Демон шарлатана. Часть первая.

— Вроде того, — кисло подтвердил я, жалея потраченного на красноречие дыхания. Судя по реакции собеседника, вполне возможно было обойтись парой-тройкой известных штампов.

— И это работает?

— Угу. Ты же видел.

— Но ты не потеряешь силу, если будешь, э-э, использовать её для личной выгоды?

— Нет никакой личной выгоды, это выдумка эгоцентристов. Свобода от всего — это свобода и от смысла в том числе, можно сказать, что я просто развлекаюсь и убиваю время.

Саня подумал ещё немного и подавленно сообщил, что у меня даже просветление какое-то неправильное. По его словам, просветленный должен быть добрым и честным, проповедовать милосердие и пацифизм. Послушав эту проповедь, демоница хихикнула и посоветовала мне сменить легенду:

— Скажи, что заключил сделку с дьяволом, и теперь тебе нужно разрушить жизни миллиарда человек, поработить тысячу народов и начать ядерную войну. Взамен, если получится, получишь титул герцога одного из кругов ада, а все твои приспешники станут там же баронами.

Но идея адского феодализма не пришлась мне по вкусу, да и Саню бы насторожила столь радикальная перемена антуража. Хоть и крещённый в детстве, он всю жизнь воспринимал религиозные байки весьма скептически, однако в существование единого бога, вроде бы, верил. Поразмыслив, я причислил Саня к числу верующих агностиков и уверился, что изначальный подход в духе мистико-философской ахинеи, калькированной с религий Востока, идеален для приведения указанного человека в почтительное недоумение. Это разумно — возвышаться в глазах собеседника, рассказывая ему о вещах, в которых тот ни черта не смыслит.

Я заметил это ещё в детстве: окружающие считают умных людей не умнее себя, но только лишь разбирающимися в некоторых специфических областях знания. При этом средний обыватель зачастую обладает нерушимой уверенностью, что его знакомый "умник" значительно хуже понимает те сферы жизни, в коих сей мещанин вращается постоянно. Не раз мне приходилось давать развернутые советы, связанные с техникой, с которой у меня весьма дружественные отношения, но при этом уже через пять минут слышать от того же субъекта, кой вопрошал о работе компьютера: "Ты ничего не понимаешь в жизни".

Весьма малое количество людей способно различать информированность и здравомыслие.

Саня не являлся средним обывателем в плане интеллекта, но в моральной сфере оставался всё тем же "нормальным человеком", разве что со слегка редуцированной совестью. Посему легко было угадать его следующий вопрос.

— А я могу стать таким как ты?

— А зачем?

Мой встречный вопрос поставил собеседника в тупик. Среди мещан популярно заблуждение, что стремление к некоему идеалу есть хорошее дело само по себе, кое и их самих делает лучше. Как будто есть где-то во вселенной группа судей, оценивающих красоту стремлений людей, пред чьими строгими очами следует стараться изо всех сил. А уж об обладании сверхъестественными силами и вовсе упоминать не стоит — если хотя бы один высокосоциализированный грызун достигнет чего-то поистине невероятного, вся его последующая жизнь примет вид непрестанного самовосхваления. Вот единственная цель их трудов — желание похвастаться в кругу себе подобных, и все их пути, какими бы высокими идеалами они не оправдывались, ведут лишь к ней.

Саня недалеко ушёл от этой братии, посему не мог ответить на вопрос, зачем нужно становиться просветлённым. Сознаться самому себе, что культура попросту вколотила в него уравнение "просветление равно хорошо", он не мог, поскольку то означало бы осознать нищету своей морали, что равнозначно духовному самоубийству для современного человека.

Но Саня всё же был аферистом, коварным и хитрым, поэтому разбирался в людской психологии и мог применить данный навык к себе самому.

