— Орочи! Я тебя обожаю! — Рена переместилась на середину комнаты, уложила на пол шпильки и теперь ползала вокруг них на карачках и тыкалась любопытным носом со всех сторон. Несколько раз она пропахивала пол физиономией, запутавшись в волочащейся по полу косе.
— Девочки мои, помогите, пожалуйста!
Сестры продрались сквозь тонкую кожу и с любопытством заглянули через ее плечо. Узкие треугольные головы змей тянулись к самому полу и пытались коснуться шпилек языком. Каждый раз шпильки искрили и отбивались от любопытствующих.
В какой-то момент Рене удалось достучаться до сознания Hoshizora, подключив для этого Зеленую Сестру. Когда-то, чтобы договориться с Небесным Всадником, ей пришлось задействовать и Белую, и Черную Сестер — своих самых страшных союзниц, которые разрушали разум и перекраивали психику. Шпильки оказались более покладистыми и, побрыкавшись больше для приличия, согласились наконец-то открыть свой разум. Вскоре у Рены с ними завязалось нечто похожее на общение.
Вообще-то, разговором то, что происходило, назвать было сложно. Скорее это напоминало медитацию и обмен зрительными образами и ощущениями. Рена так увлеклась, что забыла обо всем на свете — да и ее новые помощники Hoshizora были настроены вполне благодушно. Похоже, они совсем растаяли, когда узнали, что будут в паре с Небесным Всадником. Рена в полном восторге мысленно представляла, что будет дальше, когда Hoshizora войдут в полную силу. Эти изящные, женственные, утонченные и изысканные шпильки были отравительницами. Ей было чему у них поучиться.
* * *
Гаара медленно брел по коридору к уже знакомой комнате, и с каждым шагом движение его замедлялось. Нет, уверенность в том, что он хочет ее видеть, его не покидала, а вот жажда крови гасла сама собой. Несколько раз он останавливался и надолго забивался в темные углы, позволяя себе начать чуть-чуть проваливаться в дрему. Как только его глаза закрывались, Шуукаку от всей своей демонической души отвешивал ему ментальную оплеуху. Гаара вздрагивал и вновь с головой погружался в гнев и ярость. Но чем ближе он подходил к ее комнате, тем больше и больше усилий требовалось на то, чтобы поддержать в себе родную кровавую пелену перед глазами.
— Я убью тебя! Я убью тебя! Я убью тебя! — бормотал он, сделав эту нехитрую фразу своим походным маршем и произнося ее на каждый свой шаг. — Я... тебя... убью... Я... тебя... убью... — сдавлено шептал он, все тяжелее и медленней переставляя ноги. — Я... — и остановился перед ее дверью. Прислушался.
Из-за двери доносилось тяжелое дыхание, возня и изредка шипящие стоны.
Гаара сначала покраснел, потом побледнел, потом покрылся красными пятнами, а потом просто выбил дверь к чертовой матери и, пылая праведным гневом, вломился в комнату. Но то, что он увидел, его настолько потрясло, что он совсем забыл о цели своего визита и попятился обратно в коридор. Ему стало дурно и первый раз в жизни жутковато. Он увидел Рену.
Первое, что бросилось ему в глаза, — это то, что Рена парила в метре над полом, сложив ноги лотосом и слегка развернув ладони к потолку. В каждую ладонь было воткнуто по шпильке для волос в шарике изумрудного свечения, кровь давно свернулась черными корками. На лице Рены застыла нежная улыбка, глаза были закрыты, волосы — распущены и плащом вились вокруг ее тела. В воздухе стоял мелодичный гул.
