Ландскнехт. Часть третья

Двинули мы под теплыми зимними дождиками вдоль степей к югу, по-моему — как раз по тому тракту, на котором я когда-то Кэрра встретил. Только тогда самый разгар лета был, считай — полгода уже прошло, если не больше. И в тот раз мы свернули на восток к предгорью, а сейчас похоже пройдем по краю хребта, по границе Степи. Здесь, как мне объяснили, набирает силу идущая к морю на запад от Рюгеля река Студеная, какую хотел повернуть в верховьях незадачливый князь Орбелий. К сожалению, воспользоваться рекой как транспортным путем — нереально. Речка пусть и полноводная, но неширокая, глубокая и извилистая, с быстрым течением, каменистая и с множеством каменных перекатов и порогов. За отрогами же Южного Хребта Студеная, уже набрав силу, уходила в сторону, на запад, как бы очерчивая границу Союза со Степью, разливаясь перед морем несколькими заросшими лиманами. Собственно, это уже результат человеческой деятельности, ибо по немалая часть воды Студеной все же идет к Рюгелю — от Студеной проложен канал, питающий небольшую речушку Беленькую, текущую с предгорий, делая из невеликого ручейка в районе города серьезный поток, к тому же запруженный дамбой, создающий озеро Разлив... сразу подумалось, что если что — надо там, на берегу, шалашик ставить, дело верное. Разлив, естественно, создан не просто так — энергия воды весьма потребна на производствах. Увы, по каналу тоже нет судоходства, узок он, и неудобен, да и до города там недалеко — так что водой нам путь заказан, придется пешком шагать, ну да, нам чего. А я и вовсе в коляске, аки барин какой, или даже пан атаман Грициан Таврический. В Попандопулы себе принял капитана Ури, которому надоело трястись в седле, и ехали мы, коротая время легким трепом, и под вечер так напопандопуливались припасенными наливками, что с трудом слезали с чортовой брички на землю. Приводить себя в порядок начали, когда перешли границу Союза — новую границу, у самого начала северных предгорий Большого Южного Хребта. Теперь все горы на юге — принадлежат Союзу. Стоят себе свежие столбы пограничные, с эмблемой Союза — перекрещенные пушечные стволы и якоря. Рядом поднятый намертво шлагбаум, и место-обваловка на пару стандартных палаток — но самих палаток нету. Безвиз.

Вот с этого момента и стали приходить в норму, благо откат после всего прошел, нервы подуспокоили, и вообще. Пора нам обратно людьми становиться, Ури и вовсе на службе, а мне надо представительность все же приобрести, неприлично иначе. В общем, когда, однажды под вечер, на горизонте появились дымы, а в темноте отчетливо проступило дальнее зарево крупного города — мы с капитаном вполне соответствовали общепринятым нормам, цивилизованно пробавляясь бутылкой красненького на ужин в день, и не более.

