Люди стояли внизу почти ровными рядами; когда мы появились, прокатившийся над головами шепоток сменился гробовой тишиной. Светлые собрались в стороне, поддерживая меня через эмпатическую сеть. Я не знал, что будет с людьми, которые пришли сюда, и в кого они превратятся. Инициации могли проводиться одновременно, но учеников всегда держали порознь. Гильдии хранили свои секреты ревностно. Единственное исключение сделали для Элкайт... но смешно считать, что Элкайт не на особом счету. Тройняшкам было позволено посещать обе гильдии и выбирать, и результаты оказались не совсем предсказуемыми. Вспыльчивая и своенравная Юлия поссорилась с кем-то из темных, чуть ли не из верхушки, зато среди светлых — там видали и не такое — чувствовала себя как дома. Более спокойный Олвиш прижился среди темных. Что думал замкнутый и молчаливый Юрий, не знал никто — он ушел к светлым вслед за Юлией.

Переговорный браслет потеплел, и сквозь суету дней и мягкий наушник пробился такой родной издевательский голос Миля. Я знал, что он придет посмотреть.

— Светлый магистр, да вы просто ослепляете всех вокруг! О, мои глаза!

— Зажмурьтесь.

И пусть кто-то осмелится сказать, что я не чуток к окружающим.

Я и Шеннейр стояли вместе и символизировали надежду, опору и что-нибудь великое. Плох тот магистр, который не сможет сделать инициацию незабываемой.

Так говорила Юлия Элкайт.

— Я приветствую тех, кто пришел сюда. Кто готов защищать Аринди силами всей своей души.

Я смотрел на людей и не видел лиц. Только беспокойное море эмоций, бьющееся у ног. Но каждый считал, что я обращаюсь именно к нему — как при любом обращении светлого магистра.

— Разногласия, что разъединили нас, глубоки, — это была печальная нота, и мне самому на мгновение стало грустно от того, насколько ничтожными и пустыми были поводы для войны. Ведь мы все еще один народ, и нам не за что друг друга ненавидеть... — но пришла пора отринуть их. Наша страна взывает о помощи, и мы вышвырнем врагов из ее пределов. Мы готовы защищать свою землю, своих родных, свои семьи и то, что принадлежит нам. Мы объединились ради единой цели. Этот миг — начало нового дня Аринди!

И почему кто-то укоряет, что я часто говорю неправду? Мне просто надо постоянно тренироваться.

Одно я отрицать не мог — чужое восхищение приносило эйфорию. Эмоции взвились в водовороте, соединившись в одну яркую сияющую точку, и взорвались, расцветив все яркими красками. Как будто в сером мире, лишенном красок, взошло солнце. Объединение — не этого ли я желал?

Слишком большое искушение поверить.

Лишь одна тень омрачила ясный день. Шеннейр наклонился ко мне и спросил:

— Светлый магистр, зачем вы призвали светлый источник?

Золотистые блики наполняли воздух вокруг нас, как будто солнце играло на волнах, пробиваясь через толщу воды. Силуэты за дрожащей завесой колыхались, и эмоции их звучали все выше и выше тоном: ошеломление и какой-то детский восторг. Я сохранил на лице невозмутимую маску и краем рта прошептал:

— Делаем вид, что все идет по плану, — и сошел вниз.

Зажигать магическую искру через тактильный контакт я умел. Какое счастье, что я потренировался хотя бы на Матиасе. Людям нравилось это гораздо больше, чем обезличенное обращение магистра с высоты, и каждое касание дарило нечто большее, чем магию. Гордость?

Ни одна искра не погасла.

Никто не хотел расходиться, но Эршен выдрессировал своих подопечных достаточно хорошо. Время лицезрения магистров вышло, и теперь неофитам предстояло распределение по отрядам. Эршенгаль казался мне достаточно хозяйственным, чтобы вверенное ему имущество не пропало без дела и не ушло в неизвестность своим ходом, как порой бывало в темной гильдии.

