Никогда не прощу! (Чужой свободы господин))

Вампир вовсю кривлялся, хлопая себя по лбу и строя рожи, одна забавнее другой. А я вот смотрела на него с холодным интересом и понимала, что, видимо, должна расслабиться в процессе общения и веселиться вместе с ним. Для чего? Зачем ему мое расположение? Что одному из всесильных надо от меня?

— Ладно-ладно, — махнула рукой в сторону этого оболтуса, — тогда ты оставайся, а мне пора и честь знать.

И решительно полезла прямо через раздвинутые прутья в окно.

— Куда?! — естественно меня поймали и водворили на место. То есть на кровать. Да еще и придавили сверху нехилым таким телом. — Больная совсем?!

Куда делся недавний весельчак? Его высочество рычал и скалился всеми своими зубами, которые внезапно стали очень хищными.

— Как я это Виру объясню?

— А как мне объяснить, что ты шляешься ко мне почитай каждый день, а?

На меня взглянули угрожающе. И даже как-то тихо стало и страшно.

— На твоем месте я бы этого не делал.

— Почему? — действительно, интересно.

И тут произошло странное: вампир стал меняться на глазах, словно вновь примерял скинутую маску. То есть, вновь стал улыбчивым и смешливым таким парнем, пришедшим развеселить заскучавшую девушку.

— Потому что я больше не приду — и ты с ума сойдешь от скуки, — синеглазый легко поднялся, направляясь к окну.

— Да что ты?!

— Непременно! Ты просто сама пока этого не понимаешь.

— Лукас, — впервые его имя слетело с моих губ, и вампир почему-то дернулся и резко насторожился. А я продолжила предельно серьезно, без издевок и улыбочек, которые были приняты между нами. — Зачем тебе это?

Некоторое время он молчал, словно размышляя говорить или нет, а потом подошел ко мне вплотную и близко-близко склонился к лицу. Я задержала дыхание и едва не отпрянула, но сдержалась, понимая, что нельзя этого делать.

— А в тебе что-то, действительно, есть. Что-то резкое и трогательное одновременно, беззащитное и колючее. Такое, что даже хочется,.. — миг — и оборвав себя на полуслове, вампир вспрыгнул на окно, бросив на последок. — Скоро Вир явится, так что я пока приходить не буду.

Он легко вернул прутьям их первоначальный вид и удалился тем же путем, каким и пришел сюда: просто прыгнул на соседнюю башню, зацепился за какой-то выступ и, вскарабкавшись, исчез в черном провале окна.

Кажется, с некоторых пор я недолюбливаю незваных гостей.

Вечерело. То есть, для кого-то просто вечерело, а для меня наступало самое жуткое время. Когда хочется спать, но страшно до ужаса. А еще такая тоска наваливается!.. И ощущение полной беспомощности и одиночества. Моя попытка вылезти в окно выглядела нелепой шуткой. На самом деле, вот прямо сейчас нырнуть в пропасть было бы сущим пустяком. Мгновенное ощущение полета — и больше никаких терзаний. Заманчиво.

Однако у Лукаса явно были на меня какие-то планы, оттого и не дал выйти из тюрьмы таким оригинальным способом.

Как ни боролась я со сном, но темнота и усталость (от безделья и терзаний) взяли свое. Я уснула и как в омут полетела в привычный уже кошмар...

В этом мире правил вечный закат. Кроваво-красные всполохи окрашивали всю картину уже привычным цветом. Цветом войны и смерти. Как и тогда, они погибали прямо передо мной. Казалось, можно рукой достать. Но чем же поможет моя рука? Такая тонкая и беспомощная... И, как и тогда, я пыталась все сделать на расстоянии.

Выставив вперед руки, пыталась удержать щиты, но... С ужасом поняла, что не чувствую их! Их не было! Не было вообще ничего! Даже малейшего ощущения силы. Я сунула руку за пазуху, но амулетов не оказалось на месте. В панике я заозиралась и увидела его.

Вир стоял недалеко от меня и смеялся, держа в руке без перчатки мои амулеты. Они качались и выглядели, как безобидные побрякушки в большой руке хищника.

