"Колобок" представляет

Рядом, бесшумной тенью скользнул Кусака, но не остановился, а проследовал дальше, по своим, кошачьим делам. Катя хотела его окликнуть, но передумала. Черный говорящий кот был во всех отношениях подходящей компанией, но сейчас она бы предпочла человека, желательно с высшим и разносторонним образованием.

Мелькнула мысль о пропавшем с утра студенте, но надолго ее не захватила. Если Ерохин решил сгореть на работе, не дожидаясь даже начала рабочей недели, то это его личное дело, а им так даже на руку. В жизни Катя не видела таких бестолковых клиентов.

Ничего не высидев и порядком замерзнув она пробралась обратно, в темноте споткнувшись о чьи-то вытянутые ноги и задев чей-то выставленный локоть.

— Извиняюсь, — тихонько бормотнула она и вьехала ладонью во что-то мягкое, вроде щеку.

— "Ну кто же мне в палатке на морду наступил?" — процитировал сонный голос Ленуси.

— Извини, — еще раз покаянно повторила Катя.

— Ничего. Я все ждала, когда ты по ночам шляться начнешь. Помнишь, как в восемьдесят девятом на Корбозере?

— Наверное, это костер ностальгию разбудил, — тихо вздохнула Катя, — я вот все думаю об этой странной истории со временем...

— Думаешь, Он нам и чего-нибудь похуже устроить может? — встрепенулась Ленуся. — Какой-нибудь темпоральный сдвиг по фазе... А что, с Него станется.

— Боишься?

Ленуся добросовестно с минуту поразмышляла.

— Ты знаешь, ни капли, — удивленно ответила она, растирая ладонями зябнущие плечи. — По идее — должна бы, но почему-то не боюсь. Даже странно. Думаешь, он нам в баланду какой-нибудь озверин подмешивает?

— Не-а, — ответила Катя, — думаю, что мы от всех этих дел слегка чокнулись. А может и не слегка.

Прошло еще пол минуты. Воздух, нагретый костром, постепенно остывал.

— Может, снова развести? — предложила Катя.

— Задохнемся в дыму. Вентиляции здесь просто никакой.

— А если дверь открыть?

— И спать лечь? С костром в деревянном доме и со сквозняком в коридоре. Отличная идея, — "одобрила" Ленуся, — проснешься на белом облаке, с такой блестящей тарелкой на ушах — нимб называется.

— Тогда будем замерзать, — постановила Катя, пряча нос в фуфайку, — говорят, что смерть от замерзания — самая легкая. Даже приятная.

— Черный юмор — признак оптимизма. Тебя еще что-то беспокоит? — догадалась Ленуся.

— Да. Бобик. Волки и собаки ведь разные вещи?

— Разные, — подтвердила Ленуся, — и сами собаки бывают разные. Одни ведут свое происхождение от волков, другие — от шакалов.

— А Бобик от кого? — Катя снова села, грохнув санками так, что предмет ночного спора тихо гавкнул, не поднимая головы, и, похоже, не просыпаясь. Не проснулись и Рыжик с Мадиной.

— Разве теперь скажешь, — Ленуся в темноте пожала плечами, — он же дворняжка. Он вообще может происходить от обоих линий.

— Значит, возможно, волчьи гены в нем есть? — настаивала Катя.

— А почему тебя это так волнует? Ты что — Красная Шапочка?

— Короткая у тебя память, — отозвалась Катя и тихо пропела: "Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел. И от зайца..."

— "И от волка..."— сдавленным шепотом закончила Ленуся и в страхе посмотрела на Бобика, — Слушай, нужно Кусаку предупредить, чтобы он этот спящий рок не будил.

"Спящий рок" бормотнул что-то неразборчивое и клацнул во сне зубами.

Утро началось с возбужденного голоса Мадины. Сначала показалось, что в доме пожар, сель, тайфун, наводнение, снежный занос, и нужно немедленно бежать и что-то делать, и это предположение нагнало на Катюшу тоску с зевотой — бежать и делать было лениво. Поэтому она внимательно прислушалась, надеясь, что ошиблась.