* * *

Рюгель со стороны суши выглядел не менее солидно, чем с моря. Бастионы его, в отличие от кирпичных в Улле, по большей части сложены, ну, или, по крайней мере, облицованы серым гранитом. Такого камня много в окрестностях, и используют его в строительстве охотно, особенно там, где не требовалось сохранять тепло. Укрепления здесь, кроме того, не утонули в глубине города, а наоборот вынесены и вполне реально защищают его, по крайней мере — бОльшую часть. Это в целом вполне понятно — тут рядом Степь, да и граница Валаша недалеко была. Ури рассказал, что на западе город прикрывает непроточный Оборонный Канал — ров длиной в несколько километров, глубокий и широкий, с эскарпированными, укрепленными гранитом берегами. Отвесная стена высотой метра два — внизу дно из хаотично набросанных каменных обломков, и глубина до трех метров, двадцать метров воды — и такая же стена. А над ней — бастионы, способные прикрыть огнем как подходы к каналу, так и сам канал простреливать кинжальным огнем. Спусков к воде на всем канале всего по одному с каждого берега, и они прикрыты и вовсе непреодолимо огнем, а мостов — два. Северный и Южный — фактически, это и не мосты, а дамбы, собственно и образующие канал. Одна практически на побережье, вторая отделяет Канал от Разлива. Естественно, хотя дамбы-мосты широкие, едва ли не четырехполосные — там прорваться в город и вовсе нереально. Канал позволяет сосредоточить именно на мостах много сил, малыми силами легко обороняя водную преграду. Наверное, дамбы при очень большой нужде и взорвать можно... Канал так же выполняет функции противопаводкового сооружения — по нему весной и иногда во время осенних дождей сбрасывают излишки воды из Разлива в море. Сам город как бы прикрыт от запада Рюгельского Края этим самым Оборонным Каналом, далее Разливом, и Северным Каналом, а далее и самой Студеной. Оборонный прикрывает самое уязвимое направление — вдоль побережья — километров тридцать до Лиманов, обмелевшего после мелиоративных работ устья Студеной. Когда построили Северный Канал, лет сорок назад, то степняки быстро выяснили — в летние месяцы эти лиманы очень проходимы для конных отрядов. А дальше — один дневной переход... И особо заставами и укреплениями не удержать — очень еще долго меняла Студеная русло в низовьях, заболачивая одни участки, и затопляя другие, а проходимой для легкой кавалерии она стала на протяжении добрых двадцати километров. После же постройки Оборонного Канала — этот путь стал им заказан, Разлив тоже серьезная уже преграда, а идти в обход его уже слишком долго, да и на Северном канале мостов нет, и для форсирования он не особо хорош. Со временем, впрочем, когда установился новый гидрологический режим, наполнился Разлив, и Северный канал перекрыли в самом начале подводной дамбой — все пришло в норму. Спешно построенные укрепления всего один раз серьезно повоевали, навсегда отвадив степняков. Хотя, говорят, еще больше их отвадило то, что с уменьшением водосброса Студеной — степи в низовьях и лиманы стали засаливаться, и вскоре уже поход из Центральной Степи к Рюгелю через побережье стал слишком труден в сухие месяцы — пришлось бы воду тащить на себе многие дни. А в другое время Студеная в основном русле, все так же меняющемся от года в год, порой бывала непроходимой. Вот и прекратились набеги степняков, обративших свое внимание на Валаш. Тогда-то и начал формироваться, при старом валашском князе, бывшем, выходит, куда умнее казненного Орбелия, институт военных казачьих поселений, тех самых Вольных. Поначалу и Союз в этом помогал, только при дураке-Орбелии дружба закончилась. Как бы то ни было — степнякам к Рюгелю путь стал заказан. В итоге город стал расти и за Оборонный, там образовалась малопрестижная часть города, которую презрительно именовали 'За Каналом', а официально — Западная Застава. Селились там, в основном те, у кого деньги были, но не очень много. Город там давал большие участки, отчего Застава была просторной, при том откровенных люмпенов там не наблюдалось — жить там было несколько дороже и более хлопотно, чем на Восточном пригороде. Степняков уже давно можно было не опасаться, хотя иногда банды все же забредали, но малочисленные и больше сие событие служило развлечением местным жителям, собиравшим тут же дружины самообороны и подобной нацгвардии для отстрела ваххабитов — кстати, за вознаграждение. Однако в пустынных прибрежных районах дальше на запад порой высаживались всякие криминальные личности — пираты и контрабандисты. Неширокое приморье, песчаная дюнно-холмистая местность, поросшая невысокими нечастыми сосенками, ни на что в хозяйстве была не годна, потому там никто и не селился, что ловцов удачи вполне устраивало. Собственно, местность к западу от каналов и Разлива была, не считая пригорода, малонаселена, и шарились там, в основном или полувоенные формирования всякие, или прочие весьма мутные пассажиры, из мирных граждан — разве что пастухи, местные ковбои, гоняли там стада всяких копытных. Основное же сельское хозяйство шло по другую сторону канала, на неширокой, но весьма плодородной полоске между морем и предгорьями. По обе стороны Приморского Тракта раскинулись мелиорированные поля, множество ферм и винокурен. Виноград впрочем, тут был мелок и кисел, вино соответственно получалось не лучшего качества — потому пили в Рюгеле в основном портвейн. Либо покупные вина. Зато с мясом и молоком тут было неплохо — именно тот самый отголосок Степи вдоль Студеной подарил городу неплохие заливные пастбища.