А весь пол, стены, даже потолок были густо усеяны змеями. Извивающиеся гады непрерывно переплетались, свивались и связывались жуткими цветными веревками, покрывая комнату толстым полуметровым слоем. Именно их шипение и звук трущейся чешуи породил у Гаары ощущение дыхания и стона. Тут были змеи самого разного вида, размера, окраски и породы. Такого изобилия он себе даже в самом страшном бреду представить не мог. Как раз в тот момент, когда Гаара ошарашенный подобным интерьером застыл на пороге, Рена вздрогнула, скривилась, собирая лицо в страдальческой гримасе, и согнулась оглушительно, вырвав. Но вместо ожидаемой рвоты на пол посыпался лишь целый сноп змей, уже совсем мелких. Оставалось лишь недоумевать, как она смогла исторгнуть из себя огромных питонов, которые теперь вальяжно ползали по полу. И где она весь этот серпентарий держала, тот еще вопрос. Как только Гаара открыл дверь, целая волна гибких тел вывалилась из комнаты в коридор. Часть из них становилась на хвосты, раздувала капюшоны и шипела на шиноби песка.
— Фу, какая гадость! — вскрикнул он, напрочь забыв о своем решении убить Рену и отшатнувшись в коридор.
Сотворив небольшую песчаную площадку, он встал на нее и воспарил поближе к Рене — идти по змеиным телам ему вовсе не хотелось, несмотря на неуязвимость. Время от времени на него сверху срывались змеи, широко раскрыв клыкастые пасти и норовя запустить ядовитые зубы в человеческую плоть, но песчаный щит надежно защищал его от этой угрозы.
Приблизившись к Рене, он протянул руку и осторожно коснулся ее лица.
— Рена... Эй... — тихонько позвал он.
Она не реагировала и все так же парила в воздухе безо всякой опоры. Она снова улыбалась чистой, радостной и полной покоя улыбкой
— Рена! — чуть громче позвал он и потряс ее за плечо.
Голова Рены бессильно свесилась на грудь, и отвечать она точно не собиралась.
— Эй!
Потом он звал ее и тряс за плечо, пытаясь разбудить. Несколько раз ударил ее по лицу, пытаясь достучаться до сознания, которое явно где-то путешествовало. Потеряв остатки терпения, он затащил ее на свой островок и вытащил из ее рук и швырнул окаянные шпильки на пол.
— Очнись же! — оплеухи стали все сильнее, расцветив бледное лицо Рены красными пятнами от пощечин, с угла рта потянулась нитка кровавой слюны.
— Да что с тобой! — перешел он на крик, похолодев от страха потерять язвительного собеседника — Очнись! Мне нужно с тобой поговорить! Правда! Я... ты нужна мне!
Гаара был взбудоражен, сбит с толку и снова испытывал то странное, неуемное чувство, которое снова вздыбилось в его груди. Тревога за других не беспокоила его так давно, что теперь он не мог справиться с нахлынувшей паникой.
Но Рена не реагировала. Помощи ждать было неоткуда, так как все торчали в холле и смотрели на подходящие к концу бои. Да и он слабо представлял, кто и как мог помочь в такой необычной ситуации. Что-то подсказывало ему, что Рена будет взбешена, если кто-то застанет ее в таком состоянии. Себя он относил в круг избранных и даже не допускал мысль о том, что ему могут не обрадоваться.
— Рена... — Гаару душил страх, паника. Он не хотел терять ее. Она читала ему стихи. Она прижималась к нему и пахла травами. С ней было... нескучно...
Страх за нее стал той лазейкой, той брешью в его защите, которой незамедлительно воспользовался Шуукаку. О нет, он не стал ломиться в его сознание всей своей силой и яростью. Нет, он решил действовать хитрее и тоньше. Сейчас, когда внутренняя броня Гаары дала слабину, он мог попытаться перехватить контроль над его телом и получить долгожданные минуты свободы. Но Шуукаку понимал, что эта свобода не продлится долго. Да и развлечение будет слишком обыденным и скучным. Но сейчас он может развлечься совсем иначе, ведь такой удачный момент, возможно, больше и не подвернуться. Та, что лежала на его песке, была лишь тенью, хрупкой оболочкой иной сущности, которая выжидающе, насмешливо смотрела на Шуукаку. Он не знал, кто это, и его мало интересовали те, кто не кидаются на него сразу.
"Гаара, тварь ты моя, сволочь жесткосердечная, давай с ней поиграем?" — шепнул он своему Джинчуурики. Да, медиум не услышал его слов, но темное желание, омерзительные идеи просочились в хрупкий разум Гаары. Издерганная и истощенная бессонницей психика поддалась даже слишком легко. Шуукаку от удовольствия забил хвостом и зашептал еще более вкрадчиво, еще более соблазнительно.
