Такое вот кино

Екатерина Риз

Современный любовный роман

Серия Город. Книга четвёртая.

2012 — 2015 год

Такое вот кино

Обложка: Марина Рубцова

Что может быть лучше, но в то же время опаснее для женского спокойствия, чем курортный роман? Приехать в один из уголков земного рая, к солнцу и морю, и встретить там принца? Даже если он не настоящий принц, и твоя интуиция отчаянно бунтует, от этого вполне можно отмахнуться — это всего лишь курортное знакомство. Вы расстанетесь через пару недель и никогда больше не увидитесь, не нужно будет смотреть друг другу в глаза, придумывать оправдания и причины. И поэтому вполне можно отпустить себя "на волю", дать себе разрешение на любое безумство. Татьяна Савенкова именно так и собиралась провести свой отпуск в Испании, наступив на собственные принципы и осторожность. Да и встреченный ею московский принц обещал ей лишь взрыв положительных эмоций и никаких обязательств в дальнейшем. Но он понятия не имел, что в жизни Тани нет места пустым развлечениям, у всего есть последствия и цена. И её ценой оказалась скорая и нежданная встреча со своим курортным увлечением на улице родного города. Да ещё какая встреча!..

1.

Я оперлась на ручку чемодана и раздражённо выдохнула. Ненавижу вокзалы и аэропорты. А уж процесс ожидания меня просто убивает. Не радуют даже мысли о скором отдыхе, солнце, море и полном "релаксе", как Ленка выражается. Двоюродная сестрица, кстати, стоит рядом со мной, листает журнал, и надо признать, что выглядит, куда бодрее меня. Она это тоже подметила, ещё минут сорок назад, и теперь время от времени пихает меня локтем в бок и требует улыбаться и радоваться жизни. Хоть бы сказала, чему именно мне радоваться. Можно подумать, что я в Испанию лечу отдыхать. А, между прочим, нет. Я еду, это уже по выражению моей мамы: "настраиваться на новую счастливую жизнь". Правильно, что ещё остаётся, если мужчина, которого ты любишь, которого любила Бог знает сколько лет... сколько там прошло с седьмого класса?.. неделю назад женился. По любви, на красавице, которая готовится ему ребёнка родить. Уже готовится, кстати! Никакой морали, честное слово. Это попросту вульгарно: выходить замуж беременной и при этом в белом платье. Ведь правда?

Я этим вопросом всех вокруг замучила, все родные и друзья устали кивать и со мной соглашаться, но я раз за разом их спрашивала. Я знать хотела, быть уверенной, что Вовка ошибся, и что моё мнение разделяют все вокруг. Конечно, я не могу сказать, что у нас с Вовкой были идеальные отношения, мы раз пять расставались, а вот мирились только четыре, причём первой всегда я просила прощения, и сейчас мне это покоя не давало. Запоздало чувствовала себя глупой прилипалой, обманутой в лучших чувствах и ожиданиях.

Ленка снова меня в бок пихнула, и я вздрогнула, очнувшись от своих невеселых мыслей. Сестрица у меня миниатюрная, можно сказать, что тощая, и её пихания острыми локотками приносили довольно болезненные ощущения, даже мне, ведь я килограмм на пятнадцать была её тяжелее. Но надо сказать, что и выше на голову. Она лет с шестнадцати, со своим ростом метр пятьдесят, в лицо мне смотрела, задрав голову. Я же примерно в том же возрасте, оказываясь рядом с Ленкой, начала комплексовать. Рядом с ней чувствовала себя едва ли не гоблином. У меня и с ростом все в порядке, метр семьдесят, и грудь с попой на месте. И как бы я ни старалась похудеть, они никуда не исчезали, я всегда была девушкой в теле, так сказать. Как папа говорит: кровь с молоком, и при этом радуется чему-то, словно, глядя на меня, за породу нашу счастлив. Я его счастья не разделяю, но и поделать с этой самой породой ничего не могу. Только обидно немного, что моя родная сестра, Дашка, породой в маму нашу пошла, и внешность имела практически модельную. Я всю свою юность потратила на то, чтобы похудеть до её размера, но ничего не вышло. Если я худела глобально, выглядела страшно, грудь и попа никуда не девались, а лицо было осунувшееся и несчастное, как бы я ни улыбалась и ни старалась казаться счастливой. Намучавшись, в конце концов, я решила с природой не спорить, и теперь с гордостью (ну или почти с гордостью) носила далеко не сорок второй размер одежды, как у Дашки и Ленки, и пыталась свыкнуться с сыпавшимися на меня со всех сторон мужскими не слишком приличными намёками. И ведь невдомёк сильному полу, что меня их подмигивания и пошлые ухмылочки совсем не радуют, и никакой это не комплимент! И внешность свою я иногда просто ненавижу. Свой четвертый размер груди, крутые бедра и кукольное лицо. Помнится, когда мы с Вовкой расстались в первый раз, нам тогда по девятнадцать было, я долго ревела в подушку и требовала, чтобы папа дал мне денег на пластическую операцию. Папа, кстати, у меня замечательный, весь вечер тогда просидел на стуле у моей постели, успокаивал, а когда про операцию услышал, серьёзно так поинтересовался:

— И что именно ты собираешься изменить?

Я тогда призадумалась не на шутку, в итоге выдохнула:

— Всё, — и заревела ещё горше. Вот как жить?

— Хватит вздыхать, Тань, посадку объявили, — сообщила мне сестрица, складывая журнал. И ткнула пальцем в нужном направлении. — Нам туда!

Ленка, при всей её миниатюрности, характер имела решительный, а в экстренных ситуациях превращалась в полководца. И отпуск в Испании, также был её идеей. Узнав о моей печали и хандре, она тут же взяла ситуацию в свои руки, и не успела выдать идею об отдыхе у моря, как на следующий день уже позвонила и сообщила о том, что взяла на работе отпуск и заказала путёвки.

— Так что, собирай вещи и приезжай ко мне в Москву. Послезавтра вылетаем!

Пока я мялась и сомневалась, родители, не на шутку обеспокоенные моим состоянием, сами упаковали мне чемодан, сунули меня в папину служебную машину и отправили восвояси. Когда автомобиль отъезжал, я в окно на родителей посмотрела, и мне показалось, что они вздохнули с облегчением. Хоть бы подождали, пока я со двора выеду!

И вот я уже в аэропорту, прохожу паспортный контроль, уныло смотрю на таможенника, а думаю всё о Вовке. А как я могу о нём не думать? Любая бы на моём месте...

Ночью, лёжа рядом с Ленкой на её диване, в однокомнатной "хрущёвке", мы обсуждали мою рухнувшую личную жизнь. Правда, это я называла её рухнувшей, а сестрица была настроена куда оптимистичнее.

— Мне твой Вовка, вообще, никогда особо не нравился, — говорила Ленка в темноту. — Ну, что это за мужик, который столько лет девушке голову морочит?

— Он не морочил, — попробовала возразить я. — Просто у него характер...

— Да какой у него характер! — презрительно фыркнула Ленка. — Откуда ему взяться? Его характер зовут: мама.

Я села на постели, секунду размышляла — зареветь или нет, и, в конце концов, только пожаловалась:

— Она красивая. По-настоящему красивая, понимаешь? Он так на неё смотрит. Я видела...

— Кто? Мама его?

— Да нет же, эта!.. — Я закончила расстроенным вздохом: — Жена. А я осталась ни с чем. Она худая, вся такая аккуратненькая.

— Вот родит, и посмотрим, какая она худая, — злорадно хмыкнула Ленка. Иногда она любила заняться злопыхательством.

Я одёрнула футболку на полной груди. Попыталась представить Вовкину жену толстой, не смогла, и легла, обречённо закрыла глаза.

— Самое паршивое, — проговорила я негромко спустя пару минут, — то, что он на самом деле в неё влюбился. Он никогда не смотрел на меня так, как на неё. А мне так хотелось...

Сестрица повозилась рядом, закуталась в одеяло, и довольно флегматично проговорила:

— Ну и фиг с ним. Найдёшь себе получше.

Спорить я не стала, повернулась к Ленке спиной и осторожно вытерла слёзы.

В самолёте, сев на свои места, сестрица первым делом отыскала в своей сумке шоколадный батончик и по-родственному предложила мне половину. Я попыталась сделать вид, что про шоколад ничего не слышала, даже отвернулась, но как только Ленка зашуршала упаковкой, повернулась к ней. Мы сидели, жевали "сникерс" и наблюдали за людьми, занимавшими свои места. В кресле, через проход от нас, сидел молодой мужчина и, кажется, спал. Я поэтому и обратила на него внимание. Десяти минут не прошло, как мы в самолёте оказались, а он уже спал, откинув голову на подголовник и приоткрыв рот. Ленка, заметив мой интерес, на мужчину тоже уставилась, жевать стала медленнее, а потом вдруг локтем меня толкнула. Я удивилась.

— Что?

Она посмотрела на меня, покачала головой, и, в конце концов, мы вместе рассмеялись.

В проходе появилась стюардесса, к спящему пассажиру наклонилась, что-то негромко ему на ухо проговорила, а тот взял да и ухватил её за... поняли, в общем. А она не смутилась, не возмутилась, только поторопилась руку его от своего бедра убрать, и поспешила дальше. Я наблюдала. Через Ленку перегнулась и смотрела, как мужчина сонно вздохнул, потянулся, словно не пять минут дремал, а часов пять, сел ровно и, наконец, глаза открыл. Огляделся. Почесал в затылке и зевнул. А потом улыбнулся, заметив мой интерес. Сонный взгляд тут же стал оценивающим, мужчина нахально подмигнул и поинтересовался:

— Летим?

Я нахмурилась, огорчённая тем, что он поймал меня за рассматриванием. И чего я в нём такого интересного для себя усмотрела? И на всякий случай построже ответила:

— Нет, на собаках едем. — И откинулась на спинку своего сидения, посоветовав себе не обращать внимания на весёлое хмыканье.

В общем, не полёт, а сплошное расстройство. Стюардесса, та самая, шаталась мимо нас туда-сюда, не забывая каждый раз приостановиться рядом с любимым пассажиром, или хотя бы кинуть на того кокетливый взгляд. А тот уже не спал, но выглядел усталым и измотанным, и даже на флирт отвечал как-то вяло, но всё же отвечал, что лишний раз доказывало, что всем мужикам только одно надо. Правильно мне бабушка говорила когда-то! Правда, я тогда ещё не до конца понимала, что же именно им надо и, помнится, не на шутку этим выражением была озадачена. Когда Ленка отлучилась в туалет, мне представилась возможность без помех поразглядывать соседа. Мне не нравилась вальяжность, с которой он в своём кресле сидел, вытянув ноги, не нравилась манера тянуть руки, куда не просят, у всех на виду, ничуть этого не стесняясь. Не нравились русые коротко стриженные волосы (я, вообще-то, жгучих брюнетов предпочитаю), не нравилась его помятая футболка и его ботинки... кажется, дорогущие, если я хоть что-то соображаю в моде и ценах. По моему мнению, вот такие представители противоположного пола, ничего ценного и значимого из себя представлять не могут. У этого субъекта на лице всё написано: он летит на курорт не отдыхать, а кобелировать. Прямо в самолёте сей процесс начал.

Он голову откинул, глаза на меня скосил, но не улыбнулся, а принялся разглядывать. Как бы нехотя. Взгляд скользил по моему лицу, опустился к груди, там подзадержался, отчего я неуютно заёрзала, а затем сразу переместился на мои колени.

— Девушка, вы когда-нибудь ездили на собаках?

Я не сразу нашлась, что ответить. Поэтому лишь одарила его колючим взглядом.

— А я ездил. Это не слишком комфортно, надо сказать.

— Да? Всех собак во дворе собрали? — Вот кто просил меня затевать с ним разговор?

Он улыбнулся, услышав мой ответ.

— Почти... — Он развернулся в кресле. — А, вообще, я серьёзно. Могу рассказать.

— Спасибо, не надо.

— Почему? Интересный рассказ. Мой друг, институтский, уехал на север, работать, вроде бы. — Я глаза на него скосила, и он тут же пояснил: — Он потом там женился, а это уже не работа, согласись. Так вот, отец у его жены жил где-то в тундре...

Я нервно кашлянула, попыталась отвернуться от него, намекая, что продолжение этого рассказа меня не слишком интересует, а заодно выглянула, пытаясь понять, куда Ленка провалилась. Она, к счастью, как раз возвращалась. Села на своё место, поняла, что прервала разговор и заинтересованно глянула на меня. Я гордо отвернулась и попыталась вжаться в спинку сидения, словно надеясь за сестрицей спрятаться. Но куда там! Моя попытка даже за попытку сойти не могла.

— Что, не хотите слушать про тундру?

Ленка заинтересовалась, пригляделась к парню, и кивнула.

— Я могу послушать, всё равно заняться нечем.

Удивительно, но эти двое на самом деле нашли общий язык и проболтали весь полёт. Я поначалу прислушивалась, а потом плюнула. Кажется, Ленка к парню прониклась и даже глазки строить пыталась, а тот увлечённо болтал с ней, и про меня позабыл, слава Богу. Я же листала журнал и раздумывала о том, почему я такая мямля и не смогла воспротивиться Ленке и родителям, когда они задумали развеять мою грусть-тоску. Когда я вернусь, всё равно окажусь рядом с Вовкой и его беременной женой, они же живут через дом. И как, спрашивается, меня спасёт отпуск в Испании?

— А подружка твоя немногословна, — услышала я в конце концов. Услышала, но головы не повернула. А новый знакомый продолжил с явным намёком. — Прямо Царевна-Несмеяна.

Ленка кинула на меня многозначительный взгляд, потом зачем-то пояснила:

— Вообще-то, это моя сестра.

— Ещё скажи, что близняшка!

Тут я уже не выдержала, журнал закрыла, а на мужчину взглянула холодно.

— Может, хватит?

Он смешно вытаращил на меня глаза.

— Что?

— Нести чушь.

— Да какую чушь? Не похожи же!

— Мы двоюродные, — сказала Ленка.

Мужчина покивал, а сам ко мне с усмешкой приглядывался, а затем и обратился:

— Вот видишь, как всё просто? Два слова, и совсем необязательно рычать.

— Я не рычу, — в негодовании выдохнула я, и посмотрела на сестрицу. — Когда мы уже прилетим?

Та взглянула на часы на своем запястье.

— Ещё час.

— Я знала, что ждать от этого отпуска хорошего, нечего.

— Да ладно тебе ворчать, — шепнула мне Ленка.

— Кстати, меня Сашей зовут, — сообщили справа.

Сестрица тут же развернулась в ту сторону и даже руку для рукопожатия протянула.

— Лена, — мурлыкнула она.

А я фыркнула и промолчала.

Когда самолет приземлился и пассажирам разрешили подняться со своих мест, в проходе возникла некоторая заминка. Ленка рюкзачок свой на плечи надела, я же сунула журналы в свою сумку, попыталась застегнуть молнию, но та, как на грех, застряла, я дёргала её, дёргала, по сторонам не смотрела, пока меня кто-то за талию не прихватил. Я дёрнулась от неожиданности, через плечо оглянулась, а увидев нового знакомого, сурово сдвинула брови. Тот покачал головой.

— Не надо так страшно на меня смотреть. Ты посреди прохода стоишь.

— Что не даёт некоторым повода меня лапать.

— Да где?.. — Он, кажется, всерьёз оскорбился.

Я гордо расправила плечи, плюнула на не застёгнутую сумку и направилась к выходу, кивнув Ленке. Мне не терпелось расстаться с новым знакомцем, раз и навсегда. Не люблю беспардонных и невоспитанных. А ещё больше бабников не терплю!

Еще раз мы встретились в багажном отделении. Саша на меня посматривал со сдержанной усмешкой, а разговаривал принципиально только с Ленкой. Правда, помог нам с транспортёрной ленты чемоданы снять, за что я его тихо поблагодарила.

— Ну, девчонки, хорошо вам отдохнуть. — Быстрый взгляд на меня. — С душой. Приятно было познакомиться.

— Надо было спросить, где он остановился, — запоздало проговорила Ленка, глядя Саше вслед. А затем обратилась ко мне с укором: — Что ты взъелась на парня? Чем он тебе не угодил?

— Он бабник, — авторитетно заявила я.

Ленка рассмеялась.

— А-а, так это из-за того, что он от тебя глаз не отводил?

Я в удивлении качнула головой.

— Причём здесь это? И он не от меня глаз не отводил, а на грудь мою пялился. А ты знаешь, что я этого терпеть не могу.

Ленка на мою грудь тоже посмотрела, с некоторой тоской, после чего по-сестрински заявила:

— Если бы я могла, я бы у тебя половину забрала. С удовольствием.

Я примирительно подхватила ее под руку.

— А я бы тебе отдала, не пожалела бы.

Мы рассмеялись и поспешили к выходу из аэропорта, где нас должен был ждать автобус.

Отель нам понравился. Огромная территория, всё красиво, удобно, а наличие двух бассейнов Ленку просто в восторг привело. И до моря рукой подать. Когда мы ждали лифт, сестрица без конца крутила головой, оглядывая просторный холл, а после заявила, что ради этого мига можно вкалывать весь год, лишь бы на две недели все оставили её в покое в этом раю.

— И нужно срочно устроить свою личную жизнь, — добавила она уже в лифте, глядя вниз через стеклянные двери.

— На две недели или замуж?

— На две недели, конечно, — удивилась она.

Я усмехнулась.

— Что ж ты Сашу этого в оборот не взяла.

— Нет, это не моя история. У него же на лице всё написано было.

— Правда? — ахнула я. — А когда я тебе об этом сказала, ты меня назвала злой и черствой.

Мы из лифта на нужном этаже вышли и отправились по длинному коридору искать свой номер.

— Я не говорю, что он бабник. Хотя, бабник, конечно. Просто он так на тебя смотрел, что сразу ясно, какой тип женщин он предпочитает. — Она провела ладошкой по своему худому бедру. — Я под этот типаж никак не подхожу.

— Да уж, меня от его масляного взгляда до сих пор передергивает, — негромко проговорила я, протягивая сестре ключ от номера.

Ленка пропустила меня в номер, придержав дверь, а сама в некотором удивлении поинтересовалась:

— Хочешь сказать, что тебе это не льстит?

— Когда на меня всякие придурки пялятся? Нет, знаешь ли, не льстит. Воспитанный мужчина никогда себе такого не позволит. Он, наоборот, защитит...

— Ну да, — недоверчиво хмыкнула Ленка. — Защитит, чтобы самому больше досталось.

Я оглянулась на неё через плечо и предупредила:

— Стукну сейчас.

Когда я позвонила родителям, чтобы сообщить, что мы благополучно долетели, и похвалила отель и номер, те искренне порадовались и пожелали нам с Ленкой хорошо отдохнуть. Я пообещала не расслабляться и отдыхать, до полного изнеможения, выслушала от папы наставления: далеко не заплывать, долго не загорать и, конечно же, ни с кем сомнительным не знакомиться и не водиться ("Ты знаешь, какой уровень преступности в Испании?"), я телефон выключила и первую минуту сидела на краю кровати в задумчивости. Папа в своём репертуаре. Наверняка, уже в интернете этот самый уровень испанской преступности посмотрел и маму поругал за то, что та совсем не заботится о детях, раз заранее этот факт не прояснила. Отправила ребенка в самую гущу криминального разгула!

— Что папа сказал? — поинтересовалась Ленка, разбирая свой чемодан. — Предостерегал?

Я кивнула. Глянула на неё.

— Требовал ни с кем знакомств не сводить.

Ленка фыркнула.

— Ага! А зачем мы тогда приехали? Личную жизнь устраивать.

— Не знаю, не знаю. Я приехала на солнышке погреться.

— Через два дня тебя от солнышка и моря затошнит. Ты напьёшься и пойдёшь в разнос.

Я решила возмутиться.

— Я напьюсь?

Сестрица довольно ухмыльнулась.

— Так папы рядом нет, Тань.

Я руку в бок упёрла, призадумалась, затем прошла на балкон, вдохнула полной грудью, глядя на искрившееся в лучах солнца море, и улыбнулась, ощутив заряд бодрости и позитива.

— Папы рядом нет, — повторила я. И тут же оживилась: — Кстати, у меня новый купальник!

Ленка тут же сникла.

— Не сомневаюсь, — пробубнила она.

Следующие три дня мы адаптировались и свыкались с мыслью, что мы в отпуске, мы одни и сами себе хозяйки. Спали едва ли не до полудня, потом спускались в ресторан, а затем шли на пляж, где проводили несколько часов в неге, в своё полное удовольствие. Пили коктейли, поглядывали по сторонам, выбирая подходящую жертву для чар сестрицы, а когда понимали, что рассуждения и мечты становятся чересчур пылкими и жаркими, смеясь над собой, отправлялись купаться. Я даже как-то успокаиваться начала. Здесь, в Коста дель Соль, реальная жизнь казалась чем-то далёким. Всего за три дня я привыкла лежать на пляже и отгонять от себя мысли, которые ещё совсем недавно непередаваемо огорчали. Под ярким испанским солнцем можно было притвориться, что все огорчения я себе надумала, что всегда в моей жизни будет море и тёплый песок, а не проблемы и беды. Теперь уже рада была, что не смогла воспротивиться сестре и поехала с ней в Испанию. И, вообще, Ленка замечательная. Ради меня отпуск выпросила и отправилась меня возрождать из пепла. Так что, теперь я её должница, и вполне могу поддержать Ленку, если та попросит моей помощи в попытке очаровать какого-нибудь заезжего принца. От всей души желаю ей женского счастья, пусть и на две недели. В конце концов, номер у нас с двумя спальнями.

К концу второго дня у Ленки появился поклонник. Приятного вида немец, лет тридцати пяти, который был покорен чистым немецким произношением моей сестрицы. Та болтала без умолку, я даже порой морщилась оттого, как гладко у неё получалось тараторить на незнакомым для меня языке. У Ленки был настоящий талант к языкам, иногда мне начинало казаться, что когда она начинает скучать, то для развлечения не книги читает или фильмы смотрит, а штудирует новый разговорник, и тут же всё запоминает. Этот талант и помог ей, в конце концов, найти в Москве работу. Сестрица трудилась личным помощником директора одной солидной компании. Я, кстати, с этим "директором" однажды познакомилась. Приехала неожиданно, а он у Ленки на кухне сидит, без пиджака и рубашки, зато обутый, и кофе с бутербродами пьёт. Ленка, конечно, принялась врать, что они среди дня за важными документами заехали (нашли место важные документы хранить — однокомнатная "хрущёвка" на окраине Москвы), а потом Олег Петрович случайно облил рубашку кофе и теперь они её сушат. Я тогда презрительно хмыкнула, совершенно не оценив Ленкину изворотливость, а когда Олег Петрович свою идеально чистую рубашку надел и уехал, сестре заявила, что это жутко пошло — спать с собственным шефом, к тому же прочно женатым. Сестра тогда гордо отмолчалась, но если исходить из того, что начальник с неё разве что не пылинки сдувает и отпуска даёт по первому требованию, на работе её ценят. И Ленка только изредка отмахивается от меня, совершенно безнадёжно, когда я о шефе её заговариваю. Подозреваю, что она в него тайно влюблена. Но влезать в это, а уж тем более давать сестре советы, я не спешу. Какие от меня советы? Я в своей жизни запуталась, как в паутине. А Ленка, как мне кажется, куда разумнее и рассудительнее меня. Сама разберется, а уж если совсем паршиво станет — скажет. И уж тогда я постараюсь помочь.

Фред, так звали немца, вчера вечером пригласил нас в ресторан, и мы очень мило посидели, послушали живую музыку, и даже потанцевали. Со мной Фред общался по-английски, и я собой очень загордилась, когда смогла, не сбиваясь, поддержать беседу на чужом языке. Всё-таки не зря на курсы ходила и деньги потратила, хотя на работу, на которую я надеялась устроиться, владея английским, меня так и не взяли.

— А он прикольный, — сказала мне Ленка, не забывая улыбаться своему поклоннику.

— Кто? — не сразу поняла я, и спустила темные очки на нос.

— Он. И деньги у него есть, своя типография. Может, сам печатает?

— Фред?

— Да тише ты, — шикнула на меня сестрица. — Он же здесь сидит, имя своё услышит.

Я губы поджала.

— Тогда прекрати обсуждать его в его присутствии.

— Так он не понимает ни слова!

— Зато я понимаю. И мне неловко.

Ленка насмешливо фыркнула.

— Подумать только.

Я перевернулась на спину, оглядела людей вокруг. Мы уже час нежились на солнышке, я чувствовала, как приятное тепло расходится по всему моему телу, проникает в каждую клеточку, заставляя расслабиться, даже шевелиться не хотелось. Ленка сидела рядом, повернувшись ко мне спиной, и снова с Фредом своим что-то увлечённо обсуждала. Кажется, им на самом деле было о чем поговорить, второй день ни на минуту не замолкают. Даже завидно, немного.

Я аккуратно поправила купальник на груди, ногу одну в колене согнула, а потом осторожно выглянула из-под очков, когда заметила молодого парня, что оглянулся на меня через плечо. Хотела предупредить его, чтоб вперед смотрел, а не то споткнется, но тут приметила девушку. Ее лицо мне было смутно знакомо, я невольно проводила её взглядом, отметила, как здорово на ней смотрится крошечное бикини. Не то что бы позавидовала, на мне купальник тоже здорово сидит, не зря вон некоторые оборачиваются, но эта девушка была похожа на модель с обложки журнала. Грациозная, лёгкая, улыбка на губах соблазнительная. А я пыталась вспомнить, откуда же мне знакомо её лицо. Скорее всего, она из нашего отеля, сталкивались в ресторане или в холле, но что-то мне подсказывало, что нет. Она остановилась у самой кромки воды, словно высматривала кого-то, а потом и рукой помахала. А я едва в голос не застонала, когда увидела человека, которому она машет. Ну, надо же, а? Мне даже прикрыться нечем! Не за Ленку же, в самом деле, прятаться. Да и поздно, Саша, с которым мы в самолёте летели, из воды вышел, воду с лица рукой вытер, и сразу к девушке — обнял, губами к её щёчке приложился, а руку на привычное место — на её задницу. Стюардесса! Не зря он её в самолёте лапал.

Я не сразу сообразила, что наблюдаю за ними поверх очков. А ведь следовало поостеречься, лежала я (глупо так звучит: я лежала перед ним...) совсем недалеко, и, конечно же, как только Саша голову повернул, меня и увидел. И, наверняка, понял, что я за ним и его девушкой с увлечением наблюдаю. Его брови взлетели вверх, а взгляд прошёлся по всему моему телу, и я вновь остро пожалела, что прикрыться нечем. Хоть бы газетку, что ли, какую. А этот гад ухмыльнулся, мне отсалютовал, и вместе со своей зазнобой направился в сторону. Девушка буквально висела на нем и, кажется, всерьёз млела, а я Сашу разглядывала. К тому же, такая возможность представилась, когда он ко мне спиной, занят и раздет! Кто бы удержался. Но разглядывать я всё же старалась с возмущением. Что мне до его фигуры, бицепсов и трицепсов, раз он гад и бабник? Но, признаться, экземплярчик не дурён собой... Хотя, разве бывает иначе? Знает, что хорош, вот и дурит бедным девушкам головы. А та, что рядом с ним сейчас, вообще, несчастная, судя по всему, так в облаках и витает, и на землю не спускается никогда. Не успевает, видимо.

— Пойдём, искупаемся? — предложила Ленка.

Я странно кашлянула, как-то смущённо, на сестру посмотрела, вдруг поняла, что меня жаром окатывает раз за разом, и торопливо поднялась.

— Пойдём.

Пока шли к воде, мой взгляд сам собой переместился в ту сторону, в которую наш с Ленкой новый знакомый ушёл. Оказалось, он не так уж далеко от нас устроился, лежал сейчас в шезлонге и пиво дул. Я как только его увидела, тут же отвернулась, и решила, что не буду сестрице сообщать, кого недалеко углядела, а то я ее знаю, она общаться кинется, а мне с этим типом разговаривать не о чем. Как позже выяснилось, сглупила я. В том смысле, что не сказала Ленке о Саше до того, как мы в море вошли. Потому что когда мы с ней из воды выходили, этот негодяй сам перед нами возник, с такой паскудной ухмылочкой. Вот не скажешь никак по-другому. Стоит, руки в боки, и нас разглядывает.

— Привет, девчонки.

— Сашка! — заорала сестрица так, будто всю жизнь его знает, и я на долю секунды подумала, что она на него всё-таки напрыгнет. Но нет, удержалась. — Ты тоже тут!

— Ну так, меня тянет. Как выясняется.

Я подошла, стараясь не думать о том, как я смотрюсь в мокром купальнике, и игнорировать взгляды этого нахала.

— Не слушай его, он тут свой полёт отрабатывает.

— А ты уже всё заметила, — съехидничал он, улыбаясь.

— А чего тут замечать-то? Я твою девушку знаешь как узнала? По твоей руке на её заднице.

— Мою руку или её задницу узнала?

Я нос презрительно наморщила и отвернулась. А Ленка нас попыталась урезонить:

— Хватит вам, что вам неймется? — Толкнула Сашу в бок. — Ты тоже в нашем отеле живёшь? А мы тебя не видели эти дни.

— Я утром сюда перебрался. Тот мне не понравился.

— Что, в том отеле за нравственностью постояльцев следят? — невинно поинтересовалась я.

— Хочешь перебраться туда?

Ленка встала в позу, приглядываясь к нам. Затем смешно мотнула головой.

— Ой, что-то будет. Я чувствую.

Я дико глянула на неё, а потом покрутила пальцем у виска. И сообщила:

— Я возвращаюсь в отель.

— Саша! — послышался требовательный женский голос.

Он обернулся через плечо, но тут его Ленка под руку схватила и вроде бы похвастала:

— А у меня тоже улов.

— Поздравляю. А твоя сестра девственница?

Я уже успела сделать шаг от них, и знала, что он специально произнес это громко, чтобы я услышала, с трудом удалось сдержаться, чтобы не вернуться и не пнуть этого самоуверенного придурка. Но с собой справилась. Что меня, мама с папой не воспитывали? Папа вот всегда мне говорит: держись подальше от сомнительных типов и идиотов. Тем более, когда два в одном... Вот так и поступлю — буду держаться подальше.

— Она... развелась недавно, — услышала я голос сестрицы. Возвращаться, чтобы оттащить её от этого типа я не стала, прошла к своему шезлонгу и сдернула с него полотенце.

Ленка в номере появилась спустя полчаса, я как раз успела душ принять и устроиться на постели в своей спальне, чтобы дух перевести. Даже музыку включила, а как только услышала, что дверь номера хлопнула, задёргала ногой в такт, имитируя бодрость и довольство. Сестрица в дверях моей спальни остановилась и посмотрела насмешливо.

— Ты чего сбежала?

— Я не сбегала. Просто ушла в номер, а то еще перегреюсь.

Она хмыкнула, разглядывая меня.

— А мне кажется, ты уже перегрелась. Как Сашка в поле зрения возник, так и закипела. Жаль свистка у тебя нет, как у чайника, не то всё побережье в курсе было бы.

Я возмущённо вытаращила глаза.

— Сдурела? Зачем мне этот детина неотёсанный? Он, вообще, не в моём вкусе!

— По мне, так в этом и суть. У нас же отпуск, Тань, мы на курорте, а ты теряешься. Да и он не против. Так и жрет тебя глазами. Воспользуйся возможностью, разгони тоску, сразу жить станет веселее, вот увидишь.

— Лена, он неандерталец.

— Да с чего ты взяла? Нормальный мужик.

— У него из всех инстинктов только животный.

— А тебе от него что-то другое нужно? На две-то недели?

— Он с девушкой, — напомнила я, надеясь, что сестра от меня отстанет. Но не тут-то было, Ленка лишь рассмеялась.

— Я тебя умоляю! Поговорила я с ней... — Она только рукой махнула, а потом хитро заулыбалась и принялась подтанцовывать под музыку, а после и подпевать начала, и всё с намёком: — Я знаю пароль, я вижу ориентир!..

Я подушкой в неё запустила, Ленка из комнаты выскочила, но запела громче:

— Я верю только в это — любовь спасёт мир!

Я не сдержала улыбки, на постели вытянулась, а когда поняла, что внутри что-то подозрительно трепещет, музыку поторопилась выключить. Не хватало только курортного романа!

2.

Вечером, в ресторане, мы с Сашей еще раз столкнулись, но не общались, лишь обменялись взглядами и приветственными кивками. Хотя, это Ленка была приветлива и кивала, а я села за стол, причем спиной к новому знакомому. Проигнорировала взгляд сестрицы: та всё поняла по-своему, и теперь снова начнёт меня морально препарировать, как только такая возможность представится. Кажется, она накрепко вбила себе в голову, что Саша мне понравился, и это для меня лучший вариант отвлечься от проблем, что дома остались. Я, улучив момент, всё же обернулась через плечо, чтобы взглянуть на этого "принца", и заодно на девушку-стюардессу небесной красоты рядом с ним полюбовалась. В вечернем свете она ещё эффектнее выглядела, этого невозможно было не признать.

— Ты теряешь время зря, — сказала мне Ленка несколько часов спустя, выйдя на балкон, где я дышала свежим воздухом. Мне, наверное, стоило взять с нее пример, потому что Ленка ненавидела тормозить и раздумывать, и всегда действовала решительно. Вот и сейчас ко мне вышла, оставив в своей спальне наверняка обалдевшего от настигшего его счастья, Фреда. На часах было два часа ночи, даже немец утомился и, по всей видимости, уснул, а сестрица решила проявить женскую солидарность и ко мне вышла. Единственный вопрос: как узнала, что я не сплю? Неужели я настолько предсказуема? Грустно...

— Мне только двадцать пять, — вяло отозвалась я и допила одним глотком мартини. Последний бокал уже явно был лишним, в голове гудело, но я всё равно потянулась за бутылкой.

— Из них десять лет ты потратила на Вовочку, и ещё год на страдания из-за его предательства. Но, вообще, я не об этом. Я об отпуске.

— А-а.

Ленка на перила облокотилась и глянула вниз с десятого этажа. А когда услышала моё протяжное восклицание, с подозрением покосилась.

— Напилась?

— Немножко, — призналась я.

— Правильно, — фыркнула сестрица, — потому что тебе кроме этого нечем заняться.

— Хватит толкать меня на скользкую дорогу разврата, — проворчала я. — Не то я на тебя папе пожалуюсь.

— Да дядя Паша сам скоро тебя замуж выдаст, ты дождёшься. За какого-нибудь своего сотрудника, подходящего по возрасту и интеллекту.

Я в бокал заглянула и в задумчивости проговорила:

— В Вовке он разочаровался.

— Ещё бы. Тот дочку его не оценил! Нормальная реакция для отца.

Я согласно покивала, правда, легче мне не стало, совсем.

— Может, тебе в Москву переехать? — неожиданно предложила сестрица, и, кажется, воодушевилась, даже нос вздёрнула, поглядывая на меня с превосходством и важностью. — А что? Поначалу у меня поживёшь, а потом найдёшь работу...

Я кротко глянула на неё.

— Лен...

Та даже руками всплеснула.

— Ну что?!

— Если я уеду, родители сойдут с ума. Дашка вон тоже в Москву сбежала, и не звонит неделями, у неё личная жизнь ключом бьёт, а если ещё и я...

Сестрица потёрла кончик носа, потом неожиданно усмехнулась.

— Я тебе говорила, что Дашку видела? На прошлой неделе, что ли...

— Нет, не говорила. — Я отчего-то насторожилась. Наверное, оттого, что с моей родной сестрой никогда не знаешь, чего ждать. Бабушка говорит, что она с раннего детства в бесконечных поисках приключений на свою голову. Хотя, не на голову, конечно, но если выражаться яснее и прямолинейнее, чего Дашка, если уж совсем честно, достойна, тогда мне становится стыдно — родная кровь всё-таки.

Ленка от перил отошла и шлёпнулась в соседнее со мной плетёное кресло, ногу на ногу закинула. Снова хмыкнула.

— В ресторане. Мы с Буровым ужинать ходили, после работы, — поспешно добавила она, будто оправдываясь, а я нетерпеливо кивнула. — Ну, и Дашку я видела, в компании интересной. Кажется, у неё новый роман, и ведёт она себя вполне уверенно. Может, замуж выйдет?

— Может, — пробормотала я. — Наверное, это хорошо.

— Она тебе не рассказывала?

Я отрицательно покачала головой. С Дашкой мы не слишком близки, и свои секреты она мне поверяет очень редко. Мы даже в детстве вечно дулись друг на друга, правда, я уже не помню из-за чего. С сестрой мы погодки, Дашка младше на полтора года, но по характеру и желанию пробиться к невиданным вершинам, она меня на сто очков уже обскакала. Она, в отличие от меня, и не думала в институт поступать, о чём родителям ещё в шестнадцать лет сообщила. Не хотелось ей учиться. Ей хотелось в столицу, хотелось красивой жизни, а потом непременно замуж за олигарха. Папа с мамой её ругали и наставляли на путь истинный, а я посмеивалась, не веря, что её мечтам суждено сбыться, из-за чего мы с ней окончательно рассорились. По окончании школы Дашка поступила на курсы секретарей, получила, по моему мнению, совершенно бесполезные корочки, и устроилась с ними на работу в какую-то канцелярию на мизерную зарплату. Проработала там два года, а потом в один день собрала вещи и уехала со своим парнем в Москву. Родители тогда за голову схватились, но она слушать ничего не хотела, и лишь пообещала звонить. И вот уже три года в Москве живет, домой приезжает изредка, причем каждый раз с новым спутником, которого называет женихом. Сколько у неё этих самых женихов было, уже и не припомнить. И вот теперь ещё один нарисовался. Но в упорстве моей сестре не откажешь, это факт. По-прежнему старается, ногтями цепляется за свою мечту — жить припеваючи в столице. Ну, что ж, флаг ей в руки.

— Ты же знаешь, если похвалиться нечем, она мне ничего не расскажет.

— Если мужик водит тебя в такой ресторан — уже есть чем хвалиться, поверь.

Я рассмеялась.

— Да? Тогда ты мне хвались про своего Бурова, я разрешаю.

Ленка вдруг засмущалась и отмахнулась от меня.

— Ну тебя.

Перед тем, как разойтись спать, мы с ней ещё выпили, у меня в голове все закружилось, и я поняла, что всерьёз опьянела. Все печали отошли на задний план, мне хотелось смеяться и веселиться, устроить душе праздник, как говорится. Ленка с трудом уговорила меня пойти спать, пообещав, что на завтрашний вечер даст своему Фреду официальный выходной, и мы с ней уйдём в загул.

На пороге своей комнаты я приостановилась, схватилась за косяк, чтобы в сторону меня не вело, а сестрице призналась:

— Я никогда не уходила в настоящий загул.

— Вот мы этот пробел и восполним. Иди уже, Тань. И спи — не шастай больше никуда, — строго приказала она мне.

Я икнула.

— Обещаю.

Наутро мне было не по себе. Не скажу, что голова болела или тошнило, но состояние было не ахти. Я провалялась в постели до одиннадцати, потом приняла холодный душ, и пару минут стояла в ванной, прижавшись лбом к прохладной кафельной плитке. Мысленно обозвала себя пьяницей, и от стены, наконец, отлепилась.

Ленки в номере не было, я осторожно в её спальню заглянула, увидела переворошённую постель, прислушалась, а потом, взяв в своей комнате шляпу, из номера вышла. Странно, но настроение было приподнятым, утреннее недомогание меня оставило. Я даже улыбнулась испанцу, с которым ехала в лифте, но когда он ко мне обратился, поторопилась сбежать, как только лифт остановился, и двери открылись. А в холле увидела стюардессу, она бодрым шагом направлялась в сторону выхода, причем вместе с чемоданом. Я остановилась, проводила её взглядом, потом принялась оглядываться, ожидая увидеть Сашу. Должен же он проводить любимую девушку, в конце концов? Но его видно не было, а девушка, спешащая к выходу, показалась мне несколько напряжённой.

— Поругались? — усмехнулась Ленка, когда я рассказала ей об отъезде стюардессы.

— Не знаю, не знаю... То есть, мне не интересно.

Ленка улыбнулась Фреду, а мне сказала:

— Сегодня гуляем, да? Ты не забыла?

— Не забыла. Но сейчас мне уже не так весело, как ночью.

— Так еще не вечер. Будет весело, Тань. Я-то знаю.

Я спорить не стала, и вечером мы с сестрицей из номера вышли при полном параде. Я аккуратно поправляла вырез декольте, а Ленка опасно покачивалась на высоченных шпильках.

— Едем в город, — сообщила она мне.

— Ты уверена? — усомнилась я в правильности этого решения.

Сестрица же удивилась.

— Конечно. Для кого, по-твоему, мы всё это делали? Для тех, кого уже четвертый день в плавках и без наблюдаем?

Я промолчала, но в душе моей уже поселилось беспокойство. И в такси я садилась с дурным предчувствием. Даже то, как таксист косился на нас в зеркало заднего вида, мне не понравилось. Но в баре, после первого бокала "мартини" стало значительно веселее. Вокруг люди, у всех хорошее настроение, музыка играет, незнакомая и заводная, хочется танцевать, и чтобы появившаяся легкость никуда не уходила.

— Познакомимся с кем-нибудь?

— Нет! — решительно отказалась я, наблюдая за тем, с каким интересом Ленка по сторонам посматривает.

— Да почему?

— Потому что тут преимущественно испанцы. Как ты с ними знакомиться собираешься? Я по-испански пять с половиной слов знаю.

— Я двадцать, больше и не нужно.

— Ленка!

— Да ладно тебе. — Она замахала кому-то и радостно заулыбалась. Я застонала чуть слышно.

В баре мы провели больше двух часов. Перезнакомились, кажется, с половиной посетителей. Ленке двадцати знакомых слов по-испански, на самом деле, было более чем достаточно. К тому же, с её талантом, к концу вечера она с легкостью болтала на чужом языке, и, кажется, её неплохо понимали. Мы веселились от души, даже за коктейли платить перестали, потому что нас без конца угощали. В итоге, мы неплохо набрались, хохотали без конца и обнимались с красавцами-испанцами. По крайней мере, мне казалось, что они все, как один — красавцы. Увлеклись немного, и, в итоге, пришлось спасаться бегством, что, кстати, в нашем состоянии было сделать не так просто. Когда из бара вырвались, нас так в сторону повело, что мы едва в ближайших кустах не оказались. Снова засмеялись, остановились у фонарного столба, обняв его с двух сторон, и принялись решать серьёзную задачу — как нам в отель вернуться.

— Как здесь подзывают такси? Свистом? — Ленка сунула два пальца в рот и попыталась свистнуть, но вышло дурацкое шипение. Я руку её от лица отвела.

— Ты плюёшься, — пожаловалась я.

Ленка шикарно взмахнула рукой.

— Эй, человек!.. Человек! Машину мне!

— Такси, — поправила я. — Как по-испански "такси"?

Сестрица призадумалась, даже лоб нахмурила. После чего пожала плечами.

— Не знаю.

Мы дружно вздохнули и стали разглядывать столб. Отпустить его и отойти даже на шаг, было страшно.

— Лен, мы напились, — сообщила я ей, в конце концов.

— Я чувствую. Башка едет...

— Ты всё, — заворчала я. — Давай ещё один, давай ещё один!..

Сестрица голову повернула, стала разглядывать улицу, залитую огнями. Мимо нас шли люди, кто-то просто шел по своим делам, другие поглядывали на яркие неоновые вывески, а некоторые и на нас внимание обращали. Лично мне было стыдно, но отлепиться от этого столба я никак не решалась.

— Танька, ты в стиптиз-баре была?

— Где?

— Стриптиз видела?

Я призадумалась, надолго. Потом головой покачала и серьёзно заявила:

— Нет. Никогда.

Ленка меня за руку схватила.

— Пошли, посмотрим. Как там всё... — Она попыталась красиво изогнуться, но вовремя опомнилась. — Я тоже не видела. Жуть, как интересно.

В общем, мы пошли смотреть стриптиз. Две пьяные дуры. Охранник в дверях заведения на нас взглянул с удивлением, но спорить не стал, в зал пропустил. В первый момент меня музыка оглушила. Я замешкалась, заморгала, пытаясь привыкнуть к полумраку, царившему в зале, а Ленка всё тянула меня вперёд. Мы сели за столик, шикарно заказали бутылку шампанского, а потом уставились на подиум с шестом, вокруг которого, подобно гимнастке, девушка под музыку крутилась. И так ловко у неё получалось...

— Ух ты, — выдохнула сестрица. — Это как она так?.. — Она голову на бок склонила. — Блин...

А мне вдруг смешно стало. Я рот рукой зажала, а потом замолкла, когда с девушки лифчик упал, и мужчины в зале одобряюще загудели. Я вдруг с удивлением поняла, где мы находимся. Трезветь, что ли, начала? Правда, ненадолго, до первого бокала шампанского.

— Тань, а я так тоже могу, смотри. — Ленка приняла что-то изображать руками, а когда ей официант подмигнул, застыла в нелепой позе. — А, вообще, мне здесь нравится, — сообщила она минут через двадцать. Наблюдала за девушками, пыталась подтанцовывать, и уже пару раз пресекала попытку познакомиться от одного седого джентльмена. — Понятно, почему мужикам тут, как медом намазано. Интересно, у них мужской стриптиз есть? — Сестрица повернулась ко мне и игриво поинтересовалась: — Может, мы с тобой не то заведение выбрали?

— У тебя ночью был свой стриптиз, — пыталась воззвать я к её совести. Поднялась еле-еле, держась за стол. Ленка забеспокоилась.

— Ты куда?

— В туалет хочу.

Она засмеялась.

— А тут есть женский туалет?

Я её слушать не стала, и отправилась на поиски туалетной комнаты. Кстати, женская уборная тут тоже была, чистенькая, но маленькая. Я первым делом подошла к раковине и намочила руки прохладной водой, приложила их к щекам, вздохнула, понимая, что если мы доберемся сегодня до отеля, то завтра нам будет очень плохо. А ведь до него, на самом деле, еще добраться нужно. Пожалуй, пора прекращать разгул, пока мы не вляпались в какие-нибудь неприятности, забирать Ленку и ловить такси.

Пока я шла через зал, меня дважды пытались остановить. Кажется, посетителей этого заведения мало интересовало — работаю я здесь или полюбопытствовать зашла. И, вообще, у всех мужчин вокруг были масляные, ищущие взгляды, да и девушки, щеголявшие едва ли не в бикини, на меня странные взгляды кидали. Я также заметила девушек, исполнявших приватный танец. Они томно извивались, стоя над клиентами, одна даже обнажённой грудью по лицу своего мужчины провезла, а тот, кажется, совсем разомлел, потому что раскинул руки в стороны, и, вроде бы, не подавал признаков жизни. Мне резко здесь разонравилось. Точнее, меня сковала неловкость. И это в состоянии алкогольного опьянения! Как нас, вообще, сюда занесло?

Одна девушка очень уж старалась, это даже мне, человеку в таких делах несведущему, это понятно было. Бёдрами крутила, нависла над мужчиной, улыбалась чересчур зазывно, а рукой гладила его по груди. Я приостановилась посмотреть. Не потому что танцем увлеклась или девушка мне приглянулась (упаси Господь), просто этого мужчину я даже по затылку узнала. Сама не знаю почему, но глянула — и тут же узнала. Хотя, чему я удивляюсь? Где этому бабнику еще вечера проводить, тем более в отсутствие стюардессы?

Черт меня дёрнул к нему подойти, но так захотелось посмотреть, что за фортеля выделывает ручка стриптизёрши, что Сашка так улыбается довольно. Он сидел ко мне спиной, только голову на подголовник кресла откинул, глазки закатил, улыбался, но стоило мне пару нетвердых шагов в его направлении сделать, как он глаза вытаращил. Кажется, выругался, стриптизершу оттолкнул и тогда уже ко мне повернулся.

— Ты что здесь делаешь?

— Стриптиз смотрю, — честно ответила я.

Я наблюдала, как он достает из кармана банкноту и уверенным движением сует её за резинку стрингов девушки. Та капризно надула губы, но чаевые её порадовали, и она, не споря, пошла прочь, завязывая лифчик бикини. А Сашка с кресла поднялся, приглядываясь ко мне с недоверием.

— Что, нравится это дело? — спросил он, наконец.

— Тебе, судя по всему, больше.

— Ну, это не так удивительно, как твой случай.

— Бабник, — презрительно выдохнула я, гордо развернулась и пошла в том направлении, в котором, как мне казалось, находился наш с Ленкой столик. Сделала шагов пять, после чего меня решительно развернули в противоположную сторону, и я без возражений пошагала туда. Никак не получалось сосредоточиться, я моргала то и дело, но перед глазами плыли странные круги, а в ушах только музыка звучала, мешая думать.

— Что вы обе здесь делаете? — услышала я возмущённый Сашкин голос. Опустилась в кресло, и вздохнула с облегчением. А он потянулся через стол, за моей сумкой, как выяснилось. — Да ещё пьяные! Нашли место напиться!

— Так мы не здесь напились, — оправдывалась Ленка. — А в баре напротив. Там такие классные ребята отдыхают, такие щедрые...

— Ну да, ну да. Лен, вставай.

— Сашка! — вдруг заорала сестрица, и я вздрогнула. — Это ты что ли? А ты что здесь делаешь?

— Очень своевременный вопрос, — съехидничал он, а потом взял меня под локоть и попытался поднять. — Весь кайф мне сломали, а теперь вопросы задают.

Я всё-таки поднялась, уставилась в его лицо и ещё раз заявила:

— Бабник.

Он улыбнулся. Его губы были так близко, что я невольно ощутила волнение.

— Зато ты, как я выяснил, не девственница. Мне уже полегчало. Так, девчонки, дружно встали, дружно держимся за меня и двигаем на выход.

— А счёт?..

— Черт... — Он полез в карман за бумажником, для чего ему пришлось отпустить Ленку, и та снова плюхнулась в кресло. Я же осталась стоять, держась за Сашкину футболку. Я стояла, не качалась, и собой гордилась.

— Мы хотели мужской стриптиз, — заныла сестрица, когда Сашка пытался засунуть на заднее сидение такси. — Чтобы всё, как в кино. Чтобы Тарзан...

— Ага, Тарзан и Чита... — пропыхтел он, и вовремя пригнул Ленкину голову, чтобы она не ударилась, когда садилась. — Навязались на мою голову, кайфоломщицы. — Посмотрел на меня, а глаза смеялись.

— Таня, — взвыла Ленка из автомобиля. Я полезла на заднее сидение, каблуком зацепилась за выбоину в асфальте, а когда шлепнулась на сидение ничего себе при этом не повредив, стукнула Сашку по рукам, которые оказались едва ли не на моей груди. Тот рассвирепел, сунул мне в руки наши сумки, а сам сел на переднее сидение. Назвал таксисту отель, а когда тот кивнул, и машина тронулась с места, к нам повернулся. Ленка к тому моменту уже устроила голову на моем плече и успокоилась, а я жалела, что не могу сделать того же, чтобы с Сашкой не разговаривать. А он ещё так смотрел на меня, разглядывал с любопытством и, не скрываясь, посмеивался.

— Зачем ты поперлась в таком платье на стриптиз? Нового опыта захотелось?

— Чем тебе мое платье не нравится?

— Да наоборот, нравится. — Этот гад уставился на мою грудь, затем ухмыльнулся.

Я только головой покачала и отвернулась к окну. Правда, подивилась вслух:

— Какой же ты... бабник.

— Что ты пристала к этому слову? Не бабник я, а нормальный мужик.

— Нормальный? — Я снова к нему повернулась. — Не успела твоя стюардесса улететь, ты уже стриптизершу щупаешь, а теперь на мою грудь пялишься. И это называется — нормальный?

— К твоему сведению, да. Почему нет? Я приехал отдыхать. Молодой, красивый, неженатый...

— Моя тётя венеролог, она всегда так описывает своих пациентов — молодые, красивые и неженатые.

Сашка поторопился сплюнуть через левое плечо.

— Да типун тебе на язык. Я очень ответственно отношусь к своему здоровью.

— Я заметила.

— И нечего иронизировать.

— Не ир... рини... — Захотелось выругаться в полный голос, особенно на Сашкин смех. Но язык у меня заплетался, и глаза, если честно, закрывались. Ленка вон уже спит и даже сопит. Хорошо ей.

— Итак, она звалась Татьяной, — начал он с выражением, а встретив мой взгляд, пыл поубавил. За ухо себя пару раз дернул, при этом разглядывал меня, хорошо хоть, ниже лица его взгляд теперь не опускался. — Почему я тебе так не нравлюсь?

— Мне кажется, я уже не раз это объясняла.

Он усмехнулся.

— Потому что ты считаешь меня бабником?

— Не люблю таких.

— Ты меня просто плохо знаешь.

— И слава Богу.

— Нет, это даже обидно.

— Приехали, — с облегчением выдохнула я, заметив огни отеля впереди.

— Вашу руку, мадам, — насмешливо проговорил Саша, когда распахнул заднюю дверь, и протянул ко мне руку. Я хотела ее оттолкнуть, но потом испугалась, что силы свои переоцениваю, и решила так сразу не отказываться. Правда, поторопилась отстраниться от мужчины, как только поняла, что твердо стою на ногах. А вот Ленку Саша из такси вытащил, подумал, подумал и подхватил мою сестрицу на руки. Хотя там и подхватывать-то особо нечего, она весит меньше хорошего барана. Вот меня бы попробовал подхватить... Досадливо поморщилась и поспешила за Сашкой, мечтая, наконец, добраться до постели и уснуть мертвым сном. И пусть мне завтра будет плохо, но я буду лежать в своей постели, и никто меня не будет дергать. Ленка тоже будет страдать похмельем. Вот только выпроводить Сашку из номера оказалось не так-то просто. Он отнес Ленку в её комнату, положил на кровать, я поторопилась туфли с нее снять, окинула взглядом её хрупкую фигурку на постели, и решила, что если сестрица завтра проснётся в мятом платье, то это будет ей хорошим уроком. Надо меньше пить!

Мне самой безумно хотелось добраться до кровати. Я даже туфли с ног скинула, как только вышла из Ленкиной комнаты. Прошлепала босиком в маленькую гостиную, между нашими спальнями, поискала глазами графин с водой, и только тогда заметила нашего спасителя, который стоял на балконе и смотрел вдаль. Если честно, я немного растерялась. Почему-то думала, что мавр сделал своё дело, и как хороший человек оставил пьяных девушек в покое, а он — нет, остался, в ожидании награды, видимо.

Саша обернулся, когда услышал, как я краем графина о бокал неосторожно звякнула. С большим интересом наблюдал за тем, как я жадно пью, после чего посоветовал:

— Забери его к себе в спальню.

Я жестом попросила его замолчать.

— Не говори мне ничего.

Он усмехнулся. Облокотился на перила, окинул меня заинтересованным взглядом.

— Думаю, не ошибусь, если скажу, что ты росла послушной девочкой.

— И почему не ошибешься?

— Заметно, что тебе не хватает опыта в подобном виде отдыха.

— Что уж тогда о моей сестрице говорить, — пробормотала я, но Саша услышал и неожиданно возразил:

— А не скажи. Знаешь, почему она там лежит?

— Потому что напилась.

— Вот именно. А ты осторожничаешь. Ты думаешь о последствиях.

Я руку в бок упёрла, вдруг оступилась, но поторопилась выпрямиться.

— То есть, мне тоже надо было там лежать? Ты бы двоих не дотащил.

Он в номер вошёл, улыбнулся как-то особенно озорно, а когда сделал следующий шаг, я невольно отступила. Указала рукой на дверь.

— Иди к себе. — Кинула взгляд на часы, и ужаснулась: — Три часа?

— Профессионалы раньше шести не расходятся.

— Я не профессионалка, — отозвалась я, не подумавши. Голову повернула, потому что Сашка за моей спиной оказался, а когда он рассмеялся, нахмурилась. — Ты мне не нравишься, — призналась я.

— Я как-нибудь переживу. Прими холодный душ, возьми в спальню воды и ложись спать. Не забудь шторы задёрнуть, а то твой завтрашний день начнётся плохо.

Я натянуто улыбнулась.

— Ты просто кладезь знаний.

— У меня опыт большой.

— И почему меня это не удивляет?.. — Я отправилась вслед за Сашкой, чтобы запереть дверь номера, а он вдруг обернулся, посмотрел на меня, а пальцем зацепил вырез моего декольте и потянул на себя. Я рот от удивления открыла, но вместо того, чтобы нахала от себя оттолкнуть, на палец его уставилась.

— Скажи мне "спасибо".

— Спасибо тебе, — сказала я, стукнув его по руке. — За то, что не удержался и меня облапал.

Сашка рассмеялся.

— Я ещё даже не начинал.

Я его от себя оттолкнула.

— Иди уже. — И поторопилась захлопнуть дверь. Послал же Бог помощничка. Я вырез на платье поддёрнула, всё ещё ощущая кожей мужское прикосновение, головой тряхнула, пытаясь избавиться от смущения, и, прихватив с собой графин с водой, ушла в свою спальню.

Утром, если час дня можно назвать утром, меня разбудила Ленка. Шлепнулась на мою постель, звякнула графином с водой, а через полминуты тяжело задышала, пытаясь отдышаться. И тогда уже легла рядом со мной.

— Тань, — позвала она после паузы.

Мне очень не хотелось открывать глаза, но знала, что сестрица не отстанет, и поэтому отозвалась невнятным угуканьем.

— Как мы в отель попали?

Я перевернулась на спину, глаза потёрла и, наконец, их открыла.

— Лена, это просто безобразно, напиваться до такой степени.

— Да ладно... И так фигово, а ты ещё мораль читаешь. Мы ведь вернулись... Значит, мы молодцы.

Я посмотрела на неё, отметила неестественную бледность, и решила её разочаровать:

— Это я вернулась, на своих ногах, хочу заметить. А тебя Сашка на руках до кровати нёс.

— Правда? Надо же... молодец какой.

— Он не молодец, он абсолютно развратный тип. — Я положила на лоб ладонь и пожаловалась: — Как голова болит.

— А у меня на платье пятно странное. — Ленка не глядя потерла свой живот. — Интересно, от чего...

— На самом деле интересно? — язвительно поинтересовалась я, и с кровати поднялась. Точнее, села для начала, секунду помедлила, прислушиваясь к себе, и после этого уже спустила ноги на пол. Кажется, я жива.

В номере мне не сиделось. И если Ленка, приняв душ, снова повалилась в постель, то я решила спуститься к бассейну. Смысл в номере сидеть? Что тут голова болит, что там болеть будет, но там всё же приятнее — свежий воздух, солнце и вода, пусть и в бассейне. Но в одиночестве я и получаса не провела. С удобством устроилась в шезлонге, надела темные очки и почти дремала, не обращая внимания на людей вокруг, но потом на соседней шезлонг кто-то сел и на меня уставился. Нагло так, пристально, и я не выдержала, глаза открыла и посмотрела.

— Как самочувствие? — поинтересовался Сашка.

— Голова болит.

Он протянул мне бокал с пивом.

— На, полегчает.

Я сомневалась пару секунд, а потом решила, что Сашка всё-таки эксперт в этом вопросе, и бокал приняла, хотя, если честно, я не фанат пива. Но сегодня оно мне понравилось, я сделала несколько больших глотков, и только Сашка меня остановил.

— Стоп, стоп. Не увлекайся, а то опьянеешь. — Бокал у меня забрал и стал сам пить. Потом на своём шезлонге разлёгся, крякнул от удовольствия. Не знаю почему, но он меня раздражал. Именно тем, что ему всегда было хорошо и удобно. Он жизнью наслаждался, а я от вида его довольной физиономии напрягалась.

— Ты всегда один отдыхать ездишь?

Он прохладный бокал на живот себе поставил, а когда я вопрос задала, удивлённо посмотрел.

— Нет, конечно. Тебе просто повезло в этот раз.

Я отвернулась от него.

— Лучше бы я не спрашивала.

— Ленка твоя как, жива?

— Опять спит.

— Правильно.

Он лежал, закинув одну руку за голову, потягивал пиво, а я была уверена, что из-за стекол темных очков, мои ноги разглядывал. Я даже края парео постаралась стянуть.

— А вы откуда приехали? — спросил Сашка, когда я лишила его занимательного занятия.

Я не сразу ответила, не зная, стоит правду сказать или нет, и, в итоге, соврала. Не то чтобы хотела это сделать или чего-то опасалась, просто машинально назвала название соседнего областного центра, тоже расположенного недалеко от столицы. И тут же поинтересовалась:

— А ты?

— Москва, — запросто отозвался он.

Я едва слышно хмыкнула.

— И почему я не удивлена?

— А почему ты не удивлена? — переспросил он.

— Наверное, потому что ты похож на москвича.

— Сейчас ты скажешь, что терпеть не можешь москвичей, — догадался он.

А я плечами пожала.

— Да нет, почему...

— Потому что ты всё во мне терпеть не можешь. И я не понимаю почему. Обычно женщины от меня в восторге.

— Вот видишь? Значит, ты можешь не расстраиваться из-за одной ненормальной.

Сашка рассмеялся.

— Наверное, — согласился он. Поднялся, поставил пустой бокал на землю, потом с хрустом потянулся. — Поплаваем?

Я головой покачала, стараясь смотреть в сторону, а не на него.

— Нет, я не очень хорошо себя чувствую и, вообще...

— Что?

Он так смотрел на меня с высоты своего роста, разглядывал, ухмылялся, что я, не сдержалась, и пихнула его ногой. Вскользь, правда, насмешила Сашку, а потом наблюдала за тем, как он к бортику бассейна направляется. Идет и оглядывается, видимо, девушек в бикини разглядывается. Невыносимый тип. Но в шортах смотрится очень даже... Я поторопилась глаза отвести. Это странно, но сколько бы я не говорила себе, что Сашка — невозможный тип, как раз такой, от которых меня папа обычно предостерегает, но наше с ним общение вызывает странное волнение во мне. И разглядываю я его исподтишка. Сама себя ругаю, понимаю, что он только этого и добивается, но сестрица всё же права — что-то в нём меня притягивает. Наверное, именно наглость. Иногда и у хороших девочек случается затмение, и их тянет к плохим мальчикам. Но мне ведь не нужны неприятности? Или в отпуске неприятностей не бывает, на то он и отпуск?

К вечеру мы с Ленкой оживились и даже проголодались. Она позвонила своему Фреду, который сознался, что потерял нас и даже беспокоиться начал, и согласилась с ним поужинать. Мы встретились в ресторане, сестрица выглядела довольной и при встрече временного возлюбленного поцеловала, при виде этой картины я закатила глаза и отвернулась. Присела за столик и стала смотреть на сцену, на которой, как оказалось, проходил конкурс караоке.

— Как можно ужинать в такой атмосфере? — удивилась я вскоре, и поморщилась. — У неё совершенно нет слуха, а она петь вызвалась.

— Не все относятся к себе так критично, как ты, — усмехнулась Ленка, и помахала рукой Сашке, который только что вошёл в зал. Он был в одиночестве, а зная его нахальство, я совсем не удивилась, когда он уверенно направился к нашему столику и без разрешения присел рядом со мной.

— Вы уже заказали?

Я в полной безнадёге протянула ему меню. Подождала, пока Ленка его с Фредом знакомила, затем отдала папку. И тут же отвернулась, снова стала смотреть на сцену. И не сразу поймала себя на мысли, что Сашка с Фредом по-английски разговаривает, причем, совершенно не напрягаясь. Подозрительно на него покосилась. Он заметил и удивлённо вздернул брови, как бы спрашивая, что меня заинтересовало. А через некоторое время повернулся ко мне, руку на спинку моего стула положил и поинтересовался:

— Ты петь умеешь?

Я глянула на него поверх бокала с вином, после чего решительно покачала головой.

— Нет.

— Совсем? — растерялся он.

Я сладко улыбнулась.

— Уверена, что до твоих вокальных данных мне далеко.

Сашка хмыкнул.

— А я хорошо пою.

Я с сестрой переглянулась и указала на этого нахала рукой.

— Что я говорила?

Ленка махнула на нас рукой.

— Хватит вам пререкаться. — Затем обратилась к Сашке. — Поёт она на самом деле не очень.

Я возмутилась.

— Лена!

А Сашка рассмеялся, причем весьма довольно. А я пожелала ему приятного аппетита, когда официант перед ним тарелку поставил, и от всей души понадеялась, что он не подавится.

Петь Сашка всё-таки пошёл, я назвала его выпендрёжником, а он пообещал петь для меня.

— Ты посмотри, что делает, — сказала я сестре, а та, погладив Фреда по щеке, мне негромко сказала:

— Таньк, переспи с ним.

Я уставилась на кольцо на своём безымянном пальце. Повертела его. Ленка, наблюдая за мной, продолжила:

— Это самый верный вариант для тебя. Вернешься домой, зная, что на свете есть другие мужики, кроме твоего Вовчика.

Я на стуле развернулась, посмотрела на Сашку, который выравнивал для себя микрофон. Потом вдруг голову поднял, и взгляд мой поймал. Указал на меня пальцем, усмехнувшись. Я уже говорила, что ненавижу самоуверенных, безбашенных и бессовестных типов? В Сашке все эти качества сошлись, впервые подобный экземпляр встречаю. И он сам себя называет нормальным мужиком, полностью нормальным, во всех смыслах. То есть, по Сашкиному мнению, порядочные, трезвомыслящие и интеллигентные мужчины в этом мире перевелись. Об этом я сестре и поведала, когда мы с ней в туалет вышли, и она снова принялась нашёптывать мне на ухо всякие непристойности.

— Ты опять не о том думаешь, — прервала меня Ленка. — Какое тебе дело до его моральных качеств? Тебе же не замуж за него выходить. А всё остальное он умеет очень хорошо, поверь моей интуиции.

Я даже рассмеялась. Ленка с такой уверенностью рассуждала о Сашкиных сексуальных способностях, что тот, услышав, наверняка бы порадовался. Но в итоге я пожаловалась:

— Не могу я так.

— Ага, — хмыкнула сестрица и наклонилась ближе к зеркалу, начала губы подкрашивать. — Тебе по любви надо.

Я прислонилась к стене, взгляд в пол опустила.

— Наверное.

— Ну и дура.

Я усмехнулась, но совсем невесело, и повторила тише:

— Наверное.

Из ресторана мы уходили порознь. Ленка с Фредом ушла, якобы на романтическую прогулку, но я заподозрила сестрицу в умысле, она, наверняка, специально оставила меня с Сашкой наедине. Я еще вслед ей посмотрела, выразительно так, но эта негодяйка даже не обернулась, только ручкой мне сделала. Немца своего под руку подхватила и ушла с ним с ним в темноту, в сторону пляжа. А мы с Сашкой у бассейна остались. Я смотрела в ту сторону, в которой Ленка со своим ухажёром скрылась, а Сашка на меня смотрел. И улыбался. Улыбался так, словно тоже всё понимал. И ждал развития событий. Ему, кажется, искренне любопытно было, как я себя поведу. Я под его взглядом немного занервничала, руку машинально подняла, чтобы до кулона на груди дотронуться, была у меня такая привычка — украшения теребить в момент волнения, но я вовремя опомнилась и руку опустила. На Сашку посмотрела. Тот стоял, сунув руки в карманы брюк, разглядывал меня, склонив голову на бок, и усмехался.

— Чем займемся?

— Даже и не знаю, — проговорила я негромко. — Ты сегодня программу, явно, перевыполнил. Даже спел. Что ещё?

— Вот и я думаю. Чем ещё мне тебя удивить?

— Ты бы меня удивил, если бы удержался от очередной пошлости. Я пойду в номер. — Я шаг в сторону сделала, а он меня обратно развернул.

— Тань.

Кажется, он впервые меня по имени назвал. Вроде, что странного, когда человек обращается к тебе по имени, да? А я удивилась. И обернулась на него, взглянула растерянно.

— Как мне заставить тебя расслабиться? Ты всегда на чеку. Это черта характера или жизненный опыт сказывается?

— И то, и другое, наверное.

Он как-то незаметно для меня придвинулся, подбородок мне приподнял и принялся меня разглядывать, как экспонат в музее.

— Когда вы уезжаете?

— В следующую субботу.

— И кто тебя дома ждет? Бывший муж?

Сашка водил пальцем по моему лицу, легко, едва касаясь, но это не давало мне сосредоточиться. Даже в горле запершило от волнения. Я старалась отворачиваться, но получалось, что я только хуже делаю — то одну щеку ему подставляю, то другую. Услышав про бывшего мужа, я немного удивилась, но потом вспомнила, что Ленка напридумывала, пытаясь объяснить мою чрезмерную осторожность и нежелание общаться. Ну что ж, правда в её словах есть, Вовка почти что муж, и уж точно теперь бывший.

Мимо бассейна прошли люди, я обернулась, а Сашка меня в сторонку отвел. Всего на пару шагов, а нас темнота, как покрывалом накрыла. Я постаралась освободиться от его рук и отступить на шаг, хоть на шажочек.

— Никто меня не ждет, — ответила я на вопрос. — Ты доволен?

— Нет. Почему я должен быть доволен этим? Но ты такая смешная. — Он на самом деле усмехнулся, а потом прижался лбом к моему лбу. Его дыхание коснулось моих губ, и это было до безумия странно — мужское дыхание на моём лице. Дыхание чужое, незнакомое, горячее. От Сашки пахло коньяком и корицей. Между прочим, от моего яблочного пирога, который он бессовестно съел, хотя попросил только попробовать. Что это за мужчина, который на третий день знакомства ест из моей тарелки? С кем только судьба не столкнет, честное слово. Но его замечание о том, что я, видите ли, смешная, задело.

— Почему?

— Потому что страдаешь из-за какого-то идиота, который тебя не оценил.

— Ну, я не настолько уверена в себе, как ты, конечно.

— И зря. — Сашка вдруг поцеловал меня, коротким быстрым поцелуем, я даже среагировать не успела, а он уже отстранился. — Хочешь, я тебя научу себя любить?

Я засмеялась.

— Меня будет обучать сам мастер?

— Вот видишь, ты сама все понимаешь.

— Ненавижу бабников, — успела проговорить я, прежде, чем он меня поцеловал.

3.

Ленка подошла ко мне и протянула высокий стакан с коктейлем. Присела на соседний шезлонг, бросила выразительный взгляд за мою спину, а потом опустила на глаза темные очки. Правда, не скрываясь, усмехнулась.

— Он спит?

Я посмотрела на Сашку, который лежал на шезлонге за моей спиной, на животе, одна рука была безвольно опущена и касалась теплого песка. Я окинула мужскую фигуру изучающим взглядом, после чего безразлично пожала плечами.

— Вроде.

— Не сплю, — сообщил Саша, вот только глаз так и не открыл. Щекой прижимался к подголовнику шезлонга, и лишь вздохнул, прежде чем спросить: — Обед скоро?

Ленка не на шутку развеселилась.

— Ты проголодался, бедный? Ну да, ну да, надо же откуда-то силы черпать. — Она закинула ногу на ногу, покрутила в руке стакан, разглядывая листья мяты на дне. — Кстати, сегодня я вас ночевать не пущу. Или сама к Фреду уйду. Это просто невозможно.

Я непонимающе нахмурилась, а сестрица, без всякого стеснения, пожаловалась:

— Ну, правда. Всю ночь — то он стонет, то ты. Я всерьёз подумывала среди ночи из номера убраться.

Я глаза на Ленку вытаращила, и, не обращая внимания на смех за спиной, показала ей кулак.

— Ты что говоришь-то? — шикнула я.

Ленка скривилась.

— Тебя бы на моё место.

— Ей и на своём хорошо, — веско заметил Сашка.

Я глянула на него через плечо и поинтересовалась:

— Ты, кажется, спал? Вот и спи.

— Я есть хочу. Как я могу спать? — Он глаза открыл, на спину перевернулся, а сам на меня поглядывал, со значением. Я даже хмуриться начала, не понимая, что его так веселит.

— Ты доволен, да?

— Да.

Я к сестре повернулась.

— Лен, вот зачем ты при нём такие вещи говоришь? Ему ведь только этого и надо. Бабник.

Сашка выглянул из-за моей спины.

— Скажи ей наконец, что я не бабник.

Ленка приспустила очки, невинно моргнула, глядя на меня, и сообщила:

— Он не бабник.

— Ага. Он профессионал. Как это называется? Кобель?

Ленка рассмеялась, а Сашка поднялся и несильно сдавил широкими ладонями мою шею. Встряхнул слегка, а потом поцеловал в щёку.

— Злая ты женщина, Татьяна.

Отвечать я не стала, а Сашка меня отпустил и потянулся, потом зевнул. Головой покрутил, оглядываясь.

— Пойдёмте уже в ресторан, я есть хочу.

Надо признать, что я начала входить во вкус. Иногда украдкой наблюдая за Сашкой, ловила себя на мысли, что не раскаиваюсь. Хотя, помнится, в первое утро, проснувшись рядом с ним, на полном серьёзе схватилась за голову. Себя не узнавала, если честно. Я, по своему характеру, не склонна к авантюрам. А такой человек, как Сашка, сам по себе авантюра. С ним нельзя рассчитывать на что-то серьёзное. Но Ленка права: для курортного романа он вполне подходит. Легкий по натуре, веселый, заводной, в нужный момент нежный и настойчивый одновременно — мечта, а не любовник. И я себе буквально приказала: не смей раскаиваться. Тебе же хорошо, так за что себя можно винить? Нужно взять от этого отпуска всё, что возможно.

Правда, я думала, что через день-два мы с Сашкой разбежимся в разные стороны, уж он-то точно поспешит найти себе новое развлечение, но, как ни странно, мы, на самом деле, подружились, если можно сказать такое о людях, которые спят вместе. За неделю ни на одну экскурсию не съездили, хотя, отправляясь в Испанию, я целый список мест составила, в которых хочу побывать. Но как можно куда-то успеть, если засыпаешь под утро, а просыпаешься к обеду? Да еще Сашка три вечера подряд пытался научить меня правильно пить текилу, и поэтому наутро я была не транспортабельна, во всех смыслах. Зато вечера мы проводили весело, каждый вечер как последний, словно завтра на работу, и надо успеть отдохнуть на год вперед. Надо признать, первый раз за всю жизнь я так отдыхала. За один вечер мы могли зайти в пару-тройку баров, а потом закончить вечер в клубе, и это не считая посещения ресторана перед всем этим. И Фред, не привыкший к такому алкогольному и моральному разгулу, в последнее время выглядел усталым, что сказывалось на личной жизни моей сестрицы, за что, видно, мне и доставалось от неё ехидства в полной мере. Сашка, в отличие о Фреда, развлекаться не уставал. Сразу видно — у человека большой опыт. Иногда я только смеялась, наблюдая за ним, но, признаться, приходилось постоянно поддерживать себя в тонусе, чтобы соответствовать. Но я, видно, была в ударе, потому что сама себя не узнавала, и "подвиги" я совершала с легкостью, а главное, с большим желанием веселиться.

