| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Если у озера Суванто тебе пригоже, забирай Улицкий шанец со всем, что при нем. Там избы солдатские, на целый полк, пустыми стоят: после кексгольмского взятия сие укрепление не надобно стало. Задешево отдам, иначе все одно сгниют.
...
— Рад встрече, любезный Акинфий Никитич! По здорову ли? Как батюшка поживает, Никита Демидович?
— Спаси Господь Ваше Сиятельство, благополучно. Как ваше драгоценное здравие?
— Грех жаловаться. Да в нашем с вами возрасте вроде и рановато. Давайте без титулов, по-приятельски: ибо надеюсь не токмо приятелем, но и компаньоном стать вашему семейству.
— Помилуйте, где нам с такими знатными персонами в товарищи вступать...
— Знатность в России меряется ныне благосклонностью государя — последняя же зависит от пользы, приносимой отечеству. С Никитой Демидовичем в том не всякий генерал сравнится. Уж не говорю об уме. Полагаю, ему о моем прожекте ведомо?
— Затем и визитирую, чтобы оный обсудить.
— Прекрасно! Готов развеять мрачные мысли, вас гнетущие — не спорьте, по лицу вижу, что есть! Как не быть сомнениям: посторонний человек желает взять весь вывоз железа под свою руку! Так я вам, дорогой Акинфий Никитич, сразу скажу: если не сумею вас убедить во взаимной выгодности дела — иду к государю и отказываюсь! Но вы увидите, что от перемены системы торговли ничего не потеряете, напротив — приобретете, и немало!
— А кто потеряет? Невозможно, чтобы все сразу в прибытке были.
— Здравый взгляд на вещи. Потеряют голландцы и шведы. Англичане — одни проиграют, другие выиграют. Вообразите путь вашего железа от Санкт-Петербурга до Бристоля: морем в Амстердам, там разгрузка: сразу на голландском судне в Англию нельзя! Биржевые торги, погрузка, путешествие в какой-нибудь английский порт. Перековка у тамошнего кузнеца в тонкую полосу, снова порт — и еще одно, уже третье судно, для отправки в колонии! Всю промежуточную цепочку мы с вами можем выкинуть и прилипающие к рукам посредников деньги забрать себе. Связи, которые я завел в Англии, позволяют это сделать. Там готовы брать металл и для колоний, и для местного употребления. Один Джон Кроули сто тысяч пудов возьмет, ценою чуть ниже, чем у шведов. На будущий год сколько железа можете в вольную продажу пустить?
— С ходу не скажу, батюшке отписать надо.
— Мне с точностью до пуда не требуется. Государь согласен отдать сей торг нам на откуп из твердой платы, так что сами понимаете — чем больше, тем лучше. А выгодно или нет, мы вместе посчитаем. Почем у вас голландцы товар брали? Да не секретничайте, любезнейший — и так знаю! Только из вежества спрашиваю. Вы, небось, думали, что этой монополией затеснить вас хочу и заставить цену сбросить? Помилуйте, я не кунгурский воевода! Сие было бы мелко. Не думали? Ну и хорошо, что не думали! Вот сейчас, к примеру, голландские купцы стакнулись против вас... Да не беспокойтесь, Акинфий Никитич: чтобы это узнать — никакого шпионства не требуется. Стакнулись, требуют убавки в цене — дескать, железо в Амстердаме подешевело. Действительно, подешевело. Но мне известно, как его продать с большей против прежнего прибылью. Чтобы совершенно вас убедить, готов купить все ваши здешние запасы по старой цене, а вы пока с батюшкой посоветуйтесь: входить со мной в долю или нет. Ежели войдете, можно железо в счет пая зачесть, нет — получите деньги за него еще до конца нынешнего года. В обеспечение кредита закладная на имение устроит?
— Позвольте взглянуть.