Беззвучно закричав, как и всегда в этом кошмаре, я кинулась к нему с одной целью: отобрать то, что еще может кого-то спасти. То, что по праву принадлежит мне. И даже не сразу поняла, что врезалась в невидимое препятствие. Заметалась и бросилась к своим, к раненным и еще живым, но опять напоролась на прозрачную стену. Меч. У меня должен быть меч. Почему его нигде нет? Куда он делся? Зашарила ледяными руками по преграде. Ну, хоть одну трещинку! Хоть малюсенькую!

Я все шарила и шарила. А маги все падали и падали. А Вир смеялся, все больше напоминая исчадье из бездны. А я чувствовала себя жалкой, никчемной и маленькой. Ничтожно маленькой. Тут Вир начал расти, и другие вампиры начали расти. Или это мы уменьшались?

Потом эти громадины стали хватать моих беззащитных друзей и скидывать в кучу. Они все скидывали и скидывали, а куча росла и росла, пополняясь безвольными телами. И я понимала, что мы им не нужны даже, как еда. Мы слишком мелки для них.

И пока мои друзья умирали, пока я обдирала руки в кровь в тщетной попытке прорваться к ним, пока Вир хохотал, еще громче хохотал кто-то там наверху. Тот, для кого все мы казались еще более ничтожными. Тот, кто придумал эту войну себе на потеху.

Как всегда, я выползала из сна тяжело, с огромным трудом преодолевая вязкую пустоту кошмара. Сердце билось, как сумасшедшее, заставляя вспомнить, что оно все еще есть. Постель, как обычно, была мокрая от пота, хоть выжимай. Подушка тоже. От слез.

Задыхаясь, я села, глядя в черноту за окном без ставен и стекол. Видно, пока я спала, погода испортилась — и теперь ветер гулял по комнате, пробирая до костей мокрое тело. Я судорожно стала кутаться в скинутое одеяло, тщетно пытаясь согреться. И тут же хрипло рассмеялась. Дура! Забочусь о своем жалком теле, когда им уже все равно...

— Хорошие тебе сны снятся, — хриплым голосом откликнулась темнота, — волнующие.

Я испугано подскочила, а где-то в изножье кровати, что-то скрипнуло, потом и глухо стукнуло, будто кто-то поставил на пол ноги.

Не отошедшее ото сна сознание, еще растерянно металось, но я-то уже знала, кто мой ночной гость.

— Интересное у тебя выражение лица... Боишься? — усмехнулась темнота. Он что, издевается? Сидит там в темноте, разглядывает меня, а я, как беспомощный зверек жмусь на постели, дрожа от страха. Сволочь!

Кажется, я произнесла это слово вслух, потому что темнота угрожающе затаилась. Но, как ни странно, ничего страшного не произошло.

— Злишься, — констатировал Вир каким-то усталым голосом. — А ведь это я должен злиться.

Я лишь недоуменно хмыкнула, чувствуя, впрочем, что мое тело уже прямо потряхивает от злости и страха. Ядреная смесь. А когда-то я испытывала по отношению к нему нечто совсем иное...

— Ладно. Опустим это пока. Скажи, Рина, где ты пряталась долгие десять лет? — Показалось, или его голос стал ближе? — Почему я не мог найти тебя?

Ага! Сказать — и выдать убежище еще оставшихся на свободе магов. В большинстве своем, женщин и детей... Я еще в своем уме. Так что молчу дальше, все также таращась в темноту.

Тишина некоторое время давила на уши, пробегая по озябшему телу нервными мурашками. Потом вздохнула и тьме голос:

— Тогда, может, ты ответишь, с кем вы заключили договор? — Я невольно вздрогнула, пытаясь усмирить пустившееся вскачь сердце. Откуда он знает про договор? — Ага. Значит, я прав.

Голос стал задумчивым, тишина разбавилась звуком барабанящих по подлокотникам пальцев. Очевидно, на кресле сидит. Кресло? Откуда здесь кресло?

