Такое вот кино

Дашка руками всплеснула и неприятно ухмыльнулась.

— Ну, конечно. Теперь у тебя есть возможность меня наставлять и учить жить.

— То есть?

— А что, разве не так? Признайся, ты ведь всегда об этом мечтала. Хоть в чём-то меня обойти.

— Даша, я тебя давно обошла. Как раз в тот день, когда диплом получила.

— Да чихала я на твой диплом!

— Не сомневаюсь.

Я занервничала, закрутилась с этим платьем дурацким, и, в итоге, сунула его обратно в шкаф. Дверцу захлопнула.

— Много он тебе помог, этот диплом?

Я головой качнула и вздохнула, будто разговаривала с несмышлёным ребёнком.

— Ты даже не понимаешь, о чём говоришь.

— Ну, конечно! Это просто везение, Таня. Не знаю уж почему, но тебе попёрла удача в последние пару месяцев. Но надолго ли?

Я руку в бок упёрла, а на сестру взглянула с вызовом.

— Ты понятия не имеешь об удаче. Я на эту удачу несколько лет работала. И если Филины выбрали мой проект, то это моя заслуга, а не удача.

— При чём здесь твой проект? Все знают, почему Филины выбрали тебя. И этот факт как раз подтверждает мою правоту. Что никому не нужны дипломы и заслуги, важен лишь человек, с которым ты знаком. В твоём случае, с кем ты спишь.

Я сестру взглядом сверлила, но затем приказала себе Дашку не слушать, и не вникать в её слова.

— Даже не знаю, в кого ты такая, — проговорила я, на самом деле удивляясь.

— Что, опять скажешь, что я не права?

— Не буду я тебе ничего говорить. Это не моя проблема. Пусть родители тебя воспитывают и что-то в твою голову вбивают, хотя бы какие-то моральные принципы. Хотя, как по мне, так уже поздно.

Дашка усмехнулась, потом повалилась на постель. И совсем другим тоном, ленивым и более спокойным, повторила:

— Всё ты врёшь. Знаешь, что я права. Если бы не Сашка...

— Вот это точно не твоё дело, — отрезала я. — И хватит валяться на моей постели, шла бы лучше посуду помыла.

В итоге, из родительской квартиры я сбежала. Правда, направляясь к стоянке такси на площади, я себе говорила, что вовсе и не сбежала, просто разозлилась и поторопилась уйти, но на душе кошки скребли. Всё-таки Дашка невероятная язва, всегда знает, как меня подковырнуть. А я так расстроилась, что даже папку с бумагами и набросками на тумбочке оставила. Сумку схватила и была такова. Теперь придётся за ней возвращаться. Но лучше это сделать вечером, после пяти Дашки дома никогда не бывает, у неё мгновенно возникают дела, вот тогда и съезжу.

Емельянову тоже звонить не стала. Он, наверняка, по моему голосу поймёт, что обещания я не сдержала и с сестрой разругалась. Сознаваться и выслушивать укоры не хотелось, и я решила отложить наш разговор до послеобеденного времени, когда я обещала приехать в "Художку", чтобы поприсутствовать на обсуждении идеи рекламы. Сашкино желание меня там видеть, льстило, и я ждала этого момента с удовольствием и нетерпением. И даже некое затаённое злорадство испытывала, вспоминая слова сестры, что та мне сказала этим утром. Она понятия не имеет, что я из себя представляю в профессиональном плане. Я, можно сказать, генератор гениальных идей! Даже Сашка оценил. А то, что папку дома забыла, так ничего страшного, все идеи у меня в голове. Может, мне ещё и рекламой заняться? А что, если в этот раз всё получится, то я всерьёз об этом задумаюсь. В конце концов, талантливый человек талантлив во всём.

