-Известно, — после паузы сказал Каррингтон.
-Я имею все основания полагать, что эта антипатия начала переходить с меня на вас. Я решил парировать удар и с некоторой поры распускаю слух, согласно которому мы с вами в весьма натянутых отношениях. Согласно слуху, в частности, вы то и дело выражаете свое недовольство моими методами руководства резидентурой, вы не всегда сдержанны в выражениях. Ваше же поведение, надо сказать, делает слух это достаточно правдоподобным и доказательным. Оно даже импонирует кое — кому в Лондоне. Это, своего рода, не самая худшая рекомендация. Поверьте мне, Каррингтон. Я продолжаю намекать и аккуратно сберегаю вашу голову от дрязг. Поэтому, не исключено, что в определенный момент вы займете мое место в Москве.
24 июля (11 Июля по русск..ст.) 1932 года. Воскресенье.
Лондон. Бречейн плейс.
Российское посольство в Великобритании располагалось в роскошном особняке в двух кварталах от Кромвель роад, на Бречейн плейс.
Посол стоял у окна своего узкого кабинета. Его секретарь и помощник, совсем еще юный сотрудник дипломатической службы Андрей Карташов, сидел за рабочим столом, разложив деловые бумаги.
-Как же мне недостает резиденции, — вздохнув, сказал посол, повернувшись к Карташову. — Нынешние казенные здания, выстроенные на современный лад, отнюдь не греют душу. В Лондоне полно такой безвкусицы: самое заурядное здание, какая — то, я бы сказал, образцовая контора фирмы по продаже вязаных гульфиков.
Посол Иван Сергеевич Саблин был карьерным дипломатом. Уже будучи чиновником консульской службы, он женился на дочери посла, что еще больше укрепило его позиции в мире дипломатии, но и наложило также, еще больше обязательств. Саблин стал более замкнут, осмотрителен и старался не допускать никаких мезальянств случайного знакомства, старался избегать всяческих неудобств в карьере.
-Сегодня запланирован визит в британское министерство иностранных дел. — сказал Саблин рассеянно. -Будете меня сопровождать, чтобы быть под рукой.
-Для представительности? Но я на такую роль не особо гожусь...
-Не только для представительности. У дипломатов принято появляться в официальном качестве не одному, а в сопровождении кого-либо из сотрудников дипломатической миссии. В случае, ежели предстоит встреча, всегда полезно иметь сопровождающего. Один памятливый человек — это хорошо, а два — много лучше. К тому же сопровождающий всегда может оказаться свидетелем.
-Свидетелем чего? И насколько мне кажется, возможная встреча может носить и конфиденциальный характер. С глазу на глаз, так сказать...— сказал Карташов.
-Поэтому лучше всего иметь при себе свидетеля. Полагаю, что сегодня речь пойдет о британской ноте относительно поддержания равновесия в Европе, предотвращения новых войн, то есть всего того, что является основными линиями внешней политики Англии. Речь пойдет о ноте, которую мы отклонили. Бриттам не нравится наша деловая активность в Персии, на Балканах, на Ближнем Востоке. Они хотят навязать нам разговор о дележке между собой первенства в этих регионах. Давайте — ка пробежимся по сценарию предстоящей беседы. Так будет легче вести разговор. Полагаю, что британский министр иностранных дел лорд Чешэм оседлает своего любимого конька об общих обязательствах по отношению к Европе.
-В этом случае стоит ответить лорду Чешему так: российская сторона не возражает против того, чтобы британский министр говорил о наших общих обязательствах. — предложил с ходу Карташов.
-Верно. Неплохая формулировка. — согласился посол. — Далее, следует сказать так: мы отклоняем британскую ноту как необдуманную, несостоятельную и не выражающую искренней заинтересованности британского правительства в добрых отношениях с Россией.
-Да, довольно четко и без неясностей. — согласился Карташов.
-Что ответит лорд Чешэм, как думаете?
-Ответит в том духе, что станет протестовать, заявит о том, что нота выражает волю британского правительства и представляемого им английского народа. — предположил Карташов. — Ну, и скажет обязательно о своей глубокой тревоге в связи с происходящими международными событиями, про попытки дружеским сопособом, посредством ноты, разрешить эти проблемы.
-Британская нота содержала скрытые угрозы. И намеки. Намеки на политические решения запланированной на осень конференции четырех держав. А замаскированные угрозы не очень — то похожи на обращение одной дружественной державы к другой. — ответил посол, размышляя вслух. — Она свидетельствует о явной враждебности и содержит в себе подозрения и угрозы. Вот почему мы и отклонили британскую ноту, не выражающую истинной политики Великобритании.
-На это лорд Чешэм мог бы возразить, что официальной задачей британской дипломатии является обережение незыблемости Британской империи. — заметил Карташов и порозовел.
-Не стесняйтесь, молодой человек. — поощрительно улыбаясь, сказал Саблин. — Вы верно излагаете. Продолжайте.