Темные собрались вокруг светлого источника, держась на приличном расстоянии, и судя по взмахам руками и приказному "кыш, кыш!" пытались уговорить источник сдвинуться за пределы тренировочного лагеря. Источник мог бы, но сегодня у него не хватало подходящего настроения. Потом на помост запрыгнул Матиас и улегся прямо посередине, греясь под сиянием.

Светлые сгрудились вдалеке, не приближаясь, пока рядом с помостом были темные. Я по привычке пересчитал их, сбился, пересчитал снова — одна светлая искра отбилась от своих и теперь сияла рядом с двумя темными — и схватился за переговорный браслет. Знак Шеннейра выплыл на панели медленно, словно нехотя, и я задержался на миг и заменил его на знак Эршенгаля.

Бринвен стояла рядом с Бреттом и Амариллис, в закутке между зданиями. Досада — что ее понесло к темным?! — мгновенно сменилась вихрем картинок. Вот Бретт протягивает к волшебнице руку, подцепляя за подбородок; вот отшатывается, зажимая нос; темная печать впечатывает Бринвен в стену, а не успевший отпраздновать торжество Бретт сгибается в кашле, начав задыхаться...

Амариллис заливисто хохотала, запрокинув голову.

Боевики Эршенгаля выросли словно из-под земли. Подхватили Бретта под руки; заломили руки за спину.

— Свара в лагере во время военного положения, — Эршенгаль был совершенно спокоен, но аура темного бешенства придавливала к земле. Бретт все еще дышал с хрипами и через раз, а в глазах его читались непонимание и обида, и немой вопрос, за что с ним так обращаются. Бринвен нетвердо встала на ноги, цепляясь за стену; лицо волшебницы и руки были покрыты множеством кровоточащих ссадин, словно ее с силой протащили по бетону.

Я провел ладонью по переговорному браслету и наконец шагнул вперед. Как и предполагалось, дисциплина была Эршену дороже, чем его дражайшему магистру.

— Я приношу извинения за действия наших магов, светлый магистр, — Эршенгаль коротко поклонился и мельком глянул на Бринвен, предлагая мне разобраться со своими подчиненными самостоятельно.

Еще один боевой маг подошел к Амариллис и взял ее за локоть, подтолкнув вперед. Темная прекратила смеяться и возмущенно воскликнула:

— За что?! Я ничего не делала!

— За бездействие, — холодно отрезал Эршен.

Бретт и Амариллис смотрели на него так, словно их предали. Словно они проснулись и осознали, что один из заместителей темного магистра Эршенгаль им больше не друг.

Я мельком следил за происходящим, одновременно изучая чужую искру в попытках понять, серьезны ли повреждения, а потом сформировал целительную печать. Бринвен благодарно кивнула и, все еще морщась от каждого движения, достала платок и прижала к лицу. Ссадины были неглубокими, но, как и все порезы на лице, сильно кровили. Волшебнице повезло: у подмастерья, двенадцать лет проведшего на безопасном острове, не было шансов против практикующего темного мага и убийцы. Бретт непозволительно расслабился, и именно за это ему достанется в первую очередь, а не за склоку и не за нападение на светлого мага. Бретт подпустил ее на расстояние удара и даже не постарался ударить в ответ — всего лишь отмахнулся. Не принимать противника всерьез — первый порок боевика.

— Что это было за заклинание?

Ее пальцы дрогнули от удивления; Бринвен опустила плечи и сжалась, кажется, ожидая жесткий выговор, но ответила вполне четко:

— Реанимационное. Нас учили на курсах первой помощи. Первое запускает сердце, а последующие опасны. Нарушают сердечный ритм, разрывают сердечную мышцу.

Медицина — бессменный источник вдохновения для проклятий.

