Балтийский фактор

С собой я захватил пятерых бывших студентов технических вузов, отобранных мной среди добровольцев. От причала Путиловского завода нас доставил на остров разъездной катер. Полтора часа в один конец. На самолёте было бы в разы быстрее, и подходящая площадка там в принципе имеется. Но лучше понапрасну не рисковать. Нужно будет сказать Щастному, чтобы дал команду организовать там нормальную взлётно-посадочную полосу.

Оказалось, что какие-то особенные сложности в работе с бортовой радиостанцией отсутствуют. Нужно спустить через специальный лючок в днище самолёта антенну с грузиком на конце, подключить батареи, дать аппаратуре немного прогреться и выставить нужную частоту. Всё! Можно работать. Единственное, предварительно нужно выучить азбуку Морзе. И не просто выучить, а как "Отче наш" запомнить, чтобы сама от зубов отскакивала. Никаких лишних пауз в передаче быть не должно. Как и во время приёма. Это, сидя за столом, можно сначала записать сообщение, а потом, не торопясь, переводить точки и тире в буквы русского алфавита. А в кабине самолёта не до записей. Там надо всё сразу в голове делать. А на это способны далеко не все. Даже будь они трижды толковыми и грамотными.

Ладно, ещё пару раз надо будет сюда приехать и, если будет получаться, смонтировать радиостанцию на нашем самолёте, после чего провести парочку практических сеансов. Своих кандидатов в радисты я оставил в Кронштадте. Нечего им туда-сюда мотаться. Обучатся — заберу. Пообщался с теми моряками, которые выразили желание послужить в Корпусе. Двоих забраковал сразу, остальных забрал с собой. Заодно оформил перевод Кроуна. Он тоже времени даром не терял и уговорил перейти в свой авиаотряд четверых лётчиков из числа тех, за которых мог поручиться. Их я пока оставил в Кронштадте. Когда потребуются — самостоятельно перелетят на новое место базирования. Если, конечно, к этому времени Щастный не организует им тут авианосец из какой-нибудь подходящей самоходной баржи, оборудовав её стрелами Темперлея, ангарами и цистернами под ГСМ.

Комплектование Корпуса личным составом шло с опережением плановых сроков. До завершения изготовления техники было ещё далеко, а людей мы набрали уже почти всех. И держать их в казармах не имело ни малейшего смысла. Поэтому я организовал полноценную боевую учёбу. Марш-броски, стрельбища, штыковой бой, форсирование водных преград. Была, разумеется, и шагистика, но в чрезвычайно урезанном объёме. Исключительно для того, чтобы строй не выглядел толпой, каждый знал своё место в нём, ощутил чувство локтя. Бойцы должны были научиться окапываться, преодолевать проволочные заграждения, действовать в поле, в лесу, в городской застройке, осуществлять ускоренную посадку в вагоны и организовано покидать их ещё до полной остановки поезда.

Катерники тренировались в акватории Финского залива. По очереди, используя три уже построенных бронекатера. Проверка на мерной миле показала, что они могут развивать скорость в шестнадцать узлов. Против миноносцев это, конечно, было несерьёзно, но существенно больше, чем у канонерских лодок, бронекатеров типа "Штык" и армейских речных канонерских лодок. Зато по сравнению с миноносцами, у которых бронирование отсутствовало в принципе, мои бронекатера представляли собой достаточно крепкие орешки и могли пройти даже по обмелевшим рекам.

С бронепоездами путиловцам пришлось повозиться. В качестве основы артиллерийско-пулемётного броневагона бралась тяжелая четырёхосная платформа. В центральной части этой платформы устанавливалась и дополнительно раскреплялась тумба, на которой устанавливались спроектированный Тугариновым для этого случая шаровой прогон поворотной башни и обрезанный лафет шестидюймовой полевой гаубицы 1910 года. Эта конструкция позволяла обеспечить гаубице круговой обстрел. Сама башня изготавливалась по месту уже после установки орудия. После завершения работ в центральной части платформы можно было переходить к устройству приземистых пулемётных отсеков в передней и задней частях платформы, крыши которых находились ниже ствола шестидюймовки.