Несколько раз я всерьёз задумывалась о том, кто Сашку в Москве ждет. Исподтишка разглядывала его безымянный палец правой руки, пытаясь понять, есть на нём след от обручального кольца, которое он снял перед тем, как в самолет сесть, или он не врет и на самом деле не женат. Сашка мне в первую ночь поклялся, что чист. Так и сказал:

— Зуб даю. — А насторожило меня то, что на следующий день зуб у него заболел. Я еще так на Сашку глянула, что тот поклялся вторично: — Это просто случайность.

Иногда, задумываясь, поверить не могла, что у меня действительно курортный роман. Никогда не думала, что способна на подобное безумство. Свести настолько близкое знакомство с чужим, незнакомым человеком, с одной единственной целью — хорошо провести время, а потом, спустя неделю, две, расстаться и не увидеться больше никогда. Для меня отношения всегда были очень важны, я знала, что их надо строить, над ними надо работать, а курортный роман — это что? Чистой воды эгоизм.

В последние несколько дней я старательно прислушивалась к себе, но, кажется, глупости я сделать не собиралась. Сашка, конечно, классный: видный, веселый, разумный, и хотя бабник, но не сволочь. И, судя по всему, человек он состоятельный, иначе с такой легкостью деньгами бы не разбрасывался. Но влюбиться в него, при всех его положительных качествах, а уж тем более беря во внимание огромное количество отрицательных, что, порой, бывает куда более притягательнее, я не собиралась. И, слава Богу, я вам скажу! К тому же, всё-таки он не в моём вкусе. В том смысле, что я слишком разумна, чтобы выбрать в спутники жизни кого-то на него похожего. Родители бы точно с ума сошли, решили бы, что я окончательно отчаялась найти положительного, воспитанного и уравновешенного молодого человека, в будущем которого можно быть уверенной. Они мечтали о таком зяте, ну а я, собственно, чтобы не отставать и подпитывать их надежды и чаяния, о таком муже.

Вчера, подшофе, я Сашке зачем-то разболтала об этой совершенно нормальной, на мой взгляд, женской мечте. Мы лежали в постели, Сашка голову рукой подпёр и задумчиво хмыкнул.

— Мне не нравится твоя мечта, — сказал он, наконец.

— Конечно, не нравится, — вроде бы удивилась я. — Был бы ты женщиной, ты бы меня понял.

— Хочешь сказать, что все женщины о подобном мечтают?

— Думаешь, нет? Об идеальном мужчине все мечтают, это точно.

Сашка моргнул, потом окинул меня долгим взглядом. Хмыкнул. А следом сунул руку под одеяло и прихватил меня за бок. Я завозилась, попыталась отодвинуться, но он был сильнее и проворнее. К тому же, я щекотки боюсь, что он уже выяснил и вовсю этим пользовался, негодяй! В итоге я оказалась посреди постели, без одеяла, и хохочущая. Да, кажется, Ленка права, и вели мы себя вчера шумновато...

— Но сейчас же ты не думаешь об идеальном мужчине, я прав?

Я руки освободила, и обняла его за шею.

— Во-первых, — начала я вкрадчиво, — нельзя всю жизнь прожить, как мы последнюю неделю, а во-вторых, ты тоже кое в чем идеален.

Он нахально ухмыльнулся.

— Так вот в чем дело?

Я кивнула и негромко взвизгнула, когда он меня за ухо укусил.

— Хоть что-то, — сказал Сашка, перестав терзать моё бедное ухо. — Признание заслуг. — Пару секунд вглядывался в моё лицо, а после вдруг сказал: — Мне кажется, у тебя был хреновый муж.

— Почему?

— Я бы, на его месте, тебя давно испортил. Тебе это идет.

Я даже не поняла, как реагировать на это заявление, а Сашка ничего и не требовал, поцеловал, и я решила, что лучше всего сделать вид, будто ничего не слышала. Хотя, эти слова отчего-то запали мне в душу.

Когда-то в юности, лет в пятнадцать, мы с Дашкой развлекались тем, что составляли планы на свою будущую жизнь. Не в том смысле, что серьёзные: куда мы учиться поступим или в каком возрасте выйдем замуж и родим первого ребенка, а совершенно хулиганские, на мой взгляд, списки, которые ни в коем случае нельзя показывать родителям, иначе они с ума сойдут от беспокойства и, скорее всего, заранее поставят на будущем своего потомства крест. Конечно, вот скажи моему папе, что я в пятнадцать лет всерьёз раздумывала о том, что хочу заняться любовью с любимым человеком на пляже, под звездами и под шум волн. Или научиться танцевать стриптиз! Не всерьёз, конечно, но, как в кино, в нужный момент выйти, и сразить всех мужчин в зоне видимости наповал. Папа бы точно за сердце схватился. Особенно, из-за моих желаний, почему-то меня всегда воспитывали с особым усердием, уж не знаю, с чем это связано. Но к чему я всё это говорю? К тому, что все эти списки я давно выкинула — и из памяти, и из ящика своего стола. А вот после знакомства с Сашкой вспомнила о них. Наверное, потому, что именно с ним я осуществила сразу несколько пунктов. Кстати, про пляж тоже, но об этом не надо, об этом немного стыдно, нас тогда почти застукали... Но в эту неделю меня не оставляли удивительные ощущения, я чувствовала себя необъяснимо свободной, от всех запретов и предрассудков. Словно я — не я, и все правила и запреты дома остались.

Но Сашка плохо на меня действует, это факт.

Зато насколько уверенно я чувствовала себя, входя с ним в зал ресторана или ночного клуба. Он держал меня за руку, и я ни о чем не переживала и не беспокоилась. Даже о том, как мы потом до отеля доберемся. Всегда добирались, и это была заслуга именно моего благоверного. Ему всегда удавалось контролировать ситуацию, что меня безмерно удивляло. Чувствовались в нём не дюжие организаторские способности. Я даже заинтересовалась и решила полюбопытствовать, но Сашка лишь рассмеялся и сообщил, что он миллионер.

— Я же серьёзно, — обиделась я.

— И я. Что, не похож?

Я отвернулась от него, не собираясь с ним спорить и участвовать в его играх, а он меня обнял, и мы вместе направились к входу в ресторан. Вот такой он тип, совершенно сомнительный, к тому же выдумщик. Разве можно его всерьез воспринимать? Нельзя, конечно, но когда я ему в глаза смотрела, то очень хотелось. Мечты, мечты... О таких, как Сашка женщины легенды слагают. Они появляются внезапно, нарушают покой, и исчезают также быстро, оставляя после себя приятные воспоминания.

— Танька, посмотри на меня. — Сестрица за подбородок меня схватила и заставила смотреть ей в глаза. — Ты соображаешь?

Я руку ее оттолкнула.

— Более чем. В чём дело?

— В том, что не надо тебе так на него смотреть.

Я залпом выпила полстакана воды, что поставил передо мной бармен. Делала глоток за глотком, а сама время тянула, чтобы на Ленку не смотреть. Нужно было достоверно изобразить недоумение.

— А как я на него смотрю?

Ленка страшно вытаращила на меня глаза.

— Вот так. Это нехорошо. Не нужно нам повторения истории с Вовчиком.

Теперь уже я удивилась.

— С ума сошла? Это же Сашка!

— Вот именно, — кивнула сестрица, и, кажется, вздохнула с облегчением после моего восклицания. Снова начала пританцовывать и попросила себе ещё один коктейль. — Это Сашка, и ты не думаешь в него влюбляться.

— Нет, конечно.

— Хорошо, так держать. А то я тебя знаю...

На это заявление я решила никак не реагировать, к тому же подошёл виновник Ленкиного беспокойства, для начала поцеловал меня, а потом допил воду из моего стакана. Браво поинтересовался:

— Чего стоим?

— Танцуем, танцуем, — возразила Ленка и ловко влилась в толпу веселящихся людей.

— В чем дело? — поинтересовался Сашка, продолжая смотреть мне в лицо.

Я покачала головой.

— Нет? — переспросил он. — Я видел, как она...

Я обняла его за шею, на цыпочки приподнялась и поцеловала его в губы. Всё для того, чтобы отбить у него желание выяснять подробности женских разговоров. От Сашки пахло текилой, он немного раскраснелся, но взгляд ясный, и сам он был бодр и полон сил, словно время не перевалило за полночь, и мы не отплясывали в этом клубе уже два часа.

— Ленка пьяная, — проговорила я ему на ухо.

Он заинтересованно вздернул брови.

— А ты?

— И я, — не стала я отнекиваться. — Но чуть-чуть.

— Чуть-чуть, — проговорил он мне в губы, передразнивая. И я рассмеялась, когда он развернул меня в танце.

В один из вечеров я даже решилась спеть в караоке. Насмотрелась на Сашку, наслушалась сестрицу, и решила, что я пою не хуже неё, просто стесняюсь и зажимаюсь больше. А когда это исправлять, как не во время этого отпуска? Возможно, мне больше не представится такой возможности, возможно, я больше никогда не решусь. Когда я заявила, что тоже хочу спеть, Ленка не на шутку удивилась, но отговаривать не стала, наоборот зааплодировала, как только я поднялась. Я показала ей кулак, она успокоилась, а вот Сашка захохотал. Ему пришлось дать подзатыльник. Недолго мудрствуя, я выбрала известную песню, которую с юности обожаю, меня даже не смутило то, что она на английском. Но, как мне кажется, слова знают даже те, кто по-английски ни словечка не понимает. А уж я, с годичным курсом изучения за плечами, неужели не спою? Всех сражу своим произношением и вокалом заодно, я настроена на победу. Сашка улыбался, глядя на меня из зала, потом кулак вверх поднял, в знак поддержки. Почему-то мне не стыдно было перед ним опозориться. Перед всеми стыдно, а перед ним нет. Поэтому я приказала себе на него не смотреть, чтобы не рассмеяться ни с того, ни с сего, обводила взглядом посетителей бара и пела, радуясь тому, что голос не дрожит. Правда, на Сашку всё же глянула, причём в такой момент песни, в который обычно хочется пустить слезу и в томлении прижать руки к груди. И поэтому, как только музыка стихла, поторопилась рассмеяться, чтобы все не подумали, что я всерьёз растрогалась. А когда Сашка встретил меня на полпути к столику и подхватил, приподняв от пола, я, смеясь, пропела ему в лицо, повторяя, первые строчки из "Касабланки".

— Я молодец? — И сама себя поторопилась похвалить: — Я молодец!

— Я даже не ожидала, — призналась поражённая Ленка. — Ты, оказывается, петь умеешь.

— Я много чего умею, — решила я повредничать. — Саш, подтверди.

— Подтверждаю, — с готовностью отозвался он. — А чего не умела, я её всему научил.

Я повернулась к нему, возмущённая, а этот гад рассмеялся.

— Что? Я комплимент тебе сделал!

— Не заметила.

Но всё когда-нибудь заканчивается. И наша неделя прошла быстро, я даже не заметила, как время пролетело. Приближалась суббота, день нашего с сестрицей отъезда, и я начала задумываться о том, как нам с Сашкой проститься. Совершенно не представляла, как это делается. Собрать вещи, сказать "прощай" и уехать с лёгким сердцем? Или ещё "спасибо" ему сказать, за приятное времяпрепровождение. Я даже подумала у Ленки совета попросить, но что-то меня остановило. Наверное то, что Ленку я знала хорошо, и примерно представляла, что она мне посоветовать может. А еще точно знала, что воспользоваться её советом не смогу, воспитание не позволит. Так что, я уж как-нибудь сама.

К тому же, я мысленно негодовала из-за Сашкиного спокойствия. Его ничто не волновало, и спал он спокойно, в буквальном смысле. Это немножко обижало. Не должно было, но я чувствовала неприятное жжение в душе. Недовольство собой, ситуацией, и подозревала его в бездушии и огромном опыте прощаний подобного рода. Но с собой ничего поделать не могла, и приглядывалась, присматривалась к нему, и то, что видела, мне не слишком нравилось. Может, и к лучшему побыстрее расстаться, разъехаться в разные стороны, чтобы мне больше не пришлось изводить себя мыслями о том, как все это будет и что мне нужно будет сделать и сказать.

— Хочешь, съездим завтра на экскурсию? Куда ты там хотела?

— Я уже и не помню, — призналась я, чем вызвала его смех. Обняла за шею, чтобы взглядом с Сашкой не встречаться, и стала смотреть на стремительно темнеющий горизонт. Мы гуляли по пляжу, к вечеру он совершенно опустел, и нам никто не мешал. Прохладный песок холодил мои ноги в открытых босоножках, да и ветерок подул прохладный, и я к Сашке прижалась, не боясь показаться чересчур трепетной и сентиментальной.

— А ты вспомни, — посоветовал он.

— И ты встанешь в восемь утра, чтобы поехать со мной в другой город?

Сашка отстранился, чтобы в лицо мне взглянуть. Удивился.

— Конечно. Если надо, я встану и в семь... и в шесть.

Я только улыбнулась.

— Какие жертвы.

Он наклонился, поцеловал меня.

— Ты заслужила.

Я рукой по его коротким волосам провела, задумалась, о том, о чем думать мне не следовало, и поторопилась вдохнуть поглубже, чтобы сбросить с себя отрешённость.

— Замерзла? Пойдём в номер.

Сашка жил в двухкомнатном "люксе" двумя этажами выше нашего номера. Мы почти каждую ночь проводили здесь, мне нравился номер, нравилась просторная ванная комната с круглой ванной, нравился вид с балкона, гораздо больше, чем из своего номера, но именно в этот вечер я оглядывала интерьер, словно впервые здесь была. Или запомнить пыталась. К Сашке приглядывалась, мысленно гадая и даже дивясь тому, что судьба нас свела. При обычных обстоятельствах я никогда бы не обратила на него внимания, я всегда ждала от мужчин серьёзности и обстоятельности, а Сашка... Сашка — это Сашка. И от этого почему-то было неимоверно грустно.

Я наблюдала за тем, как он раздевается, рубашку снял, как только мы в номер вошли, потянулся и даже зевнул. А я на диване устроилась, босоножки с ног скинула, и ноги под себя поджала. Расправила подол платья на коленях, а потом улыбнулась, когда поняла, что Сашка на меня смотрит.

— Так что насчет завтра?

Он стоял надо мной, уперев руки в бока, а я, чтобы скрыть от него свои мысли, на диване вытянулась, думаю, получилось соблазнительно, потому что Сашка ухмыльнулся.

— Не хочу никуда ехать, — сказала я. — Хочу поваляться в постели и полениться в последний день отпуска.

— Тоже верное решение.

— В конце концов, не в последний раз я в Испании. Надеюсь. В следующий раз приеду осматривать достопримечательности.

Он на край дивана присел, и мне пришлось чуть подвинуться. Смотрел на моё тело, а не в лицо, затем ладонь на мой живот положил.

— Меня пригласишь?

Я выдержала паузу, вроде, подыгрывая ему, а на самом деле всерьёз раздумывая. Но, в итоге, покачала головой.

— Нет. На тебя ведь никакой надежды. Ты опять будешь меня портить, а я думаю, что свою долю испорченности получила.

Сашка усмехнулся.

— Я не совсем согласен, но... кто я такой, чтобы спорить, правда?

— Правда, — негромко отозвалась я, когда он наклонился ко мне и прижался губами к моему плечу. Всё-таки Ленка права: я безнадёжна. Я всегда умудряюсь нажить проблем, и настырно ищу выход из заведомо безвыходного положения. Короче, не умею расслабляться и получать удовольствие. Вот и с Сашкой так получилось. Четко понимая, что он мне не нужен в реальной жизни, что не в моём вкусе, и мне, вообще, без него проблем хватает, мне всё равно вздумалось пострадать из-за того, что по истечении суток мы расстанемся и больше никогда не увидимся. Сашку вот ничего не беспокоит, ему нужен секс, моя улыбка и подтверждение того, что он "самый-самый". Я каждый раз говорила ему это смехом, но Сашка был доволен и на насмешку в моём голосе внимания не обращал.

— А ты когда уезжаешь?

— Не знаю, у меня пока отпуск.

— Отчего? — как бы между прочим поинтересовалась я.

— От работы, Тань. Прекрати дурацкие вопросы задавать. — Сашка ремень расстегнул, потом замер, раздумывая, следом руку ко мне протянул. — Пойдём в постель.

Это лишь эпизод в моей жизни. Я раз за разом себе об этом напоминала.

Утром я проснулась от Сашкиного голоса. Немного запуталась в одеяле, побарахталась, наконец сумела перевернуться на другой бок, на часы взглянула и закрыла глаза рукой. Десять утра. Поехали на экскурсию!.. А, я же отказалась.

Я приподнялась на локте и посмотрела на Сашку, который сидел на краю кровати, ко мне спиной, и разговаривал с кем-то по телефону. Кстати, я впервые видела его с телефоном. Его всю неделю никто не беспокоил, поэтом я и пришла к неутешительному выводу, что он бездельник и болтун. Люди, занятые важным делом, так надолго оторваться от работы не могут. Я искренне в это верила.

— Да не буду я, Вась. Я же говорил... Я перед отъездом обо всем договорился, и тебя, кстати, предупреждал, а ты мне теперь по ушам ездишь. Ой, ладно! — Сашка презрительно фыркнул. — А то я тебя плохо знаю. — Потом усмехнулся. — Нет, а я-то чего? Завьялова заставь, а то его бережёшь, а на мне ездишь. — Сашка одной рукой шею потёр, а потом вдруг обернулся на меня. Растянул губы в улыбке, хотя нечто такое в его глазах мелькнуло, что навело меня на мысль, будто он не слишком доволен тем, что я слышу его разговор. Но игриво подмигнул, и вернулся к разговору. — Вась, я постараюсь. Да, я хорошо постараюсь. Ты же меня знаешь... Тебе не стыдно? — вроде бы поразился он словам собеседника. А я ещё про себя удивилась, что он подобным тоном с каким-то Васей разговаривает. На Сашку это было не похоже. А он тем временем нащупал под одеялом мою ногу и погладил. Я ногой дёрнула и снова опустилась на подушки. Как-то нерадостно мне было этим утром: этот телефонный разговор, Сашка загадочный и враз ставший чужим, всё мне не нравилось.

С Васей Сашка распрощался, тепло и, я бы даже сказала, сердечно, телефон свой кинул на постель, ближе к своей подушке, а сам ко мне полез. Руками обхватил, потискал, пощекотал, добившись моего смеха, на руках подтянулся, поднимаясь надо мной и наклоняясь к моему лицу, чтобы поцеловать. Потом нырнул ко мне под одеяло. Я глаза закрыла, млея от его настойчивости, обняла, провела ладонью по его небритой, колючей щеке. Сашка целовал меня с чувством, со страстью и с каким-то особым пылом, закинул мою ногу себе на бедро. А когда поцелуй прервал, посмотрел на меня и сообщил:

— Кажется, я сегодня уезжаю.

Я моргнула. Если честно, в растерянности, и даже до конца не поняла, что он мне сказал. Только рука безвольно с его плеча соскользнула, сердце странно ёкнуло, но я всеми силами постаралась сохранить спокойное выражение на лице.

— Сегодня?

— Да, вечером. Я уже билет заказал. — Он смотрел на мои губы, пальцем их обвел, после чего игриво подмигнул мне. — Отпуск закончился, Танюш.

Мне хватило сил кивнуть.

— Кажется, да. Завтра вечером я буду дома. Даже не верится.

На самом деле не верилось. Когда Сашка в душ ушёл, я осталась лежать, ощущая полное бессилие и вялость. Даже пережитое удовольствие не бодрило. Слышала шум воды в душе, и смотрела в потолок. Что мне теперь делать? Как себя вести? Бодро и весело? Но это на меня совсем не похоже, боюсь, что разыгрывая безразличие, я себе лишь наврежу. А может, прямо сейчас сказать Сашке "прощай" и уйти, ничего не объясняя? Он же сам сказал: отпуск закончился.

Дура я, что с ним связалась! Ленка всё!..

Мне было бы гораздо легче, если бы я от него уехала. Если бы он меня провожал, смотрел вслед такси, а я придумала бы ему печаль и тоску по мне. Мне было бы так намного легче! А Сашкины поспешные сборы меня раздражали. Спустя час мы спустились в ресторан, позавтракали, потом на пляж сходили. За час, что мы провели у моря, Сашкин телефон, кажется, не замолкал. Его словно прорвало. Или он его отключал, поэтому тот всю неделю и молчал? Я ещё не один раз слышала имя этого Васи, который требовал от Сашки что-то для меня неведомое, но срочно.

— Он твой начальник? — в итоге не выдержала и поинтересовалась я. Перевернулась на бок, приподнялась на локте и на Сашку посмотрела. Тот сидел на песке, раздумывал о чём-то, голую грудь почесал. Когда услышал мой голос, голову повернул.

— Кто?

— Вася этот.

Что-то Сашку развеселило в моих словах, он сначала разулыбался, а после и рассмеялся.

— Нет. Но мы вместе работаем. Иногда. — Сашка потянулся ко мне и быстро поцеловал в нос. А затем сообщил, глядя в глаза. — К тому же, Вася — это девушка. Василиса.

Я возмущённо фыркнула.

— И почему я не удивлена?

Он смешно вытаращил на меня глаза.

— Почему? — Потрепал меня по коленке. — Не ревнуй, Васька замужем за страшным человеком. Только сумасшедший решится позариться на его жену.

Я руку его оттолкнула, и сообщила строгим голосом:

— Я не ревную. Просто любопытно, кому ты с такой готовностью докладываешь о своих делах.

— Есть такие люди, — проговорил он в сторону, и снова о чём-то задумавшись. Отпуск, по крайней мере, для него, на самом деле закончился. А мне остаётся только наблюдать и ждать минуты прощания.

— Ты расстроилась? — спросила меня Ленка за обедом. Смотрела на Сашку, который отошёл к бару и теперь о чём-то весело переговаривался с барменом. Я тоже на него смотрела, пальцем по краю бокала водила, потом плечами пожала.

— Какой смысл мне расстраиваться? Всё так, как и должно быть. Разве нет?

— Наверное. Я вот завтра тоже Фреду ручкой махну и вернусь к Бурову.

— Ты хочешь к нему вернуться?

— У меня пока выбора нет. Кстати, вы с Сашкой телефонами обменялись?

— Нет.

— И правильно. Ни к чему.

— А ты с Фредом?

— Я знаю адрес его электронной почты. Если надумаю — напишу.

— А мне, значит, запрещаешь?

— У тебя другой случай. Ты будешь мучиться, страдать, ждать... Уедет и Бог с ним, Тань.

Я кивнула. Я была с сестрой согласна. К тому же, я уверена, что это здесь, на курорте, на отдыхе, Сашка представляет собой ценный экземпляр, а в реальной жизни не будешь каждый вечер проводить в барах и клубах, заниматься любовью до утра, а потом спать до обеда, ни о чем не беспокоясь. И что-то мне подсказывало, что тогда с Сашкой трудно будет. Его привычки, большинство из которых вредные, никуда не денутся, и с ними нужно будет как-то мириться. А я мириться не готова, я о другом мечтаю. Всегда мечтала. О стабильном будущем рядом с надёжным мужчиной. Ну, почему мне такой не встретился в Испании?

Вещи Сашка собрал быстро. Просто побросал их в чемодан, проверил наличие паспорта и билета, похлопал себя по карманам, после чего минут пять искал по номеру мобильный. Его я нашла, покрутила в руке, затем посмотрела на открытую дверь ванной комнаты, откуда слышалось Сашкино ворчание, не удержалась и коснулась пальцем сенсорного экрана. Тот мгновенно отозвался, вспыхнул и явил моему взгляду фотографию Милы Йовович. Я едва слышно хмыкнула, зубами скрипнула, после чего громко сообщила:

— Я нашла!

— Вот ты молодец.

— Не кидай его куда попало, он между подушек диванных провалился.

Сашка подошёл, рядом со мной сел, телефон в карман сунул, а сам на меня смотрел. Пытливо так, разглядывал, после чего поинтересовался:

— Чем займёшься по возвращении?

— Буду работу искать.

— Хорошее дело. С новыми силами?

Я с готовностью кивнула. Он подбородка моего коснулся, большим пальцем очертил мою нижнюю губу, щурился почему-то. Мне очень хотелось отвернуться, но я не осмелилась, только глаза опустила.

— Тань, нам было хорошо вместе. — Сашка улыбнулся. — Кстати, я понял, что будет хорошо, ещё в самолёте.

— Врёшь.

— Честное пионерское. — Он взял меня за руку, поднял её и поцеловал в запястье. А сам с меня глаз не спускал. Но я не волновалась, не млела от его прикосновений и ласк, мне наоборот прекратить всё хотелось, а ещё лучше сбежать. Мне не нравилось это прощание. А Сашка ещё и пообещал зачем-то: — Всё у тебя будет отлично. Только Ленку слушай. Хоть иногда.

— Чтобы она меня окончательно испортила?

— Ну, думаю, до "окончательно" тебе ещё очень долго. Но иногда отвлекаться надо. А то ты слишком любишь думать и анализировать, когда-нибудь взорвёшься.

Меня раздражало, что он мнит из себя знатока моей души, в конце концов, он обо мне ничего не знает, и какая я на самом деле — тоже не знает. Для того, чтобы узнать человека — мало с ним спать. Но мне опять же не хватило смелости это сказать, глядя Сашке в глаза, не хотелось портить последнюю встречу. Да и к чему? Он не знает меня, и не узнает никогда. В этом и есть изюминка наших отношений.

Я ответила на поцелуй, потом на ещё один, но затем я Сашку оттолкнула. Он хотел секса напоследок, на прощание так сказать, но для меня это было слишком.

— Когда тебе номер сдавать?

— Через полчаса.

— Ну и отлично.

Он всё понял и отодвинулся, правда, усмехнулся. И повторил за мной эхом:

— Отлично. — А позже, когда мы из номера выходили, сказал: — Я могу оставить тебе свой номер.

Я вроде бы удивилась.

— Зачем?

Сашка понимающе усмехнулся.

— Не нужен?

— Нет. Звонить-то я не буду.

— Жить — штука странная, Танюш.

— Не настолько.

Пока в лифте спускались, молчали. Это было странно, мы раньше никогда не замолкали, а уж тем более неловкости не чувствовали, а сегодня всё шиворот навыворот. Я даже порадовалась, увидев сестру в холле. Она Сашку на прощание обняла, расцеловала, словно он родным человеком был, и расставились они надолго, но не навсегда, а я за ними со стороны наблюдала полным скептицизма взглядом. У меня внутри всё бурлило, я злилась, но не могла понять, на кого именно — на себя или на Сашку. Перед тем, как в такси сесть, он ко мне подошёл, а я краем глаза заметила, что Ленка поторопилась убраться подальше от нас, видимо, чтобы не смущать, меня в первую очередь. А Сашка стоял передо мной, руки в карманы лёгких брюк сунул и на пятках качнулся. Несколько секунд меня разглядывал, а потом сделал шаг, придвинул меня к себе.

— Тань, всё ведь хорошо? Это была классная неделя. — Наклонился ко мне и коснулся лбом моего лба.

— Да.

— Да?

Я растянула губы в улыбке.

— Не переспрашивай меня. Ты же знаешь...

— Раздражает, знаю. — Подбородок мне пальцем приподнял и поцеловал. Поначалу едва коснулся губами моих губ, даже отстранился, но потом вроде одумался, и поцеловал по-настоящему. А когда отодвинулся, я так и осталась стоять с закрытыми глазами. Почему-то в этот момент я себя ненавидела. А Сашка попросил: — Будь умницей. — И пошёл к такси. Я поняла это только, когда глаза открыла, и поняла, что его рядом уже нет. Махнула рукой на прощание, потому что он на меня обернулся, а когда машина отъехала, тихо и несчастно поинтересовалась у самой себя:

— Ну почему я должна была его провожать? Судьба у меня такая, что ли?

Последний вечер мы с Ленкой провели скромно. Сходили в ресторан поужинать, а после устроились на балкончике своего номера, в плетёных креслах и с бокалами вина в руках. Смотрели на небо, на море, дышали особым отпускным воздухом, и по большому счету молчали. А утром сходили на пляж, попрощаться с морем, искупались в последний раз, а затем отправились в номер, собирать вещи. Я всеми силами старалась не думать о Сашке. Как он долетел, к кому и вспоминает ли обо мне, или всё оставил здесь, в Испании, а в самолёт сел с лёгким сердцем, без всяких сожалений. А вот у меня они есть. Вряд ли я ещё когда-нибудь осмелюсь повторить сей опыт, как выяснилось, а точнее, подтвердилось: я не способна на лёгкие, бездумные отношения.

— Вот и всё, — сказала Ленка, когда мы устроились в самолёте. Достала из сумки шоколадный батончик, разделила его по-честному, и протянула мне половину. — Отпуск всегда быстро кончается, — пожаловалась она мне.

Я кивнула, хотя не была с ней согласна. Мне прошедшая неделя годом показалась. Я посмотрела в иллюминатор, и вдруг поняла, что хочу домой. На самом деле хочу, я соскучилась и кое в чём запуталась, а разобраться в себе можно только дома.

Чёрт с ним, с этим отпуском!

4.

Родной город встретил проливным дождем. Я из такси вышла и тут же промокла до нитки. К тому же, таксист попался абсолютный хам, не чуткий и не вежливый, помогать мне совершенно не собирался, даже носа из машины не высунул, и поэтому мне пришлось самой доставать чемодан из багажника. Я все на свете прокляла, пока дотащила его до подъезда, и только за дверью вспомнила, что забыла в машине шляпу. Выглянула на улицу, но автомобиля уже и след простыл. Оставалось только сплюнуть с досады. Хорошо хоть дома никого не было, я не была настроена общаться, если честно. Но родители, видимо, успокоились, как только отправили меня в Испанию, и поспешили вернуться на дачу, где проживали круглый год и лишь изредка появлялись в нашей городской квартире. Сейчас я была рада тишине. Полет, дорога от Москвы — меня попросту вымотали. Больше всего хотелось принять душ и лечь спать. Где-то посреди пути от столицы я пожалела о том, что не приняла приглашение сестрицы остаться на ночь у нее, но сейчас, добравшись до родного дома, была рада. Чемодан бросила у дивана в гостиной, скинула с ног насквозь промокшие босоножки и тяжело опустилась в кресло. Глаза закрыла. Дома. Я дома! Вот и приехала из Испании, а ведь, помнится, десять дней назад уезжала с тяжелым сердцем и с таким чувством, будто навсегда уезжаю. А точнее, сбегаю.

Не успела я перевести дух, как зазвонил телефон. Я недовольно покосилась на него, нехотя потянулась за трубкой.

— Слушаю.

— Ты дома! Слава Богу! — Мама, кажется, всерьез обрадовалась. — Я уже переживать начала. Ну как дела? Все хорошо? Как долетели? Как ты доехала?

— Мама, — я попыталась вклиниться в ее монолог. — Я за тобой не поспеваю, — пожаловалась я.

— Потому что я волнуюсь! И папа волнуется, — уверенно заявила она, но тут же исправилась: — Правда, он еще на работе.

Я усмехнулась.

— Конечно.

— Ты попала под дождь?

Я пригладила сырые волосы.

— Вымокла немного.

— Немедленно прими горячую ванну. И чаю выпей!

— Вообще-то, я есть хочу.

— Тогда поешь, — согласилась мама, а когда я поинтересовалась, что у нас в холодильнике, в задумчивости промолчала.

— Пиццу закажу, — благосклонно отозвалась я.

— Расскажи мне про Испанию. Что ты там видела? Я подумываю папу в отпуск туда завлечь. Стоит?

Я в смущении потёрла кончик носа, после чего принялась сочинять на ходу, пытаясь не думать о том, что стыдно врать родной матери.

— Конечно, стоит, мам! Очень красивая страна. А сколько там достопримечательностей! Мы столько всего посмотрели... с Ленкой. Столько всего, что я совершенно запуталась в названиях. Но зато привезла тебе путеводитель! — вдруг вспомнила я. — Он с фотографиями. Посмотришь и решишь. Но съездить стоит. Кстати, когда у папы отпуск?

— Когда он решит, что выдохся. Не знаешь, что ли? Познакомились с кем-нибудь? — совсем другим тоном поинтересовалась любопытная мама.

— Что ты имеешь в виду?

— Людей, Таня. Женщин, и мужчин, конечно, тоже.

— Да так... Мы были заняты. Экскурсии, экскурсии... — Я ужасная дочь, это точно. — А все свободное время на пляже проводили. А у нас дождь, — тяжеловесно перевела я разговор на другую тему, точнее, попыталась это сделать.

— Да уж, третий день льёт. Но ты какая-то загадочная. Точно ничего от меня не скрываешь?

Я скрестила пальцы.

— Нет.

Услышала, как мама недоверчиво хмыкнула.

— Ладно, я приеду завтра и допрошу тебя, как следует.

Я мысленно приуныла, но что могла сказать? Не приезжай? Поэтому отозвалась, как послушная дочка:

— Хорошо, мама.

Распрощавшись с матерью, я заказала пиццу, узнала, что доставка будет только через полчаса, и решила, что за это время вполне успею принять душ. Чемодан так и остался в гостиной, только чуть накренился, привалившись к дивану, видно тоже устал, но я его проблемы была не в состоянии решать. Через полчаса встретила курьера из пиццерии, завернутая с ног до головы в махровый халат, расплатилась, заперла за ним дверь и прошла на кухню. Из коробки вкусно пахло, пицца была горячая и на вид аппетитная — моя любимая, с салями и огурчиками. Я включила чайник, присела на стул у кухонного окна и, взяв из коробки кусок пиццы, принялась жевать, слушая кряхтение закипающего чайника и глядя за окно, на пасмурное небо и капли дождя, упруго бьющие по асфальту. Вдруг стало не по себе, даже чуточку тоскливо. Невольно задумалась о том, чем бы мы в это время занимались в Коста дель Соль, с сестрицей, с её Фредом, с Сашкой. А сейчас я сидела одна в большой квартире, и это была моя жизнь. Именно такая, с пониманием того, что и завтра никто не приедет и ничего не изменит. Мама, конечно, наведается, задаст мне сто и один вопрос, а потом поспешит к папе, кормить его ужином. А мне снова нечем будет заняться. Конечно, можно поехать к родителям и пожить с ними... сколько захочу, но суть в том, что я не хочу. Я хочу чего-то нового, а не одиночества.

За всеми этими мыслями, я не заметила, как умяла три куска пиццы, и из-за этого опять же расстроилась. Я из тех женщин, которые свои проблемы заедают, как бы банально это не звучало. Мне срочно нужно придумать какую-нибудь цель, чтобы времени на дальнейшие страдания и тоску не осталось. Как назло, словно подслушав мои мысли, мимо моего дома прошёл Вовка: широко шагал, перескакивал через лужи и придерживал чёрный зонт, который рвало ветром из его рук. Конечно, он и понятия не имел, что я за ним из окна наблюдаю, он торопился домой, к жене, а я даже со стула привстала, чтобы проводить его взглядом до угла дома. Конечно, в своих мечтах, все прошедшие с нашего расставания месяцы, я рисовала себе, что в один прекрасный день Вовка одумается, придёт ко мне и будет на коленях умолять его простить. Мне на самом деле этого хотелось. Но он не пришёл. А уж когда я узнала о беременности его суженой, то и мечтать перестала. Стало ясно, что если Вовка и одумается когда-нибудь, то это уже ничего не изменит.

Самое трудное в нашем расставании было привыкнуть к отсутствию этого человека в своей жизни. Ленка права, я отдала Вовке десять лет. Да даже больше! Мы учились в параллельных классах, и я влюбилась в него с первого взгляда, как только увидела на линейке первого сентября, когда перешла в седьмой класс. Как оказалось, Вовка перевелся к нам из другой школы, и хотя жил недалеко от моего дома, мы до этого момента почему-то не встречались. Зато для меня эта встреча стала судьбоносной. Ленка с Дашкой надо мной посмеивались, поддразнивали, а я продолжала грезить о нём, о нашей любви и будущей счастливой жизни. И это всё при том, что Вовка до десятого класса о моём существовании и не подозревал. Он всегда был симпатичным, я бы даже без лишнего стеснения сказала — красивым, и отбоя от девушек у него не было, еще со школы. Я же никогда неземной красотой не отличалась, к тому же, без конца комплексовала и худела, и поэтому любила Вовку издалека, ни на что особо не надеясь. Со стороны наблюдала за тем, как он общается с моими одноклассницами, и по-черному тем завидовала. Но, в конце концов, судьба нас всё-таки свела, на подготовительных курсах в институт. Встретились, выяснили, что Вовка всё же знает, как меня зовут, и сели за одну парту. Помнится, я на первом занятии сидела в полуобморочном состоянии, не веря, что предмет моих мечтаний совсем рядом — только руку протяни, и даже разговаривает со мной, рассказывает что-то, а я лишь бездумно киваю и улыбаюсь. Парой мы стали далеко не сразу, но всё равно как-то неожиданно для всех окружающих. Для моих родителей появление Вовки ознаменовало начало новой эры — дочка выросла, а вот для Вовкиных друзей его выбор показался весьма странным. Но и это прошло со временем. Мы хоть и ссорились порой, скандалили, но не расходились, и, в конце концов, все смирились, и иначе, как единое целое, нас не воспринимали. Родители — и мои, и его, — всерьёз ждали, когда мы объявим о приближающейся свадьбе, да и я ждала, что скрывать-то, но у Вовки постоянно находились какие-то причины и доводы, чтобы подождать и на мне не жениться. Ленка обвиняла меня в отсутствии гордости и характера, говорила, что нужно взять Вовку... за одно место, чтобы не отвертелся, и сделал, наконец, важный шаг. Ведь где это видано, шесть лет ходить вокруг да около, и не жениться? А мне не хотелось заставлять. Мне хотелось, чтобы он сам захотел, чтобы понял, насколько сильно я его люблю, насколько хочу сделать его счастливым, и что семья — это не страшно и не рано, мы ведь уже институт успели закончить. Вовка это на самом деле понял, вот только не со мной. Не успел он устроиться на новую работу, как на него снизошла великая любовь, вот только мне он об этом сообщить как-то позабыл. Наверное, по привычке продолжал приходить ко мне, что-то обещать, кивать, слушая мои наставления, а потом в один прекрасный день сообщил, что женится, но не на мне, а на какой-то непонятной Олесе. И ещё так трогательно попросил:

— Прости.

Вот так я и осталась неудел. Была я девушка занятая, почти замужняя, и в один день превратилась в брошенную и несчастную. Не скажу, что я с Вовкой была особо счастлива, особенно в последние три года, но он был родным, близким и понятным, и все наши проблемы воспринимались, как само собой разумеющееся, и у меня мысли не возникало, что что-то идет не так. Я готова была бороться и проблемы решать, но это я была готова, а он — нет, попросту не захотел. У него появилась Олеся, и с неё он пылинки сдувал. Иногда мы сталкивались на улице, всё-таки живём рядом, и мне приходилось отворачиваться, хотя и понимала, что нужно одарить бывшего возлюбленного убийственным взглядом и гордо прошествовать мимо, но у меня никак не получалось. Вот Ленка или Дашка, они бы смогли, точно. А я дефектная, что ли?

— Чем собираешься заняться? — спросила мама, когда приехала следующим утром. — План составила?

— Нет, — покаялась я и вытянула босые ноги, провела ступнями по мягкому ворсу ковра. — Но что его составлять, мам? Нужно искать работу. Нужно разослать резюме, расписать свои идеи. А идеи у меня есть!

— Это очень хорошо. — Мама прогуливалась по нашей гостиной с таким видом, будто не дома находилась, а в гостях. Оглядывалась и хмыкала время от времени. Потом присела за стол, придвинула к себе вазочку с вареньем и поднесла ложку ко рту. А я невольно пригляделась к ней. Мама у меня красивая, и молодая, я очень ею горжусь. Папе повезло, это без сомнения, и самое главное, что он это понимает, и жену старается баловать. Единственное, что в маме меня смущает, так это то, что с тех пор, как мы с Дашкой достигли определённого возраста, она всеми силами старается стать нам подругой. А выходит у неё не очень, материнское беспокойство всё равно вылезает на первый план, смешивается со стремлением сгладить наши отношения дружбой, и получается полная ерунда. Не знаю, как Дашке, а мне совсем не хочется с мамой откровенничать, а уж тем более, когда она начинает лезть в душу. Делает это заведомо лёгким тоном, а мне всё равно хочется покраснеть и убежать. Но и маму стараюсь поддерживать, понимаю, что она изо всех сил старается быть в курсе радостей и тревог своих дочерей, пусть те и выросли, но она стремится оставаться для нас главным советчиком и тихой гаванью. Разве это не достойно уважения?

— А может мне податься, как Вовке, в рекламу? Как думаешь, мам?

Та ложку облизала, а сама нос сморщила.

— Ты же не любишь рекламу.

— Зато есть люблю, и желательно не один раз в день.

— Прекрати! — Мама легко отмахнулась. — У нас папа есть. Когда мы женились, он клялся, что мечтает лишь об одном: содержать меня и наших детей всю оставшуюся жизнь. И заметь, у него неплохо получается.

Я рассмеялась.

— Но мне же стыдно!

— Ты творческая личность, Тань, тебе нужно вдохновение. Ты же говорила, что хочешь поработать над одним проектом...

— Но это опять: ждать у моря погоды.

— У тебя денег нет?

— Есть пока...

— Вот и замечательно. Лучше расскажи мне про отпуск. Не поверю ни за что, что вы там ни с кем не познакомились. Зная нашу Ленку!

Я поневоле улыбнулась.

— Это точно. Она уже на третий день выбрала себе постоянного поклонника.

— А ты? — Мама не на шутку заинтересовалась, и наградила меня тем особенным взглядом — смесь женского любопытства и материнского беспокойства, от которого мне и хотелось краснеть.

— Ну, мам...

Она ткнула в меня пальцем.

— Так, ты уходишь от ответа, смущаешься, значит, кто-то у тебя появился!

— Как появился, так и растворился в неизвестности. Мама, это было в другой стране!

— Курортный роман? — ахнула она, а на меня кинула незнакомый взгляд, изучающий. Мама прищурилась, а я поторопилась нахмуриться и пока по-хорошему попросила:

— Не смотри на меня так.

— Откуда он?

Я помедлила с ответом, но знала, что мама не успокоится. Легче рассказать. Придумать что-нибудь, чтобы успокоить, а потом заверить, что курортные отношения абсолютно меня не волнуют.

— Из Москвы.

— Молодой, красивый?

— Что есть, то есть, — признала я, правда, весьма неохотно.

— Вот видишь! А я тебе говорила, что эта поездка пойдёт тебе на пользу. А папа не верил! Вы обменялись телефонами?

— Нет, конечно.

— Почему "конечно"?

— Потому что курортные романы заканчиваются на курорте. Разве нет?

Мама развела руками.

— Откуда мне знать? Я всегда отдыхать езжу с твоим папой.

— Тебе везёт.

— Это, конечно, спорный вопрос, но... Ладно, главное, что в твоей жизни случилось что-то, а вернее, кто-то, кроме этого мелкого пакостника.

Я согласно кивнула. Просто для того, чтобы не спорить. Родители так и не смогли простить Вовке предательство. Столько лет считали его зятем, а когда он отколол номер с женитьбой на чужой девице, не на шутку обиделись за меня. И всё ещё ждали от него объяснений и полноценных извинений, хотя я и говорила, что мне это совершенно не нужно. Толка от его извинений, если он потом к жене беременной вернётся, а меня только в дурацкое положение поставит.

К реальности я вернулась довольно быстро, оставив воспоминания об отпуске в прошлом. Она сама меня догнала и пнула. Деньги стремительно заканчивались, у папы просить гордость не позволяла, и я решила, что пора искать серьёзную работу. Даже если и в рекламе. А что? Я вполне могу потерпеть, некоторое время, пока не стану знаменитым дизайнером интерьеров. Конечно, мысль о том, что придется придумывать интерьеры для мебельных каталогов, меня в тоску вгоняла, мне хотелось работать для людей, творить, радовать окружающих своим творчеством, но пока никто не спешил доверить мне свои дома и квартиры. За всю мою карьеру, правда, хочу заметить — недолгую, мне удалось воплотить в жизнь лишь два своих проекта, и то это были конкурсные работы. Но меня хвалили и пророчили большое будущее, которое, видимо, задерживается где-то и не спешит свершиться. Вот и приходится мне о рекламе задумываться всерьёз. Кстати, есть у меня где-то визитка, что мне вручили с предложением о работе. Вот только было это год назад, но я так и не позвонила, была окрылена похвалами, полученными после удачного открытия кафе, и уверена, что в дальнейшем мне по мелочам размениваться не придётся, заказы пойдут один за другим. Надежды не оправдались, а воспользоваться номером телефона на визитке гордость не позволила. Но теперь, думаю, гордость надо попросить помолчать, если она не хочет вместе с хозяйкой с голода умереть. Мои финансовые дела находятся в плачевном состоянии, даже мой отпуск в Испании папа с мамой оплатили. Вот до какой степени всё плохо. Может, не отмахиваться от предложения Ленки в Москву перебраться? Если в родном городе с работой не сложится, так и придётся в столице счастья искать.

В поисках работы прошли две недели. Я рассылала резюме, распечатывала дипломы и грамоты, и пока ещё не теряла надежды, и до рекламных агентств дело ещё не дошло, но каждый день проверяя электронную почту и не находя ответов, впадала во всё в большее уныние; и на всякий случай наметила ходы к отступлению, то есть несколько агентств, предложения о работе от которых я могу принять с благосклонностью и смирением. Правда, в этом списке не было самого крупного городского агентства, в котором вот уже полгода трудился Вовка. Туда меня и медовым пряником не заманишь.

Ленка моими успехами в поиске работы тоже сильно интересовалась и звонила через день, в ожидании результата. А когда понимала, что порадовать мне её пока нечем, приказывала не унывать и знать себе цену.

— Нельзя продавать себя задёшево, — поучала она меня. — Иначе они и будут к тебе относиться, как к дешёвке. А ты — талант, так им и говори!

— Обязательно скажу, — усмехалась я. — Городской уникум.

— Главное, правильно себя подать, — презрительно фыркала Ленка, которая свято верила в то, что наглость — второе счастье. С этим я спорить не осмеливалась, проблема в том, кому в какой мере этой самой наглости отмеряно.

— Приезжай на выходные, — позвала она меня позавчера. — Сходим куда-нибудь, проветримся.

— Не знаю, — засомневалась я.

— Купим тебе обалденный деловой костюм. В нём тебя на любую работу возьмут!

— На обалденный у меня денег нет, — пожаловалась я, потому что сама идея мне пришлась по душе.

— У меня есть, — успокоила Ленка. — Потом отдашь, с первой зарплаты. Приедешь?

Я сомневалась ещё пару секунд, но потом согласилась.

— Приеду. Дашку навещу заодно.

— Вот, посмотрим, кого она на этот раз заарканила.

Надо сказать, что сестра, Дашка то есть, а не Ленка, нашему визиту не слишком обрадовалась. Её заметно перекосило, когда она нас на пороге узрела, но в квартиру впустила, совести, видимо, не хватило выгнать. О чём ей Ленка торжественно и сообщила, перед этим похвалив за сдержанность. Надо сказать, что мне к тому моменту было абсолютно всё равно — рада Дашка моему приезду или нет. Я настолько устала, что просто рухнула в кресло и тут же туфли с ног скинула. Всё-таки пятичасовая поездка из родного города в Москву (это считая полуторачасовую пробку на въезде!), а потом эпопея с магазинами в поисках сногсшибательного костюма, меня заметно утомили, я попросту обессилила. О чём Ленке и сообщила, пытаясь намекнуть, что к Дашке я уже совсем не хочу, а хочу в ресторан, в тот итальянский ресторанчик, в котором мы ужинали в прошлый раз, и где подают изумительную карбонару. Но Ленка была непреклонна. Её разобрало любопытство, а это очень серьёзно. Она хотела выведать у Дашки все подробности и сделать это немедленно, даже посмотрела на меня с обидой, когда я на ресторан намекнула.

— Я и так долго жду! А тебе не интересно разве? Эх ты, она твоя сестра родная!

Стало немножко стыдно, но скорее от Ленкиного тона, а не от слов. И я согласилась. А как только увидела тоскливое выражение на Дашкином лице, снова пожалела о том, что не настояла на ресторане.

— Могли бы и позвонить, — проворчала Дашка. — Вдруг бы меня дома не оказалось?

— Поэтому и не позвонили. Когда звоним, тебя дома никогда не оказывается, и ты об этом заранее предупреждаешь.

Дашка презрительно фыркнула. Затем присмотрелась к нам повнимательнее.

— Какие-то вы странные... Загорелые.

Я глаза закатила, а Ленка важно подбоченились.

— Так испанские пляжи — это тебе не хухры-мухры.

— Вы в Испанию ездили?

— Звонила бы почаще родителям, знала бы, — съязвила я, а сама уставилась на вечернее платье сестры, что висело на приоткрытой дверце шкафа. Надо сказать, что квартира у Дашки не очень, не смотря на загадочного "крутого мужика", о котором мне Ленка все уши прожужжала. Как жила Дашка в съёмной однокомнатной "хрущёвке", так и живёт до сих пор, и трудится всё там же — обыкновенной секретаршей мелкого пошиба, хотя и врёт время от времени, что заделалась фотомоделью. Ленка, если сравнивать, вперёд вырвалась: и квартира, пусть и маленькая, ей принадлежит; и роман у неё с шефом, кажется, серьёзный, жаль только, что он женат. Что-то мне подсказывает, что Ленка не отказалась бы за Бурова замуж сходить.

Дашка после моих слов скривилась.

— Мне они вряд ли путёвку оплатят.

Я вспыхнула.

— С чего ты взяла, что это они?.. Я сама...

— Ври кому-нибудь другому.

— Дашка, расскажи о своём новом ухажёре, — не утерпела двоюродная сестрица. Уселась за стол и нагло долила в пустой стакан остатки апельсинового сока из графина. Дашка всегда пила только свежевыжатые соки, не жалела на это времени, и говорила об их пользе всегда назидательным тоном, чем меня жутко раздражала. — Я вас в ресторане вместе видела. А ты даже не подошла, — с обидой закончила Ленка.

— Я была несколько занята, если ты не заметила, — едко проговорила Даша. Присела на диван и закинула ногу на ногу. Выглядела вызывающе и в то же время, торжествующе. Я заподозрила неладное.

— Ты замуж собралась?

— Ну хоть кому-то надо в этой семье замуж выходить. А не только ждать у моря погоды.

Я не стерпела, нахмурилась, обдумывая возможный ответ, ничего достойного не придумала и лишь пробормотала:

— Посмотрим, посмотрим...

Дашка фыркнула.

— Тань, в этом вся твоя проблема: ты все и смотришь, и смотришь. Вместо того, чтобы действовать.

— Действовать? На аркане в загс тащить?

— Сама не потащишь, так и останешься стоять посреди улицы. Так хочешь?

— Что ты к ней пристала? — решила за меня Ленка вступиться. — Ты сама еще не больно развыходилась.

— А ты вообще молчи, со своим Буровым.

— Тань, скажи ей, а?

— Что? Я тебе говорила, что нам не нужно было приходить. Она вся из себя, нового поклонника нашла, а толку, как всегда, ноль.

— Это от тебя толка ноль!

Я с кресла поднялась, на сестру взглянула с превосходством и сообщила:

— К твоему сведению, у меня роман!

— Вовка от жены сбежал? — с некоторым пренебрежением подивилась Даша. — Быстро он, однако.

— Это не Вовка.

— Всё интереснее и интереснее. Ну-ну, и что за принц?

Я в легкой панике глянула на Ленку, а та вдруг заважничала, выпрямилась, плечи расправила, сразу мою идею поняла. И уже вместо меня, прежде чем я успела решиться, выдала жареный факт:

— Москвич, молодой, красивый. Зовут Александром. Думаешь, она просто так приехала?

Дашка наигранно всплеснула руками.

— Я в шоке.

— Между прочим, это правда, — встряла я, устав от насмешек и подколок родной сестры. — Мы в Испании познакомились.

— Да? И ты ему объяснила, сколько лет ему придётся изображать из себя трепетного рыцаря? А потом — непременно жениться!

— Можно подумать, что ты замуж не хочешь! Только и делаешь, что всем своим "женихам" мозги крутишь, а они все сбегают от тебя, никто ещё не женился!

Мы с сестрой замерли, в гневе глядя друг на друга, совсем как в юности. В душе сплошные претензии и обиды.

— Женится.

— Не женится, — попыталась обуздать я её самолюбие.

— Спорим?

— Вот ещё!

— Спорим, что женится? А ты со своим курортным принцем пролетишь. Как всегда, впрочем.

Я руку в бок упёрла. Если честно, раздумывала. В том, что я с "принцем" пролетаю — уже свершившийся факт, а вот на то, что и сестра останется не удел в очередной раз, поспорить как раз можно. Только нужно выяснить каков будет приз.

— Если я выиграю, отдашь мне свою машину, — выдвинула Дашка условие. — Ты всё равно ею пользуешься три раза на году. А мне пригодится.

Ленка попыталась возразить.

— А тебе зачем? Тебе муж купит.

Даша одарила её едким взглядом.

— А я хочу.

— А я что получу? — заинтересовалась я. Ленка дёрнула меня за руку, видимо, предостерегая, но я не вняла совету. Смотрела на Дашку и с нетерпением ждала ответа. Та пожала плечами, оглядела свою маленькую комнату, будто выискивая достойную компенсацию. И тогда я придумала сама: — Отдашь мне бабушкины жемчужные сережки.

— Вот ещё!

Я ядовито улыбнулась.

— Они мне всё равно идут больше. К тому же, ты же не собираешься проигрывать?

Ленка печально покачала головой, а когда мы покинули Дашкину квартиру, и за нами с силой захлопнулась входная дверь, пожаловалась:

— Ты всерьёз обменяешь машину на сережки?

— Ты забыла, как я езжу? Это будет акт милосердия, по отношению к окружающим. — Я хлопнула ладонью по кнопке вызова лифта, и усмехнулась. — К тому же, машина оформлена на папу, вот пусть она с ним и договаривается потом.

Ленка почесала кончик носа, затем хмыкнула.

— Умно. А сережки тебе на самом деле больше идут.

— Да.

— А где ты возьмёшь парня?

— Какого парня? — не на шутку растерялась я.

— На Сашкину роль.

Я отвернулась от неё.

— Можно подумать, что можно найти копию. Другого такого бабника на свете нет.

Ленка вошла в кабину лифта, привалилась к стене, и призадумалась, сложив руки на груди.

— Не знаю, я бы на твоём месте попыталась придумать, как Дашку вокруг пальца обвести. И машину при себе оставить, и сережки заполучить.

Я поневоле призадумалась, но надолго меня не хватило, отмахнулась в итоге.

— Ладно, посмотрим.

Вернувшись из Москвы, я прямиком отправилась на дачу, навестить родителей и рассказать им о Даше. Мама, узнав, что я к ней собираюсь, настоятельно попросила меня вызнать все подробности. Вызнать я, конечно, ничего не вызнала, но сделала вид, что с заданием справилась. Поведала родителям то, что они хотели знать, успокоила их. Я всегда так поступала. Потому что с сестрой по-другому не получалось. Не буду же я рассказывать им об очередном ухажёре и мечте стать замужней дамой, о походах в ресторан, о дорогущем вечернем платье, на которое она, без сомнения, всю свою зарплату потратила, и теперь живёт неизвестно на что. Нет уж, пусть всё это Дашка им сама рассказывает, если захочет, а после выслушивает наставления и слова переживания. Мне чужие проблемы не нужны, у Дашки никогда в запасе ни слова благодарности нет. Вместо этого я похвасталась матери обновкой, покрутилась перед ней, а потом рассказала, в какой конторе собираюсь счастья попытать.

— Чем чёрт не шутит, да, мам?

— Конечно. Я давно тебе говорила, что не нужно скромничать. Нужно брать быка за рога. Нужно прийти к ним, показать все свои дипломы и награды, а затем сделать им одолжение, согласившись на работу.

Отец показался в дверях гостиной, облизал ложку после варенья, меня оценивающим взглядом окинул, после чего показал поднятый вверх большой палец.

— Здорово выглядишь.

Я отцу улыбнулась, после чего повернулась к зеркалу и на себя посмотрела. Себе я, на самом деле, нравилась. Одёрнула зауженный короткий пиджачок брючного костюма.

— Это точно... Хотя, если бы я в костюме за такие деньги выглядела плохо, это было бы совсем грустно.

— Сколько ты потратила? — живо поинтересовался отец. — Я дам тебе денег.

— Нет, — решительно отказалась я. — Пусть это будет стимулом. Долг-то надо отдавать.

— А жить на что будешь?

— На зарплату, — браво отрапортовала я. — На бензин, чтобы поехать на собеседование, мне хватит, а дальше я буду жить на зарплату. — Я снова покрутилась перед зеркалом, и проговорила себе под нос: — Заработаю кучу-прекучу денег, и куплю себе пять таких костюмов. Мне очень нравится.

На предстоящее собеседование у меня были большие планы. Я воспитывала в себе уверенность, мысленно сочиняла речь, меняла местами предложения в ней, и время от времени добавляла некоторые факты из своей биографии. Долго раздумывала, стоит ли на самом деле брать с собой грамоты и дипломы, даже Ленке по этому поводу позвонила, посоветовалась. В итоге, мы пришли к общему мнению: взять, но сразу в лицо предполагаемого работодателя ими не тыкать; вести себя скромно, но уверенно; кстати, мама советовала добавить нотку снисходительности, уверяла, что именно так ведут себя профессионалы — они всё знают лучше всех, даже лучше начальства. Я не была уверенна, что мне этот фокус удастся, но на всякий случай заготовила несколько фраз и профессиональных терминов, чтобы если уж бить, то наверняка. Я должна всех поразить. Если хочу расплатиться с Ленкой за этот костюм. До сих пор при воспоминании о цене, у меня легкий мандраж начинается. Бывают же такие цены, честное слово! Сплошные нервы.

Но дело не только в деньгах, меня сам проект заинтересовал. Создание туристического центра, этакий стол справок, для многочисленных российских и иностранных туристов нашего старинного города и всей области. Чтобы люди могли зайти, поговорить со знающими людьми, получить информацию, просмотреть каталоги, заказать гостиницу, билет на все виды транспорта, выбрать экскурсию, нанять экскурсовода. И всё это в одном месте, без всякой путаницы с переводом и плохим обслуживанием. Для этой цели в самом сердце города даже было построено специальное здание, небольшое, но примечательное, с куполообразной стеклянной крышей; разговоров на эту тему велось много, предложений была масса, требований к туристическому центру ещё больше, но прежде чем открыться, владельцы-основатели хотели создать внутри особую атмосферу. Даже конкурс проводили на одном из городских сайтов, пытались зацепить стоящую идею, но, видимо, ничего из предложенного их не устроило, вот и кинули клич более опытным дизайнерам. Я не сразу, но решила попробовать поучаствовать, к тому же, и идеи у меня были. Оставалось прийти, озвучить свои замыслы и выиграть главный приз. Пару раз у меня получалось, так чем черт не шутит? Вдруг пришло и моё время? Если личная жизнь не складывается, то должно везти во всём остальном. Вот и проверим.

Утром среды я была во всеоружии. Собеседование было назначено на одиннадцать утра, но проснулась я в семь. Лежала в постели, таращилась в потолок и повторяла про себя заготовленную для презентации речь. Пыталась понять — забыла я что-нибудь, или все в порядке? Потом посоветовала себе успокоиться. А ещё решила не отвечать на телефонные звонки. Знала, что мама с Ленкой не утерпят, позвонят, хотя я и просила их этого не делать, будут давать советы и желать удачи. Вот и не отвечала, решив, что сама позвоню им, когда всё закончится. Ехать решила на машине. Конечно, в центре с парковкой проблема, но в то же время, если я приеду на автомобиле, своём сверкающем новизной "Рено", это придаст мне особой уверенности. А ещё можно шикарно выложить ключи на стол, когда меня пригласят в кабинет. Автомобиль я водила не слишком уверенно, надо признать, но зато аккуратно и осторожно. Машину мне папа подарил на двадцатипятилетие, я не просила, если честно, и увидев подарок, прямо скажем, обалдела, зато папа был собой горд, и я спорить не стала. К тому же, права у меня были, Вовка побеспокоился об этом еще два года назад, когда один из его приятелей устроился инструктором в школу вождения. Грех было не воспользоваться ситуацией, правда? Он мне так и сказал тогда. Я честно откатала все часы, а потом сдала теорию — с первого раза, между прочим, а вот с практикой оказалось немного сложнее. Настолько, что я всерьёз заявила, что на фиг мне всё это надо, машины-то у меня всё равно никогда не будет. Видимо, папа тогдашнее моё возмущение воспринял по-своему, будто я расстраивалась по этому поводу, вот и подарил машину. Нет, сам автомобиль мне очень нравился! Стильный, небольшой, юркий, но сам процесс вождения несколько напрягал, расслабиться за рулем у меня не получалось, и поэтому я старалась часто за руль не садиться и далеко не ездить. Чисто по магазинам, чтобы сумки не таскать. Я даже на дачу к родителям ездила либо на такси, либо на папиной служебной машине. Но всё равно, в некоторые моменты, было приятно почувствовать себя автовладельцем. Вот как сейчас, например.

Только выйдя из подъезда, я ощутила, что все взгляды прикованы ко мне. Ещё бы, я показалась на улице в шикарном костюме, который сидел на мне, как перчатка; с лаковой сумочкой; с тубусом, в котором дожидались своего часа эскизы презентации; и деловым шагом направилась к новенькому автомобилю, помахивая ключами, затем небрежно нажала кнопку на брелке сигнализации. "Рено" приветливо мигнул фарами и, мне даже показалось, что как-то зримо взбодрился. Хозяйка про него вспомнила! Я улыбнулась соседке с первого этажа, что махнула мне рукой, проходя мимо, а потом аккуратно села на сидение. Захлопнула дверь и положила руки на руль. Я совершенно спокойна, сегодня самый обычный день. И у меня всё обязательно получится.

"Я пришла вам отдаться. Возьмите меня на работу", мелькнула в моей голове дурацкая мысль, я усмехнулась, посмотрела на себя в зеркало заднего вида и осторожно коснулась нижней губы, поправляя контур помады.

Всё шло хорошо. Я без проблем и происшествий доехала до центра города, мне даже никто ни разу в гневе не посигналил, и ехала я быстро, километров семьдесят в час, чем саму себя удивила. Наверное, папа прав: уверенность приходит с опытом, нужно больше практиковаться. Возможно, когда-нибудь я даже полюблю водить, и стану, как героини из кино: подкрашивать губы, не сбавляя скорости; подпевать радио, постукивая пальцами по рулю и вольготно елозить на сидении, и перестану беспокойно поглядывать на спидометр. Я буду нестись вперёд, и наслаждаться этим...

Но это если и будет, то не скоро, в данный момент я кружила по узким центральным улочкам, пытаясь сообразить, куда можно свернуть, а где и припарковаться. Людей здесь было мало, старые особняки дореволюционной постройки почти все выкуплены под офисы и конторы, и простых жителей здесь увидеть было делом удивительным. Хотя, ещё лет пятнадцать назад... Но об этом в другой раз, на пересказы всех отцовских историй мне сейчас времени не хватит.

Я крутила руль, внимательно смотрела по сторонам, но места для парковки не было. Все обочины были заставлены автомобилями, довольно плотно. Так как в самом центре города стоянка была запрещена, все старались съезжать на эти улочки, чтобы здесь бросить машину: и недалеко, и спокойно. Вот мне бы ещё такое местечко найти! Когда мне показалось, что нашла, и даже обрадовано нажала на газ — случайно, кстати — откуда ни возьмись вывернул черный "джип" и моё место занял. Я кулаком по рулю стукнула, принялась впопыхах разворачиваться, потому что сзади неодобрительно засигналили, когда я надолго перегородила дорогу, пытаясь втиснуться, как мне казалось, в узкое пространство. Вот не люблю я такие щекотливые ситуации! Смотрела вперёд, смотрела назад, чтобы не зацепить чужой автомобиль, всё сильнее выворачивала руль, чтобы дать другим проехать, попала колесом в какую-то рытвину, машину тряхнуло, и я немного подскочила на сидении. Чертыхнулась себе под нос, нажала на газ, чтобы из ямы выехать, немного запуталась, и, в итоге, в первый момент мой "Рено" подался назад, а не вперёд. Ещё один толчок, я даже не поняла, что это, думала, на поребрик наехала, но потом кто-то закричал, засигналил, и я замерла в плохом предчувствии. На всякий случай, даже руки от руля убрала. Ну его...

Машина, что мимо ехала, остановилась, стекло со стороны водителя опустилось, и он что-то мне крикнул. Я подумала немного, потом тоже стекло опустила.

— Что вы говорите?

— Говорю, смотри, что у тебя сзади, курица!

— А что у меня сзади?

— Человек у тебя сзади!

Я похолодела. Обернулась, посмотрела: никого. А мужик из "вольво" продолжал орать. Именно поэтому я дверь открыла и вышла. Обошла машину. На асфальте на самом деле был человек, но он не лежал, а сидел. Ко мне спиной. На вид: молодой мужчина, одет в лёгкую джинсовую куртку, но что всерьёз насторожило — он за голову держался. Я перепугалась до ужаса. Осталось только завопить. Совершенно не знала, что делать. Все, кто мимо ехал, останавливались и на меня смотрели. А я руками развела, потом опомнилась и поинтересовалась:

— Извините... Извините, я вас сбила? Или вы сами упали? — тихо и с надеждой поинтересовалась я.

Мужчина выпрямился, плечи расправил, но они тут же снова поникли, а потом, как мне показалось, он рот себе рукой зажал. Я снова к нему обратилась:

— Эй, вы как себя чувствуете? Это я вас сбила? Извините меня... Я пыталась развернуться, а тут так тесно... Совсем вас не заметила, честно. — Словно ему от моего "честно" легче могло стать.

Моя жертва ДТП странно повела головой, потом он обернулся и посмотрел на меня. Я же рот открыла, и глаза на него вытаращила. Немая сцена длилась несколько секунд, после чего я поинтересовалась неожиданно строгим голосом:

— Что ты делаешь у моей машины? — В тот момент я не сомневалась, что Сашка это специально сделал.

Он глаза закатил, снова схватился за свою щёку и болезненно скривился. Я тут же вспомнила, что он жертва, и вновь перепугалась:

— Я тебя сбила? Ты головой ударился? О поребрик? Тебя тошнит?!

— "Скорую" вызвать? — поинтересовался кто-то сердобольный из остановившихся машин. А я на Сашку с подозрением воззрилась. Он почему-то молчал, и это сильно беспокоило, я бы даже сказала — приводило в ужас.

— Вызвать? — переспросила я.

Он едва заметно потряс головой, потом махнул рукой в сторону машины и начал подниматься. Я стояла и наблюдала. Не то чтобы мне не хотелось ему помочь, я всей душой этого желала, и должна была в этой ситуации, но Сашка шлёпнулся прямо в придорожную подсохшую лужу, и весь вымазался в грязи, особенно снизу, а мне до сих пор не давала покоя цена моего костюма, и поэтому я малодушно посторонилась и лишь брезгливо сморщилась, глядя на его джинсы и низ пиджака. Наверное, он знал, о чём я думаю, потому что грязным локтем оперся на багажник моего "Рено", оставив некрасивые разводы, наконец, открыто взглянул на меня, и в его глазах было столько претензии и недовольства, что я поневоле снова принялась оправдываться:

— Я случайно. — Снова указала рукой на дорогу. — Я пыталась развернуться, а они сигналят и сигналят! Почему ты так на меня смотришь? — Обратила внимание на его ладонь, по-прежнему прижатую к щеке, и на полном серьезе поинтересовалась: — Ты язык прикусил?

Сашка продолжал таращиться на меня, буравил взглядом, но сам продолжал опираться на мою машину, словно его с трудом ноги держали. Но все же покачал головой. Автомобили за его спиной тронулись с места, и я, если честно, вздохнула с облегчением. Машинально принялась отряхивать его пиджак, но грязь прочно въелась в светлый материал.

— Как ты вообще здесь оказался? — принялась я выговаривать ему от волнения. — И, главное, под моей машиной, в такой день! И хватит на меня таращиться, скажи уже что-нибудь. Или это не ты?

Сашка сурово сдвинул брови, а потом отнял от щеки руку, второй он продолжал держаться за автомобиль, но другой весьма удачно продемонстрировал мне кулак. Я слегка занервничала, а когда он указал пальцем куда-то за мою спину, обернулась и прочитала в некоторой прострации:

— Стоматология... А, то есть у тебя наркоз, и я не виновата? — Обернулась и снова наткнулась взглядом на кулак, теперь он был ближе, я чуть носом в него не ткнулась. — Не надо мне угрожать. Я могу вызвать тебе "скорую". — Он мотнул головой, отказываясь. — Нет? Могу отвезти в больницу. — Мне кажется, что он прислушался к себе, потому что выдержал паузу. Но в итоге снова отказался. — А где твоя машина?

Сашка развел руками, а я начала злиться.

— И что мне с тобой делать?

Но как ни крути, я была виновата. К тому же, Сашкин вид внушал мне опасения. Взгляд у него был мутный, он молчал, и хватался то за щеку, то за бедро, и поэтому я решила его спасать. Иначе потом умру от угрызений совести. Я еще разок спросила его про автомобиль, но поняла, что Сашка, скорее всего, добирался к стоматологу своим ходом. Кажется, ему вкололи большую дозу лидокаина, даже взгляд был мутный. Пришлось усаживать его в свою машину, правда, для начала застелить сидение газетками, чтобы не испачкалось. Сашка наблюдал за моими действиями с интересом и, в тоже время, с легким презрением. Я опять решила его урезонить.

— Хватит на меня так смотреть, я тебе серьезно говорю, — пропыхтела я, помогая ему сесть. — Ты вращаешь глазами, а это страшно.

Он гордо отвернулся. А когда я села на водительское место, призадумалась.

— И куда мне тебя везти? В больницу?

Сашка рот открыл, поворочал языком, но сказать так ничего и не смог. Судя по выражению его лица, был сильно расстроен этим фактом. Видимо, ему было, что мне сказать. Я мысленно приуныла, и решила, что нужно его чем-то задобрить. А то, чего доброго, сдаст меня в полицию.

— Я отвезу тебя к себе. А когда ты обретешь способность мыслить и разговаривать, отправишься домой. — Я повернула ключ в замке зажигания, на Сашку покосилась. — Видишь, какая я хорошая?

Он в тоске разглядывал испорченный пиджак, а после моего вопроса зыркнул, точнее, попытался, но мутный взгляд всей силы его возмущения передать не мог, Сашка это знал, и поэтому в бессилии закрыл глаза и откинул голову на подголовник кресла.

5.

Было нечто странное в том, что я распахнула перед своим курортным увлечением дверь квартиры, словно в свою жизнь его впускала. Эта мысль меня несколько напугала, я застыла на пороге собственной квартиры, наблюдая за Сашкой. Но тот даже не потрудился окинуть взглядом незнакомую прихожую, прошёл в гостиную, снял пиджак, а сам рухнул на диван, как только до него добрался. И взвыл, поспешив перевернуться на бок, видимо, ушибленное бедро всё-таки давало о себе знать. Я же замерла за его спиной, руку в бок упёрла и раздумывала. Почувствовав мой взгляд, Сашка с настороженностью покосился. Голову повернул и я, наконец, разглядела припухлость на его щеке.

— Скажи честно, ты ведь соврал мне?

Он глаза вытаращил, а я пояснила:

— Про жену. Иначе за что тебе такое наказание.

Он снова мне кулак продемонстрировал. Это было жутко невежливо, если принимать во внимание, что я его спасаю, и в данный момент он на моём диване сидит, вытянув ноги и позабыв разуться, но ничего другого я от него, если честно, и не ждала. К тому же, он по-прежнему молчал, чем лишь подогревал мои подозрения. Мне нужно было отвлечься от нежданной встречи, на которую я никак не рассчитывала, и, взглянув на часы и немного посомневавшись, я решила.

— Сиди здесь, — сказала я ему. — А я ещё успею на собеседование. Наверное. — И не упустила возможности пожаловаться: — Если бы ты знал, какой день ты мне испортил!

Ответом мне было возмущённое фырканье, но Сашка на меня не обернулся. Осторожно поёрзал, устраиваясь поудобнее, после чего потер бедро. Я еще некоторое время мялась, не зная, правильно ли будет оставить его одного, но так не хотелось упустить шанс! Возможно, он один, всего один. В общем, я выбежала из квартиры, если можно выбежать на девятисантиметровых шпильках, и поторопилась обратно к машине. В какой-то момент мне почудилось, что за мной наблюдают, и постаралась сбавить шаг, понимая, как, наверное, глупо смотрюсь, быстро-быстро семеня на высоких каблуках. Хорошо хоть костюм в порядке, я успела кинуть на себя беглый взгляд в зеркало, прежде чем из квартиры выйти.

К моему огромному огорчению, с собеседованием я пролетела. Когда приехала в туристический центр, мне сообщили, что всё уже закончилось, и начальство разошлось, всего минут десять назад все уехали. Я застыла в печали, прижимая к себе тубус, с не пригодившимися эскизами, потом сильно сжала зубы. Ну за что, за что мне всё это? Отошла к стойке информации, которая ещё была обёрнута плёнкой, оглядела просторный холл, понаблюдала за строителями, которые заканчивали свою работу, потом в досаде топнула ногой. Ещё раз окинула взглядом холл, прикидывая для него свои задумки. Стало ещё обиднее из-за сорвавшегося собеседования. Я ведь так здорово всё придумала!

Сказать матери и сестрице, а точнее, признаться в том, что я опоздала на такую важную встречу, а уж тем более объяснить, почему именно опоздала — человека сбила! — я не осмелилась. Поговорила с ними, сидя в машине, когда к дому подъехала, наплела небылиц про то, что меня выслушали с интересом и обещали перезвонить, и посоветовала не нервничать и дождаться результата вместе со мной. Самой же от обиды рыдать хотелось. Прихватив из машины тубус и свою сумочку, я щёлкнула брелком сигнализации, и, в расстройстве, даже не оглянулась на "Рено", услышав его прощальный возглас. Была уверенна, что как только войду домой, расплачусь. Надо же как-то выплеснуть негатив? Но закрыв за собой дверь квартиры, наткнулась взглядом на мужские ботинки под вешалкой, и вспомнила, что у меня "гость". Будь он не ладен, честное слово!

В гостиной Сашки не оказалось. Я помялась в дверях комнаты, прислушалась, положила сумку и тубус в кресло, и отправилась на поиски. Нашёлся Сашка в моей спальне, интуитивно, видно, угадал, что это именно моя спальня, лежал на кровати, заложив руки за голову, а когда я вошла, посмотрел в упор.