Ну а промышленную мощь города создавали заводы. И шахты — шахт в предгорьях было множество, однако, поговаривают, многие уже истощились и едва давали сырье. Потому присоединение до того валашских северных предгорий — огромное подспорье Рюгелю. Хотя они числятся достоянием всего союза, но, по внутренним законам — половина добычи идет тому городу, на территории которого расположен источник сырья. А почти все военные приобретения на рюгельской земле... Заводов же в городе и так хватало — и пара пушечных, и ружейный, и просто тяжелого и среднего машиностроения, и станкостроительный, и судоверфи... Впрочем, вскоре выяснилось из разговоров, что зачастую один завод занимался множеством производств — ну, это, в общем, нормально, например, тот же Путиловский-Кировский завод чего только не строил сразу, и пушки, и трактора, и корабли, и станки... Серьезно зависел город разве что от угля из Ирбе. В предгорьях годе-то имелись очаги добычи, но себестоимость вырубаемого в глубине недр, с постоянной откачкой воды и расходом материалов на крепь и прочее угля, пусть и высшего сорта, не шла ни в какое сравнение с, тоже очень неплохим, Ирбенским углем, добываемым открытым способом, да еще и трудом каторжников.

Пока мы подъезжали к Северной Заставе, примостившейся современными краснокирпичными укреплениями на берегу Разлива — красивого широкого, едва другой берег видать, озера, все рассматривал местность. Очень напоминает окрестности Выборга, первое впечатление не обмануло. Местами серьезные выходы гранитов, кое-где песчаные дюны, небольшие ручейки и речушки, некоторые негодные для хозяйства, засыпанные валунами участки поросли красивым сосняком. Лиственные тут почему-то не растут, хотя гораздо теплее, чем в Валаше. Дерево в Союзе, кстати сказать — тоже огромный дефицит. Вроде бы Союз по результатам войны получал какую-то концессию на вырубку леса в Северном Валаше, но в любом случае с учетом дороги цена на строевой лес немалая будет. Народонаселение, попадавшееся нам по пути, выглядело довольно прилично, не сказать чтоб богато, но — зажиточно. Впрочем, в Улле народ тоже выглядел куда зажиточней, чем в других странах. Подходя совсем к городу, солдатня выстроилась в подобие походной колонны и затянула старинную солдатскую песню, про то, как задолбали командиры впереди, и вьется знамя полковое, в рот его яти, прощай, труба зовет, солдаты — в путь...

На Заставе нас остановил вежливый, но весьма внимательный наряд городской стражи. Сержант, осмотрев войско, сухо заметил, что винтовки военного образца, тем, у кого они имеются — придется продать в казну, кратко просветил всех о законах, даром, что все и так союзные подданные да граждане. Ури тут нас покинул, оставив мне адрес для контактов, ну и вскоре оформили мы все себе временный вид на жительство — всего-то на месяц. Дальше — изволь покинуть город, или плати пошлину. Лишние люди тут не нужны. Впрочем, мне проще — надо лишь добыть из банка свою грамоту на гражданство и 'обналичить' ее в Горисполкоме. И хоть всю жизнь тут живи. Но это потом. А пока — распрощался с солдатами, забравшими свое барахло (сейчас уже вместе с винтовками сдадут в казну палатки, да начнется гудеж), и отправился искать место пристанища на ближайшее время. По совету капитана в город соваться сразу не стал — там цены кусачие, а качество не лучше. Потому выбрали 'гостиничный комплекс', где обычно останавливаются всякие торговые люди, сейчас полупустой — не сезон и война. Цены оттого порадовали, даже Поль, которого я теперь окрестил Бельмондо — ибо даже отдаленно на молодого Бельмондо похож, устроился тут же, хотя и 'в гараже', в номерах для водителей. Прикинул примерно бюджеты, и решил, что пару дней можно порасслабляться, благо, при гостинице имелись, пусть и не шикарные, как в Улле, но все же бани. Поторговавшись для виду, расстался с не столь уж и огромной суммой, из обналиченного еще на Заставе в отделении Солдатского банка, и стремительным домкратом впал в эйфорию.