— Взгляните, сделайте милость! Скажу вам больше: не только то железо, что на Васильевском острову в сараях лежит, но и которое близ вышневолоцких шлюзов за мелководьем застряло, возьму. С надлежащей убавкой на перевоз, разумеется. Единственно, о чем прошу вас, Акинфий Никитич — решайте немедля, ибо лето за средину перевалило. Коли не успею прежде конца навигации товар в Европу доставить — всему отмена. Там ждать не будут. Согласны? По рукам! Теперь, пока нам окончательный контракт приготовят, не откажите посмотреть вот эти расчеты. В них — предполагаемая система коммерции, которую никто из нас в одиночку устроить не в силах, только вместе. Знаете байку про архимедов рычаг? Одно плечо — у вас на Урале, другое в Англию перекинем.
— Которую же землю Ваше Сиятельство перевернуть собирается? Английскую или нашу?
— Переворачивать — незачем, а вот подвинуть в желательном направлении — пожалуй. В особенности, если не забывать, что государь Петр Алексеевич с нами третий будет. Большие деньги — большая сила, вам ли сего не ведать?!
...
— Да знаю, что обшивка гнилая! Пойми, Лука: до зимы надо два раза в Англию сходить. Если с погодой повезет — три.
— Ваше Сиятельство, я моря не боюсь. Опасаюсь — не более чем подобает мужчине и потомственному моряку. Благодаря вашей заботе, мест в шлюпках у нас больше, чем людей на борту. Но неохота вновь остаться без корабля. Помните, как рассуждали мы с вами при покупке: только бы дойти до России, а там вытащим судно на берег и заменим всю гниль.
— Зимой, Лука! Зимой устроим полную тимберовку. Сколько раз доводилось посылать своих людей в бой, и никто не скажет, что я заставлял их рисковать жизнью ради пустой прихоти. Сейчас надо ковать железо, пока горячо! Думаешь, легко было договориться? Этот принц доменных печей знает себе цену: слышал бы ты, какие серенады я ему пел, чтобы склонить к дружбе. Любой менестрель позавидует.
— Я верю Вашему Сия...
— Верить мало! Хочу, чтобы понимал. Должность твоя того требует. Лучшего момента войти на английский рынок сто лет не будет. Есть чудесное слово — эмбарго! Два короля не поделили город Бремен, и прежний порядок торговли рухнул. Теперь шведское железо нельзя возить в Лондон — только в Амстердам. Англичанам металла не хватает, цены поднялись на треть: сочти лишние таможни, портовые сборы и перевалки. Прямые поставки из России — золотое дно!
— Но ведь у вашего лондонского друга не только заводы — у него своих судов не меньше десятка...
— Вот потому я и поручил тебе часть железа сгрузить Уилбуру, для продажи мелкими партиями, а часть доставить в Бристоль! Нужно доказать Джону Кроули, что товар может и мимо уплыть: тогда он даст настоящую цену. Хотя бы треть металла перевезти самим, еще лучше — половину. Так что молись деве Марии и святому Дженнаро, чтобы уберегли от потопления! Выйдет, как планирую — на будущий год получишь новый корабль. Или обновленный старый, коли пожелаешь. Не выйдет — все изнищимся, даже мое жалованье придется отдавать кредиторам. Если Джон согласится на двадцать пять фунтов за тонну, следующую партию можем поставить прямо на его завод в Винлатоне. Пятнадцать миль от моря, река глубокая — думаю, пройдешь.
— Никогда в тех краях не бывал.
— Не беда, Ван Хюльст был. Все равно идти надо вместе: вдруг какой ретивый швед забудет о перемирии.
— А пустят в Англию голландца с иностранным товаром?
— Он продал мне свой галиот — фиктивно. Судно теперь числится русским, а шкипер — боцманом. Какая ему разница, лишь бы шли деньги за фрахт.
— Я бы не согласился на его месте.
— Ты не голландец. Для шнявы, что одолжил адмирал — людей выделил? Альфонсо справится?
— Да, Ваше Сиятельство, в смысле — да, выделил. Справится ли, не уверен. Те крестьяне, которых вы изволили прислать, матросами еще долго не сделаются, а пяти опытных моряков для такого судна мало.