— Тебе удобно? — не без ехидства поинтересовалась я.

Он кивнул и угукнул. А сам ко мне присматривался. Я отметила про себя, что взгляд у него более осмысленный, чем пару часов назад. По крайней мере, ко мне приглядывается с любопытством, вполне явным.

Я прошла к своей постели и присела на край, в тоске уставилась на стену напротив.

— Что? — поинтересовался Сашка.

Я "удивилась".

— Ты заговорил!

Он поморщился, дотронулся до щеки и осторожно потер.

— Мне вырвали зуб, мне показалось, что и челюсть свернули. А потом ты меня задавила!

Я повернулась к нему и взглянула возмущённо.

— А ты не видел, что я разворачиваюсь?!

Сашка презрительно скривился.

— Если бы я знал, что это ты, точно бы обошёл метров за сто. Теперь научен горьким опытом. — Язык у него ещё немного заплетался, он слегка шепелявил, что не мешало ему говорить мне гадости. Называется: дорвался. Ещё по дороге ко мне домой, он так глазами вращал, что я точно знала — всё мне выскажет, как только дар речи обретёт. Так и выходит. Но и я сдаваться не собираюсь.

— Ты сам виноват, шатаешься по улицам совершенно невменяемый, попадаешь под колёса, а потом обвиняешь ни в чём не повинных людей!

— Таня, замолчи. Ты виновата.

— Ничего подобного. — Я ядовито улыбнулась. — Между прочим, ты переходил дорогу в неположенном месте.

— Между прочим, там узкая улочка, там нет пешеходных переходов. А ты меня задавила! — закончил он в гневе.

Я гордо отвернулась от него. А потом мне пришло в голову кое-что... Я на Сашку с подозрением покосилась и поинтересовалась:

— А что, вообще, ты здесь делаешь? В Москве стоматологи закончились?

Он крякнул, причём недовольно, и с кровати полез. Сгрудил покрывало, и я его одернула в раздражении, потом на Сашкину спину уставилась, когда он встал. Он выпрямился и помедлил, вроде бы к себе прислушиваясь, наконец, расправил плечи. А когда обернулся и просверлил меня взглядом, я мысленно затосковала. Уже знала, какой вопрос он мне задаст.

— А ты что здесь делаешь? Ты же у нас из Иваново. Как говорила.

Я выдержала паузу, после чего небрежно махнула рукой.

— Да что тут ехать-то, до Иваново? Часа два.

— Ага. Лгунья.

— А сам-то!

— К твоему сведению, я москвич. А здесь я работаю. Так что ты — лгунья, а я — обманутый любовник.

Я поднялась с кровати, окинула гостя возмущённым взглядом.

— Слава богу, бывший.

— Да, наверное, слава богу.

Я пихнула его в живот, Сашка отступил, и тут же попросил:

— Не толкай меня, у меня в голове ещё звенит.

— Я думала, это твоё привычное состояние.

— Ой, ой.

Я из спальни вышла и направилась на кухню. В какой-то момент обернулась, но Сашку не увидела, он в моей комнате остался. У меня внутри всё пылало. На душе тяжесть, нервы натянуты до предела, кровь бурлит от возбуждения, а больше всего хочется в Сашку вцепиться, лучше всего в горло, и задушить.

— Дай мне какую-нибудь таблетку, — попросил он, появившись на кухне минуты через три. Выглядел несчастным, а с припухшей щекой, болезным. — У меня всё болит.

— Кроме совести, наверное.

— Если ещё и она заболит, я повешусь. Хочешь, покажу тебе синяк? В пол бочины.

— Обойдусь.

— Конечно. Это же твоя работа, тебе станет стыдно.

— Не станет. Я даже порадуюсь. Поэтому и не хочу смотреть, чтобы не показывать тебе своего злорадства.

— Тань, мне больно.

Я знала, что ему больно. И мне было его жалко, где-то в глубине души. Очень, очень глубоко. Я достала из аптечки обезболивающее, и подала Сашке таблетку. Воды налила. Он осторожно присел за стол, таблетку запил, а сам глазами кухню обводил.

— Кто бы мог подумать, что мы вот так встретимся. Если бы ты сказала, что из этого города...

— Ты бы бежал от меня, как от чумы.

Он усмехнулся.

— Кто знает.

Я нисколько не поверила. Да я и сама, узнай, что он здесь "работает", не стала бы с Сашкой связываться. Смысл был как раз в том, чтобы встретиться в Испании и расстаться в Испании, без малейшего соблазна продолжить знакомство. И вот теперь он сидит на моей кухне и, не стесняясь, меня стыдит. А я совершенно не знаю, что делать и чего ждать.

— Это твоя квартира?

— Моя. То есть, родителей.

— А-а. А они где?

— На даче живут.

— А ты, значит, здесь одна?

Я повернулась к нему и упёрла руку в бок.

— А ты зачем спрашиваешь? Тебе жить негде?

— А если так, пустила бы переночевать?

Я даже рассмеялась от такой наглости.

— Нет. Я чужих людей на ночь не пускаю.

— Ага.

— Ага.

— Как собеседование?

— Я опоздала.

— Я виноват?

— Конечно! Я так готовилась... А сколько костюм этот стоит — страшно вспомнить! Мне ещё долг Ленке отдавать!

— Сколько проблем, и всё из-за меня.

— Ты, помнится, мне зуб давал, что не женат, и им же поплатился. Врун.

— Да не женат я! И, судя по всему, уже не буду, зуба-то нет.

— У тебя ещё тридцать, — успокоила я его.

— Зуб мудрости был последний. А без мудрости жениться нельзя, мне так папа говорил. — Сашка вновь обхватил припухшую щёку ладонью и поморщился. Я за ним наблюдала.

— Болит?

Он кивнул. Но так, как этот человек меры не знал, продолжил жаловаться.

— И бок болит, а ещё локоть.

— Как ты до сих пор жив, не знаю.

— Хоть воды еще налей, что ли. Никакой жалости в тебе.

Воды я ему налила, поставила перед ним стакан, а потом присела напротив.

— А меня кто пожалеет?

Сашка сделал несколько осторожных глотков, а сам к себе прислушивался. И лишь после поинтересовался:

— А кто ты по профессии?

— Я дизайнер интерьера.

— О-о.

— Что? Хорошая профессия.

— Да я не спорю. И кому же в городе не повезло? Кто будет жить без красоты твоими молитвами?

Я в полном расстройстве поводила пальцем по гладкой столешнице.

— Туристический центр.

Сашка замер, продолжая держать стакан у губ.

— Ты участвовала в конкурсе?

— А чему ты удивляешься? Между прочим, у меня два проекта за плечами!

— Это круто.

Я нахмурилась, приглядываясь к нему.

— Будешь издеваться, выгоню, — пригрозила я.

— Я не издеваюсь, я серьёзно. Опоздала, значит?

Я кивнула.

— Бывает, — вроде бы посочувствовал он.

Я согласилась.

— Да. Но почему всегда со мной?

— Малыш, не расстраивайся, — видимо, по привычке решил приголубить он меня. Я тоже, признаться, в первый момент не осознала, что это было лишним. — Поедешь завтра, и поговоришь.

— К кому я завтра поеду? И где я этого кого-то искать буду? Ты не представляешь, как гостиницу охраняют! Как военный объект!

Сашка поболтал воду на дне стакана, допил, а я поднялась, достала из холодильника тарелку с виноградом, и с грустным видом принялась его есть. Отрывала по ягодке и медленно подносила ко рту, иногда вздыхала. Потом заметила, что Сашка за мной внимательно наблюдает. Опомнилась, последнюю ягоду прожевала со злостью.

— Костюм тебе идёт, — неожиданно заявил он.

Я насторожилась и решила на откровенную уловку не вестись.

— Ещё бы. Знаешь, сколько стоит?

Он разулыбался.

— Нет.

— Везет тебе.

Сашка всё-таки рассмеялся.

— Тань, ну что, ты меня сейчас просто так выставишь?

— Нет. Я тебе такси вызову. Как ответственный человек.

— И сердобольный.

— Да.

— А если мне ночью станет плохо?

— С чего бы это? — удивилась я.

— Ну как, последствия травмы, отсроченные, так сказать. Мало ли.

— Саш, прекрати. Чего ты хочешь?

Он усмехнулся, выдержал паузу, после чего покачал головой.

— Ничего.

— Я надеюсь. У меня и без тебя проблем хватает.

— Правда? — В его голосе проскользнули недовольные нотки.

— А ты думаешь, ты такой подарок? Тебя сейчас пожалеть надо, приласкать, полечить, а потом ты сделаешь мне ручкой и вернешься в Москву. Или куда там, мне даже не интересно. Здесь не Испания и не курорт, Саш. И мне не нужны отношения на неделю. Найди себе другую дуру.

Он на стуле откинулся, разглядывал меня исподлобья, даже прищурился, отчего мне не по себе стало.

— У меня есть другая дура.

Я на стуле поёрзала.

— Ну вот видишь...

Сашка ухмыльнулся и поднялся.

— Я просто пытался быть вежливым.

— Какие у тебя странные понятия о вежливости. Секс вместо "спасибо" и "до свидания"?

— А ты со всеми такая язва?

— Думаю, нет, — честно призналась я.

— То есть, я должен быть польщён?

Я плечами пожала и отвернулась от него. Потом руки на груди сложила.

Сашка, кажется, не на шутку обиделся. Хотя, я совершенно не понимала из-за чего. Я искренне призналась, что мне не нужны временные отношения здесь, на своей территории, на глазах у родных и знакомых, я просто не смогу объяснить им свою позицию. Хорошо зная меня, они сойдут с ума от беспокойства, если решат, что я кинулась во все тяжкие, пытаясь забыться. А ведь я уже несколько месяцев твержу, что у меня всё в порядке — я жива и невредима. И всяким легкомысленным типам, вроде Сашки, рядом со мной сейчас не место. Тем более, если у него есть "другая дура". В чём я, в принципе, и не сомневалась, но участвовать в конкурсе я не собираюсь. Больно надо.

Именно поэтому я не пошла его провожать. Решила, что неплохо будет самой обидеться, отвернулась к окну, и лишь прислушивалась к мужским шагам в квартире. Сашка забрал свой пиджак из комнаты, немного прихрамывая, прошёл в прихожую и оттуда уже вызвал такси, я слышала его голос. Гадала, зайдёт он, попрощаться со мной, или нет. Он зашёл. Остановился в дверях, зачем-то надел грязный пиджак, видимо, никак расстаться с ним не мог, а мне сообщил чуть язвительно:

— После сегодняшней нашей встречи, я обязательно укажу тебя в завещании. Как самую сердечную женщину, которую мне посчастливилось встретить.

— Буду ждать, — пробормотала я, дождавшись, когда он с кухни выйдет. Даже не взглянула на него, только в окно выглянула, очень осторожно, из-за занавески. Сашка стоял у подъезда и крутил головой, не зная, с какой стороны такси подъедет. А я, в нервозности, постучала по столу кулаком. Прощай, что ли?

Ленка реально обалдела, когда я рассказала ей про нежданную встречу. Молчала не меньше, чем полминуты, что для неё, наверняка, явилось рекордом, после чего выдала:

— Танька, это судьба.

Я пренебрежительно фыркнула.

— Да вот ещё!

— Я тебе серьёзно говорю! Ты должна Дашку сделать!

— Дашку? — я в первую секунду растерялась, а потом всё же припомнила, что поспорила с родной сестрицей на серьёзный куш. — Ну да, может быть... — промямлила я, размышляя, но затем собралась с мыслями и сказала: — Всё равно уже поздно, Лен. Мы с Сашкой разругались. Он, точно, не вернётся.

— После того, как ты отказалась ему обрадоваться? — Ленка рассмеялась. — Хочешь, я с тобой тоже поспорю? Появится в течение ближайших трёх дней. Тем более, теперь адрес знает.

— А он мне нужен?

— Тань, ты дура?

— В том-то и дело, что нет. У него другая дура есть, он мне сам признался.

— Можно подумать! Это же Сашка!

— Лен, он мне, правда, здесь не нужен, — всерьёз заныла я. Причём, с таким выражением, будто сама себя в этом убедить пыталась. Это немного настораживало.

Ленка же только подивилась.

— Ты совсем сошла с ума, — вроде бы пожаловалась она и отключилась. А я ненадолго замерла в тишине квартиры, раздумывая о Сашке, потом посоветовала себе отвлечься от ненужных мыслей, и лучше подумать о том, как мне исправить ситуацию с сорвавшимся собеседованием. Может, позвонить или поехать в туристический центр, попытаться встретиться с владельцами? Можно попросить папу, чтобы он узнал для меня парочку необходимых телефонных номеров... Но тут другая проблема возникнет: папа обязательно проболтается маме, и та узнает, что я провалила собеседование, и того хуже — всех обманула.

Я сморщила нос и почесала его. Говорят, когда нос чешется — это к новости. Хорошая новость мне совсем не помешала бы.

С Вовкой мы на следующий день в магазине встретились. У полки с кофе. Я заметила, как Вовка растерялся, увидев меня, даже за плечо своё глянул, видимо, сбежать хотел, но так и не решился. Я тоже внутренне напряглась, так сразу и не припомнив, когда мы с ним в последний раз оставались наедине, а уж тем более разговаривали. Разговор — это когда больше трёх слов. По моему мнению.

Я банку с кофе взяла, про себя отметила, что Вовка взял другого сорта, видимо, изменил своим вкусам в угоду любимой, а я подумала, подумала да и спросила:

— Как думаешь, если я в туристический центр поеду, смогу встретиться с кем-то из руководства?

Вовка призадумался. Глянул на меня серьёзно, после чего хмыкнул.

— Вот просто так?

— Я не знаю.

— Ты хочешь в конкурсе поучаствовать? Так ведь недавно отбор закончился...

Я печально кивнула.

— Вчера.

— И что?

— Я опоздала... немного.

Вовка воззрился на меня в удивлении.

— Ты опоздала на собеседование к Филинам? Как ты могла?

Я в некотором раздражении всплеснула руками.

— У меня были обстоятельства! Аварийные, — призналась я в итоге.

Он нахмурился.

— Машину разбила?

— Человека сбила. Чуть-чуть...

Вовка рот открыл. Я поспешила его успокоить.

— Говорю же, чуть-чуть. Он потом спокойно уехал на такси.

— Тань, ты чего?

Я, наконец, положила банку с кофе в корзину.

— Ничего. Всё у меня в порядке. Просто думаю, как мне теперь...

Вовка, кажется, разозлился на меня. Плечами передёрнул, губы поджал, и совсем другим тоном произнёс:

— Хочешь честно? Никак. Там, знаешь, какой конкурс? У всех слюни текут. Кстати, наша фирма тоже участвует. А ты хочешь одиночкой?

— Я хочу показать свои идеи!

Вовка качнул головой, вроде бы осуждающе, и ушёл. А я развернулась в другую сторону, фыркнула в раздражении. Ни от кого никакой помощи!

В конце концов, я решила так: если до завтра я не найду выход из положения, то всё-таки обращусь к отцу. Не могу я просто отойти в сторону и упустить, возможно, единственный шанс. Будет попросту обидно, если мои эскизы — а они весьма неплохи! — так и останутся лежать в темном тубусе, и их никто не увидит. Я заснула с этой мыслью, а самое главное, проснулась с этой же мыслью. При этом, настроение было на нуле. Пока варила себе кофе, посматривала в окно. "Завтра" наступило, а в какой стороне мне искать "выход", понятно так и не было. Я барабанила пальцами по подоконнику, разглядывала свой "Рено" на парковочном месте, потом стала наблюдать за подъехавшим темно-синим "Лексусом". Тот въехал в наш двор, и водитель виртуозно вписался в небольшое пространство на парковке. Я даже позавидовала умению некоторых так искусно парковаться, я бы обязательно испортила и свою машину, и чужую, если бы попыталась втиснуться в такую щель. Но дивиться и восхвалять чужие умения я продолжала ровно до того момента, пока не увидела, что из автомобиля Сашка вышел. Я у окна замерла, даже рот приоткрыла, никак не могла с мыслями собраться. Потом вспомнила, что я в халате, не умыта и не причёсана, и кинулась приводить себя в порядок. Некогда было даже задуматься о том, что Сашке от меня ещё понадобилось. И сестрица правой оказалась, но об этом тоже потом.

Через две минуты в дверь позвонили. Я как раз успела умыться и пригладить щёткой волосы. На переодевание времени не было, поэтому я затянула пояс потуже, а вот на груди халат наоборот немного ослабила, чтобы выглядело соблазнительнее. Зная Сашку, могу представить, с какой внешностью он себе "дуру" нашёл, и важно не ударить в грязь лицом. Почему важно — думать некогда, но важно. В дверь ещё раз позвонили, я выдержала небольшую паузу, сделала несколько глубоких вдохов, после чего пошла открывать. И постаралась на Сашку взглянуть удивлённо.

— Ты вернулся, — скорее констатировала, чем спросила я, забыв поздороваться.

Он кивнул, его взгляд на секунду опустился к моей груди в распахнутом вырезе халата. Но Сашка быстро опомнился и изобразил улыбку, глядя мне в лицо.

— Да. Решил заехать к тебе из больницы, чтобы ты на меня посмотрела и перестала волноваться. А то, думаю, вдруг ночами не спишь, переживаешь. — Говоря, он аккуратно внедрился в квартиру, потеснив меня плечом. В прихожую вошёл, обернулся на меня, и вдруг спросил вполне серьёзно: — Ты одна?

В его голосе прозвучал такой откровенный намёк, что мне даже неудобно стало, что я на самом деле одна. Я дверь захлопнула, и гордо, не собираясь отвечать на его вопрос, прошла мимо Сашки на кухню. Он хмыкнул мне вслед и прошёл за мной.

— Кофе пахнет, — объявил он. — Хочу кофе.

Я спорить не стала, достала из буфета ещё одну чашку и поставила на стол. Налила кофе. И продолжала молчать, совершенно не собираясь расспрашивать нежданного гостя, что ему от меня надобно. Но мысль о том, что Ленка права, приятно будоражила. Он ко мне приехал? Из-за меня? Ради меня?!

— Ты, правда, был в больнице? — не выдержала я первой.

— У меня болела десна.

— И всё?

Сашка хмыкнул, на кофе подул, потом сделал глоток. Прищурился, как кот.

— Я уже не хромаю. Тебе повезло.

— Это тебе повезло.

— Ну, это без сомнения.

Я продолжала стоять и разглядывать его. В душе томление, в голове ветер из смущающих мыслей, и, вообще, я в догадках терялась, а этот гад продолжал молчать и маленькими глотками попивать мой кофе. Но кофе я хорошо варю, это правда. Сашка на диванчике в углу развалился, потёр ладонью грудь, а я поймала себя на том, что не отрываю взгляда от его руки. Кинуло в жар, и я в смущении кашлянула и поспешила отвернуться.

— Что с твоим собеседованием? — поинтересовался он.

— Ничего. Я на него опоздала.

— Думаю, я могу помочь тебе.

— В смысле?

— Встретиться кое с кем. Чтобы тебя выслушали. Если тебе это нужно, конечно.

Я быстро кивнула.

— Нужно. А с кем?

— Васька уже три дня в городе. Она, конечно, не решает, но повлиять может.

— Опять Васька...

Сашка, вроде бы удивленно, моргнул.

— А куда без неё? Советую тебе воспользоваться этой возможностью. Насколько я знаю, они с Завьяловым уже к пятнице вернутся в Москву.

Я руку в бок упёрла, хмуро Сашку разглядывая.

— Кто она такая?

Он чуть кофе не поперхнулся, уставился на меня, как на безумную.

— Васька? Тань, ты что? Василиса Филин. — Сашка даже руками развёл.

Я же удивилась совсем другому.

— Ты знаешь Филинов? Вот прямо лично с ними знаком?

— Ну, — кивнул он.

— Откуда?

— Откуда люди бывают знакомы? Дела, общие знакомые, друзья, в конце концов.

— А у тебя какой случай?

— Наверное, все.

— Неплохо ты устроился.

— Тань, прекрати смотреть на меня, как на засланного казачка. Я приехал предложить тебе помощь. Она ведь тебе нужна? Или ты сама справишься?

Я сомневалась. Был большой соблазн согласиться и помощь Сашкину принять, вот только гордость протестовала. При этом я понимала, что в данном случае от моей гордости никакого толка, без его помощи я не справлюсь. Я никого важного в городе не знаю.

В конце концов, кивнула, правда, постаралась сделать это сдержанно, без особой радости. Нечего давать Сашке лишний козырь.

— Нужна, — согласилась я. — Если тебе не трудно и... это никак тебя не затруднит... то я воспользуюсь твоим предложением.

Он наблюдал за мной со скрытой усмешкой. Понимал, что я выдавливаю из себя вежливые слова, и смеялся над этим.

— Это мне ничего не будет стоить, — заверил Сашка в итоге. — Правда, правда. Да и тебе, кстати, тоже, так что не переживай.

Я грозно сдвинула брови.

— Я и не переживаю.

Сашка всё-таки ухмыльнулся.

— Я рад. Приезжай завтра ко мне, часов в восемь...

— Утра? — уточнила я.

— Зачем утра? Вечера.

Я всерьёз удивилась.

— С какой стати я поеду к тебе на ночь глядя?

Сашка вздохнул, из последних сил сохраняя спокойствие.

— Васька с Генкой завтра будут у меня, вот и поговоришь. Что ты напряглась-то?

— Ты не врёшь мне?

— Да что же это такое? — Сашка с дивана поднялся. — Соберутся только свои, так что не переживай. Приедешь, поговоришь... выпьешь, с людьми пообщаешься. Ты сейчас смотришь на меня так, будто я тебя в стриптиз-бар зову.

— От тебя чего угодно можно ожидать.

— Ты ко мне несправедлива, и я не понимаю, откуда это взялось.

— Из твоих поступков, Саша.

— Смею напомнить, что это ты меня покалечила! А я проявляю добрую волю. Но благодарности никакой.

Я поджала губы, сдерживая едкие слова. Смотрела на Сашку с сомнением, щурилась, после чего предложила ещё кофе, и даже бутерброд.

— Вот это другое дело! — обрадовался он и присел за кухонный стол. — А яичницу можно?

Я заставила себя смолчать и достала сковороду.

Но главный сюрприз ждал меня впереди. Я не особо выспрашивала Сашку о его жизни, решив, что чем меньше знаю, тем проще мне будет потом, когда мы всё-таки распрощаемся раз и навсегда, так как я совершенно не собиралась сводить с ним близкое знакомство. И собираясь на следующий день к нему в гости, долго раздумывала, что мне надеть, чтобы выглядеть независимой и уверенной. Подозревала, что познакомлюсь в этот вечер с его девушкой, а, возможно, и не одной, и настраивала себя не принимать всё близко к сердцу. Мне нужно быть благодарной за то, что судьба даёт мне ещё одну возможность, пусть и с подачи этого самодовольного бабника, который, как мне кажется, до сих пор не воспринимает меня всерьёз. Но даже если его "добрая воля" не что иное, как жалость, то мне придётся проглотить эту горькую пилюлю, и выжать максимум выгоды для себя. А уже потом я буду вспоминать о Сашке, ругать себя, жалеть, с опозданием переживать смущение или что там со мной ещё приключится. На данный момент, главная задача — заинтересовать предполагаемого работодателя. Или его дочь. Не так важно.

Когда я приехала, и Сашка вышел мне навстречу, мы с ним выглядели одинаково обалдевшими. Он удивился тому, что я явилась с тубусом, как на настоящее собеседование, а я тому, что таксист высадил меня из автомобиля у кованых ворот, от которых тянулся глухой забор, огораживающий немаленький, как я подозревала, участок, в одном из самых солидных коттеджных посёлков в нашем пригороде. Нажав кнопку звонка, я покрутила головой, оглядывая улицу, но кроме бесконечных заборов, ничего не увидела. Только шелест крон деревьев был слышен из огороженных садов. Если честно, стало немного жутко. Ни души, ни деревца, даже собаки не бегают, хотя это, как бы, сельская улица. А тут только заборы и заборы, а жизнь — она где-то там, за этими стенами. Наконец, раздался сигнал домофона, я толкнула тяжёлую дверь и оказалась во дворе дома. Пока ждала снаружи, успела прийти к выводу, что меня пригласили в дом Филинов: все ведь знают, что они первыми облюбовали этот посёлок, но на веранде двухэтажного дома появился Сашка, странно растрёпанный, босой и в мятой футболке. Такое чувство, что я его с постели подняла. Я даже на часы быстрый взгляд кинула, но приехала я вовремя, тут не придраться. Но чувствовалось, чувствовалось, что он здесь дома, а не в гостях. Остановился, привалившись плечом к стене, и улыбался, глядя на меня. Потом брови вздёрнул, заметив тубус в моих руках.

— Боюсь спросить, что у тебя там, — проговорил он с ленцой.

Я же остановилась перед крыльцом, подняла глаза на окна дома и нахмурилась, чувствуя, что сердце сжалось в дурном предчувствии.

— Чей дом?

Он ответил с удовольствием.

— Мой.

Я окинула Сашку недоверчивым взглядом. Поднялась по ступенькам. А он развел руками, вроде бы не принимая моего недоверия.

— Я же тебе говорил, что я миллионер.

Я не знала, что сказать. Поэтому задрала нос, как можно выше, и возблагодарила Бога, когда услышала голоса в доме. И уже было неважно, что голоса преимущественно женские. Что угодно, кто угодно, лишь бы Сашка прекратил смотреть на меня с таким превосходством.

Миллионер. Он миллионер. Кто бы мог подумать? Самый безответственный тип, которого я когда-либо знала, миллионер. Я не в состоянии уложить подобное в своей голове. Видимо, что-то в этой жизни прошло мимо меня.

Сашка повёл рукой, приглашая меня пройти в дом, а я в дверях вдруг обернулась, и мы столкнулись нос к носу. Он вопросительно вздёрнул брови.

— То есть, ты не живёшь в Москве? Ты живёшь здесь.

— Я здесь работаю, я тебе уже говорил. Ну, и живу... уже. — Сашка приобнял меня за плечи. — Пойдем, я познакомлю тебя.

В просторной гостиной оказалось не так много людей. К моему счастью. Двое мужчин и три женщины. Я остановилась в некоторой нерешительности, но вновь почувствовав Сашкину руку, теперь уже на своей спине, сделала шаг вперед.

— Знакомьтесь все, это Таня. Это она меня покалечила.

Все заинтересованно взглянули на меня, а я застыла в полной растерянности. Представил, так представил, ничего не скажешь. Засмущалась немного, выдавила из себя нервную улыбку, а потом непонимающе глянула на Сашку, когда он у меня тубус отнял. Отнял и кинул куда-то в угол. А меня вперед подтолкнул.

— Проходи, — шепнул он мне.

Меня разглядывали, но без особого интереса и удивления. Так, с небольшим любопытством. Процедура знакомства быстро закончилась, и я присела в кресло, приняла от Сашки бокал с вином, и принялась приглядываться и прислушиваться к присутствующим. Никакой вечеринкой тут и не пахло, сразу было понятно, что люди собрались просто посидеть, поговорить, одним словом, отдохнуть. Все были хорошо знакомы, только я в компанию не вписывалась. Потому что я явилась с единственной целью — вернуть их мысли к работе, и получить работу для себя. Неудобно как-то, честное слово. Я кинула быстрый взгляд на Сашку, а он мне ободряюще улыбнулся. Скрестил босые ноги, видимо, ничуть не смущаясь своего растрепанного вида. Потом я заметила, как он подмигнул девушке, сидящей на диване. Я почувствовала острый укол прямо в сердце, покосилась на нее, окинула оценивающим взглядом, изъянов не нашла, и посоветовала себе сосредоточиться на других Сашкиных гостях. Вот например на Василисе Филин. Хотя, она уже не Филин, насколько я понимаю. Она сидела рядом с мужем, — красивая, улыбчивая, — и напропалую флиртовала с Сашкой, по крайней мере, мне так казалось. Они без конца обменивались шутками, многозначительными взглядами, смеялись вместе, а я поневоле задерживала взгляд на муже Василисы, который сидел рядом с ней на диване, в расслабленной позе, пил коньяк и, кажется, не особо прислушивался к словам жены. И только когда они с Сашкой договорились до очевидной глупости, рассмешив всех, Василиса ткнула мужа вбок кулаком, и тот проговорил с ленцой и глуховато, обращаясь к хозяину дома:

— Прибью гвоздями к полу.

Сашка ухмыльнулся.

— Завьялов, ты заметил, что год от года твои угрозы звучат все нелепее?

Тот выдал ехидную улыбочку.

— Извращеннее, Емельянов. Для тебя это куда хуже.

— Чего это: для меня?

— Потому что у тебя привычка нарываться.

— Вась, скажи своему, а!

Василиса же лишь улыбнулась, взяла мужа под руку и заявила:

— Не хочу. Он ревнует, и мне это нравится.

Завьялов возмущенно глянул на нее.

— Я ревную? К нему?

Сашка тоже решил возмутиться.

— А что, я не конкурент?

— Я тебя гвоздями к полу прибью, конкурент!

Все смеялись, подначивали то Сашку, то Завьялова, а я только глазами хлопала, разглядывая свою курортную любовь. Странно, что я раньше не выяснила его фамилию, сразу бы сопоставила одно с другим, и получила бы четкую картинку, а не выглядела бы дурочкой столько времени. Кто не слышал в нашем городе о Емельянове? Предприимчивый молодой человек, за два последних года скупивший в нашем городе все кинотеатры, даже те, что давно не работали и были позабыты — позаброшены. Некоторые из них он восстанавливал, самые вместительные — раскручивал, вкладывая огромные деньги, а другие превращались в развлекательные центры. Как я теперь выяснила, бизнес Александра Емельянова вполне соответствовал его характеру. Любил он повеселиться, и умел это делать. И, видимо, от переизбытка опыта и энергии, решил когда-то этим с людьми поделиться.

Сашка, наверное, почувствовал мой пристальный взгляд, отвлекся от разговора, посмотрел на меня. Я глаза отвела — слишком поздно, слишком поспешно, но по-другому не получилось. А еще затосковала. Старалась улыбаться, даже разговор поддерживала, не желая превращаться в "незнакомку в кресле", но чувствовала себя не в своей тарелке. Чужой, и почему-то обманутой. Как только выяснила, что Сашка на самом деле не простой бабник, а, так сказать, золотой, воспоминания о наших с ним курортных приключениях показались мне еще более глупыми, чем они были на самом деле. А если честно, это я себе стала казаться еще более нелепой.

Вскоре нас осталось пятеро, одна пара решила вернуться в город, Сашка их провожать пошел, а я вдруг поняла, что осталась наедине с Завьяловыми. Сашкина девушка изображала хозяйку, удалилась на кухню, по моему наблюдению, на нее вообще мало внимания обращали, кажется, Василиса пару раз даже имя ее перепутала, а никто этого не заметил, включая Емельянова. И вот, момент настал, самое время начать разговор о деле, хотя бы намекнуть. Я торопливо собиралась с мыслями, но больше приглядывалась к Василисе и ее мужу, ничего не могла с собой поделать. Внешне они совершенно друг другу не подходили. Она миленькая и аккуратненькая, на самом деле похожая на принцессу, ухоженная и изысканно одетая, а он — большой, угрюмый и, без сомнения, опасный. Гена Завьялов даже разговаривал, как в фильмах про бандитов — глухо и растягивая слова. А уж когда улыбался, у меня мурашки по спине бежали. Я смотрела на эту пару, видела, как Василиса мужа за руку держит, с какой теплотой в его лицо вглядывается, и для меня это было удивительно. Она вроде бы и не замечала его грозного вида, и уж точно не боялась, даже подзадоривала его, совершенно по-детски флиртуя с другим. И только однажды, я совершенно случайно перехватила взгляд Завьялова, и лишь завистливо вздохнула, подумав: вот везет же некоторым женщинам — на них мужья так смотрят. Даже когда они не в форме, чуть располневшие после родов, но если муж любит, значит, любит. Этого уже не отнять.

— Ну что? — спросил меня Сашка позже. Вытащил меня из гостиной на веранду, подальше ото всех, и принялся любопытствовать.

— Она совсем не такая, как о ней говорят. И, вроде бы, не стерва.

— Это все, что ты выяснила? Что Васька не стервозина?

— Я не так сказала!

— Тань, ты о деле поговорила?

— Я пыталась. Но это не совсем удобно, они же отдыхают, у них дома ребенок, они ночью не спали, а тут я, единственный свободный вечер порчу!

Емельянов присмотрелся ко мне более внимательно.

— Ты много выпила, да?

— Я похожа на пьяную?

— Немного. Ты когда пьяная, ты всех любишь и жалеешь. А сейчас ты жалеешь Генку, а это очень странно.

Я отвернулась от него, окинула беглым взглядом неухоженный сад.

— Хорошо, я сам поговорю.

— Не вмешивайся в мои дела, — попросила я. — У тебя, наверняка, своих полно.

— Это ты сейчас на что намекаешь?

— На твои дела, — терпеливо повторила я.

Сашка за моей спиной хмыкнул, кажется, разглядывал меня, а потом его позвали нежным голоском:

— Саша, ты мне поможешь?

В чем именно девушке нужна была помощь, я так и не узнала, Емельянов вернулся в дом, а я осталась в одиночестве, разглядывать кучу сухой травы на газоне.

— Можно вопрос задать?

Я обернулась, услышав голос Василисы, попросила себя собраться и с готовностью кивнула, решив, что она хочет что-то уточнить по моему проекту. Но спросила она совсем о другом.

— Как можно так удачно сбить человека, чтобы он потом еще решил помочь тебе и составить протекцию? — Василиса улыбалась, хотя, скорее посмеивалась, разглядывала меня.

А я пожала плечами.

— Я сделала ему искусственное дыхание. Рот в рот. Я умею.

— О-о, тогда мне все ясно. На такое Сашку можно поймать.

— Не сомневаюсь.

Она встала рядом со мной.

— А если серьезно? — И тут же заверила: — Простое любопытство.

Я секунду размышляла, после чего призналась:

— Я с ним спала, целую неделю. У нас был курортный роман. А потом я сбила его машиной, и так выяснилось, что мы из одного города.

Вася выразительно поджала губы, по всей видимости, скрывая улыбку, зато со спины раздался громовой хохот. Я даже слегка вздрогнула, а вот Василиса лишь укоризненно взглянула в сторону мужа. Тот же громогласно объявил:

— Оказывается, Емельянов джентльмен. Офигеть можно.

— Гена, будь добрее к людям.

— А я добр. Я за два года ему ничего не оторвал. Вот Татьяна тебе как раз и подтвердит. Да, Танюш?

Я моргнула в некоторой растерянности, хотела покраснеть, но передумала и просто отвернулась. Услышала звонкий шлепок, когда Василиса мужа по плечу стукнула.

Вскоре и Завьяловы домой засобирались. Василиса мужа буквально за шкирку вытащила из-за стола, и напомнила тому, что у них дома ребенок.

— Так она же с бабушкой!

Вася руку в бок уперла.

— Гена, я тебя сколько просила, не называть Нику бабушкой. Тем более при ней.

Емельянов пьяно рассмеялся, а я на этот смех вдруг среагировала, выпрямилась в кресле, в котором, оказывается, задремала; посмотрела за окно — темно, на часы — полночь почти, и принялась комнату оглядывать, не понимая, как я могла отключиться.

— Я пытаюсь мыслить логически, — проговорил Завьялов, который, как выяснилось, в состоянии опьянения, становился более разговорчивым. — Она жена твоего отца? Пугает меня тем, что она моя теща. Значит, бабушка.

— Ген, она беременная женщина.

Завьялов замер, поднявшись из-за стола. Кивнул после некоторого раздумья.

— Да, это странно.

Вася, смеясь, толкнула мужа в плечо.

— Пошли домой.

Я в растерянности наблюдала, как они уходят, даже рукой им на прощанье махнула. Потом с кресла поднялась, зевнула, пока никто видеть не мог, прислушалась, не понимая, куда подевалась зазноба Емельянова, а следом опомнилась: мне же домой надо!

— Вызови мне такси!

— С ума сошла? Я тебя ночью на такси отправлю в такую даль? — Сашка шел и выключал за собой свет — во дворе, на веранде, в прихожей. А когда на меня посмотрел, усмехнулся. — Приставать не буду, не волнуйся. Я все помню.

Я растерялась.

— Что?

Он удивленно вскинул брови, после чего напомнил:

— Я тебе здесь не нужен. Забыла?

— Ах, да... Помню.

— Ага.

Я огляделась.

— Мне остаться здесь?

— Это уж как тебе хочется, но я посоветовал бы спальню. — Поймал мой взгляд и пояснил: — У меня их четыре, выбирай любую.

— Зачем тебе четыре спальни?

— А на спрос.

— А твоя... против не будет?

— Кто?

— Кажется, ты весь вечер звал ее Марина.

Емельянов усмехнулся.

— Мариночка!

Я кивнула, строптиво поджав губы.

— Вот-вот. Она.

— Завтра утром позвоним и спросим. Ее я на такси в город отправил еще час назад.

Я оторопела от такой новости.

— Мы что, одни?

Сашка взял со стола бокал с коньяком и залпом допил содержимое.

— А ты переживаешь по этому поводу?

Я лишь фыркнула, правда, получилось не слишком правдоподобно.

— Вот еще...

— Ну вот видишь, как хорошо.

Воспользовавшись тем, что Емельянов ушел на кухню, я выскользнула на веранду. Вдохнула прохладный ночной воздух, надеясь, что он остудит мои мысли и чувства, которые свернулись тугим клубком в груди и жгли, жгли меня насквозь. Неожиданно затряслась — то ли от прохлады ночной, то ли от волнения и возбуждения, которое волнами расходилось по телу, от того самого клубка в груди, и до кончиков пальцев, даже подушечки начало пощипывать. Я в перила вцепилась, смотрела в темноту и слушала сверчков, их музыка была оглушительна, как никогда. И дышалось невероятно легко, хотя воздух был тягучим и ароматным — пахло цветами, сеном, а еще "Фаренгейтом". Уловив этот аромат, я обернулась. Сашка неслышно приблизился и накинул мне на плечи свой свитер.

— Замерзнешь.

— Сеном пахнет, — брякнула я.

Он усмехнулся.

— Я купил новую газонокосилку, прикольная штука. Ты с Васькой поговорила?

— Поговорила. Мы встретимся завтра... В центре.

— Вот видишь.

— Тебе спасибо.

— Пожалуйста.

— Почему здесь так тихо?

— Ночь.

— Все спят?

— Конечно.

— Все миллионеры спят?

Емельянов улыбнулся.

— Миллионеры встают рано, солнце. — Помолчали, я чувствовала, что он разглядывает меня. — Я покажу тебе спальню. Спать хочешь?

— Да, — созналась я.

— Тогда пойдем.

— Ты знаешь, что я на тебя злюсь?

— Догадываюсь.

Я тихо рассмеялась.

— Нет, я давно на тебя злюсь. Уже год.

— Интересно.

— Да. Потому что ты запорол мой проект. Ты, Александр Емельянов, лично отказал мне. Когда оформляли ресторан в "Художке", ты выбрал не меня, а Светку Степанову. А получилось куда хуже!

Сашка меня выслушал, после чего усмехнулся.

— Я же не знал, что это ты.

— А если бы знал?

— Тогда бы Светке Степановой не повезло.

Я горестно вздохнула в темноту.

— Вот видишь... Ты просто не знал.

— Не знал.

Я повернулась к нему, стала вглядываться в его темный силуэт. А потом протянула руку, взяла Сашку за воротник рубашки и потянула к себе.

— Поцелуй меня.

— Я уж думал, ты не попросишь, — выдохнул он, не медля, наклоняясь к моим губам.

Не попрошу!.. Как я могу не попросить?

Я же дура.

6.

— Таня, ну нельзя же так! — Мама возмущалась в полный голос, мне даже пришлось трубку от уха отвести. Было неприятно, немножко стыдно, я полностью принимала её негодование, но виниться не торопилась. Знала, что как только начну оправдываться, мама тут же ухватится за мои слова и тогда уже не остановится, пока всё не вызнает. — Ты пропала на неделю!

— Я не пропала, — попыталась возразить я. — Я звонила позавчера.

— Она звонила! — возмутилась мама. — Ты за неделю ни разу не приехала. Папа не знает, что думать!

— Но ты ведь направила его мысли в нужное русло, правда?

— Ты ко мне подлизываешься?

— Немножко, — призналась я. Наконец справилась с замком, толкнула дверь и вошла в свою квартиру. Поставила тяжёлую сумку с продуктами на пол. Выдохнула, освободившись от тяжёлой ноши, и скинула с ног босоножки. Почувствовала, какая в квартире духота и поморщилась. Поспешила в комнату, чтобы открыть окно.

— Где ты пропадала? Объяснишь?

— Мама, я взрослая девочка. И у меня может быть личная жизнь.

— Да?

Кажется, мама удивилась этому заявлению. Не заинтересовалась, а именно удивилась.

— Да, — подтвердила я. Но тут же поторопилась сгладить ситуацию. — А ещё у меня работа, и новый проект. Я очень занята.

— Ты выиграла конкурс? — Мама необычайно оживилась. — И ничего не сказала! Поздравляю, ты умница!

Я скромно потупилась.

— Спасибо. Я знаю.

— А я тебе говорила, что главное — верить в себя. Видишь, ты всех обошла!

Я смущённо кашлянула в сторонку, припомнив, как именно и на каком повороте я всех обошла. Но в который раз поторопилась себе напомнить, что наличие "волосатой лапы" — это не порок. К тому же, Сашка утверждал, что его "лапа" не такая уж и волосатая, даже демонстрировал мне руки, в качестве доказательства.

Прошлая неделя, на самом деле, получилась насыщенная. Я домой заезжала только утром, чтобы переодеться, а потом ехала в туристический центр, чтобы встретиться с Василисой и Никой. Да я даже с самим Филином познакомилась! Лично, и он мне руку пожал, а я, от его близкого присутствия, немного струхнула, если честно. Столько всего слышала об этом человеке, понимала, конечно, что в большинстве своём это вымысел, но оказавшись с ним лицом к лицу, склонна была поверить в некоторые слухи, которые до этой минуты мне казались невероятными. Кирилл Филин был опасен и именно этим притягателен. Когда он начинал говорить, все вокруг тут же замолкали. А он мог смеяться, шутить, рассуждать о чём-то, легкомысленно поглядывая вокруг, а люди молча слушали, опасаясь его с мысли сбить. Все, кроме его родных. Ника, его жена, без зазрения совести мужа перебивала, чтобы вставить своё веское слово, и, кажется, совершенно не обращала внимания на его пристальные и выразительные взгляды, которыми он награждал её в такие моменты. И я даже видела пару раз, как Филин беспомощно отмахивался от собеседников, когда Ника его перебивала. А я на Васю смотрела, и уже не удивлялась её отваге и уверенности в себе: ещё бы, постоянно находиться рядом с такими мужчинами — отцом и мужем, для этого нужно иметь большую смелость.

Вечерами я рассказывала Сашке о своих наблюдениях и ощущениях, а он посмеивался надо мной и, как моя мать, советовал вести себя порешительнее.

— Они заинтересованы в тебе, так пользуйся, — говорил он. — Им понравились твои идеи, даже Кириллу. Так что ты сейчас — номер один.

Я расправляла плечи, и гордо вскидывала голову.

— Я номер один?

Емельянов смеялся.

— Ты всех сделала.

— Точно, — соглашалась я. И, не упуская момент, добавила: — А ты теперь кусай локти.

Сашка отложил кусок пиццы, вытер руки салфеткой и полез ко мне. Я засмеялась и по рукам его стукнула, когда он облапал меня жирными пальцами.

— Шёлковый халат, не пачкай!

— Ты будешь ли меня дразнить, а?

— Буду. Буду!

Теперь понимаете, почему я обо всём на свете позабыла? Неделю дома не появлялась, всё время, с утра до вечера, проводила в центре, а вечером меня Сашка забирал и вёз в Яблоневку. Кстати, мы с ним неплохо уживались, прямо как в Испании. Хотя, наши отношения и были похожи на курортные. Общая спальня, общая постель, общие развлечения и только днём расставались, чтобы поработать и отдохнуть друг от друга. Никаких "Марин" и других особей женского пола я не встречала и даже не слышала, чтобы Сашка с кем-то из своих подружек по телефону говорил. В общем, я расслабилась и немного оторвалась от реальности, уйдя с головой в работу и отношения с Емельяновым. А ведь ещё несколько дней назад говорила себе, что это не лучшая идея — связаться с Сашкой здесь, на своей территории. Но это было настолько соблазнительно — пустить ситуацию на самотёк. Некоторые люди так ведь всю жизнь живут, совершенно не задумываясь о проблемах и чужом мнении. У меня никогда не получалось, а иногда так хотелось...

А сегодня я вернулась домой, решив, что если не сделаю этого, то родители меня всерьёз хватятся, и если не найдут меня, чтобы устроить скандал, то подадут в розыск. Насколько я поняла из позавчерашнего телефонного разговора с матерью, она уже наведалась в городскую квартиру, поняла, что меня нет уже не один день, и забеспокоилась. Но признаваться ей в том, что я свела близкое знакомство ни с кем-нибудь, а с Александром Емельяновым, я не спешила. По двум причинам: во-первых, чтобы не тревожить раньше времени родителей, а во-вторых, не пугать Сашку... знакомством с моими же родителями, без сомнения, горячо любимыми. Всему своё время, как говорится. Может, и знакомить-то их не придётся. Кто знает.

— Расскажи мне о проекте. Спорные моменты есть?

— Они всегда есть, мам. Но мы стараемся прийти к общему знаменателю. Мама, я познакомилась с Кириллом Филином!

— Да ты что? И как он поживает? — В мамином голосе слышалась некоторая доля иронии, и поэтому я выдержала паузу.

— Так, как ты и предполагаешь. Замечательно.

— Я почему-то не сомневалась в этом.

— У него очень красивая жена, и, кажется, он на самом деле её любит. Так смотрит на неё. И всё ей прощает.

— Закон природы, Тань. Каждой твари — по паре.

Я фыркнула.

— Как некультурно, мама.

— Это из Библии. Я именно это имела в виду. Даже Филину пара в этом мире нашлась. Думаю, достойная, раз он её любит, как ты говоришь.

Я только головой покачала. Иногда моя мама становится до ужаса язвительной.

— А что с твоей личной жизнью? Или ты мне зубы заговаривала?

— Нет. Я кое с кем встречаюсь.

— Нам с папой нужно волноваться?

— Нет.

— Ты нас познакомишь?

— Возможно, — туманно ответила я. — Когда-нибудь.

— В субботу? Папа приготовит плов...

— Мама, нет! И не дави на меня. Я совершенно не хочу вас знакомить, по крайней мере, пока. Он мне ещё не настолько надоел.

Я услышала, как мама вздохнула. Думаю, она сделала это намеренно, чтобы я прочувствовала, насколько я не права.

— Я бы попросила папу, чтобы он вёл себя посдержаннее.

— Нет. И дело не только в вас. Я не уверена, что он готов.

— Как это многозначительно звучит — он! Он хоть хороший мальчик?

— Ему тридцать три, он не такой уж и мальчик, мам. — И не такой уж хороший, добавила я мысленно. Но чертовски обаятельный, и настолько же бессовестный.

— О... — Мама пару секунд молчала, обдумывала, потом сказала: — Думаю, это неплохо. Он постарше тебя, а это уже более... серьёзные отношения.

Как же, хмыкнула я, отключив телефон. Серьёзные!

Если честно, я даже Ленке до сих пор не призналась про Емельянова. Не знаю, почему тяну, списываю всё на занятость и говорю себе, что это не телефонный разговор, но что вроде бы проще — признаться, правда? А я молчу. Разговариваю с ней, когда Сашка рядом со мной сидит, футбол смотрит, я с сестрицей сплетничаю, совершенно не стесняясь, выслушиваю её жалобы на Бурова, а сама про Сашку молчок. Осторожничаю, словно жду, что ещё пара-тройка дней, и рассказывать уже не о чем будет. Думаю об этом, и с тревогой прислушиваюсь к тому, как внутри натягивается невидимая пружина. Туго натягивается, почти до боли. Остаётся только вздохнуть и в очередной раз назвать себя дурой. Во что ввязалась?

Совсем недавно Василиса меня выпытывала, насколько у нас с Емельяновым всё серьёзно. Кажется, всем вокруг это было интересно. Кстати, мне тоже, но почему-то никому не приходило в голову, что я сама могу в догадках теряться. Заметили, конечно, что я всю неделю у него ночую, мы приезжаем вместе из города, уезжаем, и принялись вопросы задавать. А я не знала, что отвечать. У Сашки почему-то никто ничего не спрашивал, только у меня. Даже Ника посоветовала мне не теряться.

— Ему пора жениться, — сказала она мне. И тут же смехом добавила: — А то Генка сильно переживает по этому поводу.

Василиса фыркнула, бросив на мачеху короткий взгляд.

— Завьялов переживает? Это ты откуда узнала? Он тебе сам рассказал?

Ника усмехнулась.

— Хотела бы сказать, что прочитала по его живому, одухотворённому лицу, но не могу. Сама понимаешь почему.

— Мой муж — красавец, — заявила Вася уверенно, и даже руку в бок упёрла. Потом посмотрела на меня, на Нику, и сама рассмеялась. А затем они обе повернулись ко мне. — Так что?

Я покачала головой, отказываясь.

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите.

Ника лишь руками развела.

— Действий.

— Еще недели не прошло!

— Я не помню, чтобы женщины задерживались в его доме дольше, чем на ночь. А ты там уже неделю. И чего-то выжидаешь.

Я вытянула ноги, полюбовалась на свои новые кроссовочки, после чего заявила:

— Я сама ещё не уверена.

Вася с Никой переглянулись, после чего Ника пожаловалась:

— Врёт и не краснеет.

Я рассмеялась. А потом обернулась на голос Емельянова, который звал меня с корта. Дело в том, что я уже полчаса ждала, когда они с Завьяловым набегаются с ракетками, так как Сашка ещё вчера обещал поиграть со мной в теннис. Точнее, он жаждал этого, чтобы удостовериться в том, что я вообще умею играть, как его уверяла. Вчерашним вечером мы немного поспорили на эту тему, даже приз определили, и сегодня я собиралась доказать свою состоятельность, как теннисистки. Это было делом чести. Для этого я даже привезла из дома свой костюмчик, специально купленный для уроков тенниса, которые я брала года три назад, — белоснежную рубашку-поло и коротенькую юбочку. Правда, бросила уроки на середине курса, но тренер меня хвалил, и если бы я не заленилась тогда, то кто знает, может и вышел бы из меня толк. К тому же, там такая физическая нагрузка... я и на уроки-то пошла, из желания сбросить пару-тройку лишних килограммов, но надолго меня, к сожалению, не хватило. А вот сейчас настал мой час. Я Емельянову докажу... Точнее, покажу, как надо мной смеяться!

Он ждал меня на корте, ухмылялся, наблюдая за моим приближением, а я намеренно игнорировала его взгляд, хотя и знала, что коротенькая юбочка на мне смотрится весьма соблазнительно. На это и был расчёт. Пусть смотрит и отвлекается. Завьялов отдал мне свою ракетку, я обернулась через плечо, увидела, как он тяжело опустился в плетёное кресло и взял бутылку минеральной воды. Потом сказал что-то, и за это схлопотал от Ники подзатыльник.

— Милая, ты правила помнишь?

Я пренебрежительно фыркнула.

— Как смешно. — Взмахнула тяжёлой ракеткой. — Я брала уроки.

Сашка заулыбался.

— Ага. Предлагаю тебе думать о вознаграждении. Это будет дополнительным стимулом.

— Прекрати мне настрой сбивать. Это ты о призе думай. — Повернулась к нему спиной и пошла на другую сторону корта, виляя бёдрами.

Сашка поигрывал теннисным мячиком, ожидая моего сигнала к началу сета. Я же немного потопталась, пытаясь встать чётко по центру. Оглядела ракетку, ещё раз в руке её взвесила, про себя отметила, что она странно тяжёлая. Или я просто отвыкла?

— Подавать?

— Подожди.

— Я буду бить вполсилы.

— Ну, в первый раз...

— Тань, мы начинаем?

Я кивнула, потом зажала ракетку между коленей и подтянула хвост на затылке. Потом рубашку одёрнула.

— Таня!

— Я готова, — немного возмутилась я на его нетерпение. Помахала Васе с Никой рукой.

— Тебя сфотографировать? — громко поинтересовался Завьялов у меня. Я обиженно отвернулась. Покрепче перехватила ракетку и встала в правильную позу. Кивнула Сашке.

— Давай.

Этот гад очень старался не рассмеяться. Носом шмыгнул, ещё разок мячик подкинул, поймал, сделал шаг в сторону, а потом вдруг ударил. Я даже не ожидала. Только рот открыла, наблюдая за достаточно увесистым мячиком, который с огромной скоростью летел прямо мне в лицо. Взвизгнула, отскочила в сторону и бросила ракетку. Мяч просвистел совсем рядом со мной и ударился в стену с ужасным глухим звуком.

Сашка руками развёл, глядя на меня, а я на него накинулась.

— Ты сказал: вполсилы!

— А я как?

— А ты меня чуть не убил!

— Таня, у тебя ракетка в руках! Была.

Генка захохотал, а я окончательно разозлилась. Упёрла руки в бока, уставившись на Емельянова с подозрением. Как-то вышло всё не так, как было на уроках. Тренер всегда предупреждал меня об ударе и с такой силой никогда не бил.

— Давай ещё раз попробуем! — решила я.

— Ну уж нет. Ты проиграла.

— Саша!

— Тань, не расстраивайся, — посоветовала мне Василиса. — Мы с тобой потом поиграем. Они же изверги, Генка однажды ракетку пополам сломал.

— Это было в "Логове", и сломал я её о хребет одного полудурка. Это не считается.

Я за стол села, а сама Сашку недовольным взглядом сверлила. Тот устроился рядом, налил себе стакан воды и выпил залпом. И лишь после этого обратил на меня внимание.

— Ты мне должна, — подтвердил он.

— Ничего подобного. Это не считается, мы не играли.

— Считается.

— Нет.

— Да.

— Что вы как дети? — пожаловалась Ника.

Емельянов же ухмыльнулся.

— Просто ты не знаешь, на что мы спорили.

Я толкнула Сашку под столом ногой.

— А мне интересно, — влез Завьялов.

— На то, что она...

— На то, что я ему язык отрежу, если он это сейчас скажет.

Сашка рассмеялся, потом приобнял меня за плечи. Посмотрел в глаза и заверил:

— Я молчу.

Я кивнула и отвернулась от него. Снова попала впросак, и это расстраивало. И Сашке проиграла, можно сказать, что без борьбы сдалась. Это было обидно, так как я с ним спорила на желание, и в отличие от Емельянова, мое желание было вполне приличным и даже деловым. Обидно, в общем.

Пока я разбирала продукты на кухне, мне в голову пришло просмотреть свой гардероб, точнее, нужно было примерить несколько платьев, которые уже некоторое время висели без дела, а сейчас могли мне сослужить хорошую службу. С некоторого времени я постоянно находилась в центре внимания, и нужно было выглядеть прилично, да и любимого радовать разнообразием цветов и форм. В общем, позабыв про то, что нужно ужин приготовить к приходу Емельянова, я переместилась в свою спальню и распахнула створки шкафа. У меня было хорошее предчувствие, и поэтому, когда молния на первом платье спокойно застегнулась, я от радости даже подпрыгнула. Есть, есть справедливость на свете! Повертелась перед зеркалом, осталась собой довольна, и вынула из чехла другое платье. Его оказалось надеть немного труднее, я ещё подивилась про себя, когда это мне в голову могло прийти его купить, и как я его мерила; нелепо покрутилась на одном месте, упрямо дёргая молнию вверх, запыхалась, остановилась, в зеркало на себя посмотрела, а точнее, на платье, и чертыхнулась в сердцах. Не моё ведь, Дашкино! Я его у сестры экспроприировала после того, как она без зазрения совести половину моей заначки на него потратила. Я руки в бока упёрла, отдыхая, боком повернулась, разглядывая себя, и пришла к выводу, что цвет всё-таки мой. Правда, размер не мой, но если постараться... очень-очень постараться, то за недельку... Или не стоит оно таких жертв и мучений?

С улицы послышался звук автомобильной сигнализации, а из коридора писк брелка. Я к окну метнулась, готовая отругать мальчишек, которые вечно носятся у стоянки, но к своему удивлению заметила у своего "Рено" Вовку. Он стоял, смотрел на мои окна, а когда меня увидел, едва заметно кивнул, призывая меня выйти. Я в недоумении нахмурилась, попыталась платье с плеч стянуть, молнию расстегнуть, но куда там! Застряла я плотно, и если и выберусь из этого платья, то точно не за двадцать секунд. Пришлось искать кофту, чтобы накинуть на плечи и скрыть полуобнажённую спину с не застёгнутой до конца молнией. А когда на улицу вышла и к Вовке подошла, лишь руками развела, не зная, как ещё выказать ему степень моего недоумения.

— Ты что? Позвонить не мог?

Вовка странно замялся, двор оглядел, а потом прошёл за куст жасмина неподалеку и присел на лавочку. Я наблюдала за ним с всевозрастающим удивлением, тоже двор взглядом обвела, а потом усмехнулась и направилась за ним.

— А, так ты шифруешься? А не позвонил почему? Жена телефон проверяет?

Вовка фыркнул.

— Это моя семейная жизнь.

— Ну, конечно. Дойти до двери моей квартиры опасно, а вот пугать сигнализацией соседей, нет. — Я смотрела на него сверху. — Что ты хочешь?

— Танька, ты выиграла конкурс, — вроде бы уличил он меня. Я немного напряглась, ответить попыталась уклончиво.

— Наверное, мне повезло.

— Как? У нас трое лучших специалистов работали над проектом, а ты одна, да ещё опоздала на собеседование, как говорила мне, а в итоге туристическим центром ты занимаешься.

— Вов, а какая разница? Владельцам понравилась моя идея, поэтому я работаю. К тому же, ты же знаешь, как это бывает. Когда усиленно работаешь, получается всё плоско, а когда по вдохновению, можно и за один час всё придумать.

Он окинул меня скептическим взглядом.

— Ты за один час придумала?

— Ну... нет, конечно. Это я образно.

— Ага.

Я начала злиться.

— Чего ты хочешь от меня? Нет бы порадовался!

Вовка уставился на моё платье.

— Куда-то собираешься?

— Нет, провожу детальную инспекцию своего гардероба. Кстати, ты не мог бы... — Я еще сомневалась секунду, но замок молнии больно впивался в кожу, и я указала на свою спину. Вовка на меня глаза вытаращил.

— Что?

— Молнию расстегнуть, — окончательно разозлилась я, — она застряла. Боже, Вова, не смотри на меня так! Я тебя не соблазняю, просто я застряла в Дашкином платье.

— А зачем ты надела Дашкино платье?

— Я перепутала. Тебе трудно расстегнуть? — Я спиной к нему повернулась, пришлось подождать, пока Вовка с мыслями соберётся, он тянул некоторое время, прежде чем я почувствовала его руки на своей спине. Он действовал неуверенно и как-то нервозно, это было даже смешно, если вспомнить, сколько лет мы близко знакомы. Вовка молнию дёрнул раз, потом второй, затем поднялся с лавки и тогда уже приложил усилие, выругался мне на ухо, а я вздохнула с облегчением, когда поняла, что замок сдвинулся с места. А затем заулыбалась Емельянову, который с интересом наблюдал за происходящим, стоя метрах в десяти от нас. Я Вовкины руки поторопилась оттолкнуть.

— Всё, иди домой, к жене. Спасибо тебе большое за помощь. — Едва удержалась, чтобы не добавить "товарищ", настолько глупо себя чувствовала.

Вовка брови удивлённо вздёрнул, не понимая, почему я так затараторила вдруг. Перевёл взгляд за мою спину, заметил Емельянова, и начал хмуриться.

— Кто это?

— Дед Пихто, — не сдержалась я. Подтолкнула его к дорожке. — Всего хорошего, Вова.

— Тань, мы, вообще-то, не договорили... — попытался воспротивиться он.

— А не о чем, честно. Так уж сложилось, мне повезло. Может мне хоть раз повезти? По-крупному? — Я кофту на груди запахнула и быстрым шагом направилась к Сашке, который по мере моего приближения, всё шире улыбался.

— Мне надо знать, что там в кустах происходило? — поинтересовался он.

Я возмущённо вытаращилась на него.

— В каких кустах, ты что? Вполне приличная лавочка под кустом жасмина.

— Это жасмин?

— Ну да. Кажется, его ещё папа сажал, лет десять назад.

— А это кто? — Емельянов кивнул на Вовку, который шёл по тротуару, но без конца на нас оглядывался.

— Кто?

— Жасминовый житель.

— А-а, это Вовка, — легко отмахнулась я. Сашка деловито вскинул одну бровь, и я неохотно продолжила: — Он тоже дизайнер. Интересовался, как я сумела в одиночку конкурс выиграть.

— Как я понимаю, ты ему наглядно решила это продемонстрировать?

Я подхватила любимого под руку и развернула в сторону подъезда.

— Не выдумывай. Я по ошибке влезла в Дашкино платье и застряла в нём. Вовка помог молнию расстегнуть.

Сашка шмыгнул носом. Получилось у него как-то по-особенному, я не поняла, то ли на самом деле злится, то ли смех сдерживает.

— Смотрелось... оригинально. Сразу заметно, парень знал, что делает.

Я предпочла не реагировать на это, шмыгнула в подъезд, и только когда Емельянов сунул руку в разрез на моей спине, который до поясницы доходил, от неожиданности подскочила.

— Что ты делаешь?

Сашка лишь усмехнулся, весьма красноречиво, и промолчал. Правда, руку с моей талии так и не убрал.

Хаос в спальне привёл Емельянова в замешательство. Он на пороге остановился, оглядел ворох одежды на кровати, затем поинтересовался:

— Чем ты занималась?

— Говорю же, платья мерила. Мне же надо соответствовать, не могу же я всё время ходить в одном и том же костюме. Хотя, если вспомнить о том, сколько он стоит, не "могу", а должна, но будет странно.

— А ужин приготовила?

Я с готовностью кивнула.

— Да. Мне нужно ещё минут двадцать...

Сашка за руку меня поймал и притянул к себе. Я в глаза ему старалась не смотреть, отворачивалась, понимая, что как только мы взглядами встретимся, он сразу поймёт, что я вру. Но он, кажется, и так это понял. Взял меня за подбородок, голову закинул, а другой рукой снова в разрез на спине пробрался. Я перестала врать и выкручиваться, и обняла его за шею, и даже сама поцеловала. Потом пригладила его волосы на макушке, и как примерная жена в американских мелодрамах, проникновенно поинтересовалась:

— Ты устал сегодня?

— А то, — хмыкнул он, чем испортил момент. Его руки забегали по моей спине. — Что у тебя с платьем? Где расстегнуть?

— Оно уже расстёгнуто.

— И не мной.

Я рассмеялась и оттолкнула его.

— Перестань.

Пока я переодевалась, Сашка на постели устроился, потеснив мою одежду, руки за голову заложил, наблюдал за мной, а потом сказал:

— Если бы мы были в Яблоневке, там бы по кустам никто не прятался.

— Да. Кроме охраны и камер наблюдения.

— Ой, можно подумать, они тебе когда-то мешали.

Я оглянулась на него через плечо.

— Саша, в первые два дня я не знала о камерах.

— Я же всё исправил!

— Я не очень доверяю тебе в этом вопросе, знаешь ли.

Он похлопал ладонью по покрывалу.

— Полежи со мной.

— А ужин?

— Я потерплю.

— Ты подозрительно добр сегодня и подозрительно не голоден. В чём дело?

— Может, меня смущает незнакомая обстановка?

— Тебя она что?..

Емельянов рассмеялся, потом по носу меня щёлкнул, когда я присела на край постели.

— Так кто этот Вова? Коллега? — нараспев проговорил он.

В тот момент, когда Сашка задал этот вопрос, я как раз носом в его грудь ткнулась и замерла так ненадолго. Секунду размышляла, затем осторожно сообщила:

— В каком-то смысле. Мы учились вместе. Он мой... бывший.

— Это твой муж? — Емельянов казался не на шутку удивлённым, даже руку от моей шеи убрал, и я смогла выпрямиться. И сразу от него отвернулась. Начала причёску поправлять, пуговицы на домашней кофточке застёгивать.

— На самом деле, мы не были женаты.

Сашка смотрел на меня пристально и переваривал информацию.

— То есть, мужа и развода не было?

— Если разбираться по фактам, то нет. — Я аккуратно подбирала слова. — Но если исходить из...

— Меня интересуют факты.

— Да? — Я, признаться, удивилась немного. — Ну, тогда нет.

— Интересное кино.

Я, наконец, вдохнула поглубже и в расстройстве всплеснула руками.

— Саша, дело ведь не в том, были мы женаты или нет.

— Согласен. Дело в том, что мне каждый раз приходится вытягивать из тебя клещами правду. О чём ещё ты мне наврала в Испании?

— Больше ни о чём. И, вообще, это не может считаться ложью. Я не врала, я просто не вдавалась в подробности. Я и представить не могла, что вы когда-нибудь с Вовкой встретитесь. — Я даже усмехнулась, выражая степень своего удивления случившимся. Потом к Емельянову повернулась, быстро поцеловала его и с кровати поднялась. — Я приготовлю ужин. За двадцать минут, вот увидишь. Я умею.

Он не ответил, только руки на груди сложил, и губы красноречиво поджал. Надо же, серьёзный Сашка — это, на самом деле, страшно.

— Так я не понял, зачем он приходил? — спросил он, появившись на кухне чуть позже.

Я на Емельянова глянула, отвлеклась от готовки, решила в шутку нахмуриться.

— Саша, ты собственник?

— Нет, — тут же отказался он. За стол присел, стащил с разделочной доски кусочек огурца и сунул его в рот. — Просто не понимаю.

— Я же тебе сказала: он тоже дизайнер. Только трудится в фирме, в "Аркаде". Они ведь тоже в конкурсе участвовали. Самая престижная дизайнерская контора нашего города, а выиграла я. Ему любопытно. — Емельянов разглядывал меня, и я не выдержала в итоге, даже нож отложила. — Он живёт через два дома от меня, каждый день по пять раз ходит мимо моего подъезда. Что я могу с этим сделать?

— Действительно, что?

— Ничего, — пояснила я.

— И это значит... — Он настойчиво подталкивал меня к откровенности. Половину огурца уже съел, и по-прежнему не спускал с меня глаз.

— Это значит, что расстались мы год назад, и у него дома беременная жена.

— Год назад?

Я осторожно кивнула, а Сашка ухмыльнулся.

— Вы год назад расстались, а месяц назад ты приехала в Испанию, переживать разрыв?

— Месяц назад он женился, — пришлось сознаться мне.

— Ах вот в чём дело.

Я ткнула кончиком ножа в доску.

— Я не понимаю, что тебя беспокоит?

— Ничего не беспокоит. Просто любопытно.

— Любопытства в твоих словах нет. У тебя тон такой, будто я тебя у загса обманула.

Он принялся барабанить пальцами по столу, и смотрел с прищуром, как на допросе. Нахмурилась я уже всерьёз.

— Он расстегнул молнию на моём платье, помочь хотел. То есть, он не хотел, я попросила. Он, вообще, боится меня, как огня.

На лице Емельянова мелькнула улыбка, но тут же исчезла.

— Почему он тебя боится?

— Видно жена у него, та ещё мегера. Хотя, она мне никогда не нравилась. Тихоня, тихоня, а как глянет порой, аж мороз по коже.

— Зачем же он на ней женился?

— Ты меня спрашиваешь?

— Да.

У меня вырвался вздох. Я взялась за нарезку болгарского перца, причем так увлеклась, что едва пол пальца себе не отхватила.

— Наверное, потому, что она похожа на лесную фею. Изящная, белокурая и с оленьими глазами. Кстати, меня всегда настораживала его любовь к "Властелину колец". Вот и выбрал себе в итоге... лесную зверушку. Этакого Бэмби. А я на Бэмби не похожа, и тебя, кстати, об этом с самого начала предупреждала.

— Судя по тому, как ты ножом орудуешь, я это понимаю.

Я устремила на него пристальный взгляд.

— Хватит издеваться. Я тебя веселю, что ли?

— Нет. Я внимательно слушаю.

— Ещё что-то рассказать?

— Конечно. Когда ты узнала про Бэмби и бросила его?

Я прикусила губу, скинула нарезанные овощи с доски в тарелку и повернулась к холодильнику, чтобы достать заправку для салата. И так, стоя спиной, сказала:

— Я его не бросала. Это он меня бросил. После нескольких лет обещаний на мне жениться. Я про Бэмби самой последней узнала. Когда он пришёл и сообщил, что для брака созрел, вот только не со мной. Ему, как выяснилось, другая нужна.

— И ты после этого с ним ещё разговариваешь?

— Я с ним полгода не разговаривала. Но знаешь, когда постоянно сталкиваешься с ним и его женой на улице, и молча проходишь мимо, глядя в сторону, глупо и жалко выглядишь именно ты. Их-то двое, а я одна.

— Резонно.

Я кивнула. Дала Сашке ложку и приказала мешать салат.

— А ты хотела за него замуж?

Я подумала, прежде чем ответить, но потом призналась:

— Хотела. Мы с Вовкой... Понимаешь, мы ещё в школе вместе учились. Потом в институте. Потом решили пожениться. Мы столько лет знакомы и столько лет вместе, что было бы странно, не выйти за него замуж.

Емельянов странно прищурился.

— То есть... первая любовь?

Я спокойно кивнула.

— Ну да. Всё, как в книжках пишут и в кино показывают. Или мне так только казалось? — Я плечами пожала. А Сашка продолжал раздумывать о чём-то. Затем странно повёл рукой.

— А... в перерывах?

— В каких перерывах? — не поняла я. Потом опомнилась. — Конечно, мы расставались несколько раз, но потом сходились.

— Я не об этом. Вот когда вы расставались, у тебя кто-нибудь был?

Я моргнула в растерянности.

— Мы не настолько глобально расставались.

Емельянов глупо заулыбался.

— То есть, в Испании был реальный эксперимент?

До меня наконец дошло, к чему он ведёт, и я вспыхнула, как по заказу.

— Прекрати меня смущать!

Сашка поймал кухонную прихватку, которой я в него запустила, и весело хмыкнул.

— Мда... Чего только в жизни не бывает.

Я продемонстрировала ему рукавицу.

— У меня ещё одна есть, — пригрозила я.

Он кашлянул в кулак, посмотрел на салат и попросил:

— Давай ужинать, я умираю, есть хочу.

Всё ещё переполненная смятением и подозрениями, я кивнула и достала из буфета тарелки. А сама на Емельянова косилась: он выглядел странно оживлённым и развеселившимся. Я обиделась. Может, у меня и нет такого опыта, как у него, в плане разнообразия сексуальных партнёров, зато я, в отличие от некоторых, знаю, что такое сохранять отношения в течение многих лет. А вот он об этом понятия не имеет!

Сашка, наверное, понял, что задел меня своими вопросами, потому что в какой-то момент поймал меня за талию и усадил к себе на колени. Подбородок на моём плече пристроил и заглянул в лицо.

— Я больше не буду интересоваться, чем ты с ним в кустах занимаешься, честно.

Я возмущённо посмотрела в его улыбающуюся физиономию. А Емельянов поторопился подтвердить:

— Правда. Я теперь спокоен, как танк.

— Почему это?

— Я-то не любитель Бэмби. И ты должна это ценить, и делать правильные выводы. Ты сделала?

— Я сделала, — кивнула я. — Но они не слишком радостные. У тебя, помимо Бэмби, целый зоопарк. И камеры в саду.

Он продолжал улыбаться.

— Но ты-то выводы сделала?

Я оттолкнула его руки и встала.

— Ты самодовольный гад, Емельянов. И никогда не смей мне улыбаться так, как сейчас. Я чувствую себя несовершеннолетней. Ешь.

Он ещё раз хмыкнул, но поспешил опустить глаза и придвинул к себе тарелку.

7.

С Вовкой я снова столкнулась уже на следующий день. Из подъезда вышла, а он со своей благоверной мимо проходил. Я в первый момент растерялась, не знала, как реагировать, но это от неожиданности было, а когда с собой справилась, улыбнулась и даже поздоровалась. Вовка нахмурился, приглядываясь ко мне, а Олеся кивнула в ответ и проговорила:

— Доброе утро, Таня.

Я от подобной обстоятельности в секундный ступор впала, вслед этой парочке смотрела, после чего хмыкнула и пробормотала, уже для себя:

— Доброе утро.

Какие-то ужасы с утра творятся, право слово. Потом вспомнила, что мне следует поторопиться, если хочу успеть разбудить Емельянова вовремя. Он за вчерашний вечер раз пять мне повторил, что у него в десять важная встреча. А я утром вспомнила, что забыла купить молока, а Сашка ни одно своё утро без молока не начинал. Омлет, оладьи, хлопья с молоком — в свои вкусовых пристрастиях он напоминал мне четырнадцатилетнего подростка, видно, мама его, в своё время, недокормила. Кстати, интересно, какие у него родители? И где они? Размышляя о родителях любимого, я бодрым шагом направлялась к магазину, видела Вовку и его жену впереди, но старалась держать дистанцию, чтобы не поравняться с ними или, не дай бог, не обогнать. Олеся стала бы смотреть мне в спину и оценивать, а я этого терпеть не могу. Поэтому я держалась позади, а Вовка вдруг обернулся через плечо и на меня посмотрел. В первый раз я внимания не обратила, на второй нахмурилась, а на третий, когда заметила, что Олеся мужа нетерпеливо одёргивает, забеспокоилась. Невольно сбавила шаг, надеясь, что они удалятся на безопасное расстояние от меня.

— Здравствуй, Таня.

Я испуганно дёрнулась, увидела рядом с собой соседку по лестничной клетке, что догнала меня, а я того и не заметила, и приветливо улыбнулась.

— Доброе утро, тётя Нина.

— Давно тебя что-то не видно было. Опять уезжала?

— Да нет... Работы много.

— Ясно. А то Ира приезжала на днях, заходила ко мне, говорит: пропала ты.

Я деланно рассмеялась, удивляясь про себя, почему тётя Нина не торопится на работу. Я иду не спеша, и она под меня подстраивается.

— Да куда ж я пропасть-то могу?

— Я ей то же самое и сказала. — И кинув на меня проницательный взгляд, поинтересовалась: — Кавалера нового завела?

Я только рот открыла, не зная, что ответить. Емельянов вошёл в подъезд, поднялся на третий этаж, это заняло от силы минуту, а все вокруг уже в курсе, что он ко мне и зачем явился. Вот как такое возможно?

Я неопределённо пожала плечами и заулыбалась старательнее. А соседке, кажется, моё подтверждение и не нужно было. Она устремила свой взгляд на парочку, что шагала уже далеко впереди, и удовлетворённо кивнула.