— Нашла сенсацию, — прозвучал ленивый голос Рыжика. — Это в девяносто третьем году увидеть негра было не легче, чем собственные уши без зеркала. А сейчас их море. "Железный занавес" когда рухнул?

— В восемьдесят девятом, — отозвался слегка растерянный голос Мадины.

— Ну так что же ты, матушка, хочешь? — рассудительно спросил голос Рыжика, — десять лет прошло, не пес побрызгал. Может быть Хабаровский край давно в составе Африки.

Сообразив, что порядком замерзла, Катя рывком села, грохнув санками, и глянула на часы. Было около одиннадцати дня, но костер еще не горел.

— Что случилось? — спросила она, отчаянно зевая.

— С добрым утром, солнышко, — тотчас отозвалась Ленуся, — Мадина поутру в лабаз пошла свое новое манто проветрить. Приходит — глаза по полтиннику.

— Ты можешь себе представить?! — возбужденно воскликнула Мадина, взмахнув руками.

— Нет, — сказала Катя. — Расскажи, тогда, наверное, смогу. Инопланетяне напали? ЧМО амнистию объявил?

— Там, в сельпо, негритоска халвой торгует! В белом халате, а сама вся черная, как сапог.

— Арахисовой? — уточнила Катя, — или подсолнечной?

— Шоколадной, — ответила Ленуся, которая была уже в курсе дела.

— Пожалуй, действительно, есть чему удивиться, — заключила Катя, вставая. — Негры меня не трогают, а вот шоколадная халва в этой дыре — это и вправду аномалия. Постойте! — вдруг сообразила она, — а зарядка?! Ее что, не было?

Троица, не сговариваясь, прыснула.

— В чем дело? — завелась Катя. — Я, блин, имею право знать!

— Имеешь, имеешь, — сказала Ленуся, — с зарядкой все было по плану.

— А я... спала что ли?

— Как убитая, — кивнул Рыжик. — Но скакала при этом, как трое живых.

— А-а... Ну, это я могу, — успокоилась Катя. — А этот... енот-полоскун, так и не объявился?

— Ерохин? — мгновенно врубилась Мадина, — очень даже объявился. И снова смылся. Сказал — за молоком. А почему — полоскун?

— Потому что нам вторые сутки мозги полоскает, — объяснила Ленуся, — и желание не загадывает и не отпускает с миром.

— А тебе что, плохо? — удивился Рыжик. — Сколько лет назад ты в последний раз на каникулах была? Расслабься. Жизнь — это луна-парк с американскими горками, пещерой ужасов и комнатой смеха.

— Я думала — здесь один философ. С хвостом который. А их тут, оказывается, двое, — Ленуся забавно сморщилась. — Я бы расслабилась с огромным удовольствием. Но, чует мое сердце, мы вот на такое желание влетим — конюшни раем покажутся.

Тон этого пророчества показался компании слегка зловещим, но заполыхавший костерок сгладил впечатление, а спустя пару минут ввалился клиент с красным пластмассовым ведром молока, и принялся взахлеб рассказывать, как весь день и пол ночи к нему ломились "пациенты" с жалобами на головную боль, давление, сосуды, мигрень, желудок и заворот прямой кишки вокруг позвоночника, и как он, пока не разобрался что к чему, пол деревни опохмелил.

Когда хохот слегка утих, Мадина с деланным равнодушием поинтересовалась:

— А что, у вас давно в магазине негритянка работает?

— Негритянка? — вытаращился Ерохин, — без понятия, Мэди. Я ведь сюда почти что перед вами свалился. А на счет негров — все верно. Сейчас прикол был: иду себе по улице, никого не трогаю, бац — пара ментов, документы проверили, как в Питере, в натуре... И, что характерно, оба не негры, конечно, а эти, как их... Кофе с молоком!

— Мулаты, — подсказала Ленуся.

— Точно, мулаты. Что они в Хабаровске забыли?

— Халву шоколадную, — предположила Катя, соображая, где можно нарыть зубную щетку и теплой воды.

Досообразить ей было не суждено. И вообще, внезапное благоденствие джиннов выбрало именно этот момент, чтобы безвозвратно закончиться. Правда, поначалу никто этого не понял. Запихнув компанию в это приключение ЧМО как-то позабыл наделить их пророческим даром. И когда в дверь, прикрытую чисто номинально, постучали, Рыжик легкомысленно отозвался: "Не заперто!"

