Синеглазка

Этих фантазий было множество. Монстр искал себе все более изысканных удовольствий. А теперь намекал, что наступает пора, когда ему хочется все больше и больше заманить Лотоса на территорию мрака.

— Мы поедем в парк. Ты любишь огонь, Тим?

Огонь? Сразу мысли о том, что от ожогов остаются безобразные шрамы. И еще воспоминание об Алексе, о тех страшных следах на его теле, что тот показывал. Тим не прятал взгляда — Брайтону нравится страх. А под страхом было другое — странное чувство, от осознания, что такие мысли стали привычными, и так теперь придется всю жизнь.

— Огонь бывает разный, — юноша чуть качнулся, перекатываясь с пятки на носок — зачем-то заставляя боль в израненных ступнях напомнить о себе, — Я люблю смотреть на пламя в камине и еще наверно фейерверки...

— Это хорошо... Тебе понравится то, что я задумал. — господин продолжал искать в своей куколке новое сопротивление. Крылья носа затрепетали, втягивая аромат юноши. — Будет много огня — только для тебя... Я надеюсь... А теперь иди, милый.

Прошло около шести часов, прежде чем Брайтон вернулся домой. Он вел себя, как обычно за ужином, читал сводки, пил свой ароматный чай, расцветавший на дне чашки узорами цветов. Затем отложил бумаги и поманил к себе Тима, чтобы усадить на колени.

Юноша был красив, как никогда. Сейчас на нем не было обуви, ранки были смазаны специальным составом. И скоро заживут, не оставив следов.

Пальцы обхватили подбородок.

— Готов? — тихо спросил мужчина, не позволяя отводить взгляд.

Тим жил с Брайтоном уже больше года, а ощущение жутковатого восторга, как будто гладишь тигра, все не проходило. Юноше нравилось сидеть на коленях господина, ощущать, как тот любуется им... и чувствовать головокружительную власть исполнить его мечты. Хотя это было нелегко — удерживаться на пьедестале на все готового совершенства, когда монстр хотел все больше.

Губы медленно раскрылись, выговаривая "да", а внутри все похолодело на миг и тут же плеснуло жаром.

— Мой Лотос. Совершенный цветок. Индуистское божество... Вечно юный Кришна, что танцует свой волшебный танец жизни, — шепнул Брайтон, целуя мягкие губы юноши и поднимая того на руки. Он понес его наверх, но пронес мимо спальни, а дошел до одной из дверей, чтобы поставить на пороге и позволить оглядеться. Комната была похожа на огромную паутину, в которой переплетались веревки, закрепленные на крюках на разном уровне. — Что думаешь? — склонившись к уху, спросил монстр.

Приятно ли быть божеством? Да, возможно... пару раз... но ведь он человек, и сколько он еще сможет выдержать? Вид переплетенных в паутину веревок неприятно напомнил слова Брайтона про паука... Н-да, то Кришна, то паук... Как же он устал от вечного морального напряжения, от неуверенности, от рассыпающихся одна за одной иллюзий! Человек может выдержать многое, но ему нужен хоть иногда моральный комфорт. Любимую книжку со страшной сказкой всегда можно захлопнуть, когда устал, а тут из игры ему не выйти даже ненадолго... Раньше с Брайтоном Тим мог обретать короткое уютное счастье от минут нежности и тепла... а после того, памятного разговора, юноша больше не мог поверить и обрести покой хоть ненадолго. Не переоценил ли он себя? Но назад пути нет... Юноша обернулся.

— Мне страшно и неуютно, — признался он.

— Боишься остаться со мной на ночь? — темные глаза стали ласковыми. — Вообще, я хотел показать тебе, что тоже могу создавать иллюзии и быть художником. Эта паутина — ты, Тим. Я всего лишь муха... Но не обычная муха — оса с острым жалом. Яд на яд... Боль на боль... — плечи сдавило невыносимо. — Ты отказался играть сегодня, когда я подарил тебе половину своего мира. У меня не было такой возможности... У тебя — шанс стать больше, чем испуганным паучком.

