Джон будет много раз её обнимать и целовать. Да, раздавшуюся, да, подурневшую, да, испытывающую физическую немощь и психические встряски. Но... хочется верить, что оставшуюся для него такой же важной, ценной и необходимой. И потому объятия и поцелуи будут. Обязательно будут. Потому что есть то, что должны позволять себе в общении друг с другом только очень близкие люди. Всегда. В любых условиях. Во всяком случае — стремиться к этому деятельно и постоянно. Светлана была убеждена, что она будет стремиться обнять и поцеловать Джона в любой удобный момент. Она, конечно, понимает, что не всегда эти моменты будут, но... Важно, что Шепард будет чувствовать её внимание и её понимание. А она — его внимание и его понимание.
Да, на виду у других разумных, пусть и не всегда — объятия и поцелуи, которые, конечно же, будут жарче и горячее тогда, когда им удастся в очередной раз уединиться. Джон... физически прекрасен, а уж как он притягателен как мужчина. Немудрено, что матриарх Бенезия влюбилась в него. А Дэйна — решила сохранить с ним — и не только сохранить, но и развить взаимоотношения тогда, когда они вдвоём покинули детский дом. Выйдя, как принято говорить, во взрослую, самостоятельную жизнь. Дэйна осталась рядом с ним. И, значит, рядом с ним может остаться и Светлана. Пока что у неё не было оснований думать, что Шепард не захочет сблизиться с ней. Важно то, что она приложит для реализации этого сближения максимум усилий. И использует максимум возможностей. Она его сама выбрала и, следовательно, она может позволить себе сделать всё для реализации этого выбора в самой полной мере.
Да, с происхождением Джона Шепарда связана какая-то тайна — в этом у Стрельцовой не было сомнений. Настолько физически, психически и духовно развитый и практически здоровый мальчик, подросток, юноша, мужчина не мог появиться на свет в результате случайности. Его родители были явно личностями очень развитыми и высокоорганизованными. Такие богатейшие задатки, которые Джон не спешил вот так, сразу, одномоментно, развить. Они не могли быть результатом случайного совпадения условий. Должны быть предпосылки. Должны. И пока эти предпосылки не ясны, важно, чтобы Джон больше никогда не чувствовал себя одиноким. Ведь именно это ощущение одиночества заставляло Джона лезть на опаснейшие участки, противостоять часто — в одиночку — любым врагам. Одна Акуза чего стоила. Джон оказался единственным выжившим, среди полусотни профессионалов-десантников. Уже этот факт со всей определённостью доказывает: Шепард не настолько прост, как может показаться.
Разведперехваты дали возможность Светлане понаблюдать за Шепардом в самых разных условиях. И она раз за разом убеждалась, что Джон — уникален. За несколько дней переформатировать 'сборную солянку', составлявшую вроде бы экипаж фрегата-прототипа. Создать едва ли не на пустом месте команду профессионалов, оказавшуюся способной противостоять сверхдредноуту — да, с поддержкой наземных сил и средств Идена, но всё же, всё же. Это — доступно не только очень немногим старпомам из обычных сил ВКС любой земной страны. Но и очень немногим старпомам, имеющим ранг 'Эн-Семь' по спецподготовке.
Джон сам был требователен к себе. Изводил себя тренировками в спортзале, старался регулярно бывать на корабельном стрельбище. Потому-то, в том числе, у нормандовцев не возникало даже мысли о том, что старпом стремится загородиться именно ими от возможных опасностей и проблем. Они привыкли к тому, что Шепард идёт на самый трудный участок, отодвигает всех других за спину. Странно, но это 'отодвигание' не позволяло нормандовцам расхолаживаться, поверив в то, что теперь некий старпом Шепард будет раз за разом решать за них все мыслимые проблемы. Глядя на его работу, другие нормандовцы привыкали тоже работать 'на износ', забывать о радостях жизни, о комфорте, о расслаблении. Теперь позади Шепарда стояла не группа нытиков и хлюпиков, а команда профессионалов, способная решать задачи, которые даже не мыслились командованием ВКС Альянса Систем, как посильные для экипажа разведфрегата. Неудивительно, что теперь даже во вполне официальных отчётах и документах нет-нет, да и проскальзывало словосочетание 'команда Шепарда'. Да, он — старпом и это — его команда. В конечном итоге экипажем командует капитан Дэвид Андерсон, а вот командой руководит именно старпом, капитан Джон Шепард. Такой вот интересный поворот в понимании сути иерархической подчинённости. Трудно всё это изложить внятно словами, но Стрельцова была убеждена: все, кто хоть что-нибудь знали о том, как теперь организована жизнь на борту 'Нормандии', понимают, что огромная заслуга в этом принадлежит Джону Шепарду.
