Снаряд попал в огневую точку. Стена из конструкционного материала прогнулась и треснула, словно лопнула кожа. Внутри сооружения Пириус мельком увидел громоздкую технику. Все солдаты поливали огнем пролом в стене, пока машины не упали и не вышли из строя. Звездоломы на крыше все еще продолжали стрелять, но уже беспорядочно, их прицел становился все более безумным.
Билин встал и закричал. — Отличная работа, корпус обслуживания!
Пириус рявкнул: — Пригнись, идиот!
Билин ухмыльнулся, и вышедший из-под контроля ксили звездолом отрубил ему голову прямо у шеи.
Завеса бомбардировки теперь была далеко, и Пириус не мог видеть света звездолома. Но грунт все еще сотрясался, все еще эта глубокая дрожь действовала ему на нервы. Потребовалось немало мужества, чтобы пересечь последний участок открытой местности к позиции ксили.
Коул и ее люди уже были здесь. Они укрылись под стеной, которая, казалось, растаяла и свернулась сама по себе. По другую сторону стены, подальше от сбившихся в кучу людей, разлеглись, словно спящие, разрушенные инопланетные машины.
Из команды Пириуса выжил только он, но из команды Коул выжили трое: сама Коул и две Тили. Итак, остались четверо из семерых, которые подошли к траншее с трупами; за последние пару минут погибли еще трое.
Коул получила ранение в ногу. Ее скафандр стал жестким и светился оранжевым, когда его элементарные медицинские средства пытались стабилизировать ее состояние. Пириус ничего не мог для нее сделать.
Тили-один было хуже. У нее было что-то вроде ранения в грудь. Тили-три баюкала голову сестры у себя на коленях, ее рот округлился от шока. Пириус видел, что остаться одной, потерять обеих сестер было буквально невообразимо для этой тройняшки.
Пириус снял со спины свой последний коммуникационный пульт, воткнул его в землю и настроил ретранслятор сигнала. Он сказал Коул: — Если кто-то остался, они придут сюда. Пусть остальные подождут в укрытии. — Затем он встал, подняв звездолом, и выглянул из-за руин огневой точки.
Коул спросила: — Куда ты идешь?
— На фабрику. Это всего в двухстах-трехстах метрах отсюда. Это пункт сбора, помни. Я оставлю отметку, чтобы бригады с носилками направлялись сюда.
Коул явно не хотела, чтобы он уходил, но также ясно видела необходимость. — Будь осторожен.
Он выполз из развалин огневой точки на открытое место, двигаясь осторожно, как его учили. Он перепрыгивал с гребня в кратер, из траншеи в окоп, не более десяти-двадцати метров за раз. Это было медленно и утомительно. Состояние его скафандра быстро ухудшалось; возможно, он был поврежден. Воздух становился все более зловонным, лицевая панель настолько закрывала его, что ему казалось, будто он задыхается, а во рту и горле стало так сухо, что было больно.
Ему потребовалось полчаса, чтобы преодолеть двести метров.
Возможно, в такой осторожности не было необходимости; он не видел свечения звездолома с тех пор, как, наконец, была уничтожена огневая точка. Но после того, что случилось с Билином, сейчас он не собирался рисковать.
Когда он добрался до территории фабрики, то понял, что находится в нужном месте, только потому, что дисплеи его визора сообщили ему об этом. Фабрики не осталось: ни посадочной площадки, ни электростанции, ни наземных путей, ни оборудования. За исключением куска разрушенной стены, выступающего под углом из грязи, и полосы белой пыли, которая, возможно, отмечала фундамент, здесь не было ничего, кроме еще большего количества разрытого грунта. Он не видел никаких признаков того, что недавно здесь был кто-то еще, ни одного из тысяч, которые, как он предполагал, были сброшены с этой целью. Возможно, ксили разрушили ее, или, возможно, это сделали люди, или, возможно, она была сровнена с землей в результате обстрела. Предполагалось, что артиллерия пощадила фабрики, которые были целью операции; но тогда заградительный огонь должен был сделать многое из того, что ему не удалось сделать.