27

Юноша лишь едва заметно скривил губы от боли в мышцах, которые сдавили железные пальцы господина. А глаза с еще больше расширившимися зрачками смотрели прямо в лицо Брайтона.

— Знаешь, — медленно проговорил он, — Я заметил, что люди чаще всего дарят подарки ради себя самих. И если одариваемый не проявил ожидаемого восторга, то его уже почти и ненавидят... С другой стороны — что стоит одариваемому проявить благодарность?! Ведь человек дарит то, что ему самому важно... Только где здесь грань между фальшью и искренним желанием доставить радость?! Ты знаешь? Я нет... я запутался... Что если я хочу любить, жить, а не играть? Тебе так не интересно, да? Ты хочешь совершенную куклу? Тогда я не смогу всегда быть честным...

— А тебе хочется быть...— шаг вперед, наступление. -честным, — еще шаг, — искренним, — еще шаг, и Тим почти падает на веревки и запутывается в них. -Ты был со мной всегда таким? Всегда? — Брайтон начал наклоняться. — Я любил тебя с самого начала. Ты... — прищур черных глаз. — Кто ты такой, чтобы мне читать морали? Ты мой... До твоего конца...

Юноша продолжал смотреть на Брайтона, повисая в невесомости грубых пут.

— Да... хотел... — тихо ответил он. — Кто я? Ну, наверное, твоя кукла... "ничего другого тебе не нужно..." — добавил он про себя, давая себе обещание, что больше не станет выкладывать Брайтону, что у него на душе ... если переживет эту ночь. Глупое упрямство, глупые стремления, глупые чувства... это все здесь не нужно и опасно.

— Хотел? Теперь опять не хочешь? Опять я не подхожу под твои морали догмы, — зарычал монстр, вылезая наружу. — Ты... — ярость клокотала в груди, затмевая мир кровью. — красивая кукла? Так? — дернув за веревки, запутывая Тима в них, почти падая на него, зашипел Брайтон. — На что тогда годен я? На то, чтобы пользоваться вещью? Мне вещь не нужна... Я могу купить себе кого угодно.

Тим испуганно зажмурился. Хотел искренности?! Ну вот он и выманил монстра... Юноша заставил себя открыть глаза.

Он смотрел на него — злобно, не скрываясь, не боясь, что жертва потеряет волю. Смотрел в душу, хотел ее вынуть, перевернуть, сжевать и выплюнуть, чтобы растоптать ногами, а сам теперь гладил по щеке и словно успокаивал.

— Отвечай, — сказал вкрадчиво.

Нужно было отвечать, монстр не будет ждать долго, а Тим смотрел на него и видел то, о чем только догадывался раньше... Но столько иллюзий уже рассыпалось — кто сказал, что это не очередная?

— Зачем ты спрашиваешь такое? Я же всегда был с тобой честным... ну разве что в первые дни не был, тогда я хотел лишь вернуть себе свободу. Но я же люблю тебя... я для тебя... — Тим замолчал, из уголка глаза потекла слеза, — Я не хочу быть ни куклой, ни пауком, ни божеством... я человек... живой человек... я не могу так больше... Я хочу чтобы игры были играми, а чувства были настоящими...

— Мои чувства к тебе настоящие. С самого начала. Но ты не веришь, — Брайтон говорил с горечью. — Тебе не нравится, что я такой. Ты презираешь меня. Боишься... Тебе хочется видеть меня только таким, каким хочешь ты... Я настоящий тебе не нравлюсь...

— Значит, мы оба друг другу не верим... Вот, значит, почему я паук... — слезы продолжали беззвучно катиться из глаз.

— Ты мой паук. Мой, — притянул юношу к себе, обнимая и сам путаясь в веревках. — Жестоко отталкивать меня... Жестоко быть таким... Мой...

— Я не отталкиваю, — Тим всхлипнул, утыкаясь мокрым лицом в шею мужчины, — Это ты меня гонишь и все время говоришь про какие-то игры... словно я подопытная зверушка, которую ты гоняешь по лабиринту... справится или нет с очередным этапом... Я готов играть с тобой в твои игры, но только чтобы мы оба знали, где игра, а где настоящее... иначе я с ума сойду... Вот это жестоко, Брайтон!

