Легенда об Огненном Змее (Агентство "Лилит" - 2)

Похоже, Энной тут называли вселенную.

— Значит, вы знаете легенду об Огненном Змее?

— Эту легенду рассказывают саху. Мы всегда считали, что это выдумки злобных карликов-магов, которые просто желают нас запугать, но сейчас у нас такое чувство, что их легенда становится былью. Возможно, это всё их козни. Возможно, своей злой магией они разбудили Змея, и потому происходит то, что происходит.

— Но Алета... Если Змей поглотит Хангар-Тану, его солнце и все звёзды в этой части вселенн... Энны, то где собираются жить сами саху? Зачем им гибель мира, если погибнут не только их враги, но и они сами?

— Они надеются, что Змей не погибнет совсем. Он возродится из ничего, из некой точки, где умрут пространство и время. И оттуда всё возникнет вновь. Змей возродится и снова создаст мир. И все саху вернутся в этот мир, который будет принадлежать только им.

— Уверена, что они ошибаются, Алета. Нельзя так упорно рыть яму другому, не рискуя самому в неё свалиться. Неужели они этого не понимают? И почему вы не можете с ними поговорить? Ведь это ваш с ними общий мир...

— Говорить с этими нелюдями, которые ненавидят людей? Это бесполезно, дитя. До недавнего времени король и старейшины ходили беседовать с предками к Колодцу Пророков. Это колодец внутри пня, который остался от Великого Древа — самого первого дерева, выросшего на Хангар-Тану. Когда дерево умирает, оно не сразу перестаёт давать воду. Ветви уже её не дают, но в стволе её ещё много, и корни ещё очень долго продолжают вытягивать её из подземных источников и чистить. Только она всё равно уже не совсем чистая. В ней всё же остаётся яд огромного Змея, живущего в недрах нашего мира. Эта мёртвая вода может убить, но может и исцелить. Главное — использовать её правильно, и хорошие целители знают, сколько её надо пить и в каких случаях. Вот только в Колодце Пророков вода особенная. Тут никогда не знаешь, чем всё закончится — отравишься и умрёшь или на время обретёшь пророческий дар. Если повезёт, то сможешь увидеть картины будущего или побеседовать с мерном своего предка. Да, бывает и такое. Вода этого колодца может на время изменить для тебя всё. Для тебя ненадолго стирается граница между миром живых и миром мёртвых. Ты вроде бы остаёшься на прежнем месте, возле колодца, но тебе становится доступен мир прошлого и будущего. Этот мир становится так близок, что человек может общаться с самыми могущественными из предков, с мернами правителей и вождей. Мёртвые знают больше живых. Да, они всё забывают, если оказываются в Срединном мире и становятся мергами, но тут-то они не выходят в Срединный мир, просто миры — Срединный и Нижний — оказываются близко и почти совмещаются. Между ними открывается дверь, и испивший из священного колодца может беседовать с мернами, не переступая порог Царства мёртвых. У Колодца Пророков даже богов можно увидеть, и моя бабка их видела, правда, они с ней не говорили. И предки с ней не говорили, но ей хватило того, что она видела.

— А ты знаешь тех, с кем говорили ваши предки?

— Да. Один из них ещё жив. Старейшина Биалис. Когда начался весь этот ужас, когда стал вырываться подземный огонь, который губит всё живое, когда стали появляться аскейры-уаду, наши правители и старейшины то и дело ходили к Колодцу Пророков и беседовали с мудрыми мернами. И те говорили, что мы должны бороться с детьми Змея, уничтожать их. А теперь колодец сильно обмелел и вода слишком глубоко. Если она вообще там ещё есть. Остались перекладина и подвешенный к ней черпак, но зачерпнуть давно уже ничего не удаётся. Люди спускались, но возвращались, так и не добравшись до воды. Биалис последний, кому довелось выпить мёртвой воды и побеседовать у колодца с мернами. В те края сейчас никто не ходит, хотя это недалеко, сразу за Долиной Золотых Деревьев. Там сейчас особенно опасно. Там чаще всего вырывается из-под земли живой огонь, порождающий чудовищ. Возможно, мёртвой воды в колодце уже и не осталось, вся выкипела от подземного огня. Если надумаешь спуститься в колодец, вполне можешь оказаться в Подземном царстве, а живому там не место, как и мёртвому в Срединном мире.