"Ну что, мальчик, смотри — вот она, такая мягкая, такая теплая, такая вкусная. Давай попробуем ее? Уверен, внутри она горячая, пахнет кровью, корицей и травами. О, мы так давно не вытаскивали на свет человеческие внутренности! Я знаю, как ты это любишь! Ну давай же, возьми ее!"
— Я сейчас разорву тебя на части, если ты не ответишь мне! — он ударил ее еще сильнее. — Дрянь!
Рена безвольно растеклась на его песчаной опоре и никак не реагировала на приказы. Из ее рта опять полезли змеи, которые поторопились стечь на пол и присоединиться к своим товаркам. Гаара стоял над ней на коленях и знал, что ему хочется с ней сделать больше всего — достать нож и медленно начать свежевать ее. Он так явственно представил, как ее белая нежная кожа полоска за полоской будет отходить от плоти, как кровь будет кровавой росой выступать на оголенных синеватых мускулах. В его рту пересохло, а в паху ощутимо заныло. Он достал нож. Рена лежала перед ним беспомощная, безмолвная и покорная.
Первый пробный разрез он провел по ее щеке, освежая старый шрам. Кровь, которая показалась в тонкой ране, была поразительно черной с неестественным радужным блеском. Он провел пальцем по ее лицу, желая собрать густую влагу и слизнуть, но чувствительные кончики пальцев ощутили лишь засохшую корку, твердую и глянцевую.
— Моя девочка с секретом, да? — он склонился над ней ниже, ощутил аромат ее кожи и провел языком по девичьей шее. Кожа ее была чуть соленой и с привкусом трав. В Сунне такие не растут. Он сжал зубы над тем местом, где пульс чувствовался лучше всего. Его рот наполнился слюной и удивительным вкусом горечи, сладости, яда. Он оторвался от нее и с удовольствием рассмотрел лиловое пятно, которое оставил его рот.
— Ты такая вкусная...
Он опять склонился над ней и медленно, как ленивый кот, начал вылизывать ее шею, иногда острыми зубами раня ее и чувствуя, что на языке оседает мимолетный металлический вкус.
Его мысли поменяли вектор — снимать с нее кожу стало неинтересно. Какой толк в таком времяпровождении, если она не кричит, не плачет, не просит пощады?
Рена молчала, улыбалась и не противилась его желаниям. Его сердце готово было проломить ребра и выпрыгнуть прямо в кучу змей на полу. Его руки поползли по ее телу, ощупывая, запоминая и изучая каждый ее изгиб. В голове оседали лишь детали, не складывая общей картины. Он наслаждался этим неторопливым исследованием.
Вот легкий пух коротких волос на затылке, а вот толстая коса, тяжелая и гладкая. Ребра ощутимо проступали сквозь кожу, но его ладони с удовольствием задержались на девичьей груди. Груди были такими маленькими, что он мог полностью прикрыть их ладонями. Его пальцы сжались на маленьких сосках, которые не могли скрыть ее рубашка и кружевной лифчик. Он чувствовал жар ее плоти и знал, что грудь ее станет больше, но она никогда не привлечет внимание любителей пышных форм. Гаара застонал.
Вот талия, узкая и изящная. Он задрал ее рубашку и уткнулся лицом в ее живот. В пупке обнаружилась крохотная сережка. Он усмехнулся и сомкнул зубы на золотом колечке. А потом резко мотнул головой, вырывая его из тела. Кожа растянулась и порвалась, оставив на животе мгновенно загустевшую черную полосу.
— Рена, милая, эти украшения пусть носят шлюхи и бляди. Тебе это дешевое колечко совсем не к лицу, — Гаара выплюнул сережку куда-то в угол. — На тебе так хорошо все заживает. Так удобно. Твое тело всегда будет для меня безупречным, что бы я с тобой ни сделал, правда?
Он попытался слизнуть ее кровь, но под языком опять обнаружил твердый черный лак.