Вслед за этими мыслями, пришло успокоение. Я уже больше злорадно посмеивалась, вспоминая Дашкино "выступление". Мысленно примеривала к себе всяческие звания и награды, а будущую рекламу видела, как наяву. И девушку в "Лекадии", и группу подростков в зале кинотеатра с попкорном и их любимым фирменным "начос". А уж на счёт детишек, у меня была просто грандиозная идея, и мне не терпелось её озвучить. Но до обеда я оставалась в центре, сегодня была одна, ни Вася, ни Ника приехать не смогли, да и не нужен мне был пригляд. Я общалась с поставщиками материалов, подписывала накладные, потом долго ходила по просторному холлу, мысленно рисуя детали интерьера, и, в конечном итоге, самой себе позавидовала. У меня замечательная работа, лучше не придумаешь!

Как это понять человеку, который научился только печатать сто двадцать знаков в минуту, и быть секретарём для него пик карьерного роста?

Дыши, Таня, дыши.

Я дышала, глубоко и ровно, и поэтому, когда приехала в "Художку", улыбалась.

— Добрый день, — поприветствовали меня у входа.

— Добрый, — отозвалась я со спокойной улыбкой. — Александр Григорьевич у себя?

— Да. У него совещание.

— Замечательно, — проговорила я и проплыла мимо охранника к широкой лестнице.

Офис Емельянов себе обустроил на третьем этаже кинотеатра. До знакомства с Сашкой, я, признаться, и не подозревала о том, что в здании есть третий этаж. С виду этого было не понять, здание представляло собой огромный куб, который после реставрации задрапировали различными цветными панелями и навесами. Смотрелось живо, ярко, но только ещё больше путало. А третий этаж представлял собой небольшое крыло, с несколькими кабинетами, в которых были узкие, похожие на бойницы, окна, и выходили они во двор. За навесами с улицы их было и не разглядеть. Места немного, но, как говорил сам Емельянов, у него не нефтедобывающая компания, чтобы разоряться на серьёзный офис. Основным сотрудникам места вполне хватало. Но себе он, конечно же, выделил самый просторный кабинет, правда, он же считался залом заседаний. В одном углу письменный стол, диван и шкаф, забитый документацией, на стене плазменный телевизор (я подозревала, что Сашка частенько на этом диване валяется и любимый хоккей смотрит в тишине и покое), а вот всё основное пространство занимает большой овальный стол, за которым и проходят совещания и встречи. Я здесь бывала не раз, и даже успела сменить на окнах кабинета шторы и жалюзи, и застелить свободное пространство на полу, ковром. Сашка не возражал, а кабинет приобрел более официальный вид, чего ему и не хватало.

И сейчас я уверенно прошла по узкому коридору без окон, открыла дверь в Сашкин кабинет, уже позже подумав, что, наверное, нужно было постучать, раз совещание идёт, и остановилась на пороге. Не знаю, можно ли назвать совещанием то, что в кабинете обнаружилось всего два человека. Причём одним из них была Дашка. Я в лёгком ступоре на сестру уставилась, после чего перевела взгляд на Сашку. Тот сидел в своём кресле, в расслабленной позе, посмеивался, а когда меня в дверях увидел, поторопился принять более серьёзный вид, начал с того, что выпрямился.

— Тань, я тебе звонил.

Я снова на сестру посмотрела, заметила, как та осторожно повернулась на кресле, кинула на меня взгляд, и тут же отвела глаза. Кроме, как на Сашку, глаза отводить было некуда, и это меня разозлило. Я вошла и прикрыла за собой дверь. А Емельянову сказала:

— У меня телефон разрядился.

Тот смешно скривился.

— Как всегда.

Я на это реагировать не стала, подошла ближе к столу, сумку на кресло поставила, и повернулась к сестре. Спросила:

— Ты что здесь делаешь?

Дашка старательно смотрела в сторону, и Емельянов, видимо, желая спасти ситуацию, потянулся через стол и хлопнул ладонью по папке, подозрительно похожей на мою.

— Даша привезла твою пропажу.

— Я её не теряла, я просто забыла. Могла бы и не стараться.

Дашка откровенно вздохнула, и сказала, как я поняла, обращаясь именно к Сашке.

— И это вместо "спасибо". Не привезла бы: была бы виновата, привезла: опять не так.

Я губы поджала, на Емельянова взглянула, тот качнул головой, явно осуждая мою агрессию. Но вместо того, чтобы что-то по этому поводу сказать, попросил:

— Сядь. Хочешь чая?