— Терпение! Эти парни из моей деревни: прикажу — научатся, хотя никогда не видели моря. Что делать, матросов даже адмирал дать не может. Царь не разрешит. А вот артиллеристы будут, по одному на пушку. Имей в виду, их прислали на время — пусть учат твоих ребят. И не жалей пороха! Надо быть готовым ко всему: якорная стоянка на Темзе не менее опасна, чем у африканского берега, особенно ночью.
— С городскими разбойниками мои люди сладят.
— Не сомневаюсь, но постарайся уважать местные обычаи. Ножом по горлу и в воду — такого правосудия власти могут не понять, надо грабителей вязать и сдавать начальству. Хотя бы выборочно: там любимая народная забава — суд, и если судить некого, на это место могут поверстать вас. Старайтесь держаться вместе, из трех капитанов ты старший. К Ван Хюльсту прислушивайся, он лучше знает северные воды — только помни, что полностью доверять ему рано. У него будет на борту мой приказчик, дабы следить за товаром и изображать капитана для желающих убедиться, что судно русское. Да поможет вам Пречистая Дева!
...
— Рассказывай, как дела, Максим Иваныч. Что я перед отъездом велел — исполнил?
— Сколько разумения хватило, господин генерал! Бекташевская лесопильня третий год действует, доски по весне сплавляем в Тверь, Углич и Рыбную слободу для судового дела. Парней и молодых мужиков по твоему приказу плотинному строению научаю, и пильному делу тоже. Дюжины две ныне наберется таких, что не страшно к делу приставить. Соседи езжали любопытствовать — почитай, чуть не все, издалеча тоже бывали. Токмо на паях с твоей милостью заводить дело не смеют, окромя вдовы капитанши Курицыной да старосты села Ивановского, а то село — стольника Аничкова имение.
— Исполу, как я рассчитывал, или иначе?
— Точно по твоему, господин генерал, желанию порядились: дескать, ихние мужики плотину под моим приглядом насыплют, да лесу заготовят — а пилы с твоего завода, и мельницу бекташевская артель поставит, опять же по моему разумению. И по двое мастеров мы своих дали. Выручку согласились пополам делить. Токмо весеннего распила доски-то разошлись, а денег досель не видано: всё погодить велят, а ихние мужики в глаза смеются...
— С Аничковым поговорю завтра же, его полк тут рядом стоит. Насчет вдовы посмотрим — не люблю с бабами воевать. Сейчас там пилят?
— Воды не хватает, а по осени — как прикажешь.
— Прикажу пилить. Только все напиленное взять на себя, в счет долга.
— А коли не дадут?
— Есть на Москве один старый кляузник, из подьячих. С виду дряхлый — но за копейку зайца догонит. Заупрямится вдова — подарю долг ему, пускай взыскивает. Надо пример дать, чтоб таковых шалостей больше не водилось. И впредь писать в контракте: без согласия наших мастеров досок никому не продавать и себе не брать, под неустойкою. Мне этими делами заниматься недосуг, сделаем лесопиление крестьянским промыслом: пусть отдают пятую часть денег, а я велю приглядеть, чтоб их не обижали. Иваныч, надо направлять дело к равной пользе моих мужиков и соседей-помещиков, иначе толку не будет! На Волге много пиленого лесу потребно? Прибавить сколько можно, не уронив цену?
— Хоть вдесятеро — все мало будет. Волжские барки в самый верх за мелководьем не ходят, через волоцкие шлюзы к Питербурху только малые дощаники провесть можно. Потом их ломают: на обратный путь товару для них нет, а пустыми тянуть — неприбыточно.
— Сие мне известно, не слепой. Сколько тех судов каждый год ладят?
— Кто ж их считал? Мню, тысячи две али три.
— Будет больше. Пойдет железо с Урала в заморские страны, с прибавкой год от года. Доски в цене поднимутся. Десяток пильных мельниц будущим летом сможешь устроить? Если надо, еще артель составь.
— Столько не осилить, господин генерал.
— Осиль, сколько сможешь. Допрежь ты у меня стоял на жалованьи — теперь отниму. Получать будешь тридцатую часть выручки от лесопилен. Но только с новых, первый год!