— Правильно. Нечего страдать по всяким неблагодарным.

С этим я не согласиться никак не могла, поэтому с готовностью отозвалась:

— Я тоже так думаю.

— Ты, главное, смотри, чтобы не жулик. А то вынесет всё из квартиры, упаси Господь. Вон у знакомой моей случай был...

Пока я переваривала услышанное, тётя Нина пустилась в пространные объяснения непростой ситуации в личной жизни незнакомого для меня человека, говорила поучительным тоном, и я лишь вздохнула с облегчением, оказавшись у входа в супермаркет. Удалось сбежать. Это даже хуже нравоучения со стороны родителей, с теми я хотя бы спорить могу, а с чужими людьми воспитание не позволяет. Домой я вернулась взбудораженная. Прогулочка вышла та ещё. Прошла сразу на кухню, вынула из пакета коробку молока, остановилась, раздумывая, а потом усмехнулась. А ещё говорят, что отзывчивых людей в мире не осталось! По мне, так от них деваться некуда.

За время моего отсутствия Сашка и не подумал проснуться. Когда я в спальню вошла, он спал, уткнувшись лицом в мою подушку, и его даже яркий солнечный свет не беспокоил, проникавший через неплотно задёрнутые ночные шторы и щедро заливавший постель. Я помедлила немного, разглядывая Емельянова, почувствовала настоятельную потребность прилечь рядом с ним, и сама над собой посмеялась. Внутри такое томление, сильное и огромное, заполнявшее каждый уголочек моего существа, что, кажется, для воздуха места не осталось. Сделаешь вдох и задохнёшься, честное слово. Я не удержалась, на край постели присела, и потянулась к Сашке. Рукой по его плечу провела, потом по груди, погладила, затем пальцем провела по его колючему подбородку.

— Саша, — почти пропела я, хотя и знала, что Емельянов и ухом не поведёт. Чтобы разбудить его, ему на ухо надо рявкнуть, вот тогда он вскочит, как солдат, сонно тараща глаза, но изо всех сил изображая бодрость и готовность к свершениям. А петь и шептать — это лишь дразнить его. Или себя. — Саш, — повторила я, когда Емельянов, как я и думала, не пошевелился и, вообще, бровью не повёл. Я наклонилась и губами к его плечу прижалась. А после уже довольно ощутимо потрясла его за это самое плечо и громко проговорила: — Просыпайся.

Он нехотя на спину перевернулся, руки в стороны раскинул, помедлил, после чего осторожно приоткрыл глаза. Прищурился, а потом сонно заморгал.

— Переведи часы назад, — попросил он хрипло.

Я улыбнулась и с сожалением покачала головой.

— Не поможет.

Емельянов с хрустом потянулся, одеяло поползло вниз, обнажая живот, я, признаться, засмотрелась, сама же себя одёрнула и поспешила с кровати подняться.

— Вставай. У тебя встреча, ты помнишь?

Сашка не ответил, вместо этого почесал подбородок и сообщил:

— Мне хорошо спалось на новом месте.

— Рада за тебя.

Настроение быстро исправилось. Я порхала по кухне, прислушиваясь к мужскому голосу, к звукам шагов, к шуму льющейся в душе воды, и, признаться, сама себе завидовала. Немножко. Не в том смысле, что Емельянов сам по себе был — ах и ох, образчиком мужской особи (с его характером и с нашим везением, как говорится), я просто радовалась переменам в моей жизни. Ещё совсем недавно, вернувшись из Испании, я тосковала, сидя на этой самой кухне, думая о том, что зачахну, в конце концов, в этой квартире в одиночестве, и замуж меня никто никогда не возьмёт, и вот посмотрите на меня сейчас. Соседки уже всё заметили, задают пикантные вопросы, Вовка оборачивается на меня и смотрит со значением, не смотря на то, что жена рядом с ним идет и под руку держит, а я готовлю завтрак для "ах и ох", и чувствую себя особенной. И непросто особенной, а красивой, удачливой и уверенной в себе. Жалко только, обсудить и похвастаться не перед кем. Или Ленке позвонить, признаться и поразить её своими новостями? Это будет приятно, что скрывать.

— Хочу свой омлет, — пробубнил Емельянов, показавшись на кухне спустя десять минут. За стол сел, выглянул в окно, а потом придвинул к себе чашку с кофе. Порой по утрам он становился жутко капризным, и это продолжалось ровно до того момента, пока не был съеден завтрак. Я поставила перед ним тарелку, подлила кофе в его чашку и посмотрела на Сашкины нахмуренные брови.

— Возьми меня с собой, — вдруг попросила я.

Емельянов глаза на меня поднял.

— Куда? — не понял он.

Я присела напротив и мило улыбнулась.

— На работу. Я не буду мешать, просто посмотрю. У меня свободное утро.

— А что ты не видела в "Художке"?

— Всё видела, — не стала я спорить. — Но я хочу с тобой. Я в ресторане посижу, пока ты занят. А потом...

— А потом мы сходим с тобой в кино, да? — чуть язвительно проговорил он.

Я с укором взглянула.

— Ты не хочешь провести со мной лишний час?

— Хочу, — запротестовал он. — Наедине.

— Саша, — назидательно начала я. — Отношения не ограничиваются постелью, мы с тобой об этом уже говорили.

Он жевал, глядя в тарелку, раздумывал, затем уточнил:

— Тебе, правда, не надо в центр?

— Не надо, — порадовала я. И закончила утвердительно: — Так что, я еду с тобой.

Спорить он не стал, правда, время от времени посматривал на меня задумчиво, видно, пытался понять, что у меня на уме. Я же лишь удивлялась про себя: вот как можно быть таким недоверчивым? Мне просто любопытно, я не собираюсь столбить территорию.

Но, не смотря на свои благие, так сказать, намерения, в "Художке", позади которой располагался офис Емельянова, я появилась высоко задрав нос. Правда, особо никого не впечатлила, потому что никого попросту не было. Из трёх касс работала лишь одна, холл пуст, ни одного сотрудника, даже ни одной уборщицы не видно, и то, что я явилась под руку с Емельяновым, никого не впечатлило. Я немного расстроилась, но когда Сашка остановился и на меня посмотрел, заулыбалась.

— Посиди, на самом деле, в ресторане. Я вернусь минут через сорок, с рекламщиками переговорю.

— Потом покажешь мне офис, — подсказала я. Сам-то ведь точно не догадается.

— Потом покажу, — согласился он.

Я на цыпочки приподнялась и поцеловала его, затем аккуратно стёрла с его нижней губы след от своей помады. Емельянов наблюдал за мной с хитрым прищуром.

— Тань, ты что затеяла?

Я лишь глазами хлопнула.

— Ничего. — Сама себя уверяла в своей искренности. — Хочу посмотреть на твою работу твоими глазами. К тому же, у меня свободный день. Чем мне себя занять?

— Даже ума не приложу, что тебе ответить, — со смешком отозвался он.

— Вот именно.

Я наблюдала, как он поднимается по лестнице, и даже рукой ему махнула, когда Емельянов оглянулся. Заметила девушку в окошке кассы, которая с интересом наблюдала за нами, напустила на себя побольше серьёзности, но всё же почувствовала удовлетворение. Хоть кто-то! А то, такое чувство, что в огромном здании нет никого, одно эхо.

Я прошла в ресторанный зал, располагавшийся на первом этаже кинотеатра, не смотря на ранний час, он был открыт, но ни одного посетителя не было. Зал пуст, за барной стойкой никого, официанток тоже не видно, лишь тихая, приятная музыка откуда-то льётся. Я оглядела зал с затаённой болью, это была обычная для меня реакция, как только я переступала порог "Лекадии", сразу вспоминала о своей неудаче, и всерьёз огорчалась. Особенно, видя, что с залом сделала моя извечная соперница Светка Степанова. Я искренне считала, что она могла бы лучше постараться, проявить немного фантазии, а не работать по шаблону. По моему мнению, зал был оформлен стандартно, без изюминки. Не хватало чего-то... чего-то такого...

— Александр Григорьевич хочет больше света. Я уже заказала новые шторы и ламбрекены. Поменяем также нижние скатерти.

Я обернулась и посмотрела на Степанову, которая показалась со стороны подсобных помещений и кухни, с блокнотом в руках, а за ней по пятам следовала женщина средних лет и внимательно слушала. На груди у женщины красовался бейджик с именем, а когда она приблизилась, я смогла прочитать и должность: управляющая рестораном. А Светка, значит, дорабатывает детали. Или вносит разнообразие в привычный вид зала?

Управляющая, увидев, меня растерялась немного, но быстро справилась с собой и заулыбалась:

— Вы к нам? Извините, сейчас вас обслужат. Девочки, немедленно в зал, — громко проговорила она в сторону кухни.

А мы со Степановой друг дружку разглядывали.

— Таня, сколько не виделись? — Светка улыбнулась вроде бы дружелюбно. Я последовала её примеру.

— Да, давненько. Работаешь?

— Да, хотим кое-что поменять.

— Что именно? — заинтересовалась я.

Светка чопорно поджала губы.

— По мелочам. Поменять цветовые акценты.

Я кивнула и не упустила возможности поддеть Степанову.

— Давно пора.

В зале появилась официантка, и я прошла к столику у окна, села, и, отказавшись от меню, попросила чай. Хотела пирожное заказать, но глянув на худую, как палка, Степанову, решила себе отказать в маленьком удовольствии. Выпью зеленого чая, это полезно для здоровья. На часы взглянула. Из сорока минут прошло только пять. Тоска.

Следующие полчаса я наблюдала за тем, как работает моя соперница. Так, как в зале никого, кроме нас, не было, я прекрасно слышала, что она говорит, и время от времени лишь морщилась, убеждая себя, что не имею права вмешиваться. Это не мой проект, и не мой ресторан. Как я могу спорить и навязывать своё мнение? Но внутри всё кипело и возмущалось. Я даже украдкой загнула край льняной скатерти, и начала рассматривать швы, пытаясь определить качество и примерную цену.

— Ты зашла выпить чаю? — поинтересовалась Светка, а я поторопилась скатерть одёрнуть. Посмотрела на Степанову, которая опустилась на стул напротив меня и положила рабочий блокнот на стол. Она перевела дыхание, демонстрируя свою усталость, потом достала сигареты и закурила. Кстати, она с институтских времён дымила, как паровоз. Ничего не ела, как она говорила, у неё с раннего детства проблемы с аппетитом, и постоянно курила. Ясно, что у нас с ней ничего общего, вот и общаемся сколько лет сквозь зубы.

Я провела ладонью по бледно-фиалковой скатерти, разглаживая её.

— Нет. Я кое-кого жду.

— Понятно. Встреча? Кстати, я слышала о туристическом центре. Поздравляю.

— Спасибо. А от кого слышала?

— Да об этом все говорят! А вчера заезжала в "Аркаду", с Вовкой потрепались, пока курили. — Светка впилась взглядом в моё лицо. — Как тебе удалось?

Я растянула губы в улыбке и попыталась подкинуть ей верный ответ:

— Удачный проект?

— Ой, да брось. Для такого масштаба таланта мало.

— Не понимаю, о чём ты говоришь, — пробормотала я, чувствуя, что начинаю впадать в раздражение. А после и нахмурилась, разглядывая дымящую Степанову. Да нет, не поверю никогда... — Ты же как-то заполучила "Лекадию", — закинула я пробный шар.

Светка странно призадумалась, словно, сама не до конца понимала, как ей этот фокус удался, после чего отмахнулась.

— Здесь проще было. А Филины всех задействовали, сама знаешь. Хотели чего-то особенного! — Она фыркнула от смеха. А я выдохнула с облегчением. И тут же почувствовала себя перед Сашкой виноватой: в чём я его заподозрила? — Кстати, как они тебе?

— Филины? Нормально. Адекватные, милые люди.

— Я смотрела "Крестного отца", в мафии все милые и семейные.

— Какая мафия? Чокнулась, что ли?

Светка, не скрываясь, рассмеялась, а я осуждающе качнула головой. Заметила Сашку в дверях ресторана, он вошёл и остановился. На меня не смотрел, руки в бока упёр и принялся оглядывать интерьер. Светка тут же всполошилась, сигарету затушила и вскочила:

— Александр Григорьевич, как хорошо, что вы зашли! Я уже приготовила проект, список всех изменений и смету. Посмотрите?

Емельянов кивнул и уставился на окно. Пристально так смотрел, что я тоже обернулась и принялась разглядывать, не понимая, что он такого интересного в нём увидел. Тяжёлые шторы и дурацкие ламбрекены. Я бы всё поменяла. А ещё я ждала, что Емельянов посоветуется со мной, хотя бы вслух скажет, что именно Светка задумала, и поинтересуется моим мнением, но он молча уткнулся в бумаги, читал, а на лице эмоций ноль. Только бровь почесал, а я зацепилось за это действие, гадая, что это может значить. Степанова от нетерпения приплясывала рядом с ним, а когда Сашка присел на табурет у барной стойки, наклонилась к нему, рассказывая что-то, ткнула пальцем в свои эскизы, а я хмуро наблюдала за тем, как она трется несуществующей грудью о его плечо. Я наблюдала за ними, а потом Сашка вдруг зевнул, и мне смешно стало. Правда, он извинился.

— Простите, Света. По мне, ещё утро раннее.

Степанова разулыбалась, а смотрела на него так, что без всяких слов было понятно, что простит всё и в любом объёме.

Я из-за стола поднялась, взяла сумку и подошла к шептавшейся парочке. Присела рядом и заглянула через плечо Емельянова в чужие эскизы. Светка взглянула на меня с возмущением, а Емельянов с насмешкой. И тут же папку закрыл, вернул её Степановой.

— Возражений у меня нет, работайте, Света.

Та просияла, глянула на меня с намёком, а я изобразила улыбку. Всё-таки Сашка ничего не смыслит в дизайне. Он мне сам говорил, что для него главное, чтобы постельное бельё не розовое и занавески не в оборку. Всё остальное для него уже — стиль.

Сашка на стуле развернулся и постучал кулаком по деревянной стойке.

— Кофе мне кто-нибудь сварит? — громко осведомился он.

— Саш, третья чашка за утро, — не сдержалась я. — Хочешь язву заработать?

— Тань, я засыпаю на ходу.

Я не ответила, лишь упрямо поджала губы, чтобы он мог в полной мере оценить моё неодобрение, а затем якобы непонимающе подняла брови, встретив Светкин ошалелый взгляд. И отвернулась, когда по её глазам прочитала направление её мыслей. И обрадовалась, когда Степанова отошла от нас к окну, достала рулетку и начала что-то замерять и в свой блокнот записывать. Поглядывала, конечно, в нашу сторону через каждую минуту, но я для себя решила, что это неважно.

Кофе Сашке принесли, мне предложили, но я покачала головой, отказываясь, и снова принялась оглядывать зал. Оттолкнула руку Емельянова, когда он ладонь на моё бедро пристроил, а когда взглянула на него, всё же улыбнулась. Поправила воротник его рубашки.

— Хватит уже оглядываться, — попросил он тихо.

— Это моя боль, — шепнула я в ответ. — Мой проект был куда лучше.

Емельянов сделал глоток кофе и неожиданно кивнул.

— Знаю.

Я изумлённо посмотрела, затем переспросила:

— Ты знаешь? Ты помнишь?

— Я полюбопытствовал, — признался он. — Но проект, на самом деле, помню. Правда, не знал, что он твой.

Я на стуле развернулась, глядя на Сашку во все глаза.

— Тогда почему ты выбрал её?

Емельянов взглянул со значением.

— Милая, твой проект был на треть дороже.

Моё разочарование было безгранично.

— Саша, — проговорила я, ощущая всю горечь от этого открытия, — ты жмот.

— Я бизнесмен. И я, к сожалению, не Филин. Пока приходится детально рассчитывать бюджет, а порой и в долги влезать. И не смотри на меня так, мне от этого не по себе.

Я обиженно поджала губы, посмотрела на картину в тёмных тонах, над баром, и мне так обидно стало, что словами не передать. Казалось, что давно смирилась — проиграла и проиграла, а теперь оказывается, что всё дело не в том, что кто-то лучше меня, а в деньгах. Сашка протянул руку, обнял меня, а когда я его за шею обняла, в лоб поцеловал и тихо рассмеялся.

— Ладно, не расстраивайся.

— Я люблю этот ресторан.

— Какая честь!.. — Он отстранился, в лицо мне посмотрел и убрал с моей щеки волосы. Быстро поцеловал в нос. И примирительно предложил: — Поехали по магазинам?

Я вздохнула.

— Это тебе дорого обойдётся.

— Я так и понял. Но я готов к жертвам.

— "Лекадию" это не спасёт, — проговорила я едва слышно, и, забыв попрощаться со Светкой Степановой, вышла из ресторана вслед за Сашкой.

Ужинать Емельянов любил в ресторанах. С ним я впервые посетила "Три пескаря" и была приятно поражена обстановкой. Даже попыталась благоверному в пол тона объяснить, что вот если некоторые не стараются экономить на каждой копейке, то и результат превосходит все ожидания. А другие, жмоты которые, шторы меняют с бледно-фиалковых на матово-сиреневые, и считают, что этого вполне достаточно. Сашка от меня в нетерпении отмахивался, даже пошипел слегка, и посоветовал молча любоваться на новые туфли, которые обошлись ему в месячную зарплату Степановой, и не изводить его дурацкими придирками.

— Он жмот, — сообщила я Нике, когда мы с ней остались один на один в женской уборной. Я сидела на пуфике, наблюдала, как Ника губы подкрашивает, потом подняла ногу и полюбовалась на бархатный нос новой туфли.

Та лишь усмехнулась.

— Все они такие. Кто бы знал, чего мне стоит каждый раз вкладывать в голову Кирилла мысль об очередном увеличении расходов. Ему ведь ничего не надо. Он контролирует бизнес и подсчитывает прибыль. На год вперёд. А вытрясти из него лишнюю копейку на "красоту" — это подвиг. Правда, сейчас легче, сейчас он меня балует... — Ника довольно рассмеялась, а я невольно опустила взгляд на её округлившийся живот. — Так что, я пользуюсь ситуацией. После родов он меня дома запрет, так с Ванькой было.

— Скажет: ребёнком занимайся?

— Да. Я тогда полгода с ума сходила, а он на все мои претензии лишь удивлялся: у тебя ребенок грудной, чего тебе ещё надо?

Я лишь вздохнула, понимая, что Ника не жалуется, а скорее хвалится передо мной своими отношениями с мужем.

В конце концов, Ника убрала помаду в сумку и махнула рукой.

— Мужчины, что ещё сказать? — Повернулась ко мне, посмотрела оценивающе, и сказала: — Но ты не теряйся.

— Я не теряюсь, — с готовностью заявила я.

— Я заметила, что вы шипите друг на друга весь вечер. Это хорошо.

Я удивилась.

— Чем это?

— Отношения развиваются. Когда всё гладко, это настораживает. У Емельянова такой характер, что у него со всеми женщинами всегда всё гладко. Да и кому придёт в голову с ним ругаться? Они все ему в рот смотрят, чуть что — сразу по его делают. А ты не тушуйся. Пусть поволнуется.

Я почесала кончик носа, раздумывая.

— Я не уверена, что у нас с ним всё настолько серьёзно.

— Таня, ты с ума сошла?

— Ника, но это же Сашка, — сказала я, словно это всё объясняло.

— Вот именно. Так что, бери всё в свои руки.

Когда мы с ней за стол вернулись, мужчины взглянули на нас с подозрением. Словно тоже обсуждали отношения между полами, пока нас не было. Я даже заподозрила Емельянова в том, что он жаловался, но взглянула на Кирилла Филина, холённого и насмешливого, и задалась вопросом: а ему, в принципе, можно жаловаться и просить совета в личной жизни? Вряд ли. Но несколькими фразами, наверняка, обменялись, и они явно были не для женских ушей.

По дороге домой, сидя на переднем сидении автомобиля Емельянова, я Сашку разглядывала. Он весь вечер был не в духе, видно, я всё же умудрилась наступить ему на больную мозоль, хотя совсем этого не хотела, и он был молчалив и всем вокруг недоволен. Я, вообще, его впервые таким видела, до этого считала, что Емельянов настолько оптимист, что вывести его из себя практически невозможно. А вот сейчас он отворачивался от меня и выразительно сопел. А когда понял, что я с него глаз не спускаю, голову повернул, посмотрел на меня. Секунду мы друг к другу приглядывались, после чего он коротко спросил:

— Что?

Я едва заметно пожала плечами, а потом всё же спросила:

— Я тебе надоедаю?

— Конечно, — ответил он, не помедлив ни секунды.

Я кулаком в бок его не сильно ткнула, и Сашка, наконец, рассмеялся. Я руку протянула и погладила его по плечу, хотела щеки коснуться, но не дотянулась. Зато он меня за руку взял, и я почувствовала облегчение. Кажется, острый момент пройден.

Свернув в мой двор, Сашка привычно припарковал машину под моими окнами, помог мне выйти, дверь придержал, а я его обняла и поцеловала. Он с готовностью откликнулся, и я внутренне оттаяла: всё у нас хорошо.

— Ника говорит, что ругаться — это нормально, — зачем-то сообщила я Емельянову позже.

Он моим словам не на шутку удивился.

— Так мы, вроде, не ругались.

— Я образно. И она права — не может всё быть гладко и чинно. Правда ведь?

Сашка угукнул, но, кажется, мало заинтересовался моими словами. Выкладывал пальцами дорожку на моём бедре, и был весьма увлечен этим процессом. Мне даже пришлось потрясти его:

— Саша, ты меня слушаешь?

— Конечно.

— И что ты думаешь?

— Думаю, что ты права, — проговорил он со сдерживаемым смехом. После чего попросил: — Перевернись на спину.

Я голову локтём подпёрла и в лицо ему глянула. После чего отказалась.

— Нет.

— Почему?

— Потому что.

Тогда он сам меня на спину завалил, быстро поцеловал, а я рассмеялась. Обняла его, поводила ладонью по широкой спине, щекоча. Что ещё мне оставалось? Прижалась губами к его подбородку.

— А со своим бывшим ты часто ругалась? — вдруг заинтересовался он.

Я глаза открыла, взглянула с недоумением.

— Причем здесь Вовка?

— Просто любопытно. Часто?

— Бывало.

— Ты расстраивалась?

— Саша, ты задаешь странные вопросы. Конечно, расстраивалась. Когда люди всерьез ругаются, это плохо.

Емельянов странно скривился, лёг на спину, задумался о чём-то.

— Наверное.

Чтобы окончательно помириться с ним, я пообещала.

— Не буду больше лезть в твою работу. Тебе, на самом деле, лучше знать, как правильно.

Он руку мне на затылок положил, пригибая мою голову к своей груди, пальцы приятно зарылись в мои волосы. А Сашка пообещал:

— Если выкуплю "Мир", он будет весь твой.

Я улыбнулась, но приказала себе слишком не радоваться, ни к чему Емельянову это видеть, но он всё равно почувствовал, что я улыбаюсь, и шлёпнул меня по ягодицам.

— Я сказал "если". Там проблем куча, я уже больше года валандаюсь и никакого толка.

Я губами к его груди прижалась, раз, другой, и заверила его, что всё, в итоге, выйдет так, как хочет он. Ведь он самый умный и самый прозорливый. Гений, в общем.

Сашка потянулся к ночной лампе, свет выключил и, усмехнувшись, проговорил в темноту:

— Это была грубая лесть, но всё равно приятно.

Среди ночи меня разбудил телефон. Мой мобильный вдруг заиграл избитую мелодию, да так громко, что я на постели подскочила, не в силах сообразить, что происходит, где я и сколько времени; почувствовала, как Сашка завозился рядом, затем что-то сказал в сердцах, и я, опомнившись, потянулась за телефоном. А услышав Ленкин голос, с возмущением поинтересовалась:

— Лена, ты с ума сошла? Сколько времени, вообще?

— Половина третьего, — сообщила мне сестрица грустно, а я нахмурилась.

— У тебя или у меня?

— У нас один часовой пояс, — едко сообщила она, а я догадалась поинтересоваться:

— Что случилось?

— Во-от! — сразу заныла она. — Вот с этого и нужно было начинать! А не орать на меня!

— Я не орала... Что случилось?

— Таня, — вдруг явственно всхлипнула она, — он сволочь!

— Кто? — перепугалась я. Затем вспомнила про спящего Сашку, из постели вылезла, путаясь в лёгком одеяле, наощупь нашла халат на кресле, и из спальни вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

— Буров, кто! Скотина. Он собирается меня бросить!

— Подожди. Ты же говорила, что сама его бросила, ещё на прошлой неделе.

— Я об этом раздумывала. А сегодня... Сегодня он приехал, получил, что хотел, и сразу вскочил, давай одеваться. Чтобы к жене ехать! Таня, это чёрт знает, что такое. Я ему что, кукла надувная? Сделал дело и бежать?

— Лена, успокойся. В конце концов, он ни куда-то побежал, а к жене.

— И мне от этого должно быть легче? Он мужик или где? Если ты заводишь любовницу при живой жене, значит ты должен быть уверен, что потянешь обеих. Разве я не права? А если так пойдёт и дальше, он мне деньги начнёт на тумбочке оставлять?

Я невольно поморщилась.

— Ты говоришь какие-то ужасы.

— Я в этом ужасе живу! — вдруг рявкнула мне сестрица в ухо, и я трубку поторопилась отвести. Услышала подозрительные звуки и поинтересовалась: — Ты пьёшь?

— Я стресс снимаю. Разницу чуешь?

Я присела на подлокотник кресла, поразмышляла недолго, ничего умного не придумала, в голове полная каша после столь резкого пробуждения, и, в итоге, предложила:

— Может, ты приедешь? Хотя бы на выходные. Дух переведёшь, успокоишься...

— Не знаю, — совершенно несчастным голосом проговорила Ленка. — Мне плохо. Может, ты ко мне приедешь? Мы с тобой в клуб сходим или ещё куда-нибудь.

— Я не могу, Лен. У меня работа и, вообще...

Дверь спальни приоткрылась, и показался заспанный Емельянов. Посмотрел на меня с недовольством.

— Тань, три часа ночи.

— Я иду, — одними губами проговорила я, но зря шифровалась, потому что Ленка всё равно расслышала мужской голос и тут же, совершенно другим тоном — трезвым и любопытным, потребовала ответа:

— Ты не одна? У тебя кто-то есть?

Я в тоске подняла глаза к потолку. Вот в три часа ночи как раз самое время признаваться. Сашке же показала свою руку с растопыренными пальцами и пообещала:

— Пять минут.

— Кто, кто у тебя? Ты с кем-то познакомилась? Где, когда?

— Перестань тараторить, — шикнула я на неё. — В самом деле, три часа ночи, Лен. У меня голова совершенно не работает...

— Конечно, ты же не одна! — с некоторой обидой воскликнула она. — И, наверняка, сейчас скажешь, что вы недавно уснули. А я уже несколько часов сижу, жалею себя и... и мартини заканчивается!

Сестрица меня откровенно шантажировала, ныла в трубку, но то и дело сбивалась на требовательное поскуливание. И тогда я призналась:

— Это Емельянов. Успокоилась? Никого и ничего нового.

— Какой Емельянов? — окончательно обалдела она.

— Сашка, — пояснила я шёпотом, вспомнив, что фамилия моего курортного возлюбленного ей неизвестна.

Повисла секундная пауза, после чего Ленка потрясённо выдохнула:

— Наш Сашка?!

— Ну, я не знаю, какой он наш, — проговорила я с ехидством, но Ленка этого не заметила. Она даже страдать в одно мгновение прекратила, голос звучал бодро и деловито.

— Значит, он всё-таки вернулся? Я же тебе говорила! Расскажи мне всё!

— Это долгая история.

— А ты в двух словах! Он же у тебя ночует.

Я даже злиться начала.

— Лена, я тебя убью сейчас. Приезжай на выходные, я тебе всё расскажу. Или, хотя бы, завтра мне позвони. Мы, правда, недавно легли, а завтра работать.

Я с ней поспешно распрощалась, на этот раз сестрица даже не возражала, молчала, видно, свыкалась с полученной информацией. Я телефон выключила, на этот раз полностью отключила, и вернулась в спальню. Емельянов ворочался и возмущённо сопел. Я его обняла, к спине его прижалась и шёпотом сообщила:

— Она в шоке.

— Переживёт, — пробубнил он и, наконец, затих.

А ближе к утру произошло событие покруче полуночного Ленкиного звонка. Не знаю, который был час, когда Сашка из постели осторожно выбрался, я лишь на мгновение глаза приоткрыла, на спину его посмотрела, и тут же снова провалилась в сон. Ничего не слышала, даже звука его шагов, когда он в постель вернулся. Обычно Емельянов громко шлёпает босыми ногами по паркету, а тут я сладко спала, ощущая полный покой и комфорт. Сморщила нос, когда Сашка меня поцеловать удумал, а когда он негромко проговорил:

— Тань, там кто-то приехал, — я даже не подумала вслушаться и вникнуть в смысл его слов. Его голос тоже был сонный, он зевнул, рядом со мной вытянулся, одеяло на себя потянул, затем добавил: — С чемоданом.

Глаза я всё-таки открыла. Потёрла их, больше всего на свете желая ткнуться обратно в подушку и уснуть, но Емельянов нёс какую-то чушь, и я не понимала, чего он этим добиться хочет. Посмотрела за окно — солнце светит вовсю, но чувствуется, что ещё достаточно рано; на часы посмотрела — половина седьмого утра. Ужас, ужас, ужас. И уже после этого своё внимание к Емельянову обратила.

— Кто приехал?

— Девушка какая-то. — И весомо повторил: — С чемоданом.

— Ленка, что ли? — С сестрицы ведь станется, из любопытства принесётся из Москвы среди ночи, нечего делать.

— А то бы я Ленку не узнал. Иди сама посмотри.

Я подумала, подумала, потом спустила ноги с кровати.

— Какая девушка, — пробормотала я в расстройстве, а Сашка добавил:

— У неё ключи.

И меня словно кипятком окатило. Даже проснулась в одно мгновение. Вскочила и поспешила проверить свою догадку. Так и есть — на кухне обнаружилась Дашка, подъедавшая мой йогурт. Увидела меня в дверях и хмыкнула.

— Предупреждать же надо. Я дверь открываю, а тут чужой мужик в трусах.

Я смотрела на неё, рот открыла, но четко сформулировать свои мысли не могла. В конце концов, просто поинтересовалась:

— Ты что здесь делаешь?

— Домой приехала. Нельзя?

Я плечом к стене привалилась, потёрла лицо рукой. Выдохнула наконец.

— Можно, конечно. — Взглянула на сестру. — Кстати, ты тоже могла бы предупредить. — Повернулась, чтобы уйти, и наткнулась взглядом на её вещи в коридоре. Это был непросто чемодан, как Сашка мне сказал, это было три чемодана и ещё парочка каких-то коробок. Обычно, если Дашка приезжала навестить родителей, она привозила с собой небольшой фирменный чемоданчик на колёсиках, а тут... В дурном предчувствии я обернулась и вновь поинтересовалась: — Что случилось?

Она разозлилась, я видела, как вспыхнула — и от возмущения, и от смущения, бросила в раковину грязную ложку, а когда мимо меня проходила, остановилась и выдохнула мне в лицо:

— Я вернулась домой. Что в этих словах тебе не понятно?

Я молчала, а она прошла в свою комнату и громко хлопнула дверью.

8.

Этим утром, подавая Емельянову завтрак, я чувствовала неловкость. То, что Дашка без конца дефилировала из ванной в свою комнату и обратно, нервировало. Она раскладывала свои вещи, а во мне, с каждым новым тюбиком крема, что она извлекала из огромного чемодана, лишь крепло плохое предчувствие. Признаться, я давно отвыкла от присутствия сестры в нашей квартире. И даже в мыслях называла её своей, ведь родители уже не первый год безвылазно проживали на даче, Дашка в Москве, а я была сама себе хозяйка. А теперь, кажется, пришли перемены. Да ещё сестрёнка ехидно посмеивалась, глядя в мою сторону, а я всё мрачнела и мрачнела. Только Сашка веселился, и я совершенно не понимала, по какому такому поводу. Он улыбался, правда, глаз от тарелки старался не поднимать, видно, понимал, что нарвётся, я же, в очередной раз приметив любимую сестрёнку, руку в бок упёрла.

— Прекрати, — шёпотом попросил меня Сашка. — Будь гостеприимной.

— Я гостеприимна. Даже очень. Только она не в гости приехала.

— Ты же сама говорила, что это и её квартира.

— Я и не спорю. Но когда я это говорила, она собиралась замуж за москвича.

— Да? — заинтересовался Емельянов. — И что случилось?

— Мне тоже очень интересно, что же случилось!

Он почесал за ухом, хмыкнул, после чего спросил:

— Сегодня в Яблоневку?

— Наверное, — вяло отозвалась я.

Сашка вздёрнул брови.

— Что такое? Ещё скажи, что тебя мой дом не устраивает.

— Я не об этом. Просто у меня такое чувство, что моего дома у меня больше нет. Ты Дашку не знаешь, она ведь всё под себя подомнёт. И от моей самостоятельной жизни ничего не останется.

— Я твоя самостоятельная жизнь. Забыла?

— С тобой нельзя быть самостоятельной, — вроде бы удивилась я. — Ты мне туфли дорогие покупаешь.

— Я и забыл, — ухмыльнулся он. Кофе допил, рот салфеткой вытер и поднялся из-за стола. Ко мне потянулся, поцеловал в щёку. — Я поеду. А ты, как только выяснишь подробности, позвони.

— Какие подробности? Про её планы или про москвича?

— А разве это не одно и то же?

Я лишь скорбно поджала губы и не ответила.

У входной двери Емельянов столкнулся с моей сестрёнкой лицом к лицу. Та окинула его оценивающим взглядом, потом губы растянула в медоточивой улыбке. Ненавижу, когда она так улыбается, сразу напоминает мне Акюдаг из "Королевства Кривых зеркал", но самой себе Дашка, наверняка, кажется в такие моменты очень прозорливой и проницательной.

— Уже уходите?

— Да, пора на работу.

Дашка к стене привалилась и сложила руки на груди. Я поторопилась её плечом потеснить. Протиснулась мимо, Сашку поцеловала, а затем из квартиры его настойчиво выпроводила. Емельянов только глаза закатил, на что я предпочла внимания не обращать. А когда дверь за ним заперла и обернулась, Дашки уже не было. Мой взгляд метнулся в сторону кухни. Конечно же! Она стояла и смотрела, в какую машину он сядет, если у него есть машина, конечно.

— "Лексус"? — в итоге проговорила она, а я всё же ощутила приятный укол самодовольства. А Дашка ко мне повернулась и спросила: — Кто он такой? Родители знают?

— Родители знают, — ответила я с важностью. — А кто он — не твоё дело. Кстати, где твой "лексус"? Или у тебя "Роллс-ройс" был? Сбежал?

Дашка пренебрежительно фыркнула и меня передразнила:

— Не твоё дело.

— Вообще-то, моё. Ты все вещи привезла. Совсем вернулась, как я понимаю? Прижало тебя в Москве? Вот родители-то обрадуются.

— Я ненадолго.

— Ну конечно, — не поверила я. — Хотя, это хорошо, что ты вернулась. Они теперь твоим воспитанием займутся, а я вздохну свободно.

Я прошла в свою комнату, принялась постель заправлять, а Дашка показалась в дверях, видно, любопытство её не на шутку одолело.

— А всё-таки, кто он?

— Ты задаёшь странные вопросы. Я тебе рассказывала о нём ещё в Москве.

— Так это тот принц из Испании? — Она рассмеялась. — Что-то мало он на принца похож.

Я обернулась к ней и победно улыбнулась.

— Суть не в этом, а в том, что ты должна мне отдать серьги. — Я руку протянула и прищёлкнула пальцами. — Забыла, на что спорили?

Дашка улыбаться перестала, насупилась, но всего на секунду, после чего плечами пожала.

— Я с тобой не спорила. С Ленкой разбирайся.

— Спорила, спорила. Говорила: женится. А сама ты сейчас где? Дома, и привезла всё, вплоть до щётки для волос. Так что, ты мне должна.

Дашка фыркнула.

— Я буду помнить об этом долго-долго.

Я всерьёз нахмурилась.

— Я так и знала, что ты слова своего не сдержишь. Поэтому тебя никто замуж и не берёт. Потому что ты, вечно, такого нагородишь, что потом сама же в своём вранье путаться начинаешь.

— У меня, по крайней мере, желающих побольше. А у тебя за всю жизнь полтора мужика.

Я швырнула в неё подушкой, которую собиралась положить к изголовью. Дашка взвизгнула, уклониться не успела, а когда подушка, на секунду приложившись к её физиономии, упала на пол, ногой её пнула.

— Дура!

— Сама такая!

Когда она из комнаты моей выскочила и хлопнула дверью, я дыхание перевела, присела на кровать и посмотрела на себя в зеркало. Отметила раскрасневшееся лицо, лихорадочно горящий взгляд, и расстроилась. Как есть дура. Нам же уже не по пятнадцать, что я к ней лезу?

После обеда позвонила мама и попросила меня приехать на дачу, намечался семейный ужин. Голос мамы был подозрительно радостен, и я сильнее приуныла. Ясно, что родители рады возвращению блудной дочери, и мне теперь предстоит весь вечер изображать смирение и ответную радость, чтобы их не расстраивать. Интересно, что им Дашка наплела, объясняя своё возвращение?

Сашка новость о том, что я эту ночь, скорее всего, проведу в отчем доме, воспринял без особого воодушевления, попытался намекнуть мне, что тогда заедет в "Чёртово логово", проверит, как там дела, трижды, прежде чем я начала возмущаться, повторил, что его просил об этом Генка, но меня это мало успокоило.

— Любитель стриптиза, — презрительно проговорила я и отключила телефон, не желая больше разговаривать с ним. Емельянов ещё пытался до меня дозвониться, чтобы объясниться или извиниться, но я с ним разговаривать не пожелала, и он подозрительно быстро угомонился, что меня расстроило. В общем, день выдался ужасным, и исправить это было нечем.

Приехав к родителям на дачу, я ещё от гаража уловила аппетитные запахи, а зайдя за угол дома, увидела отца у мангала. Для Даши у нас шашлык!

— Папа, я приехала, — сообщила я отцу, ненадолго прижавшись к его плечу, а когда он подставил мне щёку для поцелуя, приложилась к ней губами, как примерная дочь. — Где мама?

— В доме, выпытывает у Дашки подробности трагедии.

— А что за трагедия? — удивилась я.

Отец посмотрел на меня со значением.

— Она рассталась с женихом.

— Боже, — я лишь фыркнула, — у неё такая трагедия каждые полгода! Пора давно привыкнуть.

— Таня, — с лёгким укором проговорил отец, и я всё-таки почувствовала укол совести.

— Конечно, я не буду говорить об этом маме, — согласилась я.

— А Дашке уже сказала?

Я тут же встала в позу.

— Папа, ты бы слышал, чего она мне наговорила!

Отец крякнул, вздохнул, затем присел перед мангалом на корточки и принялся переворачивать шампура. А я глаза к голубому небу возвела. Ну почему я не могу промолчать, когда дело Дашки касается?

В доме родителей пахло сиренью. Здесь всегда пахло сиренью, круглый год. Мама обожала этот запах. Я привычно остановилась в дверях, втянула в себя цветочный аромат, чтобы внутренне осознать, что я в отчем доме, повесила сумку на крючок вешалки, и, стараясь не стучать по паркету каблуками, прошла в гостиную. Оглядела её, прислушиваясь, потом свернула в сторону кухни. Голоса матери и сестры слышались оттуда. Заглянула осторожно, и увидела, как мама гладит печальную Дашку по волосам. Мне, если честно, противно стало. Не подумайте, что это ревность или настоящая злость, просто я была больше, чем уверена, что Дашка если и страдает искренне, то большую половину своей печали она себе попросту надумала. Иногда она любит прикидываться несчастной, особенно перед предками. Те, как бы ни сердились на неё из-за нечастых звонков и отсутствия информации о её столичной жизни, глядя в её несчастные, полные скорби и осознания собственной вины, глаза, быстренько всё ей прощали, неприятности забывали, и заверяли, что дома её всегда ждут. Вот и дождались, как говорится. Она со всеми вещами явилась.

— Он говорил, что мы непременно поженимся, — шептала Дашка, размазывая слёзы по щекам. — Планы строил, а когда мы ездили отдыхать, представлял меня, как свою жену. А сам... сам... — Вот тут последовал выразительный всхлип, а я скрипнула зубами.

— Я всегда тебе говорила, что нужно быть более внимательной. Не доверять всем подряд.

— Ага. Как Танька, да?

Подойти и стукнуть её, что ли?

— Перестань. У вас с сестрой сейчас такой возраст, вы устраиваете свою личную жизнь. Ошибки и разочарования возможны.

— Мама, ты говоришь, как папа.

— Я говорю, как человек, который через это прошёл. Лучше расскажи, что ещё случилось у тебя. Таня сказала, что ты все вещи привезла. Тебя уволили?

— Я сама уволилась. Он сказал, что мне совершенно не зачем работать, он будет меня содержать.

— И ты поверила? — ахнула мама.

— Так он содержал! — воскликнула Дашка, но тут же тон сбавила и призналась: — Первые два месяца, а потом бросил меня, скотина! И я без работы, без денег, последние хозяйке отдала... Что мне было делать? Только возвращаться. — Дашка жалостливо всхлипнула.

— Ты могла бы позвонить, — неуверенно начала мама, а мне надоело стоять за углом, и я вошла на кухню. Вошла и кивнула, подтверждая мамины слова.

— Могла позвонить. Мы бы тебе перевод послали. Как не поступившей студентке.

Мама укоризненно взглянула, а Дашка поторопилась вытереть слёзы и зыркнула на меня в обиде.

— А ты и рада, да? Конечно, ты у нас теперь крутой специалист, тебя бандиты на работу нанимают!..

— Какие бандиты? — вскричала я и посмотрела на мать. — Мама, зачем ты ей рассказала?

— Я тебя хвалила.

— Заметно, — проворчала я. Включила электрический чайник и достала с полки свою любимую чашку с ромашками.

— Скажешь, что тебе не страшно с Филином работать? — снова влезла Дашка. — Мам, ты же мне сама про него рассказывала ужасы всякие.

— Никаких ужасов я про Филина не знаю, — воспротивилась мама, правда, довольно вяло. — И папа тоже. Знал бы, Филин бы сидел.

— Ага, — злорадно отозвалась сестра.

— Ага, — передразнила я её. — И к тому же, я не с ним работаю, а с его женой и дочерью. А ты просто завидуешь. И кстати, если бы ты с ним познакомилась, ты бы ни в какую Москву больше не поехала, потому что таких, как Кирилл Александрович, даже там нет.

Мать глаза на меня вытаращила и погрозила мне пальцем за Дашкиной спиной, словно испугалась, что младшая дочь воспримет мои слова всерьёз. Слишком всерьёз.

— Учиться тебе надо было, — вставила я свои пять копеек. — Вовремя, когда тебе говорили. Чтобы профессия на руках была. А теперь что? Будешь секретаршей-перезрелком? У кого, интересно? Или ты на папу надеешься? Чтобы на этот раз сбежать в Москву с престарелым байкером.

— Девочки, перестаньте, — попросила мама. — Вы меня расстраиваете, честное слово. Не хватало ещё, чтобы папа услышал, как вы ругаетесь. Таня, неужели ты не рада, что Даша вернулась?

— Я очень рада, мама. У меня даже слов нет.

— С чего ей мне радоваться? — Дашка многозначительно хмыкнула. — Я её личной жизни мешаю. Я сегодня, открыв дверь нашей квартиры, столкнулась с каким-то подозрительным типом в трусах. Вы с папой в курсе, что он у нас дома живет?

Я по лицу матери заметила, что она насторожилась.

— Живёт? Таня, он там живёт?

— Нет, мама, — кинулась я объясняться. — Мы просто несколько раз ночевали у нас. На работу ближе. К тому же, — принялась выговаривать я, — ты сама просила меня почаще появляться дома, вот и... Не смотри на меня так, она всё выдумывает!

— Ничего я не выдумываю, — усмехнулась довольная собой Дашка. — Ещё неизвестно, кто это и где ты с ним познакомилась. В окружении Филина?

Мама всё стремительнее темнела лицом, и я знала, что ей не терпится кинуться к отцу, чтобы всё тому рассказать.

— Мы познакомились в Испании, — всё ещё терпеливо разъясняла я. — Я об этом говорила.

— Ты в Испании познакомилась с москвичом, сама говорила! А этот здесь работает!

Я в досаде даже ногой топнула.

— Он москвич! Просто здесь у него бизнес!

— Ври больше!

— Таня, как его зовут?

Я отвернулась и налила себе чаю, едва не ошпарив руку.

— Не скажу, — окончательно разобидевшись пробубнила я. — Я, по крайней мере, с женатыми не встречаюсь, как некоторые.

Мама резко развернулась на стуле, и в изумлении взглянула на Дашку.

— Он женат?

Та кинула на меня обвиняющий взгляд, и я, если честно, осознала, что сболтнула лишнего.

— Откуда ты узнала, что он женат? — спросила меня Дашка позже, когда мы вместе овощи на салат резали.

Я пожала плечами.

— Догадалась, наверное.

— И маме рассказала, — обвинила она.

— Я не хотела, само вырвалось. Но не надо меня обвинять! Нужно было самой думать. Неужели ты верила, что он из-за тебя разводиться будет?

— А почему нет? Я, в отличие от некоторых, в себе уверена.

— Я бы сказала, что чересчур. Где ты сейчас со своей уверенностью?

— Ничего, — Дашка немного зловеще ухмыльнулась. — У меня еще все будет. И в Москву я вернусь, и все у меня будет в шоколаде.

— Ненавижу это выражение.

— Ты лучше о себе переживай.

— А чего мне переживать?

— Таня, ты же по жизни невезучая. У тебя постоянно что-то происходит. Ни одного дня без приключения.

Я перестала нарезать огурец и хмуро уставилась на сестру.

— Хватит уже проецировать на меня свои неприятности, — строгим голосом попросила я. — Лучше думай, чем заниматься будешь.

— Может, ничем не буду. Папа говорит, что мне стоит отдохнуть.

Я смотрела на нее во все глаза.

— Как это низко, — выдохнула я.

Дашка рассмеялась.

— Пусть мама с папой и меня пожалеют, не все тебе малина. Как думаешь, папа купит мне машину?

— Не сомневаюсь, — пробормотала я. Но тут же приободрилась. — Хотя, не знаю. Папа очень серьезно относится к узам брака, а ты их нарушила. Так что...

Дашка сникла. Потом вздохнула.

— Ладно, я что-нибудь придумаю.

Уж в этом я точно не сомневалась!

Вечером Сашка снова позвонил, я сбрасывать звонок не стала, понимая, что во всем нужно знать меру, да и скучала, если честно. Столько вечеров вместе провели, а вот сейчас я сижу в одиночестве в саду родительской дачи, смотрю на заходящее солнце, и мне грустно. И то, что он позвонил, не забыл, греет душу. Правда, ответив на звонок, я немного ехидно поинтересовалась:

— Как там стриптизерши поживают?

— Бодры и веселы, — отрапортовал Емельянов. — Я ведь им премию самолично выдал, вот этими руками, точнее, рукой, ведомость подписывал.

Я не на шутку озадачилась.

— А за что стриптизерши премию получают?

Сашка замолчал, соображал, видимо, что ответить, а потом дурацким сладким голосом сказал:

— Не забивай себе голову. Генка попросил — я сделал.

— Что ты все сваливаешь на Завьялова? Думаешь, я поверю?

— А ты не веришь? — искренне поразился он. Я подумала, подумала да послала Емельянова по известному адресу, вот только он не расстроился, а рассмеялся. А потом поинтересовался, как "в семье" дела.

— Дашка хочет, чтобы папа купил ей машину, — сообщила я.

— И он купит?

— Не знаю. Зависит от того, как сильно она будет страдать.

— А когда он тебе машину купил, ты страдала?

— Саша, я знаю, на что ты намекаешь, но мне машину подарили на двадцатипятилетие. Это разные вещи.

— Не спорю. Так она остается?

— Вроде бы. Мне кажется, она сама еще не знает.

— А ты как хочешь?

— Я хочу, чтобы она не вмешивалась в мою жизнь. Это все, что мне нужно.

— Милая, я скучаю, — неожиданно заявил он, а я замерла в изумлении. И зачем-то переспросила:

— Правда?

— А что тебя так удивляет? — У Сашки даже голос изменился, он чуть ли не басом это произнес. — Я сижу один, в доме темно, в холодильнике пусто...

— Так и скажи, что ты голодный, — фыркнула я.

— Говорю, — согласился он. — И это тоже повод по тебе поскучать. Может, мне за тобой приехать?

— Ты созрел до знакомства с моим папой? — елейным голосом осведомилась я. — Но не думаю, что он оценит, скоро ночь.

— Ну, ты бы вышла за калитку, тихонечко, и я бы тебя украл.

— Нет уж. Раз берешь, так бери, крадешь, так кради — по всем правилам.

— Вредина.

Я улыбнулась и призналась:

— Я тоже скучаю. Это даже странно — вечер без тебя.

— Нежничаешь?

Я услышала голос отца, голову вскинула и посмотрела на него. Старательно заулыбалась и одними губами проговорила:

— Немножко.

А Сашка заинтересовался:

— Что происходит?

— Папа пришел. — И пообещала: — Я позвоню тебе завтра.

— Привет папе, — легкомысленно отозвался он, а я взяла и передала отцу, выключая телефон и отводя трубку от уха:

— Тебе привет.

— Какая честь. Вместо того, чтобы приехать и познакомиться, все, как положено сделать, теперь принято приветы передавать. Я правильно понимаю?

— Ну, пап...

Он присел рядом со мной на диван-качели, они покачнулись, а я на подушки завалилась. А папа руки в стороны раскинул, одной меня за плечи приобнял.

— Ну, рассказывай, — разрешил он. И прежде чем я успела этому обрадоваться, пояснил: — А то хоть и живем в одном городе, а в последнее время не видимся совсем. Замуж, что ли, собралась, Татьян?

— Об этом пока речи не идет. Не торопи события, папа.

— Я их уже давно не тороплю. Терпеливо жду развития. Ты ценишь мое терпение?

— Еще бы, — хмыкнула я.

— Что там Дашка про кавалера из Испании болтала? Ты уверена, что он не жулик?

— Если из Испании, то жулик?

— Нет. Но курортный роман — это такое дело...

Я к отцу присмотрелась.

— А тебе откуда знать?

Он губами пожевал, после чего высокомерно произнес:

— Я все знать должен, профессия обязывает.

— Вот поэтому я и не тороплюсь вас знакомить. Устроишь ему допрос с пристрастием.

— А надо?

— Пока нет. Но если понадобится, я скажу.

— Я могу, ты же знаешь.

Я рассмеялась.

— Знаю. — Потом к плечу его привалилась. — Папка, что с Дашкой-то делать?

— А что с ней делать? На работу ее надо устроить.

— Замуж ее выдать надо, — перебила я его. — Иначе никому жизни не будет. Сколько я ее помню, она всегда хотела замуж, лет с трех. Помнишь, как она Деду Морозу на Новый год мужа заказала?

Отец рассмеялся.

— Помню.

— По мне, так она слишком старается, — сказала я. — Поэтому и не получается. А еще, она слишком многого хочет. Олигарха, бездетного и при этом полного сироту. Чтобы ни с кем не делиться.

— А ты кого хочешь?

— Мужа, — буркнула я ему под мышку.

— И как, нашла?

— Не поняла пока.

— Так приведи, я сразу пойму. Глаз — алмаз, ты же знаешь.

Я голову подняла и посмотрела отцу в лицо.

— Это уже смахивает на приказ.

— Пока это просьба.

— Папа, я уже взрослая!

— Не помню такого. Когда вы с Дашкой вырасти успели? Почему я упустил этот момент?

— Наверное, ты был на работе.

— Это был выстрел в спину.

Я улыбнулась, потянулась к отцу и, любя, похлопала его по щеке.

— Мы с Дашкой не в обиде, поверь.

Наутро я поторопилась с дачи уехать. Нет, я, конечно, родителей очень люблю, но иногда, когда они на одной волне, и начинают воспитывать в унисон, это очень тяжело. Когда один из них нравоучения читает, а другой все-таки пытается за тебя заступаться, это еще ничего, но когда они оба в "настроении"... Я даже отказалась ждать папину служебную машину, испугавшись, что он и по дороге в город продолжит меня мучить и наставлять. И поэтому я встала пораньше, впопыхах съела бутерброд и, поцеловав в щеку только что проснувшегося отца, побежала на электричку, боясь опоздать.

В городе, на вокзале меня Сашка встретил. Я с восторгом повисла у него на шее и искренне призналась, что очень рада его видеть. Емельянов хмыкнул, странно приглядываясь ко мне.

— А что случилось?

— Ничего. Просто я рада, что я взрослая.

— После этих слов, ты мне еще более странной кажешься. Тебя что, воспитывали всю ночь?

— Почти. Теперь Дашкина очередь. Кстати, ты уже видел? — Я развернула купленную в электричке газету, и показала ему снимок туристического центра на первой странице. — И про меня там тоже есть!

Емельянов вырулил со стоянки вокзала, кинул быстрый взгляд на газету и усмехнулся.

— Я тобой горжусь.

— Я собой тоже горжусь. Отвезешь меня домой? Мне переодеться надо... А газету я оставлю, на память. Про меня не каждый день пишут.

— Тань, там про тебя всего два слова — имя и фамилия.

— Неправда! — обиделась я. — Еще то, что я дизайнер.

— Обалдеть.

Я стукнула его по плечу газетой.

— Что ты злой такой с утра?

— Нормальный, — воспротивился он. — Я даже добрый, приехал за тобой.

— А не хотел?

— Хотел. Я тебя вообще хочу, независимо от времени и ситуации.

Я взглянула на него с прищуром, заподозрив в том, что он подлизывается. Сашка ответил мне честным взглядом, правда, сам быстро понял, что переигрывает, и рассмеялся. Я же качнула головой, поражаясь чужой наглости и прыти.

У моего подъезда нас поджидал сюрприз. Ленка, сидящая верхом на своем чемодане и с тоской взирающая на кусты жасмина неподалеку. Я ахнула, Сашка крякнул, а вот Ленка, заметив меня, появившуюся из автомобиля, вскочила и приняла угрожающую позу.

— Ты!.. — воскликнула она на весь двор. — Я тебя убью!

— За что? — забеспокоилась я.

— Как за что?! Кто говорил: приезжай? Кто говорил: жду? Я сижу здесь с шести утра, а ты даже телефон выключила!

— А ты не подумала позвонить вчера? Перед тем, как ехать?

— Я сюрприз хотела сделать! — рявкнула сестрица. Я удовлетворенно кивнула.

— У тебя получилось.

— Ты негодяйка и плохая родственница. Я заслуживаю большего, — уверенно заявила она и, наконец, приметила Емельянова. — Привет, Сашок.

— Здорово, — ухмыльнулся тот. — Ты тоже навсегда приехала?

— Я до понедельника. А кто навсегда вернулся? — не на шутку заинтересовалась она, почуяв сенсацию.

Я горестно отмахнулась, а Емельянов подхватил чемодан сестрицы и сообщил той вполголоса:

— Дарья.

Ленка аж присела.

— Да ладно! Прямо насовсем-насовсем? Бросил ее, значит, жених-то. — Она семенила за Сашкой и жадно смотрела на него, словно Емельянов мог сообщить еще какие-то эксклюзивные подробности. — И чего?

— Таня расстроена, — шепотом сообщил он ей.

А я оглянулась от входной двери и прикрикнула на них.

— Хватит шушукаться за моей спиной!

Ленка порог моей квартиры переступила и замерла в задумчивости. Затем поинтересовалась:

— То есть, ты выиграла?

Я только рот открыла, не зная, как заткнуть эту дуру, но опоздала, Емельянов уже заинтересовался:

— Что выиграла?

Теперь мне влезать, только все портить, и я промолчала, ожидая, когда сестрица все окончательно разболтает.

— Так они поспорили, на мужиков.

Емельянов пальцы разжал, и чемодан выпустил, тот с глухим стуком упал на пол. А Сашка грозно поинтересовался:

— Каких еще мужиков?

Ленка примирительно хлопнула его по груди ладошкой.

— Успокойся, я тебя тоже имела в виду.

— И мне стало спокойно, да?

— А не стало?

— Лена, — взмолилась я, предчувствуя грозу. Хоть Сашка и не был скандальным человеком, но зачем его доводить-то специально? К тому же, я уже знала, что он не настолько безобиден, как думала моя сестрица.

— Они поспорили, что если Дашку бросит очередной потенциальный муж, то она отдаст Тане серьги их бабушки.

Емельянов на меня взглянул, а я поторопилась оправдаться:

— Она их взяла без спроса, бабушка их мне обещала! И ты не представляешь, как они мне идут!

— Действительно, — проговорил он язвительно, — не представляю. А я здесь причём?

— Так Дашка же не верила, что ты существуешь, — радостно сообщила Ленка, а я мысленно поклялась, что дам ей пинка, как только любимый отвернётся. Емельянов закипал, у него даже уши краснеть начали, я такого ещё не видела, и пришла к неутешительному выводу, что это очень плохой признак.

— И что? — сдавленно проговорил он, поторапливая нас.

Ленка же прошла к зеркалу, на себя полюбовалась, под глазом потёрла, стирая след от туши, затем отозвалась:

— И ничего. Дашка проиграла. Ты же здесь стоишь.

Я тоскливо смотрела на любимого.

— Саша, я тебе всё объясню.

Он головой мотнул.

— А на что спорили-то? Я не понял...

— На машину.

— Твою машину?

Я осторожно кивнула.

— Вот теперь я точно не знаю — радоваться мне или расстраиваться.

Ленка подошла к нему и облокотилась на него, как на столб, приткнув локоть где-то в районе его груди. Подивилась.

— А чего тебе расстраиваться? Они же не твои мужские способности оспаривали, а лишь твоё существование.

Сашка её локоток двумя пальцами взял и аккуратно от себя отодвинул, Ленка даже покачнулась.

— Вы бы, Елена, за родственницу не оправдывались. У вас не слишком хорошо получается.

— Кстати, да! — влезла я и сверкнула на сестрицу глазами. Потом подхватила Емельянова под руку и бодро поинтересовалась: — Саша, ты кушал?

Он удостоил меня ехидным взглядом.

— Вот здесь бы было уместнее сказать: милый. Или дорогой. Или единственный.

Я широко улыбнулась и решила подлизаться к нему по полной программе.

— Любимый, ты завтракал?

Емельянов на секунду дар речи потерял, на меня зыркнул, с непонятным для меня подозрением, и прошёл на кухню, а я почувствовала, как Ленка на моей руке повисла, а после шепнула на ухо:

— Ты перестаралась.

— Да?

Она уверенно кивнула, проскользнула вперёд меня на кухню и громко поинтересовалась:

— Саня, как насчёт разгула и разврата на эти выходные? Уверена, ты знаешь все злачные местечки этого города. Я готова!..

9.

Ленкин приезд внёс в мою жизнь лишь больше смуты. Сестрица заметно страдала, а когда она страдает, то её тянет на подвиги. И в противовес к её хрупкой фигурке, подвиги её поистине бесстрашны. Сашка только удивлялся, но, по всей видимости, Ленкино стремление пуститься во все тяжкие, его веселило. Лишь посмеивался, наблюдая, как она выплясывает в клубе. Время перевалило за полночь, я сидела рядом с ним, без сил, мечтая оказаться в постели и уснуть наконец, а у Ленки завод никак не кончался.

— Надеюсь, Бурову икается, — проговорила я недовольно.

— Не сомневаюсь, — отозвался Емельянов. — Ты посмотри, сколько в ней энергии, — продолжал удивляться он.

— Это не энергия, Саша, это здоровая женская злость.

Он заинтересовался.

— Правда?

— А разве мужская здоровая злость не хуже? Вы пьёте, хулиганите и изменяете.

Сашка сдвинул брови.

— Милая, ты меня огорчаешь такими выводами, — а потом сам рассмеялся.

Я присмотрелась к сестрице и пришла к неутешительному выводу.

— Кажется, ей пора замуж.

Емельянов в задумчивости почесал подбородок.

— Не знаю...

— Я знаю.

— А тебе пора?

Я голову закинула, чтобы в лицо ему посмотреть.

— Ты сейчас на мой возраст намекаешь?

Сашка ухмылялся, в лицо моё вглядывался, затем решительно затряс головой.

— Нет, что ты. Я в принципе.

— В каком ещё принципе? — не отставала я.

Емельянов поменял позу, сел прямо, и мне пришлось отодвинуться. Почувствовала, что он насторожился, и развеселилась.

— Трус, — сообщила я ему, поднимаясь с диванчика.

— Я не трус, — оскорблёно воскликнул он. — Просто... Я серьёзно отношусь к подобным вещам, и не думаю, что это повод для шуток.

— Ой, как всё серьёзно! — рассмеялась я. Махнула Ленке рукой. Махнула, вообще-то, пытаясь призвать её к себе, но сестрица лишь разулыбалась мне, рукой в ответ помахала и продолжила танцевать. Я взмолилась: — Саша, забери её оттуда!

— Чтобы вон тот орангутанг мне по морде дал? Нет уж.

Я упёрла руки в бока.

— Надо её оттуда как-то увести.

— Она устанет. Когда-нибудь.

— Слова не мальчика, но мужа.

Он ко мне полез, обнял, жарко задышал прямо в ухо, стало щекотно, и я снова засмеялась. Сашка был немного пьян, от этого весел и добродушен. Я повернулась, положила ладони на его щёки, с удовольствием всматривалась в его лицо, потом приподнялась на цыпочки и поцеловала в кончик носа. Сашка брови сдвинул, глаза на кончик своего носа скосил, а я его по лбу слегка тюкнула, чтобы не вздумал надо мной смеяться. А ещё мне в этот момент очень захотелось сказать ему: люблю. Впервые настолько острое желание возникло. Посреди наполненного людьми зала, при оглушающей музыке и круговороте вокруг, хотелось знать, что есть в моей жизни что-то огромное и незыблемое. По поводу того, что чувство моё огромное, я самой себе возражать не стала, а вот насчет незыблемости... Емельянов подбородок мой пальцем приподнял и поцеловал. У него в глазах привычная насмешка и легкость, но на его поцелуй я всё равно ответила с удовольствием. Но для себя решила, что, наверное, пришло время нам с Емельяновым кое-что прояснить. Для моего спокойствия...

Растолкала нас Ленка. В прямом смысле слова растолкала, просто врезалась в нас, и мы с Сашкой отшатнулись друг от друга. Я на сестрицу взглянула с большой претензией, но она вряд ли сумела правильно расценить мой взгляд. Из Ленки энергия ключом била, и полностью затуманивала разум. Она тут же на моей руке повисла, и радостно сообщила:

— Сейчас познакомлю тебя с Колей!

— Поедем домой, — попросила я от души. — Мы устали, и спать хотим.

Сестрица строго взглянула.

— Не жалуйся. Ты мне родня или не родня?

— Родня, — согласилась я, уже начиная жалеть о том, что мы с Ленкой в самом деле родственники.

Коля, при ближайшем рассмотрении, навёл на меня ещё больший ужас. Ленка рядом с ним казалась Дюймовочкой, а этот молодой человек, более чем внушительной комплекции, на принца-эльфа никак не тянул. Меня это даже удивило, обычно сестрица предпочитала мужчин более интеллигентной внешности, а тут полная противоположность её вкусовым пристрастиям. Он говорил басом, жал руку Сашке, причём делал это весьма энергично, Емельянов даже рукой тряхнул после, я заметила, и кинул на меня многозначительный взгляд. Да уж, даже странно, как Коля мою Ленку приметить смог в полутёмном зале среди множества людей, она макушкой даже до его плеча не доставала, а по толщине была, наверное, с его бицепс.

Сашка вдруг хлопнул в ладоши, потёр их одну о другую, и предложил:

— А давайте поедем ко мне.

Я удивлённо вытаращилась, но пока обдумывала, без меня всё решили. Если честно, я не понимала, зачем нам везти этого Колю в Яблоневку. На мой взгляд, нужно было срочно разделить их с Ленкой, та всё равно на завтра о нём и не вспомнит. Но все идею с поездкой к Емельянову в гости поддержали, а мне возразить, вроде бы, нечего было. Я даже в сердцах Сашку в бок пихнула, он удивлённо посмотрел, а я отвернулась от него, не желая объясняться. И вот тут увидела Дашку у бара. Она была не одна, в компании, и я даже узнала кое-кого из её друзей. Она тоже меня заметила, рукой махнула, а затем обняла молодого человека рядом и, не стесняясь, принялась с ним целоваться. Я вдруг почувствовала неловкость. Видел бы нас, всех троих — меня, Дашку и Ленку — сейчас папа, враз бы перестал хвастаться "своими девочками". С воспитанием у нас, явно, некоторые проблемы.

— Ты чего?

— Дашка в баре, — ответила я Сашке, который заметил, что меня заинтересовал кто-то вне нашего узкого круга. — Целуется с кем-то. Саш, а почему мне стыдно?

Он рассмеялся.

— Понятия не имею.

— Я папе только сегодня говорила, что её замуж срочно надо. А кто её возьмёт?

Николай, не смотря на свою внешнюю неповоротливость, оказался парнем довольно живым и проворным, быстро вернулся из бара с двумя бутылками шампанского, свободной рукой подхватил Ленку, так легко, словно она и не весила ничего, и широко улыбнулся. Видно, тем самым показывал, что к продолжению вечернего разгула полностью готов. Они с Сашкой обсуждали на чьей машине ехать, а я продолжала на Дашку смотреть. Надо признать, что сестра выглядела звездой. Платье всё переливалось, облегало её фигуру, как перчатка. Каждое Дашкино движение, каждый жест, был намеренно неспешен и даже томен. Она знала, что выглядит отлично, и вовсю этим пользовалась. Дашка всегда любила произвести впечатление. И я уверена, что сейчас она рассказывает старым друзьям и знакомым байки про свои столичные подвиги и шикарных бывших, которых, без сомнения, сама и бросала. Она в поиске настоящей любви, и вполне может позволить себе повыбирать. Она же красавица. Фотомодель. Дашка безумно любила говорить на эту тему, и, к моему неудовольствию, у неё хорошо получалось, потому что даже родственники в это верили. Конечно, я не спорю, иногда она подрабатывала моделью, но ни на каких обложках ни разу не появлялась, если только несуществующих изданий. Самая большая карьерная удача — реклама крема-депилятора. И да, у моей сестры самые красивые и длинные ноги, которые я когда-либо у кого-то видела, и сама бы побежала покупать этот крем, поддавшись на рекламу, если бы не чувство острого противоречия. Но это же не обложка! Её ноги были где-то на двадцатой странице, хоть и крупно. А в остальном она обыкновенная секретарша, и даже не у значимого начальника, как Ленка, например. Поэтому меня так злили Дашкины выдумки об успешности и толпе поклонников. У неё всё так складно выходило, что даже я иногда покупалась на её выдумки. И выглядеть недосягаемой и успешной она умела, и в данный момент именно этим и занималась — рисовалась перед знакомыми, как могла. И парень рядом с ней смотрел на неё плотоядно, и то, что она с ним целовалась, мне казалось пошлым. Дашка выбрала его в сопровождающие на этот вечер, наверное, выбирала придирчиво, раз вместе они смотрятся отпадно, и теперь умело играла свою роль. Пила шампанское, смеялась и целовалась с красавчиком, о котором через несколько дней и думать забудет. Всё в духе моей сестры. Только странно, что я нахожусь с ней в одном клубе и за всем этим наблюдаю. Обычно, когда она уходила веселиться, я сидела дома, с родителями, и занималась; мне, в отличие от сестры, надо было сдавать сессии, да и папа опасался меня в ночные клубы отпускать, был уверен, что со мной непременно что-то случится. С Дашкой никогда ничего не случалось, даже если она возвращалась под утро, а я, по мнению всех родственников и знакомых, была невезучей, и поэтому присмотр родителей расценивался, как необходимость. Я очень долго переживала по этому поводу, правда, молча, расстроить папу казалось ужаснее, чем терпеть его заботу. Всё-таки я старшая сестра, но об этом никто, кажется, не помнил. Дашка с детства была смелой и самостоятельной, чем заслужила уважение всех вокруг, а я была трусихой и заучкой. Даже очки носила, в шестом классе, правда, совсем недолго, но до сих пор вспоминаю о том периоде своей жизни с дрожью.

Дашка элегантно взобралась на высокий барный табурет, закинула ногу на ногу и рассмеялась над какой-то шуткой своего кавалера. Официант, проходивший мимо, на её ноги засмотрелся и споткнулся. Дашка снова рассмеялась, а я отвернулась, не желая наблюдать за вознесением моей сестры на пьедестал в родном городе после нескольких лет отсутствия. Кажется, все напрочь забыли, что она сбежала в Москву со странным длинноволосым типом, которого все звали Хорёк. Он и был похож на хорька, но Дашка в то время уверяла всех, что он станет великим гитаристом. И где теперь, интересно, тот Хорёк? И где теперь Дашка?

— Хватит спорить, — пресекла я на корню решение мужчин отправиться в Яблоневку на машине Николая, ведь он сегодня практически не пил. — Мы поедем на такси.

Сашка взглянул на меня странно, и я не сразу поняла, что это из-за моего тона. Пришлось сделать вдох, сосчитать про себя до трёх, и только после этого я сумела улыбнуться. И гораздо мягче повторила:

— Вызовем такси.

Но не зря, не зря этот день не задался с самого утра. Точнее, это был уже второй несчастливый для меня день, и я уже начала приходить к выводу, что мои неудачи не закончатся, пока младшая сестра не покинет город. Она всю мою жизнь наизнанку выворачивает, ей-богу! Так вот, когда мы уже собрались покинуть клуб, я заметила у бара странную возню, а затем услышала Дашкин голос, довольно громкий и негодующий. Я остановилась, чтобы посмотреть, Сашка тоже остановился, и мы вместе наблюдали за тем, как моя сестра ругается со своим ухажёром. Уж не знаю, что у них произошло за те две минуты, что я на них не смотрела, но вся их обоюдная нежность и милования, испарились, и сейчас Дашка на парня смотрела так, словно собиралась ему глаза выцарапать, да и он выглядел не на шутку рассерженным. А уж после того, как она ему по физиономии съездила, также со всей страстью, и вовсе начал багроветь, и враз перестал казаться симпатичным. Нижняя челюсть выдвинулась вперёд, на лбу образовалась суровая складка, и я мысленно присвистнула, решив, что Дашке явно не позавидуешь. Парень вцепился в её локоть, видимо, с силой, что ему злость придала, потому что Дашка сначала взвыла, потом заскулила, попыталась снова на него замахнуться, но неудачно, и тогда выкрикнула ему в лицо:

— Отпусти, козлина!

И вот тут я решила, что он точно ей съездит по зубам, в ответ за пощёчину. Я рот открыла, не зная, что предпринять. Хоть у нас с Дашкой с детства непримиримые противоречия, но она всё же моя сестра, к тому же младшая, и позволять всяким козлинам её обижать, я позволить не могу. К тому же я не знаю, вдруг он на самом деле настоящая козлина? Совсем обидно будет.

— Что вы стоите? — крикнула я бармену. — Вызовите охрану!

И вот тут Сашка свою руку из моей ладони освободил, и направился к ругающимся. Я же перепугалась. Сашка хоть и немного пьян, но в скандалах непредсказуем, поэтому спокойно стоять и смотреть я не могла, и кинулась за ним, чтобы процесс примирения контролировать.

— Парень, ты бы девушку отпустил, — попросил Емельянов вполне спокойно, на что получил такой поток отборной брани, что я даже не совсем уловила смысл услышанного. Несколько слов просто впервые слышала. Зато успела Дашку за руку дёрнуть. Та с высокого стула соскочила, не слишком элегантно, но проворно, сделала шаг, но была притянута обратно жёсткой мужской рукой.

— Да отпусти, сказала! Больно же!

— Стой здесь, я с тобой ещё не закончил.

Сашка попытался ослабить его хватку.

— Ты чего тупой такой? Бабы не видел никогда? Ухватился, как абориген за мячик.

— А ты кто такой?

— А ты?

Началось в колхозе утро, тоскливо подумала я. Тупой разговор не слишком трезвых мужиков.

Тут за спиной злого парня поднялся другой, и совсем невежливо толкнул моего Емельянова в плечо.

— Не лезь, куда тебя не просят. Он со своей девкой сам разберётся.

Когда Сашку толкнули, он невольно отступил, но тут же ринулся вперёд, и вот тут я уже не на шутку струхнула, поняла, что он один против нескольких, а все подвыпившие и распалённые. Попыталась на руке его повиснуть, но куда там! Пока я, пытаясь перекричать поднявшийся гомон, твердила:

— Саша, пойдём. Саша, плюнь на них! — началась самая настоящая драка. Причём так неожиданно, я только охнула, когда Емельянов меня за свою спину оттолкнул. Я, конечно же, оступилась, повалилась на Дашку, наступила той на ногу, мы вместе вскрикнули и нелепо взмахнули руками, но устояли. А рядом завязался настоящий бой, я не успевала головой крутить, уже не понимая, кто с кем дерется. Сашка, конечно, был в самой гуще событий, с азартом махал кулаками, и вполне результативно, надо сказать, а заметив, что ему на помощь поспешил новый знакомый Коля, который только пока пробирался в толпу дерущихся, нескольких растолкал, завалив на спины, я порадовалась. Гвалт вокруг стоял жуткий. Женщины визжали, мужики ругались, а охрана матом крыла громче всех. Кто-то зычно сообщил, что милицию уже вызвали, но это дерущихся совсем не охладило. Я наблюдала за всем этим со страхом, поискала глазами Ленку, а когда почувствовала, что та схватила меня за локоть, повернулась к Дашке.

— Убила бы тебя! — в гневе сообщила я ей.

— А я здесь причём?

— А ты всегда не причём!

Кончилось всё также неожиданно, как и началось — в одну секунду. Дерущиеся рассыпались в разные стороны, кто-то утирал кровь, кто-то стонал прямо в голос, а я полезла через сидевшего на полу пьяного парня, чтобы до Сашки добраться. У него футболка была в крови, он рукой вытирал лицо, прижал тыльную сторону ладони к разбитой брови, голову назад откинул и открыл рот, осторожно подвигал челюстью.

— Саша, — прерывающимся от волнения голосом, позвала я. — Саша, ты цел? Ты весь в крови.

Он едва заметно качнул головой.

— Хорошо вечер закончился, — проговорил он, а я футболку ему задрала и щёку от крови вытерла.

— Тебе нужен врач. — От вида крови у меня руки затряслись. — Тебе больно?