— Чтобы двигать предметы взглядом, — с горькой усмешкой признался он после длительного молчания. — Ладно, я понимаю, что с таким настроем просветления не достичь. Сначала нужно разобраться в себе, понять, кто я и куда иду, верно? Освободиться от страстей, успокоить ум и всё в таком роде. Я даже не уверен, что смогу научиться у тебя — мы с самого детства были разными...

Он ещё долго рассуждал, а я молча слушал, закусив внутреннюю сторону щеки, чтобы не ухмыляться. Моя любимая тактика обмана работала великолепно: дать несколько намёков, чтобы пробудить фантазию жертвы, и та сама начнёт с бешеной скоростью нагромождать объяснения, почему всё именно так, как я говорю. Саня и сам умел этим пользоваться, но не доверял сему подходу как я: аферист предпочитал контролировать все детали, упиваясь собственной властью. Вот и сейчас он полностью управлял ходом самообмана и наслаждался своим умом, рассказывая просветлённому как правильно обретать просветление.

Будь я действительно мастером дзэн, наверное, ударил бы Саню по голове. В книгах о дзэн-буддизме мастера постоянно избивали своих учеников. Не знаю, в чем практическая польза регулярных побоев, однако не сомневаюсь, что применял бы их с огромным удовольствием: порой так хочется причинить жуткую боль какому-нибудь словоохотливому кретину, застрявшему по уровню интеллектуального развития на уровне пятиклассника, но мнящему себя светочем познания, что любой повод сгодится для оправдания такого рода насилия. А просветлённым многое прощается, было бы просто неразумно этим не пользоваться.

Жаль только, что я даже примерно не представляю, что такое просветление и есть ли в этом термине хоть какой-либо смысл.

После получасовой речи Александр умолк, даже не закончив последнюю фразу. Протер ладонями лицо, сделал несколько глубоких вздохов и попросил меня показать ещё что-нибудь невозможное.

Моя муза, ругая недоверчивого афериста, протянула руку над его плечом и дважды нажала на гудок в руле, отчего Саня подскочил и ударился макушкой об потолок салона.

— Это в последний раз, — строго заявил я, поймав раздраженный взгляд дьяволицы. — Я не цирковой артист. И в нашей организации тоже не собираюсь устраивать ежедневные шоу. Моя магия — назовём её так — послужит ударным аргументом и будет демонстрироваться только тем, на ком можно основательно нажиться. Я — великий магистр, Максимус, тайный лидер, общение с которым — честь. Люди, которым я буду открывать великие тайны и показывать чудеса, должны будут считать себя избранными, чтобы мы могли рассчитывать на их безоговорочную преданность. Понимаешь?

Саня напряженно кивнул, и я смягчился.

— Но ты должен понимать, что всё это игра. Я действительно владею знанием, недоступным для простых смертных, но раскрывать его не могу; поэтому ты мне нужен не как последователь, а как соучастник. Мы были мошенниками, Саня, ими и остаёмся, моё просветление ничего не меняет, — я в третий раз повторил эту фразу. — Мы будем показывать людям настоящую магию, но лгать насчёт её источника. Так при помощи правды мы замаскируем великий обман, о котором будут помнить через века. Понимаешь?

Еще один кивок от Александра, более глубокий и неторопливый.

— Тебе нужно время, чтобы подумать?

— К чёрту! — выпалил Саня и протянул мне раскрытую ладонь. — Тут не о чём думать, подобные возможности надо хватать сразу.

Мы скрепили союз рукопожатием, и на этот раз оно являлось не пустой формальностью, но осязаемой росписью в устном договоре. Такова психика здорового человека: чем реже употребляется некий жест, тем больший смысл он обретает; а Саня был предельно вменяем.