— Нет. — На кресло я села, но продолжала на сестру коситься. Но спросила по поводу совещания, которого не наблюдала: — А где все?

— Перенесли на завтра. Говорю же, я тебе звонил предупредить, а ты "абонент — не абонент". — Сашка переводил взгляд с меня на Дашку, потом попросил: — Девочки, перестаньте дуться друг на друга.

Я негромко ахнула.

— Она что, тебе жаловалась?

Емельянов уж как-то слишком решительно качнул головой.

— Нет.

Я на сестру посмотрела.

— Кто тебя за язык тянул?

— Я ничего не сделала!

— Ты никогда ничего не делаешь, — не поверила я.

— Таня. — Сашка обратил ко мне укоряющий взгляд. Мне едва хватило сил, чтобы сдержать рвущееся наружу недовольство.

— Я видела, что ты придумала для рекламы, — сказала Дашка. — Это круто.

Я кинула на неё недоверчивый взгляд. Сестра тут же плечами пожала, вроде бы не понимая, почему я ей не спешу верить.

— Правда. Это круто. Мне понравилось. Думаю, и смотреться будет интересно.

Пришлось кивнуть и поблагодарить. За признание моей креативности. А Сашке ещё сказала:

— Я ещё подумала насчёт детей. Можно сделать что-то вроде "Устами младенца", это точно привлечёт внимание. Взрослые это любят, и реклама точно запомнится.

— Отличная идея, — похвалил меня Сашка, и я расцвела в улыбке. Сейчас мне хотелось ему улыбаться, он смотрел на меня, и я таяла. Дурацкое, немножко неловкое чувство, особенно, когда за тобой наблюдают, и я не сразу, но вспомнила о Дашке. И взглянула на неё уже более благосклонно, правда, с намёком.

— Спасибо, что папку привезла. — Мол, пора и честь знать.

Сестра намёк уловила, но только усмехнулась.

— Гонишь?

— Даша, тут люди работают.

— Я знаю, я, может, и пришла о работе поговорить.

Я брови сдвинула, демонстрируя недоумение.

— В каком смысле? — Указала на Емельянова. — У него уже есть секретарша.

Сашка хмыкнул, на кресле снова развалился и сказал:

— Даша хочет попробовать сняться для рекламы "Лекадии".

Вот же... змея.

— Так бы сразу и сказала, а не прикрывалась желанием помочь.

— А я и сказала. Кому надо.

— Кому?

Дашка выдала вынужденную улыбочку.

— Тому, кто решает.

— Девочки, — снова призвал к нашему разуму Емельянов. Но где он, разум? Мой отключился, как только я поняла, что за игру Дашка затеяла.

Я на Сашку посмотрела.

— Что ты ей ответил?

— Ничего. Надо пробы пройти.

— Я готова! — Дашка даже на стуле подпрыгнула. А на Сашку смотрела открыто и с восторгом.

— Даша, это смешно.

— Перестань меня одёргивать, — разозлилась она. — Я профессиональная модель, я школу моделей закончила.

— А есть такая школа?

— Ты прекрасно знаешь, что есть.

— Я знаю, что все твои модельные достижения — это ноги во всю глянцевую страницу. А здесь ноги твои не нужны.

— Я справлюсь, — убеждённо проговорила она. И на Сашку кинула умоляющий взгляд. — Правда, справлюсь.

Тот на меня посмотрел. На моём лице ясно читалось: не вздумай! Но этот дурак, кажется, проникся невинным взглядом небесно-голубых глаз.

— Ты же сама сказала, что тебе никто не понравился.

Я лишь руками развела.

— При чём здесь это? Нужна профессиональная модель, с опытом, которая только взглядом расскажет о "Лекадии" всё. Это трудно, Саша, это актёрская игра. Почти.

— Таня, это всего лишь пробы. И мы не снимаем "Анну Каренину". Давай всё-таки относиться к этому немного проще. А то мы, вообще, ничего не снимем.