Я задумчиво разглядывал ее, когда мы шли рядом. Бринвен поневоле привлекала внимание: рыжеволосых людей в Аринди мало. Они все пришли с восточного берега, оттуда, куда огромный корабль-улей — Наланме, если не путаю — причалил через пять лет от начала колонизации. Корабль строил для себя один из древних побережных народов старого материка, и за хорошее поведение ла'эр великодушно потеснились, оставив им на корабле немного места. Я чувствовал, что на самом деле Бринвен довольна. Бретт не ожидал получить отпор, попался и получил заслуженно.

Устраивать наказания я не собирался. Я выразил недовольство, и Бринвен услышала; этого достаточно. С изгнанников всего достаточно.

— Что задумал Кайя?

— Кайя ни с кем не делится планами, — Бринвен сказала это прежде, чем успела сообразить, и поспешно добавила: — Кайя не желает ничего плохого. Он всегда делает то, что считает верным и нужным для нас, магистр.

Конечно же. Когда я его вытащу, а я вытащу этого типа, у нас будет обстоятельный разговор о благе и пользе.

— Кайя всегда в вас верил. Верил, что вы вернетесь за нами, — убежденно добавила она. — А потом поверили и остальные. Наверное, нам требовалось во что-то верить.

Пожилой темный медик только покачал головой, сухо буркнув:

— Ну и надо было? — и не говоря более ни слова наложил швы, только под конец отчитавшись мне, что переломов нет, а все остальное пройдет. Из медпункта Бринвен вышла порядком взъерошенная; но с решениями магистра она не спорила, и я не стал говорить, что к товарищам она может обратиться в любой момент, а у темных медиков в лечении травм от боевых проклятий опыта больше. После конфликта Бринвен было полезно пообщаться с кем-нибудь темным, но нейтральным.

Тренировочный лагерь жил своей жизнью. Небольшого происшествия никто не заметил, и это было хорошо.

— Почему они могут жить, как будто ничего не было, веселиться, радоваться жизни, а мы забыть... — голос Бринвен дрожал, — а нашим собратьям...

...только холод и сырая земля? Никто в этом мире не обещал справедливости.

— Сейчас ты никто, Бринвен. Песчинка. Добейся власти, и ты сможешь что-то менять, — я зацепился взглядом за Матиаса, все еще лежащего на помосте. Его умение отрывать руки очень бы пригодилось, но он не пришел на помощь. Не почуял? Не захотел? — У меня есть к тебе просьба. Этот заарн сам пожелал стать светлым магом, но он чужак в мире людей. Он долгое время общался только со мной, и ему трудно привыкнуть к вам. Я буду благодарен, если вы ему поможете.

Мирное сосуществование — еще труднее, чем война, но надо с чего-то начинать. Светлый источник сиял посреди темного лагеря; сотни людей гордились тем, что их посвящал именно светлый магистр. Поступь будущего неотвратима, и оно раздавит тех, кто встанет на пути.

Шеннейр был в пункте связи; я дождался, пока он освободится, и прямо сказал:

— Я хочу принять участие в освобождении убежища Ивы. Мои способности к перемещению работают, и я все еще могу вести боевые группы.

Брошенный город тяжелым грузом висел на совести. Сейчас заарнейские твари оттеснили гильдию Джезгелен на запад, и путь к Иве открылся. Не только чтобы добраться до нее, но и вывести людей. Пусть Иву захватили всего несколько дней назад, но я знал, чего стоит каждый день, проведенный в плену.

— Убежища закрыты барьером, внутрь мы не проникнем, а перемещение привлечет внимание всех заарнейских тварей, — безжалостно отрезал магистр. — Но ваши эмпатические способности пригодятся. Только возьмите какое-нибудь оружие.

Столь легкое согласие оказалось неожиданностью; но имеет ли это значение, если оно получено. Я боялся, что Шеннейр вовсе не станет освобождать Иву. Ива была маленьким и ничем не примечательным городком.

— У меня теперь есть светлые маги.

Шеннейр наконец обернулся, смерив меня удивленным взглядом и раздумывая, не напомнить ли, кто вернул мне этих магов.

— Они...