Ощущая себя гением нейролингвистического программирования, я поинтересовался, как скоро Александр сможет приступить к работе. Задумавшись, коллега пробарабанил по рулю короткий марш и извиняющимся тоном попросил три дня, чтобы разобраться со старыми делами. В ответ я великодушно подарил ему целую неделю и, затаив злорадную улыбку, мило пообещал весь этот срок усердно работать самостоятельно, дабы товарищ влился в уже почти готовое дело. Конечно же, это привело афериста-планировщика в полнейший ужас, скрыть который ему почти удалось, и он поклялся, что будет стараться присоединиться ко мне так скоро, как это возможно. Угроза отобрать контроль всегда эффективна против подобных людей.

А ведь когда-то Саня казался несокрушимым титаном, на которого я равнялся, вспомнилось мне. Всякое происшествие он обращал себе на пользу, легко меняя стороны и убеждения во имя выгоды, всегда в глубине души оставаясь верным своему главному божеству — великой корысти. То ли дьяволица обострила мой талант манипулятора, то ли просто благотворно подействовала частая практика, но ныне я без усилий направлял разговор в надлежащее русло и подталкивал Саню произносить именно те обещания, кои мне нужно было услышать.

Коротко обдумав ситуацию, я решил, что дело всё-таки в демонице. Мой ум стал точнее после нашей встречи, как старые механические часы, в которых заменили часть истершихся временем деталей. Множество мелких целей слились в одну величайшую, и путь к ней виделся мне широким и прямым, пусть и идущим в крутую гору.

И даже если нынешний я уже имел мало общего с прежним, скорбеть по своей старой личине не хотелось. В конце концов, алчный зверь, который прикрывался маской сознания, во мне остался тем же — лишь голод его усилился.

У собеседника пискнул телефон, извещая о пришедшем сообщении, и я решил, что пришло время прощаться. Саня неуверенно предложил подвезти до дома, напомнив о дожде, однако в погоде как раз наступило затишье, позволившее мне отказать. Домой я пока не собирался.

Покидая салон, я попытался уловить момент, когда дьяволица исчезнет из нутра автомобиля и проявится вовне, но муза уже ждала меня снаружи. Разочарованно фыркнув, я махнул рукой Сане на прощание и посторонился, открыв путь отъезжающей машине.

Дождь моросил краткими порывами, косо бросая капли на ветер, но недостаточно частыми, чтобы они начали меня беспокоить. Люди на кладбище прикрылись неуместно пестрыми зонтами, издалека напоминавшими гигантские грибы, выросшие над могилой. Пару мгновений я разглядывал их, надеясь увидеть гроб в последний раз, но тот, похоже, уже спустили в яму.

— Ладно, — тихо произнёс я и направился прочь, твёрдо решив никогда не возвращаться.

Через минуту демоница указала, что мой путь пролегает в противоположную от дома сторону, и безрадостно осведомилась, в какую нелепую историю я намерен попасть теперь. Мне не понравилось её настроение, чего не стал скрывать, и после озвучивания предположения о существовании у демона, как я деликатно выразился, "лунного цикла", пояснил, что иду купить шаманских растений у Кости.

— Мне предстоит продолжительный интеллектуальный труд. Чтобы стресс не повлиял на мои когнитивные способности, нужно найти способ расслабления. Алкоголь не подходит, потому что он сам по себе негативно влияет на способность мыслить, а твои ласки уводят мой ум в сторону от насущных проблем, и я начинаю чувствовать себя слишком счастливым для работы.

Демоница недоверчиво подняла бровь и посоветовала употреблять в пищу больше шоколада. С её слов выходило, что искать расслабления в употреблении даже легких наркотиков — позор и недостойное поведение, и всякий сильный человек должен уметь снимать напряжение без необходимости прибегать к химической стимуляции.

Я возразил, что мышление вообще — сплошная химия, но согласился, что мой способ не годится для постоянного применения.

— Однако если у меня произойдет нервный срыв от переутомления, это повредит всему делу. Я знаю своё тело, им не так просто управлять: не забывай, что моя психика уже надломлена, и безумие может возвратиться в любой час.