Господин гладил Лотоса по голове.

-Так и есть. Вся жизнь — сплошная игра. И то, что я отдал тебе больше, чем могу вообще дать, говорит, что я хочу твоего будущего. Слышишь ли ты меня? Игра — в умении выживать. Не плачь... С тобой я уже не играю...

— Слышу, — Тим улыбнулся сквозь слезы, — Я тебе верю... прости, что иногда сомневался... Больше не буду... я тебя люблю и не правда, что настоящий ты мне не нравишься. Ты меня иногда пугаешь, это правда, но если я буду тебе верить, все будет хорошо, — юноша выпутался из веревок и крепко-крепко обнял своего господина. — Да и может мне нравится немного бояться, — он поднял голову, заглядывая Брайтону в лицо.

— — А мне нравится твоя страсть. Очень, даже больше, чем ты можешь представить. И мне... — поцелуй в краешек уха. — Хочется все больше. Даже твоего страха.

— Мне не так ужасно будет падать, если я буду знать, что у самого дна ты меня всегда удержишь. Но мне всегда будет страшно, я же живой... но я с детства люблю страшные сказки, — он потянулся к губам мужчины, нежно коснулся их, выгибаясь в его руках, чтобы прильнуть еще теснее, чтобы каждая черточка тела ощущалась сквозь ткань.

Монстру нравились слова его тонкого цветка. Тот требовал ласки. Да, слишком много боли было в последнюю неделю. Терпеливый Лотос. Брайтон распутал юношу из веревок, поднял на руки и понес в их уже общую спальню.

Некоторое время он просто лежал с Тимом рядом, слушая, как бьется сердце того. Пил его дыхание постоянно целуя и нежа, а потом потянул руки цветка за спину и стал связывать вместе запястья шелковой лентой.

Было так тепло и уютно... юноша особенно ценил нежность Брайтона, зная, каков его монстр на самом деле. Мысли о жертве Тима больше не посещали, он с радостью готов был дарить себя любимому человеку, даже если при этом придется терпеть боль. Юноша покорно позволил связать себя, продолжая целовать Брайтона и тянуться к нему всем телом.

Пальцы теперь проникали между ладонями, гладили их, словно успокаивали. Губы скользили по шее Тима, даря тому нежность. Чудовище внутри радовалось тому, как цветок тянется навстречу и дрожит в трепетном ожидании.

Хотелось большего, но господин никуда не спешил, а потому рисовал на своем мальчике лишь нежность. Сегодня и так слишком много произошло. Юноше еще предстоит много познать и окрепнуть, закалиться, чтобы стать иным, чем раньше. Их доверие — тому залог.

Мужчина проник между кольцом связанных рук, чтобы смять ягодицы своего синеглазого красавчика. Те были стройными, упругими, готовыми на нежность и на грубый секс.

Гладить их сейчас доставляло господину огромное удовольствие.

Нега, томительно обтекающая тело, всколыхнулась горячей волной. Властные руки господина так остро ощущались, а сдерживающие шелковые ленты лишь добавляли еще больше этой остроты, заставляя сердце биться часто-часто, как у пойманной в сети птички.

Брайтон чувствовал, как к паху приливает кровь, как в его висках начинает стучать кровь. Манящий цветок — кожа чуть солоновата, терпка, губы мягкие и жадно отвечающие всегда. Ребро ладони скользнуло во впадинку, где заканчивается позвоночник и начинаются бедра.

Юноша задышал чаще... никогда нельзя было угадать, каким Брайтон будет этой ночью — растворит в нежности до конца или сорвется в ярость неистового зверя, или будет мучить долго и разнообразно.

В этот раз мужчина не спешил. Его ласка была трепетной и почти невесомой. Пальцы пробегали вниз, между ног, задевая мошонку, касаясь и отступая, чуть надавливая на анус и вновь стремясь погладить.

Другая рука скользила по груди, заставляя твердеть соски под тонкой тканью.

— Вот и слезы высохли, — господин черным монстром, почувствовавшим аромат жертвы, рассматривал Тима.