Эх, знать бы ему, что повлечет за собой безобидный этот стук, и что придется пережить самому Рыжику, персонально, только из за того, что гусарское благородство не позволило ему заклинить дверь столом для бильярда! А еще лучше — распахнуть ее пошире и бежать из комнаты и из дома как можно скорее и как можно дальше.

Дверь открылась и на пороге нарисовался давешний Рома, с милой интеллигентной улыбкой, без гитары, но с шестью пачками чего-то импортного.

— Это печенье, — объяснил он в ответ на алчный Катин взгляд, — сделано в Калифорнии. Или в Техасе. Во всяком случае — из нефти.

— Как — из нефти? — опешила Мадина. — Зачем?

— Откуда я знаю? — удивился Рома. — Может у них нефть больше некуда девать. А может печенье производить выгоднее, чем бензин. А что из нефти — точно! Я его от зажигалки поджигал — горит как свечка.

— И откуда здесь такое чудо? — спросил Ерохин, подкладывая в костерок доски из разоренного забора.

— А это еще с девяносто второго года, — охотно пояснил Рома, сваливая поленницу "нефтяного" печенья подальше от костра и от Бобика. — Сюда этого печенья шесть вагонов пришло, в виде гуманитарной помощи. Наши их, конечно, взяли, но долго не могли решить, как их распределить. Да ты, наверное, помнишь эту историю.

Ерохин покачал головой. Никакой "истории" с гуманитарной помощью из Техаса он не помнил.

— И что потом? — подтолкнула Рому Мадина.

— Потом Союз накрылся медным тазом и всем стало не до печенья. Сгрузили его в Телепневские склады, на окраине, там раньше, еще до революции, купцы Телепневы мануфактуру хранили, а потом всякую лабуду складывали. И забыли.

Рома замолчал, занимаясь костром. Бобик придвинулся ближе и заводил носом.

— А теперь, выходит, вспомнили, — сказала Ленуся, разбирая английский текст. — Между прочим, срок годности уже три года как прошел. Теперь оно только на растопку годится.

— Не вздумай, — коротко предупредила Катя.

— А если мы все отравимся и умрем? — Ленуся неуверенно надорвала пачку и понюхала. — Ничем не пахнет. Даже нефтью. Надо бы экспертизу провести.

— Я тебе дам экспертизу! — рассердилась Катя. — Взяли моду — жратву на эксперименты переводить. Тоже мне, академик Йоффе. Сейчас тебе будет экспертиза, как в институте имени Эрисмана.

С этими словами она решительно подковырнула сухую и почти бесцветную печенину и сунула себе за щеку.

— Если через двадцать минут не помру — значит печенье хорошее, можно есть.

— Вообще-то, — хихикнул Женя, — некоторые сначала на собаках проверяют.

И был буквально испепелен взглядом Ленуси.

— Понял, не дурак, — увял Женя и больше не высовывался.

Однако, от печенья студент медицинского института все-таки воздержался, налегая на кипяченое молоко с пенками. Катю и Мадину при виде этого деревенского лакомства скорчило, и они, не сговариваясь, остановились на "Несквик" с нестрашным уже кроликом на обертке.

Гость грел руки и ноги, прихлебывая сладкий чай, и казался необычно, по сравнению с прошлым разом, молчаливым.

— Что-то случилось? — спросила Катя, раньше других заметившая непорядок.

— Котик ваш где? — вместо ответа спросил Рома отчего-то шепотом.

— Без понятия, — пожала плечами Катя. — Еще ночью слинял в неизвестном направлении. Он нам, вообще-то, не докладывает.

При этих словах Рома едва заметно вздрогнул.

— Со мной вчера что-то не то было? — доверчиво спросил он. — Или это и вправду... странный зверь?

— Да ничего в нем странного нет, — отмахнулась Катя. — Кот обыкновенный. Даже не породный. Трепло, правда, жуткое, но иногда забавен. У котов, знаешь ли, совершенно особый тип мышления, иногда такие семантические несоответствия возникают — убиться тапкой. Вот в прошлый раз, когда мы одну парочку, созданную друг для друга, за уши сводили...