— Мне больно, Тань. Мне больно от того, что вокруг столько козлов! — в сердцах выдохнул он, а я глаза вытаращила.

— Тише! Не хватало ещё, чтобы опять началось.

Из клуба мы поспешили уехать до приезда милиции. Народ, как сговорившись, повалил на выход, ни о каком такси уже речи не шло, все спешили уехать, и поэтому мы направились к Сашкиной машине. Я трепетно поддерживала любмого под локоть, хотя шёл он твёрдо, не качался и видимо от ран не страдал, только лицо без конца вытирал, кровь никак не останавливалась.

— А кто поведёт? — деловито поинтересовалась Ленка, когда мы к автомобилю подошли. Я оглянулась на неё, и заодно окинула взглядом нашу пёструю компанию — за побитым, но оживлённым Емельяновым и мной, торопливо шагали взбудораженная Ленка, возмущённая Дашка, нервно вышагивающая на высоченных шпильках, и Коля, с наливающимся под глазом фингалом, но ухмыляющийся и с бутылкой шампанского подмышкой.

— Я поведу, — бодро заявил Сашка, но я подтолкнула его к задней двери автомобиля.

— Не хватало нам ещё врезаться куда-нибудь. У тебя может быть сотрясение мозга!

— У меня? — всерьёз поразился Емельянов.

— Думаешь, не может? — зашипела я на него. — Опытным путём выяснил, что мозгов у тебя нет?

Он обиженно засопел и сел на заднее сидение. А я решилась.

— Я поведу. — Покрутила в руке ключи, и покачнулась, когда Дашка меня плечом толкнула.

— Дай сюда. Я клялась, что никогда не сяду в машину, если ты за рулем. И не сяду.

— Лучше бы ты клялась мужиков в клубе не снимать! — рявкнула я. — Тем более, психов!

— Не ссорьтесь, девочки, — примирительно загундосил Николай, и без спроса сел на переднее сидение.

— Все они психи, к твоему сведению. Этих двоих спроси!

Ленка оглянулась на людей, которые рассаживались по машинам. А потом вдруг залихватски ухмыльнулась.

— Такого успеха мы даже в Испании не имели. Слышишь, Сань?

Емельянов в ответ взвыл, потому что я в эту секунду прижала к его кровоточащей брови бинт, что достала из аптечки. Дверь приоткрыла, глянула волком на Ленку и прикрикнула:

— Садись в машину!

Она посеменила к двери с другой стороны.

По дороге в Яблоневку Сашку всё-таки развезло. Алкоголь, резкий скачок адреналина, потеря крови — он перестал насмешничать, съехал по сидению, положил голову мне на плечо и затих. Я обняла его, хоть и злилась жутко на его безответственность и готовность ввязаться в глупую драку. Погладила по щеке, потом поменяла бинт. Кровь никак не хотела останавливаться, и меня это беспокоило. Моя бы воля, я бы плюнула на Яблоневку и поехала в Красный крест, говорят, там у нас самые лучшие в городе врачи работают. Но Емельянов отказался наотрез, заверив меня, что на нем всё, как на собаке заживёт, переспорить я его не смогла. Разговаривать мне ни с кем не хотелось; злость, страх и возбуждение отступали, и мне захотелось поплакать, чтобы выплеснуть переизбыток эмоций. Но мне даже отмолчаться не удалось. Дашка постоянно спрашивала дорогу, вставляла несколько едких словечек, и мы с ней продолжали пререкаться.

— Коль, а ты как?

— Я? — звучно хмыкнули с переднего сидения. — Да чего мне будет? Девочки, может, шампанского?

— Давай, — сразу согласилась Дашка, а я тут же встрепенулась.

— Ты за рулём!

— Да тут гаишников уже нет.

— Машину веди. И не надо на меня смотреть, — воскликнула я, когда она обернулась, — смотри на дорогу.

— Так шампанское-то открывать?

— Открывай, — согласилась Ленка, и первой взяла у него бутылку, когда Николай ловко её откупорил, почти ничего не пролив. Ленка глотнула из горла и предложила мне. Я поначалу отказаться хотела, а потом решила, что с моими натянутыми нервами надо что-то делать. Сделала несколько глотков, сморщилась, почувствовав, как пузырьки в нос ударили. Потом спросила:

— Саш, хочешь шампанского?

— А водки нет?

Вот за что его жалеть? Алкоголик и задира.

— Извини, не запаслись.

— Плохо. Не хочу я шипучку.

По Яблоневке мы проехали, как по пустыне. Из-за высоких заборов ни звука, ни лучика электрического света не проникало. Остановились у ворот, мне пришлось выйти, чтобы открыть их, и Дашка аккуратно въехала во двор. Из автомобиля Емельянов сам выбрался, правда, уже не бравировал, а держался за больную головушку, а ещё за ребра с правой стороны. Но о гостеприимстве не забыл, расшаркался, как столетний старик, рукой махнул и пробубнил что-то вроде:

— Будьте, в общем...

Я следом за ним на крыльцо поднялась, и обернулась, услышав легкий присвист.

— Ничего домик.

— Сань, а ты устроился!.. Молодец. — Ленка на крыльцо легко взбежала, Емельянова дружески по плечу стукнула, а тот заметно присел. Ленка тут же руки убрала и повинилась: — Прости.

Только Дашка ничего не сказала, осмотрелась, руки на груди сложила, и замерла, ожидая, когда её в дом пригласят.

Оказавшись в родных стенах, Емельянов кулем свалился на диван, пристроил голову на подушке и, наконец, вздохнул с облегчением. Я же ходила по дому и свет везде включала.

— Дом, милый дом, — пробормотал Сашка с дивана.

— Есть чего поесть?

— Кухня там. — Я указала направление.

Дашка скинула с ног туфли и босиком прошлась по паркету, ступала мягко, как кошка. Остановилась перед диваном, облокотилась на спинку и на Сашку сверху взглянула, изучающе.

— Больно тебе?

— Сама попробуй, узнаешь.

Она виновато улыбнулась.

— Кто же знал, что он такой придурок? Казался милым.

— Ага. — Емельянов носом шмыгнул, глаза открыл и на сестру мою посмотрел. Та улыбнулась, ещё более виновато.

— Прости.

— Прощу, если сделаешь доброе дело.

— Какое?

— Выключи свет, у меня глаза болят.

Я Дашку опередила, и светильник над диваном выключила. И сестру решительно потеснила, наклонилась к любимому.

— Может, вызовем "скорую"? Вдруг ребро сломано?

— Не сломано. Я знаю, когда сломано.

Я осуждающе качнула головой.

— Боюсь спросить, что ещё ты хорошо знаешь. — На сестру я не смотрела, но чувствовала её взгляд, и когда она от дивана отошла, ощутила себя едва ли не победительницей. Я продолжала хлопотать над любимым, пригладила его волосы, наклонилась ниже, чтобы поцеловать, и шептала ему, что всё будет хорошо, но не могла отмахнуться от того, что присутствие сестры в этом доме мне не нравится.

Ленка из кухни выглянула и поинтересовалась:

— Салат сделать? Есть кто-нибудь хочет?

— Я хочу, — отозвался Сашка. — И выпить. У меня всё лицо болит... Даже уши.

Я глаза закатила, но говорить ничего не стала и даже помогла любимому принять сидячее положение.

За "салатом" мы просидели ещё около часа. Я скрипела зубами, но силилась улыбаться. Едва дождалась, когда Емельянов окончательно обессилит, и тогда, не слушая вялых возражений, повела его в спальню. То есть, его Николай повёл, а я шла следом и внимательно приглядывалась, за какие части тела Емельянов хватается особенно часто. Пообещала себе, что завтра настою на вызове врача. Была больше, чем уверена, что Сашка наутро подняться с постели не сможет. Гостям я разрешила занимать свободные комнаты, и мне, честно, было всё равно, кто где и с кем устроится. Помогла любимому раздеться, осторожно сняла с него чистую футболку, которую сама же на него надела минут сорок назад, Сашка немного взвыл, когда пришлось поднять правую руку, а я поморщилась, словно это была моя боль.

— О-ой, — протяжно выдохнул он, когда повалился на подушки.

— Не надо было с ними драться, — не утерпела я. — Ты один, а их вон сколько.

— Я не дрался, Тань. Это они со мной дрались.

— Убью Дашку завтра, — зловеще пообещала я. Стащила с Емельянова джинсы, носки, и накрыла его одеялом. Он лежал и признаков жизни не подавал. Я же смахнула с его заклеенного пластырем лба волосы. — Саш.

Он не ответил, только вопросительно угукнул. А я в растерянности замерла, не зная, что сказать. Эмоции переполняли, и слова в голове крутились только те, которые Емельянов вряд ли готов сейчас от меня услышать. Не в том он состоянии.

— Ничего, — пробормотала я. — Спи.

Вечер выдался очень тяжёлым, и уснула я крепким, но беспокойным сном. Усталость была неимоверная, и больше психологическая, когда я легла и закрыла глаза, меня словно каменной плитой придавило, и только гул в ушах. И пока не заснула, всё прислушивалась к Сашкиному дыханию, но он не хрипел и не задыхался, как я себя запугать пыталась. В конце концов, повернулась на бок, придвинулась к нему ближе, и положила ладонь на его руку. Обнять не решилась, боясь, что причиню боль или разбужу. И тогда уже заснула. А наутро, открыв глаза, только удивилась, отчего так плохо себя чувствую. Голова раскалывалась, во рту сушь, а из мыслей лишь одна: пить хочу. Сашка спал, повернувшись ко мне спиной и загородившись локтём от солнечного света. И поэтому я, когда с постели поднялась, первым делом шторы задёрнула. Потом прошлёпала босиком из комнаты. Зевала, спускаясь по лестнице. В гостиной увидела грязную посуду на журнальном столике, нахмурилась, прошла на кухню и достала из холодильника бутылку минеральной воды. Крышку открутила и стала пить прямо из горла. Голову повернула, привлеченная неясным шорохом, и поперхнулась, увидев Дашку. Закашлялась и головой помотала.

— Боже мой... Я и забыла, что ты тут.

— И тебе с добрым утром.

Дашка сидела за столом, в Сашкиной рубашке, в которой, по всей видимости, спала, мотала ногой и грела руки о чашку с чаем. Я осторожно перевела дыхание, пытаясь справиться с приступом недовольства, глядя на её голые ноги.

— Чего тебе не спится?

Она плечами пожала.

— Не спится. На новом месте плохо сплю, ты же знаешь.

Я еще попила, подумала, и не стала убирать бутылку обратно в холодильник, решив прихватить её в спальню.

— Как твой?

— Не знаю пока, он спит.

Дашка лениво улыбнулась.

— А он ничего, смелый.

— Дурак он. Знал бы тебя получше, не стал бы связываться.

Дашка презрительно скривилась в ответ на мои слова, но всерьёз их не приняла, судя по наплевательскому выражению лица.

— И фамилию я его вспомнила.

— А он называл тебе свою фамилию?

— На столике письма лежат.

— И ты мимо не прошла, — догадалась я.

— Да ладно тебе. Было бы странно, если бы прошла. Папа про него рассказывал, он кинотеатры у нас в городе скупает.

— Не скупает. Он их реставрирует.

— Ну да. — Она усмехнулась, хитро глянула на меня. — Я тебя поздравляю, ты молодец.

Я взяла с полки стакан.

— Сережки отдай, и можешь оставить поздравления при себе.

— Зачем они тебе? — удивилась Дашка. — Тебе Саня другие купит.

— Они бабушкины, Даша. У меня они будут в сохранности.

Она лишь отмахнулась. На стуле развернулась, вытянула ноги.

— Ты собираешься за него замуж? Тань, ты ведь понимаешь, что в такой ситуации теряться нельзя. Особенно, тебе.

— Почему это "особенно мне"? — обиделась я, хотя всё прекрасно поняла.

— Потому что. Другого шанса может не быть. Надо вести его в загс.

— Даш, не лезь в чужие дела.

— Не такие уж они и чужие. Ты мне сестра всё-таки.

Я лишь фыркнула. Всё-таки сестра!.. Высказалась.

— Я беспокоюсь за тебя, — продолжала гнуть она свою линию. — Ты так на него смотришь, словно до смерти зацеловать хочешь. Помнишь, у тебя медведь был плюшевый в детстве? Ты его всё время целовала. — Даша рассмеялась.

Я уперла руку, в которой стакан держала, в бок.

— Я помню. И помню, как ты подарила его соседскому мальчишке, а тот ему лапу оторвал.

— И зачем я спросила? Тань, ты всегда помнишь, какую-то ерунду. Помнить надо главное. И думать о главном. А не зацикливаться на мелочах.

— Не учи меня, — попросила я. — Я — старшая.

Дашка ахнула.

— Как давно я этого не слышала! Ты так любишь быть старше меня.

Я взглянула на часы и сообщила:

— Я пошла досыпать, а ты продолжай строить планы. Жаль, что они никому не пригодятся.

К моему огромному удивлению и облегчению, Сашка в это утро с постели встал и даже без чужой помощи. Правда, постонал немного, потом поругался, глядя на себя в зеркало, долго ощупывал припухшие ребра, и наотрез отказался ехать в больницу, хотя я предлагала весьма настойчиво.

— Что мне, впервой с синяками ходить? Заживут.

— Ты упрямый, — пожаловалась я. — И ты дурак.

Он криво усмехнулся.

— Знаешь, я плохо помню вчерашний вечер, но твои слова о том, что я дурак, в память просто врезались.

— Очень хорошо. Запомни надолго.

Сашка дохромал до постели, лёг, правда, теперь поперёк, голову мне на живот положил, а к рёбрам прижал прохладную бутылку с минеральной водой. Зашипел сквозь зубы. Я погладила его колючим щекам, всмотрелась в избитое лицо.

— На работе тебя не узнают.

— Я скажу, что отстаивал честь дамы.

Я не удержалась и презрительно фыркнула.

— Ты бы для начала поинтересовался, есть ли там, что отстаивать, или давно всё выветрилось.

Он рассмеялся, но тут же заохал, схватившись за бок.

Дверь без стука приоткрылась, заглянула Дашка, секундная пауза, в течение которой она разглядывала нас, после чего скроила виноватую физиономию.

— Извините, надо было постучать. Ленка завтрак готовит, вы спуститесь?

— Да, идём, — отозвалась я без всякого энтузиазма, а Сашка попытался сесть, уцепившись за край кровати. Дашка, вместо того, чтобы уйти, пошире распахнула дверь, взглянула на Емельянова с жалостью.

— Ты как? — трогательно поинтересовалась она. — Всё болит?

— Как будто меня самосвал переехал.

— Тебе надо выпить обезболивающее. Тань, ты дала ему таблетку?

Я взглядом пригвоздила сестру к полу.

— Пить обезболивающее на голодный желудок вредно, — оповестила я тоном учительницы начальных классов. — Язву можно заработать.

— Да? — вроде бы заинтересовалась Дашка. — Ну, тогда нужно срочно позавтракать. Спускайтесь. Или сюда принести?

Я готова была её задушить. Но Сашка, наконец, поднялся, и заверил, что сам в состоянии дойти до кухни. И на самом деле дошёл, правда, не отводил руку от ушибленных ребёр и время от времени болезненно охал, чем меня тревожил.

— Похмелиться ему надо, — внёс дельное предложение Николай. Он выглядел довольным и энергичным, и на сновавшую по кухне Ленку поглядывал с большим значением. Если честно, этим утром меня все раздражали, хотелось гостей выгнать, пусть некоторые из них родные и любимые, и остаться с Сашкой наедине. Но сделать этого я бы, конечно, не осмелилась, это в раздражении размечталась, и поэтому лишь кулак Николаю показала. И назидательно произнесла:

— Похмеляются только алкоголики.

Мужики одновременно усмехнулись, но промолчали, что я сочла за умный поступок.

За завтраком Дашка молчала, ковыряла вилкой омлет в своей тарелке и ни на кого не смотрела. Ленка в основном болтала, пересказывая события вчерашнего вечера. Я даже удивилась, насколько хорошо она всё помнит, видимо, была трезвее, чем я думала. Что тоже удивительно, если обратить свой взор к Николаю. Разве можно было "сдружиться" с ним на трезвую голову? Чего только в жизни не бывает.

После завтрака, вспомнив о том, что я вроде бы как в этом доме хозяйка, или, по крайней мере, временно исполняю эту роль, принялась наводить в доме порядок. Все меня бросили: Сашка устроился на диване-качелях в саду, Ленка с Николаем снова уединились (как подростки, честное слово!), а Дашка и вовсе затихла где-то в доме. Я мыла посуду, размышляла о чём-то невесёлом, увлеклась немного, и не сразу расслышала голоса на улице. Руки полотенцем вытерла и подошла к окну, недовольно поджала губы, обнаружив сестру, что ещё несколько минут назад в одиночестве слонялась по дому, не зная, чем себя занять, рядом с Сашкой. Тот возлежал на подушках, вытянувшись в полный рост, а она сидела на самом краешке, разговаривала с ним и отталкивалась ногами, раскачивая качели. Дашка выглядела чересчур умиротворённой, а оттого опасной. Болтала с Емельяновым, скрестила свои длинные ноги, взгляд блуждал, не останавливаясь на Сашкином лице ни на мгновение. Я не слышала, о чём они говорят, но когда Сашка рассмеялся над какими-то её словами, у меня внутри начало расти нехорошее предчувствие. Конечно, я могла бы выскочить из дома, подойти к ним, снова оттеснить Дашку, вынудить уйти, но как бы это выглядело? По меньшей мере, глупо. И поэтому я довольно долго стояла у окна, поглядывая на них и делая вид, что занята делом. И не понимала, о чём они так долго разговаривать могут. Что Емельянова может так увлечь в моей сестре? В смысле общения? Как бы мне хотелось услышать!..

Я промучилась минут пятнадцать. Иногда до меня доносился негромкий смех или шутливые Дашкины восклицания, и, в конце концов, я не выдержала, нацепила на лицо небрежную улыбку и вышла в сад. При моём появлении смех сестры сразу стих. Она вроде бы увидела меня, смутилась и замолкла. А Емельянов голову повернул. Его синий лоб странно смотрелся на фоне светлых волос.

— О чём болтаете? — небрежно поинтересовалась я.

— Да так, в принципе ни о чём. — Дашка пленительно улыбнулась и поднялась, напоследок легко похлопал Сашку по ноге. — Избавляйся от синяков. — На меня посмотрела. — Поеду в город, такси сейчас вызову.

Я спорить не стала, безразлично пожала плечами и присела на её место. Но наблюдала за ней. Как она идет босая по траве, как поблёскивают на солнце блёстки на её платье, она не оглядывается, но спину держит прямо. Дашка удалялась, как героиня в фильме про шпионов.

Сашка дёрнул меня за руку.

— Ты чего?

Я практически заставила себя оторвать взгляд от сестры и посмотреть на него. Улыбнулась.

— Ничего. — Наклонилась и провела рукой по его щеке. — Тебе лучше? — А когда он кивнул, удовлетворённо улыбнулась. И пообещала: — Я живо поставлю тебя на ноги, вот увидишь.

10.

Всю следующую неделю я прожила в Яблоневке. Ленка ещё в понедельник вернулась в Москву, а вот я домой не торопилась. Во-первых, не хотела Сашку оставлять, он ещё ходил с трудом, хоть и храбрился и старался держать спину прямо, но рёбра сильно болели, и его постоянно скрючивало; а во-вторых, не хотелось мне с Дашкой один на один оставаться. За неделю мы лишь раз поговорили по телефону, она передала мне привет от родителей и обеспокоенность тех тем, куда я снова пропала.

— И что ты им сказала? — насторожилась я.

— А что я должна была сказать? Что ты снова потонула в любовной пучине.

— Кто тебя просил, а?

— А ты это скрываешь? Я не знала. Кстати, папе не терпится познакомиться с нашим героем.

— Он мой герой, — поправила я её, а Дашка фыркнула.

— И мой тоже. Он же за меня вступился.

— Я уже говорила ему, что он дурак, — проговорила я, правда, уже отключив телефон. Но желание отца познакомиться с моим избранником, несколько беспокоило. Я хорошо знала отца: если уж он что задумал, то не успокоится, пока не получит своего. Может, я сама виновата? Чересчур затянула это дело? Но прежде чем что-то родителям обещать, нужно Сашку подготовить. Морально.

В тот вечер к нам Василиса с Генкой пришли. Приехали из Москвы на выходные, и зашли справиться о самочувствии Емельянова, услышав о его хворобе. Завьялов именно так это назвал, тут же рассмеялся, но Сашкины синяки оглядел с затаённым удовлетворением.

— Когда тебя так крючит, ты мне больше нравишься, — заявил он, а Сашка в ответ презрительно скривился.

— Конечно, ты сразу себя мне под стать чувствуешь.

— Вась, можно я ему врежу?

— Гена, побойся Бога, на нём и так живого места нет.

— А я найду. Тань, ну посидит он ещё денёк дома. Точнее, полежит.

Я отвлеклась от ребёнка, которого Завьяловы с собой принесли, сделала девочке "козу", и только после этого обратила внимание на Генку, который стоял перед Сашкой, уперев руки в бока, и разглядывал его сверху, словно и, правда, искал живое, подходящее для тычка, место на его теле.

— Не надо. Он чувствует себя хуже, чем пытается показать.

Сашка кинул на меня осуждающий взгляд, словно я выдала страшную тайну, а вот Генка ухмыльнулся.

— Да? Ну ладно.

Ева схватила меня волосы, пытаясь дотянуться до заколки, а я рассмеялась. Емельянов покосился на меня, с некоторым подозрением. Я его взгляд проигнорировала. Отдала ребёнка Василисе и поспешила на кухню, нужно было накрыть стол к ужину.

— Значит, за честь дамы вступился? — удивился Генка, когда Емельянов за столом пересказал ему происшествие в клубе. — Хоть какое-то разнообразие, а то только портить...

Теперь уже я на Завьялова взглянула со значением, и он выдал маетный вздох, который, видимо, означал признание вины.

— Я же о прошлом. Сейчас Саня исправился. Да, Саня?

Емельянов насупился.

— Ты чего такой довольный, я не пойму. Что мне по роже дали? Хорош друг.

— Да нет, ты что. Если бы я там был, я бы... как там говорится, Вась? Спина к спине, плечо к плечу.

Василиса фыркнула.

— Ты романтичен, любимый.

— Без тебя обошлись, — буркнул Емельянов.

— Я не злорадствую, я наоборот, радуюсь за тебя. Что может быть лучше: раны заживают, синяки сходят, а ты лежишь в мягкой постели, а красивая женщина о тебе заботится.

Василиса только рот открыла, глядя на мужа.

— Я в шоке от твоего многословия.

Мы с Сашкой рассмеялись. Я любимому добавки на тарелку подложила, и замерла, почувствовав его пристальный взгляд.

— Что?

— Он осмысливает мои слова, — подсказал Завьялов.

Я удивлённо вздёрнула брови.

— Боже. Это что-то да значит?

— Если осмыслит, расскажет.

Из гостиной послышался звонок моего мобильного. Не люблю, когда телефон отвлекает от трапезы, но звонили настойчиво, и мне пришлось извиниться и из-за стола выйти. Хотя уже через пару минут, поговорив с матерью, я пожалела о том, что ответила. Мама была настойчива и несколько встревожена моим долгим отсутствием. Я пыталась заверить её, что я совершенно не собиралась никуда пропадать, просто так сложились обстоятельства, а дома я не живу, потому что не особо хочется без конца с Дашкой сталкиваться, да и мешать ей устраивать личную жизнь тоже, кстати, но мама, к моему удивлению, верить мне не спешила.

— Я знаю, что у тебя какие-то неприятности, и не смей мне врать.

— Да какие неприятности, — совершенно растерялась я.

— С твоим молодым человеком. Таня, я всё знаю! — с трагизмом закончила мама. Я моргнула, вглядываясь в своё отражение в зеркале напротив.

— Что именно? — уточнила я.

— Что на вас напали в клубе.

Я выдохнула.

— Дашка рассказала?

— Она переживает, этого трудно не заметить. Считает, что она виновата в том, что случилось с твоим молодым человеком.

Я зубами скрипнула, собираясь с мыслями, в попытке найти нужные слова, чтобы маму успокоить. Но она меня опередила и тоном, не терпящим возражений, сказала:

— Мы с папой ждём вас в субботу на даче. И не вздумай отказать мне, Таня! Мы волнуемся. Ты не живёшь дома, пропадаешь где-то, а мы даже не знаем с кем. Хватит уже, пошутили.

— Мама, я не думаю, что сейчас тот момент. Саша немного... не в форме.

— Так его зовут Саша? — ухватилась мать за нужную ей информацию. Слова о здоровье спасителя младшей дочери она попросту пропустила мимо ушей.

И я сдалась. Правда, что-либо обещать поостереглась.

— Я ему скажу.

— Скажи. Мы с папой будем вас ждать в субботу. Хватит прятать его от нас. — В голосе мамы проскользнули твёрдые нотки, и у меня внутри, если честно, всё опустилось. Если уж мама таким тоном заговорила, то можно представить, в каком настроении сейчас отец. Что им Дашка наговорила?!

За стол я вернулась, прямо скажем, не сияя от радости. И Сашка это заметил, вопрошающе взглянул, а я пожаловалась:

— Дашка всё разболтала родителям.

— Зачем?

— Ты меня спрашиваешь?

— И что?

Я перевела дыхание, раскидала вилкой горку салата на своей тарелке, а затем как можно спокойнее сообщила:

— Мама с папой ждут нас в субботу на даче.

Лицо у Емельянова заметно вытянулось. Генка, наблюдая за ним, многозначительно хмыкнул, Василиса улыбнулась, но поспешила заняться ребёнком, а вот я нахмурилась. То, что Сашка не обрадовался, было заметно. И для меня его реакция стала не то чтобы сюрпризом, но неприятным подтверждением моих мыслей.

— Ты не хочешь? — спросила я чересчур спокойно. Моё мнимое спокойствие должно было насторожить, и оно Емельянова насторожило. Он поторопился нацепить улыбку и пожал плечами.

— Почему не хочу? Я всегда пожалуйста... Просто с моей побитой рожей как-то странно... с родителями-то знакомиться.

— Они хотят увидеть героя, вот пусть они на него и посмотрят. Во всей красе.

Я сверлила Сашку взглядом, он неуютно заёрзал и постарался незаметно испустить вздох. Но быстро собрался и улыбнулся мне.

Завьялов хлопнул Сашку по плечу.

— Да ладно тебе. Когда-то всё равно знакомиться придётся. Да и хуже, чем у меня, точно не будет. По крайней мере, тебе нечего бояться, что тебя пулей в лоб встретят.

Василиса возмутилась.

— Не наговаривай на папу! Он быстро успокоился.

— Ага, я помню. — Генка взглянул на дочь. — Особенно, когда про Еву узнал. Очень быстро успокоился. Чуть нос мне не сломал. Кстати, Тань, кто у тебя отец?

Вот над ответом на этот вопрос я очень долго думала. Не в данный момент, а последние недели, но, к моему огромному огорчению, так и не придумала, как эту новость правильно любимому преподнести. И сейчас замялась, улыбнулась глупо.

— Он... при должности.

— О, Сань, ты слышишь? В Администрации города, что ли?

— Ну... в каком-то смысле.

Емельянов подозрительно прищурился.

— Ты врёшь, да?

— Нет, — слишком поспешно воскликнула я. Но добавила тише: — Только немного недоговариваю.

— Таня, — начал он.

Я переводила взгляд с любимого на наших гостей, все смотрели на меня с любопытством, ожидая ответа, и я, в итоге, сдалась.

— Мой папа главный прокурор области.

Повисла тишина, Сашка поначалу упёр в меня тяжёлый взгляд, затем странно повёл шеей. Василиса откинулась на спинку стула, посмотрела на мужчин и закусила губу, скрывая улыбку. Генка же нервно хохотнул, отложил вилку. Подбородок рукой потёр.

— Савенков?

Я коротко кивнула.

— И ты молчала? — ухнул Емельянов, я рот открыла, не зная, что сказать, а вот Василиса на Сашку шикнула.

— Ребёнка мне напугаешь. — Поднялась и вышла с Евой на руках на веранду. Но заглядывала на кухню, не в силах сдержать любопытства.

— Называется: приехали, — проговорил Завьялов, усмехаясь и кидая на друга косые взгляды. Сашка же стремительно наливался краснотой. И из-за этого я решила возмутиться.

— А что тебе мой папа? Ты же не киллер и не террорист!

— Ну, вообще-то, о таких вещах говорят, Таня!

— Не знаю, — проговорила я в сторону, — я по своему жизненному опыту знаю, что об этом лучше в начале промолчать.

Сашка залпом допил вино. Поставил пустой бокал на стол, задумчиво шмыгнул носом.

— Ты ему про меня рассказывала?

— Имя не называла, — призналась я, тем самым соглашаясь с его мыслями и выводами.

— Отлично, — буркнул Емельянов, — представляю себе эту встречу родственников.

Я насторожилась.

— А в чём дело? У тебя проблемы?

Генка, гад, захохотал, а Сашка люто глянул на меня.

— Нет у меня проблем! Но, чувствую, будут. Прямо нутром чую.

Я обиделась за отца.

— Мой папа не зверь. Он очень порядочный, добрый, весёлый и мягкий человек.

Генка в задумчивости покивал, соглашаясь со мной.

— Да, я его именно таким и знаю. И не только я.

Я подбородок рукой подпёрла, окончательно приуныв. Если честно, я тоже ничего хорошего от субботней встречи, если она состоится, конечно, не ждала.

Мы молчали, только Завьялов время от времени чуть слышно фыркал. А потом спросил:

— Ирина Алексеевна как поживает?

Я поглядела сначала в один угол кухни, потом в другой. Кивнула.

— Хорошо.

— Да, она как службу оставила, скучновато в городе стало. Она нас в тонусе держала. — Генка кулаком в воздухе потряс, а встретив мой взгляд, снова развеселился. — Я думал, что у меня тёща — не приведи никому Господь, а у тебя, Санёк, дело вообще труба. Что-что, а допрашивать Ирина Алексеевна умеет. А тесть ещё и ордер на обыск подпишет. А то и на арест.

Я после этой тирады только рот открыла, не зная, как реагировать, но хуже всего было от того, что сама понимала — я боялась именно того, о чем Генка с такой уверенностью говорит, поэтому и тянула, не знакомила Сашку с родителями, и ему ничего не говорила. Кому как не мне знать, как мои родители умеют выуживать из людей нужную информацию? Даже из собственных дочерей.

После ухода гостей мы с Сашкой долго молчали. Я убирала со стола, мыла посуду и думала о том, как теперь будут строиться наши с Емельяновым отношения. Я ведь всё прекрасно понимала. Даже если Сашка и не влез с головой в дела Филина, то у него всё равно могут быть основания держаться от милицейских чинов такого ранга подальше. И ещё неизвестно, как мои родители отреагируют на имя нового возлюбленного дочери. Если честно, я сильно переживала.

Домыв посуду, вышла на веранду и села на диван. Руки сцепила и стала смотреть на верхушки яблонь, что шелестели на ветру. Как мне показалось, долго сидела. Сашка, в конце концов, из дома вышел, ничего не сказал, просто присел рядом со мной. А я губу закусила, сходя с ума от того, что он молчит.

— Скажи мне, тебе есть чего бояться? Только правду, Саш.

— Глупости не говори.

Я повернулась к нему.

— Какие у тебя дела с Филином?

— Такие же, как и у тебя. Ты ведь тоже на него работаешь, забыла?

Я прерывисто вздохнула.

— Да, конечно.

— Родители расспрашивали тебя о нём?

Я удивилась.

— Нет.

— Точно?

— Саш!

— Не расспрашивали — и хорошо. Странно, что всё это только сейчас выяснилось. Хотя... — Он усмехнулся, а я насторожилась.

— Что?

— Думаю, Кирилл отлично знает, чья ты дочь.

Я почему-то испугалась.

— Думаешь?

— Уверен. Просто не сказал никому.

— Почему?

Емельянов поднял руку и коснулся моих волос.

— Не пугайся ты так. Кирилл не бандит. Сейчас, вообще, другие времена. Наверное, ему даже на руку то, что ты на него работаешь в данный момент. Это показатель того, что его положение в городе изменилось. Раз даже твои родители не против твоего участия в его проекте.

Я смогла вдохнуть свободнее.

— Да, наверное. Они ведь мне ничего не говорили, ни слова...

— Вот видишь. Беспокоиться не о чем.

— Я о себе и не беспокоюсь. Я тебе вопрос задала.

— Таня, переадресуй этот вопрос своему отцу. Меня никто пока повесткой не вызывал.

— Ты темнишь, — расстроилась я. — Значит, что-то есть?

— Всегда что-то есть. А уж если кто-то захочет, то и на пустом месте что-нибудь появится. — Опомнился, и руку мне на плечо положил. — Не забивай себе голову.

Мы ещё помолчали, я иногда кидала на Сашку быстрые взгляды, и мне не нравилось его сосредоточенное лицо.

— Ты не хочешь с ними знакомиться, да? — озвучила я свои невеселые догадки. — Но ты и их должен понять. Они мои родители и беспокоятся за меня. Они хотят знать, с кем я... провожу столько времени. С кем я сплю, в конце концов!

— Разве я сказал что-то против?

— Ты не сказал. У тебя и без слов всё на лице написано. — Я с дивана поднялась, прошлась по веранде туда-сюда. Услышала, как Сашка усмехнулся.

— И что у меня написано на лице?

— Что ты сам удивлен, насколько я в твоем доме подзадержалась, — несколько язвительно проговорила я.

— Начинается, — недовольно проговорил он. — Изыскания в моей тёмной душонке.

Я остановилась, взглянула на него.

— А ты как хотел? Чтобы я молчала, пока тебе не придёт в голову сказать мне "прощай"?

— Таня...

— Я не прошу тебя ехать к моим родителям. Не хочешь — ради Бога. Только скажи мне об этом сейчас, чтобы я не краснела перед ними в субботу. Если ты думаешь, что я мечтаю лишь о том, чтобы привести к ним потенциального мужа, то ты очень ошибаешься.

— А ты замуж за меня собралась?

Я рада была, что на веранде достаточно темно, и он не может разглядеть выражение моего лица. Этот разговор назрел давно, я его боялась, а сейчас, слыша слова и интонацию Емельянова, понимала, что сбываются мои худшие опасения.

— Ну что ты, как я могу? Но я должна как-то представить тебя родителям, вот и подумай, что я должна им сказать. Или ничего не говорить? Так, наверное, даже проще. Сиди в своём пустом огромном доме и жди, когда синяки заживут!

Я отвернулась от него, а Сашка поинтересовался:

— Кто-то захотел определённости?

— Думаю, время пришло, — не стала я спорить.

— А разве у нас её нет? До этого вечера всё было хорошо, мы обходились без нервотрепки. Ты родителей боишься, что ли?

— Не боюсь. Я их уважаю. И мне не всё равно, что они подумают. Саш, у тебя есть родители?

— Есть.

— Тогда что ты спрашиваешь?

Он со вздохом вытянул ноги, локоть на подлокотнике дивана пристроил, а на меня взглянул задумчиво.

— Успокойся, — попросил Емельянов спустя полминуты. — Хорошо? Я сделаю всё так, как ты хочешь.

Я застыла перед ним, чувствуя себя не на шутку обескураженной.

— Как я хочу? — Потом поклонилась, явно переигрывая, но удержаться от иронии не смогла. — Спасибо тебе. От всей души. Смотри, не перетрудись, когда будешь делать всё так, как я хочу!

— Таня! — крикнул он мне вслед, но я с веранды ушла и не забыла дверью погромче хлопнуть.

В спальню Емельянов пришёл минут через двадцать. Я уже успела лечь в постель, и даже свет в комнате выключила, не желая, смотреть на Сашку. Зажмурилась, когда он вошёл, и пожалела, что мне не хватило смелости и решительности уехать в город. Вызвала бы такси и уехала, что проще? Сашка сел на край постели, ко мне спиной, но раздеваться не спешил, раздумывал о чём-то или ждал чего-то мне неведомого. Он был таким знакомым для меня, и таким понятным, что в эти минуты, мне от этого было очень тяжело. Казалось, что я слышу его мысли. Они его не радовали, а меня и подавно. Я настолько расстроилась, что даже перестала притворяться спящей. Перевернулась на спину и стала смотреть на тёмный потолок, уговаривая себя не лить слёзы. Разве я чего-то другого от Емельянова ждала? Что он кинется мне в ноги, хоть когда-нибудь, будет убеждать, что любит, и всё у нас, как в кино? Может, и как в кино, но в кино не весёлом. Наверное, это плата за бурный и быстро развивающийся роман. Развивался он, правда, не по моей схеме, и это огорчало.

Сашка, наконец, повернулся, посмотрел на меня, потом протянул руку, и его ладонь прошлась по моему боку.

— Ты мне нужна, — сказал он. А я вместо того, чтобы обрадоваться его словам, горько усмехнулась в темноте, не надеясь, что дальше услышу что-то, способное меня успокоить. — Я не хочу тебя потерять. Но привычки менять трудно, — в голосе Емельянова мелькнула насмешка на самого себя. — Тань, мне тридцать три года, я никогда не был женат, потому что... Потому что не получалось сохранить отношения до дня свадьбы, о ней даже речи не заходило, если честно, всё кончалось гораздо раньше. И поэтому то, что ты хочешь от меня услышать сейчас... Потом ты скажешь, что я тебе врал. А я такой, какой есть.

— Саш, это самая дурацкая отговорка. Я тоже такая, какая есть. И я не могу жить одним днём. Я не умею. Я не хочу, в итоге, остаться ни с чем. Пройдёт ещё пара месяцев, полгода, год, а потом ты просто пожмёшь мне руку и вежливо попрощаешься? Ты ведь не любишь ссориться с женщинами, ты со всеми предпочитаешь расставаться по-дружески, — съязвила я.

Он хмыкнул.

— Это тебе кто рассказал? Ника?

— Да какая разница? — Я села и привалилась спиной к спинке кровати. Руки на груди сложила. — Я рассказываю тебе о том, что для меня важно. А родители для меня важны и их мнение, и о человеке, которого я люблю, в том числе, тоже важно. И я не понимаю, что тебя в этом удивляет. Но если, конечно, удивляет сильно, то может и не стоит... — Я сбилась на полуслове, поняла, что заплачу, если скажу ещё хоть что-то.

— Только не реви.

— Я не реву. — Шмыгнула носом и поторопилась смахнуть слёзы.

Сашка поднялся, заохал негромко, но с кровати встал и начал раздеваться. Я наблюдала за ним, и морщилась, когда понимала, что ему особенно больно. Он джинсы расстегнул, а когда они сползли на пол, Емельянов через них переступил и ногой в сторону откинул. И вдруг спросил:

— Ты, правда, меня любишь?

Вот был бы у меня в руках пистолет, в эту секунду я бы выстрелила без всяких раздумий и сожалений. И именно в него выстрелила, в этого дурака. Поэтому и отвечать не стала. Сползла по подушке и повернулась к Сашке спиной, натянула на плечи одеяло. Он лёг и без всяких колебаний придвинулся ближе ко мне, обнял. Я чувствовала его дыхание на своей щеке, Сашка носом в неё ткнулся и молчал, а потом сказал:

— Если бы ты знала, как я боюсь тебя разочаровать. Я не играю в любовь, солнце, я уже давно разучился. И понятия не имею, что у меня получится.

Я развернулась в его руках.

— Ты меня любишь? — спросила я, а Сашка удивился.

— Это простой вопрос?

— Ты любишь меня? — повторила я тише и отчаяннее.

— Я хочу, чтобы ты была рядом. Это любовь? Тогда да.

Мысли в голове были тяжелы и неповоротливы. Суть нашего разговора и от меня ускользнула. И, в конце концов, я пришла к выводу:

— Ты сам себя запутал.

Сашка улыбнулся.

— Ну... Я долго старался.

— Это точно. — Я руку из-под одеяла высунула и обняла этого дурака. — Мы с тобой совершенно друг другу не подходим, думаешь, я этого не понимаю? Мы на жизнь смотрим совершенно по-разному. Я это ещё в самолёте поняла.

— Как я про секс?

Вот как тут было не улыбнуться? Улыбнулась и согласилась:

— Как ты про секс. Каждому своё, как говорится.

— А, по-моему, ты всё преувеличиваешь. Чем плохо, что мы разные? Тебе так хочется, чтобы я поминутно признавался в любви и пел серенады? Хотя, серенады я могу, ты же знаешь.

Я прижала пальцы к его губам, заставляя замолчать.

— Не шути, не тот момент.

Он голову опустил и прижался лбом к моему плечу.

— Таня, — жалобно проговорил Емельянов и замолчал. Опять кто-то упрямый внутри него приказал ему заткнуться. Вместо продолжения объяснений я почувствовала прикосновение его губ к своему плечу, они двинулись дальше, к шее, затем спустились к груди. Кажется, это единственный способ, которым Александр Емельянов в состоянии выражать свои чувства по отношению к женщине. Я попыталась пыл Емельянова остудить.

— Тебе ещё нельзя.

— Мне лучше знать, можно мне или нельзя. — Одеяло в сторону откинул, навис надо мной, поцеловал, обхватив твёрдыми пальцами мой подбородок, но уже через пару минут, неловко повернувшись и подхватив меня под спину, взвыл и рухнул рядом, пытаясь отдышаться. Рукой схватился за рёбра. Я на постели села, поправила на плечах бретельки сорочки, потом поднялась, чтобы вернуть на постель одеяло, которое Сашка на пол сбросил в порыве страсти. Он совершенно несчастно вздыхал, а я одеяло на него накинула и вернулась в постель, правда, ложиться не торопилась, присела рядом с Емельяновым, поджав под себя ноги, и разглядывая его.

— А тебе не надоело быть таким, какой ты есть? Может, пора что-то изменить?

Он помолчал, водил ладонью по ребрам, успокаивая боль, потом сказал:

— Хочется быть уверенным, что мои эксперименты никому не навредят.

Я осторожно руку его отвела и сама стала гладить его по боку.

— Кажется, у кого-то страхов больше, чем у меня.

Он не ответил, а я, наконец, улеглась. Странный вечер. И очень жалко, что наш первый разговор по душам, ни к чему не привёл.

Наутро дружно делали вид, что абсолютно не смущены вчерашними откровениями. Я накормила Сашку завтраком и поспешила к дому Филинов, потому что Василиса ждала меня, чтобы вместе поехать в центр. Я занималась привычным делом, делала вид, что всё в порядке, была улыбчива и энергична, а сама обдумывала Сашкины откровения. Выяснив главный страх любимого мужчины, о котором я, признаться, и не подозревала, я всерьёз растерялась. Это что же, мне предстоит убедить Емельянова в том, что любить меня совсем не страшно? Главное, не перестараться, чтобы он не начал влюбляться во всех вокруг.

Наверное, я не слишком успешно изображала трудовое рвение и заинтересованность, потому что Василиса всё же принялась расспрашивать меня о том, что меня беспокоит. Я подумала, подумала да и рассказала ей. По секрету, конечно. Как женщина может довериться женщине. Но Васю не слишком впечатлили страхи Емельянова, да и мои тоже. Она лишь отмахнулась.

— Женится и успокоится.

Я невесело хмыкнула.

— Как же он женится, если не хочет?

— Это ему так кажется, Тань. Он же сам признался, что ты ему нужна. Главное, не дави. Через пару месяцев всё произойдёт само собой. Поверь мне. — Она даже по руке меня похлопала, в попытке успокоить. — Мужики, вообще, устроены куда проще, чем кажется. А Сашка пока держит оборону, он ещё настороже. Ты не дави на него, но и кулак не разжимай.

Я вздохнула.

— Это выше моего понимания.

— Брось. Если хочешь, своего добьёшься. Я четыре года потратила на то, чтобы Завьялова приручить. Сопротивлялся, как мог, все нервы мне вытрепал, а сейчас что? Плохо ему женатым и семейным? Нет. Вот и с Емельяновым также. Он столько лет куролесит, просто так с кривой дорожки не свернёшь. Вот и помогай своему драгоценному. Пни, чтобы в нужную сторону шёл.

После разговора с Василисой я немного успокоилась. Настолько, что до субботы ни разу с Сашкой о предстоящем визите к моим родителям, не заговаривала. Точнее, не то чтобы не заговаривала, а не стала учить его, что говорить и как себя вести. Решила, что естественность понравится моему папе куда больше. Они с мамой, кстати, уже были в курсе, с кем я появлюсь в субботу. Я сама позвонила и сообщила имя своего избранника. Судя по тому, как долго мама молчала, она пребывала в лёгком шоке. А уж то, как она преподнесла эту новость отцу, я знать не хочу. Ко дню "Х" синяки на Сашкином лице побледнели, но лучше от этого он выглядеть не стал, лицо приобрело не совсем здоровый сине-зелёный оттенок. Я наблюдала за тем, как Емельянов надевает голубую рубашку, расправляет воротник, подумала и предложила припудрить синяк на его скуле. Он тут же вытаращил на меня глаза.

— Ты что? Я должен к прокурору с напудренной рожей явиться?

— Лучше с синяком, да?

— Конечно, лучше. — Посмотрел на меня со значением. — Ты ничего в этом не понимаешь.

— Куда мне, — согласилась я.

Сашка уставился на себя в зеркало, странно повёл носом, потом подтянул брюки. В честь знаменательного дня он облачился в костюм, и надо признать, что костюмы ему шли, но Сашка их отчего-то не жаловал, привыкший к более демократичному стилю в одежде. И сейчас явно чувствовал себя не в своей тарелке, наверное, представлял, как мой папа отреагирует на него, увидев в дорогом костюме.

— Галстук надеть?

— Саш, ты же не жениться идёшь.

На мгновение мне показалось, что он сплюнет через левое плечо. А в машине спросил:

— Мне нужно что-то знать о твоих родителях?

— Не говори с ними о работе, — посоветовала я. А Емельянов серьёзно кивнул. От его серьёзности я начала томиться. А уж если и отец встретит его в таком же настроении, то вечер получится тот ещё, лишь бы пережить. Перед домом родителей я сама разволновалась, настолько, что меня на смех пробило. Емельянов злился, шикал на меня, а я смеялась, правда, ровно до того момента, пока Дашку на крыльце не увидела.

— И ты здесь.

Она наблюдала за нами с улыбкой, жевала яблоко, и похвалила:

— Хорошо смотритесь вместе.

Емельянов крякнул, зачем-то застегнул пиджак. Затем бодро поинтересовался:

— Где папа?

Я его в бок толкнула, а Дашка рассмеялась.

— С ним ты ещё наобщаешься. Он, кстати, дождаться не может момента знакомства.

— А ты не могла в городе остаться? — накинулась я на неё. — Обязательно надо приехать и понаблюдать.

— Конечно. Ты-то при каждом моём позоре присутствуешь.

— Поменьше надо позориться.

Сашка цыкнул на нас обеих.

— Всё, разошлись по углам.

— Расстегни пиджак, — шепнула я ему.

— Да? — Кажется, он не на шутку разволновался. Я подумала, подумала и решила, что это не такой уж плохой признак. Хочет правильное впечатление на моих родителей произвести.

Наблюдая за тем, как Емельянов знакомится с моими родителями, Дашка веселилась и даже не скрывала этого. Она словно на спектакле присутствовала, не имея особого желания участвовать в семейном торжестве. Сидела в сторонке, мотала ногой и грызла яблоко. Яблоко было большое, хватить его должно было надолго, и я от всей души понадеялась, что за стол она с нами не сядет. Без её ехидства куда спокойнее. Родители, кстати, смотрели на Емельянова так, словно давно были с ним знакомы: ни любопытства во взглядах, ни оценки, ни вопроса. Они точно знали, кто пришёл к ним в дом. Это меня несколько взволновало. Когда мой папа о ком-то много знает, это не к добру. Поэтому я подхватила любимого под руку, а родителям улыбнулась.

Мама опомнилась вперёд мужа.

— Проходите, проходите, — пригласила она. — Наконец-то Таня соизволила нас познакомить, Александр.

У Сашки, видно, враз все синяки заныли, потому что он дотронулся до скулы, чуть потёр и поморщился.

— Можно просто Саша.

— Да, конечно. Паша, ты что стоишь?

Отец на пятках качнулся, меня взглядом посверлил, после чего растянул губы в улыбке.

— Да я не стою. — Повернулся к Емельянову. — По чуть-чуть? Перед обедом.

— Было бы неплохо.

— Есть коньяк, хороший, армянский.

— Папа знает толк в коньяке, — вставила я своё слово.

— Мать обед приготовила — закачаешься. — Отец вернулся с бокалом коньяка, протянул его Емельянову, и как бы между делом поинтересовался: — Как Фирсов? Сопротивляется?

Сашка до бокала дотянулся и так замер, глядя моему отцу в глаза. На губах расплылась гадкая ухмылочка.

— Да уже нет. Так, трепыхается напоследок. Выдохся, видно.

Папа головой качнул.

— Ну, поздравляю. — И бокал, наконец, отпустил.

Я на любимого посмотрела.

— Кто такой Фирсов?

Емельянов ещё синяк потёр.

— А это тот, милая, от кого зависит, получишь ты "Мир" или нет.

Вот тут на нас взглянули с интересом, мама даже замерла возле стола и брови вздёрнула. Я, правда, до конца не поняла, к чему это относилось: к тому, что Емельянов мне "Мир" обещал или к тому, что он меня милой назвал. Что моим родителям кажется более странным?

А Сашка на диване откинулся, бокал в руке покрутил и совершенно спокойно сообщил:

— У Фирсова деньги заканчиваются. Что и не удивительно, в принципе.

Папа, признаться, немного обалдел от такой наглости. На меня посмотрел, я на Емельянова, и поняла, что тому надоело дурака валять, и вот сейчас он либо всё испортит окончательно, либо сумеет нащупать ниточку, за которую стоит потянуть, чтобы найти к моему отцу подход.

— Почему же не удивительно? Фирсов человек серьёзный.

— Но нервный. Ждать не любит, денег не жалеет, лишь бы поскорее своё получить.

— Или отстоять, — подсказал папа, и мне его тон не слишком понравился. Складывалось такое ощущение, что он Сашку экзаменует.

— Я не разбойник, Павел Борисович, я бизнесмен. И за то, что я хочу, я готов платить. А вы с Фирсовым дружбу водите?

— С чего ты взял?

— Ну... Такое беспокойство.

— Папа, — одернула я отца, заметив, что тому не терпится ответить.

— Действительно, Паша. — Мама появилась со стороны столовой и гостю улыбнулась. — Не надо о работе. Саша, мы хотели вас поблагодарить. Даша рассказала, что вы вступились за неё в клубе.

— В подробностях рассказала? — не утерпела я и оглянулась на сестру. Та с кресла поднялась и подошла к нам.

— Конечно, в подробностях. Я себя виноватой чувствую.

— Не стоит.

— Ну, отделали тебя неплохо, как вижу. — Отец приглядывался к синякам на Сашкином лице.

А Дашка присела на подлокотник дивана с моей стороны, ногу на ногу закинула, а я как бы случайно её толкнула, и она едва на пол не слетела, не успев среагировать. Наградила меня возмущённым взглядом, а я на родителей уставилась честными глазами.

— Заживёт, — скромно потупившись и явно переигрывая, ответил Емельянов. Я старательно заулыбалась, стараясь показать родителям, что нам вместе вполне вольготно. Взяла любимого под руку, потом накрыла его руку своей ладонью. На мать взглянула.

— Садимся за стол? — попыталась я дать ей подсказку к дальнейшим действиям.

А папа взял и всё испортил. Посмотрел на нас с Сашкой обеспокоенно, брови сдвинул, чтобы подчеркнуть серьёзность своего вопроса, и заявил:

— Вы странно выглядите. Ты что, беременна?

11.

Самое странное, что Сашка после этого вопроса первый на меня взглянул с подозрением и ужасом. И это было настолько откровенно, что я незаметно его локтем в бок толкнула. Чтобы хотя бы рот догадался прикрыть. Я и сама пребывала в шоке — папа иногда ляпнет, так ляпнет, честное слово! — а тут ещё Емельянов не дышит.

— Пап, ты что? — я самым натуральным образом на отца шикнула.

— А что?

Дашка замерла рядом со мной, присаживаться уже не рисковала, и поэтому упёрла руки в бока — то ли серьёзность изображала, то ли заинтересованность.

— Паша. — Мама слишком поздно попыталась исправить ситуацию, к мужу, который по-прежнему присматривался к нам с огромным подозрением, подошла и взяла того под руку. Улыбалась, но по глазам было видно, что едва сдерживается, чтобы его не пнуть. Тоже неловкость чувствовала. — Пойдёмте к столу, — предложила она.

Я с трудом перевела дыхание. Рискнула на Сашку посмотреть, тот сидел, призадумавшись, по всей видимости, надеясь, что дар речи к нему вернётся быстро.

— Не обращай на него внимания, — посоветовала я любимому шёпотом.

Сашка на меня посмотрел, со значением. Словно обвиняя, что я не предупредила его о том, что мой отец не в себе. Что ж, у меня самой сердце колотилось от волнения, и папу я мысленно ругала, но и Сашкина реакция, настолько откровенный ужас, не порадовала.

Оказавшись за накрытым столом, все почувствовали себя лучше, свободнее. И хотя беседу поддерживали в основном я и мама, а мужчины отмалчивались, но всё-таки они перестали коситься друг на друга с подозрением. Папа открыл бутылку хорошего вина, Сашка выпил первый бокал и расслабился. И даже когда мама рискнула задать наводящий вопрос:

— Значит, вы познакомились в Испании? — не вздрогнул и не начал оправдываться. Вроде бы даже удивился, правда, вполне добродушно.

— А Таня ещё не всё рассказала?

— К сожалению, — неловко вклинился папа и обратил ко мне выразительный взгляд. Я постаралась загородиться от него бокалом с вином.

Сашка же кивнул.

— В Испании.

— Бывают же такие совпадения, — подивилась Дашка.

Я сурово сдвинула брови.

— В каком смысле?

— Ну... Встретиться в чужой стране, оказаться земляками. — Она окинула Сашку красноречивым взглядом, правда, тот не заметил, опустил глаза к своей тарелке, а вот я заметила и украдкой показала сестре кулак. Я-то прекрасно поняла, что она совсем не наше с Сашкой землячество в виду имела.

— И как в Испании? — поспешила мама продолжить светскую беседу. — Таня рассказывала, что там очень красиво!

Сашка кивнул.

— Красиво.

— Такая богатая история, столько городов старинных. Наверное, интереснейшие экскурсии, да? Таня мне рассказывала.

Сашка жевал и думал. Я так поняла, что вспоминает, когда мы на экскурсии ходили. А мама смотрела на него с ожиданием, ждала увлекательного рассказа, а я в душе затосковала. В конце концов, мама обратилась ко мне, чтобы я помогла ей вспомнить:

— Как назывался тот замок, который тебе так понравился? — Она даже пальцами прищёлкнула от нетерпения.

Любимый тоже заинтересовался, взглянул на меня с интересом, и я, понимая, что сейчас начну краснеть, пробормотала:

— Гибралфаро. — Название ведь правильно запомнила, прямо Бог помог, честное слово.

— Точно! — обрадовалась мама. — Двенадцатого века!

— Четырнадцатого, — уныло поправила я. Пусть будут благословенны путеводители!

Сашкины глаза смеялись.

— Да, помню, — сказал он. — Занимательная была... экскурсия.

Я в душе негодовала. Нашёл время смеяться. Что, по его мнению, я должна была родителям рассказать? Что мы до обеда валялись в постели, после обеда на пляже, а к вечеру торопились в клуб? Если бы мама и попыталась понять выбор нашей развлекательной программы, то папа бы точно не оценил. Он и сейчас вон хмуриться начинает, заподозрил, наверное, неладное.

— И что там такого интересного, в этом замке? — спросил папа.

Тьфу ты. А я надеялась, что пронесёт.

— Он старый, папа, — проговорила я, с лёгким недоумением в голосе на его вопрос. — Там... камни, стены всякие.

— Стены? Он ещё не развалился?

Понятия не имею, развалился он или нет. В путеводителе даже фотки не было, только название и дата, они меня впечатлили, и я их запомнила.

— Ров с водой, — подсказала Дашка.

Я заподозрила, что она издевается, и взглянула с укором. А она развеселилась и продолжила:

— И призраки тех, кого замучили в подземелье.

— Смотрю, ты знаешь это лучше меня.

— Я люблю камни, — скромно заметила она.

Я согласилась, не сдержав хищной улыбки.

— Особенно, блестящие и огранённые. Об этом все знают.

— Девочки, не ссорьтесь, — попросила нас мама. На Сашку взглянула с лёгким смущением. — Семейный обед.

— А твои родители? — ухнул папа, обращаясь к Емельянову. И впился взглядом в его лицо. Я этот взгляд знала очень хорошо: явно он уже знает о Сашке всё, что только можно узнать, и сейчас будет уличать его в неискренности.

— Мои родители в Москве живут.

— Ты коренной москвич?

— Наверное. Дед переехал в столицу в конце тридцатых, ещё ребёнком. Приехали из Саратовской области, и с тех пор мы коренные москвичи. Дед женился на москвичке, отец женился на москвичке. Все стали москвичами до мозга костей. — Емельянов открыто улыбнулся. — Если это считается.

— Сейчас всё считается.

Я внимательно слушала. Мне Сашка всего этого не рассказывал. Хотя, я сама не спрашивала, осторожничала.

— А тебя из Москвы потянуло?

— Вообще-то, я не собирался переезжать. Но бизнес пошёл в гору, здесь моё присутствие нужно больше, чем там.

— В столице конкуренция покруче будет, — не удержался папа от лёгкой язвительности.

— Так я не спорю.

— Саша, а как вам пришло в голову заняться кинотеатрами? — полюбопытствовала мама.

— Не приходило. Если честно, документы на свой первый кинотеатр я в карты выиграл.

Я положила вилку и уставилась в тарелку, на горку салата. Чувствовала полное бессилие. Что он несёт? Нашёл чем похвастать, ей-богу.

А вот Сашка, кажется, наслаждался произведённым эффектом, и даже на папу моего смотрел открыто, будто рассказывал смущающие подробности из своего прошлого хорошему приятелю.

— Мне было двадцать пять, и я понятия не имел, что делать с огромным пустующим зданием, которое грозило вот-вот развалиться. Да к тому же находилось оно не в Москве. Кинул документы на полку и забыл, вспомнил только через год. Заняться было нечем, денег не было, покупать кинотеатр никто не хотел, и я поневоле начал думать, что с ним делать. Придумать придумал, но денег так и не было, пришлось искать того, кто мог в долг дать.

— Не страшно было, столько денег в долг брать?

— Страшно, конечно. Но вытащил ведь кинотеатр, и дальше дело пошло. Теперь это отработанная схема.

— А в карты так и играешь? — вроде бы невинно поинтересовался папа.

Сашка также невинно моргнул.

— Так где? Законом запрещено.

И оба так сладко друг другу улыбались при этом, что я затосковала в душе. Правда, Емельянов поспешил развеять миф о своей порочности.

— Не азартный я человек, казино меня не прельщают. Это по молодости дурью маялся. Но, наверное, это судьба.

Я заметила, как мама обожгла папу взглядом, и постаралась вернуться к более спокойной теме.

— А родители ваши кто?

— Врачи. Старший брат тоже врач, хирург, а я вот по кривой дорожке пошёл.

— Обошли стороной медицинский институт?

— Не обошёл, — признался Емельянов с некоторым смущением. — По образованию я врач-аллерголог. — Он рассмеялся, а я уставилась на него в полном шоке. Сашка мой взгляд перехватил и вскинул брови. — Не смотри на меня так. Это было давно и неправда.

Дашка рядом фыркнула.

— Как посмотрю, у вас обалдеть, какие доверительные отношения.

— Душевность — куда важнее, — легко отозвался Емельянов.

Я только головой покачала, слушая его, но потом улыбнулась. Чувства были смешанные: вроде бы и стукнуть его хотелось за пустую болтовню, но с другой стороны, что-то было в его интонации для меня понятное и близкое. Я понимала его слова, его намерения, и это меня радовало. И, наверное, это было заметно со стороны, потому что родители расслабились и начали успокаиваться. А может, попросту смирились и приняли мой выбор.

— Интересный молодой человек, — шепнула мне мама, когда мы на кухню вышли.

— Правда? — позволила я себе усомниться. — Судя по тому, как папа себя вёл, чересчур интересный.

— Перестань. Он всех ваших с Дашкой кавалеров так допрашивает.

— Моих или Дашкиных? — проворчала я, заваривая чай. — У меня, кроме Вовки, и допрашивать-то некого было. А он, по понятным причинам, никакой ценности для правоохранительных органов не представлял.

— А Емельянов представляет?

У меня, признаться, рука дрогнула. Я обернулась к матери, осторожно проговорила:

— Это ты мне скажи.

Мама тут же поспешила меня успокоить.

— Я просто так спросила, ничего такого в виду не имела. Приличный молодой человек, так мне показалось, по крайней мере.

Я выдохнула.

— Ещё бы папе так показалось... Кстати, Завьялов тебе привет передавал, — ляпнула я неожиданно для самой себя.

— Серьёзно? — Я заметила, как мама усмехнулась. — Кто-то осмелел. При нашей последней встрече мне показалось, что Геннадий будет счастлив никогда меня больше не видеть и не слышать. А теперь приветы передаёт.

— Не знаю, что раньше было, а теперь он законопослушный гражданин, семьянин, и так далее по списку.

— Да, женился на дочке Филина. Я всегда знала, что он не такой идиот, каким прикидывается. Первый приспешник шефа.

— Так странно всё это слышать, — сказала я, наблюдая, как мама ловко выкладывает купленный в кондитерской пирог на большую плоскую тарелку. То, что пирог купленный, порадовало, выпечка ей никогда не удавалась, хотя она всеми силами экспериментировала, решив, после ухода с работы стать образцовой хозяйкой. А что за хозяйка, если пироги печь не умеет? Но, видимо, разочаровать дорогого гостя показалось маме неудобным, и пирог привезли из города, из любимой кондитерской.

— Почему странно?

— Кирилл Александрович... такой солидный, очень серьёзный.

— Да уж, от его серьёзности деваться некуда. — Мама протянула мне тарелку с пирогом. — Неси на стол.

Дашка встретила меня весёлым взглядом. Видимо, в моё отсутствие смогла, наконец, перетянуть внимание на себя.

— А мы снова говорим об Испании, — порадовала она. — Оказывается, твой отдых был очень познавательным.

Я насторожилась, замерла перед столом, держа в руках тарелку. Кинула быстрый взгляд на Емельянова.

— В смысле?

— Мы обсуждаем достопримечательности.

Сашка усмехнулся. А когда мы всё-таки покинули дом родителей, вышли за калитку и направились к машине, сказал:

— Твоей сестре это по наследству перешло. Правильно говорят: гены пальцем не раздавишь. Ей бы дознавателем работать.

Я расстроено вздохнула.

— Что она говорила, пока меня не было?

— Её очень интересовали детали нашего отдыха.

— Вот ведь зараза.

— Да, похоже, она догадывается, что мы помимо спальни посещали только клубы.

— По себе, наверное, судит.

Сашка рассмеялся.

— Теперь понятно, кто из вас двоих плохая девочка. Наверное, она очень хотела впечатлить твоими подвигами родителей.

— И что ты ей рассказал?

— Всё, что об Испании знал. Оказывается, не так уж и мало. — Сашка весело глянул. — Я у тебя молодец?

— Молодец, — согласилась я, правда, без улыбки. В этот момент я планировала месть младшей сестре. Очень хотелось придумать что-то коварное и невероятное.

Приехав в Яблоневку, я, наконец, поняла, насколько устала. И вроде бы, чем таким изматывающим сегодня занималась? А морально меня выдавили, будто лимон. Папа, с его подозрительным взглядом и вопросами с подковырками, Сашка, который поразил, меня в первую очередь, своей откровенностью, наверное, специально старался, и Дашка, изображающая из себя хитрую бестию. И ведь сестра свято верила в то, что ей это удаётся, всегда. А когда я пыталась донести до неё мысль о том, что она в такие моменты выглядит глупо, Дашка лишь откровеннее посмеиваться начинала. Что ж, я всегда говорила, что ум и красоту между мной и ею поделили, ей ума досталось немного, всё в длину ног ушло. А вот мне приходится труднее. И ноги не от ушей, и талия не осиная, а привычка рассуждать и всё обдумывать — явно моё. Вот и сейчас, не смотря на усталость, я ещё в машине принялась анализировать прошедший вечер. Кто что сказал, кто как посмотрел. И раз за разом в мыслях возвращалась к нелепому вопросу отца: не беременна ли я. И к Сашкиной реакции на это. А то, что он по дороге домой тоже молчал, меня отчего-то беспокоило. Я старалась украдкой, посматривать на него, почти тут же отворачивалась, но взгляд сам собой возвращался к его лицу. Довольным Емельянов не выглядел.

Как только в дом вошли, я туфли скинула, свет в гостиной зажгла, и обернулась на Сашку. Тот был задумчив, и первым делом открыл дверцу бара, достал бутылку виски. Признак плохой, но просто спросить его о том, что у него на уме, и с чего бы вдруг пропало настроение, смелости в себе не нашла.

— Выпить хочешь? — спросил он.

— Хочу, — неожиданно для самой себя согласилась я.

Сашка усмехнулся, плеснул мне в бокал виски, всего на несколько глотков, подошёл и присел рядом со мной на диван. Ноги вытянул, уставился на картину на стене напротив. Сделал глоток, с удовольствием, даже причмокнул.

— По-моему, всё прошло нормально.

Я посмотрела на него. У меня от алкоголя язык щипало, вообще, виски — это не моё, но после его слов, честно, захотелось выпить ещё.

— Саша, он мой отец.

— А я разве что-то говорю?

— Не говоришь, — проговорила я в сторону. — Зато ты при папе говорил много и охотно.

Емельянов бровь почесал.

— Ты просила меня не разговаривать с родителями об их работе. Я очень старался. Но твой папа... Тань, ну ты сама всё слышала. — Сашка руками развёл. И этот жест, признаться, меня здорово разозлил.

— Ты тоже постарался. Вместо того, чтобы сказать чётко и ясно, что ни к какому криминалу отношения не имеешь, начал хорохориться!

Сашка даже повернулся ко мне, сел боком, а взглянул с возмущением.

— Ты с ума сошла? Чтобы я начал твоего отца уверять, что чист? Мне только проверок не хватало!

— Что ты имеешь в виду? Мой папа, — твёрдым и хорошо поставленным голосом начала я заученную речь, — мой папа никогда не пользуется служебным положением в личных целях!

— Да? Знаешь, любимая, мне очень хочется в это верить. Прямо всей душой.

Я с дивана вскочила, пустой бокал поставила на барную стойку, а к Сашке не сразу в себе нашла силы повернуться. Дыхание переводила и пыталась справиться с обидой.

— Понятно. Значит, ты напрягся из-за папиного интереса. С какой-то стороны меня это радует.

— Во-первых, я не боюсь. И копать нечего, просто я всеми силами старался ему понравиться.

— Ага.

— Ага, — передразнил он меня. — А во-вторых, хотелось бы узнать, что за стороны у нас образуются. С какой именно стороны тебя это радует, а с какой нет?

— Не радует с той, что ты едва в обморок не упал, когда услышал про беременность. Ты бы себя видел в этот момент, Саша. — Я смерила его выразительным взглядом. Очень постаралась, чтобы взгляд был серьёзный, в меру укоряющий, и нисколько не отчаянный или расстроенный.

Емельянов глаза на меня вытаращил, даже рот открыл, демонстрируя всю степень своего возмущения. Даже руками развёл.

— А как я, по-твоему, должен был отреагировать? Когда твой папа на меня взгляд-лазер устремил и интересуется, что я с его дочкой любимой делаю ночами?

— Да, — с оттенком горечи согласилась я, — это был бы интересный разговор по душам.

— Вот именно. — Сашка голову рукой подпёр, устремил на меня умоляющий взгляд. — Тань, давай прекратим. Ну, о чём мы говорим? Разбираем, как было бы хуже всего. А хуже — не случилось. Это же отлично. И родители твои мне понравились. Надо только... притереться друг к другу.

— А ты собираешься притираться?

У него подбородок в сторону повело, я заметила, и смотрел Сашка больше не на меня, а в сторону. И я понимала, что он зол. Он зол, а я ещё больше его злю своими приставаниями, но поделать с собой ничего не могу, не могу остановиться.

— Таня, мы с тобой, кажется, всё решили. Мы поехали к твоим родителям, встреча родственников прошла на должном уровне. Или ты так не считаешь? — Он посмотрел на меня, а я промолчала. А Емельянов и ждать моего ответа не стал, вместо этого глухо поинтересовался: — Тогда что ты душу из меня тянешь?

Я сглотнула. Упёрлась рукой в стойку.

— У меня в последнее время такое чувство, что ты раз за разом делаешь мне одолжение. Я хочу поговорить — ты говоришь. Я хочу познакомить тебя с родителями — ты надеваешь костюм и знакомишься. Я хочу, чтобы ты хоть что-то положительное из всего этого вынес для себя — и ты старательно улыбаешься. Но ты не настолько хороший актёр, Саша.

— И я опять же виноват в том, что чего-то не чувствую? В том, что не чувствую того, чего хочешь ты?

Я отвернулась от него, губу от обиды закусила. А Емельянов с дивана поднялся, секунду медлил, я знала, что первым его желанием было из комнаты выйти. Но он себя пересилил и подошёл ко мне.

— Тань, ну, правда. Нам что, плохо? Зачем ты нагнетаешь? Я уже говорил тебе, что я хочу быть с тобой, что для меня это важно. И я сделаю всё, что ты хочешь. Но... — Сашка выдохнул, вполне обречённо. — Я не хочу детей. Это преступление? И да, это моё право, реагировать на столь неожиданную новость подобным образом. Я тоже не робот. Я тебя люблю, но, извини, я хочу точно знать, что происходит в твоей голове. Особенно, что касается нашего общего будущего. Особенно то, что касается детей. И говорю тебе честно: я не хочу. Я не готов. Я жениться не готов, и к детям не готов. — Он ткнул себя в грудь. — Это моё право.

Он всё-таки пошёл к лестнице, а я вслед ему проговорила, точнее, поинтересовалась, понимая, что задохнусь, если не озвучу свой вопрос:

— То есть, ты считаешь, что я могу забеременеть специально, чтобы тебя на себе женить?!

— Я этого не сказал.

— А к чему тогда была эта пояснительная речь?

Емельянов обернулся на лестнице и неожиданно рявкнул:

— Я этого не сказал! — Заставил себя выдохнуть, и добавил тише: — Пойдём спать.

Первым моим желанием было кинуть в него чем-нибудь, а затем вызвать такси и уехать. В тот момент мне было неважно, что я почувствую, оказавшись в квартире родителей в одиночестве, какой реакции от Емельянова буду ждать завтра... я попросту задыхалась. И вместо того, чтобы собраться и уехать, вышла на веранду, села в кресло качалку и зло оттолкнулась ногой. Сашка за мной не вышел. В спальне наверху зажёгся свет, на газоне перед домом появилось жёлтое пятно, я смотрела на него и слёзы глотала. Обидно было до ужаса. И не от того, что Сашка мог усомниться в моей порядочности и честности, дело было в том, что он на самом деле всего этого не хотел. Я видела это по его глазам, я отчётливо расслышала это по его тону. Он не хотел, и всё это было ужасно. И я совершенно не понимала, как мне себя в дальнейшем вести. Сделать вид, что меня это не волнует, что меня всё устраивает? Просто жить дальше, как жилось, любить его... Ведь нам на самом деле хорошо вместе, вдвоём. Но как долго это продлится? У любых отношений должно быть будущее, какое-то развитие. Правда? Я так думаю. Но, видимо, это самое развитие мы с Емельяновым понимаем по-разному. На самом деле обидно.

Утром он меня поцеловал. Очень осторожно, в щёку, я сквозь сон едва почувствовала. А потом будто очнулась, глаза открыла, вдруг испугавшись чего-то, и увидела, что Сашка уже одетый, сидит на краю постели. Понял, что я проснулась, и снова наклонился, ещё раз приложился губами к моей щеке.

— Мне на работу пора. Я позвоню позже, хорошо?

Я кивнула. Глаза от него не прятала, просто щурилась, делая вид, что ещё не до конца проснулась. Просто встретиться с ним взглядом отчего-то не получалось. Сердце нервно подпрыгивало, было неловко и это не могло поднять настроение. Поэтому я негромко пообещала ждать звонка, спросила: позавтракал ли он, а когда Сашка лишь отмахнулся, спорить не стала. Пусть идёт, пусть. Мне нужно время, чтобы принять ситуацию, заново освоиться, и лучше это сделать без него. Но на ещё один короткий поцелуй, на этот раз в губы, ответила. Правда, вся эта любвеобильность с утра в исполнении Емельянова напоминала больше попытку подлизаться.

И он на самом деле позвонил, что меня даже удивило. Обычно Сашка к обещаниям подобного рода относился достаточно легко, звонил и давал о себе знать, только когда сам заскучает или беспокоиться начнёт. А тут позвонил, спросил о том, как у меня настроение, и даже на обед пригласил.

— Можем в "Пескарях" пообедать, если не хочешь в "Лекадии".

— В "Лекадии"? Чтобы на нас таращились твои подчинённые?

— Помнится, раньше ты была не против, — усмехнулся Сашка, — помнишь, как весело было?

Помнила ли я? Помнила. Вот только сегодня мне было не весело, вообще, ничего не радовало. Поэтому отказалась, хотя могла бы, могла бы согласиться, и, наверное, вчерашний наш разговор о неприятном, сам собой сошёл на нет. Емельянов бы мне улыбался, он бы шутил, держал меня за руку, в магазин бы обувной со мной сходил, и я бы точно растаяла. Но я не согласилась, потому что не могла представить, как я ему в ответ сегодня улыбаться буду.

— Помню, Саш. Но я всё равно не могу. Меня... Вася ждёт в центре, мы собираемся просмотреть каталоги обоев. Там целая стопа, а Вася с Никой никак не сойдутся во мнении, так что... боюсь, это надолго.

— Понятно. Девочки будут разговаривать, какой цвет симпатичнее — кремовый или крем-брюлле.

— Что-то вроде того.

Он помолчал, видимо, что-то такое расслышал в моём голосе, потому что следом спросил:

— Таня, всё плохо?

Я телефон от уха отвела, чтобы он не слышал моего судорожного вздоха. А мне пришлось его сделать, потому что своим вопросом он меня будто под дых ударил. Но быстро с собой справилась, вернула телефон и сказала, в какой-то части вполне искренне:

— Нет, Саша. Просто мне нужно время... чтобы тебя понять.

Он невесело хмыкнул.

— Чего тут понимать. В некоторых аспектах я достаточно примитивен.

