Spice and Wolf 2

Проводив их взглядом, Хоро повернулась к Лоуренсу.

— Ты должен держаться подальше. Если ты будешь рядом, это может плохо кончиться. Ты ведь понимаешь, я знаю.

Вместо ответа Лоуренс взял ладонь Хоро в свою, прежде чем волчица соскользнула с коня.

— Я не дам тебе проиграть, — вымолвил он.

Ладошка была неожиданно горячей, и Хоро пожала его руку в ответ.

— Будь ты нормальным самцом, я бы получила хотя бы поцелуй за свои труды.

Хоро ухмыльнулась, но тут же лицо ее вновь посерьезнело, и она соскочила наземь.

— А, вот еще. Возьми вот это, — с этими словами она развязала пояс и одним движением стянула с себя балахон.

Взору Лоуренса разом предстали струящиеся русые волосы, заостренные уши, пушистый волчий хвост.

А также мешочек с пшеницей, лениво покачивающийся у Хоро на груди.

— Я надеюсь, что все пройдет мирно, но не могу знать, что может случиться. Когда мы снова встретимся, если я буду нагишом, то мне будет холодно, да и тебе неловко, мне почему-то кажется, — с улыбкой произнесла она и вновь повернулась к лесу.

Ее хвост распушился, точно в него ударила молния.

Лоуренс не знал, что сказать.

В конце концов рот его исторг лишь краткое: "Ну, до встречи".

Не дожидаясь ответа, он пришпорил коня.

Если бы он сказал, что не хочет остаться там, — это была бы ложь.

Но чего бы он добился, оставшись? Лоуренс знал, каково истинное обличье Хоро. Даже если ее загонят в угол наемники или разбойники, она все равно сможет уйти невредимой.

Лоуренс начал подгонять лошадь. Дождь усилился.

Кожа на лице его натянулась, и явно не только от холода.

Впервые в жизни он пожалел, что не был рожден рыцарем.

* * *

Похоже, Нора и Либерт за это короткое время успели уйти довольно далеко. Лоуренс сделал что ему было сказано — пустил лошадь в галоп, чтобы отъехать от Хоро как можно дальше; но даже при столь быстрой езде ему не удавалось углядеть впереди ни Нору, ни Либерта.

Никаких неприятных взглядов он больше не ощущал, так что и двигаться вперед ничто не мешало. Конечно, то же относилось и к Норе с Либертом — и они наверняка не хотели, чтобы гибель Лоуренса и Хоро оказалась напрасной.

При этой мысли Лоуренс мрачно улыбнулся; следом ему в голову закралось опасение, что он может заблудиться.

Впрочем, опасение быстро развеялось. Конечно, места эти были ему незнакомы, но, когда солнце сядет, ему придется остановиться, а, стоя на месте, заплутать невозможно.

Ну и, пока он будет держаться между горами справа и лесом слева, он, конечно, очень уж сильно с пути не собьется.

А дальше впереди трава будет короче, и это уже будет называться дорогой; и если он поскачет по этой дороге, она приведет его к Рубинхейгену. Даже если он так и не нагонит Нору и Либерта по пути, тревожиться не о чем.

Гораздо больше Лоуренса тревожило, что его лошадь может споткнуться о камень и упасть, поэтому он натянул поводья, остановив животное, и оглянулся.

Хоро давно уже пропала из виду, но если волки передумают и погонятся за ним, это расстояние они покроют очень быстро.

Лоуренс преодолел искушение остаться на месте и вновь направил лошадь вперед, правда, уже шагом.

У него оставался балахон Хоро; он все еще хранил ее тепло. Оставить балахон Лоуренсу на память было плохим знаком. С этой мыслью Лоуренс стиснул балахон пальцами.

Но если Хоро придется принять волчье обличье, а потом ей будет не во что одеться, она окажется в затруднительном положении.

Она рассуждала более рационально, чем даже торговец Лоуренс.