— ...Ходят по пятам, заглядывают в рот. Своих мозгов — ноль. Говоришь им одно, делают абсолютно другое. Делают что-то сами — лучше бы не делали, — Шеннейр по одному сжал пальцы в кулак, задумчиво уставившись на него. — Так бы порой и переубивал всех. Привыкайте, Кэрэа.

Он удивительно меня понимал.

— Я готовлю одного из своих небезнадежных магов, Бринвен, на роль командира.

Все исполнялось, как я и предполагал. Ради своих магов мне приходилось просить помощи у Шеннейра чаще, чем когда бы то ни было. Вот только Шеннейр сам не знал о своей слабости — Шеннейру нравилось, когда его просили.

— Бринвен, — повторил он, словно припоминая, а потом равнодушно отметил: — Станет сильным магом, если в пути не убьется.

И еще нравилось чувствовать себя умнее. Сильнее. Выше, чем другие.

— Все время забываю, насколько мало вы знаете, — мое незнание доставляло ему истинное наслаждение. — Ваш светлый пресветлый светлейший Источник задыхается от недостатка информации. Ему нужны новые яркие искры, и потому он возьмется за тех, в ком искры уже есть, и будет разгонять их насильно. Я предполагаю так.

Это следовало бы сказать в первую очередь.

Темный магистр открыл ящик стола, достав металлическую бирку, сжал ее между ладоней и подал мне. На гладкой поверхности отпечатался выжженный росчерк. На рябиновую ветвь сигил Шеннейра все равно не был похож.

— Для меня нет интереса перекрывать путь талантам, — даже при использовании эмпатии не получалось понять, где грань между доброжелательной и злой насмешкой. — Даже в том, чтобы убивать противника, должна быть доля чести.

Но последние слова ни в малейшей степени не были шуткой.

В глазах темных сигил Шеннейра должен был придать Бринвен значимости: ее отметил сам темный магистр. Это не решит проблему, но это лучше, чем ничего.

Осталось убедить Бринвен. Хотя я уже успел вспомнить подходящую фразочку, подхваченную у Нэттэйджа. Трудные времена требуют трудных решений — идеально на все времена.

Светлые сидели сбившись вместе, ошалевшие от толпы и шума и присутствия слишком многих темных. Я заметил, что Бринвен оказалась в самом центре, словно остальные старались защитить ее от враждебного мира. Рядом, что было гораздо более странно, отирался Иллерни. Я помнил, что он не ехал с нами, не прибыл в лагерь вместе с остальными, но Иллерни появлялся там, где считал нужным. На удивление, светлые его слушали.

Секрет популярности открылся быстро: Иллерни вещал про светлого магистра и невыразимые темные деяния.

— ...увы, чистота и прямодушие беззащитны перед пороком. Пусть мы темные, но даже у нас есть кодекс чести...

О, Свет, за что испытываешь меня. Как не засмеяться.

— ...но выродки, следующие лишь своим низменным инстинктам, бросают тень на всех. Избивать связанного пленника, светлого, светлого магистра... — Иллерни поднял руку, обвинительно указывая на кого-то, и с сожалением покачал головой: — Даже у темных должно быть самоуважение.

Это. Ну это. Вы понимаете, это, когда живешь и сам себя сурово уважаешь.

Джиллиан бессмысленно маялся рядом с командным пунктом и старался не слушать. Олвиш поступил с ним жестоко, если вызвал в Мэйшем и не дал приказов. Хотя я знал, что Олвиш ответит мне на замечание. Ваш маг — вы и приказывайте. Бедняга Джиллиан, который никому не нужен.

Светлые сидели как завороженные, и я ускорил шаг. Они и так были не очень, а Иллерни их вовсе с ума сведет. Все дело в умении воспринимать информацию. У человека, который как рыба в воде живет среди информационных потоков, слухов, сплетен и лжи, способность отфильтровывать правду и отбрасывать мусор куда выше, чем у тех, кто двенадцать лет пробыл в изоляции.

— Но... как можно... магистра? — робко спросил кто-то. Во вздохе Иллерни были все горести этого мира и еще немного — мира другого: