Мария Ивановна отложила в сторону тетрадь и сказала:
— Вы видите, что это выдумка. Сплошная выдумка. Вздор. Ни чего о реальной жизни. Ты, Даня, не раскрыл тему, поэтому я поставила тебе три. Если придумывать, то выдумал бы что-то нормальное, приличное. Как ты готовился к новому учебному году, занимался в библиотеке. Рассказал бы о книгах, которые прочел. Всем ясно, что подготовка к занятиям во время каникул не более чем полет фантазии. Но о таком и помечтать полезно. А так, увы, Даня.
За партами оживление. Обсуждают. Кто-то из ребят крикнул:
— А что? Что он мог придумать? Он же и моря никогда не вдел. Дальше нашей забуханной речки не был. Туда только одна нищета ходят.
На миг в классе повисла тишина. Анька, самая задиристая из девчонок, добавила:
— Грязь месить и пивные бутылки собирать.
— Возьми и приберись на речке, лягушка — путешественница, — зло оборвал ее Максим.
Данька вскочил, обвел взглядом класс и бросил:
— Нищий! Но я ваш брат, я — человек! — Стоял и смотрел на это скопище недорослей, схватил сумку и выскочил из класса.
Максим бросился за ним следом. Догнал уже на улице.
— Даня, подожди. Даня! — Ухватил друга за рукав, но тот резко вырвался, бросил взгляд полный слез. Быстро пошел вперед.
— Отстань, иди к ним! К своим! К богатеньким. — сказал не громко, но с такой болью, что она сбивала с ног. Даньку душила обида, но не за себя, а за тех, кто оставался на "Скитальце", кто не мог постоять за себя в этом мире, за братьев.
— Даня. Ну, ты чего, Даня, — успокаивал друга Макс. Он хотел взять на себя часть боли. Если для того, что бы быть верным дружбе, надо стать пиратом, он готов.
— Да ладно, я понимаю. Я все понимаю, — Данька почти плакал, но шел, не опуская головы.
Максим шел рядом с другом и говорил:
— Ты успокойся, Даня. Они дураки. Настоящие дураки. А ты хорошо написал. Когда я слушал твое сочинение, мне показалось, что я вижу море и этих парней. Мне понравилось. Я завидую тебе, ты встретил таких людей. Нищие остались в классе, нищие, только не понимают этого. У тебя, в отличие от них, есть твое Карибское море. И есть твой корабль — "Скиталец". Им никогда этого не увидеть мир таким, как его видишь ты. Они слепцы. Так, Даня. Съездить на папенькины денежки на дорогой курорт не сложно. Мир в кармане. Тебе посчастливилось мир засунуть в карман.
Данька немного успокоился:
— Наверно, так. — Данька сейчас жалел, что несправедливо накричал на друга. — Карман моих дырявых штанов может лопнуть. Может тебе отсыпать немного?
— Раздели ношу свою с ближним. Я приму ее как дар. Пойдем ко мне, — предложил Максим, — достанем твой подарок, посмотрим на него, и ты мне еще что-нибудь расскажешь о своем море.
Нет худа, без добра, — приговаривал Сеятель-Жнец. — Если б я не забросил тебя в иной мир, ты стал бы беднее духом. Мог бы спасибо сказать.
В старости люди начинают брюзжать и ворчать. Понимаю Древних. По образу и подобию сотворены мы. Кого винить, мы ворчливы, жадны, завистливы.
Они пришли к Максиму, достали кинжал, долго смотрели на него. Сталь переливалась волшебным светом. Коварно слепила глаза. Лежит в моей руке клинок покорно. Смиренье так обманчиво его. Сокрыто под завесой черной, им принесенное в мир зло.
— Даня, расскажи что-нибудь, — попросил Макс.
— Рассказать? Жизнь у нас идет по одному порядку. По правилам. Ежедневно ребята выкатывают здоровенную бочку рома на палубу. Черпают оттуда огромными кружками и пьют. Потом рыгают прямо на палубу. Капитан по утрам мучается похмельем. Кричит: юнга, тащи ром. Это у нас вместо компота. Парни дерутся на ножах.
— Не клевещи, Даня. Все не так.
— Конечно не так. Не знаю, что тебе рассказать. Это работа и только — потом начал рассказ о последнем испанском корабле, о Хуане.