— Да это ж сколько будет?!
— С десятка таких, как в Бекташеве — втрое больше прежнего оклада. Мужиков, коих выучил, смелей к делу своему припрягай, а на черные работы ставь неученых. Ну чего мнешься?
— Все бы ладно, господин генерал, только ж надо еще с помещиками договариваться...
— Робеешь их, что ли? Понаглей надо быть! Помни, у кого служишь! Ладно, найду тебе помощника, чтоб умел лихо языком чесать — это легче, чем работать...
...
— Даже не знаю, что сказать, Петр Павлович! Слишком неожиданно: государь ни единым словом о том не обмолвился...
— Хорошо отдыхали, Александр Иванович! Совсем отвыкли за границей от наших порядков. Рассудите сами: если бы Его Величество через голову Брюса предложил вам вице-президентство, сие означало бы опалу Якова Вилимовича, понеже все иные президенты сами подбирают себе товарищей, равно как советников и асессоров. Думаете, почему в Берг-мануфактур-коллегии, единственной из всех, сие место оставлено вакантным?
— Однако я не вчера приехал...
— Яков Вилимович прежде о сем не писал, рассчитывая встретиться и конверсировать с вами, но негоциации аландские затянулись сверх ожиданий. Покинуть те отдаленные острова он не может, между тем коллежское устроение движется слабо: кроме президента, дельных людей в новоучрежденном собрании — только мой брат Михаил да артиллерийский капитан Татищев...
— Это Василий, что ль? Ну, тогда можно не беспокоиться. Толковый офицер. И образованный не по чину. А у меня столько забот, что брать себе еще одну должность — слишком самонадеянно. По зимнему пути надо будет ехать на юг: бурлацкую лямку вице-губернаторства государь с меня, слава Богу, еще перед Европой изволил снять и перевесить на Колычева, но ландмилицкие дела за мною оставил.
— Зима еще далеко. Да и что сейчас делать на турецких рубежах? Берите за образец Федора Матвеевича: который год Азовской губернией по почте управляет, и никто доселе не жаловался. Вы умный человек и прекрасно понимаете, что пребывание в мирное время на отдаленной границе не способствует дальнейшей карьере. Надо быть поближе к Его Величеству!
— Если Яков Вилимович преуспеет в переговорах, чему немалое вероятие есть, военные люди и здесь окажутся без дела. Что же касается администрации государственной — это не самая сильная моя сторона, ибо довольного искусства к тому не имею. С провинцией сладить могу, а в столичные дела вступаться считаю опасным. Дипломатического таланта не хватит. И связей нужных нет.
— Александр Иванович! Скромность похвальна, но невыгодна. Зайти с малыми силами в самую гущу врагов вы, значит, не боитесь, а принять должность гражданского правления... Неужто интриганы страшнее турок?
— Разумеется! Баталии на дворцовом паркете совершаются по иным правилам, чем в поле. Там хотя бы знаешь, кто враг.
— И здесь узнаете! Я уверен, вы на стороне людей благородных и желающих добра отечеству, поэтому готов совершенно бескорыстно способствовать вашему успеху. Знаю, что и вы никогда не оставите верных друзей своею помощью. Касательно же умаления царских милостей с окончанием войны — не стоит беспокоиться слишком сильно. Какой бы прочный мир ни даровал нам всемогущий Господь, в наибольшем приближении у государя всегда будут те, кто прославил русское оружие на полях сражений.
— Есть персоны, намного превосходящие меня заслугами.
— Но вы еще молоды, дорогой друг, ваше поприще далеко от вершины. Великий Шереметев ныне в Москве лежит при смерти, другой фельдмаршал чудом избежал опалы — и если не переменит привычек, то не минует ее в будущем. Принадлежность к старинной знати после известных вам событий из преимущества обратилась в недостаток, отнимающий высочайшее доверие. Никогда еще не открывались возможности столь блистательные для младшей части генералитета — тех, кто совсем недавно удостоился бригадирского или генерал-майорского чина...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