-Лорд Чешэм может также сказать, что любой вопрос он привык рассматривать с точки зрения интересов Британской империи.
-Верно. В — общем верно. Англия заключает соглашения, договоры, союзы, блоки, гарантийные пакты и все остальное. Все, что обеспечивает британскую национальную неприкосновенность. Что ответить нам на сие?
-Что мы препятствуем образованию других блоков и союзов, которые могли бы угрожать нашей безопасности и тем правам, которыми мы пользуемся на территории других стран. Мы стоим на страже наших жизненно важных интересов. А поскольку эти интересы охватывают значительную часть земного шара, мы всегда остро ощущаем свою ответственность за положение в других государствах.
-Вы далеко пойдете, молодой человек. — одобрительно сказал посол. — Эк, вы ловко перевели тему на запланированную международную конференцию. Мы уже высказали свое отношение к запланированному в Лиссабоне совещанию. Неплохо будет подпустить 'шпильку' еще раз.
-Англия предложила еще и торговые переговоры, кажется? — спросил Карташов.
-Мы ни очем не договариваемся. Мы лишь обмениваемся с английской стороной информациями. Тут и договариваться не о чем...
13 июля 1932 года. Вторник.
Москва. Ильинские ворота.
Кабинет товарища министра иностранных дел Хитрово располагался возле Ильинских ворот, в модернистском здании с куполом и башенкой. Из окна кабинета открывался прекрасный вид на Лубянскую площадь и конструктивистское офисное здание Московского Биржевого Комитета.
Здание, новая по стилю конструкция углового здания, заметно выделялось среди старой скучной архитектуры из арок и колонн и возвышалось над старыми малоэтажными домами, простирая, как крылья, свои надстройки и подавляя эти дома. Архитектор сделал фасад с использованием алюминия, а верхние этажи — из железобетона. Фасад здания был украшен полосами и скульптурными элементами, что придавало ему динамичные и футуристические формы ...Хитрово стоял возле окна, любовался видами и неспешно отхлебывал из грубоватого граненого стакана почти густой как деготь, черный чай.
Александр Дмитриевич Хитрово второй год занимал пост товарища министра иностранных дел Российской империи. Его дипломатическая карьера, начавшаяся в 1906 году, тесно связана с Азиатским Департаментом МИДа. Тогда, в 1906 — м, он, двадцатидвухлетний юноша, был зачислен по Министерству Иностранных Дел и приступил к переписке бумаг в так называемом японском столе Азиатского департамента. Департамент разделялся на два отделения: Ближнего и Дальнего Востока. Состав Азиатского департамента был двойственный. Туда поступали такие, как Хитрово, молодые люди, стремившиеся получить дипломатические посты, и специализирующиеся по восточным языкам, окончившие соответствующие высшие учебные заведения и предназначенные для драгоманской и консульской службы на Востоке. Отбыв воинскую повинность, в 1907 — м, в Лейб — гвардии гренадерском Измайловском полку, Хитрово вернулся обратно на службу в Азиатский департамент, где последовательно служил в политическом столе (так называемом архиве) и в японском столе, которым временно заведовал. Через год его неожиданно назначили вторым секретарем русской дипломатической миссии в Штутгарте, 'пообтесаться'. В 1911 году Хитрово в качестве второго секретаря миссии был направлен в Сеул, в 1912 — м году около шести месяцев исполнял там должность первого секретаря миссии, потом принял должность первого секретаря миссии в Пекине и, наконец, в начале 1915 — го года был назначен первым секретарем миссии в Токио. В 1922 — м году, отозванный в Москву, Хитрово возглавил в министерстве японский стол. Прожив в Японии около семи лет, вернувшись в Россию, он то и дело демонстрировал себя чистым японцем: улыбался, всплескивал руками, голову втягивал в плечи так, как это делают исключительно японцы. В министерстве, за глаза, его стали именовать 'самураем'. Речь Хитрово была, также как и повадки, не менее причудлива: сочетание старомодных русских слов, произносимых с японскими интонациями. Не сразу, через два года, Хитрово согласился принять назначение, больше похожее на синекуру — посланником в Копенгагене. Назначение на дипломатическую службу в Европу было связано с тем, что министр иностранных дел, князь Долгоруков желал присмотреться к Хитрово перед назначением на более высокую и самостоятельную должность. В Копенгагене Хитрово прослужил в течение двух лет, с 1924 — го по 1926 — й, затем, уже в ранге посла вернулся в Японию. Отставка Бориспольского, главы Азиатского департамента, в 1930 — м году вновь вызвала перемены в дипломатической карьере Хитрово. Он возвратился в Москву в начале 1931— го года, чтобы уже более не покидать ее на длительный срок — принял Азиатский департамент, позже переименованный в Азиатскую Часть Министерства Иностранных Дел, стал товарищем министра. Богатый опыт дипломатической службы на Дальнем Востоке помогал ему разбираться в хитросплетениях японской политики, хотя в Японии ему, пожалуй, было труднее, чем на всех прежних дипломатических постах...