Демоница надолго затихла и отвернулась. Капли дождя соскальзывали по её волосам, коже и черному платью, не задерживаясь, будто по гладкому стеклу. Меня посетило дурное предчувствие: муза выглядела как беременная жена, внезапно задумавшаяся, будет ли её муж хорошим отцом. Я поспешил исправить положение, спросив, что конкретно беспокоит возлюбленную, и пообещал приложить усилия для устранения гнетущего недостатка. Произнося это, я взглянул вверх, в дождливое небо, как делал всегда, сочиняя на ходу, а когда опустил взгляд, то не нашёл моей спутницы. Остановившись, я глупо потоптался на месте, оборачиваясь на все стороны, и выглядел, верно, как дошкольник, потерявший из виду мать на незнакомой улице.

Несколько минут я звал музу, с каждым возгласом всё громче, но дьяволица не возвращалась. Признавшись в бессмысленности попыток докричаться до демона, я пожал плечами и двинулся дальше в прежнем направлении. Золотой амулет по-прежнему отягощал мою шею и холодил грудь под футболкой, так что о разрыве контракта думать пока было рано.

— Если это способ давления, — негромко говорил я, петляя в кривых переулках между домами-тюрьмами, — то очень странный. Ты могла просто сказать, что...

Одна из причин, почему я ненавижу людей: они меня постоянно перебивают. Сидя в компании неизменно приходится сдерживать желание что-либо сказать, ожидая своей очереди высказаться, и редко моя фраза оказывается уместной, поскольку её время безвозвратно уходит.

С ревом и визгом из-за поворота вылетел серебристый джип с тонированными стёклами и, подпрыгивая в ямах дырявого асфальта, понесся прямо на меня, трижды игнорируя ограничение скорости. Захлопнув рот, я метнулся к обочине узкой улицы, мысленно уже видя себя с ног до головы обернутым гипсом. Идиот-водитель провёл грохочущую машину в сантиметре от меня, но радоваться не пришлось: могучий толчок боковым зеркалом в плечо сбил меня с ног и едва не швырнул под задние колёса. Мой вопль и треск пластика слились воедино.

Сумасшедший пилот не соизволил остановиться или даже сбавить ход и скрылся за очередным поворотом. Стиснув зубы, я поднялся. Левая рука, принявшая удар, почти не слушалась, но, к счастью, ни перелома, ни вывиха, рыча от растекающейся по мышцам боли, я не нащупал.

Утешая себя тем, что наверняка разбил подонку зеркало, я поковылял дальше, на ходу кое-как отбиваясь от вцепившихся в темные брюки серых пятен грязи.

— Что с тобой уже случилось?! — воскликнула дьяволица, неожиданно выступившая вперед из-за раненного плеча.

Наигранно всхлипнув, я сгреб музу в охапку здоровой рукой и уткнулся лицом её в грудь.

— Решил, что ты меня покинула, и бросился под машину, пытался покончить с собой! Не уходи больше никогда!

Отсмеявшись, демоница всё же выпытала у меня правду и даже, кажется, искренне посочувствовала. Но вот на мои встречные вопросы отвечать наотрез отказалась.

— В каждой мистической истории должно быть таинственное исчезновение, — заявила она, и я завершил бесплодные расспросы.

Дом Кости уже явился нашим глазам, когда небеса вдруг прорвало. Сплошная стена чуть теплой воды накрыла меня, мигом промочив насквозь. Бежать было бесполезно — промокнуть сильнее виделось решительно невозможным, и я лишь немного ускорил шаг, приобняв музу за талию, чтобы побудить её поторопиться вместе со мной.

Следующей неожиданностью стало второе явление серебристого джипа, припаркованного около искомого подъезда. В другое время я бы обязательно сделал какую-нибудь мстительную гадость: разбил бы стекла камнем или, будь под рукой что-нибудь острое, проколол шины; но ливень побуждал потерпеть с возмездием.