что было, Львиный Хвост? — Режущий Бивень не может даже дослушать. — Глупости были, никому не понятные запреты. Почему нельзя их отменить? Как придумали, так и отменим, если все разом скажут.
— Но духи?..
— Что, духи? Духам есть дело? — Режущий Бивень теперь тоже озирается по сторонам и даже разводит руками, распугал стайку мух, но только мух, а духов, их ведь нету нигде — и вот это он пытается показать всем своим видом. Но Львиный Хвост не понимает. Того, что невозможно понять — не понимает!
— Нет, Режущий Бивень. Без духов люди ничто. Опасно их гневить. Кто тогда доставит нам мамонтов и другую охотничью добычу?
— Мы доставим. Сами доставим, — Режущий Бивень бьёт себя в грудь, — Львиный Хвост, Режущий Бивень, другие охотники.
— Нет, нет! — Львиный Хвост испуганно вскакивает и машет обеими руками. — Львиный Хвост никуда не пойдёт без согласия духов. Львиный Хвост не посмеет, — да ни за что. Чтоб ему подавиться?.. Нет, ни за что.
— Зато Режущий Бивень посмеет! — Режущий Бивень опять горделиво бьёт себя в грудь кулаком, и это оказывается последней каплей. Львиный Хвост постыдно бежит, сам не зная, куда. Просто прочь от этого безрассудного разговора. Режущий Бивень остаётся один. Он ещё хотел досказать, что сегодня всё утро шаман камлал — и, может быть, вовсе не духи решили, чтобы главный охотник вдруг подавился, а тот, кто завидовал его славе— но досказать уже некому. У него поначалу возникает желание поискать вновь Соснового Корня и поговорить с этим, а не с беспутным Львиным Хвостом, не с трусливым Львиным Хвостом,.. но ведь "трус" совсем недавно спас ему жизнь, Режущий Бивень вдруг об этом вспоминает, и как будто ему всё же становится стыдно. Не слишком ли он заговорился? Не возомнил ли уже лишнего о себе? Едва про шамана не сказал непотребное. Он присаживается на бывшее место Львиного Хвоста. У него в голове полная сумятица. Кажется, никто ему не поможет. Шамана не обманешь нужное сказать, Львиный Хвост испугался и на собрании не заступится, никто, может быть, не поддержит, даже Сосновый Корень. Что же ему тогда остаётся? Поговорить со старейшинами? Но ведь старейшины как раз больше всех и пекутся обо всех этих нелепых обычаях и традициях, как раз старейшины везде и всюду призывают блюсти заветы предков, а против может быть разве что молодёжь. Да, только молодёжь! Ему нужны молодые помощники. Но кто? Кто не побоится бросить вызов? Кто захочет потребовать перемен? Хотя бы поддержать вопрос на собрании?.. Сосновый Корень? Где он, Сосновый Корень?.. Режущий Бивень уже встал, уже идёт среди рубщиков мяса, весь в своих думах, обвешанный, ни на кого не глядит, так задумался, что проскочил и Соснового Корня, тот сам вылез из ямы и сзади окликнул:
