Водный мир

Аффа никак не ожидал, что увидит такого червича! Взбешенного, яростного, готового к атаке и убийству. Воспитанный Гнейтта умел скрывать свою ярость и эмоции и никогда не открывал ранящих игл на теле, разве что иногда кожа его становилась, как наждачка. Но тут...

Дверь резко отъехала в сторону и в комнату просто вышвырнули маленькую пойманную, видимо, в коридоре Айку. А следом вплыл Ктулху.

Цийкон стал расти от ярости, что в его спальню не только не постучались, а вообще посмели войти безо всякого разрешения... Секунда, и молодой аффа кинулся в атаку.

Мий на мгновение замер, оценив направление движения соперников, а потом повторил маневр аффы, только сверху — снизу и сбоку ему бы не дали добраться до короля щупальца аффы. Взгляд горел холодной решимостью — он помнил, как его укрощали, помнил, что почти весь его арсенал бесполезен, но хоть отвлечь и попытаться поранить Ктулху червич мог.

Бог океана не ожидал нападения. Он от гнева и сам забыл все правила, а теперь оказался в щупальцах собственного сына, который явно был настроен очень агрессивно. Отбивался от Цийкона, как от нерадивого подростка, стараясь не слишком сильно бить и ранить. Костюм вообще не позволял наносить какие-либо раны... Но тут еще эта золотая зараза ринулась в бой сверху и ударила в шлем ядовитыми волосами...

Мий удовлетворенно кинул взгляд на бороздки в шлеме, по которым яд должен попасть на тело Ктулху и попытался вцепиться зубами в шею короля и одновременно, скользя по нему телом, прорвать костюм шипами.

— Вы спятили что ли оба? — черный король отогнал нападавших подальше, но в разные концы комнаты, ловя каждого и сплетая черными щупальцами в неподвижные коконы. — Думаете, что справитесь со мной? Вот так идиоты! — Ктулху продолжал держать своих пленников на расстоянии. Аффа пытался хоть как-то ударить отца, а Мий и вовсе распалялся ядом и шипами.

— У вас два варианта — продолжить или подтвердить, что Раймийен дал клятву аффе... Айла, давал клятву этот червич, признавал ли Цийкона своим?

Красная рыбка, которая терла голову и сидела у колыбели, подняла испуганные глаза на повелителя океана.

— Давал, давал, давал, признаю! — Мий изо всех сил пытался вырваться из щупалец короля, дергаясь, пытаясь укусить, ударить — ну хоть что-нибудь сделать!

С другой стороны раздался нечленораздельный звук. Глаза Ктулху сместились на аффу.

— Значит, ты у меня украл? У меня? — зарычал он. — Значит, тебе он давал клятву? Подлец! — щупальца разжали, выпуская попавшуюся добычу, и бог океана исчез в дверях, напоследок обдав всех темной волной гормонов, полной ярости.

Раймийен растерянно замер — король уплыл? Просто взял и уплыл? А потом до него докатился последний подарок короля. Червич бешено вздернулся — по какому праву аффа не отпустил егоЈ да еще ввязался в драку с самим королем? Как можно быть таким неразумным? Он повернулся к Цийкону, чтобы сказать все, что думает по поводу случившегося, втянул воду, еще больше распаляя себя, и... Золотистой стрелой кинулся в дверь — аффа выглядел таким странным, ошарашенным, растерянным, что все желание выплескивать на него свой гнев куда-то пропало. Сам гнев не ушел, бродя тяжелыми пузырьками по телу.

Аффа все еще находился в некотором шоке и совсем не понимал, что произошло. Ктулху не здесь? Синие глаза уставились на разъяренного Раймийена, а тот исчез в двери. Все же хорошо...

Цийкон упал в мох и сидел так долго, пока его не начала расталкивать беспокойная Айка.

— Хозяин, ты это, ты меня не бросай...