Пириус соорудил небольшую пирамиду из обломков и установил на ней отметку с указанием того, где укрывались остальные. Ему было довольно холодно, без эмоций; возможно, это придет позже.
Он посмотрел вперед, на горизонт астероида. Обстрел продолжался, но теперь уже далеко. Земля была усеяна телами, остатками предыдущих атак, и там, где падали снаряды, взрывы подбрасывали тела вверх. Тела поднимались и кувыркались в пыли, прежде чем снова медленно опуститься на грунт. Было очень странно съеживаться тут с пересохшим ртом и в вонючем скафандре, наблюдая, как поднимаются и опускаются эти тела.
Он встряхнулся, чтобы прийти в себя. Он медленно и осторожно направился обратно к разрушенной позиции, где ждали Коул и остальные.
Когда он добрался туда, Тили-третья плакала, совершенно безутешная. Ее сестра умерла у нее на руках.
Глава 21
Корвет завершил свой последний сверхсветовой прыжок. Внезапно перед Пириусом Ред зависли Плутон и Харон, планеты-близнецы, которые выросли из ничего.
Нилис вздрогнул и вскинул руки. — Мои глаза! Они могли бы предупредить нас.
Пириус провел свою жизнь, готовясь к бою в космосе. Он никак не отреагировал перед мягким старым комиссаром; он был слишком горд для этого. Но он тоже это чувствовал. В конце концов, они оба были продуктами миллиарда лет общей эволюции на дне гравитационного колодца, и когда из ниоткуда появились целые миры, что-то глубокое и древнее внутри него дрогнуло.
Формы миров-близнецов были заметно искажены по сравнению со сферическими, поскольку они находились близко друг к другу. Их разделяло всего четырнадцать диаметров Плутона; для сравнения, Луна Земли находилась на расстоянии тридцати диаметров от Земли. Это была подлинная двойная планета. Эта странная маленькая система была тускло освещена далеким точечным солнцем, и слабый свет придавал двум мирам ощущение мечтательности, нереальности. Но миры разительно отличались по оттенкам: Плутон был кроваво-красным, Харон — льдисто-голубым.
Нилис рассеянно прокомментировал цвета. — Это связано с различием в составе поверхности. На поверхности Харона гораздо больше водяного льда... это замечательное зрелище, не так ли, энсин?
— Да, сэр. — Так оно и было.
Они прибыли сюда в поисках технологии гравизвезды, намеки на которую Нилис раскопал в архиве на Марсе. Пириус вглядывался в двойной мир, задаваясь вопросом, с чем ему придется столкнуться здесь, прежде чем они получат то, что хотели.
Перед ними закружился виртуал, формируясь из облака блочных пикселей. Это был невысокий, полный мужчина, одетый в серый костюм комиссара. У него был большой живот, короткие ноги, круглая и гладкая бритая голова. Виртуальное изображение проецировалось неуклюже, и маленький человечек, казалось, парил в нескольких сантиметрах над полом.
Когда он увидел Нилиса и Пириуса, эта фигура нервно рассмеялась, и перед ней затрепетали небольшие руки. — Добро пожаловать, добро пожаловать! Добро пожаловать на Плутон-Харон и на наш объект. Меня зовут Драк. Вы, должно быть, комиссар Нилис — и вы тот самый энсин с фронта? Я смотрел все ваши виртуалки.
Пириус видел некоторые из них. Это были карикатурные изображения маневров Пириуса Блю вокруг магнетара, созданные для массового потребления министерством общественного просвещения. Пириус почти не узнавал себя в носившей его имя карикатуре с изрыгающей Доктрины выбритой головой. — Не верьте всему, что видите, сэр, — сказал он. — И, кроме того, весь эпизод был удален из временной шкалы. Этого не произойдет.