-...План, собственно, состоит из трех этапов. — разглагольствовал фон дер Лауниц, удобно устроившись за письменным столом товарища министра иностранных дел. — Благополучным результатом переговоров о нормализации отношений по линии прессы и культурных связей, о принятии взаимного уважения друг к другу, завершился бы первый этап. Второй этап должен состоять в нормализации торгово — кредитных отношений. А вот после этого следует переходить к третьему этапу, поставив вопрос о политическом сближении.
-Чай пить будете? — предложил Хитрово. — Или позволительно испить рюмочку джина? Джин, скажу вам, отменный.
-Джин. И не разбавляйте, как англичане, лимонным соком со льдом.
-Варварство, бр — р...
-Сплошное. — засмеялся фон дер Лауниц.
-Что мы сможем предложить японской стороне для предметного обсуждения? — спросил, поворачиваясь к фон дер Лауницу Хитрово. — Для начала?
-Прежде всего: решение вопроса о японских рисовых концессиях на озере Ханка, рыболовную конвенцию и гарантии японских экономических интересов на крайнем Востоке. Сперва попытаемся поднять перед японцами в обычной дипломатической манере какой — нибудь безобидный, но неотложный вопрос, чтобы убедиться в том, что они готовы вести деловой разговор.
-Неудобно говорить, обсуждая вопросы чисто кредитно — торгового характера, об улучшении политических отношений. Это нелогично. — задумчиво сказал Хитрово.
-При известных условиях, за разговором о кредитно — торговых вопросах, последовали бы далеко идущие политические беседы, позволяющие выяснить возможность заключения между двумя странами хотя бы временного соглашения.
-Мне кажется, в этом есть неуместное и неудобное забегание вперед.
-Разговор будет носить ни к чему не обязывающую форму.
-Как вам видится это?
-Я полагал бы желательным направить в японское министерство иностранных дел не посла, а скажем, торгового атташе, чтобы он, упомянув о каких-нибудь экономических вопросах, мог бы лично, от себя, в произвольной форме, заявить, что он — де не хочет касаться политики, но считает, что между Россией и Японией остаются открытыми все возможности. Предложим японцам высказаться о политических намерениях. Это была бы абсолютно неофициальная форма контактов...
-Это в Японии, мы, возможно добьемся от японцев конкретизации интересов Токио. — сказал Хитрово. — А здесь, в Москве? Возникнут сложности. Известно, что японский посол симпатизирует Англии.
-Говорят, что вера японского посла покоится на двух китах: англофилии и русофобии. Я верю и в то, и в другое.
-Русофобия его убедительна. — подтверждающе кивнул головой товарищ министра иностранных дел. — Так чем ответим англичанам? Они ведь практики.
-Не думаю, что англичане сильнее нас в исторической перспективе.
-В Токио могут так далеко не заглядывать. Не решатся. А вот, говоря о тактических преимуществах, мяч, по — футбольному, конечно на стороне англичан. Тут преимущества у Лондона.
-Но может быть, есть возможность лишить Англию этих преимуществ? Или по крайней мере, дать понять, что не все козыри у Лондона, а?
-Есть мысли на этот счет?
-От Англии ничего хорошего ждать не приходится. Но...,почему бы не указать японской стороне на ее главную опору — суверенное право народа, нации, быть сильной и процветающей? В союзе с Россией?
-Это что же, прессу собрать и ей втолковывать про преимущества русско — японского континентального союза? — пробурчал Хитрово. — Да нас с потрохами сожрут своры европейских газетчиков! Всю мировую прессу развернут против нас!
-Разговор с мировой прессой отложим на потом. А прежде поговорим с Токио о невозможности действия права навязывать суверенной державе свою волю. Ведь именно этим определяется господствующая в сластолюбивом Лондоне точка зрения.
-Предлагаете японцам выбор: прозябать на задворках, под плотным политическим, военным и экономическим колпаком Англии, или утвердиться на мировой сцене в числе ведущих держав?
-Континентальный союз не решит проблемы возможности или невозможности войны в будущем, но сделает, во — первых, Японию неуязвимой в вопросах экономики и, во — вторых, приведет к отказу от взгляда на Японскую империю как на мир низшего порядка.
-А не находите ли вы, что такая постановка вопроса, как вы ее тут излагаете, вызовет в Европе толки о том, что Россия сталкивает Запад и Азиатский Восток и тем провоцирует войну?
-Пусть вызовет.
-В Европе скажут: противопоставив Азию Западу, мы сталкиваем эти две силы не без умысла.
-Ну, скажут. Пусть. Мы печемся об интересах России, а заодно желаем восстановления справедливого порядка — даже в Европе не возьмутся отрицать, что нынешние ее отношения с Китаем или с Японией носят полуколониальный, а следовательно, несправедливый характер.
-И как будем говорить с японской стороной?
-Почему бы не создать канал для неофициальных контактов? Для связи? По — которому мы будем вести истинный обмен информациями, по — которому мы будем договариваться с японской стороной, и который будете курировать вы?