— Это ты мне как раз доказывать не устаёшь, — согласилась я. И, испугавшись того, что мы снова договоримся до чего-то лишнего, поторопилась попрощаться. — Увидимся дома? Меня Вася ждёт.

— Хорошо. Могу заехать в магазин.

— Купи хлеба, — сказала я, и телефон отключила.

"Купи хлеба"! А потом мне опять скажут, что я затягиваю свободолюбивого, никому ничем не обязанного завидного мужчину в рутину и узы брака.

— Что, так и сказал: не хочу детей? — переспросила Василиса озабоченным тоном, когда я, после недолгих уговоров с её стороны, поведала ей суть наших с Емельяновым выявившихся проблем.

В центре мы провели не так много времени, пролистали пару каталогов, решили дождаться приезда Ники, чтобы в дальнейшем претензий не было не у кого, а пока вышли прогуляться по центру города. Правда, наша прогулка довольно быстро завела нас в торговый центр, и вот мы уже прохаживались мимо витрин, но разговаривали больше о своём, о девичьем, чем интересовались покупками.

Я кивнула.

— Так и сказал.

— А ты?

— А что я? Что я должна была ему сказать? Что наши мнения по данному вопросу кардинально отличаются? А дальше?

— Мда. — Василиса шла рядом и помахивала новой сумочкой. — Емельянов оказался не так прост.

— А, по-моему, всё как раз наоборот. Он слишком прост. Жениться не хочет, детей не хочет. Хочет и дальше жить легко, красиво, купаясь в женском обожании, — закончила я,

уже не скрывая сарказма. И самой же от этих слов горько стало.

Вася взглянула на меня с тревогой, потом под руку взяла.

— Таня, спокойно. Вот сейчас никак нельзя горячиться. Особенно, тебе.

— Почему "особенно мне"?

— Потому что ты женщина. Если и ты разочаруешься, то спасать уже будет нечего. И что я тогда буду делать с Емельяновым? Генка, например, не переживёт. Он же спит и видит, что Сашка однажды женится. — Она ободряюще мне улыбнулась, правда, мне улыбаться совсем не хотелось.

— Я не могу заставить его хотеть всего этого, Вася!

— Понимаю. И даже не буду говорить тебе, что он заблуждается и опомнится. Ты должна сама решить.

Я едва заметно усмехнулась, остановив тоскливый взгляд на ярких босоножках.

— Что решить? Бросить его сейчас или ещё подождать?

Вася лишь плечами пожала, не зная, что сказать. А я со вздохом призналась:

— Я его люблю.

— И он тебя любит. По нему же видно. Просто он дурак.

Я к Василисе повернулась.

— А если не дурак, Вась? Мне вот это покоя не даёт. А если он не дурак, если он моя противоположность? Ведь так и есть, и я знала это с самого начала. Чего мне тогда ждать?

Мы вместе постояли перед витриной, и ни у одной не возникло никакого желания зайти в магазин, что-то примерить или проявить хоть какое-то любопытство. В конце концов, Василиса меня снова под руку подхватила.

— Ладно, пойдём. Посидим в ресторанчике итальянском, съедим что-нибудь вкусное.

— Нашла, чем успокоить. — Я невольно присмотрелась к своему отражению в стекле витрины. — Мне точно нельзя свои несчастья заедать.

— Брось, красоту надо поддерживать. Даже если и взбитыми сливками. Мне вот сейчас тоже нельзя, у меня лишних семь килограмм после родов, но что же делать?

Я улыбнулась, а Василисе сказала, не скрывая завистливых ноток:

— У тебя муж, он тебя любой любить обязан. А мне расслабляться никак нельзя.

— Шарахни Емельянова чем-нибудь. И любить будет всегда и любой.

— Ага, особенно, если ослепнет, — пробормотала я.

Но Вася услышала и весело поддакнула:

— Тоже вариант, кстати.

Она уцепила меня, печальную, за руку и потянула за собой через просторный холл торгового центра. Она шла уверенной походкой, даже не думая покачнуться на высоченных каблуках. Улыбалась всем вокруг и никому конкретно (я для себя уже давно отметила, что это их с Никой на двоих фирменная улыбка, наверное, Василиса этот приём у мачехи и переняла в своё время) и этим самым привлекая к себе всеобщее внимание. Наряд от европейского дизайнера, я подобного или просто похожего в бутиках нашего города не встречала. Это тоже было отличительной чертой всего семейства Филина — одевались они, как никто в городе, включая самого Кирилла Александровича. Тот обожал костюмы, шёлковые галстуки и бриллиантовые запонки, и этим производил неизгладимое впечатление на всех вокруг, особенно на впечатлительных и морально неподготовленных личностей. Единственный, кто немного терялся на этом фоне в их семье, так это Завьялов. Но я знала, что Василиса за имиджем мужа следит сама и очень тщательно, но Геннадий настолько небрежен в своём отношении к дорогой одежде, что это поневоле бросается в глаза. Для него костюм за две тысячи долларов — это всего лишь костюм, на цену он не смотрит, как и Филин, но и не ценит и над собой в "Хьюго Босс" или "Армани" больше смеётся.

Почему я обо всё этом подумала? Потому что обратила внимание, как на Василису люди смотрят, кое-кто даже обернулся нам вслед, и я точно знала, что не я причина этого. Зато Вася в шёлковом брючном комбинезоне винтажного стиля, тёмно-синем в крупный белый горох, в лакированных туфлях и с маленькой белой сумочкой на длинном ремешке, производила впечатление сошедшей с обложки кинозвезды. И семь килограмм лишнего веса, которые она поминала пару раз на дню обязательно, совсем её не портили. Если женщина счастлива, то это единственное, что бросается людям в глаза, даже незнакомым. Улыбка, сияющие глаза и цветущий вид. Стало немного завидно, и я вздохнула. Я сегодня на счастливую женщину точно не тянула, и поэтому меня можно было лишь тащить за собой за руку, как на аркане.

Мы остановились у кабины лифта, перед нами было ещё несколько человек, и Вася сразу ко мне повернулась, не обращая внимания на любопытные взгляды двух молодых охранников неподалёку. Они, не скрываясь, таращились на нас, но Василиса Филин была не приучена обращать внимания на подобное, а я... я посчитала возможным отвернуться, скрываясь от мужских взглядов. Сосредоточилась на словах Васи, которая упрямо таращилась мне прямо в лицо.

— Я считаю, что сейчас самое время взять его за шкирку и потребовать, чтобы он тебя куда-нибудь свозил. Тань, а почему нет? Вы смените обстановку, расслабитесь. А то — дом, работа, дом, работа. И у тебя, и у него. А солнце, море вас расслабят... — Я заметила, что она уже в третий раз оглядывалась за плечо и начала хмуриться. Даже про солнце и море договаривала уже без прежнего воодушевления.

— Что? — спросила я с лёгкой тревогой.

Вася совсем замолчала, снова на меня посмотрела, но на этот раз уже всерьёз хмурилась. А потом сквозь зубы проговорила:

— Ничего. — И подбородок вздёрнула.

Понятно, что её расстроило что-то рядом. Я принялась отыскивать глазами причину, пока не наткнулась на взгляд девушки, что стояла всего в паре шагов от нас, и тоже лифт ждала. Девушка особо радостной тоже не выглядела, скорее уж смущённой, и у неё на лице чётко читалось желание сбежать. Но она также была не одна, рядом с ней болтали две подружки, и, видимо, это единственное, что её удерживало на месте.

Вася возмущённо выдохнула. Признаться, я её никогда такой не видела. А потом вдруг повернулась и растянула губы в улыбке. Не дай Бог, если она мне когда так улыбнётся, ей-богу.

— Здравствуй, Света.

Тому, что Вася решила её поприветствовать, девушка обрадовалась ещё меньше, чем случайной встрече. Но в ответ кивнула.

— Василиса Аркадьевна. Здравствуйте.

Вася оглядела её, с головы до ног. Девушка всерьёз занервничала. Да и подружки её примолкли, и на нас оглянулись. Я же с интересом следила за развитием событий.

— Не ожидала с тобой встретиться, — призналась Вася. — Как у тебя дела?

— Всё в порядке, спасибо.

— Надеюсь, с работой проблем нет?

— Нет. Вероника Алексеевна дала мне отличные рекомендации.

Вася в лёгкой растерянности глянула на меня, потом снова на Свету.

— Правда? Надо же, весьма мило с её стороны. Я не такая добрая, — пробормотала она негромко.

— А у вас как дела? Надеюсь, всё хорошо?

— Даже не сомневайся. — Василиса снова улыбнулась той самой, филиновской, опасной улыбкой. — Что у меня может быть не так? Любимый муж, ребёнок. Всё именно так, как я когда-то тебе говорила. Но я... передам Геннадию Михайловичу, что у тебя всё в порядке.

У Светы тоже взгляд был недовольный, но она старательно удерживала на губах вежливую улыбку.

— Он сомневается в этом?

Вася снова смерила её взглядом, таким, что я даже стоя в стороне озноб почувствовала.

— Вряд ли он об этом хоть раз задумывался. Но будить в нём остатки совести моя забота, я ведь жена. — Василиса схватила меня за руку. — Пойдём. У меня кусок в горло не полезет, знай я, что она ко мне ближе, чем на пару километров.

Это Вася сказала уже лично мне, девушки её слышать не могли, а я не удержалась и оглянулась через плечо. Видела, что Света смотрит нам вслед, и у неё на лице тоже выражение досады. А потом она развернулась на каблуках, вошла в подъехавший лифт.

— Кто это? — отчего-то шёпотом спросила я.

Вася шумно выдохнула, почти выбежала на улицу через стеклянные двери. Прошлась взад-вперёд по дорожке, после чего повернулась ко мне.

— Спроси об этом у Завьялова! Вот эта особа едва не женила его на себе, я в последний момент из её зубов Генку вырвала!

— Да ладно... Она?

— А ты не смотри на её невинную внешность! Она тот ещё цветочек, с ядовитыми шипами. — Вася даже руку в кулак сжала и махнула им в воздухе. — Терпеть её не могу! Вот не поверишь, как вижу, у меня внутри всё переворачивается. Уж вроде бы что: мы с Генкой женаты, всё нормально, он и не вспоминает о ней, я точно знаю, а вот как вижу или имя слышу, прямо убила бы! А Ника ей ещё и рекомендации даёт. Вот куда это годится?

Я к Васе подошла, обняла за талию, разворачивая в сторону туристического центра, мы неторопливо пошли в ту сторону.

— Успокойся. Когда это было? Сама говоришь, что он не вспоминает.

— Не вспоминает, — уверенно сказала Вася. — Он мне назло хотел на ней жениться. Но она такая прилипчивая, Таня! Вот бывают же такие. Смотрят своими несчастными глазами, и мужики вечно виноватыми себя чувствуют. Вот передо мной он никогда не виноват! Рукой махнёт, посмеётся и всё. А за Светой он бегал, уговаривал!.. Ненавижу. — Вася принялась торопливо расстёгивать сумку. — Вот сейчас позвоню ему и скажу!

— Что?

— Что ненавижу.

— Так ты же её ненавидишь.

Вася с шага сбилась, задумалась, после чего кивнула.

— Да, её. Но и его ненавижу. За то, что этот Цветочек дружит с его сестрой, и та каждый раз мне об этом напоминает.

— Она тебе в подмётки не годится.

— Знаю. — Вася подбородок вскинула, наконец, выдохнула. — Но он хотел на ней жениться. И это немыслимо. Это же мой Завьялов. А он... мне назло... Гад.

— Гад, — согласилась я, идя с Васей нога в ногу. — Все они гады.

— Это точно. — Минуту мы шли молча, почти дошли до центра, после чего Вася указала рукой на парк впереди. — Может, в "Пескари"? Есть я хочу всё равно, от злости ещё больше.

Я кивнула.

— Пойдём.

12.

— Значит, в "Пескарях" ты всё-таки побывала? Без меня. — Емельянов усмехнулся, на меня взглянул уличающе.

А я лишь плечами пожала.

— Так получилось. Васе захотелось увидеть Завьялова. — Я невольно улыбнулась. — В глаза ему посмотреть.

Сашка прошёл мимо меня, сел за стол, посмотрел с ожиданием. А когда я ставила перед ним тарелку с едой, спросил:

— Это ты про Светика?

Я на него посмотрела.

— А ты уже откуда знаешь?

Он плечами пожал, улыбнулся в сторону, а я только головой покачала.

— А ещё говорят, что женщины посплетничать любят.

— Таня, не преувеличивай. У мужика был стресс.

— Серьёзно? Что-то я не заметила. Васе в глаза он заглядывал весьма старательно. А потом, значит, тебе позвонил и пожаловался?

— Нет, конечно. Я сам ему позвонил, а Генка... пожаловался как бы между прочим.

— Фу.

Сашка руку через стол протянул, погладил мои пальцы.

— Не фыркай. Мы тоже люди.

— Да уж. — Я попробовала салат, что самолично приготовила несколько минут назад. На Емельянова кинула любопытный взгляд. — Саш, а он на самом деле собирался жениться на этой девушке?

— Да была у него такая блажь незадолго до свадьбы с Василисой. Но знаешь, это было настолько несерьёзно, что лично я, не верил, что он на Свете женится. Она девушка милая, но... простовата.

— Я заметила.

— Тогда о чём говорить. Сама всё видела. Разве можно её и Ваську даже сравнивать?

— Нельзя, — согласилась я. Смотрела, как Сашка ест, а думала уже совсем не о Завьяловых, а о том, с какой лёгкостью Емельянов рассуждает о браке своих друзей. Для него они были парой, единым целым, неоспоримой, стопроцентной, признанной им историей любви и настоящей семьёй. И говоря о Генке и Васе, ему не приходило в голову подивиться тому, что они собираются всю жизнь прожить вместе, это ведь Генка и Василиса! Кто в нашем городе в своё время не обсуждал их женитьбу? По-хорошему, по-плохому. Но себя Емельянов даже представить в такой ситуации не мог. Хотя, скорее, не хотел представлять. Я упрямо задавливала в себе эти мысли, и обиду, что они приносили с собой. Вот сейчас вместе с салатом старалась проглотить, а любимому улыбалась. Даже спросила: — Вкусно?

— Да, Танюш, вкусно. Хочешь, правду тебе скажу?

— Ради разнообразия?

Он рассмеялся.

— Хотя бы. Но честно: лучше тебя голубцы не готовит никто. По крайней мере, я не пробовал.

— Это так лестно.

Он мне кивнул.

— Ты тоже ешь, хватит диетничать.

— Я ем, Саша. — Я поворошила вилкой салат, вспомнила Васины слова, и вдруг предложила: — Давай съездим куда-нибудь?

Емельянов среагировал сразу и даже в улыбке расцвёл.

— Куда ты хочешь?

— Всё равно. Хочу уехать, хотя бы на выходные.

— Думаю, идея замечательная. Побудем вдвоём.

Вот тут я от смеха фыркнула.

— Да, у нас ведь с этим проблема. В таком маленьком доме.

— Зато подальше ото всех. Хочешь на море?

Я вздохнула.

— Я и на речку согласна. Говорят, у нас есть неплохие загородные клубы, можем съездить на выходные. Уехать надолго я сейчас не могу, я должна быть в центре. А вот на выходные...

— Выходные — тоже звучит хорошо.

Емельянов мне улыбался, и я поневоле ощутила нешуточное воодушевление. И даже пообещала:

— Я всё узнаю!

— Ага. И чтоб кровать в номере побольше.

— Тебе бы только кровать побольше.

— Должно же быть какое-то преимущество перед домом?

Мы помолчали, я украдкой наблюдала за тем, как Сашка жуёт, размышляет о чём-то, и вдруг у меня сам собой вырвался вопрос:

— А почему ты никогда родителям не звонишь? Или при мне не звонишь?

Кажется, он едва не подавился. Поднял на меня глаза, взгляд был с явным оттенком укора, но Емельянов с собой справился, но ответил весьма неохотно:

— У нас сложные отношения.

— У вас — это у кого?

— У меня с отцом.

Я кивнула, принимая это как данность. Но есть ведь не только отец, правда? Сашка сам рассказывал про маму, брата старшего.

— А мама?

— Маме я звоню, иногда. — Он откинулся на спинку стула, губы салфеткой вытер, и вдруг вздохнул. — Тань, ну почему мы теперь вечно обсуждаем семью? То твою, то мою.

— Наверное, потому, что это неотъемлемая часть жизни каждого человека. Ты так не считаешь?

Сашка досадливо поморщился.

— Считаю. Но... Родители недовольны тем, чем я занимаюсь. Они не считают это серьёзным делом для взрослого мужика. Я окончил медицинский институт, а желания работать по профессии, у меня нет, и не было. Отец этого понять не в состоянии. А человек он у меня достаточно властный и бескомпромиссный. — Емельянов плечами пожал и сказал: — Хирург.

— Понятно. Его бескомпромиссность помножилась на твою бескомпромиссность, и в итоге, ты с родителями не общаешься.

— А что, я бескомпромиссный?

— А разве нет?

Это ему не понравилось, Сашка хмыкнул, смотрел в сторону. После чего сознался:

— Возможно, в некоторых вопросах.

— Я так и поняла. — Я разглядывала его, пользуясь тем, что Сашка упрямо смотрит в сторону, а не на меня. Потом из-за стола поднялась.

— Ты чай будешь?

— Не хочу.

Как-то всё враз сложно стало. До субботнего семейного ужина я жила в уверенности, что Емельянов самый беспроблемный, самый лёгкий человек на свете. Что он даже на неприятности и неудачи смотрит сквозь пальцы, и всегда всем вокруг улыбается. Лишь иногда размахивает кулаками, в экстренных случаях. Но вышло так, что расспросы моего отца, вроде совершенно невинные, вскрыли целый ворох проблем. Яростное нежелание иметь семью, проблемы с родителями, и всё это Сашка старательно от посторонних скрывал, не желая объясняться и, вообще, об этом задумываться. Жил себе и жил, надо сказать, что в удовольствие. А вот я растерялась. И от этой растерянности заставляла себя молчать и задавать поменьше вопросов. Наверное, потому, что боялась услышать ответы, которые меня бы напугали по-настоящему. Хотя, что ещё он такого мне может сказать? Чем можно было разбить мои надежды, Сашка всё уже сказал.

На выходные мы уехали почти за двести километров от города. На базу отдыха на берегу огромного озера, вокруг шумели сосны, а спокойствие отдыхающих оберегали бдительные охранники. Это мне не слишком понравилось, но спорить я не стала, в конце концов, приехали мы всего на пару дней. Это место посоветовал Сашке сам Филин, и поэтому с охраной я в итоге и смирилась. Для Кирилла Александровича это как раз было показателем солидности и заботой о приезжающих, иначе его ноги бы здесь не было. А я теперь знала, что они с Никой любят приезжать сюда время от времени, чтобы побыть вдвоём. И если уж Филин считает это место отдыха подходящим, то кто я такая, чтобы нос воротить? Да и помимо охраны, недостатков я не выявила. Нам с Сашкой даже предоставили коттедж, который всегда занимали Филины. В стороне от остальных, прямо у озера, двухэтажный, и главное, с широченной кроватью, как Емельянов и мечтал. Можно было гулять по сосновому бору, сидеть на бережку, изображая из себя Алёнушку, а обедать и ужинать в ресторане на главной территории базы. Кстати, завтраки нам привозили прямо в коттедж, и даже стол накрывали, что меня, признаться, потрясло. Если честно, завтракать, когда по комнате шмыгает, изо всех сил стараясь быть незаметной, молоденькая официантка, не слишком уютно. Я же не Кирилл Филин, в конце концов. Но в остальном, для тихого романтического отдыха, место было идеальное. И мы с Сашкой даже гуляли, взявшись за руки, дышали пьянящим воздухом, пропитанным сосновым ароматом, улыбались друг другу... изо всех сил делая вид, что счастливы. Вместе и каждый по-своему. Опасные темы не затрагивали, о будущем не говорили, и, вроде бы, вот оно — счастье.

Тихий отдых — для нас это было в новинку. Уютно, по-семейному...

Уютно было в плане созданного на базе комфорта, а вот в душе я томилась. Как бы я не притворялась счастливой и довольной, а изнутри меня точили именно те вопросы, которые задавать было нельзя. Я смотрела на Сашку, понимала, что он точно также заученно выдаёт счастливые улыбки, и от этого мне только хуже становилось, честно. Понимала, что он старается сделать мне приятно, наверное, для него это важно, но мне уже мало. Просто приятно — мне мало. А когда мы вечером прогуливались по берегу, держась за руки, как подростки, улыбаясь друг другу, подумала: как он себе представляет себе наши отношения через год, два? Что мы вот также будем гулять и сладко улыбаться друг другу? Или "нас" уже не будет, и проблема отпадёт сама собой?

— У тебя волосы отросли.

Мы сидели на открытой веранде, на диван-качелях, Сашка обнимал меня, и волосы мои перебирал. Я за день устала от заколки, волосы распустила, и Емельянов этим воспользовался. Даже улыбнулся, вполне искренне.

— В Испании короче были.

Я прядь со щеки смахнула.

— Надо подстричь.

— Да ну, мне нравится.

— А что тебе ещё во мне нравится?

— Всё, — сказал он, не помедлив ни на секунду.

Я же усмехнулась.

— Особенно, четвёртый размер груди, — подсказала я, и Сашка без промедления и с удовольствием отозвался:

— Да.

— И то, что я много говорю?

Емельянов в затылке поскрёб.

— С этим я научился мириться.

Я ахнула, после чего рассмеялась.

— Правда?

Он обнял меня, поцеловал в щёку.

— Почти.

Ну, как я могу на него злиться? Когда он так смотрит на меня, когда улыбается и обнимает, я даже обо всех наших разногласиях и непонимании забываю. Руки сами собой поднялись, чтобы обнять Сашку за шею, я его поцеловала, а потом сказала:

— Я тебя люблю.

— Угу.

Я глаза закрыла, от мгновенно опустившейся на душу тяжести. Сашка этого не видел, продолжал меня гладить, носом в мои волосы зарылся, а мне с трудом удалось дыхание перевести. Неужели, правда, не почувствовал перемену?

Как мне хотелось почувствовать себя счастливой, как тогда, в Испании. Когда было совсем неважно: любят ли тебя, что думают, о чём печалятся, что от тебя скрывают. Тогда нам с Сашкой было до безумия хорошо. Мы развлекались, танцевали, занимались любовью. Было так здорово, а всё потому, что я не думала о будущем и не строила планы. Дашка говорит, что в этом моя основная проблема: я без конца фантазирую. Я бы это фантазиями не назвала. Как жить, не думая о собственном будущем? Как жить, наплевав на то, как относится к тебе любимый человек? Невозможно постоянно развлекаться, у меня не тот характер. И в этом плане Дашка с моим Емельяновым общий язык бы точно нашла. Ей неважно, кто и что о ней думает, лишь бы всё складывалось так, как она хочет, легко и весело. Ей именно этого для счастья не хватает: бесконечного беззаботного веселья. Какие дети, какая любовь? Официальный брак — да, чтобы "счастливчик" в один прекрасный момент не позабыл о ней и не сбежал, по крайней мере, так просто, а всё остальное кажется Дашке излишними трудностями. А мне даже думать о сестре рядом с Сашкой неприятно, а уж осознавать близость их взглядов, относительно жизненных приоритетов, и подавно. Наверное, это мой крест, влюбляться в тех, кто не хочет от меня детей. Вовка вот от меня не хотел, захотел от своего оленёнка, а Сашка в принципе не хочет. Ему нравятся мои волосы, моя грудь, мои глаза и то, как я готовлю голубцы, но нашего общего продолжения он не хочет. И мне как-то совсем не легче от того, что повинны в этом тараканы в его голове, а не в моей. Потому что мои взбунтовались именно наперекор, и что теперь с этой революцией делать, не ясно. И жить спокойно не дают, и устроить полномасштабный бунт страшно. С чем я тогда останусь? Люблю я его, дурака, что поделать.

В общем, если бы не эти мысли, сопровождавшие меня весь наш с Сашкой отдых, пусть и совсем недолгий, то в город в понедельник, я, наверное, вернулась бы счастливой и умиротворённой. Но вся моя умиротворённость заканчивалась как раз тогда, когда Емельянов отворачивался. С моих губ тут же исчезала улыбка, и меня поглощали невесёлые раздумья о своей незавидной женской доле. Довелось раз в жизни принца встретить, так и то попался с червоточинкой. Откровенная невезуха.

Помню, сразу после нашего с Вовкой расставания, когда я страдала и переживала ни от кого не скрываясь, Ленка предлагала мне сходить к астрологу. Составить звездограмму моей жизни. Я тогда от души посмеялась над словом "звездограмма", и, конечно же, никуда не пошла. Сестрица же до сих пор уверена, что это я зря. Её вот это слово сильно впечатлило, она ходила, но что ей зазвездили, она до сих пор не сознаётся, только вздыхает каждый раз, чем подтверждает моё решение. Зачем мне знать, что всё плохо? Я и без всяких звёзд это знаю, я в этом "плохо" живу и даже счастлива бываю.

— Тань, ты чего молчишь? — спросил меня Емельянов по дороге в город. Видимо, не выдержал, я, на самом деле, долго молчала.

— Думаю, — призналась я.

— О чём?

Я смотрела за окно.

— О звездограмме моей жизни.

Сашка молчал, смотрел на меня, даже о дороге забыл. После чего головой мотнул.

— Вот сейчас я не понял.

Я возвела глаза к небу, весьма показательно, будто для меня значение слова "звездограмма" было чётким и привычным.

— Ленка ходила к астрологу, и ей составили звездограмму её жизни. Она говорит, что это очень... познавательно.

Емельянов ухмыльнулся в сторонку. Носом шмыгнул, что выглядело совсем уж глупо, и даже издевательски.

— И насколько ей назвездели? На половину её зарплаты?

— Она говорит, что там всё правда. Что всё так, как есть. — Я на сидении повернулась, на Сашку посмотрела. — Может, мне тоже сходить?

— Вот даже не знаю, что тебе сказать, Танюш. Но если ты хочешь звездограмму, то, конечно, надо идти. В планетарий заедем, к звездочёту?

Я по плечу его стукнула, не сдержавшись, а этот гад заржал. Я снова к окну отвернулась, подумала и продолжила:

— Она в Москве ходила. Говорит, вполне приличный салон.

Сашка фыркнул, по всей видимости, смеяться ему надоело.

— Ну, что за мракобесие, Тань? Ну, хочешь в Москву, давай съездим в Москву, я всё равно собирался по делам. А ты походишь по магазинам, Ленку навестишь. Да? Только без этих глупостей.

— Наверное, ты прав. Ну, её, эту звездограмму. Всё равно ничего хорошего не скажут. — Я заметила, что Емельянов кинул на меня выразительный взгляд, но я решила его проигнорировать, вместо этого будничным тоном поинтересовалась: — Ты меня с родителями познакомишь? Мы же в Москве будем.

Он вздохнул. Тяжко так, недовольно, потом тёмные очки на нос нацепил.

— Тань, нам вот это надо?

— Тебе не надо, а мне очень.

— Это не будет радостным событием.

— Для тебя?

— Для всех.

— И для твоей мамы?

— При чём тут мама?

— Саша, вот что ты дураком прикидываешься?

— Я не прикидываюсь! — возмущённо выпалил он, скривился, когда понял, что сморозил, а я рассмеялась. Сашка же разобиделся. — И совсем не смешно. И моя мама тут не при чём, но встреча с отцом меня не вдохновляет.

— Хочешь сказать, что он страшнее моего отца?

— Милая, он военный хирург. В прошлом. Твой хоть вопросы задаёт, а мой сразу — на стол и резать, не дожидаясь перитонита.

Я помолчала, обдумала. Потом спросила:

— Он хотел, чтобы ты стал врачом?

— Хотел. Хирургом или кардиологом. А лучше нейрохирургом. Но мне не хватило... серьёзности. Что отца сильно расстроило. Я бы даже сказал: разочаровало.

— И ты сбежал из Москвы.

Сашка покосился на меня.

— Не придумывай. Москва огромная, что из неё бежать? Захотел бы, и там затерялся. Дело не в этом. Отец не может смириться с тем, что я чего-то добился, бросив карьеру врача. Его это из себя выводит. А я... родителя уважаю, и стараюсь лишний раз на глаза не показываться. Вот и всё.

— А брат?

— А что брат? Хирург, проходил интернатуру в клинике отца, всё чётко, правильно, успешно. Руки бережёт. А у меня в карты получается играть лучше, чем людей резать. Разве это можно сравнить?

Вот такие дела, невесёлые. Это я уже от себя мысленно добавила. Смотрела в окно, думала, пока Сашка на меня не прикрикнул:

— Таня, не надо тебе в это лезть! У тебя даже волосы шевелятся, ты себе дело жизни нашла, да? Вернуть меня в лоно семьи, как примерного сына. Чтобы все были счастливы. Так?

— Даже не думала.

Емельянов лишь головой качнул.

— Кому ты врёшь?

— То есть, в Москву мы не едем?

— Не едем, — огрызнулся он.

— Ну и замечательно, — обиделась я.

Конечно, он извинился, уже этим вечером. И я, несомненно, простила. И его тон, и взгляд, и упрямство не по делу. Но осадок-то остался. И дело было не в моей обиде на Сашку, просто его "семейные" проблемы множились и разрастались, как грибы после дождя. И я уже готова была схватиться за голову, не зная, как остановить это. С семьёй не ладит, жениться не планирует, детей не хочет. Где, где, скажите, тот беззаботный, беспроблемный мачо, которого я встретила на испанском курорте? Тогда мне казалось, что Емельянов отлично разбирается в жизни, уж точно в разы лучше, чем я, у него же опыт. А оказывается, этот опыт от любви прятать голову в песок, а не решать проблемы.

— Конечно же, я не собираюсь вмешиваться в его отношения с родителями, — говорила я Нике несколькими днями позже. Все прошедшие дни я обдумывала ситуацию, и, в конце концов, поняла, что мне нужно с кем-то посоветоваться. Кандидатуры мамы и Ленки отмела, побоявшись количества советов, причём, как подозревала, совершенно противоположных, да потом ещё и отчёт надо было бы давать, и поэтому когда представилась возможность побеседовать с Никой, обрадовалась. Всё-таки посторонний человек в таком деле, лучший выбор, лицо незаинтересованное.

— Правильно, — поддержала та меня. — Себе дороже.

— Вот и я так думаю. Сашка и без того злится, когда я об этом заговариваю. Но, Ника, я не знаю, что мне делать.

Ника сидела напротив меня, в кожаном кресле с высокой спинкой, и гладила себя по округлившемуся животу. Выглядела призадумавшейся.

— Дай ему по башке, — в итоге, сказала она.

Я хмыкнула. Не удивлённая, скорее, впечатлённая её кровожадностью, да и схожестью их с Василисой советов.

— Если бы всё было так просто.

— Если бы всё было так просто, все мужики бы травмированные ходили. — Ника усмехнулась. — И успокоить мне тебя нечем. Кирилл тоже не хотел и не желал. А ему было почти сорок, не то что твоему Сашеньке. А в итоге что?

Я заинтересованно переспросила:

— Что?

— Ему почти пятьдесят, и он хочет дочку. Вот и скажи Емельянову, чтобы пример-то брал с людей умных, а не упрямых, как ослы. А то опомнится, да поздно будет. Это он и в шестьдесят папой стать сможет — если ещё сможет, конечно, — а вот ты столько точно ждать не будешь.

— То есть, предлагаешь ультиматум ему предъявить? — проговорила я в сомнении.

Ника же усмехнулась, наблюдая за мной.

— Поверь, через полгода-год, ты к этому решению придёшь сама. Ты ведь его любишь?

— Люблю.

— А значит, и ребёнка захочешь, именно от него. Поверь, Таня, я знаю, как это бывает. И ты знаешь, что я права. Только Емельянов пока прикидывается дурачком. Решение всё равно принимать придётся, рано или поздно. И именно ему.

И как мне вот это всё в Сашкину голову впихнуть прикажете? Мы ещё обижались немного друг на друга из-за разговора о Москве. И да, Емельянов попросил у меня прощения за несдержанность, и даже цветы подарил, но обоюдное неудовольствие ещё висело между нами. И, наверное, чтобы как-то сгладить напряжение, Емельянов решил со мной посоветоваться по работе, знает, мерзавец, чем меня можно подкупить. Вечером дома появился с толстой папкой под мышкой, шлёпнул её на кухонный стол и даже пальцем в неё ткнул. И сказал:

— Вот.

Я ужин готовила, обернулась на него через плечо, на папку посмотрела.

— Что это?

— Образцы, идеи, фотографии. Этой чёртовой рекламы. Я не могу решить, кого на рекламу брать. В смысле, лица рекламной компании. Модельное агентство прислали мне фотки всех своих. Тань, всех! У меня уже голова кругом.

— Правда? От моделей в бикини у тебя голова кругом?

Сашка скривился.

— Смейся, смейся. — Он свитер снял и бросил на спинку стула, потом на него же и сел. Конечно же, мне стало его жаль, я подошла и наклонилась, чтобы его поцеловать. На поцелуй этот иезуит ответил с готовностью и удовольствием. Руками меня обхватил и усадил к себе на колени. Носом в ложбинку между грудей забрался, вздохнул удовлетворённо. А я Емельянова по голове погладила, чувствуя тепло от его дыхания на коже.

— Ты мне поможешь?

— Чем? — удивилась я.

— Посмотри опытным глазом. — Сашка голову закинул, и я поцеловала его в губы, улыбнулась, совершенно не думая о его просьбе. Просто смотрела ему в глаза и улыбалась. А Емельянов меня по бёдрам погладил.

— Ты же у меня опытный рекламщик, — почти пропел он мне в губы.

Я снова расплылась в улыбке, Сашку поцеловала, но в следующий момент вскочила, почувствовав запах подгорающего мяса.

— Отвлёк меня, — пожаловалась я, — чуть без ужина не остались.

— Я умею отвлекать, — подтвердил Емельянов, прошептав это мне на ухо. Рука снова прошлась по моей... кхм, попе, а я обернулась, устремив на любимого проницательный взгляд. Подумала и решила уточнить:

— Ты что-то задумал?

Сашка тут же вытаращил на меня глаза.

— Я? — И, конечно же, возмутился. — Таня, мне просто нравится тебя обнимать. А ты уже подвох ищешь!

— Не ищу, — примирительно проговорила я. Притянула Сашку к себе за футболку и поцеловала в колючий подбородок. — Мой руки, и садись за стол. Всё готово.

Он глянул на сковороду, на аппетитное мясо, расслабился, но всё же не отказал себе в возможности ещё немного поворчать:

— Люблю, когда всё готово.

— А я знаю, — порадовала я его.

Вот что с ним делать?

За ужином всё-таки заговорили о рекламе. Сашка раздухарился, принялся жестикулировать, объясняя мне, чего хочет, даже пришлось пару раз напомнить ему, чтобы ел. А он говорил о рекламе на телевидении, на уличных билбордах, расписывал мне свои идеи, и как-то так выходило, по словам самого Емельянова, что с режиссёром рекламного ролика, мнения у них расходились.

— Мне не нужна просто красивая девочка на обложке. А они считают, что если реклама всего в комплексе, в том числе и ресторана, то нужно это преподносить соответственно. Длинноногая фря в дорогущем платье в зале "Лекадии". А я так не хочу.

— А как ты хочешь?

— Что-то человеческое хочу, в конце концов, это сеть развлекательных комплексов, а не ресторанов мишленовских.

Я усмехнулась.

— Милый, ты сам не перебарщивай.

Сашка губы надул, отодвинул от себя пустую тарелку.

— А ты не издевайся. Хочешь честно? Я сто раз покаялся, что "Лекадию" открыл, это я на Кирилла глядя. Работали в кинотеатрах кафешки быстрого питания, и всем было хорошо. А тут... нажил себе геморрой. Скатерти, салфетки, фирменное меню от шеф-повара. Вот оно мне надо? А теперь обо мне по этому ресторану судят. Поэтому и с рекламщиками договориться не могу. Мы всё по-разному видим.

Я придвинула к себе папку, в задумчивости пролистывала снимки девушек, претендующих на лицо рекламной компании.

— Это все, что есть?

— Это те, кого я отобрал.

— А. То-то я смотрю, все, как на подбор.

— Танька, сейчас получишь.

Я улыбнулась и решительно заявила:

— Мне ни одна не нравится.

— И, слава Богу, я тебе скажу. — Емельянов фыркнул, взял из вазочки печенину и откусил. — И, вообще, это не проблема, девчонок можно в Москве найти. Сама концепция никакая.

Я лишь плечами пожала.

— Давай снимем что-нибудь социальное, более развёрнутое по сюжету.

Сашка жевать прекратил.

— Объясни.

Я на стуле развернулась, закинула ногу на ногу.

— Сам же говоришь, что развлекательные центры и ресторан не вяжутся. Так может и не надо их связывать? Девушка определённой внешности на рекламу "Лекадии", ватага ребятишек на "Маленький остров", группа тинейджеров для кинотеатра и кафешек с пиццей. Конечно, это получится дороже, решать тебе, зато захватим весь спектр публики. И рекламу пустить тройную.

Емельянов скроил смешную, якобы задумчивую, физиономию, подбородок потёр, после чего хмыкнул.

— А в "Мире" боулинг хочу открыть, — проговорил он.

Я тут же поддакнула.

— И сауну. Но это совсем просто, там тебя с Завьяловым снимем. Дёшево и сердито.

Сашка сфокусировал на мне взгляд, секунда, чтобы вернуться из раздумий ему понадобилась, и он тут же скривился.

— Ты злая.

Я рассмеялась.

— Очень злая, — кивнула я.

Он подался ко мне, присел передо мной на корточки и поцеловал. Похвалил:

— Гений мой.

Я радоваться не спешила.

— Ты опять скажешь, что это дорого.

— Дорого, — согласился он, — но лишь бы отдача была достойная. Иногда на рекламу стоит раскошелиться.

— Золотые слова. Кстати, что за боулинг в "Мире"? Мы так не договаривались.

Сашка тут же поднялся и нетерпеливо начал:

— Таня!..

— Но ты мне его обещал! Я не хочу оформлять боулинг!

— Он ещё даже не мой! — крикнул Емельянов уже из гостиной. — Не торопи события!

— А потом будет поздно! — и пробормотала себе под нос: — Боулинг какой-то придумал...

На следующий день я вдруг осознала, что давно не была дома. То есть, в квартире родителей. Эта квартира всё же считается моим официальным домом, а я стала об этом забывать. Каждый вечер возвращалась в Яблоневку, уже привычным взглядом обводила сад и газон, наставляла приходящую домработницу, развешивала вещи в шкафу, свои и Сашкины, и всё это стало казаться привычным и правильным. И, наверное, это было плохо. Емельянов время от времени о своей свободе и независимости вспоминал, чем меня обижал, а я всё чаще ловила себя на мысли, что от своей свободы отвыкаю, как-то чересчур быстро, незаметно и безболезненно. Возможно, потому, что я женщина, а женщинам не нужна свобода. Им нужна семья, дом, муж, или хотя бы человек, о котором нужно заботиться. К этому мы привыкаем быстро, взваливаем на себя ответственность, ворох обязанностей, и даже счастливыми себя от этого чувствуем. И поэтому когда тебе напоминают, что ты не должна и не обязана, это обижает. Словно, никто не замечает ничего из того, что ты делаешь. Не замечает твоих стараний и доброго отношения. Разве не обидно? Думаю, если бы мужчины отдавали бы себя семейной жизни с той же страстью, они бы поняли женскую обиду. Но такое случается крайней редко, согласитесь.

Сашка настолько чувствительным не был, мою обиду если и принимал, то понимал не до конца, прочувствовать точно не мог. Предпочитал относиться к нашим мелким ссорам и недопониманиям легко. А я, в отместку, каждый раз вспоминала о родительском доме и о том, что я как бы живу там, и буду жить, вот уже завтра, плюну и перееду обратно. Правда, любимого я этим не шантажировала, больше мысленно негодовала и обещания давала самой себе, которые не сдерживала и сама же себя прощала. Но домой съездить не мешало. Хотя бы проверить, не превратила ли Дашка родительский дом в неопрятный бедлам. С неё станется.

— Ты ведь не собираешься с ней ругаться? — спросил Сашка за завтраком, когда я поведала ему о своих планах.

Я сделала вид, что удивилась одному только предположению.

— С чего бы?

Емельянов усмехнулся.

— Вот и я об этом. Не с чего. Неделя прошла, и вспоминать все её намёки за ужином...

Я чашку на стол поставила.

— Саша, ты специально? Теперь я всё вспомнила.

— Уж лучше сейчас, чем внезапно, при виде сестры. Настрой себя позитивно.

Я щёку рукой подпёрла, на Емельянова взглянула серьёзно.

— Скажи мне, я скандальная?

— Нет.

— Нет?

— Ты не скандальная. Тебя только на Дарью почему-то клинит.

— Повод задуматься, — пробормотала я.

— Задумайся. — Емельянов из-за стола поднялся, наклонился, чтобы меня поцеловать, и добавил: — Может, это ревность? Она младшая.

Я только фыркнула, причём возмущённо.

— Вот ещё! Папа меня всегда больше любил!

Сашка улыбнулся и кивнул.

— Ну, тогда я спокоен. Это не ревность.

Я пихнула его в живот, и поняла, что настроение точно испорчено. Я ревную родителей к Дашке? Да она никогда не была примерной дочкой! Это со мной всегда нянчились, сюсюкали и обо мне беспокоились. А Дашка, как кошка, всегда гуляет сама по себе.

Противный внутренний голос откровенно хмыкнул и предположил: тогда не ревность, а зависть?

— Заткнись, — приказала я ему разозлённым шёпотом.

Емельянов в кухню заглянул.

— Я уже молчу.

А я вздохнула и созналась:

— Это я не тебе.

Он моргнул, секунду раздумывал, затем якобы обеспокоено качнул головой. А когда проговорил:

— Понятно, — голос его был понимающим, но встревоженным. Я на Сашку посмотрела, готовая повторить просьбу заткнуться уже для него, и он рассмеялся.

До дома родителей Емельянов меня подвёз. Я задержала взгляд на окнах квартиры, потом посмотрела на часы, а уже после этого на Сашку. Ободряюще тому улыбнулась.

— Я позвоню тебе позже, когда закончу в центре. И привезу наброски для рекламного ролика.

— Буду ждать. У меня сегодня встреча с режиссёром. — Сашка откровенно скривился.

— Саш, если он тебе не нравится, нужно найти другого.

— Вот сегодня и решим, нравится он мне или нет. Он представит свою идею, а мы свою. Интересно, за что я плачу рекламщикам?

Я по плечу его погладила.

— Всё будет нормально. Я днём ещё подумаю над деталями, и всё обсудим.

Мы поцеловались на прощание, поцелуй показался мне слишком формальным, и я Сашку за шею обняла, крепко, и поцеловала ещё раз. Он рассмеялся, когда я отстранилась.

— Иди, страстная белокурая Жазель.

Я из машины вышла и ручкой любимому сделала.

Дашка, судя по всему, ещё спала. Хотя, ничего удивительного. Для неё девять утра — безумная рань. Я всегда удивлялась, как она на работу встаёт. Когда работает, конечно. Я входную дверь захлопнула, оглядела полутёмную прихожую, даже принюхалась зачем-то. Пахло духами сестры, дорогими и изысканными. Больше ничем. Скинула босоножки, сумку на тумбочку у зеркала поставила, и прежде всего заглянула на кухню. Конечно, раковина была полна грязной посуды. Я смотрела на грязные чашки и тарелки, с неудовольствием, но затем решила, что мне всё равно. Вот честно, всё равно. Пусть мама приезжает и Дашку за беспорядок ругает.

Я прошла мимо закрытой двери в комнату сестры, вошла в свою спальню, и первым делом открыла окно, показалось, что в комнате душно. После Сашкиной спальни, занимавшей едва ли не треть второго этажа дома, моя комната, в которой я прожила почти пятнадцать лет, показалась мне тесной. Это было удивительное открытие, и я даже минуту стояла и оглядывалась. Потом шкаф открыла. Ряд платьев и костюмов значительно поредел, я рукой по нему провела, раздумывая, стоит ли что ещё в Яблоневку забрать.

— Это ты.

Я обернулась на голос сестры. Дашка стояла в дверях, одетая лишь в шёлковую пижамку и отчаянно зевала.

— Что ты так рано?

— У всех нормальных людей уже рабочий день начался, Даша.

Она усмехнулась.

— Хочешь сказать, что я не нормальная?

Я лишь плечами пожала. Всё-таки достала вешалку с платьем, которое не носила с прошлого года, оглядела его придирчивым взглядом, прицениваясь. А сестре призналась:

— Заехала тебя проведать.

— Настоящая сестринская забота.

Я глянула на неё.

— Не язви.

Дашка прошла в комнату и села на мою кровать.

— Тогда я тебе скажу, что у меня всё хорошо.

— Я видела. Раковина полна посуды, а холодильник пустой.

— Есть надо меньше, Таня. Сколько раз тебе говорила.

Я обернулась к ней.

— Что ты этим хочешь сказать?

Дашка тут же руки вскинула, сдаваясь.

— Ничего, ничего. Почему ты всё в штыки воспринимаешь?

— Потому что ты этими штыками пользуешься.

— Злишься на меня, да? Из-за субботы?

— Какой смысл на тебя злиться? Я прекрасно знала, как ты себя вести будешь.

— Ну, не только же тебе меня высмеивать.

— Я никогда тебя не высмеивала. Если хочешь знать, это называется беспокойством. Нельзя смеяться над тем, как ты выстраиваешь свою жизнь.

Дашка глаза округлила, что ей, кстати, совсем не шло.

— А как я это делаю?

— Например, спишь до обеда. — Я, в конце концов, махнула на неё рукой. — Всё это бесполезные разговоры, я знаю.

Но Дашка уже недовольно поджала губы, а на меня смотрела с откровенной претензией.

— То есть, когда ты не работаешь по несколько месяцев, это ничего, а я, значит, только сплю до обеда!

— Если я не работаю, Даша, я хотя бы переживаю, и работу ищу, а ты слишком быстро входишь во вкус. Скажешь, не так? Ты никогда в жизни работать не хотела. В этом разница.

Дашка руками всплеснула и неприятно ухмыльнулась.

— Ну, конечно. Теперь у тебя есть возможность меня наставлять и учить жить.

— То есть?

— А что, разве не так? Признайся, ты ведь всегда об этом мечтала. Хоть в чём-то меня обойти.

— Даша, я тебя давно обошла. Как раз в тот день, когда диплом получила.

— Да чихала я на твой диплом!

— Не сомневаюсь.

Я занервничала, закрутилась с этим платьем дурацким, и, в итоге, сунула его обратно в шкаф. Дверцу захлопнула.

— Много он тебе помог, этот диплом?

Я головой качнула и вздохнула, будто разговаривала с несмышлёным ребёнком.

— Ты даже не понимаешь, о чём говоришь.

— Ну, конечно! Это просто везение, Таня. Не знаю уж почему, но тебе попёрла удача в последние пару месяцев. Но надолго ли?

Я руку в бок упёрла, а на сестру взглянула с вызовом.

— Ты понятия не имеешь об удаче. Я на эту удачу несколько лет работала. И если Филины выбрали мой проект, то это моя заслуга, а не удача.

— При чём здесь твой проект? Все знают, почему Филины выбрали тебя. И этот факт как раз подтверждает мою правоту. Что никому не нужны дипломы и заслуги, важен лишь человек, с которым ты знаком. В твоём случае, с кем ты спишь.

Я сестру взглядом сверлила, но затем приказала себе Дашку не слушать, и не вникать в её слова.

— Даже не знаю, в кого ты такая, — проговорила я, на самом деле удивляясь.

— Что, опять скажешь, что я не права?

— Не буду я тебе ничего говорить. Это не моя проблема. Пусть родители тебя воспитывают и что-то в твою голову вбивают, хотя бы какие-то моральные принципы. Хотя, как по мне, так уже поздно.

Дашка усмехнулась, потом повалилась на постель. И совсем другим тоном, ленивым и более спокойным, повторила:

— Всё ты врёшь. Знаешь, что я права. Если бы не Сашка...

— Вот это точно не твоё дело, — отрезала я. — И хватит валяться на моей постели, шла бы лучше посуду помыла.

В итоге, из родительской квартиры я сбежала. Правда, направляясь к стоянке такси на площади, я себе говорила, что вовсе и не сбежала, просто разозлилась и поторопилась уйти, но на душе кошки скребли. Всё-таки Дашка невероятная язва, всегда знает, как меня подковырнуть. А я так расстроилась, что даже папку с бумагами и набросками на тумбочке оставила. Сумку схватила и была такова. Теперь придётся за ней возвращаться. Но лучше это сделать вечером, после пяти Дашки дома никогда не бывает, у неё мгновенно возникают дела, вот тогда и съезжу.

Емельянову тоже звонить не стала. Он, наверняка, по моему голосу поймёт, что обещания я не сдержала и с сестрой разругалась. Сознаваться и выслушивать укоры не хотелось, и я решила отложить наш разговор до послеобеденного времени, когда я обещала приехать в "Художку", чтобы поприсутствовать на обсуждении идеи рекламы. Сашкино желание меня там видеть, льстило, и я ждала этого момента с удовольствием и нетерпением. И даже некое затаённое злорадство испытывала, вспоминая слова сестры, что та мне сказала этим утром. Она понятия не имеет, что я из себя представляю в профессиональном плане. Я, можно сказать, генератор гениальных идей! Даже Сашка оценил. А то, что папку дома забыла, так ничего страшного, все идеи у меня в голове. Может, мне ещё и рекламой заняться? А что, если в этот раз всё получится, то я всерьёз об этом задумаюсь. В конце концов, талантливый человек талантлив во всём.

Вслед за этими мыслями, пришло успокоение. Я уже больше злорадно посмеивалась, вспоминая Дашкино "выступление". Мысленно примеривала к себе всяческие звания и награды, а будущую рекламу видела, как наяву. И девушку в "Лекадии", и группу подростков в зале кинотеатра с попкорном и их любимым фирменным "начос". А уж на счёт детишек, у меня была просто грандиозная идея, и мне не терпелось её озвучить. Но до обеда я оставалась в центре, сегодня была одна, ни Вася, ни Ника приехать не смогли, да и не нужен мне был пригляд. Я общалась с поставщиками материалов, подписывала накладные, потом долго ходила по просторному холлу, мысленно рисуя детали интерьера, и, в конечном итоге, самой себе позавидовала. У меня замечательная работа, лучше не придумаешь!

Как это понять человеку, который научился только печатать сто двадцать знаков в минуту, и быть секретарём для него пик карьерного роста?

Дыши, Таня, дыши.

Я дышала, глубоко и ровно, и поэтому, когда приехала в "Художку", улыбалась.

— Добрый день, — поприветствовали меня у входа.

— Добрый, — отозвалась я со спокойной улыбкой. — Александр Григорьевич у себя?

— Да. У него совещание.

— Замечательно, — проговорила я и проплыла мимо охранника к широкой лестнице.

Офис Емельянов себе обустроил на третьем этаже кинотеатра. До знакомства с Сашкой, я, признаться, и не подозревала о том, что в здании есть третий этаж. С виду этого было не понять, здание представляло собой огромный куб, который после реставрации задрапировали различными цветными панелями и навесами. Смотрелось живо, ярко, но только ещё больше путало. А третий этаж представлял собой небольшое крыло, с несколькими кабинетами, в которых были узкие, похожие на бойницы, окна, и выходили они во двор. За навесами с улицы их было и не разглядеть. Места немного, но, как говорил сам Емельянов, у него не нефтедобывающая компания, чтобы разоряться на серьёзный офис. Основным сотрудникам места вполне хватало. Но себе он, конечно же, выделил самый просторный кабинет, правда, он же считался залом заседаний. В одном углу письменный стол, диван и шкаф, забитый документацией, на стене плазменный телевизор (я подозревала, что Сашка частенько на этом диване валяется и любимый хоккей смотрит в тишине и покое), а вот всё основное пространство занимает большой овальный стол, за которым и проходят совещания и встречи. Я здесь бывала не раз, и даже успела сменить на окнах кабинета шторы и жалюзи, и застелить свободное пространство на полу, ковром. Сашка не возражал, а кабинет приобрел более официальный вид, чего ему и не хватало.

И сейчас я уверенно прошла по узкому коридору без окон, открыла дверь в Сашкин кабинет, уже позже подумав, что, наверное, нужно было постучать, раз совещание идёт, и остановилась на пороге. Не знаю, можно ли назвать совещанием то, что в кабинете обнаружилось всего два человека. Причём одним из них была Дашка. Я в лёгком ступоре на сестру уставилась, после чего перевела взгляд на Сашку. Тот сидел в своём кресле, в расслабленной позе, посмеивался, а когда меня в дверях увидел, поторопился принять более серьёзный вид, начал с того, что выпрямился.

— Тань, я тебе звонил.

Я снова на сестру посмотрела, заметила, как та осторожно повернулась на кресле, кинула на меня взгляд, и тут же отвела глаза. Кроме, как на Сашку, глаза отводить было некуда, и это меня разозлило. Я вошла и прикрыла за собой дверь. А Емельянову сказала:

— У меня телефон разрядился.

Тот смешно скривился.

— Как всегда.

Я на это реагировать не стала, подошла ближе к столу, сумку на кресло поставила, и повернулась к сестре. Спросила:

— Ты что здесь делаешь?

Дашка старательно смотрела в сторону, и Емельянов, видимо, желая спасти ситуацию, потянулся через стол и хлопнул ладонью по папке, подозрительно похожей на мою.

— Даша привезла твою пропажу.

— Я её не теряла, я просто забыла. Могла бы и не стараться.

Дашка откровенно вздохнула, и сказала, как я поняла, обращаясь именно к Сашке.

— И это вместо "спасибо". Не привезла бы: была бы виновата, привезла: опять не так.

Я губы поджала, на Емельянова взглянула, тот качнул головой, явно осуждая мою агрессию. Но вместо того, чтобы что-то по этому поводу сказать, попросил:

— Сядь. Хочешь чая?

— Нет. — На кресло я села, но продолжала на сестру коситься. Но спросила по поводу совещания, которого не наблюдала: — А где все?

— Перенесли на завтра. Говорю же, я тебе звонил предупредить, а ты "абонент — не абонент". — Сашка переводил взгляд с меня на Дашку, потом попросил: — Девочки, перестаньте дуться друг на друга.

Я негромко ахнула.

— Она что, тебе жаловалась?

Емельянов уж как-то слишком решительно качнул головой.

— Нет.

Я на сестру посмотрела.

— Кто тебя за язык тянул?

— Я ничего не сделала!

— Ты никогда ничего не делаешь, — не поверила я.

— Таня. — Сашка обратил ко мне укоряющий взгляд. Мне едва хватило сил, чтобы сдержать рвущееся наружу недовольство.

— Я видела, что ты придумала для рекламы, — сказала Дашка. — Это круто.

Я кинула на неё недоверчивый взгляд. Сестра тут же плечами пожала, вроде бы не понимая, почему я ей не спешу верить.

— Правда. Это круто. Мне понравилось. Думаю, и смотреться будет интересно.

Пришлось кивнуть и поблагодарить. За признание моей креативности. А Сашке ещё сказала:

— Я ещё подумала насчёт детей. Можно сделать что-то вроде "Устами младенца", это точно привлечёт внимание. Взрослые это любят, и реклама точно запомнится.

— Отличная идея, — похвалил меня Сашка, и я расцвела в улыбке. Сейчас мне хотелось ему улыбаться, он смотрел на меня, и я таяла. Дурацкое, немножко неловкое чувство, особенно, когда за тобой наблюдают, и я не сразу, но вспомнила о Дашке. И взглянула на неё уже более благосклонно, правда, с намёком.

— Спасибо, что папку привезла. — Мол, пора и честь знать.

Сестра намёк уловила, но только усмехнулась.

— Гонишь?

— Даша, тут люди работают.

— Я знаю, я, может, и пришла о работе поговорить.

Я брови сдвинула, демонстрируя недоумение.

— В каком смысле? — Указала на Емельянова. — У него уже есть секретарша.

Сашка хмыкнул, на кресле снова развалился и сказал:

— Даша хочет попробовать сняться для рекламы "Лекадии".

Вот же... змея.

— Так бы сразу и сказала, а не прикрывалась желанием помочь.

— А я и сказала. Кому надо.

— Кому?

Дашка выдала вынужденную улыбочку.

— Тому, кто решает.

— Девочки, — снова призвал к нашему разуму Емельянов. Но где он, разум? Мой отключился, как только я поняла, что за игру Дашка затеяла.

Я на Сашку посмотрела.

— Что ты ей ответил?

— Ничего. Надо пробы пройти.

— Я готова! — Дашка даже на стуле подпрыгнула. А на Сашку смотрела открыто и с восторгом.

— Даша, это смешно.

— Перестань меня одёргивать, — разозлилась она. — Я профессиональная модель, я школу моделей закончила.

— А есть такая школа?

— Ты прекрасно знаешь, что есть.

— Я знаю, что все твои модельные достижения — это ноги во всю глянцевую страницу. А здесь ноги твои не нужны.

— Я справлюсь, — убеждённо проговорила она. И на Сашку кинула умоляющий взгляд. — Правда, справлюсь.

Тот на меня посмотрел. На моём лице ясно читалось: не вздумай! Но этот дурак, кажется, проникся невинным взглядом небесно-голубых глаз.

— Ты же сама сказала, что тебе никто не понравился.

Я лишь руками развела.

— При чём здесь это? Нужна профессиональная модель, с опытом, которая только взглядом расскажет о "Лекадии" всё. Это трудно, Саша, это актёрская игра. Почти.

— Таня, это всего лишь пробы. И мы не снимаем "Анну Каренину". Давай всё-таки относиться к этому немного проще. А то мы, вообще, ничего не снимем.

У меня едва получилось выдохнуть. Понимала, что Дашка победила, иначе она бы сейчас не сияла улыбкой и глазами, и всё на Емельянова, и это было нестерпимо.

— Ты не знаешь, на что соглашаешься, — сказала я ему, когда мы остались вдвоём.

— А мне кажется, что ты сгущаешь краски. Пусть попробует.

— Зачем? — Я искренне не понимала. — Ей надо работу искать, Саша. А она сейчас вновь забьёт себе голову фантазиями, и возомнит себя Наоми Кемпбелл.

Емельянов пожал плечами.

— Она красивая девочка.

Я уставилась на него в шоке.

— Что?

Он удивился.

— Что? Ты сама так не считаешь, или не видишь этого? Может, ей на самом деле нужен шанс? Пусть попробует. К тому же, ты сама меня отругала за то, что я сплошь блондинок отобрал. Она разбавит их компанию. — Мы спускались по лестнице, и Сашка за талию меня прихватил. — Это ты на меня так действуешь. Кроме блондинок, никого не вижу.

— Успокоил, — проговорила я негромко. — Если бы ты только меня видел, это одно, а то: блондинок. Их вон, тьма вокруг.

Емельянов обнял меня одной рукой. И между делом посетовал:

— Нельзя быть такой ревнивой.

Мы вышли из кинотеатра, и я взяла его за руку.

— А ты меня ревнуешь, Саш?

Он кинул на меня недоумённый взгляд.

— А что, наметился соперник?

Я отвернулась и сокрушённо качнула головой.

— Нет, — ответила я негромко. А про себя расстроилась. Что ж это такое, он даже не ревнует меня. Не к кому...

13.

Я не считала, что вопрос о Дашкиных пробах для рекламы закрыт. Я так не считала, но не Сашка. Для него пробы — были чем-то несущественным, до их результатов он всерьёз раздумывать и сомневаться не собирался. И каждый раз, как я намекала, что хотела бы ещё этот вопрос обсудить, отмахивался от меня. А как-то и вовсе рыкнул:

— Тань, у меня суд на носу, а ты мне пробами весь мозг выела.

Я, конечно, застыдилась, самой себе призналась, что про суд совершенно забыла, точнее, всерьёз к этому не относилась, хотя Сашка уже некоторое время по уши завяз в бумагах по "Миру". Судебное заседание было уже третьим по счёту, но никакого реального результата не приносил, причем, как это ни парадоксально, не той, не другой стороне. Все оставались недовольными, и друг другом, и судебной системой, и даже теми уступками, которые получили. И всё начиналось по новой. Они даже апелляции подавали день в день, не сговариваясь. И я уже не верила, что это когда-нибудь закончится, да ещё с каким-нибудь положительным результатом, но Емельянов не отступал. И его целеустремлённость вызывала уважение, в конце концов, я его за это и люблю. И поэтому сейчас решила проявить понимание, и отстать от него. Точнее, оставить в покое до определённого момента, когда съёмки рекламы выйдут для него на первое место по значимости. Не думаю, что ждать этого долго. Правда, зная Дашку, боюсь, у меня каждый день... каждый час на счету!

Но что поделаешь, пришлось замолчать. Да и отвлеклась, если честно. Дело в том, что в пятницу нас пригласили на ужин... Филины. Всё официально, чин чином, по крайней мере, мне так показалось. Вася мне рассказала, что приехал давнишний приятель отца, винодел из Франции, были приглашены ещё несколько человек, все имена были мне знакомы, давно и оттого я находилась под впечатлением. Мне нужно было купить новое платье, новые туфли, нужно было посоветоваться с мамой, ведь она точно знает, как мне себя вести и о чём следует промолчать. И из-за всего этого я от мыслей о сестре и её коварстве отвлеклась.

— И кто же будет у Филина в гостях? — полюбопытствовала мама, после того, как я обсудила с ней купленное платье.

— Помимо француза? Как мне Вася сказала, кто-то из столицы приедет, отдохнуть у нас, — в этом месте я весело хмыкнула. — Мы же провинция.

— Причём, глубокая, — поддакнула мама мне в тон. — А из наших?

Вот тут я решила насторожиться.

— Мама, тебя по какой причине это интересует?

— Абсолютно по личной. Любопытство. С кем теперь Кирилл Александрович дружбу водит. Хотя... нет, мне не любопытно. Я и так знаю, что здравый смысл в людях закончился.

Я изобразила вздох, намеренно, желая намекнуть матери, что она слишком увлекается.

— Да, да, и твоя дочь в этом участвует, — подсказала я ей с оттенком печали в голосе.

— Если бы мы с папой знали, хотя бы подозревали, что твоё общение с Филином может как-то тебе навредить, твоей ноги бы там не было, поверь.

— Но вы не знаете и не подозреваете.

— Ну, насчёт подозрений, это к папе, а не ко мне. Но факт остаётся фактом, Филин всеми силами старается уйти от своей прежней известности. Семья, понимаешь ли. Даже у столь одиозных личностей приоритеты со временем меняются. Вот и Филин задумался о репутации. Правда, на мой взгляд, поздно.

— Мама, ты же понимаешь, как мне трудно, правда? Я всеми силами стараюсь не смешивать не смешиваемое. Филины — лучшие Сашкины друзья. Я при всём желании не смогла бы с этим бороться. Да и не хочу, если честно.

— Таня, ты сильно его любишь?

Я отвернулась от нового платья, прошла к окну и присела на широкий, обитый тканью подоконник. Сразу стало грустно, снова неловкие мысли, от которых неловко было в первую очередь мне самой. Оконную створку толкнула и та открылась, впуская в комнату запах недавно скошенной травы. Видимо, у Филинов, к приезду гостей газоны равняют. А пахнет, как в деревне, иллюзия свободы и простоты. За высокими заборами миллионных особняков. Проще не бывает...

— Наверное, ты думаешь, что меня бросает из крайности в крайность. От Вовки к Александру Емельянову.

— Если смотреть с этой точки зрения, то это определённо взлёт, и за тебя можно только порадоваться. И я радуюсь.

— Он ведь хороший, мам.

— Хороший, — согласилась она. После чего вздохнула. — Все они хорошие и при этом со своими тараканами в голове. У твоего папы, кстати, их было немало.

Я лицо рукой закрыла, защищаясь от слов матери, и рассмеялась.

— Не хочу этого знать.

— А вот зря, зря! Вы никогда меня не слушаете, когда дело касается вашего драгоценного папочки. Вот родила двух дочек, а даже поговорить не с кем.

— О папе? Боже упаси, мама. Для этого у тебя есть подруги.

— Они уже не в том возрасте, слишком устали из своих домов тараканов разгонять.

Я заинтересовалась.

— И что, успешно?

— А то сама не знаешь, у кого успешно, а у кого нет! Так что, слушай мать, я двадцать семь лет в браке. С меня можно брать пример. А вы с Дашкой обе делать этого не торопитесь. Только смеяться и руками махать.

— Я буду брать, мам, — пообещала я. — Видишь, я звоню и спрашиваю совета.

— Даша тоже звонила.

— Что, совета спрашивала?

— Да нет, делилась новостями. Твой Емельянов молодец.

Я зло отогнала пчелу, хотя, обычно убегала от них в другую комнату и закрывала дверь.

— Она уже похвасталась?

— Она рада, Таня.

— Мама, эта радость преждевременная. Ещё даже проб не было, а Дашка, наверняка, уже представляет, как будет смотреться на обложке миланского "Вог"! В конце концов, это всего лишь реклама провинциального ресторана! — закончила я на выдохе, сама не поверив, что произнесла это. Пришлось едва ли не прощения просить, выслушать просьбу матери быть терпимее к сестре, да она ещё и Сашкины слова повторила о том, что Даше просто необходимо дать шанс. Чтобы она в себя поверила. Не знаю, но по моему мнению, у Дашки с самомнением и без того полный порядок.

И, вообще, почему все модели худые, как Дашка? Высоченные, длинноногие, с отрепетированной улыбкой. Мне вот моделью, в общепринятом смысле, никогда не стать. Но кто сказал, что это плохо? У нас с сестрой видимая разница в два размера, и во всём остальном мы полные противоположности, будто мы дочери разных родителей, честное слово. Но всё дело в том, что я пошла в родню отца, а Дашка в маму и её родственников. Высоких, поджарых и грациозных, а мне посчастливилось стать... кхм, сладкой девочкой. Папа мне это с самого детства говорит. Аппетитная блондинка, с ямочками на щеках и открытой улыбкой. Конечно, Емельянов от себя ещё добавлял про красивую грудь, про крутые бёдра и родинку на бедре. Однажды, когда он в очередной раз увлёкся обсуждением моих лучших, по его мнению, качеств, я не удержалась и спросила:

— А ты выше моей груди взгляд когда-нибудь поднимаешь? Какого цвета у меня глаза?

Сашка тогда откровенно скривился.

— Как тебе не стыдно, а? Что бы я да не смотрел? Я тебя всю люблю, целиком. Булочка моя.

Мужики странные существа, как можно верить в то, что девушка с радостью воспримет, если её назовут "булочкой"?

Но ноги у меня такие же длинные, как и у сестры, и блондинка я натуральная, не подкрашиваюсь, как некоторые... но это Дашкина тайна. И талия у меня тонкая, а вот размеру моей груди сестра тайно завидует. Это я тоже знаю. Я, вообще, кучу всяких её тайн знаю, она же моя сестра, и я их, заметьте, храню. А вот Дашка без умолку болтает обо всём, что становится ей известно. Но о чём это я?

О том, что новое платье на мне сидело, так, что я сама засмотрелась. Крутилась перед зеркалом в спальне, и насмотреться на себя не могла. А уж когда на каблуки встала... Глубокий синий цвет, вырез смелый, но при этом не провокационный и уж точно не безобразный, всё, что должно быть прикрыто, от чужих глаз спрятано. От талии расходилось несколькими складками, подчёркивая фигуру. На шею жемчуг, подарок Емельянова, который мы с Никой уже успели обсудить, на запястье золотые часики, но самое интересное открывалось, стоило немного приподнять подол платья, и показывалась ажурная резинка французского чулка. Эту деталь я Сашке и продемонстрировала, когда он в спальню вошёл. Точнее, даже не вошёл, остановился в дверях, меня разглядывая, а на губах расползлась улыбка.

— Ого.

Я подол отпустила, а руку упёрла в бок.

— Что "ого". Я старалась, а тебе кроме "ого" сказать нечего?

— В том-то и дело, что нечего. — Он подошёл поближе, окинул меня ещё одним горящим взглядом, после чего протянул руки и притянул меня к себе. — Танька, красота.

Я довольно улыбнулась, обняла его за шею, ответила на поцелуй, а после того, как Емельянов со смехом спросил:

— Сколько мне это стоило? — стукнула его по плечу.

— Мы к Филинам идём, я должна соответствовать Нике и Васе.

— Это без сомнения. Но, кажется, ты превзошла.

— Конечно, приятно, что ты так думаешь, но боюсь, это не так. Я пока только учусь.

— Ты отличница, серьёзно тебе говорю. — Его ладонь легла на моё бедро, подхватила так, что я невольно на цыпочки привстала, но поспешила его руку оттолкнуть.

— Саш, с ума сошёл? Помнёшь!

В общем, сборы немного затянулись. Зато из дома мы вышли рука об руку и при этом на губах одинаковые таинственные улыбки, которые дрогнули лишь при встрече с Завьяловым. Он первым вышел нам навстречу, окинул выразительным взглядом, и мрачно поинтересовался:

— Вот скажите мне оба, вы нормальные люди? Как можно из соседнего дома прийти с опозданием в полчаса?

Я скромно пожала плечами и поторопилась отвернуться от Геннадия, скрывая лёгкий румянец, проступивший на щеках.

— Так получилось.

— Человек вон из Парижа прилетел вовремя, а вы...

— Ген, ты чего завёлся-то? — спросил его Емельянов, не слишком впечатлённый отповедью, которую получил. К счастью, из-за Генкиной спины появилась Василиса и хлопнула мужа по плечу.

— Он голодный, — сказала она. — Сейчас поест и успокоится.

— Извините, что опоздали, — сказала я Васе. — Обстоятельства были, — туманно проговорила я. Сашка тут же кивнул и добавил:

— Чрезвычайной важности.

Взгляд Завьялова остановился на мне, потом переместился на лицо Емельянова, сам же Геннадий хмыкнул.

— Ага, обстоятельства.

— Геночка, иди в комнату. — Вася мужу улыбнулась, а потом подхватила меня под руку. — Отлично выглядишь, — шепнула она мне на ухо. — Сашка оценил?

Я лишь кивнуть ей успела, а потом отвлеклась на собравшихся в гостиной людей. Если честно, я ожидала, что гостей будет больше, а тут всего лишь две незнакомые пары, ну и конечно, француз. Симпатичный мужчина среднего возраста, улыбчивый и живой. В тот момент, когда мы вошли, он разговаривал с Филином и отчаянно жестикулировал, после чего рассмеялся. Я же заметила, как Кирилл Александрович усмехнулся, совершенно не собираясь радостно хохотать, как это делал его гость. Потом голову повернул и увидел нас.

— Наконец-то. Вы где пропадали?

Я на мгновение зависла, пытаясь быстро придумать достойное оправдание, совершенно не желая краснеть ещё и в присутствии незнакомых людей. Но Емельянов меня опередил. Здоровался с мужчинами за руку, а Филину ответил:

— С Фирсовым встречался. Последняя попытка договориться перед битвой.

Я немного удивилась этой информации, мне Сашка ничего не говорил, ни утром, ни днём.

— И как?

— Как всегда. Бесперспективно. — Емельянов усмехнулся, немного жёстко, и усмехнулся, встретившись взглядом с одним из гостей, с которым был, явно, знаком.

Ника поднялась мне навстречу, даже руку протянула, и я, конечно, не сразу смогла взгляд отвести. Нике даже беременность шла, что мне казалось удивительным. Лично я этого не знала, но Вася говорила, что на период беременности Ника немного поменяла стиль в одежде, теперь её наряды, их цвета и фасоны, стали мягче, и она сама в них казалась воздушной и милой. Да, немного обманчивое впечатление, но Нике шло, в её нынешнем образе всё кричало о скором материнстве. Но как говорила она сама, это было своего рода способом управляться с мужем. Во время её беременности Филин превращался в пластилин в её руках, чем Ника умело пользовалась.

— Таня, я тебя со всеми познакомлю.

Первым изъявил желание знакомиться гость из Франции. Крис улыбался по-особенному, жал мне руку и говорил на ломанном русском.

— Очень рад, оченно. Я Крис.

Я мило, и как мне самой показалось, достаточно скромно улыбнулась.

— Татьяна.

— Красивый женщины в Россия. Всегда это Кириллу говорю.

— Он ради "красивый женщин" даже русский выучил, — поддакнул Завьялов. — Глядишь, так и женится.

— А ты всё замечаешь, — поддела зятя Ника. Затем указала ему направление к накрытому столу. — Садись. — Посмотрела на остальных гостей и улыбнулась. — Давайте сядем за стол, прошу.

— Все уже проголодались.

— Что-что, а Ника гостей принимать умеет, — сказал один из московских гостей.

— А я что, не умел? — удивился Филин. — Я тебя плохо принимал?

— Ты имеешь в виду, до женитьбы?

— Да, да. До... того знаменательного события.

Ника дёрнула мужа за руку.

— Слышу тень сарказма в твоём голосе.

Кирилл её руку поймал.

— Никакого сарказма. Я же клялся, благодарить судьбу до самой смерти. Я клятве верен.

— Не помню я таких клятв, — негромко проговорил Завьялов откуда-то со стороны. Тут же послышался глухой звук удара, я посмотрела в ту сторону, и поняла, что это Вася мужа по спине стукнула. И шикнула:

— Вот что ты вредничаешь.

Ника падчерице мило улыбнулась.

— Ничего, я давно привыкла. К его чувству... точнее, мрачному бездушию.

— А, то есть, чувства юмора у меня, по-твоему, нет?

Один из мужчин вытаращил на Завьялова глаза.

— А что, есть? Не знал.

Вася улыбнулась, глядя на мужа, который скроил недовольную физиономию. Я тоже улыбнулась, и внутренне расслабилась. Вечер не обещал быть официальным, и это порадовало. Все явно друг друга хорошо знали, раз спокойно разговаривали на личные темы, ничуть не смущаясь.

— Где дети? — негромко спросила я у Василисы, когда мы за стол садились. Обычно в доме Филинов всегда звучали детские голоса. Ванька, в свои восемь, руководил всем дома, особенно в отсутствие отца. Везде бегал, во всё вникал, и всеми силами изображал дирижёра. В общем, крайне походил на отца, Ника, кажется, уже давно махнула на это рукой, переложив воспитание сына на плечи и совесть мужа. А сама лишь наблюдала за процессом, и, кажется, потирала руки в предвкушении, понимая, что Кирилл учит мальчика, как нужно любить и баловать своих женщин. Ждала, так сказать, дивидендов. Да и Ева по резвости от Вани вряд ли отстанет, как только немного подрастёт, например, бегать научится. Девочка росла активная, любила играть, приплясывать под музыку и дёргать всех за волосы и кусать за нос. Василиса утверждала, что это у неё от Генки, кусаться, в смысле, и всех дёргать. Она чётко разделяла характер дочери на свои черты и черты Завьялова, и была уверена, что всё хорошее, красивое и милое, Еве досталось от неё, а вот вредность, упрямство и подозрительность, от отца.