— О, но это вряд ли имеет значение, не так ли? В Библиотеке будущего такое редактирование происходит постоянно. Но я всегда думал, что потенциальный героизм так же восхитителен, как и реализованный.
Вмешался Нилис. — Драк, говорите? Вы здесь главный?
Драк взорвался. — И да, и нет! Видите ли, комиссар Нилис, нас, кураторов, очень мало, и мы здесь довольно давно. Все, ну, неофициально. — Его руки снова затрепетали, и виртуал поплыл, пока бесшумно не столкнулся с корпусом, и пиксели вспыхнули на его круглой спине. — Вы должны простить мое волнение. У нас не так много посетителей.
— Я не удивлен, — сухо сказал Нилис, — поскольку вашего учреждения официально не существует.
Драк состроил притворно-торжественную мину. — Признаю, это странный юридический парадокс! Но, поверьте мне, работа достаточно увлекательна, чтобы компенсировать это.
Пириус почувствовал, как внутри у него все сжалось, вселенная вокруг него едва заметно сдвинулась, когда включился двигатель корвета. Система Плутон-Харон бесшумно скользнула в поле его зрения.
Драк сказал: — Я попросил ваш экипаж доставить вас в наш космопорт в Кристи. О, мы так взволнованы! — Он расплылся и исчез из существования.
Пириус сказал: — Комиссар, что это за место?
— Подожди и увидишь, энсин. Подожди и увидишь.
Последние мгновения спуска были ничем не примечательны. Пириус мельком увидел плоский, сложный ландшафт, серо-малиновый в свете набухшего спутника, но когда Кристи приблизился, флиттер пролетел над ущельями и хребтами. Здесь все выглядело так, словно землю разбили огромным молотом.
"Кристи", очень архаичное название, как оказалось, относилось к тому, что пилоты корвета называли "точкой под Хароном" на Плутоне. Этот участок поверхности был уникальным в Солнечной системе. Как и Луна Земли, Харон был привязан приливными силами к своему родителю и при обращении по орбите оставался обращенным к Плутону. Но, в отличие от Земли, Плутон также был привязан к своему близнецу из-за близости их масс. Каждые шесть дней эти миры совершали оборот, постоянно показывая друг другу одни и те же участки поверхности. В пределах Солнечной системы Плутон-Харон были единственной значимой системой, в которой оба партнера были связаны приливными силами; они танцевали как любовники.
И вот это место, Кристи, навечно оказалось подвешенным прямо под нависающей громадой гигантского спутника, и здесь была сосредоточена слабая геологическая энергия этих маленьких миров.
"Порт" представлял собой скопление полупрозрачных куполов. Не было даже готовой площадки, только ямы во льду, оставленные корпусами проходящих судов. Когда корвет опустился на землю, лед тихо захрустел. Без промедления из одного из куполов змеей вылез интерфейсный туннель и уткнулся носом в корпус корвета.
Они прибыли в купол, который был почти прозрачным. Сквозь потертую поверхность купола был виден Харон, подвешенный прямо над головой.
Драк был здесь собственной персоной. Такой же взволнованный, как и раньше, он засуетился, ухмыляясь, когда приблизились Нилис и Пириус. За ним стояли еще восемь человек. Некоторые из них, с более гладкими лицами, могли быть женщинами, но для Пириуса все они были на одно лицо — круглолицые и пузатые.
Одежда Драка явно была старой, сильно заношенной, и от него пахло затхлостью. — Добро пожаловать, добро пожаловать еще раз. Мы рады, что вы посетили нас, и готовы помочь вам всем, чем сможем... — Пока маленький человечек продолжал болтать, Пириус задавался вопросом, насколько это было правдой; Драк, должно быть, беспокоился, что его секретный объект вообще был замечен. Его коллеги собрались вокруг комиссара, как младенцы вокруг руководителя группы. Они напомнили Пириусу о крошечном изолированном сообществе на Порт-Соле: эти персонажи были не так уж далеки от солнца, но казались еще более странными.