Светлана хорошо знала, что Шепард категорически против такого превознесения своих заслуг. Его даже капитан Андерсон, его командир и непосредственный начальник не всегда в состоянии заставить надеть парадный мундир: белый с чёрными полосами, старшеофицерский альянсовский мундир с золотыми вставками и 'детальками'. А ведь Шепард за Акузу был награждён орденом, одним из высших орденов. Редко какой спецназовец был награждён таким орденом. Не любит Джон говорить об этом ордене. И ещё больше — не любит говорить о том, что же тогда произошло на Акузе. Парадокс: человек, физически и практически побывавший на войне, в совершенно реальном бою, не хочет говорить о том, что он тогда чувствовал, испытал, пережил. Да, Светлана понимала, что это, может быть, защитная реакция психики. Не свойственно разумному органику вот так просто раз за разом вспоминать, да ещё и говорить — вслух или письменно — о том, как пришлось ходить по лезвию Грани. Ходить рядом с реальной смертью во всех её мыслимых обличьях.
Светлана помнила, что Джона доставили с Акузы медтранспортом в бессознательном состоянии. И Дэйна... бросила всё. И — на недели скрылась за стенами военного госпиталя, в палате, куда после ряда тяжёлых операций поместили Джона. Ей он тоже ничего не рассказал о том, что пережил. Не стал волновать, беспокоить. Дэйне ведь и так досталось: она провела долгие часы рядом с ним, находившимся без сознания, она сидела рядом с дверями операционных блоков, ловила за рукава халаты сновавших туда-сюда врачей, фельдшеров, медсестёр. Не нужно было даже особо представлять себе, с какими вопросами она ко всем им, имеющим право войти за эти двери, обращалась. Эти вопросы всегда удивительно похожи, часто — даже одинаковы.
Дэйна страдала. Страдала сама, потому что... Потому что чувствовала и знала, как страдает Джон. Ему тогда действительно досталось: Светлана попросила своих коллег из Медслужбы Империи добыть данные о том периоде жизни Шепарда. И те ей прислали много материалов. Просматривая, прочитывая эти материалы, Светлана изо всех сил сдерживалась, если случалось их просматривать в Центральном Посту. И не раз открыто плакала, стараясь делать это беззвучно, если читала их в своей каюте, в спальне или в кабинете. Она тогда... очень хорошо понимала и Дэйну, и Джона. Особенно, как ни странно, Джона. А Дэйну... она стала понимать очень хорошо именно тогда, когда познакомилась со всеми материалами. Понимать — и принимать. Дэйна перестала быть для неё соперницей. Перестала представлять опасность, как возможная жена Шепарда. Что-то такое Светлане удалось понять в Дэйне. Понять, чтобы осознать: Дэйна любит Джона. Но она, удивительное дело, даёт ему полную свободу, и верит ему так... как мало какая женщина может поверить своему любимому мужчине.