— Я слышала, у Пещеры Сновидений тоже можно поговорить с мерном.

— Да, если пожевать листья маноки, но эти видения часто бывают ложными. А теперь туда уж точно никто не пойдёт.

— После того, как Дион встретил там девушку, похожую на его умершую сестру, да ещё и верхом на аскейре?

— И поэтому, а больше из-за того, что там образовался огромный разлом, и из него много уаду появилось.

— Алета, а когда всё это началось? Когда стали появляться уаду?

— Лет пятьдесят назад.

— Вы воюете с ними, а их становится всё больше и больше? Где же выход, Алета?

— Надо сражаться со злом, как велят наши предки. Надо верить, что Эльген и Тефна не допустят нашей гибели. Солнце ещё светит по-прежнему ярко, а наши воители по-прежнему сильны и отважны. Мы будем сражаться с детьми Змея, пока он не поймёт, что нас не одолеть.

Да, в этом все альды. Сражаться и не отступать. Моя мать рассуждала так же, но в конце концов ей пришлось бежать, бросив десятилетнего ребёнка. Хотя, вряд ли она считала, что бросила ребёнка. Здесь, на Хангар-Тану, десятилетние были уже почти воинами. Во всяком случае, в заботе взрослых они уже не нуждались.

К вечеру стало известно, что часть рощи блисса уцелела, но торх пришлось срубить весь. Я видела, как по городу шли повозки, на которых ровными рядами стояли похожие на бочонки "кактусы". Средний по размерам торх был метр в высоту и примерно столько же в обхвате. Он содержал десять весов жидкости, которая при очистке превращалась в шесть-семь весов чистейшей воды. Я уже знала, что вес равняется примерно полутора килограммам.

Дион весь день был с отцом на востоке, на границе со степью, где отряд короля спас от аскейров ещё один посёлок демиров. Теперь этих демиров размещали в Ахеле.

— Скоро их уже здесь придётся селить, в Главном Доме, — ворчала Алета. — Скорей бы уж закончили строить новые дома. А может, всё это и зря. Не пришлось бы нам бежать отсюда, как когда-то наши предки ушли из Цветногорья. А ведь там был такой прекрасный замок. И аригонты тогда росли всюду. А сейчас таких деревьев, как это, основа нашего дома, почти не осталось. Иди спать, девочка, и не забудь помолиться Эльгену и Тефне, чтобы новый день не принёс нам новых бед.

Новая беда пришла ещё раньше — ночью. Я проснулась от страшного шума и, открыв глаза, увидела яркое зарево. Сперва я решила, что это пожар. Он, конечно, тоже был. Потом выяснилось, что от него пострадало несколько больших ветвей и крона аригонта. А причиной пожара стало нападение на замок летающих гриллов, среди которых оказалось несколько огнедышащих. Никогда не думала, что увижу живьём настоящего огнедышащего дракона. Один из них завис в воздухе как раз напротив моего окна. Бронзовое чудовище с огромными крыльями, похожими на крылья птеродактиля, и уродливой, покрытой шипами головой. Весь в отблесках пламени, он казался сделанным из металла. Железное существо, созданное при помощи техномагии. Я словно смотрела фэнтезийный боевик. Это зрелище так меня заворожило, что я забыла о страхе. Хорошо, что Дион ворвался в мою комнату и оттащил меня подальше от окна, иначе огненная струя, выброшенная драконом, попросту сожгла бы меня. Дион велел мне спуститься на первый уровень, но не выходить наружу.

— Надо быть наготове на случай, если дерево загорится и придётся покинуть дом, — сказал он. — Но пока дерево цело, в доме безопасно. Мы надеемся избежать большого пожара.