— С няней, наверху, — шепнула мне Василиса, и тут же озабоченно качнула головой. — Не верю, что она Еву укачает. — Кинула взгляд на Завьялова, который уже уселся, и с голодным блеском в глазах, оглядывал накрытый стол. — Но ничего, если что, я Генку отправлю. Он очень хорошо умеет укачивать детей. — Гена на жену посмотрел, брови сдвинул, а Вася добавила, практически мне на ухо: — Он так увлечённо её качает, что Ева сама уже уяснила, что с папой лучше уснуть побыстрее. Во избежание дальнейших проблем.

— Вася.

Она присела рядом с мужем, взяла того под руку. А в глаза посмотрела заискивающе.

— Проголодался?

Завьялов взглядом её посверлил, затем головой качнул и улыбнулся. А мы с Васей обменялись понимающими взглядами.

— Крис, ты случайно жениться не надумал? Пора бы уже.

Крис оторвался от еды, в некотором замешательстве посмотрел на говорившего, а Ника поторопилась ему перевести вопрос, который он до конца не понял. После чего француз разулыбался.

— Я ещё не встретил... ту одну.

— Единственную, — подсказала Ника.

Крис быстро закивал.

— Да, да. Единстванную. Кирилл вот у меня Веронику отбил.

Филин жевать перестал, на гостя посмотрел.

— Чего?

— Я шутил.

Ника пальцем французу погрозила.

— Ты каждый раз на эту тему шутишь. Наверное, тебе это нравится.

— Смотреть, как Кирилл краснеет. — Крис разулыбался.

— Надо же, находятся ещё люди, которым нравится наблюдать, как Филин краснеет.

— Смелые люди.

— Перестаньте наговаривать на моего мужа. Кирилл, рыба вкусная?

Филин потыкал вилкой кусок жареного лосося.

— Почему я, вообще, её ем? Ваньки нет за столом.

— Пример надо подавать всегда и во всём. Я вот научился спаржу есть.

Завьялов посмотрел на московского знакомого, ухмыльнулся.

— Зато новое слово выучил.

Емельянов рассмеялся, а его сосед по столу грустно кивнул.

— Да уж... Дрянь редкостная.

— Мужчины, прекратите, в конце концов. Для вас мясо приготовили, почти половину телёнка, налетайте и не жалуйтесь.

— Так что с Фирсовым?

Все посмотрели на Емельянова, заинтересованно. Тот мясо жевал, его уговаривать не надо было, как и Генка к ужину приступил с аппетитом, и тут ему потребовалась пара секунд, чтобы вернуться мыслями к работе.

— Да упёртый старый хрыч. Два года мне трепать нервы. И ведь не нужен ему кинотеатр, он со мной судится, чтобы не заскучать.

— Говорят, он практически весь свой бизнес уже на сына переписал.

— Вот-вот, — покивал Сашка. — Осел в Герасимове, выстроил там себе теремок на холме, а в город наезжает только для того, чтобы сделать лично мне приятное.

— Старая закалка.

— Ага, такие душой не стареют, — поддакнул Завьялов.

— Так может плюнешь, Сань.

Я на Емельянова посмотрела, он жевал и думал. В конце концов, головой мотнул.

— Нет. Столько усилий и всё зря? — Он руку протянул и положил её на спинку моего стула. — К тому же, я обещание дал. — Сашка мне улыбнулся, но я не прониклась.

— Обещание он дал, боулинг там сделать.

Завьялов и Филин резко прекратили жевать и на Сашку уставились.

— Боулинг? Мужской клуб?

— Интересная идея.

Я посмотрела на Нику, потом на Васю. Ника даже глаза прикрыла.

— Это болезнь какая-то.

— А что? — Кирилл к жене повернулся. — Ника, я не то имел в виду. Бар, боулинг...

— Тренажёрный зал, — подхватил Генка.

— Сауна, пиво и девки, — подхватили со смехом за столом.

— Вот втроём туда жить и переедете.

— Под Москвой есть такое местечко. В отдалении, вокруг лес, рядом река. Конюшни.

— Репино, — кивнул Филин, наблюдая, как жена подкладывает ему на тарелку ещё мяса. Рука Ники замерла над его тарелкой, а подозрительный взгляд остановился на лице Кирилла.

— А ты откуда знаешь?

— Враги рассказали, — сказал Генка.

Вася взглянула на него с укором.

— Гена, ты можешь хоть раз промолчать?

— Вась, я просто ответил.

— А Ника не у тебя спрашивала. Ты чей муж?

Завьялов вздохнул.

— Твой.

— Вот, отвечай на мои вопросы. Что ты знаешь про Репино?

Крис выпил вина и взмахнул рукой.

— Я вас не совсем понимаю, но мне нравится. — Он посмотрел прямо на меня через стол. — Они смешные, да? Я их за это люблю.

После его "люблю" Филин с Генкой переглянулись. Это было настолько выразительно и понятно всем, кроме Криса, что никто не рискнул рассмеяться.

— Вася, что у вас с московской квартирой?

Василиса отложила вилку и нож и выразительно вздохнула. Руку на плечо мужа положила.

— Гена, а что у нас с московской квартирой?

— А что с ней? Стены есть, окна есть...

— Двери есть, — рассмеялся кто-то.

— Да. Вася дизайнера нашла, я ремонтную бригаду.РеРР

Как тёща и говорит: совместными усилиями, рука об руку, в светлое будущее.

— Да, — проговорила Ника в сторонку, — не уберёг меня Господь от такого вот зятя.

Генка ухмыльнулся, вина глотнул. А я краем глаза наблюдала за тем, как Филин жене в глаза заглядывает, едва заметив, что она нахмурилась. А Ника едва заметно живот поглаживала.

— Но я всё равно надеюсь переехать в Москву к Новому году, — сказала Вася. — Мы и так планировали это сделать ещё весной.

— А ты хочешь переехать? — спросила я.

Вася молчала, в задумчивости обводила пальцем край бокала, а вот Филин недовольно хмыкнул.

— Хочет она, хочет. Спит и видит, как от отцовского присмотра сбежать.

— Папа, ну зачем ты так говоришь? Я, может, и не хотела бы, но с другой стороны, мы это изначально планировали. И эта езда через неделю-две, тоже ничего хорошего.

— Кирилл, они там нужны, сам понимаешь. Рулить бизнесом в столице отсюда невозможно.

— К тому же, надо доучиться.

— И ребёнку полезно осесть на одном месте.

Вася кивнула, соглашаясь. Ладонью по плечу мужа поводила.

— А вот Криса нам надо женить.

— Меня? Опять?

— Ты не был женат.

— Был, был. Только... как это говорится? Не настоящее.

— Метод проб и ошибок.

— Тебе надо русскую жену.

— Вы меня не знакомите со свободными девушками. А с кем знакомите, на тех потом сами и женитесь.

За столом засмеялись.

По лестнице бегом Ванька спустился, я оглянулась на него, когда мальчик мимо проходил, а он к родителям подошёл и навалился на спинку отцовского стула.

— Я не хочу есть наверху.

— Ещё бы, взрослый мужик, и в детской есть, — сказали за столом.

Ника сыну улыбнулась, одёрнула ему футболку немного суетливым материнским жестом, а Ваня присел на свободный стул рядом с отцом. Ника наклонилась к сыну, зашептала ему, чтобы поел рыбу, а Кирилл сыну на тарелку мясо положил. Ника глаза закатила, но спорить не стала. Вася же перегнулась через мужа, чтобы на брата посмотреть.

— Вань, Ева спит?

— Ей няня читает. — Ванька поморщился. — Про "Теремок".

Кирилл усмехнулся, сына по волосам потрепал.

— Ваня всё больше на тебя, Кирилл, похож.

Филин снова на сына посмотрел, тот на обсуждения взрослых не отвлекался, ел, и только головой качнул, отказываясь, когда Ника ему салат предложила.

— А как возражал, я помню. — Крис уличающе погрозил Филину пальцем.

— Я? — Кирилл брови вздёрнул. — По поводу?

— По тому самому. Я помню.

— Поделись, Крис, — попросил Емельянов. — Очень интересно.

— Чего тебе интересно? — Филин исподтишка ему кулак показал. — Сам женись, а потом я тебя попрошу поделиться опытом.

— Кстати, да. — Ника повернулась к нам. — Я думала, что вы с датой определились.

Я молчала, боясь на Сашку посмотреть. И тот жевать перестал, завис, и только глаза на всех таращил.

— Мы? Когда?

Ника руками развела.

— Ты меня спрашиваешь?

— Сань, ты женишься? Наконец-то.

Емельянову даже руку кто-то через стол протянул.

— Поздравляю.

На рукопожатие Сашка ответил, но выглядел ошарашенным. Я же силилась улыбаться, чувствуя, и смущение, и предательскую тоску, понимая, что у Емельянова на лице отыскивать хотя бы тень радости, бессмысленно. И было стыдно оттого, что люди это видят, наверняка, понимают, что он пытается выкрутиться из щекотливого положения, а я рядом сижу... и улыбаюсь. Мне вот это надо?

Решила пояснить:

— Мы ещё ничего не выбирали. Раздумываем.

Сашка рядом сдавленно кашлянул, на стуле откинулся, а рука снова оказалась на спинке моего стула. Изображал спокойствие.

— Куда он денется, — хмыкнул Завьялов. — Влюбится и женится. У Тани папа — кремень.

Я заметила, как Филин загадочно улыбнулся, но улыбка, как появилась, так и исчезла, словно тень. Я даже всерьёз задуматься об этом не успела.

А вот Емельянов на дружка красноречиво глянул.

— Помолчал бы ты, умник.

Ванька отодвинул от себя тарелку, выпил сока и поинтересовался:

— Свадьба будет? Я люблю свадьбы!

— Вот, даже ребёнок требует праздника.

— А путешествовать... как это по-русски?

— Свадебное путешествие, Крис.

— Вот, я приглашаю вас к себе на виноградники. Сначала Париж, потом неделя в замке, а затем виноградники. Будете счастливы, сытые и пьяны.

— Мне тоже захотелось в свадебное путешествие, — сказала Вася. — И на виноградники мы так и не съездили, Гена!

Тот меланхолично кивнул, доел мясо и допил вино.

У меня от вынужденной улыбки скулы начало сводить. И чувствовала, как Сашка нервно барабанит пальцами по спинке стула.

— А я думала, что вы с твоими родителями, Таня, встретились куда продуктивнее, — сказала Ника.

— Это было первое знакомство. Как-то странно было бы обсуждать свадьбу.

— Это правильно, торопиться не нужно, — кивнул Филин. — К свадьбе надо готовиться всерьёз.

— Это как Филины привыкли? Останавливая на полдня движение в центре города?

— Неправда, — воскликнула Ника. — Мы ничего не останавливали! У нас с Кириллом была скромная свадьба.

— Ага. Я помню.

— Скромная, — настаивала Вероника. — Это вот на Васиной, да. Кирилл душу отвёл.

— Интересно, я единственную дочь замуж выдавал. — Пальцем по столу постучал. — Первый раз и на всю жизнь.

Завьялов сделал вид, что подавился. Вася ему подыграла и похлопала любимого ладошкой по широкой спине.

— Так что, Сань, гулять будем на весь город.

— И на пол Москвы, — подсказали за столом.

— А мы всем рады. Благо, есть, где принять.

Емельянов укоризненно глянул на Кирилла.

— Хватит вам, планы строить.

— А что? — Ника на меня посмотрела. — Думаю, "Три пескаря" в этот раз не подойдут, нужно думать о Таниных родителях. Зато у нас есть банкетный зал в гостинице. Триста человек вполне поместится.

Сашка рот открыл.

— Триста? Ника, ты чего?!

— А ты думаешь, будет меньше?

Я осторожно повела плечами, незаметно для других от Сашки отодвигаясь.

— Он никак не думает, Ника.

— А ему и не надо, — успокоила Вася. С Емельяновым взглядом встретилась и деловито продолжила: — Саша, ну ты должен понимать, что жениться в кинотеатре — это странно даже для тебя. "Лекадия" — хороший ресторан, но не для свадьбы.

Сашка на спинку стула навалился.

— Вы всё уже решили. Замечательно. Даже поздравить вас захотелось.

Я старательно разглядывала шторы на окнах, чувствовала руку Емельянова за своей спиной, и она казалась мне очень горячей. Нестерпимо горячей, настолько, что я в какой-то момент не выдержала и из-за стола встала.

— Извините.

— Тань! — Вася тоже вскочила, а проходя мимо Емельянова, врезала ему по плечу. — Что ж ты за идиот такой?

Я остановилась только на крыльце и то, только потому, что знала — Вася за мной бежит. Попыталась дыхание перевести. Но от Василисы отвернулась, быстренько смахнула слёзы, и тут же подбородок задрала, изображая каменное спокойствие.

— Тань, ну, прости. Не надо было затевать этот разговор.

— Разве дело в разговоре? По-моему, дело в нём.

Василиса остановилась рядом со мной, руки на груди сложила.

— И это тоже. Но это же Сашка, он иногда ведёт себя по-идиотски. Тебе ли не знать?

Я только кивнула, сказать мне было нечего.

Вася взяла меня за руку.

— Вот посмотришь, эта дурь у него пройдёт. Поверь человеку, который подобную дурь пережил. И Ника пережила. Надо только немного потерпеть.

Я снова кивнула. Обсуждать это снова и снова желания у меня не было. Да к тому же Емельянов появился. Из дома вышел, сначала на меня посмотрел, пытливо, потом на Васю.

— Мы домой пойдём, — сказал он ей. — Извини, что так вышло.

— Не у той прощения просишь, — ответила она, и не упустила возможности ещё разок Емельянова стукнуть. А потом и кулак показала, думала, что я не вижу. Я видела, но у меня была странная апатия. Я, на самом деле, хотела домой.

— Пойдём домой, — осторожно сказал мне Сашка.

Я направилась по дорожке к калитке, Емельянов шёл рядом и меня разглядывал.

— Тань, ты злишься? — спросил он через какое-то время.

— Нет.

— Нет?

— Нет.

Мы вошли на территорию его дома, тоже через калитку, у Емельянова охраны не было и в помине, территория куда меньше, чем у Филинов, то есть и стесняться некого. И поэтому я туфли с ног скинула, они полетели на газон, а я по прохладной траве пошла к дому.

— Тань!

Я повернулась к нему, взлетев по ступенькам крыльца.

— Ты хоть понимаешь, как ты меня унизил? Перед всеми.

— Я не хотел.

— Ты не хотел? А чего ты хотел? — Я со злостью дёрнула бретельку платья. — Ты вот этого хотел! Ты хотел, как они все, чтобы ты не хуже, чтобы женщина рядом с тобой за твои деньги заработанные сияла. Я тебе для этого нужна? Это любовь твоя? Тогда найди себе манекен! Они, Саша, все с жёнами сидят. А я кто? Выставочный экспонат? Ты едва ли не отмахиваться принялся, как только о свадьбе заговорили.

— Мы с тобой это обсуждали.

Я ткнула его пальцем в грудь.

— Мы с тобой это обсуждали. И это наше с тобой дело. И это не значит, что меня можно унижать перед всеми. Не надо всем показывать, насколько тебе противна одна мысль о том, чтобы жениться на мне. Если тебе нечего было сказать, сидел бы и улыбался. Как я делала! Или ты думаешь, мне всё это нравилось? Смотреть людям в глаза и притворяться счастливой? А я это делаю, каждый раз я это делаю. Лишь бы Сашенька не беспокоился! Ведь его так тревожат эти разговоры!

— Таня, успокойся.

— Да не могу я успокоиться! Зачем мы туда пошли? Это не будничный ужин, и ты это знал! Если я не жена, то не надо приглашать меня на семейные ужины! Приглашай меня в кинотеатры и в клубы! Туда с жёнами не ходят!

Я в дом вошла и дверью хлопнула, прямо перед Сашкиным носом. Он невольно отшатнулся, но потом дверь открыл и тоже вошёл. Я же по лестнице на второй этаж бегом поднялась, торопилась дверь в спальню закрыть, чтобы Емельянов уже через полминуты меня не догнал. Дверь закрыла и привалилась к ней спиной. Слёзы вытерла, дышала тяжёло, надеясь, что смогу справиться с собой и не разрыдаться. Потом подошла к шкафу, необходимо было переодеться. Емельянов в комнату вошёл, когда я платье пинком в угол комнаты откинула и достала из шкафа джинсы. Я искоса на него глянула, джинсы застегнула и достала с полки лёгкий свитер, потом туфли вынула. Сашка нахмурился.

— Куда ты собираешься?

— В город.

Он поморщился.

— Тань.

— Я уже однажды совершила эту ошибку. Осталась. Надо было уехать, а я осталась. Больше не могу.

— Чего не можешь? — чрезвычайно заинтересовался он.

— Жить с тобой не могу!

— А-а.

Это его "а-а" меня не на шутку взбесило. Я даже огляделась, желая чем-нибудь в него швырнуть, но потом решила, что это неправильно. Да, я расстроена, да, я не в себе, возможно, у меня нервный срыв или истерика, но это не значит, что нужно превращаться в законченную истеричку. Поэтому я сунула ноги в туфли без каблука, покидала в сумку документы и личные вещи, и вот тут замешкалась, не зная, как Емельянова обойти так, чтобы его не коснуться. Руки опустились, слёзы снова потекли, и в груди стало невероятно больно. Словно, меня насквозь стрелой пронзили. Сашка смотрел на меня, внимательно и задумчиво, потом рискнул ко мне руку протянуть.

— Тань, прости.

У меня вырвался судорожный вдох, и я отшатнулась от его руки.

— Ты это уже говорил. Сколько ещё раз скажешь?

Он молчал, и я осторожно, бочком, его обогнула. А как только поняла, что он меня останавливать не собирается, кинулась вниз по лестнице. Сама уже не понимала, от кого так бегу — от себя или от него. Но был ещё третий вариант, от глубокой обиды.

14.

Еще в такси, по дороге в город, я успела покаяться в том, что так поступила. Явно погорячилась. Мне было жаль — и себя, и Сашку, и свои чувства, они ведь не исчезли в ту минуту, когда я вышла за порог дома Емельянова. Они не исчезли, и теперь терзали меня, накрывая всё новой и новой волной сомнений. Права ли? Стоило ли так реагировать? Обижаться так сильно? Может, и не стоило. Но можно сколько угодно говорить себе, что погорячилась, но обида из души не уходила. Уже давно не уходила, я просто пыталась её не замечать. И дело было совсем не в том, что я до одури хотела замуж, а Сашка артачился. И он не делал мне это назло, нет, у него была причина, которую он мне объяснить не желал. От него можно было услышать лишь одно: тебе мало, что я тебя люблю? Мне не было мало, но я чувствовала, что это лишь часть правды, а от того, что он скрывает, Емельянов меня старательно отталкивает. От своей души, от сердца, от мыслей. И сам собой напрашивался вопрос: так какой частью своего "я", он меня любит? Физической и всё? Вот этого мне точно мало. И я не могу ничего с этим поделать, отделаться от сомнений и тягостного ожидания окончания нашей пьесы. Тем более, с такими унизительно-трагическими сценами, когда мы, между собой не разобравшись, готовы развлекать посторонних людей.

В общем, может, и к лучшему, что уехала. Нам обоим пойдёт на пользу обдумать всё наедине с собой, а не притворяться завтра утром, что ничего особенного не случилось. Это начинает входить в привычку, и меня это беспокоит.

Дашки дома не оказалось, что не могло меня не порадовать. Сестра точно принялась бы задавать вопросы, а то и злорадствовать, а отражать её атаки у меня не было ни настроения, ни сил. Я прошла по тёмной квартире, даже не подумав включить свет. В гостиной неожиданно натолкнулась на кресло, и едва не разревелась из-за этого. Я от собственной квартиры успела отвыкнуть, какой-то частью души успев прикипеть к новому дому. А теперь вот вспомнила, что он вовсе и не мой. На всякий случай проверила телефон: Сашка не звонил. Ещё один гвоздь в ящик моих надежд. Хотя, я допускала, что он тоже зол и растерян. Но позвонить мог бы.

Но не позвонил.

— Сама себе кажусь дурой мнительной, — призналась я Ленке следующим утром. Спала этой ночью плохо, проснулась ни свет ни заря, и решила, что можно позвонить сестрице в Москву. Ей на работу к девяти, так что в половине восьмого, она точно на ногах.

— Знаешь, вообще-то, имеешь право. А Сашка — гад.

— Гад, — согласилась я, правда, без всякого воодушевления.

— После такого все порядочные люди женятся.

— После какого "такого"? — не поняла я.

— Совместного проживания, Таня! Ты ведь с ним жила?

— Жила. Но не скажу, что долго.

— Это неважно, — сказала, как отрезала Ленка. — Постель ему стелила? Супы варила? А он неблагодарный! Хочешь, позвоню ему и это скажу?

Я за долю секунды смогла представить себе этот разговор, и в ужасе выпалила:

— Не хочу!

— Я за тебя заступлюсь, — настаивала развоевавшаяся сестрица.

— Спасибо, Леночка, но не надо. Я хочу сама...

— Что?

— Доказать ему, что всё могу сама. Дашка ведь права: все в городе считают, что мне достался проект только потому, что я с Емельяновым сплю. — Я подумала и исправилась: — Спала.

— Кто так думает?

— Да все! И Вовка, и Дашка, и мои бывшие сокурсники.

— Таня, они дураки, — убеждённо заявила Ленка. Но мне пришлось возразить:

— У дураков тоже есть мнение, Лена.

— Правда?

Но надо сказать, что я улыбнулась, сестра смогла этого добиться. И поэтому, когда из комнаты вышла, чувствовала себя увереннее и спокойнее. Дашка была дома, но дверь в её спальню была закрыта, зато в прихожей валялись туфли и сумочка, прямо на полу. Сумку я подняла и положила на тумбочку, а туфли ногой сдвинула к стене. Если честно, когда нам с сестрой приходилось жить под одной крышей, то у меня быстро появлялось ощущение, что я живу рядом с пятнадцатилетним подростком. Который не обременён никакими обязанностями и правилами распорядка. Дашке точно нужно замуж за олигарха, чтобы тот оплачивал наёмную прислугу, которая ходила бы за моей сестрой по пятам, и за ней прибирала.

Правда, в некоторый ступор меня привело наличие мужской обуви, брошенной прямо у порога. Я пару секунд разглядывала мокасины шоколадного цвета, явно новые, дорогие, после чего негромко хмыкнула, но решила, что это совершенно не моё дело. Прошла на кухню и включила чайник. Следующие минуты мой взгляд метался от телефона к мокасинам и обратно. Я раздумывала, не позвонить ли Емельянову, и отвлекалась на то, кого в родительскую квартиру этой ночью занесло. Точнее, кого Дашка привела. Что с перспективами?

Но спрашивать я об этом не стала, даже когда сестра на кухне появилась. Я только успела сделать себе бутерброд и присесть за стол, как она появилась. Остановилась в дверях, хмуро меня разглядывая, после чего зевнула.

— Ты.

— Я.

— Ты ночевала, что ли?

Мне отвечать не хотелось, поэтому попробовала от прямого ответа уйти. Дула на горячий чай, а сама украдкой погладывала на Дашку. Та стояла передо мной в шёлковой пижамке и потягивалась. А мне вдруг припомнилось наше с ней детство. Дашка вот также появлялась по утрам на кухне, в красивых ночнушках, в простецких футболках она никогда не спала, и принималась потягиваться и зевать. А если родители были дома, то её тут же обцеловывали и гладили по волосам. И со мной так было, и это казалось обычным и привычным, просто я очень давно об этом не вспоминала. Давно не жила с родителями, с сестрой, давно не была ребёнком. А когда вспоминалось, на душе становилось тяжело.

И хотелось продолжения. Но в детство не вернёшься, и поэтому я хотела ребёнка. Хотела семью, свой дом и любимого мужа.

Стало грустно, и от Дашки я отвернулась. Не сдержала вздоха, а сестра заметила и спросила:

— Что случилось?

— Ничего.

— Как ничего? Ты сидишь у меня на кухне и ноешь.

Я на стуле развернулась.

— Я не ною. Это, во-первых. А во-вторых, с каких это пор эта кухня твоя?

Дашка налила себе сок из графина, а на меня рукой махнула.

— Ладно, не начинай. Я не могу сейчас с тобой спорить, у меня голова ещё плохо работает.

— Даша, кто у тебя в спальне?

Сестра глаза на меня вытаращила.

— А ты почему меня об этом спрашиваешь?

— Потому что у нас в доме чужой человек!

— Помнится, когда я Саню в трусах в нашем доме застукала, ты не горела желанием мне объяснять кто это.

Я обиделась и отвернулась от неё. Откусила от бутерброда, хотя аппетита совершенно не было. А Дашка меня рассматривала, потом спросила:

— Вы поругались?

Я заставила себя разжать зубы.

— Немного.

— И ты уехала среди ночи в город? — Я молчала, что было расценено, как подтверждение. Дашка сок допила, поставила пустой стакан на стол и головой качнула. — Ты дура, Танька.

— Да? — воскликнула я. — Дура? А я, знаешь ли, не могу затоптать свою гордость ради денег!

— То есть, я могу?

Отвечать я не стала, да и не успела бы, потому что из коридора послышалось:

— Дашунчик! — Я глаза закатила и снова подула на чай. Который уже успел остыть.

На пороге кухни возник молодой человек приятной наружности, лет тридцати, тёмненький, с обильной порослью на голой груди. Я на его грудь уставилась, после чего захотелось ещё раз вздохнуть. А гость улыбнулся, разглядывая нас.

— О, девочки, привет.

Я из-за стола поднялась.

— Я еду на работу, — оповестила я сестру.

— А знакомиться не будем?

Я увернулась от руки и улыбки навязчивого молодого человека. Даша его поведение тоже не оценила, и одёрнула:

— Гоша, отстань от моей сестры.

— А это твоя сестра? Круто.

— Чем это? — это я услышала уже из коридора.

— Ну, она блондинка, ты брюнетка... — Голос парня звучал достаточно игриво. А вот Дашка фыркнула.

— У тебя мысли только об одном!

Сашка не звонил. Я приехала в туристический центр, про себя даже порадовалась, что сегодня не встречусь ни с Никой, ни с Васей. Разговаривать по душам, выслушивать советы, да даже если и сочувствие, у меня сегодня желания не было. Я закрылась в маленьком кабинетике, который мне выделили для работы, можно сказать, что с головой зарылась в каталоги, предоставляемые поставщиками, и честно постаралась ни о чём не думать, хотя бы в течение часа. Не думать о Емельянове, не думать о молчащем телефоне и буквально заставляла себя не размышлять всерьёз о том, что же случилось вчера вечером. Это было страшно, и чем больше времени проходило в тишине и молчании, тем страшнее мне становилось.

К тому же, в этот день мне помогло встретиться с Вовкой. Признаться, я уже давно о нём не вспоминала, совершенно оторвалась оттого, что меня же ещё совсем недавно беспокоило и чем я жила, о ком страдала и плакала. И поэтому эта встреча меня не на шутку впечатлила. Мы столкнулись на улице, и удивились этой встрече все. Вовка был не один, с женой, и я, ошарашенная и сбитая с толку, уставилась на неё, именно на неё, беременную, не сразу подумав о том, что веду себя странно.

— Таня, привет. — Вовкин голос прозвучал несколько неуверенно, он покосился на жену, а я опомнилась, и глаза от её заметно округлившегося живота отвела. Выдала бодрую улыбку.

— Привет. — Я, честно, собиралась протиснуться мимо них, бочком, чтобы не доставлять Вовке возможных неприятностей, Олеся довольной встречей со мной совсем не выглядела. Но он сам обернулся мне вслед и полюбопытствовал:

— Как дела? Как работа?

Конечно, его больше интересовало, как работа в центре продвигается, чем моё благополучие, но это всё равно было проявлением интереса, и ответить я постаралась вежливо. Остановилась, снова повернулась к ним и нацепила на лицо улыбку.

— Потихоньку. Но, главное, движемся вперёд. На месте не стоим.

— Придираются сильно?

— Не придираются, Вова, а участвуют в процессе. В конце концов, это детище Филинов. Они всё хотят знать и в принятии всех решений участвовать.

Олеся меня разглядывала, но я заметила, что мужа под руку уцепила покрепче.

— Я бы так работать не смогла, — сказала она в итоге. — Когда за каждым шагом следят. Мне нужна свобода выражения, а не пригляд постоянный.

Я смерила её внимательным взглядом.

— Свобода выражения хороша при оформлении кафе, а здесь слишком многое надо учитывать. Желания заказчика, удобство посетителей, совершенно разноплановых, взаимодействие всех систем и персонала. Здесь уже не до полёта фантазии. — Я на Вовку посмотрела, и совершенно искренне призналась, именно ему: — У меня такое чувство, что я опять диплом пишу.

Он улыбнулся. Вполне искренне, а мне приятно стало. Всё-таки мы с Вовкой люди далеко не чужие, а так давно не говорили, не обменивались мнениями, как привыкли за много лет, да и просто друг другу не улыбались.

— Значит, у тебя всё хорошо? — спросил он.

Я пожала плечами, не зная, что сказать, а следом за этим потеряла к разговору всякий интерес. А всё потому, что вдруг заметила неподалёку от своего подъезда машину Емельянова. Сердце в груди сделало кульбит, а мозг тут же переключился с досужего разговора на насущные проблемы.

— Мне нужно идти, — проговорила я рассеянно.

— Тань, всё хорошо?

Я на Вовку не глядя рукой махнула и поспешила к подъезду.

Когда я открыла дверь в квартиру, поняла, что у меня ладони потные, от волнения. Вошла в прихожую и прислушалась. У Сашки ключей от родительской квартиры не было, значит, его должен был кто-то впустить. И что-то мне подсказывало, что этот "кто-то" Дашка. С кухни до меня доносился тихий разговор, но настолько тихий, что даже подозрительно. Я аккуратно дверь прикрыла и прошла на кухню. Остановилась, глядя на сестру и Емельянова. Тот выглядел невесёлым, что для Сашки уже странно, но в последнее время становится привычным делом. Он сидел, навалившись на стол, жевал баранку и пил чай. Видимо, ничего другого Дашка ему предложить не смогла. Может, он ещё из-за этого грустил? Но то, что они о чём-то негромко переговаривались, меня всерьёз обеспокоило. Правда, моё появление было замечено сразу, Емельянов, кажется, тоже насторожился, и даже шею вытянул, приглядываясь ко мне. А вот Дашка независимо вздёрнула подбородок.

— Наконец-то, — сказала она. — Мы тебя уже сорок минут ждём.

Сорок минут? О чём они говорят сорок минут?

— Могли бы позвонить. — Я остановила внимательный взгляд на Емельянове, кивнула ему. — Вкусно?

Я спросила его, а обиделась Дашка.

— У нас больше ничего нет!

— Чему я совсем не удивляюсь.

Сашка отодвинул от себя чашку.

— Тань, я хочу поговорить.

Я молчала, затем перевела выразительный взгляд на сестру. Та, старательно маскируя своё нежелание уходить под покладистость, из-за стола поднялась.

— Ладно, пойду к себе. — Кинула на Сашку выразительный взгляд. — Если что — кричи.

— Даша, — возмутилась я.

Сестра лишь плечиком пожала, но с кухни, наконец, убралась. А мне очень захотелось присесть на её место, напротив Сашки и взять его за руку. Но я себе в этом отказала. Даже руки пришлось сцепить. Стояла и ждала, что он мне скажет. Емельянов молчал, то ли с мыслями собирался, то ли наоборот успокаивался, но в какой-то момент глянул на меня исподлобья и спросил:

— Может, ты сядешь?

Я села, но лучше никому от этого не стало, теперь мы напоминали двух переговорщиков. За столом, в ожидании, руки нервно сцеплены, по крайней мере, у меня.

— Я думал позвонить тебе утром, но потом решил, что по телефону мы ничего не решим. То, что вчера произошло... Я хотел прощения попросить. Я неправильно себя вёл.

— Дело не в моём прощении, Саша.

— Я знаю. И мне очень жаль.

— Чего тебе жаль? — не поняла я.

— Что я тебя разочаровываю. — Он смотрел на меня в упор. — Это ведь так?

— Нет.

— Перестань. Мы взрослые люди.

Я смотрела на чашку, что перед ним стояла, а от Сашкиного тона у меня исчезали последние надежды. Каким-то безысходным мне казался его тон, и то, что он даже попытки не делал ко мне прикоснуться, и не улыбался. Печальный Емельянов — это ещё та картина.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Наверное, то, что я тебя люблю.

Я осторожно выдохнула, нисколько не приободрившись от его слов.

— Но у меня ведь нет права ставить тебя перед выбором. Я не думал, что у нас с тобой всё так всерьёз будет. Что я захочу тебя всю. — Он всё-таки протянул руку через стол и сжал мои пальцы. Погладил гладкий камень на перстне.

Я же головой качнула.

— Ты не хочешь меня всю. Ты хочешь меня для себя.

Сашка голову опустил.

— Ты права. Я бы очень хотел, чтобы ты вернулась в Яблоневку. — Емельянов сделал паузу. — И чтобы всё стало, как раньше. Месяц назад, два. Но я понимаю, что это невозможно, именно потому, что это ты. И это то, что я в тебе люблю. Но я не знаю, что с этим делать, Тань. Я, правда, думал, что нам будет лучше не зацикливаться на формальностях. Что нам и без того хорошо. Ведь было хорошо!

— Нельзя прожить жизнь в сплошном "хорошо" и не думая о будущем.

— Да. Теперь я это понимаю. Когда пришёл в дом твоих родителей, посмотрел на тебя... как на дочь, я это понял. И понял, чего ты хочешь от жизни.

Я освободила свою руку.

— Ты этого не хочешь?

— Таня, дело не в этом. — Сашка криво усмехнулся. — Я просто для этого не гожусь. И не смотри на меня так, ты это знаешь. И я знаю это. Я не юнец, в моей жизни многое было. И у меня никогда не получалось.

— Саша, в том и дело, что ты уже не юнец.

— Да. И в моём возрасте разочаровывать любимую женщину ещё хуже. Наблюдать это, понимать, что делаешь всё не так... — Емельянов поднялся и отвернулся от меня. — А ты разочаруешься. Я знаю. Потому что знаю себя.

— То есть, ты считаешь, что лучше всё это предотвратить? — Я сама не понимала, чего в моих словах больше — горечи или возмущения. Сжала руку в кулак и поводила им по гладкой поверхности стола. — Какая-то трусливая позиция, тебе не кажется?

Сашка повернулся ко мне, хмурился и недовольно морщился.

— Я не хочу предотвращать.

Я посмотрела ему в глаза, надо сказать, что в этот момент была переполнена возмущением.

— Но ты ведь меня бросаешь!

— Нет!

— Боже, Саша, ты сам себя не понимаешь!

— Ты мне вчера сказала, что не хочешь со мной жить! Об этом я тебе говорю! Что ты уже приняла решение, что тебя не устраивает наша жизнь!

— Я просто хочу, чтобы у нашей с тобой общей жизни было какое-то продолжение, Саша! А не только борщи, голубцы и чай с дурацкими баранками!

— Не кричи, — попросил он неожиданно тихо.

Кричать я перестала, вместо этого очень чётко и внятно произнесла:

— Всё, что ты мне сейчас сказал — это полная ерунда. Нельзя любить человека, хотеть с ним жить, и не думать о будущем. Так не бывает. Нельзя мечтать избавиться от ответственности, но при этом говорить, что любишь!

— Я не хочу ставить тебя перед выбором. Не хочу, чтобы ты выбирала. Точнее, хочу, но права на это не имею.

— И поэтому — что? Продолжай. Просто скажи это! Мы расстаёмся.

Емельянов руки в бока упёр, смотрел в сторону и молчал.

— Что ты мне предлагаешь сделать? Схватить тебя в охапку и увезти в Яблоневку? Или соврать, чтобы ты поехала сама? — Он руками развёл. — Я не знаю, что выбрать. Мы подошли к той точке, в которой наши взгляды на жизнь расходятся. И я, правда, не хочу видеть, как ты разочаровываешься во мне день за днём. Что ждёшь чего-то, до чего я не могу додуматься. — Он максимально понизил голос. — Таня, я не хочу детей. А ты хочешь. Ты хочешь семью, как у твоих родителей. Но я не подходящий человек.

Мне пришлось встать и повернуться к Сашке спиной. И только тогда я решилась поднять руку и вытереть слезы. Очень аккуратно, вытерла и тут же вздёрнула нос. Сглотнула. С трудом, и все слова в горле комом встали. Да ещё Сашка подошёл, руки мне на плечи положил, и вместе с его ладонями, на меня будто груз столетних печалей опустился. А потом он и вовсе меня обнял, жарко и безысходно подышал мне в ухо.

— Я в Москву собрался. До конца недели буду там. Если не хочешь с сестрой жить, поезжай в Яблоневку.

— Что мне там делать без тебя?

Он волосы мои пригладил.

— А что мне там делать без тебя?

Я руки его оттолкнула, от Сашки отошла.

— Ты пытаешься меня разжалобить?

— А получается?

Я к стене спиной прижалась, на Сашку посмотрела.

— Не очень, — призналась я. — Особенно, после всего услышанного до этого.

— Но разве я не прав?

Я зажмурилась вместо ответа. А Емельянов подошёл, остановился рядом, а затем ещё и наклонился ко мне, носом ткнувшись мне в висок. Я тут же покрылась мурашками от его дыхания.

— Тань.

Я поторопилась отодвинуться от него.

— Может, ты и прав. Уезжай.

Он чертыхнулся еле слышно, и тон тут же стал недовольным.

— Таня, я не уезжаю. Я еду по делам. Это разные вещи! А ты ведёшь себя так, будто я от тебя сбежать тороплюсь.

— Это так выглядит.

— Неправда. Я просто хочу, чтобы ты... чтобы мы... — Он запутался и рукой взмахнул в досаде.

В общем, это "чтобы ты", "чтобы мы" ни к чему не привело, и никакой ясности в окончание нашего разговора не внесло. Сашка ушёл, только глянул на меня напоследок с явным сожалением, и, встретив этот взгляд, я ещё больше убедилась в том, что ничего хорошего меня, то есть, нас с ним в дальнейшем не ждёт. Емельянов из квартиры вышел, а я так и стояла у стеночки, и чувствовала себя жутко несчастной. До боли в глазах всматривалась в узор на обоях, потом зажмурилась.

— И что это было?

Я глаза открыла, на сестру посмотрела. Дашка на самом деле смотрела на меня с непониманием.

Я носом шмыгнула.

— Ничего.

— Сашка смывается?

— Тебе какое дело? — разозлилась я.

— Как какое? А мои пробы?

— Я не понимаю, как ты умудряешься в любой ситуации думать о себе? — поразилась я. Мимо сестры прошла и скрылась в спальне. Дверью хлопнула. Провела минуту в тишине, сидя на кровати и вцепившись пальцами в покрывало, и тогда уже заревела. Тихо и безнадёжно. Потом в какой-то момент к окну метнулась, выглянула, но Сашкиной машины уже не было. Он уехал, и это показалось катастрофой.

Дашка ходила по квартире и фыркала. Посматривала на меня искоса и фыркала.

— Ты прекратишь или нет? — не выдержала я в какой-то момент.

— А что я делаю? Я ничего не говорю!

Она тоже самое и родителям сказала, когда те решили нас навестить в городской квартире через несколько дней. Но я подозревала, что это был не просто родительский визит, скорее всего сестра им рассказала о трагедии, что произошла в моей личной жизни, то есть, о том, что она в очередной раз рухнула, и на этот раз треск был ещё более оглушительный, чем после расставания с Вовкой. Хотя, казалось бы, куда оглушительнее, да? Емельянов не бросал меня ради другой, любимой и беременной, не собирался жениться, и, наверное, это не должно было казаться таким сильным предательством, но казалось. По крайней мере, мне было больно и обидно, и я даже пришла к выводу, что переживаю сильнее, чем с Вовкой. Тогда меня сильно обидели, а с Сашкой всё было безысходно. И даже обижаться, по здравым размышлениям, было глупо. Емельянов же ничего не сделал. Он так думал, так чувствовал, и ничего не мог с собой поделать. Как и я с собой. Вот как тут было не впасть в то самое отчаяние? Я впала, но старательно его в себе прятала. А окружающим, а в первую очередь родителям, улыбалась.

— Танюш, ты как себя чувствуешь? — Папа мне руки на плечи положил, поцеловал меня в лоб, как маленькую. Я аккуратно попыталась из его рук вывернуться, папины поцелуи вызывали лишь комок в горле.

— У меня всё хорошо, папа.

— А будет ещё лучше,— бодро заметила мама, ловко выкладывая на тарелку яблочный пирог из кондитерской. Он был пышный, идеальной формы и от него исходил пряный аромат. Я взглянула на него с тоской и тихонько вздохнула. Я такой пирог всегда домой покупала, Сашка его очень любит. — Сейчас попьём чаю, — продолжала мама. Глянула на дочерей. — Садитесь за стол.

— Восемь вечера, а ты пирог режешь? — Дашка подбоченилась и решительно качнула головой. — Это без меня.

Отец недовольно крякнул.

— С ума ты сходишь со своими диетами. И так кожа да кости.

— Папа, ты ничего не понимаешь!

— Конечно, куда мне. — Он первым присел за стол и подал жене тарелочку под пирог.

— Даша, присядь за стол, — попросила та младшую дочь. — Давайте всей семьёй попьём чаю. Не хочешь пирога, съешь конфетку. Папа вкусные купил.

Дашка за стол села, на меня же кинула выразительный взгляд. Будто я была виновата во всём. А, между прочим, я сама не горела желанием обсуждать всей семьёй мои личные проблемы.

Мама улыбалась воодушевлённо. Когда все сели за стол, она обвела своё семейство внимательным взглядом, и вот тогда улыбнулась.

— Как приятно, когда мы все вместе.

— Да, такое не часто случается, — поддакнул папа, и я, на слух определив его солидарность с женой, посмотрела на него с подозрением.

Дашка же со скучающим видом разглядывала фантик от шоколадной конфеты.

— А у меня такое чувство, что состав нашего клуба по интересам никогда не поменяется.

— То есть?

— То есть, сбыть нас с Танькой с рук у вас получается плохо. Венец безбрачия семейный какой-то.

Я прищурилась.

— Даш, ты дура?

— Ты умная! — фыркнула сестра. — Особенно, в свете последних событий.

— Девочки, перестаньте, — каменным голосом потребовал отец.

— Никто не собирается вас сбывать, — поторопилась вмешаться мама. Кинула на меня быстрый взгляд. — Что, вообще, за разговоры? Замуж надо выходить по любви.

— А всех остальных по боку, — решительно закончил папа. И тоже посмотрел на меня. Я едва не взвыла.

— Я не хочу ничего слышать, — сказала я матери, когда мы вдвоём остались на кухне, чтобы помыть и убрать посуду. Дашке, конечно же, в голову не пришло помочь. — Я не хочу, чтобы мне задавали вопросы. И, вообще...

— Что вообще? — тут же переспросила мама. А на меня взглянула с сожалением. — Таня, это не конец света. Понимаю, что тяжело, ты привыкла к Саше, ты... его полюбила. Но что поделать?

— Вот именно, что сделать ничего нельзя, — поспешила согласиться я. — И поэтому обсуждать — бесполезно. Он уехал... Он всё решил, — это было произнести трудно. — Я это понимаю и принимаю. И дальше обсуждать не хочу. — Я бросила полотенце на стол. — В конце концов, кроме Филинов, у нас разный круг знакомств. Кто знает, может, мы и не встретимся больше?

— Таня, ну что ты говоришь?

— А что?

— Мне кажется, Саша тебя любит.

— Тебе кажется, мама. И ему кажется.

Емельянова не было больше недели. Я старалась не думать и не интересоваться, но это не всегда получалось. Потому что все были уверены, что это их обязанность, шёпотом докладывать мне новости. И если маме я сказала, что кроме семейства Филинов у нас с Сашкой общих знакомых практически нет, то за эту неделю выяснила, что их куда больше, чем я думала. И я этому открытию не обрадовалась.

— Я чувствую себя виноватой, — сказала мне Вася, когда я в один из вечеров оказалась в их доме. Она практически силком усадила меня в свою машину, когда мы покидали туристический центр, и привезла к ним в дом на ужин. Ужин был скорее символическим, мужчин дома не оказалось, а женщинам много ли нужно? Мы удовольствовались зелёным салатом и лёгким десертом из йогурта и фруктов. И больше времени уделили разговорам, чем еде. — Не нужно было заводить разговор про свадьбу.

— Никто не мог предположить, что Емельянов так отреагирует, — сказала Ника.

— Дело не в свадьбе, — в который уже раз сказала я. Я выловила из йогурта виноградину и разглядывала её.

— Он тебе ни разу не позвонил?

Я головой покачала. После чего призналась:

— Я и не ждала. Мы договорились не общаться, дать друг другу время.

Вася кинула на мачеху выразительный взгляд.

— Ненавижу это выражение: дать время. Обычно это время тратится впустую.

Я взмахнула рукой.

— Я устала всё это обсуждать. Мне уже всё равно. Ничего не получилось... Я наперёд знала, что ничего не выйдет. Это же Сашка. Я увидела его в самолёте и сразу всё про него поняла.

— А потом по глупости в него влюбилась, да?

Мне оставалось только плечами пожать.

В столовой появился Ванька, потянулся через стол к вазе с фруктами, взял краснобокую грушу. Ника следила за сыном взглядом, потом спросила:

— Ваня, ты почитал?

Мальчик замер, только успев откусить от груши. Секунда, и вот он уже с готовностью кивнул.

— Да, мам. Всё прочитал.

Ника недоверчиво прищурилась.

— Что ж, хорошо. Папа приедет, ты ему перескажешь всё, что прочитал.

Ванька жевал медленно, обдумывал.

— Зачем?

— Чтобы папа был в курсе твоего внеклассного чтения. Твоих стараний, успехов и желания учиться.

Вася усмехнулась. Поинтересовалась у брата:

— У тебя желание присутствует?

Ванька наморщил нос, а Василисе язык показал. За что тут же был одёрнут матерью.

— Ваня!

Он выдал страдальческий вздох.

— Мама, я всё прочитал, честно!

— Я рада, если ты сделал всё честно и подошёл к чтению серьёзно. Ты ведь помнишь, что папа говорил? К любому делу нужно подходить со всей серьёзностью. Если ты хочешь получить достойный результат.

— Я помню, — буркнул Ванька.

Мальчик ушёл в гостиную, сел на диван и обнял за шею, подбежавшую его пожалеть Фиму. Я обернулась на них, улыбнулась.

— Он такой милый, — сказала я Нике.

Та лишь кивнула, причём не особо воодушевлённо.

— Да, очень милый. Характером весь в Кирилла. Если чего-то не хочет, то заставить его невозможно. Кирилла это умиляет, особенно, когда ему в уши поют о том, как сын похож на него, а бороться с Ваней приходится мне. Поэтому я "плохой полицейский" в нашей семье.

— Не преувеличивай, — махнула на неё рукой Вася. — Всё будет нормально. Дети, вообще, не любят учиться.

— Я любила, — в лёгкой тоске проговорила я.

На меня странно посмотрели, а Вася даже переспросила:

— Правда?

Я кивнула. Поморщилась.

— Сашка этого тоже не понимает.

— Генка мне сказал, — понизив голос, проговорила Василиса, — что Емельянов у родителей задержался.

— Что это значит? — переспросила Ника, потому что я лишь хмуриться могла.

Вася легко пожала плечами.

— Да кто же поймёт. В каждой семье свои заморочки. Я только знаю, что Сашка с отцом в сложных отношениях. Никак они не найдут общий язык после того, как он из Москвы решил уехать. А раз он у них, значит, для этого есть основания. — Она быстро постучала костяшками пальцев по столу. — Надеюсь, ничего плохого.

— А... Гена с Сашкой разговаривал? — уточнила я.

— Вчера. Генка, конечно, тот ещё гад, никогда ничего просто так не расскажет, вот и вчера про родителей сказал, лишь бы я отстала.

— Прикрывает дружка, — сказала Ника.

— Всякое может быть. — Вася кинула взгляд на часы. — Я уже ничему не удивлюсь в исполнении своего благоверного.

— Почему?

Ника лишь усмехнулась после моего вопроса, на падчерицу весело посмотрела, но та не оценила.

— Это совершенно не смешно. Это, между прочим, главная проблема в нашей семье.

— Что случилось? — Я, честно, забеспокоилась. — Вы поругались?

— Ругань — это не проблема, Таня. Мы ругаемся через день, так было всегда. Наша проблема — это...

— Его мама, — с готовностью подсказала Ника.

— О, свекровь, — проговорила я. Василиса же лишь руками развела.

— Она меня ненавидит. Причём, именно ненавидит. Не терпит — это слишком мягко будет сказано.

— Успокойся, — сказала Ника, — ты ей отвечаешь тем же.

— Это ответная реакция! Если бы она дала мне понять, что готова хотя бы постараться наладить наши отношения, я бы стала самой лучшей невесткой. Правда. По крайней мере, постаралась бы. Ради Генки. Но она этого не хочет. И поэтому он мне врёт.

— В смысле, врёт? — переспросила я.

— Говорит, что идёт гулять с Евой, а сам везёт её к матери. И, наверное, уверен, что я об этом не догадываюсь. Интересно, что он будет делать, когда Ева говорить начнёт.

Ника улыбнулась.

— Он не так часто ребёнка к матери возит, думаю, Ева ничего не запомнит.

— Глупая ситуация.

— А ты не пробовала с ним ездить? — спросила я. — Контролировала бы всё.

— Пыталась. Но это трудно, Таня. Во-первых, Марина Петровна, во-вторых, Оксана, а в-третьих, Света. Которая всегда незримо присутствует при моём общении с родственниками. Кто-нибудь из них да ввернёт новость или сожаление по поводу того, как мы с Геной некрасиво поступили с девочкой. А она ведь такая милая!

Василиса едва не плевалась. Мы с Никой переглянулись. Да, воистину, у каждого свои проблемы и поводы для печалей и негодования.

За окнами послышался шорох шин по гравию, Ванька с дивана подскочил, кинулся к окну, и там уже подпрыгнул от радости. Обернулся на мать.

— Папа приехал!

Ника тоже поднялась, правда, приостановилась на секунду, ладонь на живот положила. А я улыбнулась, глядя на неё. Вася поймала мой взгляд, и негромко проговорила:

— Сашка — идиот.

На это я отвечать не стала, сказать мне было нечего, да и не хотелось. Повернулась, чтобы посмотреть на Филина, который зашёл в дом в компании с Крисом. Ванька повис у отца на руке, а тот поцеловал подошедшую жену.

— Как у нас дела?

— Что у нас за дела, если тебя дома нет? — пошутила Ника.

Кирилл усмехнулся, потом сына подхватил, отнёс того на диван, но Ванька тут же вскочил и на отца напрыгнул.

— Пап, я всё прочитал! А мама меня ругала.

— Что ж она тебя ругала, если ты всё прочитал?

— Ваня, не висни на отце, дай ему пиджак снять.

Я отвлеклась от семейной картины, улыбнулась, подошедшему Крису. Тот мило улыбался, сначала Васю в щёку поцеловал, потом меня за руку взял.

— Крис, давайте оставим этикет в покое, — попросила я, рассмеявшись, когда он вознамерился мне руку поцеловать.

— Татьяна, я так счастлив вас видеть.

— Правда?

— Что это ты так счастлив? — поинтересовалась Вася.

— Я вдруг понял, что вокруг меня сплошь женатые женщины.

— Замужние, — рассмеялась Василиса. Поднялась, поставила на стол чистые тарелки. — Садись, Крис, сейчас попрошу подать ужин. Папа, есть жареная курица и мясо. Ты что хочешь?

— В кои-то веки в этом доме интересуются, чего я хочу, — немного ворчливо проговорил Филин, появляясь в столовой. Меня увидел и вполне приветливо улыбнулся. — Привет, Татьяна, как дела?

— Всё хорошо, — с готовностью отозвалась я. Выдала бодрую улыбку. — Кирилл Александрович, мне нужна ваша подпись на некоторых актах заказов. Для поставщиков.

— Посмотрим, Татьян, всё посмотрим. — Он присел за стол, обнял рукой подбежавшего сына. Вгляделся в его лицо и усмехнулся. — Мама говорит, репетитора надо нанять. По математике.

Ванька откровенно сморщился, повис на отцовском плече, а за столом рассмеялись.

— И так скоро в школу, пап, — сказала Василиса, — оставьте ребёнка в покое.

— Вот когда твой ребёнок за четверть две тройки схлопочет, я посмотрю, как ты его в покое оставишь, — возмутилась Ника, ухаживая за мужчинами. Подняла глаза на сына. — Ваня, ты кушать будешь?

— Буду.

Вася поднялась, уступила брату место, чтобы тот смог сесть рядом с отцом.

— У меня по математике всегда было плохо, — сказал Крис, разливая вино по бокалам. Придирчиво разглядывал этикетку перед этим, потом вино в бокале долго нюхал, и, наконец, сделал глоток. Причмокнул, а я рассмеялась, наблюдая за ним. Я рассмеялась, а француз мне подмигнул. А вспомнив про математику, добавил: — И мне это не мешает жить.

Ника остановилась, на гостя выразительно посмотрела. Потом сказала:

— Может, вы прекратите портить мне ребёнка? Пусть он сначала окончит школу и институт, а потом ответственно заявит, что математика ему вовсе ни к чему. И тогда обзаведётся парочкой виноградников.

— У меня их пять, дорогая, — разулыбался Крис.

— А, то есть, до пяти ты считать научился? Слава Богу.

— До пяти я тоже могу, — воскликнул Ваня, наблюдая, как отец кладёт куриную ножку на его тарелку. Смешно облизнулся и помедлил, позволяя матери повязать вокруг его шеи салфетку.

— А где ещё один боец? — поинтересовался Филин.

Василиса изобразила улыбку.

— Прививает своей мамочке чувство человечности посредством нашего ребёнка. Но я вам этого не говорила.

— Давно уехал?

— Часа три назад. Думаю, скоро должен объявиться.

Завьялов, на самом деле объявился, я как раз засобиралась уезжать, а он появился с плачущей Евой на руках. Улыбнулся жене, а та в свою очередь как ни в чём не бывало поинтересовалась:

— Гена, ну где вы гуляете? Восемь вечера почти!

— Мы в парк ездили.

— В парк они ездили, — поворчала Вася, забирая у него плачущую дочь. Прижалась губами к мокрой щёчке. — Что случилось, моя хорошая? Ты устала? Папа тебя угулял?

— Есть хочу, умираю, — сказал тем временем Завьялов.

— Что, не покормили тебя? — спросила Василиса, и я заметила, как она беззвучно ругнулась, когда поняла, что лишнего сболтнула. И поспешила оплошность исправить: — Поблизости не было где перекусить?

— Ну, что я, с коляской пойду по ресторанам гулять? Привет, Татьян. Ты уходишь, что ли?

— Да, пойду. Меня накормили, напоили, — призналась я с улыбкой, — заговорили, пора и честь знать.

— Машину вызвали?

— Я на такси. — А когда Завьялов решил поспорить, заверила: — Уже вызвала, сейчас подъедет.

Ева, немного успокоившаяся, снова начала плакать. На её плач из столовой вышел Филин.

— Что вы с ребёнком делаете, изверги?

— Она просто устала, папа. Сейчас поест и спать. — Вася дочери в лицо заглянула. — Да, солнышко?

Я провела ладонью по её плечу в прощальном жесте.

— Я пойду. Спасибо за вечер, всё было отлично. Очень здорово посидели.

— Втроём? — полюбопытствовал Завьялов. — Сплетничали, что ли?

— Гена, отстань! — шикнула на него Вася, а дочку отцу отдала. Ева ещё раз горестно всхлипнула, посмотрела на деда, потом ручками его за шею обняла, продолжая всхлипывать. Кирилл её погладил.

— Кто обидел мою конфетку? Что она так плачет? Не родители, а звери. Хоть бы внимание обратили на ребёнка, разговоры они разговаривают.

Вася на него рукой махнула, и вместе со мной вышла на крыльцо.

— Крис тебе весь вечер улыбался.

Я глаза на неё вытаращила.

— Ты с ума сошла?

— А что? — Вася рассмеялась. — Он совсем не старый. Ему только сорок два. Таня, и у него пять виноградников во Франции!

— Зачем мне его виноградники?

Василиса вздохнула.

— Пригодятся. Фая всегда говорит, что у мужчины столько достоинств, во сколько его оценивают.

За воротами остановилась машина с шашечками "такси", мы с Васей на прощание расцеловались, и я направилась по гравиевой дорожке к калитке. Еле слышно попрощалась с охраной у ворот, они для меня калитку придержали, а когда я оказалась на улице, невольно повернула голову и посмотрела на соседний дом, на тонувший в темноте участок. В горле встал горький комок, я заставила себя отвернуться, и села в машину.

— В город, пожалуйста.

15.

В воскресенье я снова приехала в Яблоневку. По необходимости. Сбегая тогда от Сашки на ночь глядя, я даже и не подумала взять хоть какие-то вещи, и дело даже не в одежде, в Яблоневке я оставила едва ли не всю свою жизнь последних месяцев. Вот, в конце концов, и хватилась то одного, то другого. Но никак не могла себя заставить поехать, что-то забрать, но время шло, прошла неделя с отсутствия Емельянова, началась другая, но Сашка о себе знать не давал, и вот я, в итоге, и решила поехать. Можно было бы сказать, что кое-что взять. Но внутренний голос подсказывал, что раз уж уходить, то нужно уходить. Он ведь даже не позвонил, ни разу...

— Этот дом? — спросил таксист.

Я посмотрела на знакомый забор и калитку, кивнула, затем поторопилась кашлянуть и сказала:

— Да, этот.

С водителем расплатилась, из автомобиля вышла и остановилась в нерешительности. От охраны на въезде я уже знала, что Емельянов не вернулся, в доме никого, но я всё равно чувствовала себя неловко. Достала из сумочки ключи, отперла калитку, а когда оказалась на участке, появилось ощущение, что я оторвана от реальности. Тихий, будто уснувший, дом, газон, который забыли подстричь, новые диван-качели на веранде. Я прошла по дорожке, стараясь не думать о том, зачем я сюда пришла. Открыла входную дверь, вошла в тёмную прихожую, забрала с тумбочки Сашкин свитер, которые непонятно почему на ней лежал. В доме было тихо и душно. Подумала открыть окна, но быстро опомнилась. Я пришла совсем ненадолго.

Это было странно, собирать вещи. Открывать шкафы, доставать свои вещи, попутно складывать Сашкины, потому что они были насованы кое-как. Не должна была этого делать, но руки сами автоматически выполняли эту работу. Потом принялась отыскивать на компьютерном столе, в ящике, свои диски, за которыми, по сути, и приехала. Не за одеждой, первоочередной была работа. Это я так себя успокаивала.

— Что делаешь?

Я дёрнулась, когда Сашкин голос за спиной услышала, на стуле развернулась, и увидела его в дверях комнаты. Вот уж воистину, своевременное появление.

Я не сразу отвернулась, разглядывала Емельянова, не видела его полторы недели, и, признаться, никак перемен в нём не видела. Он не выглядел усталым, чем-то расстроенным или встревоженным. Но, глядя на меня, настороженно щурился.

— Ищу диск с каталогами прошлого сезона. Не видел?

Сашка плечом дёрнул, прошёл в комнату, и бросил сумку со своими вещами перед кроватью. Увидел на кровати открытый чемодан, с которым я когда-то в Испанию ездила.

— Как я понимаю, ты забираешь всё? — поинтересовался он, и я расслышала в его голосе едкие нотки.

— Я не думала, что ты вернёшься сегодня.

— А, то есть, сюрприз готовила?

— А это должно было стать сюрпризом?

Емельянов поморщился, видимо, не знал, что сказать, на постель присел, упёрся локтями в свои колени.

— Я задержался в Москве.

Я из-за стола поднялась, собрала в стопочку свои диски, но не удержалась и спросила:

— Что-то случилось?

— Да так...

Он лоб потёр, я наблюдала, и вдруг поняла, что он не хочет говорить. Это тоже пришлось проглотить, и я даже сделала попытку равнодушно улыбнуться. Не хочет и не хочет. Какое мне дело?!

— Тань, как тут дела?

— Странно, что ты меня об этом спрашиваешь. Ты же с Завьяловым перезванивался, думаю, он тебе всё докладывал. — Я складывала оставшиеся вещи в чемодан, стояла совсем рядом с Сашкой, и он, повернувшись, смотрел прямо мне в лицо.

— Причём здесь Завьялов? Я тебя спрашиваю.

— Хорошо. Тогда я тебе отвечу: всё, как всегда.

— А, то есть, то, что ты уходишь от меня, это "как всегда"?

— А ты об этом спрашивал? Я как-то не догадалась. После твоего "как тут дела"!

— Таня!

Я зло дёрнула молнию на чемодане.

— Не кричи на меня.

— Я ещё не кричал.

— Вот и не начинай. Я не виновата... что ты не вовремя вернулся. Наверное, тебе было бы легче.

— Я эгоист?

— Меня это теперь никак не касается.

— Вот оно как.

Этот мерзавец на постели развалился, и теперь смотрел на меня.

— Чем ты занималась без меня?

— Слёзы лила, — огрызнулась я.

— Да, да, я наслышан.

Я задержалась у кровати, взглянула на него с настороженностью, не совсем понимая, к чему он ведёт.

— О чём?

— Про пять виноградников.

— О Боже. — Я не удержалась и закатила глаза. — Завьялов — сплетник!

Емельянов на локте приподнялся.

— Но ведь это правда? Ты ужинаешь с Крисом, ты гуляешь с ним по паркам. Что ещё вы делали, пока меня не было?

— Я же не спрашиваю тебя, чем ты занимался в Москве!

— А ты спроси!

— А я спросила! — воскликнула я, пылая от возмущения. — А ты сказал: "Да так"! — передразнила я его. — Вот и живи со своим "Да так"! Я тоже "да так" ужинаю с Крисом. Он замечательный человек, мне с ним интересно, ему не нужно бесконечно заглядывать в глаза, чтобы выяснить его настроение.

— Да, он выясняет твоё настроение! — рыкнул Емельянов, правда, в сторону и вполголоса.

— А хотя бы. Оно у меня тоже есть, к твоему сведению. И да, у него пять виноградников. — Я выдохнула, посмотрела на свой чемодан у кровати, затем ткнула в него пальцем. — Отправишь мне домой.

Сашка, в своей противной манере, вскочил и мне поклонился.

— Как прикажете, барыня.

Я вышла из спальни, затем вернулась. Взглянула с обидой.

— Как я не люблю, когда ты такой.

Он зло выдохнул, заставил себя промолчать, потом даже отвернулся.

— Я надеялся, что мы поговорим, когда я вернусь.

— А мы поговорили, — с горечью заметила я. — Если бы ты хоть один раз мне позвонил за эти дни, сказал "привет", думаю, мы бы поговорили по-другому. Но тебе это в голову не пришло, Саша. Ты был уверен, что я жду. Подожду неделю, две. Так? — Емельянов не отвечал, а я вздохнула, отступила к двери.

Только у калитки поняла, что так и не взяла то, за чем приезжала. Мне нужны были диски для работы, а они остались в чемодане. Я даже чертыхнулась себе под нос. Но возвращаться бы ни за что не стала. Одна надежда, что Емельянов отправит мне чемодан с вещами побыстрее. Отправит, и, наверное, вздохнёт с облегчением.

— Хочешь, я всё узнаю? — Вася предложила мне свои услуги с готовностью и даже с явной надеждой на то, что я соглашусь. — Я всё у него выпытаю. Если понадобится, силой. Он мне всё расскажет, — с угрозой проговорила она. — Где был, что делал, и что собирается делать.

— Мне всё равно, — сказала я. Не сказала, соврала, но голос мой прозвучал достаточно твёрдо, и я понадеялась, что Василиса поверила. Судя по тому, что она недовольно молчала, возможно, и поверила. И чтобы закрепить результат, я продолжила: — Вася, всё это какой-то бред, честно. Я чувствую себя дешёвкой. Не навязываюсь ему, но всё равно чувствую. Оттого, что он уверен, что я жду и страдаю.

— Но ты ведь ждёшь и страдаешь, — заметила Вася осторожно.

Я подошла к зеркалу, посмотрела на себя. Чтобы сделать себе приятно в один из чёрных и печальных дней, я решила порадовать себя новым платьем и туфлями в тон. И теперь вот на себя любовалась. Кстати, последние события сыграли свою роль, я потеряла аппетит, и смотреть на себя было приятно. Фигура выглядела точёной, в том смысле, который можно было применить к моему телу. Но мне самой нравилось, что бывало не часто. И это было поводом противостоять всем смущающим меня мыслям и душевной тоске.

— Не жду, — ответила я Василисе. — Может, и страдаю, но совсем чуть-чуть. К тому же, ты была права.

— Я? — Вася, кажется, всерьёз поразилась. — Когда?

— Когда говорила мне про Криса. Он благотворно влияет на меня.

— А-а. Влияет в душевном или физическом смысле?

Я моргнула, глядя себе в глаза.

— Вась, ты чего?

— Да я так просто спросила, — тут же забормотала она. — Вдруг... я чего-то не знаю?

— Вася, мы друзья.

— Не забудь об этом Криса предупредить. А то он натура увлекающаяся. Думаю, ты это уже поняла.

Я продолжала смотреть на себя, а после того, как Вася торопливо попрощалась, попробовала подтянуть вырез платья чуть выше. Зачем она мне это сказала? Мы так мило гуляли с Крисом в последние дни, беседовали, я даже захотела французский выучить. И никаких откровенных намёков он мне не делал, а вот теперь я занервничала. Может, я чего не замечаю? Я себя знаю, иногда я бываю жутко невнимательной.

— О, это новое?

Дашка открыла дверь в мою спальню, увидела меня перед зеркалом, и принялась разглядывать.

— Повернись-ка.

Я повернулась, даже покрутилась перед ней. Сестра благосклонно кивнула.

— Здорово смотрится. Сколько отдала?

Я недоверчиво прищурилась, руку в бок упёрла.

— Что ты хочешь?

Дашка выразительно вздохнула.

— Ты же зарплату получила. Дай в долг. А папа тебе отдаст.

— Как мило.

— Да ладно, Тань. У меня зарплаты пока нет. А чтобы она появилась, нужны вложения.

— Какие ещё вложения?

Дашка просияла улыбкой.

— А мне позвонили, пригласили на пробы. Сашка, видимо, вернулся. Ты в курсе?

Я поскучнела.

— В курсе. Что ж, иди на пробы, — вынуждена была я согласиться.

— Денег дашь? Хочу прикупить новое платье и бельё.

— Зачем тебе новое бельё?

Дашка выразительно закатила глаза.

— Тань, ты в этом ничего не соображаешь, даже удивительно для твоей профессии. Это же пробы. Могут запросто попросить раздеться.

— Даша, там не дефиле в купальниках!

— Всё равно, нужно быть готовой ко всему. — Она руку ко мне протянула, пальцами щёлкнула. — Не жадничай, дай карту.

Я достала из сумки кошелёк. Банковскую карту сестре протянула, скрепя сердце, но если бы не дала, последовал бы поток обвинений в мой адрес, это точно. В скупости, в зависти, в притворстве, Дашка попыталась бы пальцем в мою душу залезть, поковырять там, узнать, что я скрываю. Легче было откупиться. Правда, предупредила:

— Будь экономней. Не вводи отца в долги.

— Ой, да ладно, — отмахнулась Дашка и довольная, упорхнула.

Я же довольна совсем не была. Мне осталось лишь ждать результата проб. Конечно, меня теперь это не касалось, подойдёт моя сестра для рекламы "Лекадии" или нет, ведь я против была по определённой причине, а теперь эта причина себя изжила. По крайней мере, так складывались обстоятельства. Но я всё равно жила ожиданием. И разрывалась между тем, чтобы пожелать Дашке удачи и желанием, чтобы она никогда не появлялась в поле зрения Емельянова. Ей я ничего не говорила, потому что в мои пожелания Дашка вряд ли поверила бы, после всех наших ссор и споров. Но мама права, Дашке пора определяться в жизни, и если пробы или полученная работа ей поможет в этом, как я могу препятствовать? Если у неё появится настоящее дело, то, может быть, она изменится. Хоть немного.

— Ты сегодня замечательно выглядишь. Как это говорится? Глаз не оторвёшь.

Я рассмеялась, приняла руку Криса, когда он помог мне спуститься по ступенькам.

— Глаз не оторвать, — поправила я его. — Спасибо, Крис, это очень приятно.

— Правда?

Мы не спеша шли к машине. Нас ждал водитель, даже заднюю дверь для нас услужливо открыл. Правда, молодой человек был настолько фактурный, что с одного взгляда заподозрить в нём простого водителя было трудно. И я подозревала, что он по велению Филина, выполняет сразу несколько функций рядом с французским гостем. Шофёра, охранника и соглядатая.

— Я много не понимаю из того, что говорю, — признался Крис. — Ника меня учит, я запоминаю, но до конца понять не могу. Например, как отрывают глаза.

Я засмеялась, в машину села, дождалась, пока мой спутник окажется рядом.

— Думаю, у вас тоже много выражений, которые русскому человеку не понятны.

— Надо спросить у Ники, — согласился Крис. — Было бы интересно узнать.

Крис был человеком не только увлекающимся, но и разговорчивым. С ним невозможно было ни одной минуты провести в тишине, у него темы для разговоров никогда не заканчивались. С ним было интересно, весело, и я совсем не чувствовала неловкости и непонятных, тревожных пауз между нами не повисало. Но с недавних пор (после разговора с Василисой!), я поневоле принялась внимательнее прислушиваться к его словам, вдумываться, анализировать, но опять же ничего не замечала. Даже когда Крис брал меня за руку, в этом не было ничего особенного или настораживающего. Он брал меня за руку, при этом жестикулировал свободной рукой, продолжал говорить и смеяться. Но со стороны, возможно, наши прогулки по парку рядом с "Пескарями" рука об руку и можно было расценить, как нечто большее. Кто-то расценил, сделал неправильные выводы и сообщил их Емельянову.

Ну, Завьялов.

Хотя, думаю, не только Завьялов виноват. Выводы делать все горазды, те же Вася и Ника. И даже Кирилл Александрович при вчерашней встрече, упомянув в разговоре имя Криса, неожиданно погрозил мне пальцем. Совсем, как папа.

Ужинать решили в "Пескарях". Из-за резко изменившейся погоды решили отказаться от прогулки, когда вышли из машины у ресторана, пошёл дождь, и мы с Крисом, как подростки, вбежали в двери ресторана, смеясь и держась за руки. Я тут же кинулась к зеркалу.

— Ужасно, — продолжала смеяться я. Осторожно промокнула лицо платком, радуясь, что макияж не пострадал. Но поправила причёску, облизала губы, а Крис потянул меня за руку.

— Таня, пойдём. Ты и так красавица!

— Какой ты сегодня щедрый на комплименты.

— Я всегда так говорю, — удивился Крис.

Я же остановилась, смахнула с его пиджака капли дождя. Мы оба, наконец, перевели дыхание, и улыбнулись.

— Для бодрости, — сказал Крис, подставляя мне свой локоть. Я взяла его под руку. — Будем сегодня танцевать.

— Танцевать?

— Да. — Француз даже сделал пару танцевальных шагов. — У меня настроение.

— У тебя всегда настроение, — посмеялась я.

— Я довольный жизнью человек. Позитив.

— Позитивный.

— Вот-вот. Кирилл говорит, что я его иногда... — Крис подбирал нужное слово. — Злю своим позитив.

— Кирилл Александрович очень серьёзный человек.

— Да. И за что его Ника любит?

Я улыбнулась.

— За это и любит, — сказала я. — Потому что ей такой и нужен.

Крис кинул на меня многозначительный взгляд.

— А тебе какой нужен, Таня?

Я немного загрустила.

— И мне такой нужен, Крис. Серьёзный и ответственный. А мне такие ну никак не встречаются.

Крис скроил умильную физиономию.

— Я не серьёзный.

Мы, наконец, сели за стол, приняли от подоспевшего официанта папки с меню, и спонтанно продолжили разговор. Точнее, Крис продолжил.

— Я неправильно сказал. Я серьёзный. Очень.

Я попыталась спрятать улыбку, поддакнула из вежливости.

— Конечно.

— Таня. — Крис склонил голову на бок, а на меня взглянул с лёгким осуждением. — Правда. У меня лёгкий характер.

— Ты человек-фейерверк.

— Так говорит Ника. Но это не значит, что я несерьёзный. Просто у меня никогда не было жены. Настоящей.

— А ненастоящая была?

Крис пролистал меню. Чересчур внимательно его изучал, но на губах появилась усмешка.

— Три была, — сказал он, наконец.

Я лишь фыркнула.

— Я совсем не удивлена.

— Правильно, не надо удивляться. Я настоящий мужчина. Я француз. Я знаю толк в женщинах.

— Тогда я за тебя порадуюсь.

— Что это значит?

Я подняла глаза к его лицу после этого вопроса.

— Ничего. Только то, что я за тебя рада.

— Я хочу русскую жену.

Я, признаться, немного насторожилась.

— А зачем ты мне это говоришь?

Крис невинно моргнул, раз, другой, после чего рассмеялся.

— Не надо так опасаться. Я не делаю тебе предложение. Я делюсь своими планами.

— Раз так, то я готова тебе помочь, — понизив голос для убедительности, проговорила я. — У меня есть пара незамужних подруг.

— Блондинки или брюнетки?

Я вздохнула.

— Так, Крис, ты найдёшь себе лишь четвёртую ненастоящую.

— Почему?

— Потому что женятся не на блондинке и не на брюнетке, тебе с человеком жить.

— Наверное, ты права, — печально кивнул он. И, наконец, приободрился. — Давай выпьем вина. С моего виноградника. Это особое вино, тебе понравится. Я специально привёз Кириллу один ящик. Ты будешь одной из первых, кто его попробует.

Как можно отказать галантному кавалеру, правда? Я согласилась выпить вина, потом ещё один бокал, вино на самом деле было вкусное, ароматное, Крис мне о нём рассказывал и рассказывал. О сортах винограда, о ягодах и травах, о процессе виноделия, о бочках, и от этого всего можно было опьянеть, но по-настоящему мне в голову ударило только в тот момент, когда я увидела Емельянова. Он стоял у бара, сунув руки в карманы брюк, и хмуро глядел на нас с Крисом. Причём, он настолько сильно и серьёзно хмурился, что это было даже незнакомо. И одет был в костюм, хоть и без галстука, но для Сашки и это весьма смелое отступление от привычного гардероба. И я от неожиданности тоже на него уставилась, не донеся бокал с вином до рта.