— Рано или поздно ты все равно проснешься. И я буду рядом с тобой в этот момент. Ты сказала, что мы все можем притворяться. Я притворюсь для тебя. Стану не самым лучшим, нет. Ты же так не любишь безупречных рыцарей. Я просто стану твоим и стану так убедительно, что все, даже ты, поверят, что это правда. О, как я хочу посмотреть на тебя потом, когда твоя вера будет уничтожена. Ты спросила, хочу ли я твоей любви. Нет. Я хочу твоего страха и желания. Ты мне нужна.
Рена безмолвствовала. Его руки опустились ниже. Он ласково, осторожно и бережно погладил ее между ног, с удовольствием ощущая, как там туго натянута ткань ее брюк.
— О да, я знаю, что ты опытная шлюха. Я позволю тебя обучить меня всему, что ты знаешь. И нам будет интересно играть. Смешно смотреть на тебя, такую милую с виду и такую на самом деле потасканную. Думаешь, было так трудно узнать, какие задания ты берешь чаще всего?
Он снова вернулся к ее шее. Гаара поклялся, что обязательно заставить травы, которыми пахла ее кожа, расти в Сунне, даже если для этого ему придется день и ночь поливать землю кровью.
— А ведь ты так убедительно лицемеришь, так правдоподобно лжешь! Ты не такая сильная, какой хочешь казаться. Или такая?
Гаара затащил ее к себе на колени, прижался к ее макушке щекой, погладил ее худенькие плечи. Она была такой удивительно мелкой. Он лежал с ней в одной постели, но до сих пор не понимал, что она такая маленькая. Когда она в сознании, то кажется гораздо больше, чем есть на самом деле. Он осторожно укачивал ее на своих коленях и гладил спину с выпирающими позвонками.
— Рена, ты даже не представляешь, как хорошо я могу притворяться. Я научился этому у песка... Великая Пустыня лишь кажется однообразной. А ведь это сухое море, целый океан со своими волнами, штормами и пучинами. И она гораздо опаснее любого моря... Пустыня изменчива, бесконечна, беспощадна и так заботлива. Знаешь, у нас тоже бывает весна, и тогда мертвая земля в одно мгновение вспыхивает таким обилием красок и жизни, которое и не снилось вам, баловням воды. Когда цветет пустыня — цветет весь мир. Везде жизнь уступает смерти, и лишь в Великой Сунне смерть может проиграть жизни. Именно тогда Уроборос вновь кусает свой хвост.
Он прикрыл глаза и вдохнул запах ее волос.
— Знаешь, я видел ее цветение лишь один раз, когда был совсем ребенком. Помнишь, мы говорили о любви? Так вот — это и есть любовь. Я влюбился, Рена. В нее, в пустыню. Она жестокая возлюбленная, но такая прекрасная. И она будет со мной всегда.
Рена лежала на его руках, теплая и уютная. И молчала. Странно, от нее никогда не пахло табачным дымом. Она была тихой, мягкой.
— Ты никогда не увидишь, как цветет Сунна. А может быть, и увидишь. Я бы хотел показать тебе это зрелище. Ты только проживи достаточно долго и приходи ко мне. Хотя... ты не выживешь. Я слишком сильно хочу выдавить из тебя все твои слезы, всю твою кровь и наполнить свой песок тобой. Ты говорила, что от меня пахнет скотобойней. А если в моем песке умрешь ты, он будет пахнуть травами?
Отбросив черные пряди, которые прикрывали ее лицо, он нашарил ее губы, раздвинул их языком и попытался получить свой первый поцелуй.
Внезапно Рена застонала, открыла глаза и увидела, что Гаара склонился над нею, касается ее, целует ее, зажмурившись и задержав дыхание.
— Что?.. — попыталась возразить она, но после транса была еще дезориентирована и не вполне владела своим телом. Краем глаза она увидела распахнутую настежь дверь и месиво змеиных тел на полу и в коридоре. Ее змей. Отстраниться Гаара ей не дал, крепче сжав ее и вновь склоняясь над ее лицом. Его глаза были чистыми, яркими и такими зелеными.