— Очевидно, вы не ведали, что творили, когда заключали этот договор.

Я лишь фыркнула. А с кем мы должны были заключить договор? Может быть, с Виром Старбоком? Не смешите мои тапочки!

— Так с кем же вы связались? — голос стал вкрадчивым и, как будто, снова приблизился. — Я бы подумал, что это кто-то за пустыней Забвенья, но вы бы не выжили там.

Должно быть, я предчувствовала такой поворот в его речи, а потому железным усилием воли смогла удержать эмоции при упоминании нашего убежища.

— Ты и твои дружки даже не подозреваете, к чему могут привести ваши эксперименты! — Ого! Сквозь усталость в голосе прорезался гнев! — Что вы невольно привлекли в мои земли.

Неужели? Невольно потрескавшиеся губы расползлись в коварной усмешке. Ты, действительно, думаешь, что мы ничего не понимаем? Или злишься, что и на великого и ужасного можно найти управу? О! Неужели что-то уже началось? Драконы начали выполнять свою часть сделки подкормленные кровью вампиров?

— Молчишь? — он снова забарабанил пальцами. Это уже начинало нервировать. Как и его присутствие, впрочем.

— Что тебе снилось? — Столь резкая смена разговора вновь заставила меня вздрогнуть. Он в своем уме? Мои губы лишь крепче сжались. Вести беседу с персонажем из моего кошмара совсем не хотелось. — Хотя не отвечай. Я сам. Тебе снились твои друзья.

Я опять вздрогнула, в этот момент вспомнив, что мои эмоции перед ним, как на ладони. Мгновенно почувствовала себя обнаженной и беспомощной.

— Должно быть, тебе снилось, как они умирали. Вероятно, каждую ночь ты видишь, как они умирают. Как их тела падают одно за другим. Наверняка, ты боишься спать. Ведь во сне ты видишь все так ярко, но ничем не можешь им помочь.

Он говорил вкрадчиво, будто вползая постепенно в мои мысли, эмоции, одним словом нагнетая в них страх. Я опять стала покрываться липким потом, а существо из моих кошмаров уже овевало жарким дыханием мои щеки. Но не было никакой возможности отодвинуться от него. Куда двигаться? Казалось, он везде!

— Теперь ты знаешь, каково это — видеть, как твой друг падает на землю с мечом в спине. Или с кинжалом. А, может, его перерубили пополам?

— Хватит! — крик получился приглушенным и хриплым. Ладони сами собой закрыли уши, но я все равно продолжала слышать его.

— Но им повезло! Их убили в бою. А каково тому, кого убили неожиданно? Исподтишка? Убил тот, кто, казалось, не способен был это сделать по определению!

Вир уже просто рычал, а я кричала, как заведенная слово "хватит", изо всех сил зажимая уши и особо не вникая в то, что он говорит. Эх, если бы я только прислушалась в тот момент! Если бы потребовала объясниться. Если бы в ответ на бредовые обвинения рассказала, как все на самом деле было. Если бы...

Но, должно быть ночной кошмар окончательно пожрал мой разум. А поведение Вира и давящая темнота не способствовали здравому осмыслению ситуации. Я просто превратилась в маленькую испуганную девочку, готовую бежать, куда глаза глядят. Но они-то как раз никуда и не глядели.

Кажется, в этот момент я приобрела еще и страх темноты. Просто металась по кровати в слепом поиске выхода, в полубреду мотая из стороны в сторону головой, а потому не сразу заметила, как чужие горячие руки меня обнимают.

И надо же! Я не оттолкнула их, а с радостью приняла, как нечто живое и надежное. Такое горячее, отгоняющее прочь все мои кошмары. А поцелуи... Они просто дарили освобождение. Можно ли меня осуждать за это?

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Можно ли осуждать за то, каким одурманивающим оказался его запах, неожиданно знакомым и даже родным. Будто и не было этих десяти лет, будто и не стояли мы по разные стороны баррикад, будто не было моего кошмара...

Я горела в его руках, плавилась. Рассыпалась на тысячу частей и собиралась вновь. В момент моего сумасшествия совсем не думалось о том, что Вир, очевидно, стал отличным манипулятором за эти годы.