— Смотри, это Александр, — вдруг порадовался встрече за нас всех Крис. На самом деле расцвёл в улыбке и помахал Емельянову рукой. — Ты знала, что он вернулся?

Я резко отвернулась, выпрямилась, быстренько окинула взглядом зал. А Крису шепнула:

— Не маши ему.

Он руку опустил, на меня взглянул непонимающе.

— Вы с ним враги?

— Вот ещё, больно надо, — пробормотала я, снова украдкой поглядывая по сторонам. Если честно, выискивала глазами Кирилла Александровича или Завьялова, но вместо них увидела за большим столиком у стены, к которому Сашка, в конце концов, направился, компанию незнакомых мне людей. Они все были мне незнакомы. Кроме Дашки. Да, чёрт возьми, за столом вместе с Емельяновым была моя сестра, улыбалась и чему-то радовалась. Емельянов подошёл, что-то ей сказал, и Дашка сразу обернулась, нашла меня глазами. И вместо того, чтобы скупо сделать мне ручкой, как поступала обычно в таких ситуациях, из-за стола поднялась, и походкой от бедра и сияя улыбкой, направилась ко мне. А когда до нашего с Крисом стола оставалось несколько шагов, и вовсе едва подпрыгивать не начала. Схватила меня за плечи и сжала их.

— Танька, я прошла!

Я вглядывалась в лицо сестры, потом зыркнула за её плечо, на хмурого Емельянова. Он уже сидел за столом, разговаривал, но то и дело стрелял в мою сторону глазами.

— Поздравляю.

Дашка плечи мои отпустила, вздохнула на показ.

— С такой кислой миной не поздравляют. Но ладно, переживу. — С любопытством посмотрела на Криса, и, без всяких сомнений, протянула тому руку через стол. — От Тани не дождёшься представления, поэтому представлюсь сама. Даша.

Крис рот открыл, но что-то сказать смог не сразу. Зато тут же вскочил и приложился к Дашкиной ручке губами, в глубоком поклоне. Я лишь глаза закатила.

— Приятно. Очень приятно. Таня, как это говорится?

— Потерял ум? — пробормотала я с лёгкой издёвкой, а Крис вдруг закивал.

— Да, да.

Дашка захохотала, её смех колокольчиком раскатился по ресторанному залу.

— Кристоф Бургуа.

Даша тряхнула его руку, потому что Крис ещё не опомнился и не выпустил её из своей ладони.

— Мне тоже приятно, — проговорила она. Вздохнула счастливо, так, что её грудь, искусно поддерживаемая новым бюстгальтером, красиво приподнялась. Осторожно освободила свою руку, правда, на секунду дольше, чем было нужно, задержав на Крисе взгляд своих лучистых глаз. — Извините, но мне пора. — Она на меня посмотрела. — Мы празднуем всей съёмочной группой. Там и режиссёр, и рекламщики. И я. — Сестра приняла эффектную позу.

— Вы бы для начала что-нибудь сняли, а потом праздновали.

— Таня, нужно познакомиться, тогда работа пойдёт, как по маслу. К тому же, Сашка угощает, почему нет?

— Действительно.

Даша подарила очарованному французу ещё одну улыбку и направилась обратно к своему столику. А я остановила на Крисе насмешливый взгляд. Затем напомнила:

— Сядь.

Он сел. Точнее, упал на стул, всё ещё не спуская глаз с Дашки, наблюдал, как она присаживается за столик.

— Таня, кто это?

Я сделала пару глотков вина, с ответом не спешила.

— Это моя младшая сестра, Крис.

Он, наконец, вернулся к реальности и посмотрел на меня.

— Правда?

Я усмехнулась.

— А что, не похожа?

— Нет.

Пришлось изобразить вздох.

— Что ж, как-нибудь переживу.

— Она с Александром...

— Да, этому дураку пришло в голову взять её на работу.

— Кем?

— Иконой своего ресторана. Секретарша у него уже была.

Крис наклонился ко мне через стол.

— На кого ты злишься?

Я недолго раздумывала. Потом созналась:

— На весь свет.

Крис понимающе покивал.

— Так бывает. Я знаю. Но и знаю, как это исправить. Надо выпить. — Он довольно улыбнулся, взял бутылку и подлил мне вина. Я улыбнулась ему, и мы чокнулись. Я пила вино и улыбалась, хотя, затылок пекло, и я не понимала, то ли я сама себе это придумываю, то ли Емельянов на самом деле меня взглядом сверлит. А обернуться и посмотреть, я не решалась. Время от времени слышала зазывный смех сестры, и каждый раз меня обжигало изнутри. Но я убеждала себя быть сильной, и вести непритязательную беседу с Крисом. И даже потанцевать с ним согласилась, он хотел танцевать и упрашивал. Во время танца я могла наблюдать за тем, как Емельянов мстительно щурится, а один раз даже кулак мне исподтишка показал. Я гордо отвернулась. А что я должна была сделать? К тому же, он сидел рядом с Дашкой, тоже пил, правда, не вино, а виски, и его рука лежала совсем не там, где надо, — на спинке её стула.

Мы с Крисом ушли первыми. Я устала улыбаться, устала притворяться, даже вино пить устала. В голове шумело, и даже не совсем приятно. А без конца коситься за своё плечо, на сестру и Емельянова, уже дальше было невозможно. Не знала уже, что быстрее произойдёт: у меня проявится косоглазие или сдадут нервы. И, в конце концов, я попросила:

— Крис, давай уйдём.

— Ты устала?

— Устала, — призналась я, правда, не сказала ему, от чего именно я устала.

Емельянов проводил нас свирепым взглядом. Даже Крис заметил и оценил. Вцепился в мою руку.

— Таня, он будет меня бить?

— Я тебя умоляю, Крис. Если он тебя тронет, я так ему в лоб дам!

Крис вытаращился на меня, после чего рассмеялся.

— Ты можешь?

— Ещё как. — После чего я сама подхватила Криса под руку, прижалась к его боку и негромко и доверительно поведала: — Он бабник, Крис. Поэтому пусть следит за собой.

— А кто не бабник?

Я моргнула, и своим затуманенным алкоголем мозгом вдруг припомнила слова глупой песенки:

— А тот, кто женщин и не видел никогда.

Француз глянул на меня с уважением и долей удивления.

— Я всегда об этом твержу. А меня никто не слушает. — Решительно кивнул. — Мне нужна русская жена.

— Ты пьян? — заподозрила я неладное.

Крис тут же головой мотнул.

— Нет.

— И я нет, — порадовалась я за нас обоих.

На улице всё ещё шёл дождь, пусть и тише. Но на этот раз мы не бежали с Крисом к машине, смеясь и крепко держась за руки. Вместо этого остановились на тротуаре и подняли лица навстречу каплям дождя. Лично мне дождь показался невероятно тёплым. Я даже руки раскинула и покружилась.

— Дождь! Я люблю дождь. Я так давно не гуляла под дождём!

— Как давно?

Я перестала кружиться, ухватилась за плечо Криса, чтобы восстановить равновесие. Вытерла мокрые щёки.

— Кажется, никогда. Крис, я никогда не гуляла под дождём, не топала по лужам!.. Говорят, это здорово. — Я огляделась, выискивая взглядом подходящую лужу.

Крис согласно кивнул.

— Давай топать. — И что-то добавил по-французски.

Мы под ручку направились к небольшой луже, я краем глаза заметила нашего водителя, который поглядывал на нас из салона автомобиля с явным намёком на тоску, ему под дождь выходить не хотелось, но и оставить своих подопечных пьяными, мокрыми, на ночной улице явно не полагалось.

Мы как раз дошли до лужи, я уже ногу подняла, собираясь топнуть по воде, как меня резко дёрнули назад, и я повалилась кому-то на грудь. А голос над моей головой сердито поинтересовался:

— Вы оба сбрендили?

Крис, уже мокрый, со стекающей с волос водой, посмотрел на меня и развёл руками.

— Я не понимаю.

— Он говорит, что мы идиоты, — перевела я ему с русского на подобающий. Попыталась Сашку оттолкнуть, но он лишь крепче перехватил меня поперёк живота. А глядел на Криса, указал тому пальцем на машину.

— В машину, немедленно! — Кинул взгляд на высунувшегося всё же из салона водителя. — Что ты стоишь? Забирай его и вези в Яблоневку. Пусть Ника им занимается.

Парень торопливо кивнул и повёл вяло сопротивляющегося француза к машине. Меня же повели в другую сторону, и у меня никак не получалось избавиться от ненавистной опеки. А Емельянов ещё и бубнить принялся.

— Сдурела совсем. То пьёт, то в лужах плавать задумала.

— Я не плавать. Я топнуть.

— Я тебе топну. Домой приедем, я тебе так топну.

Я несчастно вздохнула. Мы дошли до его машины, Сашка открыл для меня заднюю дверь и буквально сунул меня в салон. Признаться, я к этому моменту уже трезветь начала, пьяный задор пропал, и я начала дрожать. Вся мокрая, схватилась за свои плечи, потом убрала с лица мокрые волосы. Тут дверь снова открылась, и Емельянов сунул мне большое полотенце, которое в багажнике лежало. Некоторое время назад мы ездили купаться на речку, и, видимо, с тех пор он его с собой и возил. Сейчас я этому порадовалась, в полотенце закуталась, а краем аккуратно вытерла мокрое лицо. Сашка к тому времени сел на водительское сидение, помотал головой, как собака, и даже рыкнул. Тоже лицо вытер, только ладонью, на меня обернулся.

— Таньк, у тебя мозги отшибло совсем?

— Перестань меня оскорблять, — сказала я ему, стуча зубами.

— А я не оскорбляю. Чего оскорблять, если правда?

Я на спинку сидения откинулась и свернулась калачиком. С тоской подумала о новом платье, которое, наверное, подсохнув, превратится в тряпку. Правда, есть надежда спасти туфли, я же топнуть по луже не успела. Я носом шмыгнула, снова вытерла щёку.

Емельянов тут же взвыл.

— Пьяные слёзы на подходе.

Я из последних сил пнула спинку его сидения.

— Я не пьяная!

— Ага. Трезвая совсем.

— А тебе какое дело?! — Я захлебнулась словами, эмоциями и слезами. — Хочу и реву!

Он меня взглядом посверлил, после чего кивнул.

— Хорошо. Реви. — Отвернулся от меня, повернул ключ зажигания. Машина ожила, завибрировала и почти тут же тронулась с места. Я прижалась щекой к спинке сидения и смотрела в окно. Слёзы больше не текли, зато меня изнутри распирало, хотелось вздыхать и вздыхать.

— Куда ты меня везёшь? — поинтересовалась я, когда мелькавшие огни за стеклом машины сменились темнотой.

— В душ и спать, — дали мне чёткий ответ.

— Это почти похищение, — пробормотала я.

— Почти — не считается.

— Папа с тобой не согласится.

Вот тут уже Емельянов вздохнул.

— Хватит угрожать мне папой.

Я снова попыталась пнуть его сидение, немного промахнулась и нога пролетела в пространство между передними сидениями. Емельянов меня за лодыжку поймал.

— Танька, чего делаешь?

Ногу я убрала. И пришла к выводу, что:

— Я неудачница.

Сашка хохотнул.

— С таким папой, с таким мной, с такой работой — однозначно, неудачница.

Я зажмурилась.

— Ты ничего не понимаешь в моей жизни.

— Куда мне.

Когда мы въехали в Яблоневку, я сама открыла глаза, на сидении выпрямилась, а когда к дому подъехали, и Сашка машину остановил, я затряслась только от одной мысли, что сейчас нужно будет открыть дверь и выйти на улицу, пусть и на минуту. У меня даже зубы стучали.

— Допрыгалась под дождём, — посетовал Емельянов, вталкивая меня в дом. Я тут же скинула промокшие туфли, прошлёпала босиком до гостиной, но Сашка указал мне пальцем на лестницу. — Иди в душ. Не хватало заболеть.

В спальне приятно пахло лемонграссом, мои ароматизированные свечи на комоде делали своё дело. Я вприпрыжку пробежала по спальне, вошла в ванную и бросила промокшее полотенце в корзину для белья. Открыла горячую воду в кабине. Завела руки за спину, пытаясь молнию на платье расстегнуть. Пришлось немного покрутиться на месте и даже подпрыгнуть, чтобы дотянуться до язычка. Правда, успела кинуть на себя взгляд в зеркало, ужаснуться, и, забыв про платье, принялась подтирать потёки туши под глазами. Но после всё-таки пришлось звать на помощь.

— Саша!

Он в спальню вошёл, секунду наблюдал мои бессмысленные потуги, потом подошёл и легко молнию расстегнул. Сам стянул платье с моих плеч.

— Замёрзла?

— Продрогла, — согласилась я, не в силах справиться с внутренней дрожью.

— Меньше пить будешь.

— Ой, ладно. — Я откровенно поморщилась, плюнула на сомнения, осознав, что Емельянов вряд ли догадается выйти из ванной, а терпения больше не было, скинула нижнее бельё и шагнула в просторную душевую кабину, под горячую воду. Из груди вырвался счастливый вдох. Подняла лицо к горячим струям, щёки начало щипать.

— Что ладно? — продолжил Сашка занудствовать. Что за настроение у него сегодня? — А если бы меня там не было?

— Меня бы Крис отвёз домой.

— Скорее вы бы на пару потонули в какой-нибудь луже.

Дверь кабины за моей спиной открылась, Емельянов шагнул ко мне и обнял. Я в первый момент потеряла дар речи, и от неожиданности, и от его наглости. На самом деле, не ожидала. Но что делать, когда он уже прижимается ко мне голый? Но всё-таки поинтересовалась:

— Что ты делаешь?

— Что? — решил удивиться Сашка. — Я тоже замёрз и промок. Хочешь, чтобы у меня воспаление лёгких было?

Я оттолкнула его руку от своей груди.

— Какое воспаление? У тебя кожа, как у носорога!

— Охренеть, какая ты добрая. Я её спасаю, а за это имею право помереть в благодарность.

— Хватит болтать, — оборвала я его и привалилась спиной к его груди. Дрожь стихла, мне стало тепло и приятно. Но больше всего приятно оттого, что он был рядом и обнимал. Предательская радость уже затопила меня, разве что ещё до мозга не добралась, и умом я продолжала сомневаться. А вот сердце уже счастливо сжималось. Да и сил не было, и тому, что я прижалась к нему, позволяла себя обнимать, находилось оправдание — я всё ещё была немного пьяна и совершенно без сил. А Емельянов меня обнял, крепче, чем это было необходимо, и прижался щекой к моим мокрым волосам.

— Я соскучился.

— Можешь не стараться, я тебе всё равно не верю.

— Совсем?

— Ни единому слову.

— Плохо. Повернись ко мне.

Мне пришлось сделать над собой усилие, прежде чем оттолкнуть его руки.

— Обойдёшься. — Я дверцу дёрнула и шагнула через порог кабины. Поторопилась завернуться в полотенце, промокнула волосы, а потом накинула на себя Сашкин халат, что висел на крючке рядом. Через плечо оглянулась, поняла, что Сашка остался в душе, и только одной рукой в стеклянную стенку упирался.

На полке под зеркалом стояли мои тюбики с кремами, тоник, и даже тюбик с помадой лежал. Надо же. Я про них забыла, а Емельянов не убрал. Я кинула ещё один взгляд на душевую кабину и мужчину за её стеклом. Потом начала приводить себя в порядок, наконец, смыла макияж и расчесала волосы. А когда вышла в спальню, тут уже свой чемодан увидела. Стоял себе сиротливо у стеночки, и непонятно чего ждал. Пришлось его открыть, чтобы тапки отыскать, не Сашкины же, сорок третьего размера надевать. А вот халат принципиально доставать не стала. Я здесь в гостях, совсем ненадолго. Не позволять, в первую очередь себе, об этом забывать.

Пока в душе шумела вода, я спустилась на кухню, поставила чайник на газ. По привычке заглянула в холодильник. Есть было нечего, только кусок сыра на верхней полке и колбаса. Заставила себя холодильник закрыть. Я сюда не готовить Сашеньке пришла. Поэтому достала банку с зелёным чаем и заварочный чайник в цветочек. Его я купила специально для зелёного чая, чтобы избавить от этого "сена" Сашку, "сеном" он называл зелёный чай. Вот и сейчас на кухню вошёл и с ходу заявил:

— Мне нормальный чай.

Я заставила себе перетерпеть, достала из буфета его чашку. Увидела коробку с овсяным печеньем, и её достала, на стол положила. Заметила, что Емельянов зевнул, но за стол присел и в ожидании потёр ладони. Правда, со смешком поинтересовался:

— Ты протрезвела?

Пришлось сознаться.

— Да.

— Это хорошо. Я боюсь тебя, когда ты пьяная.

— Тебя напугаешь...

Чайник засвистел, я газ выключила и разлила кипяток по чашкам. Емельянов тут же свою к себе придвинул и начал на чай дуть, а я наблюдала, как в моём заварочном чайничке чаинки плавают, а вода меняет цвет. Сашка сидел напротив меня, жевал печенье, а я пальцем по краю своей чашки водила.

— Тань.

Я зажмурилась, промолчала.

— Я скучаю, — добавил он.

— Ты знаешь, что это проходит.

— Знаю. Но я не хочу, чтоб проходило.

Я сглотнула.

— Ты взял Дашку на работу.

— Это не я. — Я посмотрела на него, и Емельянов нос сморщил. — Правда. Она понравилась режиссёру, хорошо смотрелась в кадре, говорила хорошо... Вообще, причём тут Дашка?

— Она всегда причём.

Сашка выдохнул.

— Ты меня в чём-то подозреваешь?

Я упрямо смотрела в угол.

— Ты меня подозреваешь или её?

Я, в конце концов, покачала головой.

— Никого я не подозреваю. Я просто не люблю, когда она...

Емельянов нахально улыбнулся.

— Что? Трогает твоё?

Я пнула его ногой под столом, он увернуться не успел, по коленке получил, но засмеялся. Затем поклялся:

— Меня она не трогала.

Я смотрела на свой чай. Хмыкнула.

— И как это она удержалась.

— Не удержалась, — спокойно ответил Емельянов, и я тут же посмотрела на него. Сашка пожал плечами. — Это же Дашка. Ты же не ждала другого. И не смотри на меня так, Тань. Это было откровенное предложение, которое я отклонил. И к чести твоей сестры, больше она не предприняла ни одного шага. Хотя, могла попытаться. Так что, всё не так плохо. Если бы она не попыталась, это была бы не твоя сестра. Так же, как Ленка не была бы Ленкой, если бы не замутила что-нибудь.

— И ты, значит, отказался.

Сашка взял ещё одну печенину, откусил.

— Меня всегда удивляло, что вы настолько не похожи. Слишком сильный диссонанс, я бы не пережил.

— Я даже не знаю, чем тебя лучше треснуть. Чтобы наверняка.

Он жевал, молчал некоторое время.

— Я знаю, что для тебя это важно. Если бы я сказал, что ей даже в голову не пришло, а я слепой от рождения, ты бы всё равно не поверила. И дальше изводила меня подозрениями.

— А, то есть предполагается, что я всё-таки буду тебя изводить?

— Я надеюсь.

Мы глазами встретились, Сашка потянулся ко мне через стол, но я поторопилась подняться. Отошла буфету, приподнялась на цыпочках, надеясь увидеть коробочку с шоколадными конфетами, я её лично припрятала, на "чёрный день", но Емельянов, наблюдавший за мной с огромным интересом, порадовал:

— Я всё съел.

Я закрыла дверцу буфета.

— Ты всё подъел?

— Мне надо было что-то есть.

— А в магазин сходить?

Он в затылке почесал. Шмыгнул носом, меня разглядывал. В общем, все мужские штучки проделал. Я за стол вернулась, в сомнении посмотрела на печенье. А чтобы себя отвлечь, спросила:

— Ты был у родителей?

Сашка недовольно поморщился, на стол навалился.

— Был. Целых три дня прожил. Я не считаю себя героем, это неправильно, но эти мысли возвращаются и возвращаются.

— Что-то случилось? — осторожно спросила я. Обычно Емельянов быстро сворачивал разговоры о семье, и я видела, что и сейчас он не рад моим вопросам, но поистине геройствовал.

— У моего старшего брата родился второй ребёнок. Не приехать я не мог, он же мой брат. И мама убедила меня задержаться на несколько дней. Я и забыл, каково это, быть младшим сыном.

— Поругался с отцом?

Он задумался на секунду, затем плечом дёрнул.

— Нет. Мы оба старались, как могли, и... могу сказать, что мы оба превзошли себя.

— Я не верю тебе, что всё так плохо. Он не может не гордиться тобой, ты многого добился.

— Наверное, большего, чем он мог ожидать. Но мама довольна, это главное.

Я совершенно серьёзно кивнула.

— Это правильно.

Сашка прищурился.

— Да?

— Конечно, — тут же среагировала я. И, не заметив подвоха, продолжила: — Невозможно всю жизнь не разговаривать с отцом, при этом расстраивая маму. Ты уже взрослый, нужно попытаться найти все общие между вами ниточки. Он же твой папа. Посмотри на нас с Дашкой, вот ты над нашими отношениями смеёшься, сам же меня учишь, что она моя сестра. И я это понимаю. Не смотря на все наши с ней ссоры, я никогда ей специально больно не сделаю. И помогу в трудный момент, всегда. Она же моя сестра. Даже если мне хочется её прибить, то потом я из-за этого желания расстраиваюсь.

Я поняла, что Сашка всё шире улыбается, слушая меня, замолчала, и потянулась к нему, чтобы стукнуть. Он мою руку перехватил, и прижал мою открытую ладонь к своей щеке.

— Тань, я всё это знаю.

Я кивнула. Чувствовала себя немного неловко, но Емельянов мою руку не отпускал.

— Вот и бери с меня пример, — пробормотала я.

— Я стараюсь. Но твой пример настолько положительный, что я даже не знаю, что делать со своим паршивым характером. Возьмёшься помочь?

— Ой, Саша, — вырвалось у меня.

Он тут же невинно вытаращил на меня глаза.

— Что?

— Ты на всё пойдёшь, чтобы своего добиться, да? — Руку свою я освободила.

— Пока я хочу лишь тебя. Очень хочу. Прямо сейчас и желательно прямо здесь.

Очень захотелось улыбнуться, той самой глупой, девчачьей улыбкой, но я всеми силами старалась сдержаться.

— Даже не думай. Я буду спать в гостевой спальне.

Емельянов расстроено вздохнул.

— Ясно. А если я исправлюсь?

— Сначала исправься. Потом посмотрим.

— Это долго, Тань.

— Думаешь? — Я забрала со стола чашки и убрала их в раковину. А затем объявила: — Я иду спать.

— А я?

— И ты идёшь спать. В другую комнату.

Сашка нос потёр.

— Ладно. И так как я виноват во всём, я буду спать на диване.

Я усмехнулась, уже направляясь к лестнице.

— Это будет любопытно. Особенно, при наличии трёх пустых спален.

В общем, я была сильной. Я поклялась себе, что буду сильной, ушла в спальню и закрыла за собой дверь, не реагируя на несчастный взгляд Емельянова. И даже всерьёз ждала, что он поскребётся в дверь, расстроено скуля. Но нет, настаивать не стал. В доме стало тихо, я переоделась в ночную рубашку, выключила свет, и пару минут постояла у окна, смотрела на тёмный сад, на край крыши дома Филинов за забором. Признаться, чувствовала себя дома. Дом мой, комната моя, постель моя. Легла и вздохнула удовлетворённо. Повозилась, устраиваясь поудобнее, сунула под щёку ладонь. Глаза закрыла, но думала о Сашке, который спал за стенкой. Или не спал. Хотелось думать, что он пытается проанализировать всё происходящее. И дело не только во мне и в наших с ним отношениях, мне бы хотелось, чтобы он и о родителях своих задумался. Вообще, задумался обо всём. А не только о кинотеатрах, ресторанах, рекламе... Гулянках...

Я проснулась от того, что он на постель сел. Даже не думала, что уснула, за мыслями как-то незаметно отключилась, а тут глаза распахнулись, я вздохнула, поняла, что Сашка рядом, но в комнате по-прежнему темно. Я повернулась на спину, поняла, что Емельянов сидит, привалившись спиной к спинке кровати, и молчит. Ко мне не лезет, рук не тянет, сидит в темноте и молчит. Правда, голову повернул, посмотрел на меня.

— Разбудил?

— Не знаю, — тихо ответила я. — Я просто лежала, лежала, а потом ты пришёл.

Сашка руку протянул, погладил мои волосы.

— Который час?

— Два почти.

Значит, я всё-таки уснула. А Емельянов бродит. И в два часа ночи мне его даже не хочется выгонять из постели, вспоминать про свою силу и принципиальность, хочется протянуть руку и обнять его. Я почти готова была это сделать, но опередил меня вопросом:

— А ты кого хочешь, мальчика или девочку?

Я замерла в удивлении, если честно, довольно долго обдумывала его вопрос, не потому, что он меня в тупик поставил, непонятен был интерес Емельянова. Обычно он таких тем всеми силами избегал. А тут в два часа ночи его пробило.

Я тихонечко кашлянула, и решила ответить честно.

— Если получится, то обоих.

Он странно угукнул, снова замолчал. Я уже решила, что он издевается, очередная попытка добраться до желаемого, в данный момент до моего тела, но дальше он сказал такое, отчего уже я потеряла дар речи.

— А у меня есть сын.

Мы ещё минуту провели в тишине, я даже шевельнуться боялась. Потом осторожно подтянулась на руках, тоже села. Потёрла глаза. Не знала, что сказать, не знала, как реагировать, и просто ждала продолжения. И Сашка продолжил.

— Ему сейчас шесть, его зовут Максим. И я видел его один раз. Издалека. Скажи что-нибудь, — попросил он после паузы.

— Я не знаю, что сказать, — призналась я.

Сашка усмехнулся, руку за голову заложил.

— Да уж, что тут скажешь? Я лучший отец в мире. Хотя, и не отец. Так, биологический фактор.

Я лицо руками закрыла, покачала головой, даже не зная, видит это Емельянов или нет. Но не стала сгоряча судить, произносить наставительные речи, вместо этого попросила:

— Перестань язвить. Лучше расскажи.

— В лучших традициях сентиментального чтива скажу: это трагическая история.

— Саш, сейчас не тот момент, правда.

— Я знаю. Но кроме того, что я сам, впрочем, как всегда, всё испортил, мне сказать нечего. — Я в темноте видела, как он упёрся локтём в своё колено, кашлянул странно, видимо, на самом деле волновался. — Её звали Оля. Мы вместе учились в медицинском, на последнем курсе встречаться начали. Как-то всё получилось незаметно, по крайней мере, для меня. Это были мои первые серьёзные отношения. Мы даже съехались, квартиру снимали вместе. Она после института сразу на работу устроилась, по специальности, всё так, как и должно быть, в понимании нормального человека. Пять лет в медицинском, это всё-таки не кот начихал, сама понимаешь. Но Ольга знала, что я вряд ли пойду прямой дорогой. Хотя, к концу учёбы от меня этого уже никто не ждал. В первую очередь отец.

— Ты познакомил её с родителями?

— Да. Мы прожили вместе полтора года. Я был знаком с её родителями, она с моими, и это всё что-то значило. О чём я не то чтобы не догадывался, не задумывался. После института у меня планов было вагон и маленькая тележка. И семейные радости в них никак не входили.

Я прижалась затылком к мягкой спинке кровати. Усмехнулась в темноте.

— Но ты прожил с ней полтора года. — Сашка сжал и разжал кулак, а я добавила, не могла промолчать: — Потому что тебе было удобно.

— Да, — отозвался он недовольно. — Мне было удобно. Ты права, всегда права.

Я головой качнула.

— Не злись. Я просто...

— Не могла промолчать. Понимаю. И уже сказал, что ты права. Но я любил её. Как понимал это, как чувствовал, так и любил. И искренне верил, что ей этого достаточно. Что пока она работает в поликлинике, а я затеваю то одно великое дело, то другое. Отец всё это неизменно называл афёрами. В чём-то он был прав, и афёры были, откровенно глупые. А тут девочка, мечтающая о медицине, правильная, спокойная, Оля моим родителям очень нравилась. А я был непонятным, шабутным мечтателем, который то и дело во что-то вляпывался, в какие-то неприятности. Знаешь, если вспомнить те времена, я предательски начинаю понимать своего отца. Но я не хотел быть врачом, не хотел наград и званий, благодарных пациентов, даже если они будут благодарны мне за спасение жизни. Я просто знал, что не спасу. Ну, не моё. Я уходил от медицины всё дальше, а отец всё больше разочаровывался. В итоге, мы практически перестали общаться. Оля говорила, что понимает, говорила, что любит, наверное, верила, что всё, в конечном счёте, встанет на свои места, точнее, что я найду своё место. Одно определённое, понятное окружающим место в жизни. А я, Тань, в двадцать пять как-то не торопился. Меня всё устраивало. Даже если что-то не получалось, я наслаждался самим процессом, драйвом, суетой, ажиотажем. В больнице я бы этого не получил, это я точно знаю. Я пропадал сутками, я с кем-то встречался, что-то без конца затевал, кому-то что-то продавал, или бегал за кем-то, чтобы что-то купить. Встречался с друзьями, встречался с людьми, которых называл партнёрами по бизнесу. У меня была жизнь. Отдельная от неё, и меня устраивало, что она ждала меня в нашей квартире, и когда я там появлялся, она встречала меня.

На это я тоже могла знакомо поддакнуть, даже кивнула, но в последний момент заставила себя промолчать, надеясь, что Емельянов моего кивка не заметил.

— И это должно было чем-то закончиться. — Он посмотрел на меня. — Как у нас с тобой. Все отношения подходят к определённой точке, ты совершенно права. Я эту проклятую точку по традиции проскакиваю. Если мне хорошо и удобно, мне просто хорошо и удобно. Вот и с Ольгой получилось также паршиво. Не заметил. Мы прожили вместе полтора года, и, как выяснилось, она ждала очевидного продолжения, а я... — Сашка помолчал, затем признался: — Я не хотел. Жениться не хотел, не видел необходимости, семью не хотел. Я был занят, я был оторван от реальности, как раз собирался заняться первым кинотеатром. — Он вдруг повернулся ко мне и, понизив голос, сказал: — Тань, я влез в миллионные долги. И у меня не было никаких гарантий, что я из них выберусь. Я мог думать только об этом.

— А она забеременела.

— А она забеременела, — эхом отозвался Сашка. — И ждала от меня определённой реакции. Самое поганое, что она не сомневалась в моём решении. И это самый ужасный момент моей жизни, я никогда не забуду, как она смотрела на меня. Как побледнела после моих слов, как глаза потухли. Я тогда не воспринял всерьёз, ну расстроилась, девочка, что ж поделать. А потом, спустя годы, вспоминая... Я уже даже не знаю, не помню, как всё было, наверное, я со временем что-то себе придумал. Но оттого ещё ужаснее. Потому что я тогда не готов был её слушать. Я знал, что всё не вовремя, и я просто не хочу.

— Ты её бросил?

— Нет. Я попытался ей объяснить. — Сашка хмыкнул. — Про кинотеатры. А потом попросил сделать аборт. Даже денег дал, последние, что были, все оставил. — Емельянов снова привалился к подушкам, носом шмыгнул. — И уехал заниматься своими делами. А когда вернулся через неделю, выяснилось, что она ушла. Собрала вещи... забрала деньги и ушла.

— Ты её искал?

— Тань, да что её было искать? К родителям уехала. Я за ней, конечно, поехал, меня там встретили весьма прохладно, что и понятно. Но Ольга сама... Я был уверен, что она меня простит. Был уверен, что она... аборт сделала. По крайней мере, я так понял. Я хотел это услышать, и сделал нужные для себя выводы. Но она тогда сказала, что жить со мной не хочет, что простить не сможет, что перестала меня понимать, и ждать устала, и поэтому лучше на этом расстаться. Ты удивишься, если я скажу, что обиделся?

— Ох, Саша.

— Да, вот такая я идиотина. Но я на самом деле разозлился и обиделся. Не понимал, как она может не слышать меня, я ведь ей всё обещал, честь по чести. И свадьбу, и детей, и достаток. Но потом, позже. Ведь чтобы чего-то добиться, нужно время, нужны силы, нельзя отвлекаться. В итоге, она не захотела понять меня, я не захотел понять её, и мы расстались. И я успокоился довольно быстро.

— В этом я не сомневаюсь. Стюардессы пошли косяком.

— На стюардесс, любимая, как и просто на перелёты в тёплые страны, нужно было ещё заработать. Но я почувствовал облегчение. Больше не надо было рваться в Москву, не надо было придумывать оправдания, тратить время, пытаясь успокоить и в чём-то убедить тоскующую женщину. Я работал, я отдыхал, жизнь не шла, неслась вперёд, а время шло. Я об Ольге почти не вспоминал. Иногда ловил себя на мысли, сожаления не чувствовал, просто неловко становилось, и проще было снова забыть. А спустя года два, в Москве случайно встретился с однокурсником, а у того жена с Ольгой, как оказалось, дружбу водит. Ну, и в разговоре просто всплыло, мол, замужем, ребёнок, вот недавно день рождения сыночку её отмечали, двухлетие, подарок дарили... И я как-то за это двухлетие зацепился, осторожно выспросил в каком месяце, какого числа, посчитал... Не выходило по-другому, никак. Мой. Получалось, что аборт она не делала, обманула. Я тогда несколько дней сомневался, сам не свой ходил, а потом плюнул на всё и поехал к ней. Точнее, к её родителям. Оказалось, что она там и живёт, с мужем. Меня увидела, и её прямо перекосило. И отрицать ничего не стала. Я начал ей про даты, что всё посчитал. Ну, знаешь, как мужики считать умеют. — Я сглотнула. А Сашка головой покачал, занятый воспоминаниями. — А она только подтвердила, что ребёнок тот самый, никакого аборта она не делала. Но только меня это никак не касается. Потому что я никто, а у её сына есть отец. Который воспитывает, который любит, который ответственность нести не боится. Взрослый, правильный, серьёзный мужчина, и она его любит. Короче, мне и не снилось. И я стоял на улице, разговаривал с ней, и смотрел, как незнакомый мужик качает на качелях моего сына. И я ничего не мог с этим сделать. Потому что я на самом деле этому пацану никто. Биологический фактор. А мальчишка счастливо смеялся, и крепко держался за поручни. Я почему-то очень хорошо запомнил. Совсем не рассмотрел его лицо, а вот как он за поручни держался, запомнил. И как смеялся, запомнил.

Я секунду сомневалась, потом руку протянула и положила её Сашке на плечо. Потом и щекой прижалась.

— Ты больше не пытался?

— Нет. Знаю, что у них ещё ребёнок родился, в общем, у них семья. Ольга этого и хотела, и я не имею права всё портить. Это даже я понимаю. Влезать и притворяться отцом... шестилетний ребёнок не в состоянии этого понять. Да и я не в состоянии объяснить. У него есть отец, Тань, и я знаю, точно знаю, что из него отец лучше, чем из меня. По крайней мере, для этого ребёнка. У меня права нет влезать в их семью.

Я взяла его под руку и прижалась к его боку.

— Ты прав.

— Да?

Я покивала. Потом спросила:

— Родители знают?

— Нет. К моменту нашего с Ольгой расставания у нас с отцом был пик конфронтации, практически не общались. Я только мать перед фактом поставил, и то не сразу. А уж признаться, что я оказался столь никудышным человеком... как-то неловко. Мать точно с ума сойдёт.

Я осторожно взяла его за руку, разглядывала наши пальцы. Чем его успокоить — не знала, да и стоит ли это делать, тоже ясно не было. Мне почему-то казалось, что успокоений Емельянов как раз и не ждёт, он в них не нуждается, он себе приговор давно вынес.

— И в этом ты прав. Родителям лучше рассказывать приятные вещи.

— Ага. Их в моей жизни хоть отбавляй, да?

— Но ты ведь уверен, что их достаточно? — Я пыталась пошутить. — Ты же любишь свою жизнь.

Сашка хмыкнул, потом руку свою освободил, и меня ею обнял.

— Я тебя люблю. — Слегка навалился на меня, мне пришлось откинуться на подушки, и Сашка заглянул мне в лицо. Его нос коснулся моего носа, я чувствовала его дыхание на своих губах, но целовать он меня не спешил. Вместо этого спросил: — А ты меня любишь?

Спросил серьёзно, и мы замерли в обнимку. Но ненадолго.

— Ты же знаешь, что люблю. И твой рассказ ничего не изменил.

— Да?

— А разве мог? Я и полюбила дурака. Что ж теперь?

Сашка ухмыльнулся, потом всё-таки поцеловал. Немного сполз и лёг рядом со мной. А я потянула на нас одеяло.

— Замёрзла?

— Немного. Это после дождя...

— Да. А, вообще, знаешь, Танька, мы с тобой оба умом-то не блещем. Я после сегодняшнего твоего танца под дождём, это очень хорошо понял.

— Сам ты дурак, — обиделась я. Сделала попытку из его рук вывернуться, но в итоге лишь повернулась на бок, прижалась спиной к Сашкиной груди, а он обнял меня. В одеяло закутал, сунул ладонь мне под ночнушку, ещё раз поцеловал, на этот раз в щёку, и вскоре затих. Правда, я не думала, что Емельянов заснул. Лежал тихо, но время от времени вздыхал. А я держала его за руку, и думала. Думала о девушке Оле, которой этот болван сделал так больно. И не из подлости, не из бездушия, а просто потому, что по молодости лет не смог понять, насколько для него это важно — ребёнок. А когда понял, очень быстро поставил на себе крест, потому что по его убеждению, человек, способный к родительским чувствам, никогда подобным образом не поступит. И свою дальнейшую жизнь строил, отталкиваясь от этого. Жизнь была весёлая, забавная, но пустая. И он всё-таки это чувствует, как не пытается заполнить её дорогими причудами. Но хорошо хоть чувствует.

Утром я разозлилась на телефон. Сначала за стенкой зазвонил мобильный Емельянова, звонил долго, но я смогла убедить себя, что звук за стенкой меня совсем не тревожит. Сашка вот даже не дёрнулся. Но когда зазвонил стационарный, совсем рядом, я разозлилась. Глаза открыла, несколько секунд собиралась с силами, потом всё же с постели поднялась. Емельянов, почуяв моё отсутствие, перевернулся на живот и ткнулся носом в мою подушку. Я же на часы посмотрела. Не мудрено, что звонят, десять утра почти.

— Александр Григорьевич занят, он подъедет позже, — объявила я молодому человеку, который представился ведущим менеджером. Если честно, мне спросонья было абсолютно наплевать, куда он кого вёл. — Совещание с персоналом? — Я заглянула в спальню, посмотрела на любимого, который дрых без задних ног и ни о каком совещании не думал. — Отмените. У него экстренная встреча. Конечно, передам, не беспокойтесь.

Закончив разговор, я вернулась в спальню и раздёрнула шторы. А проходя мимо постели, потрясла Емельянова за ногу.

— Саша, у тебя совещание.

Он лишь угукнул, но проснуться не пожелал.

Пришлось заказывать экстренную доставку продуктов. Я не могла вытерпеть созерцания пустых полок холодильника, да и Сашку надо чем-то кормить. В доме даже хлеба не было. Немного сыра, колбасы и остатки овсяного печенья. Куда это годится? А пока я принимала ванну, продукты и подвезли. Вежливый мальчик-курьер всё выгрузил на кухонный стол, не забыл поулыбаться, за что получил не только указанную в чеке сумму, но и немного наличных в свой карман. А я принялась готовить омлет с овощами, по маминому фирменному рецепту. И поэтому совсем не удивилась голодному Сашкиному урчанию, когда тот в начале двенадцатого появился на кухне.

— Едой пахнет.

Я улыбнулась, стоя к нему спиной.

— Оголодал?

— Я даже похудел. Ты не заметила? — Я рассмеялась, когда он меня обнял, навалился на меня, но я быстренько его шугнула, чтобы не мешал. Но щёку для поцелуя подставила. А когда мы всё же встретились глазами, поняла, что наш ночной разговор лучше всего оставить в покое. И просто жить дальше. Помня, но не мучая себя. Мне кажется, так будет правильнее всего. Жизнь — она мудрая, сама рассудит.

— Я не заметила твоей худобы, да и голодного блеска в глазах, но тому, что сидел на бутербродах, верю. Ставь чайник, у меня всё готово.

Чайник был определён на плиту, Емельянов сел за стол и тут же стащил с тарелки кусочек колбасы, сунул в рот.

— Саш.

— У?

— Во-первых, не ешь руками, а во-вторых, тебе с работы звонили. У тебя совещание какое-то.

— Да? — Он подёргал себя за ухо. — Прогул мне поставят.

— Надо бы. — Положила ему на тарелку омлет, и как лучшая жена в мире подсказала: — Гренки ешь. — Поймала себя на этом, самой стало смешно и даже немного противно, но Емельянов лишь кивнул и потянулся за тарелкой с гренками. И улыбался, как кот. Не мне, гренкам. А я его ещё и поцеловала в щёку, ничего не могла с собой поделать. — Вкусно?

Он кивнул, а когда я за стол села и сделала себе чай, кинул на меня долгий взгляд исподлобья. Я почему-то подумала, что сейчас снова заговорит о вчерашнем, а у меня не было к нему вопросов. Честно. Возможно, они ещё не сформировались в моём сознании, но может быть и так, что они не появятся вовсе. Может придти страх, или я всё-таки решу оставить эту историю в прошлом, как сделал Сашка. Емельянова можно было начать воспитывать, можно было отругать или задаться целью исправить сложившуюся много лет назад ситуацию, но я не считала, что имею на это право или настолько умна, мудра и проницательна. И, наверное, Сашка думал также, потому что затрагивать эту тему не стал, а вместо этого предложил:

— Давай съездим куда-нибудь. Нам надо отвлечься.

Я, признаться, призадумалась. В уме тут же, как фейерверк замелькали названия городов и стран: Токио, Париж, Норвегия или всё-таки солнце, море и пляж? Правда, уже через пару секунд я вспомнила про работу.

— Я не могу. У меня же центр.

Сашка вытер рот салфеткой и хмыкнул.

— Сам собой напрашивается вопрос: кто в этом доме зарабатывает деньги?

Я рассмеялась.

— Ты. Но я свою работу люблю.

Он вздохнул.

— Знаю. — Потом пообещал: — Я поговорю с Кириллом. Думаю, пара недель ничего не решит.

— Тогда я хочу на Кубу.

— Круто. Поедем на Кубу. Я там не был. Ленку возьмём?

Я вытаращила на него глаза, а потом захохотала.

— Ни за что!

Емельянов тоже рассмеялся.

Следующие несколько дней не было никакого желания куда-то ходить и с кем-то общаться. Я бы предпочла запереться с Сашкой дома, и просто пережить, вновь привыкнуть к нему, кормить чем-то вкусным и наблюдать, как он сыто щурится после. Но приходилось каждый день ездить на работу, заниматься делами, и даже обсудить наше примирение с мамой и с Никой, отмахнуться от них я не посмела. Правда, обе не стали задавать лишних вопросов, и просто порадовались за нас.

— Я же говорила, что Саша тебя любит, — сказала мама, и тут же заявила: — Мы с папой будем ждать вас в субботу на ужин. Хорошо? Только не отказывайся, Таня!

— Не буду, — ответила я. — Мы придём, мама. — А вечером у Емельянова поинтересовалась, что скрывать, с лёгким подозрением: — Ты ведь не против?

— Нет.

— Мама обещала приготовить гуся в яблоках!

— Фирменный рецепт?

Я помолчала, затем призналась:

— Новый. Но я буду контролировать всё, обещаю!

Емельянов подошёл и поцеловал меня.

— Всё равно съем, и скажу, что было вкусно.

Я по груди его погладила.

— Правильно. Это мужской поступок. — Позволила себя обнять, Сашка целоваться лез, а я немного отстранилась и спросила: — Мы сможем?

Он прижался лбом к моему лбу, вздохнул и негромко сказал:

— Сможем. Выбора нет.

Я стукнула его по плечу, и он улыбнулся.

В понедельник мы собирались уезжать. Родителей я предупредила, папа немного поворчал по поводу того, что у нас всё кувырком, то в подушку рыдаем, то чемоданы собираем, но мама его тут же приструнила. И вот в субботу мы собирались к ним на ужин, а в понедельник должны были уехать в Москву. Перед отлётом предстояло ещё одно важное событие, Емельянов собирался познакомить меня со своей семьёй. Мы планировали задержаться в Москве на пару дней, у Сашки там была квартира, совсем небольшая, в спальном районе, но о нормальном жилье в столице он не думал, говорил, что без надобности.

— А дальше видно будет, — заявил он мне.

Из его уст это звучало метафорически. Знакомство с родителями, обсуждение возможной покупки квартиры. Вообще, нужна нам квартира в Москве или нет? Про квартиру мне было не слишком интересно, куда важнее было местоимение "нам". Вечерами мы сидели в обнимку на веранде, пили вино и обсуждали дальнейшие планы. Москва, Куба, квартира... Родители. Какое страшное это, оказывается, слово. Когда начинала волноваться всерьёз, я целовала Сашку, и становилось спокойнее.

Мне просто было хорошо и спокойно эту неделю. Я привыкала к мысли, что начинается новая жизнь.

А чтобы эта новая жизнь началась, по-настоящему, нужно было собрать чемоданы в прошлой и перевезти их в своё будущее. За прошедшую неделю я ни разу в родительской квартире не появлялась и с сестрой не виделась. Хотя, не сомневалась, что она в курсе нашего с Емельяновым примирения. Мама, наверняка, рассказала. И про Кубу, скорее всего, рассказала, и поэтому я не удивлялась, что Дашка не звонит, наверняка злится. Не на меня, нет. На жизнь в целом. Её-то на Кубу никто не приглашает. И замуж не зовёт.

— Даша, я пришла! — Я вошла в квартиру, прикрыла дверь аккуратно, будто боясь потревожить утреннюю тишину в квартире. Сашка меня завёз к родителям перед работой, высадил у подъезда и поторопился уехать, боясь, что я заставлю его заниматься моими вещами. Собирать чемоданы, решать, взять ночную лампу с аппликацией или оставить её в комнате, в которой взрослела, рассматривать мои многочисленные платья. Правда, пообещал при необходимости прислать мне грузчика, на что я показала ему кулак.

В квартире было тихо, десять утра, сумасшедшая рань по Дашкиным меркам. В прихожей, прямо у порога, её туфли и мужские ботинки. Я секунду их разглядывала, после чего качнула головой. Если бы папа только знал...

Я прошла мимо закрытой двери в комнату сестры, лишь на мгновение притормозила, прислушалась, но за дверью было тихо. И я поспешила уйти к себе. Если честно, на самом деле, развила нешуточную деятельность, увлеклась, и платья перебирая, и обувь, потом мне пришло в голову, что я хочу забрать свой комод и торшер из гостиной, я его в Питере покупала и лично оттуда везла, мучилась, не доверила транспортной компании. Ну, и, конечно, ночную лампу с той самой аппликацией и обязательно большую картину из своей спальни, мне её подарили на двадцатилетие, и мне она очень нравилась. В общем, вещей набиралось немало, а я ведь собиралась только взять кое-что для поездки, и Емельянова в этом уверяла. Он не поверил, и свинтил. Оказался прав.

— Что ты делаешь? — воскликнула сестра у меня за спиной, когда я предприняла попытку сдвинуть в сторонку антикварное бабушкино трюмо на гнутых ножках. Я выпрямилась, сдула с лица волосы и обернулась на заспанную сестру.

— Вещи собираю.

Дашка хмыкнула.

— Меня это, конечно, радует. Но может, ты вызовешь грузчиков?

— Вызову, — согласилась я. — Я просто хотела попробовать, не развалится ли оно. Ему почти сто лет.

— Купи новое, зачем тебе это старьё?

— С ума сошла? Это семейная ценность!

— Кроме тебя об этом уже никто не помнит.

— Даша, иногда у меня такое ощущение, чтобы тебя воспитали цыгане. Никакого уважения к предкам.

Сестра лишь рукой на меня махнула и с глаз моих скрылась. А я, когда решила выйти из комнаты, для начала осторожненько выглянула, чтобы не наткнуться на незнакомого парня в трусах, как у нас... кхм, в семье с некоторых пор заведено. Никого не было, и я прошмыгнула на кухню. Кстати, дверь в комнату сестры снова была закрыта. Надо же, какие мы таинственные.

— Даш, ты не будешь против, если я и эту картину заберу? Мне её вручали в институте.

— Забирай, что хочешь! Я могу жить и в голых стенах!

Я недовольно поджала губы.

— Я просто спросила.

За стенкой мне послышался мужской голос, я замерла и прислушалась. Ни слова не разобрала, досадно. Но говор показался мне странным и отчего-то знакомым.

— Я, вообще, не понимаю, зачем тебе картины? — Дашка появилась передо мной уже в халате. — Ты же едешь на Кубу.

— И что?

— Просто езжай на Кубу, Таня! Что у тебя в голове? Какие-то комоды, картины.

Я отвернулась от неё и негромко проговорила:

— Да, я не стрекоза, как ты.

— Стрекоза?

— Лето красное пропела и так далее.

— О, ну конечно! Я безнадёжна.

— Девочки, не надо ссориться. Это плохо.

Я медленно повернулась, отреагировав и на мужской голос, и на знакомый акцент. И в удивлении и возмущении воззрилась на полуодетого француза. Крис был всклокочен после сна, я впервые видела его небритым да ещё в расстёгнутой рубашке. Он остановился у Дашки за плечом, и взглянул расстроено. На меня! А я руками развела, на сестру посмотрела. Дашка тут же ощетинилась.

— Что ты на меня так смотришь? Это, вообще, не твоё дело!

— Как... Когда? Господи, я вас даже не знакомила!

— Специально и не знакомила, — пробормотала Дашка в сторонку, а Крис прошёл в гостиную и мне улыбнулся. Как он всегда улыбался, приятно, искренне и открыто.

— Таня, я так рад тебя видеть.

Я невольно заподозрила подвох.

— С чего это?

Крис слегка нахмурился.

— Я не всегда понимаю ваших выражений. Но я рад тебя видеть. Я знаю, что ты с Алексом помирилась.

— Вообще, Крис, это он со мной помирился. Это важно. Но меня в данный момент интересует другое: когда ты... помирился с моей сестрой. Когда успел?

Он виновато развёл руками.

— Таня, я не спал. Я не ел. Я проснулся на следующее утро и решил, что мне показалось... видение, ангел!..

Дашка стояла за его спиной и довольно улыбалась, при этом не скрывая лёгкого ехидства. Правда, Крис её видеть не мог, и, наверное, искренне верил, что она млеет от счастья.

— Ясно, — проворчала я. — На тебя снизошло помешательство.

— Таня, я её люблю.

— Уже?

— Тань, ты замолчишь или нет? — зашипела на меня сестра. — Он меня любит. Тебе какое дело?!

— Девочки, не спорьте. Я люблю вас обеих.

Я ткнула в Криса пальцем и заверила:

— Больше никогда так не говори. Она не простит. — Я от француза отвернулась и полезла на диван, намереваясь снять со стены картину. Как выяснилось, у Дашки объявилась замена домашнему комфорту, переживёт без моего пейзажа. А пока лазила по диванам, решила: — Делайте, что хотите. Любите, женитесь, покупайте новые картины, мне всё равно, а я... — Я спрыгнула на пол, — я на Кубу еду.

— Куба — это хорошо. — Крис поддержал меня, когда я покачнулась, картину у меня забрал. — Алекс молодец, он тебя балует.

— Да, себе на беду, — поддакнула Дашка.

Я послала ей язвительную улыбочку. А перед тем, как уйти, воспользовавшись тем, что Крис был занят моим трюмо, следил за тем, чтобы грузчики отнесли его в машину очень осторожно, ни в коем случаем не стукнули по пути, я притянула к себе сестру и спросила:

— Ты серьёзно?

Дашка наморщила нос.

— Тань, но он ведь классный.

— Классный, — согласилась я. — И богатый, и симпатичный, но жуткий ловелас.

Дашка хмыкнула, упёрла руку в бок.

— Ничего, я отлично знаю, как с такими справляться.

— Но он же уедет, — понизив голос, сказала я. — Совсем скоро.

— И что? Я никогда не была во Франции.

— Боже мой, — вырвалось у меня. — Родители с ума сойдут.

— Ничего, у них ты есть. Ты останешься здесь, нарожаешь им внуков. Ты ведь собираешься?

Особой иронии в тоне сестры не было, возможно, только лёгкая насмешка, но смотрела Дашка серьёзно и не вредничала, как обычно.

— Дело сейчас не во мне. Ты собираешься с ним уехать. А он звал?

— Он позовёт, — уверенно сказала она. — У меня всё под контролем.

— Тебе надо влюбиться, — сказала я, и на самом деле почувствовала лёгкое сожаление. А сестре пожелала: — Влюбись в Криса. Он и, правда, хороший. Просто возьми и влюбись.

— Ага, просто возьми и влюбись, — повторила за мной Дашка безрадостно. Но тут же улыбнулась и пихнула меня в бок. — Иди, давай, тебе надо вещи паковать. Тебя Куба ждёт.

Я улыбнулась ей.

— Меня Сашка ждёт. А ещё родители, мы ужинаем у них. Приезжай. С Крисом. Или страшно?

Дашка показала мне язык и захлопнула за мной дверь.

— Поверить не могу, поверить не могу. — Я повторила это раз пятьдесят, но поверить всё равно не могла. — Как у неё получилось, когда?

— Это же Дашка. — Емельянов подтянул ремень на брюках, посмотрел на меня. — Тебе надо расслабиться. Оставь эту проблему сестре.

— Она ничего не сказала родителям. Собирается во Францию, а родителям не сказала. Как я буду смотреть им в глаза?

Мы всё ещё стояли у машины, у ворот родительского дома, и я никак не осмеливалась зайти. Сашка томился, дёргал ногой и смотрел на небо.

— Таня, пойдём, я есть хочу.

— Ты можешь думать о чём-то другом, кроме еды?

— Могу, — согласился он. — О Кубе, о тебе, о твоей груди... Кстати, отличное платье.

Я всё-таки рассмеялась.

— Ты невозможен.

— Да. Когда я голодный, я такой.

Я подошла к нему, осторожно обняла, на поцелуй ответила.

— Ты и сытый такой.

— Да? — Он искренне заинтересовался. — Что ж тебе так не повезло?

— Придётся выяснить, — вздохнула я и тут же улыбнулась. — За что я тебя люблю.

— А за что я тебя люблю?

— Ответ на этот вопрос я знаю.

Сашка меня обнял, ладонь прошлась по моим ягодицам, чуть хлопнула.

— Давай, похвали себя.

Он как раз собирался меня поцеловать, когда с крыльца послышался зычный голос отца.

— Вы там долго стоять будете? Мать уже гуся пересушила.

Мы с Сашкой отскочили друг от друга, я смутилась, он рассмеялся, но направились к дому, взявшись за руки.

— Привет, папа.

— Павел Борисович.

— Ты кольцо принёс?

— Да.

— Тогда входи.

— Кольцо спрячем в гуся? Кому достанется?

— Я смотрю, ты шутник.

— Есть немного, — сознался Сашка.

— Перестаньте оба! — взмолилась я. Вошла в родительский дом, потянула за собой Емельянова, улыбнулась родителям и в этот момент поняла, что счастлива.

Эпилог. Несколько лет спустя.

Он даже не знал, ждал ли этой встречи, боялся ли её, планировал ли. Нет, не планировал. Как-то спонтанно получилось. Столько лет прожить с мыслями о том, что не имеет права вмешиваться, что должен жить своей жизнью, а потом вдруг взять телефон, набрать номер и сказать:

— Здравствуй.

Решился, наверное, именно потому, что действие было спонтанным, не успел как следует обдумать и себя запугать предстоящим. Таня уже не раз заводила осторожный разговор о том, что, возможно, следует предпринять попытку. Не сблизиться, не познакомиться, как бы ему этого не хотелось, а просто дать о себе знать. А там уж будет ясно, что получится. Если, вообще, получится. Ведь не смотря на то, что он сам называет себя "биологическим фактором", это не снимает с него ответственности. И вот он здесь. В кафе на одной из оживлённых московских улочек, за соседними столиками люди, которые обедают, разговаривают, и, конечно, не догадываются, что рядом с ними может решаться чья-то судьба. За такой же тарелкой с салатом, чашкой чая, под негромкий гул чужих голосов. А человек сидит за столиком, пока ещё в одиночестве, в задумчивости, и ждёт минуты, которая всё решит.

Он выпил две чашки кофе, прежде чем она появилась в кафе. Вошла, и Емельянов сразу её узнал. Совсем не изменилась. Страшно подумать, но прошло десять лет. А Ольга всё такая же, по крайней мере, поворот головы и спокойное выражение на лице очень знакомы. Кажется, она не волновалась, в отличие от него. Потому что, когда её взгляд, наконец, остановился на нём, Ольга осталась внешне спокойна. И к столику подошла не торопливо, только Емельянова разглядывала. А он поднялся ей навстречу. И повторил, как при телефонном разговоре:

— Здравствуй.

Она помедлила, затем кивнула.

— Здравствуй.

Он рискнул улыбнуться.

— Отлично выглядишь. Совсем не изменилась.

— Правда? Или врёшь по привычке?

— Я никогда не вру, я лишь немного приукрашиваю. Но не в этот раз. Оль, ты, правда, отлично выглядишь.

Она отвела глаза, губы облизала. Всё-таки волновалась. После чего кивнула.

— Спасибо.

— Садись. — Он даже стул для неё отодвинул. Сама галантность. Жена бы оценила и посмеялась, но не Ольга. Да и момент не тот. — Что тебе заказать?

— Чай.

Официантка отошла от их стола, и повисла тишина. Емельянов не сразу осознал, что разглядывает Ольгу, даже не замечал, что она старательно отводит глаза. И поэтому, когда она задала вопрос, немного растерялся.

— Зачем ты позвонил?

— Хочу знать, как вы живёте.

— Мы?

— Ты... и твоя семья.

Ольга схватила салфетку и затеребила её. Саша уже не понимал, нервничает она больше или злится.

— Мы с тобой договаривались, что ты не будешь нам мешать.

— Я и не собираюсь. Я хотел поговорить с тобой. Узнать... точно знать, что всё в порядке.

Принесли чай, они снова помолчали, оба кидали нервные взгляды на девушку в накрахмаленном переднике.

— Ещё что-нибудь?

— Нет, спасибо. — Емельянов в два глотка допил кофе и с тоской глянул вслед удаляющейся официантке. Не вовремя он её отослал. — Ты так и не ответила.

Ольга сдержанно кивнула.

— У нас всё хорошо. Если честно, я не знаю, что ещё тебе сказать.

— Наверное, я мог бы попросить тебя рассказать о сыне, но не буду. — Саша нервно постучал ладонями по столу.

— Он не твой сын.

Коротко кивнул.

— Понимаю. Поэтому и не прошу. Да я и не уверен, что хочу знать. Понятия не имею, что делать с этой информацией. И забыть не забудешь, и откреститься не получится.

— Но зачем-то ты меня позвал.

— Оля, я... не хочу, чтобы ты думала, что я живу спокойно все эти годы, ничего не помню, и что мне всё равно. — Она попросту пытала его взглядом. — Но я знаю, что не имею права, и поэтому все эти годы не появлялся в вашей жизни. Но у меня есть сын. И я помню, что поступил с тобой очень жестоко. Я не буду оправдываться. Я просто рад, что у тебя есть человек, который вас любит. Что он Максима любит. Это ведь так?

— Да, это так, Саша. И я не хочу ничего усложнять.

— Я не буду усложнять, клянусь. Но пойми меня, в последний раз мы виделись около десяти лет назад. Это очень много. И с тех пор могло измениться всё, что угодно. Я должен знать, что у вас всё хорошо... что вы ни в чём не нуждаетесь. Для меня это важно.

Она смотрела на свою чашку.

— Мы не виделись десять лет, при этом ты с лёгкостью нашёл мой новый номер. Откуда?

— Просто попросил знакомого помочь.

— Интересные у тебя знакомые появились.

Он пожал плечами, не зная, что на это ответить.

— А у тебя как? Сбылось всё, чего ты хотел?

— Да, наверное. И даже то, чего не хотел.

— Ты заработал свой миллион?

— И не один.

— Это делает тебя счастливым?

Емельянов подумал, прежде чем ответить.

— Нет. Меня делает счастливым любимое дело, и то, что я в состоянии дать своей семье всё необходимое.

— Семье?

Он скупо улыбнулся.

— Представляешь? И у меня есть семья.

Ольга знакомым движением потёрла подбородок. Она всегда так делала, когда задумывалась или ей требовалось срочно принять решение.

— Дети?

— Сыну четыре. Его зовут Андрей.

— Понятно. Александр Емельянов стал отцом, и в нём проснулось чувство ответственности.

— Нет. — Он покачал головой. — Это не так. Я просто выполнял твою просьбу, не мешал тебе. Я до последнего её выполнял, Оля. Я понимаю, что виноват, не имею права, и уж точно ни на что не претендую. Я знаю, что твой муж хороший отец для Максима.

— Откуда?!

— Я знаю. Мне этого достаточно.

— Ты следил за нами?

— Нет. Не воспринимай это так. Я просто попросил знакомого разузнать, осторожно.

— Саша, ты сам понимаешь, что говоришь?

— Да. И я не понимаю, что тебя так шокирует. Он и мой сын тоже. Как бы там ни было. Я просто хочу знать, что всё в порядке. Не воспринимай меня, как угрозу. Пожалуйста. Я не шантажировать тебя приехал.

— Тогда что?

— Я хочу, чтобы ты знала... — Он отчаянно подбирал слова. — Знала, что я всегда готов помочь. Без всяких условий.

— Деньгами?

Она произнесла это с той самой интонацией, что и много лет назад. С оттенком презрения и явным непониманием. Пришлось задавить в себе всплеск возмущения и продолжить со всем собранным в кулак спокойствием.

— Если понадобится. Точнее, я этого хочу.

— Нам хватает денег, Саша.

— Я знаю! — Он всё-таки не сдержался. — Я знаю, что твой муж отличный врач, что он заведующий отделением, что его приглашают преподавать и всё такое. — Наверное, не надо было этого говорить, вон как Ольга опасно прищурилась. — Но у вас ещё двое детей, а я бы хотел поучаствовать в жизни Максима, пусть и чисто материально. Ему не обязательно об этом знать, и мужу твоему знать не обязательно... решай сама. Но я бы хотел оплатить обучение. Любой ВУЗ, самый лучший. Российский, европейский. Оля, позволь мне это сделать. Я не буду говорить, как это важно для меня, подумай о сыне. — Она молчала, и он сдался. Только вздохнул. — Просто подумай. Я готов в любой момент, готов к диалогу. И ничего не прошу взамен, никаких условий.

— Чем ты занимаешься?

— Занимаюсь... — Емельянов осторожно выдохнул, остывая. — Помнишь, кинотеатр? Ну, я выиграл бумаги на владение им в карты?

— Ты хотел его продать.

— Не продал. Кому он был нужен? Пришлось самому отстроить, перед этим залезть в долги... В общем, у меня сейчас четыре кинотеатра. Помимо них сеть кафе, пара ресторанов, пара развлекательных комплексов с аттракционами и картингами.

— Я не удивлена.

Емельянов усмехнулся.

— Да, жена тоже говорит, что я вечный ребёнок и невозможен.

— Ты любишь жену?

— Очень. Она меня терпит. И даже понимает.

— А сын?

Он провёл ладонью по скатерти.

— Сына обожаю. Он вернул мне семью. Родителей.

— Прозрение пришло к тебе поздно.

— Да. — Саша покаянно кивнул. — Я не могу себя простить, и изменить ничего не могу. Поэтому и прошу тебя позволить мне хоть как-то поучаствовать в судьбе Максима. Просто чтобы ты знала — я всегда готов помочь. Всем, чем смогу. И то, что я могу помочь деньгами... Оля, я знаю, тебя деньги никогда не интересовали, но иногда они нужны. Порой они значительно облегчают жизнь. Не отказывай в этом, в первую очередь, сыну.

Она отвернулась от него.

— Я подумаю, Саша.

— Подумай. О большем не прошу.

— Ты живёшь в Москве?

— Нет. Приехал по делам. Сегодня обратно... — Он улыбнулся. — В провинцию.

— И тебе там нравится?

— У меня столько работы, что я не замечаю недостатка в суете. Да и привык. Таня не хочет переезжать. У нас свой дом, в пригороде, рядом её родители, друзья. Нам там хорошо. Москва для моей жены — это один большой шопинг. — Емельянов рассмеялся, но Ольга не оценила, смотрела на него серьёзно, и он про себя посетовал. Шутки про деньги с Ольгой никогда не проходили, а с возрастом она стала относиться к этому ещё серьёзнее. Вот она, главная перемена в ней.

В конце концов, она кивнула. Не глядя ему в глаза, судорожно сцепив пальцы, но кивнула.

— Хорошо, Саша, я тебя услышала.

— Я рад.

— Я обещаю, что подумаю. И если... Максиму понадобится твоя помощь, я тебе сообщу. Но я, правда, не знаю, что может случиться...

— Не говори об этом. В этой жизни может случиться, что угодно. Мне ли не знать. Просто знай, что я всегда жду твоего звонка. Я... живу обычной жизнью, обычного человека, на одном месте, и я уже не тот бесшабашный тип, который... мог сказать тебе то, что сказал. Я очень сожалею. Я не знаю, что бы у нас вышло, и сейчас уже не представляю кого-то на месте своей жены, но... если бы я тогда этого не сказал, у меня был бы сын. Это то, чего я уже не исправлю. — Емельянов стукнул кулаком о ладонь. — Ну вот, я это сказал.

— Я довольна своей жизнью.

— Это хорошо.

— Я, правда, довольна, Саша. Тогда мне было больно, я не понимала, как ты мог попросить меня сделать аборт, мы ведь долго были вместе. Но я уже тогда знала, что не буду с тобой счастлива. Мы разные.

— Это точно. Но ты очень нравилась моим родителям.

— Они знают? Про Максима?

— Нет. Я не могу им этого сказать, — признался он.

Ольга понимающе кивнула, но по её губам скользнула усмешка. После этого она поднялась. Просто взяла и встала, видимо, кончилось терпение, выдержка. Замерла ненадолго, глядя на Емельянова сверху вниз.

— Мне нужно идти. Дети с мамой.

— Да, конечно. — Саша тоже подскочил, и никак не мог придумать, что ещё ей сказать. На прощание, или просто... в качестве поддержки. И у него вырвался вопрос, которого он боялся, который не собирался задавать, поклялся, что не задаст. — Оля, он похож на меня?

Она посмотрела ему в глаза, качнула головой.

— Нет. Он похож на меня. Спокойный и вдумчивый. И я очень этому рада, Саша.

— Понятно.

Ещё один долгий взгляд, и она изобразила улыбку.

— Пока.

— Пока. Пусть всё будет хорошо.

— И у тебя.

Она пожелала ему удачи на прощание. Стало ему легче? Не намного, если честно.

Домой добрался только к вечеру. Перед отъездом ещё раз навестил родителей, плотно пообедал, съел всё, что мама предлагала ему попробовать, забрал пакет с подарками для Андрея и сверток пирогов, и поймал себя на мысли, что всё это стало для него привычным. Даже мамины наставления с некоторых пор воспринимались им спокойно и как должно. Но, наверное, из-за пережитого за этот день, немного не сдержался, и взмолился:

— Мама, ты приедешь через неделю и всё это сделаешь сама. Я всё равно ничего не запомню.

— А ты запоминай. Пригодится в жизни.

Всё-таки улыбнулся.

— Ладно, я буду стараться. — Наклонился и мать поцеловал. — Отцу привет передавай. Ждём вас через неделю.

— Андрюшу поцелуй от меня!

— Обязательно.

А сын будто знал, что бабушка наказала его поцеловать. Выбежал из-за дома, как только Емельянов припарковал машину у гаража и хлопнул дверью.

— Папа!

Саша поймал его одной рукой, в другой пакеты держал, от земли приподнял, поцеловал в щёку.

— Привет, супергерой. Почему ты ещё на улице? Уже вечер.

Андрей его за шею обхватил и повис, что позволило Саше его поднять.

— Я маме сказал, что буду тебя ждать.

— Круто. Гараж достроил?

— Крышу надо! Красную!

— Завтра построим, вообще, не вопрос. — Емельянов в деловитое лицо сына вгляделся, потом ещё раз поцеловал. — Бабушка тебя зацелует, когда приедет. Только ты чумазый какой-то.

Андрей потёр щёки рукавом толстовки, выпятив нижнюю губу.

— А что ты привёз? Пистолет мне купил?

— Купил. — Емельянов по ступенькам крыльца поднялся, толкнул плечом входную дверь, и тут же крикнул: — Тань, я приехал!

— Я слышу! — донеслось с кухни.

— Чем мама занимается?

Андрюшка плечами пожал, закрутился у него на руках, и пришлось его опустить на пол.

— Я забыла про мясо в духовке. — Таня вышла ему навстречу, улыбнулась и тут же поцеловала. — Так что ты вовремя.

— С кем болтала?

Её улыбка на мгновение померкла, но она быстро взяла себя в руки.

— С Ленкой. Обсуждали обои, которые она купила в спальню.

— А, ну это, реально, повод.

— Ещё бы, у неё, наконец, появилась своя квартира.

— Лучше бы она замуж вышла.

— Может и выйдет. — Отвлеклась на чумазого сына. — Андрюш, умываться немедленно. И мыть руки. Что ты делал на улице?

— Рыл ров. — Ребёнок влез на стул и попытался дотянуться до вазы с конфетами. — Вокруг гаража.

Емельянов рассмеялся.

— Я уже не первый раз ловлю себя на мысли, что у нас ребёнок растёт архитектором. Это следующая ступень после дизайна интерьеров, да?

Таня послала ему сладкую улыбку.

— На какой ступени бизнес развлечений, не скажешь?

Саша ответил ей саркастической усмешкой, глянул на сына. Поторопил того:

— Андрей, в ванную, бегом.

— Руки мой, и за стол! Никаких игр, — сказала ему Таня вслед. — Ужин готов.

Саша выглянул с кухни, проследил за сыном, а когда тот затопал по лестнице на второй этаж, поспешил подойти к жене. И даже зарычал, когда её обнял. Поцеловал, прижав её к кухонному столу.

— Танька, соскучился.

Она руки подняла, обняла его за шею.

— Все дела переделал?

— Практически. — Они встретились взглядами, весёлости поубавилось, потом Емельянов носом о её нос потёрся. Зажмурился.

— Как всё прошло? — тихо спросила она.

Он головой качнул, так и не открыв глаз. Откровенно поморщился.

— Пока не понял. Было тяжело.

Таня погладила его по плечам. Потом быстро поцеловала.

— Ладно, потом расскажешь. Тоже руки мой, и садись ужинать. — И добавила шёпотом: — Буду тебя кормить. Моё главное и любимое занятие в жизни.

— Папа, ты мне купишь велосипед на двух колёсах?

Саша на сына обернулся.

— А не рановато?

— Насте купили!

— Андрей, Насте шесть, — сказала Таня.

— Ну и что! Я могу! Папа, купишь?

Емельянов усадил сына в высокий стульчик, провёл ладонью по русым волосам.

— Куплю. Через год. Когда у тебя ноги до педалей доставать будут.

Андрей наклонился, чтобы посмотреть на свои ноги.

— Я не хочу больше на детском...

— Боже мой, какие страсти, — нараспев проговорил Саша. Руки полотенцем вытер и сел за стол. — Я куплю тебе самокат, идёт? Там, вообще, одна нога нужна.

— А вторая?

— А вторая... — Саша призадумался, с женой переглянулся. — А вторая будет ехать.

Андрей мотнул головой.

— Так я не хочу. Так я за Настей не успею.

Таня к сыну наклонилась, поцеловала.

— Не расстраивайся, родной. Папа что-нибудь придумает. А Настя даст тебе покататься. Как только научишься, папа купит тебе велосипед. Ешь пока горячее.

— Мама пирогов прислала, — вспомнил Емельянов. — С повидлом.

— Люблю с подливой, — кивнул мальчик.

— Когда я научу тебя говорить "повидло"? — посетовала Таня.

— Подлива, — упрямо повторил ребёнок. Саша рассмеялся.

— Даша звонила утром, приглашает нас и родителей на день рождения приехать.

— Семейный выезд во Францию? Это уже входит в привычку.

— Ей исполняется тридцать, ей нужна моральная поддержка.

— А, в этом смысле.

— Филинов они тоже пригласили, но Ника пока не уверена, смогут ли они поехать. Фая плохо себя чувствует, Ника не хочет её оставлять одну надолго.

Таня на сына посмотрела, тот был занят ужином, и к разговору родителей не прислушивался. И тогда она спросила, осторожно и понизив голос:

— Как ты?

Емельянов ел мясо, не сразу отозвался на вопрос жены, жевал, после чего кивнул.

— Всё нормально. Я не ожидал, что будет легко.

— Что она сказала?

— Что не представляет, в какой ситуации её сыну могут понадобиться мои деньги. Смысл, по крайней мере, был таков.

— Ну, это она зря.

— Она всегда относилась к деньгам, как к необходимому злу. Но расстались мы мирно. Она обещала подумать, и позвонить... если что.

Таня руку протянула и погладила его по плечу.

— Это самое главное. — Он кивнул. — Ты это сделал. Столько лет об этом думал, и вот сделал. Тебе стало легче?

— Нет.

Она с сожалением улыбнулась.

— Возможно, со временем. Вкусно?

— Да. Кто меня накормит лучше, чем жена?

Таня рассмеялась.

— Надеюсь, что никто. Андрюш, ты пирожок с чаем съешь?

— Бабушкин?

— Бабушкин.

Мальчик активно закивал.

— Буду.

— Как всегда выест повидло, — сказал Емельянов. А когда так и случилось, и сын весь перепачкался во вкусной, сладкой начинке, оставив тесто на тарелке, поднялся, чтобы достать его из высокого стульчика. На руки подхватил и понёс к раковине, а Андрей изображал самолёт, раскинув руки в стороны и рыча. А когда "зашёл в пике", счастливо засмеялся. — Умывайся, — сказал ему Емельянов. — Руки и рот, ты весь сладкий. — Потом поцеловал, прежде чем отпустить. И подтвердил: — Весь сладкий. Так бы и съел. — Но вместо этого слегка хлопнул по попе. — Беги в детскую, мы с мамой поговорим.

— Мам, можно телевизор?

— Можно.

Емельянов к жене подошёл, упёрся руками в стол рядом с ней, навис, а когда голову опустил, поцеловал её в губы.

— Мы просто живём дальше, — сказал он негромко.

Таня его по щеке погладила.

— Конечно. И мы счастливы. Не смотря ни на что.

Он кивнул, и ненадолго прижался щекой к её щеке. Потом улыбнулся.

— Ты делаешь меня счастливым. Именно ты.

Конец.

29.03.2015г.

1