С копьём в руке и двумя мечами за поясом Дион помчался в восточное крыло, откуда сильно тянуло дымом. Потом я узнала, что гриллы атаковали дом главным образом с той стороны. Там полностью выгорело несколько комнат. Многие получили ожоги. Когда я спустилась на первый уровень, там уже было что-то вроде госпиталя. Вокруг большого бассейна на циновках сидели раненые, а несколько пожилых женщин с бесстрастными лицами умело, быстро, но без лишней суеты, обрабатывали им ожоги. Я не слышала ни одного стона, ни одной жалобы. Даже маленькие дети переносили лечебные процедуры молча, с упрямо сжатыми губами. Наверное, чистокровные хангару — люди огня — были ещё устойчивей к ожогам, чем я, но некоторым тут досталось так, что они не могли не испытывать боль. Всегда видно, больно человеку или нет. Здесь многим было больно, но они все старались этого не показывать. Стойкость и бесстрашие вырабатывались тут в течение многих поколений и, похоже, уже закрепились на генетическом уровне.

Желая быть полезной, я предложила свои услуги. В школе у нас был курс ПМП — первой медицинской помощи. То, что я живу тут на особом положении, уже изрядно меня тяготило. Меня не будили по утрам. Из-за слабости, избавиться от которой полностью я не могла даже здесь, я просыпалась поздно — к тому времени, когда все уже расходились по делам. Завтрак мне приносили в мои покои. Я целыми днями бродила по дому, саду или городу, а вечера проводила в беседах с Алетой. Позавчера я спросила, не могу ли я помочь ей по хозяйству или ещё чем-нибудь заняться, но Алета отреагировала на это как-то странно. Сказала, что сперва я должна окрепнуть, причём не только телом, но и духом. Из её уклончивых объяснений я поняла, что человек, забывший, какое место он занимает в этом мире, может навредить себе и другим, если возьмётся за дело, для которого он не создан. Как и во многих древних обществах, любой вид деятельности здесь был священен, и хотя меня тут приняли, я по-прежнему оставалась для обитателей Ахелы загадкой, так что доверять мне полностью они не могли.

Предлагая услуги медсестры, я втайне надеялась на отказ (призвания к медицине у меня никогда не было), однако Алета, которая руководила работой здешнего отделения скорой помощи, неожиданно согласилась. Она показала мне, как накладывать на рану вязкую желтовато-серую мазь, дала полоски ткани, выполняющие функцию бинтов, и велела заняться девочкой с сильными ожогами предплечья, но та почему-то отстранилась от меня — враждебно и даже как-то испуганно. Парень с обожжённой грудью от моей помощи не отказался, но смотрел на меня настороженно. Я растерялась, заметив, что здесь многие поглядывают на меня с недоверием, а то и страхом. Если люди, привыкшие презирать страх, не скрывают его при виде меня, то дело плохо. За кого они меня держат? За мерга или кого-нибудь ещё хуже? И в чём причина такой вспышки враждебности?

Несколько человек всё же доверили мне свои раны. Желая отвлечься от неприятных мыслей, я сосредоточилась на роли сестры милосердия и, кажется, нормально с ней справилась. Моим пациентам даже понравилось, как я бинтую — пригодился всё-таки курс ПМП. А мне решительно нравились здешние бинты. Эта ткань была плотной и не прилипала к ране. Когда мы с Алетой, свернув "госпиталь", прибирались в зале, она сказала, что эта ткань изготовляется из волокон растения мегель, растущего на границе со степью. Мегель есть двух видов, и из волокон второго вида получается ещё более плотная, непромокаемая ткань. Из неё делают походные шатры — воинам же постоянно приходится патрулировать территорию далеко от города. Шерсть у альдов и демиров шла главным образом на ковры и покрывала для мебели. В тёплой одежде тут нужды не было. Одежду шили в основном из ткани, очень напоминающей хлопок, которую делали из растения сита.