Именно глядя на фотографию Джона, где он был запечатлён в парадном воинском альянсовском мундире, Светлана и поняла, что влюбилась. Влюбилась в него, старпома командира фрегата 'Нормандия'. Поняла это, уже ознакомившись с таким количеством разведперехватов... Что не понять этого человека, не познать его глубоко и полно, она бы не сумела. Познала, поняла и... полюбила. Так что это — совсем не юношеская эмоциональная влюблённость. Светлана и сама изумилась и удивилась такому уровню доступной ей любви. А потом поняла: только на таком уровне любви она сможет встать рядом с Джоном и пройти вместе с ним весь жизненный путь, что бы им — каждому из них — не уготовила судьба.
Настоящим мужчинам военная форма — к лицу. Так всегда полагала Светлана. И Джону Шепарду, как она была убеждена, военная старшеофицерская форма была к лицу. Можно было быть уверенной, что он сроднился с ней. Короткая уставная стрижка, лёгкая небритость... Если бы не уставные требования, то Джон, вполне возможно, отпустил бы и бороду, и роскошные усы... А главное — глаза. Человек с такими глазами хорошо представляет себе, что такое Грань. И — не только это.
Вернувшись мыслями к тому, какой будет у неё жизнь, когда под сердцем зародится новая жизнь, Светлана поняла, что её дети будут детьми офицеров ВКС. Не паркетных, не штабных, а действующих. Потому что и Джон — воин, и она — воин. Хотя, конечно, ей уже сейчас понятно, что если дело дойдёт до беременности и до появления детей, Шепард будет практически постоянно против того, чтобы она рисковала собой. Да, все разведперехваты однозначно свидетельствовали, что у Шепарда было твёрдое понимание: женщинам на фронте — не место. Потому, что у женщин есть уникальный дар — порождать новые поколения людей. И этот дар они должны использовать. Без угрозы погибнуть под огнём. В любом — малом, среднем или крупном боестолкновении с любым врагом.
Да, Шепард будет знать, что она — командир разведкрейсера, офицер и снайпер. Но... Это всё, по его мнению, вторично. А первично именно то, что она — женщина. И если незамужняя женщина в его представлении ещё имела хоть какую-то возможность подойти достаточно близко к Грани... Тем более, в такой войне, которая должна была очень скоро начаться в масштабах Галактики. То... женщина, у которой под сердцем были дети и тем более были дети рядом, вовне — не имела никакого права рисковать собой. Потому что, как указывалось в ряде материалов разведперехватов, по мнению Джона, женщина-мать не имеет права гибнуть и оставлять детей сиротами. Потому что для детей, как считал Шепард, важна, прежде всего, мать. Всегда важна, а не только тогда, когда дети малы годами и несамостоятельны социально. Дело отца, дело мужчины, как иногда, под настроение, раскрываясь, говорил тому же Явику-протеанину, Шепард, защитить свою женщину и своих детей от любой опасности. Сохранить их жизни и здоровье. Даже ценой своего здоровья и своей жизни.
Думая об этом, Светлана не сомневалась, что Джон не пустит её на передовую, заставит остаться в тылу. В лучшем случае — на крейсере или на фрегате, но — в тылу. Потому что она — женщина, потому что у неё к тому времени могут быть или, скорее всего, будут дети. Потому, что война, даже галактическая — дело, прежде всего, мужчин. У женщин есть свои обязанности: воспитывать и учить детей. А на это уходят, как ни считай, многие годы.
Понимание такой настройки Джона, как ни удивительно, помогало Светлане поддерживать в себе самой твёрдую уверенность в том, что она будет рада стать матерью его детей. Она будет рада, даже родив одного единственного ребёнка — всё равно, девочку или мальчика. Потому что этот ребёнок вберёт в себя очень многое, что свойственно Джону. Станет в немалой степени его копией и навсегда свяжет Светлану Стрельцову и Джона Шепарда. Да, ребёнок, скорее всего, появится на свет на крейсере. Алла будет рада помочь подруге и стать не просто свидетельницей, но и активной участницей столь неординарного действа. И рядом со Светланой будет часть Джона. Шепард, конечно же, будет помогать Стрельцовой, будет возиться с ребёнком. Будет воспитывать его своим примером, а не лекциями и нотациями. Он это умеет — в этом Стрельцова была убеждена, перечитав несколько десятков раз все разведперехваты.
