Бабуин смело переворачивал тела. Он не видел ударов в спину, в позвоночник. Удары были ломовые, вырубающие, но — не убивающие. Точно вымеренное воздействие. Похоже, что бездумная шутка Бабуина, брошенная им чтобы уязвить жену-умницу, оказалась — истиной. Колян — страшнее гранаты. Обезвредил за несколько секунд семь вооружённых людей. И в отличии от гранаты — не натворив непоправимых дел, без сопутствующего ущерба.
— Колян, убери, будь добр, это с глаз долой! — попросил Бабуин, указывая на кучу собранных трофеев.
Колян флегматично достал из кармана пластиковый мусорный пакет с самозатяжкой и стал скидывать в него оружие. Покачивая головой, Бабуин подошёл к старшему охраны.
— Бабуин! — представился он, протягивая руку, — Зря вы стрельбу подняли. Мы же — поговорить!
— С ним бесполезно говорить! — огрызнулся охранник, — Заливается вискарём и коньяком до бровей!
— И давно так? — спросил Бабуин, помогая охраннику подняться.
— Давно! Дела, вон уже расстроились! Говорят, часть отморозков решили отколоться. Зачем-то Лётчика грохнули. Их менты положили. И — поделом.
Бабуин выругался. Типичный медведь в малине! Никакого умысла, никакого стратегического планирования и коварства! Просто — дурость! Добрый, в общем-то, но дикий зверь не в том месте, не в то время! Просто отморозки решили сделать по-своему. Просто — несколько недоумков, никакой стратегии. А всё остальное — досужие домыслы!
— Пойдём, проводишь нас, — потянул хромающего охранника Бабуин, — А то опять кто-нибудь сглупит. Мы же просто поговорить. А вы!
В доме — классический погром. Кто-то вымещал невыразимую ярость на том, что попало под руку. А вон и источник хаоса — орал сверху хриплой тоской 'Чёрного ворона'.
— А-а! Вы всё-таки пришли! — махал руками большой седой уже мужчина. Был он крепок, широк костью и столь же высок, как и Бабуин с Коляном, — Карман! Вы, все — уволены! Нахер!
Это он закричал на коренастого охранника, метнув в него полупустую четырёхгранную бутылку. Но, был он пьян, а Карман — бдителен. Не попал.
Мамонт ногой поднял кресло, задвинул его за стол, сел, положил руки на стол, сцепив пальцы в замок, нахмурившись, сделал видимость принимающего лица:
— Та-ак! Ну, а вам что надо от меня?
Бабуин не смог ответить. У него тупо перехватило горло от волнения. Всё же Мамонт — глыба! А кто — Бабуин? Мелкая шпана!
А вот Колян — вел себя иначе. Он с любопытством разглядывал человека за столом. Потому ответил, как всегда — загадочно:
— Нам? От тебя? Ничего.
— Зачем пришли? — Удивившись, откинулся на спинку кресла Мамонт.
— Это тебе надо. — Склонил голову Колян, — От нас.
Мамонт ещё больше удивился. Потряс головой, думал, что непонимание — от выпитого.
— Вот как? И что мне надо от вас? — спросил он.
Колян пожал плечами, стал прогуливаться по разгромленному кабинету, с любопытством разглядывая интерьер.
— Ты хочешь дать нам денег? — остановившись, вдруг сказал Колян. То ли удивляясь, то ли утверждая.
— Так даже?! — усмехнулся Мамонт, — Ну, будем поглядеть!
Он с грохотом открыл ящик, достал бутылку и свинтил крышку и воздел бутылку в воздух:
— Ваше здоровье, гости дорогие!
С глыканием вылакав несколько глотков, крякнув, со стуком поставил бутылку на стол, вытер давно небритое лицо рукавом, ткнул пальцем в коробку на столе:
— Семён Иосифович! Извини, что разбудил! Мне нужно немного денег. Прямо сейчас. Сколько? Ну, не знаю! Всё, что сможешь притащить мне прямо сейчас. И поскорее!
Повисла пауза. Бабуин, по прежнему — не мог найти себе места. Лицо его пылало, будто он снова шкодник-школьник и его вызвали к директору за очередное разбитое окно или зарёванную одноклассницу. Колян перестал осматривать кабинет, встал перед столом и спросил, с некоторым удивлением:
— Так ты и есть Мамонт?
— Я и есть — Мамонт! — с вызовом ответил тот.