У меня едва получилось выдохнуть. Понимала, что Дашка победила, иначе она бы сейчас не сияла улыбкой и глазами, и всё на Емельянова, и это было нестерпимо.

— Ты не знаешь, на что соглашаешься, — сказала я ему, когда мы остались вдвоём.

— А мне кажется, что ты сгущаешь краски. Пусть попробует.

— Зачем? — Я искренне не понимала. — Ей надо работу искать, Саша. А она сейчас вновь забьёт себе голову фантазиями, и возомнит себя Наоми Кемпбелл.

Емельянов пожал плечами.

— Она красивая девочка.

Я уставилась на него в шоке.

— Что?

Он удивился.

— Что? Ты сама так не считаешь, или не видишь этого? Может, ей на самом деле нужен шанс? Пусть попробует. К тому же, ты сама меня отругала за то, что я сплошь блондинок отобрал. Она разбавит их компанию. — Мы спускались по лестнице, и Сашка за талию меня прихватил. — Это ты на меня так действуешь. Кроме блондинок, никого не вижу.

— Успокоил, — проговорила я негромко. — Если бы ты только меня видел, это одно, а то: блондинок. Их вон, тьма вокруг.

Емельянов обнял меня одной рукой. И между делом посетовал:

— Нельзя быть такой ревнивой.

Мы вышли из кинотеатра, и я взяла его за руку.

— А ты меня ревнуешь, Саш?

Он кинул на меня недоумённый взгляд.

— А что, наметился соперник?

Я отвернулась и сокрушённо качнула головой.

— Нет, — ответила я негромко. А про себя расстроилась. Что ж это такое, он даже не ревнует меня. Не к кому...

13.

Я не считала, что вопрос о Дашкиных пробах для рекламы закрыт. Я так не считала, но не Сашка. Для него пробы — были чем-то несущественным, до их результатов он всерьёз раздумывать и сомневаться не собирался. И каждый раз, как я намекала, что хотела бы ещё этот вопрос обсудить, отмахивался от меня. А как-то и вовсе рыкнул:

— Тань, у меня суд на носу, а ты мне пробами весь мозг выела.

Я, конечно, застыдилась, самой себе призналась, что про суд совершенно забыла, точнее, всерьёз к этому не относилась, хотя Сашка уже некоторое время по уши завяз в бумагах по "Миру". Судебное заседание было уже третьим по счёту, но никакого реального результата не приносил, причем, как это ни парадоксально, не той, не другой стороне. Все оставались недовольными, и друг другом, и судебной системой, и даже теми уступками, которые получили. И всё начиналось по новой. Они даже апелляции подавали день в день, не сговариваясь. И я уже не верила, что это когда-нибудь закончится, да ещё с каким-нибудь положительным результатом, но Емельянов не отступал. И его целеустремлённость вызывала уважение, в конце концов, я его за это и люблю. И поэтому сейчас решила проявить понимание, и отстать от него. Точнее, оставить в покое до определённого момента, когда съёмки рекламы выйдут для него на первое место по значимости. Не думаю, что ждать этого долго. Правда, зная Дашку, боюсь, у меня каждый день... каждый час на счету!

Но что поделаешь, пришлось замолчать. Да и отвлеклась, если честно. Дело в том, что в пятницу нас пригласили на ужин... Филины. Всё официально, чин чином, по крайней мере, мне так показалось. Вася мне рассказала, что приехал давнишний приятель отца, винодел из Франции, были приглашены ещё несколько человек, все имена были мне знакомы, давно и оттого я находилась под впечатлением. Мне нужно было купить новое платье, новые туфли, нужно было посоветоваться с мамой, ведь она точно знает, как мне себя вести и о чём следует промолчать. И из-за всего этого я от мыслей о сестре и её коварстве отвлеклась.

— И кто же будет у Филина в гостях? — полюбопытствовала мама, после того, как я обсудила с ней купленное платье.

— Помимо француза? Как мне Вася сказала, кто-то из столицы приедет, отдохнуть у нас, — в этом месте я весело хмыкнула. — Мы же провинция.

— Причём, глубокая, — поддакнула мама мне в тон. — А из наших?