Лоуренс глубоко вздохнул и потряс балахон; внутри на нем оказалось довольно много шерсти, видимо, из хвоста Хоро. Аккуратно свернув одеяние, он сунул его себе под плащ; тот уже изрядно промок, но все равно это было лучше, чем держать балахон под мышкой. На долю Хоро выпала самая опасная задача, и Лоуренс просто обязан был хотя бы не дать ее одежде промокнуть насквозь к ее возвращению.

Дождь все усиливался; к вечеру он перейдет в настоящий ливень.

Лоуренс проехал вперед еще немного; затем, решив, что отъехал уже достаточно, он остановился. Даже если он и не очень сильно удалился от Хоро, ей будет весьма непросто его догнать — если она будет в человеческом обличье, разумеется.

Однако оставаться посреди дороги было практически самоубийством. Руки Лоуренса, держащие поводья, уже задубели от холода. Лучше всего было укрыться от дождя и ветра в лесу и оттуда следить за дорогой, чтобы не пропустить Хоро. Лоуренс опасался, что замерзнет насмерть еще до того, как она его найдет.

Заехав под растущее на краю леса дерево, Лоуренс спешился и оглянулся на дорогу. Между лесом и горами лежало практически открытое пространство. Нора и Либерт, должно быть, уже миновали лес и сейчас направляются к Рубинхейгену.

Они двигались быстрее обычного, так что такое было вполне возможно.

В таком случае им предстояло лишь скормить овцам золото и миновать городскую стену.

И если это пройдет успешно, контрабанда золота не только снимет его долг, но и даст немалую прибыль.

Доля Лоуренса равнялась его долгу и ста пятидесяти румионам сверх. Для него это были просто невероятные деньги, но по сравнению со всей прибылью от контрабанды то была лишь малая доля. Они купили золота на шестьсот румионов, и в отсутствие пошлин эта сумма должна будет удесятериться. Будь Лоуренс более жадным, он бы выторговал себе и бОльшую долю. В конце концов, он был сообщником контрабандистов, и от этого нельзя было просто отмахнуться.

Он запретил себе об этом думать. Чрезмерная жадность приносит несчастье. Так устроен мир.

Лоуренс изо всех сил пытался не думать о холоде, пока разыскивал поблизости хоть какие-то сухие ветки. Затем он достал огниво из тщательно обернутого для защиты от влаги мешочка, притороченного к лошади, и разжег костер.

Вокруг было тихо — ни шороха, ни намека хоть на какое-то живое существо.

Обсыхая у костра, Лоуренс вспомнил об оставленном Хоро балахоне и начал думать, все ли у нее хорошо.

Он понимал, что никакого проку от этих мыслей нет, но не мог заставить себя выбросить их из головы. На нем тяжким грузом висело чувство собственной никчемности.

Дождь лил не переставая; Лоуренс продолжал всматриваться в дорогу.

Сколько же времени он сидел под деревом, не отрываясь от неподвижного пейзажа? Одежда его почти высохла. Первый сук, который он положил в костер, обратился в золу.

Быть может, вернуться и посмотреть, как она?

Заманчивая мысль проникла к нему в голову.

Внезапно что-то изменилось. Лоуренс потер глаза. Зрение его не подвело — то была человеческая фигура.

— Хоро! — воскликнул он и, совершенно не думая, что делает, вскочил, схватил ее высохшую одежду и бросился навстречу. Вряд ли в таком месте он мог наткнуться на кого-то другого.

Однако как только он выбежал под дождь, как тут же понял, что это не Хоро.

Людей было трое, и они были верхом.

— Господин Лоуренс, это ты?

Похоже, они услышали его голос, когда он позвал Хоро.

И когда они обратились к Лоуренсу по имени, он понял, что эти люди из Гильдии Ремарио.

Но что они тут делают?

— Господин Лоуренс, с тобой все в порядке?

Лица этих людей были ему незнакомы. У одного из них за спиной висел лук, другой держал на поясе меч, в руках третьего было копье. По лицам и позам было видно, что они гораздо более привычны к дороге, чем городской торговец вроде Либерта; их одежда хорошо защищала от дождя, и они были явно к ней привычны. Кроме того, они были настороже и готовы вступить в бой в любой момент.