Сейчас, размышляя об этом, Светлана почувствовала, что она не хочет останавливаться на одном единственном ребёнке. Она очень хочет, чтобы у Джона было много детей. Он этого, безусловно, достоин. А она будет рада раз за разом дарить ему детей. Его и её общих любимых и родных детей. Светлане очень хотелось, чтобы у Джона был сын — наследник и сподвижник, а у неё — дочка — помощница и соратница. Даже если дети выберут сугубо мирные профессии и специальности, Светлана уже сейчас была убеждена, что ни она, ни Джон не будут против. Дети имеют полное право самостоятельно выбрать свою судьбу и пройти её дорогами.
Переодевшись в новый комбинезон и бронескафандр, Светлана очнулась от размышлений. Прошло несколько часов. Пора было уделить внимание службе. Зирда проснулась, встала с прикроватного коврика, направилась к закрытой двери спальни, обернулась, посмотрела на хозяйку.
Стрельцова подошла к овчарке, погладила её. Увидела, как Зирда прижмуривается — ей такие хозяйкины ласки очень нравились — открыла дверь. Увидела, как тотчас открывают глаза Зорд и Грэй, дремавшие на ковриках в холле. Зирда подошла сначала к Зорду, потом к Грэю, те с готовностью привстали, обмениваясь с подружкой информацией о происшедшем. Успокоились, поняв, что в спальне с хозяйкой ничего плохого не случилось. Опустились на коврики и задремали. Зирда вернулась на свой коврик.
Подойдя к рабочему столу в холле, Светлана включила настольный инструментрон.
Садясь в кресло и пододвигаясь к столу, она успела подумать о том, что Джон будет всегда очень хорошо понимать простую и в то же время важную вещь: Светлана тоже воин, тоже офицер и для неё армия тоже является единственно приемлемой и важнейшей средой обитания. Из Стрельцовой невозможно сделать гражданскую. Её невозможно отодвинуть от армии, с которой она едина. Пододвигая к себе инструментронную клавиатуру, Светлана подумала о том, что Джон никогда не будет пытаться сделать из неё 'штатскую', ограничить интересами уровня домохозяйки. И эта настройка Шепарда, ставшая понятной после ознакомления со всеми материалами разведперехватов, очень нравилась Светлане. Она и он — спецназовцы, офицеры. А для взаимопонимания это — важно. То, что она — пилот, а он — десантник, поможет избежать конфликтного привыкания, ведь каждому из них всегда будет что рассказать и показать другому, о том, что относится к его профессиональной специализации, в которой каждый закономерно разбирается лучше и глубже. А значит, у них обоих всегда будут темы для разговоров, которые не приведут к 'разборкам' и к непониманию.
Да, должно пройти ещё много времени, прежде чем придётся принять окончательное решение. Но уже сейчас Стрельцова понимала: это ожидание первой личной встречи, пусть и носящей сугубо служебный характер, не будет мучительным и слишком уж тяжёлым.
'Нормандия' Полёт к Цитадели. Совещание командного состава экипажа фрегата
Андерсон сидел за рабочим столом в своей каюте. Вспоминал, как фрегат-прототип ушёл с Идена. Да, с одной стороны уход был штатным, спокойным и быстрым. Так, в общем-то, и полагается уходить с планеты военному боевому космическому кораблю. А с другой стороны — состоялись неформальные проводы. Многие нормандовцы лично попрощались со многими местными жителями. Вполне возможно, что очень скоро знакомства укрепятся, а там — и до образования семей дойдёт. Странно было об этом думать, но... война — войной, а жизнь всё равно идёт по своему строгому расписанию. Да, пришлось 'прижать' руководство колонии в Константе, да и в райцентре понадобилось проявить силу и твёрдость. Проявили. Иденцы начали готовиться к войне со Жнецами. Первыми или не первыми — не столь важно сейчас. Можно сказать — одними из первых. И этого пока достаточно.