В переднем отсеке устанавливались два фронтальных и два боковых пулемёта "Максим", а в заднем только четыре боковых — по два на каждую сторону. Кроме этого, в пулемётных отсеках предусматривались места для складирования боеприпасов и размещения артиллеристов, покидающих башню перед осуществлением выстрела. Передний и замыкающий броневагоны были идентичны и полностью взаимозаменяемы. Отличие заключалось лишь в том, какой именно стороной они цеплялись к бронепоезду.

Конечно, можно было не возиться с гаубицами, тупо установив на открытые платформы стапятидесятидвухмиллиметровые морские орудия Канэ, но я не искал лёгких путей. Дальнобойность мне при ожидаемом раскладе была нужна в значительно меньшей степени, чем бронезащита, компактность и скорострельность.

Броневагон с двумя зенитными трёхдюймовками и двумя боковыми пулемётами был спроектирован иначе. Он имел ровную крышу только в центральной части, где были размещены два пулемёта и три яруса спальных мест для пулемётчиков и артиллеристов. А в оконечностях вагона над этой крышей возвышались две поворотные башни с семидесятишестимиллиметровыми зенитками Лендера образца 1914 года, установленными на тумбовых лафетах. Длина пушек составляла тридцать с половиной калибров, а их скорострельность достигала тридцати выстрелов в минуту. Максимальная дальность стрельбы превышала одиннадцать километров, а досягаемость по высоте — шесть. Эти орудия могли стрелять любыми унитарными снарядами для трёхдюймовых пушек образца 1902 года, но я предпочёл запастись шрапнельными Ш-354П, содержащими двести шестьдесят пуль диаметром двенадцать целых и семь десятых миллиметра.

Со временем выяснилось, что я немного просчитался, и одного блиндированного поезда для полковой базы будет явно недостаточно. Люди, кони, запас продовольствия, походный арсенал. В каждый полк требовалось добавить по ещё одному железнодорожному составу. Пришлось задействовать для изготовления теплушек ещё и Сормовский завод в Нижнем Новгороде. Там же я договорился и о строительстве двух самоходных барж-авиаматок, каждая из которых рассчитывалась на четыре гидросамолёта. Дело в том, что к тем четырём, которых мне выделил Щастный, добавилось ещё столько же из Нижегородского авиаотряда.

Посетив Ковров, я договорился с Владимиром Григорьевичем Фёдоровым об изготовлении партии ружей-пулемётов его конструкции. С большим скрипом и существенно меньшей, чем планировал.

Дело обстояло таким образом. О существовании этого ружья-пулемёта я впервые услышал, побывав на Сестрорецком оружейном заводе. Потом в Москве в ГАУ узнал, что в 1916 году на фронте было проведено испытание опытной партии. И о том, что Фёдоров, назначенный директором Ковровского завода, должен был приступить на нём к изготовлению этого ружья-пулемёта. А мне как раз и требовалось что-то подобное, чтобы вооружить десантников флотилии бронекатеров. Уже на заводе выяснилось, что изготовление ружья-пулемёта идёт полукустарным методом, поэтому темпы очень малы, и в ближайшее время можно рассчитывать лишь на изготовление очередной опытной партии.

Между тем, ружьё-пулемёт представляло собой чрезвычайно интересную разработку. Внешне оно выглядело как обычная винтовка, скорее даже карабин, так как его длина составляла всего один метр и четыре с половиной сантиметра. Но имело магазин под двадцать пять арисаковских патронов калибром шесть с половиной миллиметров. И могло выпустить их все одной очередью за две с половиной секунды. Можете себе представить пулемёт "Максим", из которого можно стрелять, вскинув его к плечу? Я тоже не мог. А тут попробовал. Это было удивительно!

Я объяснил Владимиру Григорьевичу, что мне нужны его ружья-пулемёты для вооружения специально подготовленных десантников, которых бронекатера будут высаживать на берег во вражеском тылу. Они не смогут взять с собой станковые пулемёты, а вот ручные окажутся в этом случае как никогда кстати. И смогут в разы увеличить мощность огневого воздействия на противника.

В последующем я составлю для Главного артиллерийского управления специальный отчет об эффективности ружей-пулемётов при использовании их специальными подразделениями, для которых, в принципе, они и должны предназначаться.

Договорились, что сейчас я заберу с собой одно ружьё-пулемёт, а в середине июля — партию из двадцати.

Два носимых пулемёта на отделение — это мощно. А одновременное действие десяти таких отделений при мощной артиллерийской поддержке с воды... Не представляю себе, кто сможет выдержать подобный удар. Но для этого надо было подготовить самих десантников. Я отобрал их из тех матросов, которых выделил Щастный. Брал наиболее крепких физически и по возможности с боевым опытом, полученным в наземных операциях. При отборе преимущество получали члены РСДРП. Одним из тех, кто воспользовался этим, оказался Володя Трибуц — совсем молодой парнишка (позже я узнал, что он, вступая в "Летучий" отряд Дыбенко, приписал себе два года). Вторым обстоятельством, из-за которого я обратил внимание на этого паренька, было наличие у него диплома фельдшера. Согласитесь, немаловажный плюс для подразделения, периодически действующего в отрыве от основных сил Корпуса.

Эти моряки тренировались отдельно от всего остального личного состава Корпуса по специально для них разработанной программе, включающей обучение скрытному перемещению, стрельбе в движении и из неудобных положений, метанию ножей и других подручных предметов, рукопашному бою, в том числе без оружия, ориентированию на местности и ещё кое-чему, что может оказаться полезным для бойца специального назначения. В роли инструкторов выступали мои пластуны, которых я захватил с собой, перебираясь в Петроград из Финляндской советской рабочей республики.

Между тем предоставленная нам пауза заканчивалась — обстановка на границах, да и внутри РСФСР стала быстро ухудшаться. В мае взбунтовался Чехословацкий корпус, оперативно взяв под контроль Сибирскую железную дорогу. Были захвачены Омск и Самара. В начале июня в Самаре был организован Комитет членов учредительного собрания (Комуч), армию которого вскоре возглавил Каппель, умудрившийся к этому времени взять Сызрань, а потом, объединившись с чехословацким отрядом Симбирск, выбив оттуда "Железную" дивизию Гая Дмитриевича Гая. Чехословацкими войсками были взяты Кузнецк, Тюмень, Екатеринбург, Иркутск и Чита.

Краснов сформировал Донскую армию и попытался взять Царицын. Добровольческая армия Деникина вошла на Кубань.

Большая часть Черноморского флота (включая оба линкора-дредноута), ушедшая из Севастополя перед его занятием немцами в Новороссийск, была затоплена Михаилом Николаевичем Саблиным в Цемесской бухте. По совету начморси Щастного это было сделано таким образом, чтобы потом можно было поднять эти корабли. В августе Новороссийск был захвачен белыми и интервентами. Это привело к тому, что РСФСР оказалась отрезана от Чёрного моря.

В мае в РСФСР была введена всеобщая воинская повинность. Началась мобилизация. Несколько позже Высший Военный Совет был преобразован в Реввоенсовет республики. Реввоенсоветы также были образованы и на фронтах. Петр Александрович Кобозев возглавил Реввоенсовет восточного фронта, командующим которым был назначен Иоаким Иоакимович Вацетис. Должность наркома путей сообщения Пётр Александрович сохранил за собой. В Москве его замещал Владимир Иванович Невский. Иосиф Виссарионович Сталин возглавил реввоенсовет южного фронта, штаб которого находился в Царицыне.