Сладкая ласка плавила, заставляя растекаться горячей патокой желания. Хотелось отвечать, ласкать в ответ, но руки были связаны по воле господина. Тим примирился с этим правилом игры, не пытаясь всерьез выскользнуть из шелковых пут, лишь выгибался, подставляясь под пальцы, демонстрируя, что уже готов на большее... Но стоило сфокусировать взгляд в ответ на слова Брайтона и дыхание на миг замерло в горле. На него смотрел монстр и от силы его темного желания, горящего в черных глазах, все внутри испуганно затрепетало.

Он уловил изменение. Монстр взъярился, желая крови, но Брайтон сейчас контролировал себя. Продолжил медленно ласкать, продолжая удерживать взгляд Тима и поочередно сжимая его соски, в которых сейчас находились маленькие золотые колечки.

Тим не мог оторваться от черных глаз, пожирающих его, они словно приковали его сильнее пут. Теперь стоило господину чуть потянуть колечки в сосках и тут же тело прошивало удовольствие так гармонично смешанное с легкой болью. Юноша облизал губы, чуть прикусил нижнюю, вместе с дыханием вырвался легкий стон.

— Тим, — выдохнул Брайтон, чей палец играл с кольцом мышц, словно дразня на отклик. — мой нежный цветок... — легкое проникновение и отступление назад. Другая рука вновь потянула за колечко. — Давай, залезай на меня... личиком вниз, — господин прищурился.

Юноша вновь облизал губы, розовый язычок быстро пробежался по раскрасневшимся от страсти и покусываний лепесткам. Тим неловко оттолкнулся локтем от постели — такие маневры со связанными руками давались нелегко, но занятия танцами сделали его тело сильным и гибким. Он оседлал Брайтона, как и было велено лицом вниз, склонился над его пахом и принялся вылизывать низ живота и тонкую кожу в основании бедер, нарочито медленно добираясь до главного блюда.

Мужчине нравилось то, что открылось взору. Тим был абсолютно беспомощен теперь и имел над господином особую власть. Каждое его движение языка по коже открывало необыкновенно соблазнительную картину, полную сладострастного изыска: мерно покачивались бедра, возбужденный, окрепший член желал, чтобы его вобрали в рот. Брайтон слегка нажал ладонью в области талии, заставляя юношу прогнуться, устроился поудобнее, подкладывая под голову еще одну подушку и потянулся к уже своей сладости.

Тим прикрыл глаза, чувствуя дыхание Брайтона и предвкушая сладкое удовольствие. Губы вслепую нашли член господина, прижались к основанию, язык начал выводить узоры.

Мужчина коснулся губами мошонки, чуть втянул, обхватывая пальцами член и бесстыдно двигаясь по нему, чтобы добиться еще большего отзыва, а сам продолжил нежить тонкую кожу на внутренней стороне бедер, подбираясь языком к анусу и отступая от него.

— Уммфф, — губы юноши двинулись по стволу вверх, а его бедра дернулись, пытаясь подставиться под дразнящий его язык более чувствительными частями тела.

Этот звук нетерпения срывал голову с плеч. Брайтону хотелось вкрутиться языком внутрь, заставить юношу кричать. Он продолжал медленные ритмичные движения по стволу и вылизывал свою куколку, что теперь нетерпеливо пыталась усилить нажим.

Сознание застилало возбуждение, хотелось все большего, юноша с жадным нетерпением вобрал член в рот, стараясь пропустить его в себя как можно глубже. Губы обнимали налитую возбуждением плоть, ощущая ее силу и мощь, Тим выгнулся еще, словно гулящая кошка, сжал губы сильнее, мечтая, чтобы этот член оказался в нем еще глубже... дразнящего его анус языка было так мучительно мало.

К языку прибавились пальцы, обхватившие окрепшее естество. Нега растекалась по ногам Брайтона. Тот двигался по члену юноши осторожно и медленно, чтобы завести куколку как можно больше. Пил его страсть, его нежность. А потом вдруг схватился резко за связанные руки и потянул на себя, усложняя Тиму задачу.