— Забавно! — пожал плечами Колян, — Мрачный тебя так и не нашёл. Как он искал, как жаждал встречи! А нашёл — я! Не разыскивая.
— И зачем ты меня искал? — оскалился Мамонт.
— Я — не искал, — покачал головой Колян, потом ему вдруг пришла в голову какая-то мысль, — А ты знаешь Вещего Олега?
— Вещего? Олега? — переспросил Мамонт, пальцем натягивая воротник рубашки, — Не из басен?
— Вещий Олег, — повторил Колян, — Твой лучший друг.
— Ещё и лучший! — усмехнулся Мамонт, — Тогда точно — нет! Я — детдомовский. Как-то с друзьями не задалось. Среди корешей Олегов с погонялом Вещий — не припомню.
— Что-то не то! — озадачился Колян. — Ольх должен был тебя найти. Он твою кровь чуять должен даже меж мирами. И Мара ему бы помогла. Что-то не то!
В это время загрохотали шаги по лестнице, вбежал типичный бухгалтер — ботан в очёчках, с большой спортивной сумкой. Мамонт указал глазами на Коляна, ботан уронил сумку на пол и, повинуясь приказу взгляда Мамонта — вышел.
— Этого хватит? — спросил Мамонт.
— Нам — да. — Пожал плечами Колян, — А тебе?
— Семён? — Мамонт опять вдавил кнопку, — Тащи ещё! А вам, гости дорогие, придётся тогда подождать. Или постараться свалить поскорее отсюда. Попытаться свалить. Живыми.
— Мы не можем прямо сейчас уйти. — Покачал головой Колян, с интересом разглядывая инструктированное охотничье ружьё на стене.
— Глядство! — взорвался Мамонт, — Что ещё?! Идите вы на ....!
— С удовольствием, бы! — спокойно ответил Колян, казалось, ярость Мамонта его никак не трогает, — Но! Ты нам очень помог. Без ответной помощи уйти мы не можем. Ты ведь звал нас.
Мамонт вдруг осёкся. Беспомощно посмотрел на бутылку, вытер ладонью лоб, плюхнулся в кресло:
— Я вас не звал! — вдруг нашёлся он, — А если и звал, то точно не вас!
Колян опять пошёл вдоль стены. Снял с неё казачью саблю, крутнул её в воздухе, повесил обратно, заявив:
— Ну, те, к кому обычно взывают в смертной тоске и отчаянии криком полным невыносимой боли, как высшему суду, обычно не до таких мелких забот. Для этого есть мы, простые бродяги. Которые должны помогать друг другу, — и развёл руками.
Грохнула об стену бутылка. Виски потекло по обоям.
— Семён? — Ревел Мамонт в коммутатор, — Нахер деньги! Им всё одно им больше не унести! Да и не надо им! Неси выпить! Я протрезвел, а черти не исчезли. Нажраться хочу!
Казалось, Колян улыбается. У него был такой вид, будто он подтрунивает над старым знакомым. Настолько знакомым, что он видит его насквозь, а вот сам этот знакомый Коляна — никак не может вспомнить. Так показалось Бабуину.
— Мы не черти. И не демоны. — Сказал Бабуин. Удивление происходящим стало возвращать ему самообладание.
— Возможно. — Легко согласился Мамонт, — Чёрт — я. И — демон. И жизнь моя — сущий ад!
Потом повернулся к Коляну:
— Помочь, говорите? И чем вы мне можете помочь? Отмотать время вспять?
— Поможет? — удивился Колян, — Если вернуть тебе твоё 19-е лето — этот вечер — измениться?
Подумав, добавил:
— Если ты не будешь помнить ничего из произошедшего?
— Эх-хе-хе! — махнул рукой Мамонт, — Наверное — нет. Если меня опять в отмороженного быка? Возможно, что моё личное кладбище даже разрастётся. А что мне делать? Что смотришь? Своими бесстыже чистыми глазами? А то я не чую в тебе зверя! На твоих руках крови больше моей! Я — чую!
— Глупо спорить, — кивнул Колян.
— И не спорь! — Мамонт вскочил, — Тоже мне! Пришли тут! 'Помощнички'! Чем поможете вы мне?!
Бабуин напрягся, когда Мамонт вскочил. Он был действительно, как мамонт — сгусток силы и энергии. Это ощущалось кожей. Казалось, если бы он захотел, он сломал бы их обоих, и — разом, мигом, даже не вспотев. Да ещё и грохот множества ног по лестнице.