Максим слушал с любопытством. Раньше ему не приходило в голову, что жизнь на паруснике однообразна и тяжела.
— Романтики в нашем быте не много. Но есть и россказни моряков. Я сам еще не уверен. Говорят, есть такая вахта на судне. Это не для боязливых, — Даня замолк, посмотрел на друга. Настало время страшных сказок.
— Давай, рассказывай. Мне уже страшно. — Макс посмеивается.
— Зря смеешься. — Голос у Даньки хрипловатый, приглушенный. — Ночная вахта. С полуночи до четырех утра. Творятся страшные вещи. Матросы такую вахту называют собачьей. В эти темные часы наваливается на человека тоска. Клонит в сон. Сама тьма колышется за бортом. Часа в три ночи вода светлеет, мерцает. Зовет человека к погибели. Звуки таинственные слышны. То ли плачь, то ли песня. Кому что чудится. Над волнами тени бродят. Руки тянут, просят помочь, прийти. Матрос в дурмане влажных испарений может с собой не справиться, добровольно шагнуть за борт. Тут и смерть. А если вахта выстоит, из воды поднимается серая погибель. Идет по палубе, одеяния колышутся. Воет тоскливо, тянется к несчастным. Дотронется, ты не жилец. Смерть тебя пометила. После такого парня как подменили. Ходит сам не свой. Это его Серая погибель за собой манит. Хуже героина. За борт выбрасываются, а то и с собой кого прихватят. Или другое удумают. К такому подходить опасно.
— А лекарство какое есть?
— Одно лекарство, — Данька придумывал на ходу, — броситься на зачарованного скопом. Нож в бок. Тело зашить в черную парусину, и ровно в полночь выбросить за борт. При этом говорят: Прими слугу своего, Серая погибель. Не приходи к нам.
— Бабкины сказки, — заявил Макс, но поежился. Рассказ Дани пронял его.
После Макс признался:
— Я то же хочу быть моряком. В твой мир мне не попасть, так организую свой. Хочу проверить себя. Благо у нас про Серую погибель не говорят.
— Ты моряком? А как же бизнес? Отец тебе не разрешит.
— Я и спрашивать не буду. — Максим умел быть решительным. — Когда ты рассказал о Тортуге, мне захотелось так же. Выйти в море, а рядом — команда. Может на торговом судне или военном. Главное рядом настоящие друзья. Ты кем, Данька, хочешь стать в этом мире после школы?
— Я? — Данька задумался. — Я стану следаком. Следователем буду, прикидываться стану таким простым, преступники меня не обнаружат, а я всех на чистую воду выведу.
— У тебя получится. В тебе артист живет. — одобрил Максим.
Дэн! Вставай, Дэн, — услышал он голос капитана. Открыл глаза, Свен уже поднялся.
Дэн вскочил на ноги
— Капитан, вам помочь умыться? — Проспал, решил Данька, вот капитан и сердится.
— Можешь. Дрыхнешь тут, — потом капитан улыбнулся. — Ты уснул юнгой, а проснулся матросом.
— Я матрос? — Так просыпаются в объятьях славы. Вчера мир не знал о великом художнике, музыканте или артисте. Выглянул в окно, а там не миллион алых роз. Миллион поклонников, и у каждого по розе. Нет, по букету роз. Сладко кружится голова.
Проходит слава мирская, Даня. Любовь не длится вечно. У роз много шипов.
— Да. Я объявил об этом команде. Ты с сегодняшнего дня матрос, такой же, как они. — Радостный блеск в глазах вчерашнего юнги теплом отозвался в сердце капитана.
Сон у Дэна сразу пропал. Ему хотелось пройтись по каюте колесом, он матрос. Настоящий матрос.
— Дэн, хватит веселиться. Иди, иди на палубу. Там ребята тебя встретят. Наградят тумаками.
— За что, капитан? За что тумаками? — удивлялся Данька.
— Как за что?! Ты теперь матрос. Вот от радости они и всыплют тебе.
Даня вышел на палубу. Яркий утренний свет встретил его. Соленый ветер обнял руками. Вселенная радовалась приходу нового матроса "Скитальца". Матросы походили, хлопали по плечу. По спине. Кто-то ткнул кулаком в бок. Они поздравляли его, радовались вместе с ним. Ему хотелось обнять их всех. Он получил лучшие подарки в жизни. Подошел Сол. Руки в карманах штанов. Осмотрел бывшего юнгу с ног до головы. Отрицательно покивал гловой.
— Поздравляю, Дэн. Ты теперь матрос. Когда успел вырасти... Жалко, что я тебя раньше не утопил.
— За что топить, Сол? — Пустой вопрос. Ради шутки.
— Как? Я из-за тебя две монеты потерял. Должен Брайану отдать. За такого, как ты не жалко, но убывает. — Вынул ручищи из карманов и обнял.
Тут подкатил Брайан. Встряхнул копой рыжих волос, протянул руку к Солу, скаля зубы в усмешке.
— Гони монеты!! — Торжествующе посмотрел по сторонам. Монеты — ерунда, главное — победа, выигрыш. Сол не в накладе. На спор его толкает не желание выиграть, а азарт. Лихорадка спора.
Сол порылся в карманах и протянул Брайану деньги.
— Бери, выпей за здоровье нашего матроса.
Сол хитро смотрел на Дэна и продолжал:
— Теперь ты вместе с нами в бой пойдешь. Хватит сидеть в каюте. Или струсишь? Испугаешься. Забьешься в угол, чтоб тебя не увидели.
— Нет, я то же пойду в бой. Только вначале я приложил бы кулак к твоей роже, что б ты не нес чепухи.
— Ладно тебе. Доживем до боя и там посмотрим. Можно пари заключить, — Сол радостно улыбался. Говорил он без зла. Ему, по обыкновению, хотелось кого-то завести. Характер у него такой вредный. Это знали все, не обращали внимания. И спорил сейчас Сол, понимая, что шансов на выигрыш нет. Из простого упрямства.
— Что, Брайан, пари на две монеты? Глядишь, я отыграюсь. — Сол шмыгнул носом и гордо задрал голову.
— Давай, мне твои деньги пригодятся.
Вызов принят. На борту еще долго будут обсуждать пари, Солу повод покрасоваться.
Проснувшись в своей комнате, Данька оделся и быстро побежал на кухню с криками: Мама! Мама!
Чайник на плите закипел. Шляпа — крышка приподнялась и забренчала, приветствуя матроса.
— Даня, что случилось? Ты все сейчас перевернешь, — говорила мать.
Даня прыгал возле стола, махал руками. Схватил со стола бутерброд.
— Я теперь матрос, мама. Капитан назначил меня матросом!
— Матрос? Даня, поздравляю. Молодец, сынок, — Мария Петровна обняла сына.
Данька пил кофе, а мать смотрела на него и грустно улыбалась. Как рано взрослеют сыновья.
Идя в школу рядом с Максимом, он решил пока не рассказывать о случившемся на корабле другу. После уроков рассказать, так интереснее. Максим и не приметил особого возбуждения Даньки. Он был озабочен предстоящей контрольной по математике.
— Боюсь я чего-то. Ведь Афанасий восемь на семь, так они называли своего старого учителя математики, опять какую особо сложную задачу откопал.
Они люби этого старичка. Иногда передразнивали его манеру говорить, подсмеивались. Он был строг и давал сложные задания. Они рассказывали детский стишок о своем учителе: Дано, Афанасий лезет в окно, допустим, что мы его не пустим, требуется доказать, как он будет вылезать.
— Не трусь, Макс, как-нибудь, решим. — Математику Данька считал самым простым предметом. Решить задачу — труд не велик.
— А ты мне поможешь? — Максим не плохо решал задачки, но иногда паниковал. Не хватало внутренней уверенности.
— Помогу, куда я денусь. Паниковать не будешь, решишь без моей помощи.
Контрольную они написали. Чувствовали, что написали хорошо. Правда, Макс пару раз толкнул локтем друга, загляни в мою тетрадь, прав ли я. Шли домой в приподнятом настроении. Желтые осенние листья падали под ноги. Откуда-то несло дымом сжигаемой травы и подгнивших листьев. Дни безмятежной осени.
Над головой по осеннему прозрачное небо. В грязных разводах асфальт. Даня предложил:
— Пройдем ко мне. Купим торт и отметим, — говорить дальше не стал, подольше хотел сохранить интригу. Гордость распирала, но он крепился.
— Что отметим? Контрольную? — Максим крутанулся вокруг своей оси, полное удовольствие от жизни.
— Не только это. У меня есть еще одна новость, — Данька говорил полушепотом. Пусть Макс попробует разгадать его тайну.
— Говори, колись, темнила. — Требовал друг.
— Нет. Вот придем, тогда. Зайдем, купим торт. Я люблю, когда масла побольше. Побольше крема.
Они оба любили такие торты. Устроились на кухне, разрезали торт. Налили в чашки кофе. Крепкий, Даня пил без сахара.
— Говори теперь, Даня. А то не стану есть торт, — угроза, которую не исполнит. Пусть луна упадет, но после. Пусть замолчат пушки, лишатся дара речи музы, Максим занят тортиком.
— Там, на Тортуге меня произвели в матросы, — Данька поднялся на ноги. Встал по стойке смирно. Готов к навешиванию орденов на грудь.
— В матрасы? Тебе присвоили очередное воинское звание? — Очередной кусок торта отправлен в рот.
— Да. Я теперь полный матрос, — полные Георгиевские кавалеры были, отчего не быть полным матросам. Пусть он один такой, но полный.
— Здорово. А как это было? — тут Максим вляпался рукавом рубашки в крем.
Они оттирали жирный крем с рубашки. Потом Макс снова стал допытываться.
— Как тебя посвящали в матросы? Какой обряд? Общее построение, и тебе вручили погоны, — пытался угадать, как происходит такое важное событие. Может из пушек палят.
-Какие погоны? Там нет ничего подобного. Капитан мне утром сообщил, что команде объявлено, я — матрос. Вышел на палубу, а они меня тумаками. — Даня смеялся, вспоминая радостные лица друзей.
— Вот скоты. Чего они?— возмутился Максим.
— Нет. Они от радости за меня. Легонько, в шутку. Они так радовались.
— Хорошо, ты теперь у нас матрос. Ты не подведешь наш мир, я знаю.
На корабле обязанности у Даньки оставались те же. Только теперь он имел право носить шпагу. Первое время он цеплял ее, когда надо и не надо. Все посмеивались. Потом Дэн отказался от этого. Неудобно работать, когда шпага болтается на боку. Он ждал, что появится испанский корабль. Ему хотелось проявить себя. Волновался, как школьник перед выпускным экзаменом. Выдержать бы этот экзамен. Он боялся не самого боя. Он боялся, что испугается. Или ребята заподозрят его в трусости. Будут смеяться. Он не трус. Он докажет. И вот они увидели испанский корабль. Погоня. Они догоняют. Даньке не терпится. Он мечется по палубе. Заскочил в каюту. Капитан сидит и читает книгу.
Как это возможно, в такой момент читать!
— Капитан, там испанский корабль. Мы его вот-вот догоним! — Дэн стоял посреди каюты и ждал, сейчас Свен возьмет шлагу, и они выйдут на палубу.
Капитан спросил, на мгновение, подняв взгляд на матроса:
— Старпом Колин на капитанском мостике? — Перелистнул страницу. Полное равнодушие. Так можно проспать битву.
— Да. Он там. — А ты, капитан, расселся и не можешь оторваться от книжонки.
— Тогда нет повода для беспокойства. Мы догоним испанца. Все в порядке.
Данька не выдержал. Снова выскочил на палубу. Как в такой момент сидеть и читать. Он не капитан, а бог знает что. Испанец близко. Грохочут пушки. Наконец, на палубу вышел капитан Свен. Одет, как настоящий франт. Шпага, белая рубашка. Черные волосы развеваются на ветру. Данька про себя передразнил Свена.
Свен отложил книгу. Время пришло. Бросил взгляд на свое отражение в зеркале. Не плохо выглядишь, старик. Апостол Петр не погнушается таким гостем. Но ты ему не пара. Компания Люцифера подходит больше. По стаканчику рома, Люцик? И выкурим по трубке табака. В какой-то миг вера в свою звезду затмевает разум. Минутное умопомрачение. Свен видит, как летит в бой. Перед ним игрушечные солдатики. "Махни, махни шпажонкой, — говорит капитан одному из троих солдат, бросившихся на него. — Расстарайся, родной".