...Спустя неделю мальчишка принес письмо от капитана Ури — как он нашел мой адрес, не знаю, хотя вряд ли это было слишком уж сложно, я и не скрывался. Капитан вежливо справлялся, как мои дела, и не созрел ли я для серьезного разговора за жизнь? Оглядевшись, я подумал, что это отличный повод прервать расслабление, потому что иначе это может зайти слишком далеко. Нет, особо я не гулеванил, пил в меру, и даже девок не вызывал — просто я дрых по пол-дня, жрал от пуза, и валялся в ванне в банях. Даже денег лишних не тратил, просто оно уже начало надоедать, но сил прервать релаксацию как-то не находилось. А тут такой повод. Отписал ответно, что в течение ближайших дней непременно загляну к нему, и отослал таким же способом, с мальчишкой. Тут у молодежи вполне в чести такой заработок — доставка СМСок. При каждом приличном заведении кормится пара-тройка тимуровцев, на хорошем счету, которые весьма быстро и старательно доставят до адреса короткое текстовое сообщение, или даже небольшой бандероль. За весьма умеренную плату. Конечно, если что-то серьезное или особо ценное — то лучше вызвать серьезного курьера. Иногда и вооруженного, а можно и с охраной. Но если по мелочи — то достаточно этих пионэров.

...Город показался мне более спокойным и мрачным, чем Улле. Тот напоминал Одессу, а этот — Выборг или там Хельсинки. Климат, наверное, и строительный материал — очень много гранита в облицовке — оно и понятно — здешние погоды он лучше переносит. В целом город более упорядоченный, хотя уже видны признаки того, что ему тесно в пределах городских стен и бастионов. В самом городе красиво, и имеются и солидные каменные мосты через Беленькую, и парки, и Приморская набережная, и Городской Сад на острове в устье реки. Гораздо более эстетично все, чем в Улле. Однако, размаха и простора Эбидена ту, конечно, нет. Тот город поразил своими широченными бульварами и парками, просторной застройкой, продуманными перспективами. Рюгель в сравнении с ним как зажиточный фольварк рядом с охотничьим поместьем. Добротно, но мрачно. А население — понравилось. Степенные все какие-то, не бедно одеты, хотя своя босяцкая тут имеется, но гораздо малочисленнее, чем в Улле. На улицах немало красивых женщин — как-то даже чего-то заволновался. Мне в моем офицерском мундире без погон как-то не особо и уютно было по началу, но ничего — вижу — смотрят с интересом и вовсе не презрительно или враждебно.

В банке и вовсе приняли очень почтительно, а уж когда удостоверили личность (между прочим, чтоб не думать об отсталости какой — через отпечаток пальца, а как же), и подавно. Потому как выяснилось — афера с часиками натикала мне солидный счет. С учетом всего награбленного... совсем неплохо. Управляющий тут же предложил мне положить все на депозит, и мы долго не то чтобы торговались, но обговаривали условия. В итоге нашли устраивающие всех условия. Забрал я и грамоту на гражданство, попутно среди документов оказалось три письма от мастера Бару, в которых он испрашивал моего согласия на продажу лицензий, как и положено по договору. Тут же написал ответ и оплатил срочную отправку — чем шнелль, тем гут. Ну-с, я вполне себе Буротино, можно бы подумать, и насчет того, что где-то осесть, прикупив себе и жилье вовсе...