— Карман! — взревел Мамонт, казалось, прийдя в бешенство и метнув тяжеленное кресло в стену с такой лёгкостью, будто это складной пляжный стульчик, — Пшёлнах! И шавок своих забери!
Шаги загрохотали вниз по лестнице. Мамонт кричал вслед:
— Ты — уволен! Подальше свалил! Быстрее визга! Цени, щука! Я тебе, урод, жизнь спас!
Потом Мамонт рухнул на колени и схватился за голову, простонав:
— Твою пустую, никчёмную жизнь. Как и мою... Пустую... Ни-к-чему!..
Горевал он недолго. Он с колен перекатился на задницу, упёр локти в колени, положив голову на ладони, и интересом уставился на Коляна, спросив:
— Да, бродяга? Помочь, говоришь? Чем ты мне поможешь? Грехи мои отмолить? Так уже три храма выстроил. Не отмолят никак!
Мамонт легко, будто в этом могучем теле не было веса — вскочил на ноги, нависнув над Коляном (хотя они были одного роста), кричал ему в лицо:
— Хоть трижды-три! Жену мне вернёшь? Как?
Мамонт протянул свои руки вперёд:
— Я же её сам...! Этими вот руками! А потом оказалось — сама удавилась! Вишь, как хорошо и ловко! Сама! Гля! САМА, СУКА! А-а-а!
Он опять взвыл в потолок. Потом вновь навис над юношей:
— Или ты мне дочь вернёшь? Ну-ну! Вчера увезли. В вечный город. Говорят, эти трепещущие фанатики на их святой земле от наркотической зависимости избавляют! Как же! Я же! Сам же! Я! На эту дрянь! Свой же народ — посадил! На этот поезд в один конец! Или сына вернёте? Третий раз за этот год из петли вынимаем!
Мамонт отвернулся. Потом всплеснул руками:
— И, гля, как они дозу достают?! Карман — лох! Давно надо было его уволить! Урода! И что им не живётся? Всё, гля, есть же! Всё!
— Кроме смысла в такой жизни, — глухо сказал Бабуин.
Мамонт с интересом обернулся к Бабуину. Понял, что эта шпана знает, о чём он сказал. О себе он сказал, не о Мамонте.
— Это — да, — согласился Мамонт, но — вскинулся, хотя и — неубедительно, — Ну, а что просто не жить? Не радоваться ей, глядской жизни такой, а? Всё же — есть!
— А сам-то что? — тихо спросил Колян, — Что просто не радуешься жизни такой? Всё же — есть! Почто на луну воешь и богов предков своих призываешь?
— Чтобы покарали меня за...— силы у Мамонта иссякли, он махнул рукой, осунулся, плечи — повисли, — За всё! Меня! Но, не их!
— Глупец! — покачал головой Коялн, — Не карают они. Сами. Всё — сами. Дети — карают. Тебя.
В ответ — долгое матерное построение от Мамонта. Бессильное, беззлобное.
— И что? Что? Ничего нельзя сделать? — спросил он, когда и ругаться ему надоело.
Колян — задумался, завис. Бабуин, смотрящий невидящим взглядом прямо перед собой, неожиданно даже для самого себя, сказал:
— Так не бывает. Всегда можно что-то сделать. Или — не сделать. Но, всегда!
Мамонт подлетел к Бабуину, схватил его за грудки, вздёрнул, тряханул, крича в лицо:
— И что я должен сделать? Не молчи! Ты взял деньги! Скажи! Ты же сказал, что поможешь!
Колян положил руку на плечо Мамонта. Бабуин оказался на свободе, вздохнул облегчённо.
— Помог, — сказал Колян, — Уже. Тем, что взял деньги. Не за деньгами ведь мы пришли. За тобой. Помочь тебе. И ты уже всё сделал. Нас позвал. Умри же достойно.
— Это — запросто! — вскинулся Мамонт, рванув рубаху на груди.
Шрапнелью полетели пуговицы. Но, Колян уже повернулся к выходу, потому Мамонт закричал:
— Ей! Куда вы? Стой! Ты обещал убить меня!
— Я обещал помочь, — покачал головой Колян, — Я — помог. Ты убил себя. Ты дал нам денег. Бродягам на ведре. Первым встречным. Отдал всё, что смог быстро найти. И уволил всех своих шавок. Шавки тебя не поняли. Они уже давно подумывают о смене хозяина. Ты показал свою полную несостоятельность. Сейчас была последняя капля. Это убило тебя. Они решили, что тебя легче убить, чем позволить тебе угробить всё, нажитое 'непосильным трудом'. Прощай!