В эту ночь пострадали многие, но, по крайней мере, не было погибших, хотя юноша, которого один из гриллов достал своими жуткими когтями, всю ночь находился на грани жизни и смерти. К утру врачевательница Феана, считавшаяся лучшей в Ахеле, сказала, что парень выберется, хотя уже не будет таким красавцем, как прежде. Шрам на щеке слишком глубок, и она не сможет сделать его незаметным.

— Уверена, любовниц и любовников у него из-за этого меньше не станет, — усмехнулась Феана, невысокая, крепкая женщина лет пятидесяти.

Оказалось, что ей сорок пять. Двадцать два с половиной по-здешнему. А королю Эсмиэлу было двадцать шесть. То есть пятьдесят два, а не под шестьдесят, как я дала ему на вид. Всё это и ещё кое-что я узнала от Алеты, пока мы заканчивали уборку в нижнем зале, который к концу битвы был весь в пятнах крови и лечебных мазей. Алета сказала, что несчастливая судьба состарила короля раньше времени, а ведь такой был красавец. А вообще, с гордостью добавила старуха, мы, альды, дольше сохраняем молодость и красоту, чем демиры. Демиров я видела редко, но поверила ей на слово. Учитывая здешний суровый образ жизни, альды действительно довольно долго жили и старели позже, чем люди древней Терры. Альти-лурду отличались отменным здоровьем. Насколько я поняла, беседуя с Алетой, здешние врачеватели совершенствовались главным образом в лечении ран и ожогов. Такое впечатление, что болезней тут не было. Кроме тех двух, которые альды называли абанеу, что означало "болезнь души", и астамеранду. Последнее переводилось примерно как "нахождение в преддверии Меранду". Алета сказала, что это слово, как и название царства мёртвых Ханте-Меранду, и ещё кое-какие слова, очень древнее, из языка, на котором её племя говорило давно, до переселения на Хангар-Тану. Астамеранду считалась болезнью стариков и тех, чьи раны было трудно залечить. И если для первых врата Меранду неизбежно открывались, то вторых милость богов иногда возвращала к жизни.

Самых тяжёлых раненых отнесли в просторные покои, где возле них дежурили несколько помощников Феаны.

— Тех, у кого есть дар врачевателя, мы с детства вычисляем, — говорила Алета, когда мы с ней отмывали пол жёсткими щётками, макая их в широкие сосуды с какой-то пахучей пенистой жидкостью. — Это не значит, что они не могут быть воинами, но лечебная магия — слишком ценный дар, чтобы его не развивать. Ты же видишь, какая у нас жизнь. Мазь, которую делает хороший врачеватель, обладает особыми свойствами, а если он ещё и сам её накладывает, то пользы от лечения больше. Есть люди, которые обладают особым чутьём, умением определять, из каких растений можно делать лекарства. Феана именно такая. Среди её помощников есть неплохие маги-лекари, но вот от кого бы точно был толк, так это от принцессы Дии. Знаешь, девочка, я никому об этом не скажу, но теперь я точно знаю, что ты не она. Ты очень хорошо помогла сегодня, не воротила нос от ран, хотя они тебя пугали, но сегодня я убедилась в том, что ты не она. Я скорей поверю, что дочь Эсмиэла забыла воинские навыки, чем поверю, что она утратила целительский дар. То, что является нашей сутью, утратить нельзя.

К запаху гари, которым был пропитан дворец, примешивался чад костра — снаружи дети жгли окровавленные тряпки и прочий мусор, от которого очистили зал.

— А что является моей сутью, Алета? — спросила я.

— Я слишком мало тебя знаю. Я только вижу, что при всей своей внешней слабости ты очень сильна. И ещё я верю, что ты неслучайно оказалась среди нас. Это добрый знак. Я это чувствую, но объяснить не могу.

— По-моему, другие чувствуют нечто противоположное.

— Не все. Многим понравилось, как ты сегодня помогала. Данор сказал, что у тебя лёгкая рука.