— Постой, — перебил Рома, — так он действительно разговаривает?

— Ты же сам слышал.

— Это невозможно, — убежденно сказал гость, — речевой аппарат кошек не приспособлен...

— Подумаешь, проблема. Печенье из нефти тоже невозможно. Однако испекли. И вкусно. Все когда-то происходит впервые. Лет через десять никто не удивится собаке, которая расскажет хозяину, кто без него подходил к дверям.

— Тогда придется этой собаке не только речевой аппарат, но и мозги переделать. Хирургическим путем.

Доспорить им не дали. Незапертая дверь от крепкого толчка отлетела в петлях и грохнула о стену, и на пороге возник огромный негр в фуфайке, ватных штанах, серых валенках и заячьей ушанке, сбитой на бок. На подбородке негра топорщилась трехдневная щетина, а расфокусированные глаза блуждали каждый по своим делам. Негр держался за косяк двумя руками и был свински пьян.

— Романыч, — сказал он, — сигаретка есть?

— Есть, — ответил Рома. Лицо у него стало каменным. Он нашарил во внутреннем кармане куртки пачку сигарет "Союз-Аполлон", выщелкнул две штуки и протянул пьяному негру. Все это он проделал левой рукой, хотя левшой не был.

— С— спасибо, добрая душа, — оскалился в улыбке негр и вывалился за порог. В коридоре что-то загрохотало и посыпался отборный русский мат, от которого и за семь верст не пахло никакой Африкой.

— Ты его знаешь? — слегка обалдело спросил Ерохин.

— Нет, — коротко ответил Рома все с тем же "наркомовским" выражением лица.

— А он тебя знает, — сказал Ерохин, почти обвиняя.

— Зуб даю, в следующий раз он у тебя сигарет попросит, — тоном, насквозь нейтральным, предрек Рома, глядя в костер, где корчились обертки от импортного печенья.

— Хотел бы я знать, что здесь происходит, — тихо, ни к кому не обращаясь, произнес Ерохин.

И тут в тишине возник гнусавый, донельзя противный голос, от которого джинны уже начали отвыкать:

— Желание зафиксировано. Категория сложности — седьмая. Время исполнения — стандартное. Отсчет начат.

Джинны переглянулись и деловито подобрались, как по команде глянув на часы.

— Постойте! — Ерохин попытался схватить за руку Мадину, но был отброшен легким, с виду, толчком, — Я же не то имел в виду!

— Поздно, Маша, пить "Боржом", когда почки отвалились, — ехидно сказала Катя и покосилась на соседа.

Рома имел на лице выражение индейского воина у столба пыток. Если и есть в человеческом организме какой-либо "удивлятор", то именно эту деталь напрочь заклинило.

— Тебе как — просто расследовать, или с пристрастием? — потягиваясь, спросила Ленуся.

Ерохин неопределенно пожал плечами.

— Чучело, ты бы хоть выразился поточнее. А то мучайся тут в догадках, чего тебе надо.

— Чего расследовать? — встрял оживающий Романыч. Он оказался как бы не у себя в тарелке и медленно вникал в свое положение. Оно ему не нравилось все больше и больше. То ли из него делали дурака, то ли ситуация делалась дурацкой.

— Я не виноват, — заявил Ерохин. — Какой это черт пищал?

— Ты о ком? — не поняла Мадина, — кто про желание говорил? А это и есть ЧМО. У него голос препротивный.

— И характер, — добавила Ленуся.

— И харя, — сказала Катя и задохнулась от хохота.

— О, хихикалка включилась, — буркнул Рыжик. — Ты правда, Жека, уточни, чего тебе надо, а то ЧМО нас потом запинает. Скажет, что мы желание не полностью выполнили, и велит розовые кусты от Земли до Солнца высадить.

— На гидропонике, — добавила Ленуся.

Рома закурил, сморщив лицо над спичкой, помахал ею, гася чахлое пламя и, встав а удобную позу, постарался принять себя за некую отвлеченную от происходящего единицу, чтобы бесстрастно проанализировать все, что ему удалось лицезреть.