Мий плыл по своему следу обратно в предложенную аффой комнату, продолжая ярится. С хвоста слетали небольшие разряды, распугивая проплывающих мимо. Он просто бурлил. Чуть больше дня знакомы, а смеет ему указывать, не пускать, обнимать... На этой мысли влетел в стену. Буквально. И остановился. Молодой червич беспомощно висел в воде, зачем-то щупая ракушки, росшие на задержавшей его безумное движение преграде. Волосы уже приобрели нормальный цвет, иглы втянулись. Быстрое бегство слегка очистило жабры от дурмана гормонов короля, а остаточную ярость убрала одна простая мысль. Он признал аффу своим. Не перед королем, перед собой. Раймийен в отчаянии ударил рукой о стену, порезавшись об острые края ракушек, и зло заурчал. Теперь думай — не думай, бесполезно. Он уже как-то сумел принять решение, и оно было неправильным, безумным, сладким... Мий потрогал языком небо — сладким стал он сам. Значит, тело окончательно приняло аффу. Червич раздраженно дернул хвостом. Уже даже по всем правилам их города он должен вернуться. Вернуться туда, куда хочется. Что же он такой неправильный? Всю жизнь старался поступать так, как нужно, быть таким, как нужно, готовился к своей судьбе, к тому, что будет принадлежать всему роду, а не своим желаниям. А в результате — фактически одно соитие (на этой мысли Мий порозовел) с аффой, и все. Все, к чему он готовился, стало ненужным. Кто он теперь? Раймийен с отчаянием оглянулся в сторону покоев Цийкона. Кто? С королем все было понятно, король сам все сказал. А с аффой... В голове набатом билась одна мысль, вдалбливаемая с детства: "Аффы коварны". Даже если коварны, то все равно поздно... В состоянии полной безнадежности Раймийен поплыл обратно. Туда, куда хотелось...

Все это время аффа потирал пораненное черным королем тело. В воде тонкими струйками еще текла его синяя кровь, а айла слизывала ее с ранок, чтобы быстрее заживали и уговаривала Цийкона прийти в себя. Тот не желал. Он видел, как разозлился Мий, которого вынудили произнести клятву, и теперь очень расстроился.

Аффа вообще быстро расстраивался. Быстро возбуждался, быстро ярился и успокаивался. По меркам подводного мира, он был еще слишком молод, чтобы считаться самостоятельным, но добился всего именно сам.

— Он обиделся, — сказал Айке. — Я не хотел его клятв. Пусть обратно забирает. Чего он? А?

Айка пожала круглыми плечиками, на которых чешуя была особенно алой.

— Глупый, — сказала с улыбкой. — Все пройдет.

В этот момент совершенно несчастный Мий вплыл в комнату к Цийкону и растерянно замер, не зная с чего начать.

— Я... — червич замолчал, рассматривая аффу. — Тебе больно? — невольно вырвался вопрос.

— Ему больно. Мой маленький, — Айка погладила аффу по голове. — Я тебя буду лечить, а потом я тебе станцую смешной танец рыбок... Вот чтобы ты улыбнулся. — Пышная грудь прижалась к плечу Цийкона. А тот смотрел на Мия.

— Нормально, — улыбнулся во весь рот, показывая зубы. — Завтра пройдет уже. Ну, ты забудь про клятву... Это не по-настоящему. Так что ты до сих пор мой гость.

— Нет, — Мий вздохнул, глядя вниз, на узор из водорослей, застилавших пол. — Я не могу. — Он опять сцепил руки. — Я не могу.

Аффа непонимающе закрутил головой... Задергался... Удивленно и неуверенно, как мальчишка.

Червич еще раз вздохнул, подплыл к аффе и лег рядом, обвив его хвостом. Осторожно коснулся пальцами живота Цийкона.

Взволнованная Айка смутилась и стала пунцовой, а затем вылетела из комнаты. Она тоже громко и ревниво хлопнула хвостом где-то в темном коридоре.

Аффа позволял Мию гладить себя и обнимать и смущался еще больше. Его охватывало неописуемое чувство — влюбленность.