Только наутро до меня дойдет, что пытка темнотой удалась на славу. Она оказалась более успешной, чем пытка светом, устроенная магами, когда я только попала в Джару. Тогда они делали ставку на усталость, Вир — уповал на страх и чувство вины. И не проиграл. Тогда я сумела не выдать ничего лишнего и чересчур личного, теперь же словно потеряла себя. У меня было одно желание: забыться, отринуть все беды и раствориться в том, кто сильней. В том, кто так расчетливо вверг меня в хаос, а затем подарил утешение. Тут же, сразу же, не дав опомниться и прийти в себя.

Да и вряд ли воспринимала я его, как Вира, или вообще кого-то материального. Скорее, как что-то нереальное, как продолжение сна.

Атаку на мой мозг он провел виртуозно. Атака на тело производилась также со знанием дела. Поцелуи следовали один за другим. О, нет! Это был один сплошной поцелуй, не дающий вздохнуть или расслабиться. Большие, чуть шершавые руки были везде и всюду. Я не успевала сосредоточиться на одном ощущении, как тут же чувства взрывало другое. Я знала: он ощущает все, что ощущала я, но почему-то теперь это приводило меня в экстаз, добавляя такого непривычного возбуждения.

Меня столько раз за эти годы называли фригидной, что я сама в это почти поверила. Теперь эта вера рассыпалась в прах. Сколько раз же раз мною делались тщетные попытки перешагнуть через себя? Теперь стало понятно, почему они были тщетными. Я не могла подменить вот ЭТО чем-то фальшивым и сделать вид, что все именно так, как надо. Я не могу, как другие. Все или ничего.

...или ничего.

...ничего.

Шептало эхо в голове. Пока я заново открывала свое тело. Грудь, бедра... даже кончики пальцев! Да сколько ж можно! Я сейчас сгорю! Вампир довольно урчит, как большое хищное животное, пирующее на своей жертве, и поглощает, поглощает извивающееся тело. Он не обращает внимания на тонкие, нервные пальцы, вцепившиеся в густую шевелюру. Его не напрягает, что я помимо своей воли то дергаю за волосы, то прижимаю его голову к себе. Еще, еще... Крепче, сильней.

Он что-то шепчет о том, что я сама во всем виновата. Что если бы не мой поступок тогда, все было бы по-другому. Что утром я его возненавижу, но ему все равно...

А я будто в бреду выкрикиваю его имя, не в состоянии осмыслить повисшие между нами слова. Да, они всплывут в памяти, но много позже. Вечность спустя, когда я сумею заново собрать свои тело и душу.

Никогда не думала, что в такой момент буду визжать. И как ни стыдно было потом, но тогда мой визг вспорол ночь. А Вир застыл и мрачно выругался. Весь напряженный, скользкий от пота... пообещал страшную кару тому, кто был со мной до него, а затем... просто раскрасил безлунную ночь яркими звездами...

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Еще полгода назад я спала в нашей с Вардом развалюхе, гордо именуемой "домом". Спала в собственноручно огороженном закутке и чувствовала себя в полной безопасности, ведь мой сон охранял друг. Человек, вернее, маг, заменивший мне отца.

Теперь же я лежала на смятой кровати, чувствовала, как гуляющий по комнате ветерок гладит разгоряченную кожу и ужасно хотела провалиться сквозь кровать, пол и, желательно, сквозь землю. Даже если бы все мои погибшие друзья вот прямо сейчас воскресли и стали кричать, что никого я не предала, это не облегчило бы мои терзания.

Предала. Еще как предала. Причем не только их, но и себя тоже.

Вир говорил, что наутро должна появиться ненависть. Он был прав. Только ненавидела я больше себя, а не его. Для него все выглядит логично. Его так воспитали. Можно сказать, что его величество был излишне мягок со своей рабыней, поразительно нежен...

А я... просто пошла на поводу у тела, у постыдной слабости. И ведь не девочка уже, а вполне взрослая женщина.