— Нам рассказал господин Либерт — мы просто не могли оставаться в гильдии — поэтому мы вышли и ждали у опушки леса. Хвала Господу, вы —

Фраза оборвалась на полуслове.

Подъехавшие люди — похоже, немногим старше Лоуренса — заметили балахон у него в руках.

То, что это одеяние принадлежало Хоро, догадаться было легко — балахон был маленький и явно женский.

Отсюда следовал очевидный и невеселый вывод.

Должно быть, они думали, что Лоуренс держит балахон как последнюю память о Хоро, встретившей свой трагический конец. И они ведь слышали, как он звал ее по имени.

Как Лоуренс и ожидал, они смотрели на него сочувственно.

Он начал думать, как бы объяснить, что они все не так поняли, как вдруг заметил кое-что странное.

Все трое одновременно вздохнули, и на их лицах мелькнуло что-то вроде облегчения.

Несомненно, они все думали, что это осталось незамеченным, но зоркий глаз торговца ничего не упустил. Должно быть, они радовались, что Лоуренс не поддался отчаянию и что с ним можно иметь дело.

— А твои вещи?

Если им и было жаль бедолагу, любимую девушку которого загрызли волки, время для разговора на эту тему миновало. Если они будут говорить об этом слишком долго, кто знает, когда Лоуренс не выдержит и выйдет из себя. Внешне сдержанные люди часто оказываются самыми опасными.

Понимая, что сейчас пытаться прояснить ситуацию глупо, Лоуренс просто указал рукой себе за спину.

— Там. И лошадь тоже.

— Ясно. Давайте-ка укроемся там ненадолго.

Это было произнесено небрежным тоном, но лица троих новоприбывших, когда они спешивались, были напряжены.

Возможно, они опасались найти там изуродованное волками девичье тело.

Лоуренс развернулся, чтобы отвести их туда, где стояла его лошадь.

Внезапно все мысли вылетели у него из головы.

— Я не буду просить тебя, чтобы ты не думал о нас плохо, — раздался спокойный голос.

Левую руку Лоуренса завернули за спину, в бок уперлось острие копья. У горла он почувствовал лезвие меча.

Капли, что стекали по его лицу, были не только дождевой влагой.

— ...Значит, Гильдия Ремарио меня предала? — сумел каким-то образом спросить Лоуренс, подавив рвущийся крик от боли в вывернутом плече.

Каким-то чудом он умудрился не выронить одежду Хоро.

— Это для надежности.

Меч убрали от горла Лоуренса, балахон Хоро забрали, и Лоуренса начали связывать. Скоро он оказался весь перевязан, словно тюк.

— Нам было очень неприятно слышать, что с тобой будет еще и девушка, но нам повезло.

То выражение облегчения на их лицах, что Лоуренс видел раньше, — оно было из-за того, что здесь не было Хоро.

Эти люди знали, что если кто-то решит показать себя героем, кровопролитие неизбежно.

— Я знаю, что это звучит как оправдание, но мы стоим на краю пропасти. И мы просто обязаны устранить любую угрозу, какую только сможем.

Очевидно, Гильдия Ремарио предполагала, что Лоуренс собирается в будущем вымогать у них деньги. Даже если им удастся уйти от разорения благодаря контрабанде золота, всякий, кто знает об этой контрабанде, будет все равно что стоять с ножом у их горла.

"Я бы никогда не сделал такую глупость", — подумал Лоуренс, но тут же вспомнил, что размышлял именно об этом, причем совсем недавно.

Большие деньги способны затуманить взор кому угодно.

Любой, кто шел по жизни путем торговца, знал это.

— Балахон можешь оставить себе.

Одеяние Хоро пихнули в связанные руки Лоуренса.

Лоуренс изо всех сил вцепился в балахон, каким-то чудом не давая прорваться наружу своей злости на предателей.