— И в чём тут помощь? Думаешь — впервые шавки пытаются меня, волка, загрызть?
— И впервые ты им — позволишь! Твоя смерть потрясёт твоего сына. Он — твой сын, мамонтёнок. Это полностью перевернёт его мир, его жизнь. Он будет мстить. Его кровавое изменение потрясёт твою дочь. Она примчится спасать брата. Очиститься от наркотического наваждения, снимет кровавую пелену с глаз брата. К тому времени твои самые мудрые, потому — живучие, соратники сумеют донести до сознания твоих детей, что твоя маленькая империя не должна просто исчезнуть без следа. Что это будет плохой паматью о тебе. У дочери твоей появиться ненависть к одурманивающим зельям, а сын, в котором ты всю жизнь бережно культивировал отрицание тебя самого, каким он тебя видел, станет тем, кем ты хотел бы сам стать. Но, не смог. С теневой стороной твоего 'бизнеса' будет покончено. Как раз и во Власти утвердятся такие же настроения. Бешенных зверей будут отстреливать. Или отлавливать, рассаживая в одиночные клетки. Твоему сыну больше не придётся мучиться бессмысленностью своего существования — он станет 'белкой в колесе', крутящим колесо большой государственной машины. Ну, помогли мы тебе?
— Спасибо вам!
— Благодари тех, кто откликнулся на твой зов, завернув нитку нашей тропы к твоим воротам. Покойся с Миром! Удачного Перерождения, Мамонт! Тебе не повезло родиться именно в эту эпоху. Может, в следующий раз — повезёт?
— Постой! Не уходи так! Поговори со мной ещё! — взмолился Мамонт.
— Охотно! — вдруг согласился Колян и вернулся в кабинет, — У меня есть друг. Он искал Мамонта. Возможно, ты — не тот Мамонт. А может и тот? Я перескажу тебе, как он описывал мне Белого Мамонта. Всё одно ты ничего не вспомнишь...
Бабуин, как впрочем, и сам Мамонт, слушали — разинув рот. Но, Мамонт был очень решительным человеком. Он сорвал со стены шашку и заявил:
— Где это прекрасное место?! Где этот рай?! Невтерпёж уже! Я им покажу, что такое один русский Мамонт на горной тропе!
— Не спеши, — улыбнулся Колян, — Имей терпение! И имей в виду, что за все твои грехи и ошибки тут — придётся ответить.
— Я — готов! — ударил кулаком в грудь Мамонт, — Я — Мамонт!
— Ты можешь начать даже не с нуля, — качает головой Колян, — Вообще — из глубокой ямы. Ты не будешь обладать ни памятью, ни знаниями, ни опытом. Тебе может и не достаться такого великолепного тела. Может быть, что душа твоя вообще будет помещена в тело животного. Коня, собаки. Того же — мамонта.
Мамонт растерялся. Такого он не ожидал.
— А как ты хотел? — усмехнулся Колян, — За всё придётся расплатиться. И это — лучше, чем в тело бездыханного, поднятого Бродяги. Зная Пересмешника — не удивлюсь. Ты изрядно опорочил Его дар тебе — свою Душу, Его Огонь в тебе. Многие называют такое — Их шутками. Понял, Санёк, почему мне не смешно? Вот уж кто умеет шутить!
Вид Мамонта был жалок. Как-то к такому он не был готов.
— Но, ты уж совсем не отчаивайся, — утешал Колян, — Раз мы тут, то ты Ей — нужен. Всё же жаль, что тропы ваши с Олегом не пересеклись. Я-то как раз Вещего искал. И — Её, Олегову. Ольховую. Мару. Марию. Великую Мать. До встречи, Мамонт!
— До свидания! — буркнул Бабуин, прихватывая сумку.
Всё время, пока шли назад, потом — ехали, Бабуин украдкой поглядывал на Коляна. Наконец, терпение его — лопнуло и он взвыл:
— Что это, блин, было?!
— Ты о чём? — удивился Колян, с любопытством разглядывающий звёзды через ветровое стекло.
— Ну, всё это! Вещий Олег, Мара, которая, оказывается не только Марией, но и Великой Матерью? Читай — Богородицей Марией?