Сибирская армия белых, изначально включающая в свой состав Ново-Николаевский полк и несколько добровольческих отрядов, быстро росла, и в августе 1918 года уже состояла из трёх корпусов: Средне-Сибирского, Степного и Уральского, по две-три дивизии четырёх полкового состава в каждом, уже перегнав по численности Чехословацкий корпус, насчитывающий в общей сложности около тридцати пяти тысяч человек. У Деникина к этому моменту под ружьём находилось примерно сорок тысяч человек, и почти столько же бойцов числилось в Донской армии Краснова.

Средне-Сибирский корпус Пепеляева практически полностью состоял из добровольцев, при этом офицеров в нём было почти в полтора раза больше, чем солдат. Степной корпус, в котором преобладали казаки, состоял из офицеров примерно на четверть.

Народная армия Комуча, действиями которой руководил Генерального штаба подполковник Владимир Оскарович Каппель, была невелика по сравнению с этими многотысячными воинскими объединениями. Более того, она была примерно вдвое меньше противостоящих ей Первой армии Михаила Николаевича Тухачевского, насчитывающей семь тысяч штыков, и казанской группировки Иоакима Иоакимовича Вацетиса, численностью в шесть тысяч красноармейцев, два бронепоезда и шесть вооружённых пароходов. Тем не менее, наиболее опасной в дальнейшем оказалась именно она. В Сибирской армии белых насчитывалось больше пятидесяти генералов, но самым коварным и непредсказуемым противником Советской власти оказался тридцатипятилетний подполковник Народной армии Комуча, разбивший под Сызранью Пензенскую пехотную дивизию Яна Петровича Гайлита и выгнавший из Симбирска "Железную" дивизию Гая Дмитриевича Гая.

Когда во время очередного визита в Москву я заглянул к Шапошникову, чтобы обсудить с ним варианты дальнейшего развития событий, Борис прямо заявил, что Бог любит Троицу, и в самое ближайшее время Генерального штаба подполковник Каппель пересчитает зубы ещё какому-нибудь нашему военачальнику.

К концу июля формирование моего корпуса ещё не было до конца завершено, но я уже начал переброску входящих в него частей и соединений поближе к предполагаемому театру военных действий.

Дивизион из четырёх выделенных Щастным миноносцев: "Прыткий", "Прочный", "Ретивый" и "Поражающий" я погнал своим ходом в Нижний Новгород. Кораблям предстояло подняться по Неве в Ладожское озеро, пересечь его и по реке Свирь выйти Мариинскую систему. Пройти по обводному Онежскому каналу, выходящему в реку Вытегра, немного выше места её впадения в Онежское озеро. После Вытегры надо было пройти по шлюзам Мариинского канала через водораздел и дальше вниз по реке Ковже до Белого озера и оттуда по реке Шекстне до впадения её в Волгу у Рыбинска. А дальше всего-ничего — какие-то три сотни километров вниз по течению, и вот он, Нижний Новгород. Спустя три недели все четыре миноносца добрались до места назначения, где их уже поджидали два дивизиона бронекатеров, перевезённых туда по железной дороге.

Теперь требовалось переправить туда же эскадрилью летающих лодок М-9, на которых были установлены доработанные инженером Григоровичем тридцатисемимиллиметровые пушки Гочкинса. Казалось бы, просто — заправились да полетели. Ан нет. Тут всё было намного сложнее. Расстояние от Петрограда до Нижнего Новгорода составляет почти 900 км. Это если по прямой. А фактически, при ориентировании по железным дорогам и населённым пунктам — значительно больше. При этом практическая дальность полёта этого отнюдь не маленького самолёта составляет всего 450 км. Это в лучшем случае, когда ветер не мешает. И сесть для дозаправки он в поле не может. Ему акваторию подавай. Желательно просторную. И железнодорожная станция там должна быть поблизости, чтобы оперативно подвезти топливо.