Раз они его связали, значит, не собираются насадить его на меч сразу. Он не должен допустить, чтобы его убили из-за того, что он сопротивляется. Однако совершено ясно было, что и в живых его оставлять эти люди не намерены.

Вероятно, они сейчас колебались: оставить Лоуренса просто замерзать или же отволочь в лес, где его найдут волки. Вполне резонный вопрос.

Но кое-что важное эти люди не учли. Они считали, что Хоро мертва.

Если Лоуренс воссоединится с ней, любая месть станет возможной.

Он не может погибнуть здесь. Он должен воздать за предательство.

Лоуренс сделал вид, что покорился судьбе. Ярость ощущалась холодным камнем в животе.

— Не могу сказать тебе "до встречи". Не думай, что я рад этому.

При этих спокойных словах одного из пришедших в голове у Лоуренса запылало, но он не вымолвил ни слова и не оглянулся на говорившего.

— Печально думать, что будет дальше...

— Эй, — перебил другой работник Гильдии Ремарио, словно предупреждая своего товарища, чтобы тот не болтал лишнего.

"Что еще может быть печальным сейчас, когда все уже кончается?"

По-видимому, это было что-то, чего Лоуренс не должен был слышать даже на пороге смерти.

— Да ладно тебе, давай поговорим. Я просто не могу держать это в себе. Ты ведь тоже, да?

Тот, к кому обратились, явно лишился дара речи на какое-то время. Лоуренс забыл про свой гнев — он весь обратился в слух.

О чем же они говорят?

— Но это же та девчонка, с которой он был. Кого волнует, если даже он услышит —

Не может быть, простонало его сердце.

— Да послушай, вот, смотри —

Человек, стоящий перед Лоуренсом, вдруг со всей силы пнул его; одновременно другой ударил его кулаком в лицо.

От удара у Лоуренса перед глазами все поплыло; пришел он в чувство, уже распластанный на земле.

Что-то забило ему нос, не давая дышать, — то ли грязь, то ли кровь, он не мог разобрать. Сейчас он ощущал лишь дикую, безудержную ярость, переполнявшую его.

В глазах у него все еще мелькали искры после ударов, и он не был уверен, что его тело осталось целым.

Но слышал он каждое слово.

— Может, мы ее просто свяжем, как этого бедного ублюдка? А волки сделают за нас всю работу.

— Не глупи. Кто знает, какую языческую магию она применяла, чтобы провести овец через лес. Мы можем связать ей руки, завязать глаза и бросить здесь, а они все равно выживут. И тогда уже нам придется туго. Но... печально это, должен признать. Когда мы наложим руки на девчонку, мне наверняка потом несколько дней кусок в горло лезть не будет.

Они говорили о Норе, сомнений не было.

Они говорили о том, чтобы ее убить.

Если Гильдия Ремарио собирается решить проблему возможного вымогательства с помощью убийства, конечно же, они не могут позволить жить и Норе.

Скорее всего, они пройдут первый досмотр перед стенами Рубинхейгена, а потом убьют ее, а овец передадут другому пастуху. Нора была единственным пастухом, чье присутствие в этих местах не вызывало подозрений, поэтому до первого досмотра убить ее они не могли.

— Может, нам прикончить этого парня?

— Что, тебе хочется это сделать?

— Эй, я так скажу: чем меньше будем убивать, тем лучше.

— Согласен.

— Лошадь у нас, так что трогаемся. Если не поспешим, нам попадет от господина Либерта.

Их шаги стихли, тут же сменившись топотом конских копыт.

Затем Лоуренс слышал лишь шум дождя. Он расплакался.

Груз никчемности.

Лоуренс зажмурил глаза.

Если бы только он был силен, как Хоро, ему не пришлось бы оставить ее наедине с опасностью, он бы не встретился лицом к лицу с этим предательством, и уж конечно, ему не пришлось бы лишь слушать, как его враги замышляют убийство девушки, которую он нанял.

Нора была совсем не такая, как Хоро. Она не владела никакой языческой магией, никакими сверхъестественными силами. Если ее порезать мечом, кожа разойдется и потечет кровь.