Раймийен потерянным ребенком обнял аффу покрепче. Врага рода червичей, который стал так близок. Или не врага?.. Интересно, к чему же его готовили, из-за чего ограничивали в знаниях? Не может же быть, что Старейшие не знали про настоящую судьбу пойманных сородичей. Точно должны знать — они же иногда говорят с океаном, а след остается в любом случае. И посмотреть на праздник он выбрался, фактически нарушив обещание. Стыдно, некрасиво, но так манили песни. Мий потерся щекой о своего аффу. Кончиком хвоста провел по спине, продолжая печально удивляться, когда он успел выбрать. И даже узор сплести.

Цийкон тоже обхватил Мия руками и щупальцами. Его грело неописуемое волшебное тепло, которое распространялось по телу чудодейственным эфиром, звездопадом, сиянием.

— Почему ты не можешь? — спросил аффа. — Ты ведь так злился, что сюда попал. Ты ведь можешь домой вернуться. Я тебе помогу... Только сейчас там цветы — шипы у них такие... не очень приятные. Но если постараться, то вполне можно добраться до расщелины, — он замолчал, понимая, что на самом деле не хочет, чтобы червич уплывал, но не мог ничего с этим поделать.

Мий прикрыл глаза — сейчас придется вслух признаться в самом постыдном поступке в жизни. Судорожно втянул воду, пропитанную его аффой. Голову опять начало кружить от близости. Червич решительно открыл блестящие золотистыми точками глаза и твердо посмотрел на Цийкона:

— Я тебя выбрал.

Цийкон не поверил произнесенным словам. Глаза червича — яркие и честные, обжигали душу.

— Меня? — аффа чуть рот не открыл от изумления. — Меня? — он счастливо заулыбался. — А я... я тебя... — щупальца нежно пробежали по золотому хвосту.

Мий смутился и порозовел, но взгляд не отвел. Признание принесло облегчение, освободив от убивающего отчаяния. Теперь все, теперь новая семья. Странная печаль оставалась, но она скорее согревала, чем подавляла. Он потянулся поцелуем к Цийкону.

А тот нежно притянул молодого червича к себе. Золотистое тело пахло лучше всего на свете. В синих щупальцах зашевелились присоски, которые хотели ласкать Мия и заставлять его тело испытывать удовольствие.

Аффа проник пальцами в золотистые волосы на затылке. Губами пробежал по линии рта червича.

Раймийен отвечал на ласку с гибкостью угря — хвост обвивался вокруг аффы, слегка терся, дразнил, самым кончиком слегка щекотал щупальца. Руками скользил по восхитительным гребням на голове, прижимаясь как можно ближе. Чешуя постепенно становилась прозрачно-розовой.

Теперь Цийкон, что происходившее недавно не сон, который ему пригрезился после долины с волшебными потоками. Червич здесь, он настоящий. Аффа поцеловал Мия с осторожностью и тут же сорвался на страсть. Да, и раньше тело охватывало желание, но теперь происходило нечто за гранью понимания.

Червич засветился. Напор аффы будил какие-то древние инстинкты, охватывало желание подчиниться полностью, отдаться. Раз уж признал... Да... Волосы поднимались медленным облаком, открывая потоки, вплетаясь в них. Раймийен продолжал целоваться с Цийконом, жарко вплавляясь в него. Тело червича встраивалось в энергию окружающего мира, становилось проводником. Мий чуть откинулся. Он опять странно-отрешенно улыбался, пребывая не совсем в тварном мире.

— Признаю тебя своим господином, — еле слышный голос золотого червича прошелестел в разуме аффы.

— И я тебя, — губы в губы шепнул аффа. Его желание росло огромной волной, накрывая разум опять вожделением. Тело требовало полного единения, ловило изменения Мия, ставшего таким нежным и хрупким на ощупь. Подхватив червича, Цийкон воспарил к норе и вскоре уже прижимал ко мху, покрывая все поцелуями, язык скользил по шее, вырисовывал плечи, обводил вокруг сосков.

Желания в червиче разгорались все ярче, все сильнее, поглощая своей жаждой, заставляя выгибаться под аффой, выставляться, открываться, чтобы все быстрее закончилось. Или продолжалось вечно. Маленькие дразнящие разряды потекли по рукам Мия, прижимающим к себе Цийкона, по хвосту, обвивающему его по талии и ниже. Хвост нырнул между щупалец, распаляя их еще больше.