Но они не обращали никакого внимания на Пириуса. Он подошел к прозрачной стене купола и посмотрел на Плутон.
Над ним были облака, тонкие перистые, закрывающие костяно-белые звезды: согласно информационному материалу Нилиса, это были аэрозольные скопления, взвешенные в атмосфере азота и метана. Пейзаж был на удивление сложным, залитая звездным светом скульптура из перистых хребтов и изящных ущелий — хотя, возможно, вдали от Кристи это было бы не так интересно. Солнце низко над горизонтом было точкой света, окутанной сложными слоями облаков. Внутренняя система представляла собой лужицу света вокруг Солнца, наклонный диск, достаточно маленький, чтобы Пириус мог накрыть его ладонью. Было странно думать, что это невзрачное пятно содержало в себе всю историю человечества до того, как первые пионеры рискнули своими жизнями, отправившись на окраину Солнечной системы и за ее пределы.
Харон висел прямо над головой Пириуса. Это был туманно-голубой диск, в шесть раз больше Луны, если смотреть с Земли. Его готовили к подобным зрелищам, но он вздрогнул при виде мира, нависшего над ним подобно светящемуся шару. Поверхность Харона выглядела изрытой. Без сомнения, даже здесь, в этом туманном, просторном месте, было много кратеров от ударов, но многие из выбоин, которые он мог разглядеть даже невооруженным глазом, были глубокими и довольно правильными.
— Это каменоломни.
Он повернулся. Одна из группы последователей Драка подошла и встала рядом с ним. Очевидно, это была женщина; ее лицо, обращенное к свету Харона, имело определенную утонченность в очертаниях лба и скул.
— Каменоломни?
— Меня зовут Мара. Я работаю с Драком. — Она улыбнулась ему, затем отвела взгляд. Казавшись довольно охваченной благоговением, она, очевидно, не разделяла глупого хихиканья Драка. — Майкл Пул сам прибыл сюда тысячи лет назад. Наш самый знаменитый гость — до вас, конечно! Он прилетел с Юпитера на корабле с ВЕС-приводом, и он и его инженеры использовали харонский лед для получения экзотической материи...
— Чтобы построить устье червоточины.
— Да. Здесь Пул завершил свою транзитную сеть внутрисистемных червоточин. Когда это было сделано, можно было путешествовать от Плутона до Меркурия почти так же легко, как вы прошли по этому туннелю со своего корабля... смотри там. — Она указала вверх, на оконечность Харона. Пириус разглядел искру света, не ярче далеких звезд, но она плыла, пока он наблюдал. — Это интерфейсная станция Пула — или ее руины. — Кваксы, конечно же, закрыли почтенную разработку пространства-времени Пула, и за прошедшие тысячелетия большинство его интерфейсных станций было разобрано, а их сырье использовано повторно.
Но не здесь; никто не потрудился сделать даже это.
Мара защищала свой приемный мир. — Это правда, что здесь никто не живет — то есть, никто, кроме нас. Коалиция пыталась основать поселения, но они всегда терпели неудачу. Здесь никогда не было достаточно, чтобы удержать людей, нет ресурсов, которые вы не смогли бы найти на тысяче спутников Койпера, да еще и в более мелких гравитационных колодцах. Но у нас есть свои чудеса.
Орбита Плутона была настолько эллиптической, что проходила в пределах орбиты Нептуна. При самом близком приближении к Солнцу атмосфера расширялась до трех планетарных диаметров. Затем, когда Плутон отворачивался от Солнца и погружался в свою двухсотлетнюю зиму, в воздухе выпадал снег.
Мара описала все это лирически. Казалось, ей не терпелось поговорить с кем-нибудь новым. По ее словам, те, кто был сослан сюда, называли себя плутонцами. Пириуса привлекало ее ощущение этого отдаленного мира, который проплывал сквозь огромные пустые пространства, в то время как приходили и уходили медленные, незаметные ледяные сезоны.