Аффа каждым щупальцем пытался найти самые чувствительные места, присоски чуть вытягивали и отпускали кожу, ласкались, играли, манили в синеву. Нору заполнили гормоны. Цийкона уже вело от растущего в нем огромного зверюги, что нашел своего, единственного червича. Губы продолжали исследовать стройное тело, вылизывали живот и складку, которая приоткрылась, выпуская наружу розовую головку члена.

Мий начал чувствовать ужасную незавершенность. Он судорожно дернулся, пробежав волной чешуи и кожи по аффе. Светящиеся белым пальцы нежно легли на красные гребни, золотистые глаза заглянули темноту сапфиров.

— Цийкон... Нужно...

Тело бесстыдно прижималось.

Аффа и сам ощущал, что нужно. Но он не понимал, не знал, что именно и как, а от этого волновался и нетерпеливо рычал. Вжал червича в мох, оплетая того... Одно щупальце проникло в заднюю складку и толкнулось внутрь.

— Еще, — прошептал Мий, — не отрывая рук и взгляда. Он как будто тонул в Цийконе, погружаясь в сладостную и горьковатую пучину. Плыл все быстрее и быстрее, стремясь к какой-то ему неведомой цели. — Еще, — тело выгибалось, пропуская все глубже.

Аффе срывало голову от желания червича. Дрожь сладкой истомой прокатывала по спине, пульсируя в члене. Тот желал сам попасть в узкое, пульсирующее, зовущее его тело. Он резко развернул Мия к себе спиной, чтобы чуть наклонить вперед и взять нежданный дар океана.

Раймийен сладостно заурчал. Сила и напор выбранного им самим аффы были волшебны, в отличие от внешне таких же действий короля, которые вызывали только отторжение. С Цийконом было все наоборот — его хотелось принимать полностью, целиком, всего. И дальше, дальше строить узор. Яркие ручейки энергии потекли сквозь тело червича, наполняя его жаром и жаждой, перетекали в аффу, делая соединения все более стабильными, постоянными. Урчание Мия становилось все жалобнее и просительнее.

И аффа отвечал — двигался все глубже, раздвигал себе все новое пространство, утопая во всплесках. Пульсирующих огнях, которые исходили от Мия и пронзали остротой и сладостью мышцы. Глубже, еще немного — Цийкон вошел до основания, зарычал, прикусил ушко червича. Начал целовать его плечи.

Раймийен вздрагивал всем телом, подавался на аффу, хвост сумасшедше метался, распрямляясь, свиваясь кольцами, дрожащей волной метаясь между щупалец.

— Еще, еще, еще, — сквозь плач и урчание.

— Да, хочу... тебя... всего... — задыхался аффа. Он подмял Мия под себя, податливое тело поддавалось, открывалось, умоляло. Член выходил наполовину и яростно входил до основания, и так много-много раз.

Червичу было сладко и больно от атак аффы, от сильного течения энергии, которая уже непрерывным потом шла через него и его господина, разрывая, перекраивая каналы, сразу же формируя новые. Пузырьки боли и наслаждения разрывались по всеми телу, заставляя его мелко дрожать, вскрикивать, плакать, умолять. Хвост он уже поджал под себя, чтобы выгибаться как можно сильнее. Бело-золотистый свет затоплял нору.

В пляске энергии и волнах воды аффа забыл себя, соединившись в одно с самым прекрасным существом, которое открыло ему океан во всей его красоте. Глубокое подсознание позволяло расширять его и аффам, открывать неведомые пучины, древнюю воду, прежние жизни, смотреть на себя через призму смены столетий и даже тысячелетий...

Другие воды, другие течения... А сейчас — бьющееся в экстазе тело червича— возлюбленного Мия.

Внезапно Раймийен распрямился, как пружина, плотно прижавшись спиной, хвостом к аффе, вытянувшись, как струна, зашептал:

— Все, все, все... Сейчас, — и резко вздрогнул, закричав от невыносимой боли и накрывшего затем оргазма — новые каналы окончательно установились.